355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Милов » История России с древнейших времен до конца XVII века » Текст книги (страница 49)
История России с древнейших времен до конца XVII века
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 00:33

Текст книги "История России с древнейших времен до конца XVII века"


Автор книги: Леонид Милов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)

§ 3. Восстание в Москве в 1662 г.

Экономика России и возможности податной части населения, с трудом обеспечивавшие финансовые потребности государства в мирное время, не справлялись с резко возраставшей нуждой в деньгах во время войн. К тому же содержание армии, частично переведенной на казенное обеспечение в связи с созданием полков «нового строя», обходилось значительно дороже, чем раньше. При Алексее Михайловиче военные расходы по сравнению с началом XVII в. возросли в 3 раза. Русско-польская (1654–1667 гг.) и русско-шведская (1656–1661 гг.) войны, явившиеся следствием воссоединения Украины с Россией, потребовали новых расходов и привели к крайнему истощению платежных сил населения. Учитывая соотношение источников доходов в бюджете страны, следует признать, что выбор у правительства был небольшой и в целом сводился к увеличению тяжести прямых и косвенных налогов для основной массы населения. Однако этот путь не всегда давал реальный результат и к тому же был сопряжен с угрозой социальных потрясений.

Был еще один способ извлечения финансовой выгоды – эксплуатация монетной регалии, т. е. манипуляция с чеканкой монет, находившейся в монополии казны. Этот путь также не был безупречен, поскольку в перспективе приводил к обесцениванию денег, к расстройству хозяйства страны и росту цен, обнищанию населения и в итоге – снова к серьезным социальным осложнениям. Однако зажатое в тиски ограниченных материальных возможностей и как следствие этого постоянного финансового голода, московское правительство вновь обращалось к традиционным источникам пополнения государственной казны – к налогам и монетной регалии.

Уже в первый год войны с Речью Посполитой, в 1654 г., дважды прибегали к чрезвычайным налогам – сбору десятой деньги, а также к специальному сбору на жалованье служилым людям. Срочная потребность в больших средствах побудила правительство использовать для этого порчу серебряной монеты, понижая ее реальную стоимость. На основании указа от 8 мая 1654 г. имевшиеся в казне запасы ефимков были перечеканены в рубли, а из четверти рублевого ефимка выпускались серебряные полуполтины или четвертаки. За счет повышения номинальной стоимости новых серебряных монет крупного достоинства правительство получало доход 100 %. Одновременно начался выпуск медных денег также более крупного достоинства по сравнению со старыми серебряными монетами – полтинников, полуполтинников, гривенников и алтынников (3 коп.). При разнице в рыночной цене на серебро и медь почти в 60 раз малоценная медная монета выпускалась по курсу, равному курсу серебряных денег. Это давало баснословную прибыль. Из одного фунта (400 г) меди стоимостью 12 коп. на Монетном дворе чеканили медных денег на сумму в 10 руб. По некоторым оценкам, только в первый год подобные денежные операции принесли прибыль в 5 млн руб.

Вводя новые номиналы, правительство предполагало сделать их полноценными средствами платежа, облегчив с их помощью денежные расчеты. Прежде средние и крупные номиналы существовали лишь как счетные единицы, а в обороте находились мелкие серебряные монеты достоинством в копейку, деньгу и полушку. Население, привыкнув к монетам мелкого достоинства, неохотно брало крупные медные деньги. Это побудило правительство уже осенью 1655 г. прекратить чеканку новых номиналов, но зато начать выпуск мелких медных монет. Они легко вошли в оборот и имели хождение наряду с серебряными монетами, так что в течение первых четырех лет от начала операции не было разницы в курсе серебряных и медных денег, а цены оставались на прежнем уровне.

Наличие в обороте медных монет само по себе не наносило ущерба денежному хозяйству при условии, если их масса не превышала находившейся в обращении массы серебряных денег. Однако стремление правительства к получению все большего дохода стимулировало выпуск медной монеты без всякого ограничения. Положение еще более ухудшилось в связи с тем, что к этой операции подключились и частные лица. Так, начальник Монетного двора, тесть царя боярин И. Милославский, скупая медь, начеканил до 100 тыс. рублей. Монеты стали чеканить все московские «медных дел мастера», используя в качестве сырья старые котлы, ендовы, ковши и прочую домашнюю медную утварь. Небывалый размах получило фальшивомонетничество. За 1654–1663 гг. наказанию подверглось 22 тыс. фальшивомонетчиков. В соответствии с нормами Уложения 1649 г. фальшивомонетчиков казнили, заливая горло расплавленным свинцом.

Неумеренный выпуск медных денег, л также появление «воровских» медных монет привели к их обесцениванию. Этому способствовали и меры правительства по выкачиванию серебряных денег у населения. Уже в 1656 г. таможенные пошлины велено было собирать на две трети серебряными деньгами. Уплата налогов и недоимок происходила только серебром.

Между тем жалованье служилым людям выплачивалось медной монетой. Указы о принудительном обмене новых серебряных денег на медные окончательно подорвали доверие населения к медным деньгам. Их курс стал стремительно падать, а серебро, изъятое в казну или спрятанное в закопанных в землю кубышках, почти исчезло из обращения. Следствием стал рост цен главным образом на предметы первой необходимости и расстройство внутреннего торгового оборота. Глубокое расстройство хозяйства страны усугублялось сильными неурожаями 1660 и 1661 гг., охватившими значительные территории. «Великая нищета и гибель большая чинится хлебной цене и во всяких харчах дороговь великая», – писали челобитчики.

В этих условиях правительство еще более усилило фискальный гнет, выколачивая «немерным правежом» недоимки за прошлые годы и введя в 1662 г. сбор пятой деньги. Продолжалось падение курса медных денег (в начале 1662 г. соотношение между медным и серебряным рублем было 1:4). Понимание необходимости возврата к серебряному денежному обращению побудило правительство в том же году ввести монополию на шесть основных статей российского экспорта – пеньку, поташ, смольчуг, сало говяжье, юфть (сапожная кожа особой выделки) и соболя. Частная торговля этими товарами была запрещена, и они принудительно выкупались у торговцев на медные деньги. Эта мера позволила правительству тем же летом в результате продажи на Архангельской ярмарке «указных» товаров получить более 200 тыс. руб. серебром ц уже 1 сентября восстановить свободную торговлю ими. Но, как нередко бывало и прежде, государственная целесообразность введенной меры для населения обернулась новыми тяготами и разорением. – От реквизиции «указных» товаров особенно пострадали средние слои торгового населения. Произошел новый подъем цен и падение курса медных денег: 1 сентября 1662 г. серебряный рубль стоил уже 9 руб.

Все эти бедствия затронули широкие массы населения в городах, селах и даже в армии, голодавшей на театре войны с Польшей в 1661–1662 гг. Гарнизоны дальних северных городов, питавшихся привозным хлебом, вымирали от голода. Повсеместно наблюдалось нарастание возбуждения среди мелких и средних посадских людей, служилых «по прибору» и крестьян. В столице вновь ощущалось приближение социального взрыва. Он произошел 25 июля 1662 г. и вошел в историю под названием «Медного бунта». Кратковременное, продолжавшееся полдня восстание по своей массовости и накалу борьбы стоит в ряду наиболее активных городских движений XVII в.

Как и в 1648 г., и на этот раз московский бедный люд, доведенный до отчаяния голодом, дороговизной, обесценением денег, видел причину своих несчастий в «изменниках» боярах и надеялся прямой апелляцией к государю добиться правды и справедливости. Поводом для такого обращения стали «воровские листы», обнаруженные утром 25 июля на воротах и стенах домов и церквей в разных местах города. В них содержалось обвинение наиболее влиятельных лиц из состава правительства в измене – «бутто те бояре ссылаются листами с польским королем, хотя Московское государство погубить и поддать польскому королю». В условиях войны это было наиболее тяжкое и очевидное в глазах всего общества преступление. В листах назывались имена тестя и дяди царя И. Д. Милославского и С. Л. Стрешнева, начальника Приказа Большого дворца Ф. М. Ртищева и богатого московского гостя Василия Шорина, которых считали инициаторами выпуска медных денег. Упоминались также начальник Оружейной палаты Б. М. Хитрово, начальники Челобитного и Ямского приказов И. М. и И. А. Милославские.

Когда присланные к толпе из Земского приказа дьяк Афанасий Башмаков и дворянин Семен Ларионов попытались унести с собой одно из писем, их едва не растерзали. «Вы де то письмо везете к изменникам, а государя на Москве нет, а то де письмо надобно всему миру», – кричали им из толпы. Прочитанные при большом скоплении народа листы вызвали в нем сильное возбуждение и желание «стоять всем на изменников». На церковных колокольнях ударили в набат, а из торговых рядов стали выгонять торговцев, сидевших в лавках. Начались погромы дворов дворян и торговых людей, в том числе гостей Василия Шорина и Семена Задорина.

Большая толпа в четыре-пять тысяч человек, состоявшая из посадских людей, стрельцов и солдат разных московских полков, двинулась в село Коломенское, где находился царь. Появление их в царском селе было полной неожиданностью. Малочисленные стрельцы, охранявшие загородную царскую резиденцию, не могли помешать действиям восставших, так что Алексею Михайловичу, как и 14 лет назад, пришлось уговаривать толпу «тихим обычаем». Обступившие царя «гилевщики» требовали облегчения налогов и выдачи бояр «на убиение». Те, чьей крови жаждала толпа, в это время по приказу царя скрывались на женской половине дворца. Все царское семейство и ближние люди, по словам Г. К. Котошихина, «сидели в хоромах в великом страху и в боязни». Московский посадский человек Лука Жидкой вручил царю в качестве челобитной одно из поднятых в Москве писем. Находившийся тут же нижегородец Мартьян Жедринский настаивал, чтобы государь сразу вычел ее «перед миром» и велел привести «изменников». Говорившие с царем держали его за пуговицы платья и спрашивали: «чему де верить?». Алексей Михайлович клятвенно обещал, вернувшись в Москву, «учинить сыск и указ» и в том «дал им на своем слове руку», и один из говоривших даже бил с царем по рукам. Словом, челобитье, по определению тогдашнего делопроизводства, вышло «с большим невежеством». И все же царю удалось успокоить толпу и выпроводить ее из села. В результате было выиграно время для того, чтобы поднятые по приказу стрелецкие полки и иноземцы Немецкой слободы смогли прийти в Коломенское.

Их появление произошло уже после того, как восставшие, участвовавшие в переговорах с царем, встретившись с новой, идущей из столицы возбужденной толпой, повернули назад. На этот раз перед государем предстало около 9 тыс. человек, решительно настроенных добиться выдачи бояр и готовых «по своему обычаю» употребить для этогр сш (ош. OCR – fb2). В этот затруднительный для Алексея Михайловича момент впущенные, через задние ворота стрельцы полков Артамона Матвеева и Семена Полтева вместе с придворными по сигналу царя набросились на многочисленную, но безоружную толпу и принялись «тех людей бити и рубити до смерти и живых ловитй».

В отличие-отсобытий 1648 г. московские стрельцы без колебания выполнили приказ царя, не поддержав выступление посада. Урок 14-летней давности для Алексея Михайловича не прошел бесследно. Он понял, что за московскими стрельцами как за главной охраной государя и порядка в столице надо прилежно ухаживать. Эта царская забота проявлялась в щедрых наградах и пожалованиях «корма», в регулярной выплате жалованья, в ограничении службы в степных и украинных городах. Результатом стала жестокаярасправа с московским черным людом. По сведениям Котошихина, пересечено и переловлено было более 7 тыс. человек и больше 100 человек утонуло, в Москве-реке. Розыск над участниками восстания 1662 г. осуществлялся несколькими сыскными комиссиями. Они действовали в Коломенском, Москве, Угрешском монастыре, в ряде приказов. По завершении розыска, сопровождавшегося пытками, в качестве наказания «отсекали руки и ноги, и у рук и у ног пальцы, а иных, бив кнутьем, и клали на лице на правой стороне» раскаленным железом на вечную память о мятеже «буки» – «б», что значило «бунтовщик». При подавлении восстания и в розыске, по некоторым данным, погибло около тысячи человек. На «вечное житье» в Астрахань и Сибирь с женами и детьми было сослано 1200 человек.

Столь кровавая расправа над участниками восстания (среди пострадавших и даже казненных немало было лиц, случайно подвернувшихся под руку) объясняется ясно выраженным размежеванием социальных сил московского населения. Расправы с боярской и приказной верхушкой требовали средние и низшие слои посадского люда и некоторая часть рейтар и солдат. Стрелецкие полки без колебания стали силой, подавившей восстание. Не было и демарша дворян и детей боярских, которые, напротив, также находились в числе тех, кто расправлялся с восставшими.

