Текст книги "Подставное лицо (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

– А дежурный?

– Дежурный ничего не знает про пальцы. И не надо.

– Сейчас попробую. – Качан ушел.

Была война на несколько фронтов. С преступностью. С начальством. С потерпевшими, от которых нельзя было честно принять заявление, как это делают полиции всего мира.

И Качана, и его самого ждала незавидная участь. Двойная статистика, нигде не публикуемая, скрытая от общественности, от науки, от Объединенных Наций, уничтожала своих служителей. Их изгоняли, отдавали под суд, заменяли новыми, которым предстояло повторить их судьбу в бессмысленной мясорубке оперативных уполномоченных.

Цуканов принес бланк спецпроверки из Главного информационного центра.

"По дактилоскопической картотеке… – прочитал Игумнов, – значится как ОСТРОКОНЬ НИКОЛАЙ НИКИФОРОВИЧ… – Дальше шли установочные данные. – Тридцать шесть лет… Уроженец и житель Оренбурга… Привлечен к уголовной ответственности. Хищение в крупных размерах. Мера пресечения – подписка о невыезде с постоянного местожительства…"

"Какого черта он оказался под Воронежем? Сунулся в волгоградский поезд да еще с оружием?! Поехал в Москву! Привлек к себе внимание Комитета государственной безопасности…" Об этом следовало крепко подумать.

И все же сначала он набрал номер милиции аэропорта.

– Слушай, Желтов! Я ему не верю! Раскрути ты этого милиционера с кольцом!

– Клянется-божится…

– Врет он! Как он объяснил?

– Взял, потому что железка.

– Я не верю! Все туфта. Народ у тебя задействован?

– И на водителей, и на подозрительных. "Серая куртка, дутая, на «молнии». Серые брюки в крупную клетку…"

– Народ знает?

– Знает. Только ведь тот мог и переодеться.

Им помешали. В дверях появился Картузов.

– Ты один? – Он сказал кому-то, кто шел сзади: – Идите сюда.

– Созвонимся… – Игумнов положил трубку.

Показался явно помолодевший директор ресторана. В камере с Гийо сползла полнота, бывший борец выглядел стройным, он, несомненно, за эти дни перешел в меньшую весовую категорию.

– Посидите несколько минут у начальника розыска, пока за вами придет машина… – Картузов держался обходительно, даже зависимо от Гийо. – Тут вам не будут мешать. Я сейчас приду.

– Только не служебную машину, – взмолился Гийо. – Такси.

– Сейчас пошлю за ним.

Гийо поздоровался с Игумновым за руку. У них не было взаимоотношений по службе: Игумнов и его люди не занимались ни расхитителями, ни взяточниками.

– Разреши, я позвоню. Чтобы жена не волновалась, – сказал Гийо.

Он набрал номер:

– Вот и я! – Гийо помолчал. – Слава Богу!

– Ты скоро? – по-видимому, спросила жена.

– Надеюсь, да. Дома обо всем поговорим.

Он положил трубку, обернулся к Игумнову.

– Опозорили. Не знаю, как на работе покажусь.

– Бывает!

Директор ресторана кивнул.

– Сигареты есть у тебя? – Он похлопал себя по пустым карманам.

– "Ява".

– Черт с ним!

Он закурил. Помолчал.

– Только с женой неудобно получилось. И с Наташей… – Наташа была его любовницей. – Мы на пару дней с одним приятелем из Гастрономторга и двумя девчонками рванули на Пицунду. Жена и Наташа, конечно, не знали. А Омельчук рассказал. Чтобы настроить их обеих против меня… Где же мужская солидарность?

Игумнов отделался безликой формулой:

– Все бывает.

– Не пойму, как Омельчуку-то стало известно… – Директор ресторана пребывал в растерянности. – Я на приятеля грешил. В Гастрономторге, там все они болтуны. А вышло наоборот. Он-то как раз молчал. Я признался – тогда Омельчук приказал его привести: "Прекрати и нас мучить, и себя! Рассказывай!" Я тоже говорю: "Оскар, они все знают!" А он: "Ты и признавайся! А меня с тобой не было!"

Гийо хотел развить тему, но Картузов из дверей уже манил его:

– Такси у подъезда.

– Ну, пока, начальник! – Гийо простился.

– Пока.

Игумнов по инерции несколько секунд думал еще о Гийо и его деле. Рисунок чужой оперативной манеры был ясен, словно Игумнов водил мокрыми пальцами по переводной картинке.

"Оскар из Гастрономторга и дал информацию. Но не нам! Кому-то повыше… А Омельчук только упрятал концы назад, в пряжу…"

Взгляд его упал на коробку под подоконником. Вид обворованного тайника направил мысли в прежнее русло.

"КГБ. Комитетчики знали про автоматчика. Возможно, даже следили за ним. Остроконь после волгоградского поезда никуда не поехал, стоял в полуэтаже, недалеко от служебного хода ресторана…"

Как профессионал, Игумнов всюду замечал неупрятанные концы чужой штопки.

"Майор Козлов был рядом с отделом незадолго до освобождения директора ресторана. Не пришел же он так просто, чтобы полюбоваться! Значит, что-то готовил. Итак, Комитет госбезопасности… А, кроме того, некто из Гастрономторга, связанный с рестораном…"

Это были их дела. Игумнова они не касались.

"Комитет заинтересовался проворовавшимися руководителями торговли…"

Он достал с полки телефонный справочник, нашел номер.

"Надо встретиться с Козловым. Черт возьми! Пусть он отвалит от меня. Я еще не коррумпирован. Качан тоже… Но какие у меня доказательства? Остроконь? Что я знаю о нем?"

– Игумнов, – позвонил дежурный. – У нас труп! В Нижних Котлах. Молодая женщина. Голая. Удавлена бюстгальтером. Управление уже выехало. Город тоже. Сейчас Картузов выезжает…

7

Врач-невропатолог, гулявший с собакой и первым обнаруживший труп, начинал объяснения одним и тем же:

– Я его зову: Тяпа, Тяпа!.. Он не подходит. Такая манера, на улице он весьма самостоятелен… Стоит и стоит у самых рельсов.

У невропатолога были большие, в тяжелой оправе очки, которые все сползали с плоского, украшенного горбинкой носа.

– Никого не видели рядом с трупом?

Он объяснил:

– Я не смотрю обычно. А сегодня мне еще в ночь на дежурство…

– "Не смотрю обычно…" – передразнил Омельчук.

Мысленно он находился в деле Гийо. Вокруг плелись интриги – Омельчук это чувствовал; но, поставив на высокое начальство, он до некоторой степени себя обезопасил.

"Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут…"

– Вчера вы тоже тут гуляли?

– Тоже. Но Тяпа вчера вел себя хорошо, все время крутился вокруг меня. Когда большие собаки выходят, он обычно не убегает…

Интеллигентный старик не мог понять раздражения, которое его объяснения вызывают у всех этих оперативных уполномоченных и следователей. Доктор полагал, что он и Тяпа сильно облегчили им жизнь, разыскав страшную находку там, где ее не скоро бы заметили.

Толпа по обе стороны откоса росла. Было уже поздно, но люди все подходили. Оперативно-следственные группы были словно на сцене. На газеты, расстеленные следователем прокуратуры у кювета, внизу, сносили обнаруженные окурки, битое бутылочное стекло.

Труп перенесли в машину. Вокруг нее тоже толпились люди.

Игумнов видел убитую на месте обнаружения – спутанная шелковым бюстгальтером шея, вывалившийся язык. Кровоподтеки на маленькой полной груди.

Одежды не оказалось ни под трупом, ни в кювете. Только ношеная легкая туфля со стершимся фабричным знаком. Один из оперативников принес зацепившуюся за куст ярко-фиолетовую ленту.

– Бант. Наверное, ее?

Было ясно: труп привезен. Потерпевшая убита в другом месте. Дело отойдет к территориальной милиции.

Ждали высокое начальство района и транспортников, чтоб разрешить все полюбовно.

"Неужели и трупы остальных женщин – и Зубрун, и Старковой, и Мылиной – тоже где-то в кювете?" – подумал Игумнов.

Было что-то странное в том, что труп привезли в город.

"По дороге из аэропорта столько безлюдных лесных массивов… Видно, преступникам зачем-то было нужно в эту сторону. По-видимому, кто-то из них живет поблизости. Или живет кто-то, к кому он должен был ехать…"

Телетайп уже передал в главки Москвы и области его ориентировки о подозреваемых и их приметах, Раменский райотдел получил данные на Неудобнова. Но Игумнов знал по собственному опыту: "Пока не обнаружены трупы Старковой, Зубрун, Мылиной – нет убийств…"

Он поднялся к домам.

"Если бы найти свидетелей…"

Игумнов прошел к телефону-автомату, набрал номер. У Качана было долго занято.

Наконец номер освободился.

– Там у тебя список раменских таксистов, с которыми мог ездить Неудобнов…

– Да. Но после того, как кольцо у Неудобнова оказалось латунным…

– Оставь это латунное кольцо. Я в него не верю. Будем работать по этой версии.

Качан вздохнул.

– Понял.

– Посмотри список таксистов, работавших вечером, когда прилетали Старкова и остальные…

– Вот он.

– Как у них с возвращениями в гараж в эти дни? Особенно среди связей Неудобнова. Узнай, как у них ставят отметки. В путевых листах время должно проставляться на штамм-часах…

– Так…

– Проверь еще раз: лежала ли жена Неудобнова на сохранении в роддоме, когда исчезла Старкова. В конце мая.

– Лежала. Это точно. – По его голосу Игумнов понял, что он наконец переключился на эти убийства.

– Нам нужны коллеги Неудобнова – все, кто работал в те дни и вчера. Кто-то может жить в районе места происшествия. Может, родственники здесь живут – не зря же он привез сюда труп!

– Понял!

– Кто-нибудь звонил мне?

– Никола. Он в аэропорту.

– Если будет звонить Ксения, скажи, чтобы она тоже ехала в Домодедово. Надо найти Неудобнова…

В конце он уже снова говорил как с единомышленником, который понимает его с полуслова:

– …Жены как-то сдерживают их, но стоит жене лечь в больницу, особенно в роддом, – их как с цепи срывает! Ну, все!

По Криворожской показались несколько машин с круговертью огня на кабинах. Руководство московской транспортной милиции.

– Внимание! Омельчук… – передал Картузов по рации. Игумнова не позвал.

Скубилин появился из машины вместе с обоими заместителями – по оперативной работе и патрульно-постовой службе, подошел к краю оврага. Картузов и Омельчук – оба круглые, упругие, как машинные баллоны, – поперли к ним вверх по косогору.

Игумнов видел, как Картузов, давая пояснения, широко показал на железнодорожное полотно, на оба путепровода со стороны Коломенской и на третий – от Нижних Котлов.

– Игумнов! – Двое из приехавших с большим начальством направились к нему от дороги.

– Дело это отойдет городу, – сказал старший. Оба были из резерва на выдвижение, никогда не работавшие на земле, из тех, кто ни к чему не прикипает. Игумнов легко их распознавал.

"Просто их не бывает рядом, когда трудно. И они сразу появляются, когда идет к раскрытию преступления или начальство решает, что с тебя пора снять стружку…"

– К себе скоро поедешь?

– А что?

– Шеф ворчит. С профилактикой у вас узко. В коллективах не выступаете…

Игумнов невежливо плюнул себе под ноги.

– Слушай, давай завтра! Прямо с утра.

Отделавшись от приданных ему сил, Игумнов подошел к эксперту-медику:

– Когда, считаете, наступила смерть?

– Думаю, этой ночью. – Он быстро курил, делая затяжку за затяжкой, почти не отрываясь. – Самопроизвольное разрешение трупного окоченения… Окрашивание подвздошных областей…

Из машины его окликнули.

– Извините.

– Всего доброго. – Больше на месте происшествия Игумнов не мог узнать ничего нового.

– Поехали! – махнул он Цуканову.

Учреждение смежников не имело вывески. Значилось под табличкой "Помещение № 1". Игумнов позвонил. Невыразительного вида отставник открыл дверь:

– Вы к кому?

Он назвал фамилию человека, который согласился его принять, поскольку майор Козлов отсутствовал и неизвестно было, когда он появится. Через месяц, через час?

Приход и уход сотрудников держался в тайне: теоретически, путем сложных подсчетов можно было вычислить их маршруты, передвижение, интерес.

Игумнова это не колыхало.

Отставник запер входную дверь, пустынным коридором через безлюдный вестибюль повел Игумнова к лестнице. Помещение казалось необитаемым. Над пустующим гардеробом висел выгоревший, газетного формата плакат: "Будь бдителен!"

"Такого теперь уже вроде нигде не встретишь… – подумал Игумнов. – Антиквариат!" Он поднимал себе настроение.

– Это к вам, – сказал отставник кому-то, кто стоял на верху узкой лестницы, и повернул назад.

– Проходите, – стоявший наверху показал на открытую дверь. – Садитесь.

Игумнов отметил в нем молодость, хорошо скрываемое любопытство и худощавость.

"Занимаются спортом… – Игумнову, в общем-то, было наплевать на выправку смежников. – Не как мы. Молодой. У нас ни одного такого начальника отдела, ни заместителя".

Лицо хозяина кабинета показалось ему знакомым:

"Могли десятки раз встретиться на вокзале…"

– Слушаю, – сказал смежник.

– Вообще-то я хотел видеть майора Козлова.

– Он еще в отъезде. А в чем дело?

После объяснений с Исчурковым, а потом со Скубилиным Игумнов ничего не терял.

– У меня пропали документы. Я хотел кое-что выяснить.

– Что именно?

– Я связываю пропажу с тем, что мне сказал Козлов. Есть свидетель, который слышал.

– Что конкретно?

– Козлов сказал, что давно уже наблюдает за мной.

– Перестаньте! Вы его неправильно поняли.

– Я оперативник. Он намекнул на то, что я укрываю преступления. А сегодня у меня выкрали бумаги.

– Секретные? – уточнил смежник.

– Незарегистрированные – и в том числе об исчезновении двух женщин – Старковой и Зубрун.

– То есть бумаги об укрытых преступлениях?

– Да.

– Вы понимаете, как закон обязывает меня поступить после такого признания…

Игумнов решил идти до конца. Комитетчик не вызвал у него неприязни.

– Будто Комитет государственной безопасности не знает такой мелочи, что милицейская статистика фальсифицирована!

– К нам поступают другие сведения. Некоторые недобросовестные сотрудники милиции завышают процент раскрываемости…

– Не кажется вам, что этих некоторых слишком много?

– Кажется. Чем я конкретно могу помочь?

– Бог с ними – с другими бумагами. Там два заявления об исчезновении женщин, но теперь почти точно известно, что они убиты. Тот, в чьих руках заявления, сейчас скрывает убийства. По ним и предварительного дела нельзя заводить! Это, как по сообщениям об оружии или о готовящемся теракте, надо сразу в работу. Вы знаете!

– Знаю. И, по-вашему, Комитету государственной безопасности на транспорте больше нечем заниматься, как милицейскими бумагами?..

Все это была туфта: он не мог и не хотел говорить с Игумновым откровенно.

– Сейчас мы проводим кампанию за то, чтобы люди, обнаружившие в вагонах или на станциях бесхозные вещи, немедленно информировали…

"Что нам в действительности известно о них? – подумал Игумнов. – Даже я, начальник розыска, не знаю, чем они на самом деле занимаются. Точно, что они тотально за нами следят? Знают о всех наших разговорах, даже о том, о чем мы беседуем с глазу на глаз, у себя дома, при включенных радио и телевизорах? Ведут на каждого списки, досье?"

Ему представилась минута, чтобы глотнуть воздуха и осмотреться. Маленький кабинет, еще меньше игумновского. Без излишеств. Настольный календарь. Несколько портретов Железного Феликса, в том числе выжженный самоучкой на куске фанеры. На вешалке, сбоку, висела обычная куртка-ветровка. Под ней виднелась коробка вроде игумновской.

"Не прячет ли и он в ней бумаги от своего начальства, когда оно жмет не в ту сторону, требует несправедливого? И вообще. Кто они? С кем себя отождествляют? С комиссарами госбезопасности или с их жертвами?"

Комитетчик меж тем заканчивал короткий свой экскурс в сегодняшние дела транспортного КГБ.

– …Оставленная без присмотра вещь – любимый прием террористов. Весь народ на Западе, я не говорю уже о странах Ближнего Востока, об этом знает. А нам приходится говорить не впрямую, обиняками…

"Совсем заколебали вы нас своими хитроумными объявлениями…" – подумал Игумнов. Спросил о другом:

– Но ведь занимаетесь вы и нашими органами! Будто в милиции недостаточно глаз, чтобы наблюдать за нами… Это полегче, чем раскрыть убийство…

– В милиции? – Комитетчик взглянул на него саркастически. – Да она сама по уши в грязи! В коррупции! Особенно ОБХСС!

– А что ОБХСС? Наш, например, сейчас зацепил директора ресторана. Не слыхали?

– Именно зацепил… – Игумнов убедился в том, что смежники полностью в курсе их милицейских дел.

Это свидетельствовало о многом.

– …ОБХСС только и делает, что пасется в тресте ресторанов и Гастрономторге… – Он назвал те же две организации, на которые обратил внимание Игумнов.

"Вот и подтверждение гипотезы… – подумал Игумнов. – Выходит, испытания Гийо на этом не кончились. КГБ всерьез занялся Московским управлением торговли, а начал с ресторана да гастронома…"

Краем уха Игумнов слышал о привилегированном положении деятелей городской торговли, и причиной тому была не только коррумпированность обэхээсэсников. Управление ОБХСС Москвы не в силах было бороться ни с Главным управлением торговли, ни с директорами крупных гастрономов, которые установили прямые контакты с Моссоветом, с отдельными руководителями милиции и МВД, с членами семьи Генерального.

"Наименее коррумпированная сила в правоохранительных органах… – Игумнов слышал эти слова от жены, а она, в свою очередь, принесла их с работы, и принадлежали они будто академику Сахарову, – это Комитет государственной безопасности…"

"Пожалуй, – подумал Игумнов. – Материально обеспечены. Независимы. Полностью политизированы. Эти наверняка могли бы завести счет и на Щелокова, и на Чурбанова… А вместо этого следят за нами…"

Занятый делами вокзального розыска, на самом основании милицейской пирамиды, внизу, на земле, Игумнов, как и его коллеги, давно уже жил жизнью наемника МВД, решающего чисто профессиональные задачи, ни с кем не деля ответственности за общее состояние дел.

"А хоть и так… – подумал он о родном министерстве и счете, который КГБ мог выставить его руководителям. – Как вы там сгреблись, так и разгребывайтесь…"

– У вас ко мне все? – спросил смежник.

– Остальное я скажу лично Козлову, когда он будет на месте.

– Звоните.

– Спасибо.

– До свиданья. Я провожу. Такой порядок.

– Да, ладно!

Когда за Игумновым закрылась дверь, комитетчик снова поднялся на второй этаж, прошел в кабинет, в конец коридора.

Рыжий, с глубокими провалами глазниц майор Козлов писал за столом. Увидев коллегу, он тотчас перевернул документ чистой стороной.

Это был его стиль.

Вошедший остался у порога: Козлов однажды уже написал рапорт на другого своего коллегу, который чересчур приблизился к лежавшим на столе служебным бумагам.

– Слышал?

Весь разговор в кабинете транслировался.

– Забегал! – усмехнулся Рыжий.

– По-моему, он работяга, – сказал тот, который вошел.

– Все они работяги… – Рыжий блеснул зрачками в глубине глазниц. – А в отделах продолжается антигосударственная практика укрытия преступлений…

"Он ведь и на меня напишет, – подумал вошедший. – Скажи я, что практика укрытия идет у них сверху…"

Козлов явно завелся:

– А всего-то и требуется – больше головой работать. Ответственней подходить. Вот и отдача будет…

"Что ж тогда сам ты, Козлов, такого дурака свалял в Воронеже?.. – снова нелестно подумал о нем вошедший. – Ни в чем не виновных пассажиров держал в камере, а угонщика своими руками на волю отпустил… Это тебе не госдачи охранять вместе со своим шефом! Тут работать надо!"

Чтобы закончить неприятный разговор, он спросил:

– Как там с этим делом? С Гийо?

– Разворачиваются. Управление будет использовать нас для отдельных поручений. Ночевать сегодня придется в отделе.

Еще в коридоре Игумнов услышал тревожные звонки.

– Черт! – ключ застрял в замке, не лез.

Игумнов буквально вломился в кабинет, успел схватить трубку. Это был Никола, он звонил из аэропорта:

– Быстрее! Я сейчас видел этого. В серой куртке, с «молнией»… С ним еще один!

– Еду.

Никола метался между крытым перроном и закусочной. Тускло горели огни. Поверх цепи низких пристроек вдоль взлетного поля слышалось сиплое шипение – там словно разогревался шумный гигантский примус.

Подбежал Игумнов.

– Где?

Никола выматерился.

– На секунду отвернулся, – во рту у Николы была каша. – И с концами…

– Он один?

– С водителем. Водителя я запомнил. Невысокий, с бородкой. Молодой. Похож на латыша… Ты посмотри, что здесь делается!

Площадь перед аэропортом и дальше, у служебных зданий, горбатилась кабинами стоявшего сплошняком автотранспорта. Сотни людей, как пчелы в ульях, переползали от кабины к кабине.

Игумнов оглянулся. На платформе его ждали оперативники. Где-то находилась и Ксения. Люди Желтова разбросаны были по залам.

"Мы ничего не сделаем такими силами", – подумал он.

Никола помялся, он хотел напомнить насчет Истринского райотдела и понедельника, но промолчал.

Впереди он увидел Ксению. На ней были туго натянутые джинсы. Длинные молодые ноги начинались сразу от груди.

Ксения была не одна.

"Похоже, прихватили…" – Парни вокруг нее в любую минуту от слов могли перейти к делу.

Чуть дальше, у машины, стояли две домодедовские проститутки, постоянно прописанные в аэропорту.

– Чао, мальчики, – Ксения увидела приближающегося начальника розыска. – Я тут по другому делу. Правда? – Она просунула руку ему под варенку.

Игумнов и «мальчики» обменялись хмурыми взглядами. Сутенеры повернули к машине, проститутки исчезли еще раньше.

– Клеют? – спросил Игумнов.

– Только не те. Те ищут приезжих. Ненакрашенных. Робких. Странный у них вкус, Игумнов. – Она шла, постреливая глазами. Свежая, молодая. На нее оглядывались. – Не находишь?

Шел второй час ночи.

– "Произвел посадку самолет… рейса… Воронеж – Москва"… – отдалось под крышей.

"Тот же рейс… – подумал Игумнов. – Девчонок подбирают с него, потому что он последний. Городской транспорт прекращает работу, а ждать утра в аэропорту мало кому приятно…"

– Завтра вечером меня с вами не будет, – объявила Ксения. – Иду на свидание.

– Дело хорошее… – Игумнов не отрывал глаз от встречных мужчин.

– Чего ж не спросишь с кем? С Генкой Яриковым. Из общежития… Помнишь? С лимитчиком! Ты меня к нему посылал.

– Друг Мылиной?

– А что?

– Ничего.

У угла здания Игумнов увидел патрульный «Жигуль» Бакланова. С мигалкой и рупором. Рядом желтела милицейская "канарейка".

– Я ему нравлюсь. У меня квартира. Парень он хороший. Вот выйду за него замуж. Будешь моим шафером, Игумнов?

Ее уже снова клеили. И снова не те.

– Девушка, может, поужинаем?

Игумнов подбородком указал на милицейский транспорт.

– Видишь? Кто-то из нас обязательно здесь будет. Если что – подойди…

– А ты?

– Я тоже буду.

Он повернул к платформе. За цепью пристроек снова слышно было сипение гигантского примуса. Откуда-то из-за деревьев блеснули гигантские сполохи.

Рядом с «Жигуленком» возник Бакланов, с ним был второй милиционер – водитель «канарейки». МО-14562 – тучный, в пыльной милицейской форме – застрял в толпе.

Игумнов подошел.

– Я отъеду. На пост, – сказал Бакланов. – Тут рядом. Если что, парень этот – на «канарейке» – подбросит до поста. Тут все равно дорога одна. А там я…

– Надолго?

– Да нет. Только отметку сделаю. Ты уже пошел?

За пригородными кассами обнаруживалось еле заметное людское течение, оно уводило пассажиров к платформе, под крышу, в ночевавшую у перрона первую утреннюю электричку.

Игумнов двинулся со всеми. Странная пара впереди закрывала обзор, в то же время укрывала его от нежелательных взглядов. Пухлая, расплывшаяся женщина суетилась, жевала, заглядывала в темные окна вагонов, ее спутник кашлял – никак не мог перестать, смеялся, хватал и щупал ее сзади.

Несколько человек прошло навстречу Игумнову по обе стороны закрывавшей его пары.

"Вот что плохо, – подумал он. – В голове у меня всегда только одна жесткая схема, в которую я пытаюсь втиснуть возникающие ситуации…"

На скамейке сварливо, по-взрослому, препирались дети:

– Нет, Олечка, это ты сказала…

– Нет ты, дорогая!

Рация молчала.

Гурьбой, неслышно прошли черноглазые, маленькие, в мягких кроссовках юноши и девушки Юго-Восточной Азии, их становилось в Москве все больше, и в ориентировках МУРа на них уже положили глаз.

Сбоку промелькнула маленькая головка, неловкая женская фигурка без шеи. Чье-то задумчивое лицо. Парень, похожий на Дон-Кихота – бородка клинышком, усы, узкое лицо с близко посаженными глазами, – нес сумку с колесиками. Женщина была в сапожках на каблуках…

Игумнов оказался у головы поезда, когда что-то тревожное зыбко колыхнулось в подсознании. Он обернулся. Платформа позади была забита людьми. Сипение работавшего на всю мощь примуса было особенно слышно.

"Какая-то деталь… – Словно что-то коснулось его вдруг. – Знакомая манера носить вещи. Ходить…"

Он повернул назад.

"Женщина, которая шла рядом с этим Дон-Кихотом… Неловко, в сторону наклоненная головка – неумелое кокетство… Кто еще так испортит свою фигуру… Сапожки! Это летом-то! Надя! Конечно! Она смотрела вниз! Дала знак! Не хотела, чтобы он, Игумнов, встретился глазами и все сразу испортил…"

Он уже врезался в вязкую, как болото, едва колышущуюся толпу на платформе.

"Да разве можно было рассказывать ей об этом! Настолько забыть ее натуру! Предположить, что она не попытается помочь – не поедет ночью в Домодедово к этому рейсу…"

Он прижал пальцем манипулятор на рации:

– Быстро к машинам! Парень с сумкой на колесиках. Узкое лицо, бородка. С ним женщина небольшого роста. В сапогах. Перехватывай! Не дай уехать…

Он кого-то толкнул, прыгнул через брошенные кем-то у столба ящики.

В рации слышались голоса. Но Дон-Кихот словно провалился под землю. Прошло несколько минут. Огромный сипящий примус за вокзалом набирал силу, он словно готовился взлететь вертикально.

Игумнов продирался вдоль машин, между таксистами и пассажирами. Заглядывал в лица.

Чей-то голос по рации ударил в самую барабанную перепонку:

– Сейчас отъехал… 40–16 или 48–16. Шофер с бородкой и женщина сзади!

– Ч-черт! – Кто-то толкнул его в плечо. – Куда прешь, лось!..

Игумнов, не разбирая дороги, кинулся к машине ГАИ. Бакланова не было. «Канарейка» тоже оказалась пуста – Игумнова едва не хватил кондратий, но второй гаишник, оказалось, стоял позади машины.

– Быстро! – заорал Игумнов. – Быстро… – У него словно осталось всего одно слово. – Быстро!..

Надя тоже заметила Игумнова на платформе, и ей сразу стало спокойнее.

– Вы где там живете, в Воронеже? – Таксист вел себя обходительно. Она решила, что образование у него десятиклассное. Характеризующие эти данные могли ей пригодиться при неожиданном осложнении.

– Я? По улице Ленина.

– У меня там тетка жила!

– Вот как! – На всякий случай она увела разговор от Воронежа. – Народу тут всегда так?

– Всегда. – Он тоже был не против сменить тему. – А вы в Москву надолго?

– На сутки. Северное Чертаново – это где-то недалеко здесь?

– Если по Кольцевой – нет… Нам сюда!

Он повернул в обход площади.

– Ночью мы, таксисты, стараемся не подавать на стоянку. Подойдет пассажир – и вези хоть на тот конец Москвы. А так – сами себе хозяева. Уж если едешь, чтоб ближе к парку…

Машина стояла в ряду частного автотранспорта, таксист открыл багажник.

Надо было решать: едет она или нет?

Колесики вместе с сумкой исчезли в ящике.

Надю это не тронуло. В сумке не было ценного, одна ветошь, и после задержания таксиста свою сумку она предполагала получить назад.

"Игумнов говорил: преступников двое. Этот вроде один. Не он? Но как проверить? Проехать пару километров. А если это они? Рядом с постом ГАИ открыть дверь или окно. Крикнуть…"

Вся ее жизнь связана была с жестким расчетом, которому она привыкла доверяться. С надеждой на одну себя.

Она всегда начинала и выигрывала. Когда по лимиту приехала с сестрой в Москву. Когда у них не было ничего за сутки во рту, кроме одного-единственного пирожка с повидлом. Когда училась в вечерней школе. И потом в Академии МВД СССР…

"Рискнем, а там видно будет…"

Она села на сиденье позади водителя. Таксист в это время зашел спереди к кабине. Провел над стеклом, отблеск зеленого света исчез. Она поняла, что он закрыл «огонек» специально сшитым колпачком.

"Будем ехать без счетчика…"

Таксист не спеша поставил «дворники», сел, включил зажигание.

Молодой парень – русый, в куртке – сунул голову к водителю:

– Шеф, возьми! Тут километров пять по прямой…

Водитель быстро поднял предохранительную кнопку на двери сзади – парень буквально вломился на заднее сиденье.

– Ох, извините, девушка! – Он словно только что ее заметил. Здоровый, грязноватый тип. Сквозь русую щетину на щеке просвечивал молочно-белый созревший чирий.

Таксист быстро погнал с площади.

– Втроем веселее будет. Правда? Я Толик. А вы?

– Наташа. Втроем, конечно, веселее. – Она поняла, что проиграла.

Толик оттеснил ее в угол сиденья, в сторону от проезжей части. Справа по ходу был лес – можно было разбить окно, свистеть, кричать – никто бы все равно не услыхал.

Она собрала все свое мужество, бесстрашно цыкнула зубом.

Ехали быстро. Мелькнул пост ГАИ, дальше все было вновь безлюдно. Парни неумело разыгрывали знакомство: "Где живешь? Где служил?" Оказалось, что у них много общих знакомых. "Таньку знаешь?" – "Конечно!" – "А Витальку?"

– Девушка… – Водитель обернулся. – Я на минутку съеду с трассы? – Сбоку, чуть впереди, показался короткий съезд под деревья. – На секунду.

Видимо, они проверялись.

Все было тихо. Парни вышли из машины. Помочились.

Если бы она попыталась выбраться, ее бы скрутили в одну минуту.

Сзади на шоссе внезапно послышался гул. Патрульный «Жигуль» с круговертью огня над кабиной в мгновение пролетел мимо. Скрылся в сторону Москвы.

– Поехали, что ли? – хрипло сказала она и сама испугалась своего хрипа. "Предсмертный хрип…"

Они вернулись, болтая о пустяках.

Никто больше не заикался о том, что второму парню надо выходить. Дважды путали имена. «Толика» водитель назвал «Мишей», а тот его "Игорем".

Снова ехали быстро. Свернули на Кольцевую автодорогу. Позади промелькнуло Варшавское шоссе сворот на Чертаново, куда она будто бы должна была попасть. Впереди был Теплый Стан. «Мосрентген». Отворот к аэропорту Внуково.

"Куда же везут меня? Сразу на Хованское кладбище?"

Движения на Кольцевой автодороге почти не было. Ни одна патрульная машина не догнала их, не обогнала.

"Неужели он не узнал меня?" – подумала она об Игумнове.

– Далеко еще? – спросила у водителя.

За таксиста ответил "Толик".

– А куда спешить?.. – Он засмеялся. – У меня бутылка припасена. Сейчас вмажем и немного отдохнем… Может, мы свернем куда-нибудь, шеф? Чтобы нам не мешали…

– Тут есть одно местечко, – отозвался таксист. – Там никто не ездит.

– Ты водку пьешь? – обернулся к ней «Толик». – Или вино?

Ей так и не удалось справиться с голосом.

– Водка предпочтительнее, – сказала она хрипло.

Он засмеялся.

"Не буду пить – так просто вольют в горло… – Рано или поздно ее должно было ждать поражение. – Что же они делают с ними потом, после того, как вмажут и отдохнут… Никто из их жертв, сказал Игумнов, никогда больше не возник, не обратился в милицию… – Она взглянула на лапистые, с толстыми короткими пальцами руки «Толика». Догадалась. – Душат!"

8

МО-14562 как раз вписывал в ведомость:

"Проверил несение службы…"

Визг тормозов заставил его обернуться. Это была «канарейка», дежурившая в аэропорту. От резкого удара по тормозам ее потащило юзом.