Текст книги "Дорога к дому"
Автор книги: Лесли Локко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
– Едем отдыхать? – все не уставал спрашивать Питер. – А где папа?
Сердце Мадлен щемило от боли. Она только проводила рукой по его волосам и произносила слова утешения. Папа приедет попозже. Это все, что она могла тогда придумать.
Конечно же, поначалу Майя осуждала ее. Сидя на маленькой кухне вечером, когда они приехали, Мадлен пыталась сбивчиво объяснить матери, что же конкретно ее не устраивало в собственном браке, и почему она, как назвала ее поступок мать, сбежала. Это было нелегко. Но, когда она закончила свой рассказ и подняла глаза, полные слез, на Майю, та медленно кивала.
– Мне этого мало, – с жаром сказала Мадлен. – Я так больше не могу. Такая жизнь не по мне. Все… все слишком просто.
– Ты права. Нам всем казалось, что мы хотим именно этого, – тихо согласилась Майя. – Спокойной жизни. Но она не для таких, как мы. – С этими словами она тяжело поднялась из-за стола.
Мадлен хотелось что-то сказать. Она видела, что Майя неправильно ее поняла. Майя была убеждена, что для них, иммигрантов, ничто и никогда уже не будет просто. Но сейчас для Мадлен было важнее то, что мать спокойно отнеслась к ее решению. Это было намного важнее всякого понимания. Она проглотила готовые было сорваться с губ слова и попыталась улыбнуться.
Потом все пошло своим чередом. Ей хватило денег на небольшую квартирку для нее и Питера, располагавшуюся на полпути от старого семейного дома Амбер до квартиры родителей в Кенсал-Райз. По правде сказать, жилище было совсем крошечным, им двоим едва хватало места, но все равно это место она могла гордо именовать своим домом. В нем было тепло и уютно. Через несколько недель даже Питер решил, что новое пристанище почти не уступает прежнему, где они жили с папой. А теперь он отправится туда погостить на Рождество. Потом подвернулась работа в хирургическом отделении Больницы Гая, а Майя великодушно взяла на себя роль няни для Питера. В августе Мадлен уже начало казаться, что она никогда не покидала Лондон.
Джеймс согласился на, как он это называл, шестимесячный испытательный срок. А на Рождество они все вместе встретятся в Женеве и подумают, как быть дальше. По телефону Мадлен не стала ему ничего говорить, но про себя подумала, что все кончено. Все окружающие, даже медсестры на дежурстве, думали, что ее личной жизни пришел конец. Кто позарится на разведенную тридцативосьмилетнюю женщину с ребенком? А Мадлен просто качала головой и смеялась над их озабоченностью. Личная жизнь пока не входила в ее планы. Ей нравилось ощущать свободу и самой управлять собственной жизнью, в которой хватало место для заботы только об одном мужчине – собственном сыне.
– Следующая остановка «Мост Вестминстер»! – выкрикнул кондуктор, рывком возвращая ее к реальности. Она положила блокнот в сумку и поднялась с места. Откуда-то сзади Биг-Бен чеканил девять часов.
Коллеги по хирургическому отделению были очень добры к ней и никогда не заставляли мать-одиночку работать в ночную смену или с раннего утра, если в том не было острой необходимости. Она спустилась вниз и выскочила из автобуса, скользнув взглядом по исчезающей за махиной моста лентой реки.
103
– Бекки! – кто-то окликнул ее по имени. Она обернулась к мужчине, который позвал ее, и замерла в нерешительности. Где-то она его уже видела… Мгновенное оцепенение прошло с радостным вздохом узнавания.
– Годсон! – Сумка чуть не выпала из ее рук. – Какого..? Как..? Что ты здесь делаешь? – Она схватила его за руку.
– Бекки! Я здесь уже полгода. Все не знал, как тебя разыскать. В телефонном справочнике так много Олдриджей… Боже мой! – С его лица не сходила радостная улыбка.
Бекки смотрела на него во все глаза.
– Твои волосы… что случилось? Ты их остриг?
Он инстинктивно провел рукой по короткому ежику.
– Да, нужно было получить визу, и вообще. Как же я рад тебя видеть! Где ты сейчас? Чем занимаешься?
– Да ничем, в общем-то. Слушай, давай выпьем кофе, тут за углом есть кафе. Или ты занят? Ты приехал с семьей?
Он быстро отвел взгляд.
– Нет, я тут один. Остановился у брата. Помнишь, он экономист?
– Конечно, помню. Ну так что, зайдем куда-нибудь?
– Дело в том… у меня через полчаса собеседование. Как раз туда я направляюсь. Скажи, как мне тебя найти?
– Довольно просто, я живу у родителей… вот, я запишу адрес. Ты ведь позвонишь, правда?
– Да, обещаю. Сегодня же вечером. Эх, как же здорово, что мы встретились! – Он стоял и улыбался. Бекки не удержалась и прыснула со смеху. Так непривычно было видеть его без африканских косичек, подстриженного, как барашек.
– Удивительно! – сказала она, закидывая сумку на плечо и передавая ему номер телефона. – Поверить не могу!
– Что же, мне пора бежать. Позвоню тебе позже, хорошо? – Он торопливо обнял ее, быстро зашагал прочь и исчез, лавируя в толпе на Ковент-сквер. Бекки смотрела ему вслед, в то время как в голове у нее одна мысль стремительно сменялась другой. Годсон… Она думала, что больше никогда его не увидит. Слишком много усилий было приложено для того, чтобы похоронить в памяти все, связанное с Хараре. Она делала это постепенно: вернулась домой, обратилась к психотерапевту, оставила все в прошлом. Единственное, с чем она не разобралась по возвращении, так это с собственной жизнью и планами на будущее. После успехов, которых они добились, после живой, кипучей деятельности в «Делюксе» работа личным помощником или секретаршей не вызывала у нее никаких эмоций. Но это было все, на что она могла здесь рассчитывать. Правда, ее достижения, казавшиеся ей в Зимбабве такими существенными и значимыми, в Лондоне оставляли всех равнодушными. Как вы сказали, галерея? Где? Что за глухомань?Вскоре ей стало понятно, что в ее отсутствие мир искусства в географическом смысле не стал шире. Ее недолгая деятельность в северо-западном Лондоне воспринималась всеми как высшая точка ее карьеры. Несмотря на то что все знали об увольнении. К тому же ей не удалось даже дослужиться до помощника-куратора. Поэтому она оставила надежды пойти на «нормальную» работу и просто стала добывать деньги, чтобы сводить концы с концами.
Получалось не всегда. Жить с родителями в тридцать четыре года довольно непросто, и по мере того, как ей исполнялось тридцать пять и тридцать шесть, она уже почти отчаялась привести свою жизнь в порядок. Амбер, как и всегда, великодушно разрешила ей пользоваться квартирой, которую они с Танде купили в Холланд-парке, неподалеку от старого дома, где жил Киеран. Но сейчас они и сами жили там. Амбер проводила в Лондоне столько же времени, сколько и в Бамако. Это совсем не то, что иметь собственное жилье. Но стоимость аренды в Лондоне была слишком высокой, а за четыре года Бекки так и не смогла найти постоянной работы, поэтому казалось целесообразным оставаться в родительском доме, пока не подвернется более подходящий вариант.
Ее возвращение домой выбило маму из колеи. Бекки так до конца и не рассказала все подробности того кошмара, что ей довелось испытать. Никогда она не упоминала, что нападавших было трое, и что длилось все несколько часов, а не пару минут. Незачем было лишний раз их волновать.
Она повернулась и медленно пошла по Флорал-стрит по направлению к станции метро. Она словно заново родилась, нервные окончания приятно пульсировали электричеством. Годсон здесь, в Лондоне. Уму непостижимо. Она вспомнила себя прежнюю, самоуверенную и полную жизни, готовую рисковать. Пропасть, пролегающая между Бекки, покинувшей Британию, и Бекки, какой она была сейчас, вернувшейся домой с поражением, начала на глазах сужаться. Впервые за четыре года ей в голову пришла идея, способная вытащить ее с обочины жизни. Затерявшись в толпе, она шла улыбаясь.
На следующий день они встретились, чтобы выпить кофе. Бекки сидела и молча слушала, что происходило с Годсоном после ее отъезда. «Делюкс» для него также значил очень многое. Он закрыл галерею, распродал то немногое, что осталось после погрома, и старался найти способ выполнить финансовые обязательства. Не так чтобы успешно, досадно ухмыльнулся он. Индиец, владелец магазина, угрожал ему чуть ли не физической расправой, но весть о том, что произошло с английской девушкой, быстро разнеслась по округе, и люди стали его избегать, подозревая, что он приложил к этому руку. Мистер Ахмед, владелец, оставил попытки выбить из него недостачу за два года. Вскоре Годсон оказался без работы. Только на этот раз с серьезными запросами, которые диктовал привычный для него образ жизни. Держать завышенную планку на уровне молодой человек оказался не в состоянии.
За последующие несколько лет он переменил множество профессий. Все его попытки узнать, что сталось с ней, оказались безуспешны. Однажды утром, почти два года спустя, он повстречал ее подругу, Надеж. Да, у Бекки все хорошо, сообщила она. Нет, она не вернется. В Зимбабве она потерпела неудачу. Чем раньше все забудут о ней, тем лучше. Брови Бекки негодующе приподнялись.
– Да откуда она знает? Я же с тех пор с ней не разговаривала. Как она посмела?
– Ну, она поступала так, как считала правильным. Были и такие, кто считал, будто тебе… нам… не следовало приниматься за это дело вовсе. Я про галерею в целом. Некоторые посчитали, что ты получила по заслугам. Забавно… в итоге мы пробудили в людях их худшие качества.
Бекки медленно кивнула.
– А что же заставило тебя приехать сюда?
– Дома проблемы. Полный бардак. Я просто не выдержал. Аделаида забрала детей к матери, в деревню. Мне стало очень одиноко. А потом мне написал Джонсон, мой брат… оказывается, у нас есть родственник, который работает в Британском консульстве, и он может оформить мне документы. Это влетело в копеечку, но зато теперь я здесь. Работаю то здесь, то там… правда, без разрешения. Зато работы вокруг хватает. А часть денег я отсылаю домой. Вот так вот жизнь повернулась.
– А что за работа?
– Ох, да всякая… Все что угодно. Убираю, мою машины, строю. Мне без разницы.
– Ах, Годсон. Как это не похоже на… былые времена. – Она беспомощно уставилась в свою чашку.
– Да, знаю. Но такова жизнь, Бекки. Иногда ты сверху, иногда – нет.
– Мне часто кажется, что все это мне приснилось.
– А ты чем занимаешься? У тебя новая галерея?
– Шутишь? Я секретарша. Это в лучшем случае. Обычно я просто готовлю чай. – У нее вырвался короткий смешок. – Работаю сейчас на одного инвестора. Уже целых шесть недель, это для меня рекорд.
– Как же так? А я думал… Я был уверен, что ты подыщешь себе другую галерею или магазин. Мне всегда представлялось, что в Лондоне у тебя дела пошли в гору. Что случилось?
– Не знаю. Наверное, потеряла уверенность в себе. Вернувшись, я не нашла ничего, что хоть как-то напоминало бы нашу деятельность. А мне нужно зарабатывать деньги. Не могу же я вечно сидеть на шее у родителей. Достаточно и того, что я у них живу.
Он кивнул.
– Да, я понимаю.
– С трудом верится, да?
– Что поделать, такова жизнь. Но скоро подвернется что-нибудь стоящее.
– Неужели? Я тоже раньше так думала. Теперь уже не надеюсь. Все, что у меня было в жизни хорошего, я устраивала сама. Никогда ничто не подворачивалось просто так, ни с того ни с сего.
– Ну, так… почему бы тебе снова не устроить что-нибудь? Самой?
Наступило неожиданное молчание. Бекки подняла глаза, словно что-то обдумывая. Уголки ее губ изогнулись в улыбке.
– Знаешь, как раз об этом я и думала с тех пор, как мы вчера столкнулись на улице. Целые сутки, и только об этом. – Она снова принялась исследовать содержимое своей чашки. – А ты?
– Что я?
– Готов снова этим заняться?
– Хм, Бекки, послушай… на этот раз все по-другому. Я здесь никого не знаю. Я, в конце концов, вообще вне закона.
– Ну, это не проблема. Нет, я серьезно. Не могу думать ни о чем другом.
