Текст книги "Подставное лицо (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

«…Сообщенный потерпевшим Полетиком-Голеем телефон 2610002 индивидуальной абонентской сети не значится стол заказов междугородной телефонной станции…»

«…Данным штаба московского управления транспортной милиции возможна качестве рабочей гипотезы версия причастности Полетики-Голея делу Мостового (Стоппера) обнаруженные деньги могли быть частью суммы предназначенной Стопперу и присвоенной Полетикой-Голеем до 25 августа сего года…»

– Интересно, – заметил Денисов.

Еще телеграмма посвящалась Ратцу:

«Связи пережитым потрясением отмечались признаки депрессии которые провоцировались неблагоприятными жизненными ситуациями в состоянии аффекта может совершать неадекватные поступки…»

Местность за окном выглядела выгоревшей. Солнечный шар висел уже довольно высоко над промелькнувшим глиняным мазаром. Насколько хватало глаз, тянулась солончаковая степь. Где-то недалеко от этих мест Волго-Уральские пески переходили в пески Батпайгыр.

Одно сообщение непосредственно дела Полетики-Голея не касалось:

«Избыточная оперативная информация…»

«…Помощью Гранда станции Ярославль-главный задержан поличным дополнительный соучастник преступной группы Мостового-Стоппера имевший при себе большое количество груза»

Упомянутый в телеграмме Гранд был питомцем отдела служебного собаководства, прошедшим специальную подготовку по обнаружению наркотиков.

Последняя телеграмма имела отношение лично к Денисову и Сабодашу:

«…Ввиду неблагоприятных метеорологических условий утром 27 августа аэропорт Астрахань временно закрыт прилет оперативной группы задерживается…»

– Газимагомедова к нашему прибытию не успеет… Непогода!

– Я, пожалуй, пойду. – Антон поправил китель, взял со стола газеты. Свидетели, наверное, уже собираются в ресторане.

Денисов подумал.

– Мы упустили из вида магаданца…

– Магаданца?

– Того, что пил из неоткупоренной бутылки… Магаданца и его попутчиков пригласи тоже в ресторан.

Антон ушел. Денисов уложил телеграммы, собрал вещи.

Он не принадлежал к людям, для которых гипотеза ненадежна уже потому, что ее нельзя предъявить, выложить на стол.

«Распределительный щит в одиннадцатом вывел из строя Полетика-Голей, чтобы ночью в неосвещенный вагон заманить электрика. Или Шалимова…»

«…Лука не добивался темноты в коридоре – призрачные сумерки тянулись от одного фонарного столба к другому, не требовалась Полетике-Голею и темнота в купе – он сам протестовал против шторы…»

Денисов по-прежнему был горд своим открытием. Как и в тесте с карликом, самым сложным было обнаружить промежуточное звено логической цепи, где тезис «Для чего выводят из строя распределительный щит?» незаметно подменяется похожим, но совершенно другим: «Зачем в пути следования преступник оставляет вагон без света?»

Впереди раздался предупредительный гудок локомотива, Денисов посмотрел на часы. Он не вполне представлял себе свою роль на это ближайшее время, прежде чем Газимагомедова и ее оперативная группа возьмут все полномочия в свои руки. Наташа могла не одобрить того, что Денисов мог осуществить.

«Что ж, – подумал он. – Пора собираться…»

9

Вагон-ресторан покачивало, но не сильно. Прозрачный свет пустыни стоял в окнах.

К приходу Денисова почти все столы были заняты – Антон, Шалимов, соседи Полетики-Голея по купе; кто видел или разговаривал с ним в поезде; молодожены, Прудниковы, Феликс.

Официантка разнесла завтрак, посудомойка, не выпуская из губ сигарету, открывала «Айвазовскую».

По знаку Антона Феликс освободил Денисову место у двери. Рядом директор что-то считал в тетради. По другую сторону прохода сидели Вохмянин и Марина. Дальше, за ними, устроился Ратц. Четвертый стул, у окна, пустовал.

«Сложись иначе обстоятельства, – подумал Денисов, – его занимал бы сейчас Лука…»

Вохмянин что-то писал в общей тетради. Пока Денисов смотрел на него, он не поднял головы.

Первенствовал Судебский.

– …В каждом деле надо знать тонкости! Если кинолог – собаку хорошо знай, чтобы мог сказать, выгуленный пес или нет… Если следователь или инспектор, наблюдай – кто чего стоит!

Хозяин Дарби обращался к Прудниковым, они занимали места в середине, за тем же столом сидели Шпак и проводница девятого Рита. Прудниковы-младшие играли во втором салоне. Дальше, в нерабочем тамбуре, маялся дог.

В салон вошли еще люди. Проводницы двенадцатого и десятого никого не видели, но, по модели Денисова, должны были быть допрошены – вместе с электриком прошли в середину, к попутчикам магаданца. Сам магаданец устроился между Судебским и Пятых.

До Астрахани оставалось недолго. Если бы погода благоприятствовала, на вокзале, под желто-красной крышей, очень скоро их ждала бы группа Газимагомедовой.

Денисов вернулся к событиям на московском вокзале в момент отправки дополнительного.

«Карунаса, который подходил к Судебскому перед посадкой, не интересовал рацион дога. Это так ясно!..»

«Подошел, поинтересовался: „Чей дог? – рассказал Судебский. – Каких родителей? Чем кормим?“ Они думают, если собака большая – ей наварил полведра супу…»

Денисов снял часы, положил на столик рядом с авторучкой и записной книжкой «Фише-Бош», подвинул бутылки с «Айвазовской» – возникла некая композиция.

«Ответы Судебского, должно быть, успокоили Карунаса, он своим ключом открыл Судебскому дверь в вагон и только позднее, перед самым отправлением, оставшись один, поставил в окно с нерабочей стороны свою сумку. Это заметил младший инспектор… – Денисов переместил записную книжку, возникла новая и, как ему показалось, более динамичная композиция. – Карунас в случае допроса должен будет объяснить, кому предназначался груз. Или, по крайней мере, откуда сам он его получил!»

Денисова отвлек хриплый голос Судебского:

– Кошелек потерпевшего с пятнадцатью червонцами тоже исчез! Я никого не подозреваю, однако… – Он метнул взгляд куда-то в сторону двери.

Ехавшие в купе с убитым молчали. Вохмянин оставил доклад, присматривался к холодной трубке, точно видел ее впервые.

– Как честный человек… – прохрипел Судебский. – Предлагаю! Пусть каждый предъявит свою наличность.

В салоне стало тихо.

– Деньги? – спросил кто-то.

– Ну!

– Ерунда! – Молчавший все это время Рати повернул скорбное лицо. – Не думайте, что каждый здесь в одиночку. Слава богу, у меня есть глаза…

Антон согласился:

– Лишнее!

– А мы добровольно! Я первый… Вот! – Судебский стад демонстративно выворачивать карманы – на пол посыпались талоны на бензин, корешки каких-то квитанций. – Ни одной десятки!

Феликс, магаданец и еще двое последовали его примеру. У Феликса оказались четыре новенькие десятки, магаданец был, что называется, гол как сокол.

– Обещали выдать на месте…

– Все или никто! – гремел Судебский, снова рассовывая содержимое по карманам.

Директор вагона-ресторана оторвался от счетов:

– Червонец – купюра ходовая…

– Главное: как определить, какие купюры краденые? – спросил Шалимов.

Сабодаш, простая душа, подлил масла в огонь:

– Вообще-то деньги узнать нетрудно. – Он потемневшим платком вытер лоб. – Кошелек найден. Внутренняя поверхность оказалась в высохших бурых пятнах: кровь! Значит, на деньгах тоже…

– Хватились! – Прудников усмехнулся. – Разменял – и дело с концом!

– Показывай, Прудников! – прервала его жена.

В это время Марина поднялась, поправила очки. В руке у нее была пачка десяток.

– Проверьте, – она положила деньги на стол перед Антоном. На некоторых действительно были какие-то пятна.

У Вохмянина вырвался досадливый жест. Похожая на жужелицу пассажирка под литографией астраханского Кремля громко вздохнула.

– Вы везете деньги из Сум? – спросил Антон.

– Часть денег я разменяла по дороге…

Электрик из угла заметил резонно:

– Убийца мог выбросить деньги, а кто-то поднять!

Поколебавшись, Антон переправил лежавшую перед ним пачку на стол к Денисову.

– Ашулук! – объявил Шалимов.

Земля за окном выглядела рассохшейся, словно покрытой древними письменами. Сероземы, серо-фиолетовая клочковатая сушь. Станции еще не было, но вдоль полотна тянулись четкие следы протекторов.

Вдоль пути вскоре замелькали невысокие строения. Сабодаш кого-то увидел, поднялся к окну. Какой-то человек бежал к поезду.

В ту секунду, когда колеса дополнительного замерли, в руке Антона был пакет.

– Спасибо, – сказал Антон. Не вскрывая, передал пакет Денисову.

– Пять минут стоянка, – сообщил Шалимов.

Магаданец спросил:

– А следующая?

– Селитренский.

«Должно быть, последняя телеграмма», – подумал Денисов.

«…Направленный экспертизу нож красной пластмассовой ручкой орудием преступления не являлся…»

От него не ускользнуло:

«Обнаружены два ножа, и оба не являлись орудием убийства… Основное вещественное доказательство не найдено…»

Разговоры прекратились, когда Денисов стал откладывать лежавшие перед ним купюры, имевшие следы перегиба. Было заметно: прежде чем попасть в общую пачку, часть купюр была сложена вчетверо.

Все думали об одном.

«Кошелек Полетики-Голея небольшой, квадратный, купюры сгибались несколько раз…»

Однако Денисова беспокоило другое:

«В отсутствие Наташи Газимагомедовой и оперативной группы вправе ли я повести дальнейший розыск преступника так, как считаю нужным?»

Он отложил последнюю десятку, теперь перед ним лежала тонкая стопка купюр со следами перегибов.

– Пятнадцать! – прохрипел со своего места Судебский. – Я считал!

На него неприязненно оглянулись, Денисов смешал купюры: «С деньгами в последнюю очередь…»

Солнце припекало. Антон тревожно следил за Денисовым, все чаще стирал пот с лица.

Денисов нашел глазами магаданца и его спутников, выглядевших весьма живописно, – пожилого, со шрамом, и второго, в тельняшке, с металлической пластинкой у кисти. Он знал об этих людях меньше, чем об остальных участниках уголовного дела.

«Магаданец и его спутники, – подумал Денисов, – не жители Дальнего Востока…»

Подозрение укрепилось, когда Денисов увидел билеты, взятые от Москвы. Кроме того, перечисляя дальневосточных рыб, магаданец назвал подряд «муксуна», «чавычу» и «пыжьяна», что рыбак сделал бы едва ли: «муксун» и «пыжьян» были речными рыбами, а поставленная между ними через запятую «чавыча» – морскою.

«Но в купе действительно висела на жилке рыба…»

Магаданеп выглядел бывалым, привыкшим к шумному командировочному братству, крепкому словцу. Держался он независимо.

– В командировку? – спросил Денисов.

– Ну!

Денисов узнал интонации Подмосковья.

– Наверно, связаны с рыбным хозяйством?

Магаданец хотел отшутиться, но его спутник, пожилой, со шрамом, вклинился в разговор:

– Москва, фирма «Океан».

– Понимаю… Консервы! «Чавыча», «пыжьян»…

– И рыба! Горбуша, кета. Все ценные породы.

Денисов вспомнил характеристику проводницы: «Ничего. Только выпить не любят… Всю ночь сидели! Даже без света…»

Денисов оглядел салон: Феликс чувствовал себя не в своей тарелке, пока он, