Текст книги "История России с древнейших времен до конца XVII века"

Автор книги: Леонид Милов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 55 страниц)

Сарматы заселили большую часть Скифии, они постепенно вливались в состав населения античных городов Причерноморья. Этот процесс сопровождался развитием оседлости, переходом к земледелию и занятиям ремеслами. В античных городах все более заметную роль начинала играть сарматская знать.

В IV в. н. э. ираноязычные племена Причерноморья и Южного Приуралья подверглись нашествию гуннов. Часть из них была увлечена гуннами на запад, часть – ассимилирована славянами и тюрками. На Северном Кавказе сарматы-аланы стали предками осетинского народа.

Контакты с сарматами и скифами имели большое значение для племен горных районов Северного Кавказа, где в эпоху поздней бронзы и раннего железа сложилась своеобразная кобанская культура (XI–VII вв. до н. э.). Главным занятием носителей этой культуры было овцеводство. Лошадь использовалась для верховой езды, земледелие значительной роли не играло. Памятники этой древней культуры отличались высоким мастерством, с которым изготовлялись здесь изделия из бронзы – пояса, браслеты, кинжалы, изогнутые боевые топоры. Позднее потомки носителей кобанской культуры испытали на себе сильное влияние культуры скифов.

В сочинениях античных авторов племена, которые жили по среднему и нижнему течению Кубани и в Восточном Приазовье, фигурируют под названием меотов, производным от античного названия Азовского моря – Меотиды. Эти племена исследователи рассматривают как предков племен абхазскоадыгской языковой группы. Они испытывали на себе сильное культурное влияние со стороны скифов и сарматов.

Боспорское царство.Важную роль в жизни Северного Причерноморья играло Боспорское царство, возникшее в V в. до н. э. и просуществовавшее до IV в. н. э. В состав царства входили территории Керченского и Таманского полуостровов, низовьев Дона, а к IV в до н. э. и земли по нижнему течению Кубани. Его столицей был основанный милетцами на месте древнего эмпория в первой половине VI в. Пантикапей (совр. Керчь).

Первоначально Боспорское государство объединило несколько независимых греческих городов-полисов. Однако выгодное географическое и стратегическое положение города способствовало стремительному росту его экономического и политического могущества. Помимо приморской части с глубокой бухтой, город располагался на склонах знаменитой горы Митридат, на вершине которой был акрополь с храмами и общественными сооружениями. Город был обнесен крепостными стенами. Поблизости от него по берегам пролива и Черного моря располагалось много мелких поселений, а на восточном берегу пролива (уже в Азии) появились крупные города: Фанагория, Гермонасса, Корокондама, Кепы, а позднее Горгиппия (на месте современной Анапы), ставшая крупнейшим экономическим центром государства.

К середине IV в. до н. э. Боспор превратился в большую державу, возглавлявшуюся единоличными правителями, сначала династии Археанактидов (из знатного греческого рода), а потом династии Спартокидов, вышедшей, как полагают ученые, уже из «варварской» племенной знати.

Экономика Боспора опиралась на развитое земледелие восточной оконечности крымских черноземных степей, приносивших обильные урожаи, развитое скотоводство, виноградарство, виноделие и рыболовство. Огромную роль играл экспорт зерна прежде всего в Афины, а в поздний период истории Боспора (с III в. до н. э.) вывоз скота, рыбы и рабов был ориентирован на Родос, Пергам, Кос, Синопу.

В целом же экономика Боспора основывалась на взаимовыгодных связях греческих колонистов и социальной верхушки местного «варварского» населения. В обмен на хлеб, соленую и вяленую рыбу, скот, кожи, меха и рабов из Греции в Боспор везли вино, оливковое масло, дорогие ткани, изделия из металла, мрамор, статуи, художественные вазы. Кроме того, в боспорских городах одним из главных ремесел было изготовление разнообразнейшей керамики (амфоры, пифосы, посуда, черепица и т. д.). Особенно развито было ювелирное производство. В мастерских боспорских ювелиров были созданы многие шедевры ювелирного искусства, обнаруженные в скифских захоронениях и погребениях меотской знати.

В период своего расцвета Боспорское государство вело длительные и ожесточенные войны с местными (скифскими, меотскими, а позднее сарматскими) племенами, что не могло не подорвать его могущества. В III–II вв. до н. э. внутри династии Спартокидов идет борьба за власть, города Боспора проявляют стремление к автономии. Все это вызвало длительный упадок Боспорского государства и лишь в начале I в. н. э. положение Боспора стабилизируется, вновь крепнут торговые связи теперь уже с малоазийскими городами, островом Самос, Египтом. Связи с Римом и Италией не обрели постоянного характера. Наоборот, резко активизируются экономические отношения с племенами Крыма, Подонья и Прикубанья, большую роль стали играть Фанагория и Горгиппия. Танаис стал главным транзитным пунктом потока товаров на север и восток черноморских степей вплоть до Приволжья. В города проникает местное население.

Менялся и политический строй Боспора. Его цари сосредоточили огромную власть, вплоть до жреческих функций. Они были богатейшими землевладельцами, владельцами промыслов и крупнейшими купцами. Система управления государственной территорией основывалась на полномочиях наместников. Боспорская аристократия имела теперь местные, в частности сарматские, корни. Но силы Боспора были уже не те, учитывая резкое усиление варварского нажима в III в. н. э. на Римскую империю вообще и Боспорское царство и греческие города-полисы в частности. В связи с этим римские гарнизоны для борьбы с варварами при Нероне появились уже и в Боспорском государстве, а боспорский царь, хотя и формально, стал именоваться «другом кесаря». Тем не менее в середине III в. гибнет Танаис, отряды северных племен проникают в степной Крым и захватывают скифский Неаполь. Упадок, был неизбежен.

Начало миграций кочевых племен Сибири на запад.В лесостепной зоне Сибири также происходили перемены, связанные с передвижениями кочевых племен. В конце III – начале II в. до н. э. союз кочевых племен хунну (сюнну китайских источников), обитавший ранее на границах с Китаем, переместился на территорию Южной Сибири. Здесь они одержали ряд побед над народом «юэчжи» и рядом других племен. О народе «юэчжи» сохранились и другие сведения. Известно, что он участвовал в разгроме Греко-Бактрийского царства в Средней Азии. Ряд исследователей отождествляет «юэчжи» с носителями пазырыкской культуры. С поражением «юэчжи» в борьбе с хунну хронологически совпадают перемены в составе населения степной зоны, на смену европеоидному приходит здесь монголоидное население – очевидно, племена, пришедшие вместе с хунну из Центральной Азии. Это население оставило памятники так называемой таштыкской культуры (I в. до н. э. – IV–V вв. н. э.) на территории Минусинской котловины. К этому времени относятся важные перемены в хозяйственной жизни региона. Начинается переход к пашенному земледелию, о чем говорят находки железных лемехов от несохранившихся деревянных пахотных орудий, и одновременно на соседних территориях скотоводство из придомного становится полукочевым. Тесная связь «таштыкской культуры» с археологическими культурами на этой территории в последующее время позволяет видеть в носителях этой культуры предков тюркских народов (в частности, хакасов), живущих в настоящее время на территории Южной Сибири.

Духовная жизнь общества лесостепной воны Северной Евразии в I тысячелетии до н. э.Данные археологии позволяют судить не только о развитии производительных сил и (в какой-то мере) о социальной организации общества, они дают и определенный материал для характеристики духовной жизни общества в I тысячелетии до н. э. Это прежде всего касается данных об обрядах погребения на территории отдельных археологических культур. Об этих обрядах отчасти речь уже шла выше в связи с характеристикой предметов, находившихся в погребениях. Бронзовый век (преимущественно в южных частях Восточной Европы) принес появление погребений с богатым набором разнообразных предметов, с останками убитых жен и слуг. Это говорит о формировании представлений о существовании загробного мира, где захороненные в этих погребениях вожди будут продолжать вести жизнь, подобную той, которую они вели в этом мире.

Сообщения Геродота о скифах позволяют судить о том, что современное ему скифское общество V в. до н. э. обладало уже достаточно сложной и развитой системой религиозных воззрений. Хотя скифы Геродота не строили храмов, у них существовали представления о том, что порядком в окружающем мире управляет пантеон богов, которых Геродот отождествлял с разными богами греческого пантеона. Этим богам приносили обильные жертвы главным богатством скифов – скотом, а скифскому богу войны жертвовали и часть захваченных пленных. Важной частью представлений скифов о мире были предания о появлении человека и создании человеческого общества. Первый человек Таргитай появился на свет благодаря браку главы скифского пантеона богов с женским божеством, обитавшим в водах Днепра, т. е. брачному союзу между небесной и земной стихией. Другое предание об упавших с неба золотых предметах – плуге и ярме, секире и чаше – отражает древние представления, восходящие к эпохе упоминавшейся выше древней индоиранской общности, для которой было характерно трехчленное деление общества на жрецов, воинов и земледельцев в соответствии с тремя важнейшими функциями общества – установление связи с богами, война, хозяйственная деятельность, впоследствии вылившееся в систему каст древнеиндийского общества. Согласно записанному Геродотом преданию тот из сыновей Таргитая, кто сумел овладеть этими предметами, стал царем скифов. Реальное деление скифского общества не соответствовало этим представлениям, которые сохранялись в сознании лишь как часть древнего культурного наследия. Анализ этих свидетельств Геродота наглядно показывает, какой сложной духовной жизнью жило общество I тысячелетия до н. э. и как ограничены наши знания о ней.

В заключение укажем еще один потенциальный источник сведений о духовной жизни человека столь далеких времен – это созданные им памятники искусства. Первые памятники искусства, отражавшие начальные шаги осознания человеком своего места и его восприятие этого мира, относятся, как уже отмечалось, еще к эпохе палеолита. В эпоху бронзового и раннего железного века многие окружавшие человека предметы его быта и орудия изготовлялись настолько тщательно, что превратились в настоящие произведения искусства. Богатство и разнообразие форм и мотивов всех этих предметов является наглядным доказательством богатства и интенсивной духовной жизни человека того времени. Однако расшифровка образного языка всех этих памятников при отсутствии столь же богатых параллельных источников информации, характеризующих другие стороны духовной деятельности человека, является нелегкой задачей. Хорошо известно, что на ряде сосудов, найденных в погребениях, помещены изображения сцен из жизни скифов – укрощение лошадей (разные стадии этого процесса), изображение мужчин, которые шьют меховую одежду, помещенное между изображениями лошади и коровы, изображение скифов, которые лечат друг друга, и т. д. Хотя эти сцены выполнены с большой жизненной конкретностью, исследователи полагают, что они имели символическое значение. В пользу этого говорит тот факт, что многие из этих изображений помещены на сосудах, игравших важную роль при осуществлении жертвоприношений. Согласно одному из толкований на этих предметах изображены важные сюжеты скифской мифологии. Так, по гипотезе Д. С. Раевского, на знаменитой вазе из КульОбы изображен ряд сюжетов сохранившейся у Геродота одной из легенд о происхождении царской власти у скифов. Согласно этой легенде Геракл (под именем которого скрывается один из богов скифского пантеона) имел трех сыновей от брака с змееногой богиней. Когда они подросли, им было предложено натянуть лук Геракла. Двое старших не сумели натянуть лук и были изгнаны из страны, а младший, Скиф, выдержал испытание и стал предком скифских царей. В соответствии с этим сюжетом на вазе (согласно Раевскому) изображены: Геракл, показывающий лук одному из сыновей; сын, успешно натягивающий тетиву; два других сына, помогающих друг другу после ранений, полученных при неудачном исполнении испытания. Однако далеко не все изображения можно объяснить, основываясь на сохранившихся текстах. Еще большие сложности возникают при интерпретации памятников, связь которых с конкретной действительностью не столь очевидна, не говоря уже о богатом и разнообразном орнаменте, который покрывает предметы быта и орудия. В этой области сохраняются широкие возможности для будущих исследований.

В I тысячелетии до н. э. и начале н. э. на территории Восточно-Европейской равнины и Сибири процессы поступательного развития, ведущие к образованию классового общества с присущими ему развитыми формами организации жизни и культуры, протекали всего быстрее и интенсивнее в южной части, лесостепной и степной зоне, в мире кочевых ираноязычных племен. Их северные соседи, племена, занимавшие лесную зону Восточной Европы и Сибири, заметно отставали от них по уровню своего развития. С эпохи Великого переселения народов такое положение в Восточно-Европейском регионе стало постепенно меняться.

Глава 2. Восточная Европа и Сибирь в эпоху Великого переселения народов

§ 1. Этногенез и общественный строй славян на территории их первоначального расселения

Славяне (первоначально «словене» – от «слово» – говорящие на понятном языке, в отличие от «немцев») входят в состав языковой семьи индоевропейских народов и пришли в Европу из Малой Азии вместе с предками индоевропейцев в III тысячелетии до н. э. Праславянский язык, как он реконструируется на основе сопоставления между собой данных всех славянских языков, из всех языков индоевропейской семьи обнаруживает наиболее тесные связи с языками германцев и балтов. Следовательно, прародину славян следует искать на территории, где возможен был тесный контакт с теми и другими.

Этим определяется ареал поисков тех археологических культур, которые можно было бы связать с древними славянами.

Уровень развития древнеславянского общества.О принадлежности тех или иных археологических культур древним славянам идут споры. Ряд ученых (например, Б. А. Рыбаков) начинают историю праславян на территории Восточной Европы с так называемой чернолесской культуры VIII–VII вв. до н. э., равно оценивая как праславянскую и милоградскую культуру. Наиболее обоснованной, учитывающей новейшие исследования, представляется гипотеза, разработанная В. В. Седовым.

Первая археологическая культура, которую предположительно можно связывать с древними славянами – праславянами, – это культура так называемых подклошовых погребений. Ее характерной особенностью было то, что погребальные урны покрывали колоколовидным сосудом – клошем. Главные памятники этой культуры (IV–II вв. до н. э.) концентрировались в бассейне Средней и Верхней Вислы, на востоке границы ее распространения включали Припятское Полесье и Волынь. Предполагается, что в это время славяне еще представляли собой единую языковую общность, говорившую на разных диалектах праславянского языка. На этой территории складывается в конце II в. до н. э. и существует здесь до начала Vb. н. э. пшеворская культура. Сфера ее распространяется из первоначального очага заселения далеко на юго-восток, достигая Верхнего Поднестровья, и на запад. Соседствует с ней во II в. до н. э. – II в. н. э. близкая ей зарубинецкая культура, занимая Припятский район и Поднепровье, включая реки Сож и Сейм. Памятники восточного (Висленского) региона пшеворской культуры обнаруживают много черт преемственной связи с более поздними, уже достоверно славянскими памятниками. Носители пшеворской культуры были земледельцами, на их поселениях обнаружены железные сошники – части несохранившихся орудий, использовавшихся при вспашке земли. Сохранились на поселениях и обугленные зерна возделывавшихся ими сельскохозяйственных культур – пшеницы, ржи, овса, проса, гречихи. Оружие, многие орудия труда и бытовые предметы носители пшеворской культуры изготавливали из железа. Существовали специальные центры, изготавливавшие такие изделия для целой округи. С III в. н. э. было освоено производство посуды на гончарном круге. Появление на территории пшеворской культуры богатых погребений с неизвестным ранее обрядом трупоположения в курганах, по мнению исследователей, стало результатом контактов носителей пшеворской культуры со скифо-сарматским населением Причерноморья.

Славяне и их соседи в Причерноморье.В IV–III вв. до н. э. сарматы, двигавшиеся на запад из-за Волги, громя скифов, достигли Днепровского левобережья. А на правобережье Днепра они уже засвидетельствованы античными авторами в I в. до н. э. Видимо, здесь сарматы постепенно смешались с пшеворским населением. Двигаясь далее на запад, к Днестру и нижнему Дунаю, сарматы потеснили даков, отчасти смешиваясь и с ними. На севере Причерноморья сарматы проникали и в лесостепь, вступая в контакт с земледельцами так называемой позднезарубинецкой культуры. На юге Причерноморья шел процесс смешения сарматов с осколками позднескифских племен.

Основу населения восточных районов бытования пшеворской культуры составляли славяне, в жизненное пространство которых (Мазовия, Подляшье, Волынь) вторглись готы, пришедшие сюда с севера. В свою очередь, покидая этот регион, готы мигрировали в междуречье Днепра и низовьев Дуная (конец II–III в. н. э.). Здесь готы частично смешались с гето-дакийским населением и остатками сарматов. Другая часть готов устремилась в низовья Днепра, а в середине III в. н. э. – в район нижнего Дона и Меотиды.

Наивысшего могущества союз готов достиг в правление вождя Германариха в середине IV в. н. э. В эпических песнях, прославлявших его подвиги, приводился перечень народов Восточной Европы, подчинявшихся якобы его власти. Перечень этот сохранился в сочинении историка VI в. Иордана. Среди этих народов упоминаются даже эсты на побережье Балтийского моря – предки современных эстонцев. Ясно, что перед нами характерные для эпических песен преувеличения. Важно, однако, что в этом перечне обнаруживаются названия некоторых угро-финских племен, хорошо известных по источникам более позднего времени. Так, «mordens» этого перечня – это древнейшее упоминание мордовских племен, a «merens» – меря, угро-финские племена, проживавшие в районе будущего Ростова Великого. Это позволяет предполагать, что к этому времени в лесной зоне Восточной Европы уже шел процесс формирования известных нам по более поздним источникам угро-финских племен (предков современных марийцев, мордвинов, удмуртов, вепсов и др.). Часть этой лесной зоны занимали балтские племена (предки современных латышей и литовцев, а также та ветвь балтов, которая расселялась по территории современной Белоруссии).

Во II–IV вв. н. э. на огромном пространстве Северного Причерноморья складывается полиэтничная, поскольку она включала и сарматский, и готский, и славянский компоненты, Черняховская культура. Черняховцы испытали огромное влияние римской цивилизации, большая часть использовавшихся в этом ареале изделий довольно точно следовали образцам позднеримской провинциальной культуры. В захоронениях этой культуры встречаются и римские монеты, и римские украшения, римские изделия из стекла и глиняные подражания стеклянным сосудам, и, конечно, римская, провинциальная по своему типу лощеная керамика. Перемежающиеся захоронения готов, сарматов, славян наводят некоторых исследователей на мысль о смене родовой общины на территориальную. Это согласуется и со свидетельствами высокого уровня земледелия (сошники тяжелого типа с плужным ножом для вспашки целины), а также высокоразвитых ремесел – металлургического, ювелирного, гончарного и др.

По мнению ряда исследователей, в лесостепной зоне междуречья Днестра и Днепра, включая и его левобережье, там, где до формирования Черняховской культуры жили сарматы, в II–IV вв. н. э. резко возрастает роль славянского компонента. Об этом говорит, в частности, появление здесь характерных для пшеворской культуры и неизвестных ранее местному ираноязычному населению погребений по обряду трупосожжения.

Наибольшее количество таких погребений обнаруживается в Среднем Поднепровье и верховьях Днестра. На его основе сложился славяно-иранский симбиоз, давший начало антскому периоду в истории восточных славян (археологи идентифицируют поздних антов и их потомков с так называемой пеньковской культурой VI–VIII вв. н. э.).

Уровень социального развития древних славян.К сожалению, весь период славянского этногенеза является временем бесписьменной жизни этносов и до нас сохранилось ничтожное количество свидетельств. Исключением являются материалы археологических раскопок. Однако памятники материальной культуры не позволяют в полной мере охарактеризовать условия хозяйственной жизни населения, подчас не в силах дать достаточный материал об этнической природе населения тех или иных регионов, не говоря уже об уровне социально-политического развития.

Впрочем, у ученых есть возможность хотя бы примерного решения вопросов, связанных с изучением, в частности, социальной истории славян. Ею является изучение лексики той эпохи, которая связана с праславянским периодом их жизни – периодом относительного единства диалектов.

Если выясняется, что в лексическом фонде большинства славянских языков (а их было около полутора десятков) то или иное слово сохранилось в одной и той же функции, то с большой вероятностью, а иногда и точностью можно полагать, что оно было в праславянском языке.

Так, например, общеславянскими являются такие земледельческие термины, как «целина», «борозда», «гонъ» (расстояние прохода плугом по полю без отдыха лошади или вола, участок пашни определенной длины и т. д.), «лехъ» – вспаханная полоса поля шириной в 4–8 борозд (загонов) или полоса поля шириной в разброс вручную сеяного зерна, а также производные лексемы: «леха», «лешить», «лешка» и т. д. Общеславянской является лексема «плуг» и обозначения его деталей («лемеш», «чертадло», «чересло» и др.). Для всех славянских языков общими являются такие термины, как «рожь», «ярь», «бор» (разновидность проса), «гной» (навоз) и др.

Общеславянскими являются и обозначения жилища и его деталей – «истьба» (изба), «дверь», «двор», «дым» (и дым, и дом). Весьма важно наличие общеславянского термина, «кут» (печной угол в избе, запечье), что предполагает существование жилища с печью-каменкой или глиняной печью в одном из его углов. Именно такие жилища обнаружены археологами на тех территориях, где, по данным письменных источников, жили славяне. Такие лексемы, как-«хижа» (хижина), «халупа», по всей вероятности, говорят о легкости и бедности жилых построек. Не менее важны и следующие термины социального характера: «господин» (хозяин), «господарь» и, с другой стороны, такие лексемы, как «беда», «беден», «худоба», «бездомовен», означающие бедность и нищету в качестве свидетельства имущественного расслоения. Важнейшую информацию несут общеславянские лексемы «грабеж», «крадение», «красть», означающие наличие социальных антагонизмов, «мзда» (неофициальное вознаграждение). Принципиально важны лексемы «наимник» (наемник), глаголы «наимати», «наяти», «нанята», означающие существование социального расслоения, а также такие лексемы, как «корысть» (трофей), «добыток», глаголы «добыти», «делба» (дележ), «дел» (доля). Более того, общеславянскими были такие термины, как «гость» (в значении «тот, кто угощает», а в сербохорватском и древнерусском – пришлый торгующий чужестранец), а также «купець» (тот, кто покупает), «купити», «купья» (купля), «цена» (в значении «стоимость»). Эти лексемы отражают резкое усложнение структуры и функции общества на пути к обретению критерия трудовых затрат на создание предметов жизнеобеспечения.

Наконец, упомянем такие общеславянские лексемы, как «князь» (сохранившаяся в начальном значении «военный вождь», «глава»). Важнейшее значение имеют общеславянские «дружина», а также «наместник», т. е. заместитель, преемник, наследник. Вполне возможно бытование лексемы «держава» (власть, сила, господство). У праславян бытовало и понятие «мыто» в значении «подарок, вознаграждение, взятка, пошлина, налог»; термин «дань» в значении «налог, подать», что причастно уже к понятию политического управления социумом. Лексема «корчма», означающая «угощение, винная лавка, постоялый двор с вином», позволяет предположить наличие системы, напоминающей обмен потребительными стоимостями, и т. д. В довершение можно упомянуть такие термины, как «город», «крепость», «граница», «дорога», которые завершают своего рода эскиз сложного в социальном и политическом плане общества с явными чертами социального расслоения, наличия политической власти, внедрившихся элементов торговых отношений, формирующих понятие стоимости и повлекших появление своего рода эмбрионов налоговых сборов. Вряд ли такое общество находилось на стадии племенного строя в традиционном его понимании. Его явное активное разложение и создание политических общественных организмов вполне очевидно.

Уровень развития древних славян на территории их первоначального очага расселения был настолько высок, что есть основания полагать, что в славянском обществе уже в то время низшей социальной ячейкой его организации стал не коллектив родственников (большая семья из нескольких поколений), а соседская община, организация людей, объединенных не родственными связями, а прежде всего необходимостью совместно решать хозяйственные вопросы, связанные с огромным трудом по освоению целины.

Таким образом, уже ко времени миграции из первоначального очага расселения на территории Восточной Европы древние славяне по уровню развития стояли значительно выше, чем проживавшие здесь угро-финские и балтские племена.

Думается, что период Великого переселения народов в VI вв. заметно активизировал эту тенденцию. В частности, минимальная возможность убедиться в реальности такой тенденции появляется при изучении лексики, общей для южных славян и славян восточных, при том что функции этой лексики у западных славян уже резко отличны от двух первых групп. Подобная ситуация поддается довольно уверенному осмыслению при допущении, что эта лексика, вероятно, фиксирует уже состоявшееся разделение западных и восточных славян, но весьма недавнее отчленение славян южных от восточных (приднепровских). Возможно, что эти процессы связаны, во-первых, с отрывом от основной своей части и дальнейшим движением большой совокупности носителей пшеворской культуры на юго-восток с последующим включением их в полиэтничную Черняховскую культуру, а во-вторых, с движением антского населения в V–VI вв. в Подунавье и позже из Балканский полуостров. Частичные следы этого передвижения фиксируют некоторые названия балканских общностей (дугувиты), схожих с поднепровскими славянами (дреговичи). Скорее всего, эта миграция «унесла» с собой тот лексический фонд, который, по мнению ряда ученых, сформировало черняховско-антское население лесостепи междуречья Днестра и Днепра. В свою очередь, этот лексический фонд опирался на праславянское наследие.

Во всяком случае, общие элементы лексики, свойственные южным и восточным славянам, свидетельствуют об уже довольно резком социальном размежевании. Прежде всего термин «глота», в древнейшей функции означающий «сорняк, мусор», но, вместе с тем, имеющий уже и оценочный высокомерный смысл социального плана, «толпа, сброд». Во-вторых, четырем южнославянским языкам и древнерусскому присущ термин «имовит», что означает «зажиточный, состоятельный» (у западных славян этой функции лексемы нет). Далее, македонскому, сербохорватскому, словенскому и древнерусскому языкам общей является лексема «госпуда» (женский род), что означает «совокупность господ», а старославянский язык сохранил лексему «госпуда» лишь в наиболее древней функции – «гостиница, постоялый двор», как и во всех западнославянских языках.

Весьма интересно, что термин «мытарь» в значении сборщика пошлин сохранился в старославянском, болгарском, сербохорватском, словенском, чешском и древнерусском. Общим для старославянского, старосербохорватского, старочешского и древнерусского языков является слово «цята», означающее мелкую монету. Термин «начальник» фигурирует в старославянском, болгарском, македонском, сербохорватском и древнерусском. В болгарском, сербохорватском, чешском и древнерусском есть лексема «даньник» в значении «вассал, подданный». Следовательно, даже на основе этой, далеко не полной информации можно предполагать, что в лесостепном междуречье Днепра и Днестра восточные славяне антской эпохи в период Великого переселения народов достигли уровня, при котором оказалось возможным возникновение протогосударства.

Вторжения кочевых племен и славяне.Во второй половине IV в. южные территории Восточной Европы были охвачены волной миграций кочевых племен теперь уже из Центральной Азии, которые стали характерной приметой региона на протяжении длительного хронологического периода. Речь идет о кочевых племенах гуннов (хунну). Это были типичные кочевники-скотоводы. Стремительное разложение родового строя привело к появлению племенной аристократии и социальному расслоению. Острота внутренних противоречий повлекла за собой создание сильной власти, сплотившей хуннский социум и открывшей путь к захватническим войнам. Как уже упоминалось, в середине I в. до н. э. хунны распались на две части, и одна из них откочевала в Семиречье и Приуралье. Аммиан Марцеллин, описавший события гуннского нашествия в 90-х гг. IV в. н. э., характеризует их как людей коренастого сложения, «чудовищной и страшной» внешности. «Все они, не имея ни определенного места жительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам… с кибитками, в которых они проводят жизнь… гоня перед собой упряжных животных и стада, они пасут их». Главная забота хунну-скотоводов лошади.

Как известно, скотоводы-кочевники самой логикой жизни вынуждены были вести экстенсивное хозяйство, постоянно нуждаясь в новых пастбищах, часто захватываемых силой. К тому же кочевой образ жизни стал предпосылкой к созданию воинской организации, охватывающей практически весь социум. Как и всегда в таких случаях, рано или поздно «народ-воин» превращается в страшную агрессивную силу. Союз кочевых племен хунну, потерпевший поражение в борьбе за власть на сибирских степях, двинулся на запад, вовлекая в свои ряды попадавшиеся на дороге кочевые племена. В 70-х гг. IV в. племена хунну появились на Северном Кавказе, разорив кочевья алан в придонских степях. В борьбе с ними потерпели поражение и бежали к границам Римской империи готы Германариха, были взяты и разрушены города Боспорского царства, включая его столицу Пантикапей, разграблены многие греческие города Северного Причерноморья. Дикие орды кочевников «все наполняли резней и ужасом». Подверглись разгрому и поселения носителей Черняховской культуры. Гунны вскоре ушли на земли Нижнего, а потом и Среднего Подунавья, откуда стали нападать на земли сначала Восточной, а затем – Западной Римской империи. Объединивший все гуннские орды в мощный союз их вождь Аттила (445–454 гт.) подчинил себе некоторые соседние германские племена, а также славян верховьев Вислы и Одера. Гунны контролировали через сына Аттилы Элака и славян Северного Причерноморья. Вторжение гуннов в Европу имело важные последствия. После разгрома объединение носителей Черняховской культуры распалось, и славяне, ряды которых постоянно пополнялись за счет миграции с севера, стали главным земледельческим этносом на юге Восточной Европы. Со смертью Аттилы гуннская держава распалась и началась великая славянская миграция. Вслед за гуннами в середине V в. в восточноевропейских степях появились новые кочевые племена, тюркские по языку. Племена кутургуров и утургуров поселились в бассейне Дона и Приазовья, а протОболгары – в Прикубанье. Для VI–VII вв. нам ничего неизвестно о каких-либо конфликтах между ними и славянами.