– Но где мы возьмем деньги? В смысле… где, как, когда? Это невозможно.
– Вовсе нет. Я знаю, у кого можно заручиться необходимой поддержкой. Ты только скажи, готов ли ты помогать мне. Снова. – Глаза Бекки словно излучали свет. Годсон откинулся на стуле и посмотрел на нее. Восхищение, промелькнувшее в этом взгляде, не укрылось от нее. Почти четыре года она ждала такого вот взгляда. Теперь она вновь ощущала уверенность в собственных силах и готовность действовать.
– Ох, Бекки… звучит заманчиво. Ну… а с чего мы начнем? – Она его купила. Это было видно. Он вновь придвинулся к столу. – А ты не шутишь? Лучше так не шутить…
– Клянусь, нет! Не знаю, где я только раньше была. Жила здесь, как будто во сне. Ведь все так просто. У нас получится, Годсон. Получилось раз, получится и второй. О боже… я знала, что наша с тобой встреча вовсе не случайна. В ней был особый смысл.
Она вскочила, одним махом допила кофе и схватила свою сумку.
– Пойдем, пора приниматься за дело. Вот что нам нужно…
Она направилась к Амбер. Как и прежде, в арсенале у нее был четко расписанный бизнес-план: выверенные расчеты; фотографии местности и строений; предполагаемый оборот средств; график издержек… Ни одна деталь не была упущена. Амбер быстро переводила взгляд с расчетов на Бекки. Они сидели в кабинете Амбер в Монтегю-Плейс, там, где раньше работал Макс. Солнечный свет проникал внутрь через тяжелые занавески из дамаста, которые помнили прежнего хозяина. Амбер решила ничего не менять в интерьере комнаты, хранившей деловой настрой Макса.
– Ты уверена? – спросила Амбер, потянувшись в ящик стола. Бекки увидела, что она достала оттуда чековую книжку.
Глубоко вздохнув, она ответила:
– Уверена как никогда. Все сейчас в моих руках.
– В таком случае, я согласна, – спокойно сказала Амбер и начала заполнять чек. Бекки молча наблюдала за ней.
– Спасибо, – сказала она, когда Амбер передала ей бумажку. – Не могу выразить, насколько я тебе благодарна. Я все верну, Амбер… надеюсь, ты понимаешь.
Амбер улыбнулась и покачала головой.
– Я не хочу, чтобы ты их возвращала. Это подарок. Так учил меня Макс. Не одалживай деньги друзьям. Если можешь, дай их. Когда галерея начнет работать в полную силу, подарите нам какую-нибудь картину.
Когда Бекки складывала чек, простую бумажку, имеющую огромное значение, на глазах у нее навернулись слезы.
– Большое спасибо, Амбер.
– Пожалуйста.
104
От одной мысли о том, чтобы сидеть за отцовским столом напротив сестры и выпрашивать у нее деньги и место, где жить, Паоле становилось дурно. Франческа, давно привыкшая идти на компромиссы с ущемленным самолюбием, не выражала особого сочувствия.
– У тебя есть дочь, Паола. Это самое главное. Ты должна быть готова пойти на все, чтобы обеспечить будущее Алессандры. И точка. – С этими словами она подтолкнула на другой конец стола коробку с бумажными салфетками и выжидательно уставилась на дочь. Меньше всего ей хотелось, чтобы Паола и внучка – ведь она уже бабушка! – на несколько месяцев сели ей на шею. Она все никак не могла понять, каким образом Паола ухитрилась так погореть. Неужели она не знала, что ее муж бесплоден? Неужели?
– Не могу, мама, – плачущим голосом протянула Паола, комкая пальцами салфетку.
– Сможешь. Вытри слезы. В чем ты поедешь в Лондон? – Франческа оставалась уравновешенной и думала о насущных проблемах. – Что-нибудь недорогое, да? – Паола вздохнула и посмотрела в сторону. Она отказывалась верить, что спустя восемь лет оказалась там же, где и начинала свой путь. Она вышла за Отто именно потому, что больше никогда не хотела ни о чем просить Амбер. И теперь все приходилось начинать сначала. Только теперь в поддержке нуждалась и ее маленькая дочка.
Новый водопад слез отчаяния окропил ее щеки. А от матери никакой поддержки. По правде говоря, грубоватые нотки в ее голосе послышались Паоле еще по телефону, когда она звонила из Мюнхена, чтобы предупредить о завтрашних разоблачающих заголовках. Но нескончаемые лекции о том, какой глупой она была и какой трудной станет теперь ее жизнь, – совсем не то, в чем нуждалась сейчас Паола. Ей требовалась поддержка и доброта. Кто-то, кто мог бы на время позаботиться об Алессандре. Но Франческа оказалась не из сердобольных бабушек. Эта роль ей претила.
– Как насчет темного костюма от Армани, который ты купила в прошлом году? Он практичный, скромный… ничего лишнего.
Паола уставилась на мать, не веря своим ушам. Как может она рассуждать о шмотках, когда жизнь ее дочери готова развалиться на части?
– Да, ничего так, – отмахнулась она.
Франческа нахмурилась.
– Паола, – сердито заговорила она. – Вовсе необязательно…
– Боже, мама! Ну не могу я сейчас думать о таких пустяках! Неужели непонятно? Моя жизнь рушится на глазах!
– И по чьей же вине? – тут же парировала Франческа. – Неужели я тебя ничему не учила?
– Да ничему ты меня не учила! – закричала Паола, вскакивая с места. Она оттолкнула от себя коробку с салфетками. – Ничему!Слышишь меня? Ты даже не смогла женить на себе Макса, а еще пытаешься рассказывать мне, как…
– Паола! – воскликнула Франческа. – Довольно!
– Черт возьми, ты права! Довольно! – с этими словами она выбежала из комнаты, с силой хлопнув дверью.
Франческа замерла на месте; на щеках у нее искрился румянец. В квартире раздался надрывистый плач Алессандры. Дрожащей рукой женщина потянулась за сигаретами. Да как Паола смеет так с ней разговаривать?
Оказавшись в своей старой комнате, все с тем же стеганым покрывалом, симпатичным туалетным столиком и кружевными занавесками, Паола рухнула на кровать, как и двадцать лет назад, и принялась от злости колотить сжатыми кулаками одеяло. Но на этот раз плач ее ребенка, доносившийся из соседней комнаты, заставил ее сесть, поправить прическу и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. После она отправилась утешать малышку. Теперь ей нужно было думать о маленьком создании, намного больше ее нуждавшемся в защите и опеке. Она бросилась к Алессандре, на ходу проклиная себя за то, что так сильно хлопнула дверью и разбудила ее. Девочка росла беспокойной и чувствительной. Это, вне всякого сомнения, явилось результатом хаоса, творившегося в последний год в жизни Паолы. Она подхватила дочку на руки и принялась ее укачивать, а в голове ее пронеслась мысль, что действительно другого выхода нет. Она скорее умрет, чем обречет Алессандру на страдания. А в ее нынешней ситуации, без денег, без дома и без средств к существованию, оставалось только умело разыграть роль бедной родственницы перед Амбер. Черный костюм от Армани. Надо будет попросить Франческу достать его.
Амбер молча смотрела на сестру, их разделяла благородно сияющая поверхность стола из вишневого дерева, отделанного кожей. С последней встречи прошло почти четыре года. Время обошлось с Паолой жестоко. Кожу вокруг глаз и губ испещрили мелкие морщинки, а вульгарный макияж, совсем ей не подходящий, едва скрывал маленькие прыщики. Такие прыщи Амбер сумела в упорной борьбе одолеть еще в подростковом возрасте. Амбер подумала, что это Франческа постаралась так разукрасить свою дочь. Получилось нечто среднее между холодной разведенной особой и деловой женщиной. Ни то, ни другое не шло ее сестре. Паола впервые предстала перед ней без золотисто-оливковых теней, извечных спутниц ее жизни. В облике Паолы неизменно присутствовал блеск денег. Всегда загорелая, стройная, хорошо одетая, чуть скучающая. Амбер вспомнила ожерелье, которое сестра носила в течение нескольких месяцев. Слово «богатая» было выведено сплетением золотых нитей, украшенных бриллиантами. Ну, это на случай, если кто и так не понимал. В один из уик-эндов на вилле «Каса Белла» Макс сорвал украшение с ее шеи и выбросил с холма. Но то было давно. Женщина, сидящая перед ней сейчас, была болезненно бледной, на лице ее застыло потерянное выражение. Что бы с ней ни происходило в последние несколько месяцев, бесследно это не прошло. Амбер выпрямилась на стуле и подалась вперед, открывая лежащую перед ней папку.
– Послушай, Паола, понимаю, что для тебя это нелегко, и мне не хотелось бы усугублять ситуацию… суммы кажутся мне не вполне обоснованными. То есть двадцать тысяч фунтов в месяц? Да люди столько и в год не зарабатывают.
– Но у меня есть ребенок, – упрямо возразила Паола.
– А у меня трое. Так вот, могу тебе сказать, что двадцать тысяч фунтов в месяц я на них не трачу.
– У тебя есть муж, – медленно проговорила Паола. – А я совсем одна.
– Понимаю. Но такую сумму я выделить не могу. Пять тысяч будут более уместны. И то это довольно щедро.
– Ты говоришь о щедрости? – Паола повысила голос.
Амбер вздохнула. Они провели в одной комнате всего полчаса, а атмосфера уже стала накаляться.
– Паола, я отдаю тебе виллу «Каса Белла». Просто так. Конечно, будут наложены обычные ограничения. Тебе не будет позволено ее продавать, а любая модернизация будет проводиться только с согласия совета…
– А кто заседает в совете? Ты?
– И я в том числе. – Амбер не позволила ей втянуть себя в пустой спор. Она изо всех сил старалась соблюдать спокойствие, но где-то внутри нее зарождалась буря. Она и забыла, как сложно общаться с несносной Паолой.
– Тогда десять тысяч, – угрюмо настаивала Паола.
– Я только что сказала, что выделю тебе месячное содержание в пять тысяч фунтов, из которых ты сама будешь платить налоги, отчисления в пенсионный фонд, а также по любым другим счетам, какие сочтешь нужным. Образование Алессандры будет оплачено из денег трастового фонда. Она унаследует крупные суммы в свои восемнадцатый и двадцать первый дни рождения, как и мои собственные дети. Это честно, Паола. Вполне честно. Это даже больше, чем я получаю в месяц, притом что я деньги зарабатываю.
– Ну, конечно, умная маленькая Амбер зарабатывает деньги. И я бы могла их зарабатывать, да вот только все считали, что у меня на это не хватит мозгов.
– Паола, это полная чушь, и ты об этом знаешь. – Терпение Амбер подходило к концу.
– Вот и нет! Макс все время считал, что умная у нас ты. Тебя всегда посылали в лучшие школы… а менясплавляли на виллу «Каса Белла». Никто даже ни разу не проверил мое домашнее задание, не спросил, как дела в школе. – На щеках Паолы появились пунцовые пятна. Каким бы абсурдным ни было это заявление, было ясно, что она сама верит в то, что говорит.
Амбер покачала головой.
– Ты все перепутала. Это тывсегда была красавицей. Ты сама проявляла интерес к парням и красивым тряпкам, а не к учебникам. Это ты видела Макса по выходным. С нами он не общался. – Наконец терпение Амбер лопнуло.
– Чушь собачья! – Паола вскочила на ноги и с высоты своего роста яростно смотрела на Амбер. – Как всегда, ты думаешь, что знаешь все лучше всех! Да как ты смеешь рассказывать, каково мне жилось? Да ты обо мне вообще ни черта не знаешь!
– А ты обо мне и того меньше! – вскричала Амбер, отталкивая стул и тоже поднимаясь на ноги. Обеими руками она оперлась о стол. – Какая же ты эгоистка, Паола. И всегда была такой. Всегда берешь, что хочешь, когда хочешь. Да тебе на всех наплевать…
– Это мне-то наплевать? На себя посмотри! Сосредоточилась только на себе и не видишь, что происходит у тебя под носом. А ты знаешь, что Киеран тебя ненавидит? Знаешь? – Амбер побледнела от злости. – Всю жизнь ты ела с руки у Макса, не давая никому приблизиться к нему. Так важно для тебя было находиться в центре внимания. А теперь ты рассказываешь мнео том, какая я эгоистка?
– Прекрати, – голос Амбер звучал очень тихо. – Немедленно.
– Почему же? Правда глаза режет? Тяжко приходится? А еще все время корчила из себя эдакую журналистку, рыскающую в поисках правды. Да ты ее и вблизи не увидишь, маленькая коварная сучка.
– Пошла вон. – Амбер подняла голову, устремив негодующий взгляд на сестру. – Вон из моего кабинета.
– Да это и не твой кабинет. Это кабинет Макса, понятно? Макса, а не твой. – Паола уже сорвалась на крик. Амбер расслышала, как за дверью скрипнул стул ее секретарши Дженис. Наверное, та сейчас в недоумении стоит под дверью, не понимая, что вообще происходит.
– Это мойкабинет, Паола. Это меняты пришла умолять дать тебе денег, ведь так? Тыпришла ко мне.А теперь убирайся, пока я не передумала и не отправила тебя обратно в Рим без гроша.
– Да уж. Ты всегда была смелой. Так вот, можешь забрать свои гребаные деньги и идти с ними к черту, Амбер. Алессандра тоже внучка Макса, могу тебе напомнить. Посмотрим, что по этому поводу скажут адвокаты.
Паола схватила свою сумку и отправилась восвояси, по дороге чуть не сбив Дженис с ног и с такой силой захлопнув входную дверь, что от удара опрокинулась и разбилась ваза с цветами. Дверь в кабинет Амбер она оставила открытой, и через проем та могла видеть ошеломленную Дженис. Такие жаркие споры никогда не велись в корпорации «Сэлл». Амбер жестом попросила Дженис закрыть дверь и оставить ее в покое на какое-то время. Сильно же они поругались с сестрой. Такого раньше не случалось. Амбер всячески старалась избегать открытого противостояния, и понятно почему. Да Паола просто с ума сошла. Как она посмела обвинить ее в эгоизме? Она предоставила ей кров в одном из самых прекрасных уголков земли, дала ей ежемесячное содержание, гарантировала прекрасное образование для ее дочери… В этом, по ее мнению, заключался эгоизм Амбер? Неслыханно.
– Хм, вы в порядке, миссис Ндяи? – Дженис осторожно просунула голову в приоткрытую дверь. Амбер утвердительно кивнула.
– Да, все в порядке. Пожалуйста, вызовите Клайва. Скажите, что я отправлюсь домой минут через десять.
Дженис сочувственно кивнула и прикрыла дверь. Амбер припудрила щеки и села на диван. С небольшого столика из рамки с фотографией на нее остановившимися невидящими глазами взирал Макс. Смотри, что ты на меня оставил,обратилась она к безмолвному черно-белому снимку. Ей нужно было понять, что делать дальше. Он поручил все ей, и доверие нужно было оправдать. Вновь на своих плечах она почувствовала бремя его наследия. Слова Паолы задели ее за живое, как бы это ни было неприятно признавать. Почему же Киеран ненавидит ее? Явились воспоминания детства. Она уже не могла припомнить, когда все решили, что Киеран слабее ее. Похоже, так было всегда. Каждый раз, когда Анджела с Максом ссорились, плакал именно он. После таких эпизодов его всегда нужно было успокаивать. Она,напротив, всегда была сильной. Что там говорила Паола? Мол, она все время тянула одеяло на себя. Неправда! Киерану никогда не хотелось быть в центре внимания, он был для этого слишком ленив. Это говорили все, включая его самого. Это даже стало семейной шуткой: у Амбер получалось все, а у Киерана не получалось ничего.
Она осторожно поставила рамку с фотографией и откинулась на подушки. Амбер готова была расплакаться. Паола, сама того не подозревая, ударила ниже пояса. Возможно даже, она была права. На протяжении долгих лет Амбер прилагала усилия за двоих, не оставляя ему шанса вырасти сильным. Каждый раз в своих попытках угодить Максу она заходила очень далеко, словно старалась загладить разочарования, которые приносили неудачи Киерана. Неудивительно, что он ненавидел ее. С его точки зрения, она не была предприимчивой и рассудительной маленькой сестренкой, какой казалась сама себе. Скорее наоборот, в ней он видел эгоистичную соперницу, в точности как сказала Паола. Неожиданно подступили слезы. Ей было очень стыдно за все промахи Киерана: за ночной клуб, за роман с Паолой. Она обхватила голову руками и заплакала, жалея себя и Киерана. Как же ей теперь наладить отношения? Как начать разговор после стольких лет молчания?
В дверь снова вежливо постучали. Это была Дженис. Клайв ждал за дверью. Помощница не произнесла ни слова, а только поставила на стол коробку с бумажными салфетками, после чего удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Я до сих пор не могу прийти в себя, – сказала Амбер тем же вечером Танде по телефону. Ей нужно было рассказать ему о том, что произошло сегодня днем, хоть он был и не самым лучшим слушателем. На другом конце провода послышался вздох. Его терпение по отношению к Киерану и Паоле кончалось сразу же после знакомства с ними. Он никак не мог понять, как эти двое могли родиться от Макса.
– Ничего, все образуется. Как дети? – Его голос звучал напряженно.
– Нормально. Сейчас, надеюсь, спят. У тебя все в порядке?
– Да, просто устал. Сегодня был тяжелый день. Неприятности во дворце. Не могу сейчас рассказать.
– Почему? В чем дело? – Амбер заволновалась. Он очень осторожно подбирал слова, и это было на него не похоже. Внезапно события сегодняшнего утра показались ей далеким прошлым. Невероятной глупостью.
– Ни в чем. Я лучше пойду… Говорю из кабинета. Доберусь до дома и снова наберу тебе, ладно?
– Хорошо, только не забудь. В последнее время до тебя невозможно дозвониться.
– Знаю. – Он положил трубку. Амбер сидела на краешке кровати, закусив губу. Ну и денек. Долго же она будет приходить в себя. Интересно, куда делась Паола. Наверное, вернулась в Рим. Вне всякого сомнения, она или ее адвокаты непременно дадут о себе знать в ближайшие дни. Но больше ее волновала предстоящая встреча с Киераном.
Амбер откинулась на подушку и раскрыла книгу. Накопившаяся усталость дала о себе знать, и уже через минуту строчки стали сливаться, а смысл написанного ускользать. Отложив книгу, она поудобнее устроилась на перине и вскоре заснула.
Что же ее разбудило? Телефон? Рывком усевшись на постели, она стала осматриваться. Горела небольшая лампа, а радио что-то тихо шипело. Судя по тому, что она была полностью одета, ее сморило в сон за чтением. Она бросила взгляд на телефонный аппарат. Звонил ли он? Наручные часы показывали почти четыре утра. Значит, в Бамако было пять. Она сняла трубку и набрала номер. Номер, который вы набрали, сейчас недоступен. Попробуйте перезвонить позднее…
Дозвониться в Бамако становилось все труднее и труднее. Опустив ноги с кровати, Амбер замерла в нерешительности – не заглянуть ли к детям. Лия спала очень чутко и наверняка бы проснулась. Она протянула руку и принялась крутить тумблер настройки на приемнике, пока не наткнулась на «Радио Франция». Ей нравилось слушать эту волну, напоминавшую ей о доме. Знакомая заставка новостей часа нарушила ее мысли. Она сделала звук погромче. «Доброй ночи, в эфире парижское „Радио Франция“. Новости на четыре утра. Сегодня несколько часов назад произошел государственный переворот во французской колонии в Мали».
Амбер вытаращилась на приемник. Переворот? В Мали? Сердце раненой птицей забилось у нее в груди. Трясущимися пальцами она снова стала набирать номер. Боже, нет…Теперь понятно, почему Танде был так взволнован. Боже, пожалуйста, нет…Она позвонила на мобильный, рабочий, домашний, по всем номерам, где он только мог оказаться. После пятнадцати минут безуспешных попыток она дотянулась до сумки и вытащила оттуда записную книжку. Лассана может что-то знать. Надо позвонить ей в Женеву. В коридоре раздались шаги: кто-то из детей проснулся. Она судорожно сглотнула, надеясь, что паника не отразится на ее лице. Переворот… этого Танде боялся больше всего. Она прижала к себе Лию и Сиби, почти наяву слыша, как в Женеве звонит телефон. Пожалуйста, Господи, защити его.Еще никогда в жизни ей не было так страшно.