Немаловажное значение для итога восстания имело и усиление самодержавного характера царской власти, обретение ею уверенности в собственной силе и закрепление взгляда на личность царя как на высшее государственное начало. Этому немало способствовало Уложение 1649 г. По словам беглого подьячего Посольского приказа, награждение московских бояр и стрелецких начальников производилось за то, «что они против тех воров стояли и здоровье царское оберегали». В целом при внешней схожести ряда моментов (стихийность возникновения, требования расправы с подозреваемыми виновниками тяжелого положения народа, непосредственное обращение восставших к царю) московские восстания 1648 и 1662 гг. отражали разную степень зрелости социального и политического строя Российского государства.

Весьма примечательны в этой связи изменения, которые к концу XVII в. произошли в положении служилых людей «по прибору» в целом и городских стрельцов в частности. Это изменения и статуса данной социальной группы, и самой природы их выступлений конца столетия. Хозяйственное положение и уровень материального достатка приборных чинов в середине века были близки посадскому населению, что порой делало их важной социальной силой городских движений, хотя степень активности и участия стрельцов в конкретных городских восстаниях была различной. Более того, от их позиции во многом зависела судьба происходивших волнений городских средних и низших слоев населения. Наибольшее влияние стрельцы, как уже отмечалось, оказали на ход московского восстания 1648 г. В последующие годы меры, принятые правительством Алексея Михайловича, способствовали превращению московских стрельцов в привилегированное войско и главную полицейскую силу государства, на которую, как казалось, власть вполне могла рассчитывать при подавлении антиправительственных движений в столице. События 1662 г. в целом подтвердили эту уверенность. Однако спустя 20 лет стрельцы сами подняли в столице мятеж, в ходе которого была уничтожена почти вся правительственная верхушка и близкие к ней лица, а через 16 лет после этих кровавых событий, подавив новое, на этот раз вне столицы, выступление четырех московских стрелецких полков, правительство Петра I вовсе расформировало их.

Таким образом, в конце XVII в. московские стрельцы как войсковая часть перестали существовать, а вскоре, с переходом к рекрутской системе комплектования армии, были ликвидированы и другие структуры приборных служилых людей. Поэтому в целом их судьба во многом определялась постепенной утратой боевой силы стрелецкого войска и общими изменениями, происходившими в структуре армии. К концу столетия главную часть русской армии составляли полки нового строя, они не раз демонстрировали свои отличные боевые качества. Стрельцы, не желавшие отрываться от привычных занятий торгами и промыслами, всячески сопротивлялись попыткам обучить их новому солдатскому строю. Этот консерватизм стрельцов своими корнями уходил в условия их содержания, делавшие торговопромысловую сферу важным подспорьем к их скудному жалованью. Многие десятилетия делая ставку на частичное самообеспечение стрелецких полков, правительство теперь уже должно было согласовывать условия их обучения и несения службы с им же внедренным принципом содержания стрелецкого войска.

Занятие хозяйственной деятельностью не только сказывалось на боеспособности стрельцов, но и вело к расслоению в их среде. Причем, если зажиточная их часть и полковая верхушка в стремлении к улучшению своего положения ориентировались на ту или иную боярскую партию, то рядовым стрельцам были близки антибоярские лозунги в целом. В то же время сохранение по Уложению 1649 г. стрельцами, в отличие от других категорий служилых людей «по прибору» ряда привилегий в торгово-промысловой сфере усиливало размежевание между ними. По мере того как стрельцы, особенно в царствование Федора Алексеевича, лишались своих хозяйственных преимуществ, что неминуемо сказывалось на их доходах и затрагивало привилегированное положение, в выступлениях стрельцов становится все заметнее стремление к сохранению своего особого социального и военно-служилого статуса.

Особенность выступлений стрельцов конца XVII в. заключается еще в том, что они происходили в обстановке острой династической борьбы за власть двух придворных партий, Милославских и Нарышкиных. Это рождало стремление разных феодальных кругов использовать выступления стрельцов в своих целях. Все эти обстоятельства социально-политической борьбы периода правления царевны Софьи и начала царствования Петра I накладывали отпечаток на движение стрельцов, усложняя его природу. Обладая большой спецификой, выступления стрельцов последних десятилетий XVII в. вряд ли могут рассматриваться в общем ряду социальной борьбы «бунташного» столетия.

§ 4. Восстание казаков и крестьян под предводительством С. Т. Разина

Историки XIX в. называли движение казаков и крестьян на Дону и Волге в конце 60 – начале 70-х гг. XVII столетия «бунтом Стеньки Разина». Действия восставших считали антигосударственными (С. М. Соловьев), объясняя их причину столкновением удельно-вечевого и единодержавного укладов русской жизни (Н. И. Костомаров). В историографии советского времени народные движения рассматривались через призму классовой борьбы. Первый историк-марксист М. Н. Покровский называл выступление разинцев «народной революцией». Под крестьянскими войнами, которые в России связывали с движениями И. И. Болотникова, С. Т. Разина и Е. И. Пугачева, советская историография подразумевала крупные длительные массовые выступления крестьян, охватывавшие большие территории, где происходили военные действия правительственной и повстанческой армий, ставился вопрос о власти, вырабатывались антикрепостнические требования, подрывались устои феодального строя и государства. Крестьянские войны при феодализме – это гражданские войны Средневековья, выражавшие высшую степень антагонизма, когда стремление к разрушению господствующего строя являлось субъективным желанием восставших (Л. В. Милов).

В постсоветский период интерес к крестьянским войнам вообще, а к войне под предводительством Разина в частности, заметно угас. Большинство историков отказалось от употребления самого термина «крестьянская война» применительно к XVII в., чувствуя явные натяжки и преувеличения степени организованности этих социальных взрывов, заменяя его понятиями «движение» или «восстание». Что касается оценки происходившего, то все чаще звучит пушкинское выражение о «бунте бессмысленном и беспощадном». Природу крестьянских войн предлагают связывать не с классовым антагонизмом, а со сложным переплетением социальных, имущественных, национальных, религиозных противоречий и, наконец, просто с «кипением человеческих страстей».

Установление режима крепостничества после принятия Соборного уложения 1649 г. носило объективно-исторический характер и в социуме с ограниченным совокупным прибавочным продуктом вполне закономерно способствовало усилению бегства крестьян от владельцев и их борьбы с властью. В 50—60-е гг. правительство организовало сыск беглых. Только из Тамбовского уезда было возвращено владельцам более 3 200 душ, а из Рязанского уезда – около 8 тыс. беглых крестьян и холопов. Бежали и на южные окраины Российского государства, в том числе туда, где были земли Войска Донского, в верховья Дона и его притоков Хопра, Медведицы, Северского Донца. Бежавшие в эти места не подлежали возврату, так как действовал казачий принцип: «С Дону выдачи нет».

На Дону был особый уклад жизни с элементами архаического демократизма: своя власть с войсковым кругом, выборными атаманами и казацкой старшиной. Всем заправляли «домовитые», имевшие собственность, давно укоренившиеся в этих местах «низовые» казаки. Недавние беглые пополняли ряды «голутвенных», или «верховых», казаков. Вольное казачество традиционно занималось рыбными ловлями, бортными и звериными промыслами, но не земледелием. Взяв на себя выполнение защитных функций от набегов, казаки кормились и присылкой хлеба из Москвы, получая также государево «свинцовое и зелейное жалованье». Важное место в жизнеобеспечении казаков играла и военная добыча, захваченная в походах «за зипунами» против враждебных России Крымского ханства и Турции. Но после 1660 г. эти походы потеряли свою привлекательность, так как турки выстроили под Азовом каменные башни и перегородили Дон цепями, закрыв выход в Азовское море. Оставалось другоенаправление – вниз по Дону на Волгу, где можно было пограбить торговые караваны, а затем в Каспийское море к прибрежным персидским городам.

К середине 60-х гг. донское казачество насчитывало примерно 20–30 тыс., среди которых было немало людей социально активных, готовых к походам в любом направлении.

В июне 1666 г. донской казак Василий Ус с отрядом в 700 человек выступил с намерением поступить на службу к царю. Казаков остановили у Тулы и послали в Москву от них посольство («станицу»). Пока казаки ожидали царского решения, их отряд пополнялся крестьянами и холопами. Казакам от имени царя и Боярской думы было предложено отправляться на Дон, предварительно переписав и вернув беглых. Казаки ушли, не выполнив этого требования, уведя с собой влившихся в их ряды беглых. Поход Василия Уса показывает, как много горючего материала скопилось на Дону, достаточно было искры, чтобы разгорелся пожар. Такой своего рода искрой стал атаман Степан Тимофеевич Разин.

Разин родился около 1630 г., по некоторым сведениям, его матерью была пленная турчанка. Отец Тимофей, по прозвищу Разя, был из «домовитых» казаков. Крестным отцом Степана был уважаемый на Дону атаман Корнило Яковлев. Трагически сложилась судьба старшего брата Ивана. В 1665 г. во время русско-польской войны он ослушался воеводы Ю. А. Долгорукова и со своими казаками самовольно отправился на Дон, за что был казнен. Степан многое повидал: ходил на богомолье в Соловецкий монастырь, трижды побывал в Москве, участвовал в переговорах с московскими боярами и калмыцкими князьями – тайшами. К сорока годам, когда он оказался во главе голытьбы, это был человек с военным и дипломатическим опытом, знанием жизни, острым природным умом, кипучей энергией и неукротимым характером. Голландец Я. Стрейс, встречавшийся с ним в Астрахани, так описал его внешность: «Это был высокий и степенный мужчина, крепкого сложения, с высокомерным прямым лицом. Он держался скромно, с большой строгостью».

В мае 1667 г. отряд Разина, состоявший в основном из «верховых» казаков, численностью около тысячи человек, отправляется «за зипунами» на Волгу. Севернее Царицына, у урочища Каравайные горы, ими был ограблен богатый караван судов, принадлежавших царю, патриарху и гостю В. Шорину. Оказавшие сопротивление были жестоко убиты, остальные присоединились к победителям. Разинские струги спокойно прошли мимо Царицына, воевода А. Д. Унковский даже не попытался их задержать. Разбив несколько стрелецких отрядов, они обошли Астрахань и вышли в Каспийское море. Двигаясь на 35 стругах вдоль северного побережья, они подошли к Яицкому городку и хитростью взяли его. Разин попросил стрелецкого голову Яцына пропустить его с товарищами помолиться в церковь. Вошедшие в городок отворили ворота и впустили остальных. После кровавой резни (убито было 170 человек) отряд Разина остался в Яицком городке, где казаки зазимовали. Предпринимавшиеся осенью и зимой попытки астраханских воевод выбить казаков из Яицкого городка или уговорить их вернуться на Дон успеха не имели.

В марте 1668 г. Разин вышел в Каспийское море и вдоль западного берега направился в Персию. По пути под Терками к нему присоединился отряд донских казаков в 700 человек во главе с Сергеем Кривым. Каспийский поход был трудным, жестоким и кровавым. Казаки, которых в это время было около двух тысяч человек на 40 стругах, разорили городки и селения от Дербента и Баку до Решта. Под Рештом их ждало большое персидское войско. Разин снова прибег к обману, заявив, что казаки хотят перейти на службу к шаху и быть «в вечном холопстве». Но жители Решта не поверили, напали на разинцев и перебили 400 казаков. Мстя за это, Разин отправился в Фарабат якобы для торговли, через несколько дней разграбил город и сжег его дотла. Разгромив Астрабад, казаки зазимовали на полуострове Миян-Кале. Весной 1669 г. они перешли на Свиной остров, южнее Баку, пробыли там десять недель. В июле сюда подошел шахский флот, состоявший из 50 судов и 3700 гребцов и воинов. Разин выиграл морской бой; от шахского флота осталось три корабля. В плен к казакам попал сын командующего Менед-хана и, по преданию, его сестра, персидская красавица княжна, которую Разин потом якобы бросил в Волгу.

В августе 1669 г. казацкие струги вошли в устье Волги. Астраханская крепость была серьезным препятствием на пути возвращения казаков в родные края. Астраханские власти во главе с воеводой И. С. Прозоровским согласились пропустить казаков при условии сдачи ими оружия, пленных и выдачи перешедших к ним стрельцов. 25 августа 1669 г. Разин сложил около астраханской приказной избы бунчук и знамена и выдал нескольких пленных, остальные условия не выполнил. Казаки до 4 сентября пребывали в Астрахани, имея прекрасную возможность ознакомиться с укреплениями города и расположить в свою пользу часть горожан, чем они впоследствии и воспользуются. Покинув 5 октября Царицын, где они чинили «всякое озорство», разинцы отправились на Дон. Так закончился поход на Каспий.

В советской историографии поход казаков 1667–1669 гг. рассматривался как первый этап крестьянской войны. Факты и события свидетельствуют о другом: поход «за зипунами» – удачное и безнаказанное действие казачьей вольницы.

В начале октября 1669 г. Разин вернулся на Дон. Он устроил свой лагерь в Кагальницком городке. Фактически на Дону установилось двоевластие: в Черкасске сидел атаман Корнило Яковлев, в Кагальнике – атаман Степан Разин, к которому стекался народ. К весне 1670 г. собралось 4–5 тыс. человек, готовых к самым рискованным действиям. Вскоре Разин всенародно заявил, что хочет «с боярами повидатца», «притти во град Москву и всех князей и бояр и знатных людей и все шляхетство российское побить». В мае Разин с пятитысячным войском двинулся на Волгу. 15 мая разинцы осадили Царицын. Жители отворили ворота, воевода Т. В. Тургенев, сменивший Унковского, с горсткой людей заперся в башне. Казаки приступом взяли башню, Тургенева привели к Волге, прокололи копьем и утопили. Под Царицыным войско Разина выросло до 10 тыс.

Власти послали на помощь Царицыну стрелецкий отряд в тысячу человек под командованием И. Лопатина (он шел по Волге сверху) и пятитысячное войско С. И. Львова из Астрахани. Вначале Разин внезапно напал на отряд Лопатина. С отрядом Львова фактически не было никакого боя – астраханские стрельцы перешли на сторону «батюшки» Степана Тимофеевича. Очевидец событий голландец Фабрициус вспоминал, что все обнимались, целовались, клялись стоять заедино, «сбросив с себя ярмо рабства, стать вольными людьми». Львова Разин пощадил, он не забыл, что тот при возвращении разинцев из каспийского похода был к ним щедр и милостив.

Разин не рискнул идти в верхние волжские города и оставлять в тылу сильную астраханскую крепость, поэтому он с войском в 12 тыс. человек двинулся вниз по Волге на Астрахань. В городе был гарнизон с 400 пушками, в устье Волги стоял первый русский корабль «Орел» (был позднее потоплен восставшими). На стрельцов, хотя им срочно выдали жалованье на общую сумму 2600 руб., рассчитывать не приходилось. Разин послал к воеводе Й. С. Прозоровскому послов с требованием немедленной сдачи города, но послов казнили. 22 июня начался штурм крепости, в итоге которого астраханцы перешли на сторону казаков. Вскоре был взят собор, последний оплот оборонявшихся, где с раненым воеводой князем Прозоровским собрались дворяне, приказные люди и их жены с детьми. Утром следующего дня началась дикая расправа. До 500 человек было порублено. Прозоровский был сброшен с колокольни – «раската» -: (В XVII в. раскатом называли всякое сооружение, которое служило еще и целям обзора: башни крепостных стен, лобные места, насыпи для размещения пушек.)

Разинцы ввели в Астрахани казацкое устройство: город был поделен на тысячи, сотни и десятки. Во главе их стояли атаманы Василий Ус, Иван Гладков, Михаил Самаренин. Имущество убитых было поделено («подуванено») между казаками и приставшими к ним астраханцами; бумаги из приказной палаты сожжены. Разин пробыл в Астрахани до 20 июля^ГИучения, кровь и смерть царили в городе. Скорый на расправу атаман творил под пьяную руку суди вершил наказания. Перед уходом Разин отнял у княгини Прозоровской сыновей 16 и 8 лет, приказал повесить их вниз головами на городской стене. На другой день старшего сбросили со стены, младшего, чуть живого, высекли и отдали обезумевшей от горя матери.

Оставив в Астрахани верного Василия Уса, Разин двинулся вверх по Волге. Саратов и Самара перешли на сторону восставших без боя. К разинскому войску, численностью около 10 тыс. человек, присоединялись бедные горожане, стрельцы, работные люди, крестьяне и холопы, вовлекались мордва, татары, чуваши, марийцы.

Разин of Царицына начал рассылать свои «прелестные грамоты», в которых призывал «постоять за великого государя», истреблять «кровопийцев» бояр-изменников и приказных людей. Из документов видно, что на протяжении всего движения личность царя оставалась для восставших священной. Наивный монархизм исходил из сакрального понимания природы и характера царской власти. Защита царя от плохих бояр являлась нравственным обоснованием всего содеянного восставшими, придавала ему характер «законности». В подтверждение якобы справедливости борьбы восставших во флотилии Разина на обитой красным бархатом барке везли самозванца, «царевича Алексея» (настоящий царевич незадолго до этого умер). На другой барке, обшитой черным бархатом, с восставшими плыл якобы сам «патриарх Никон».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю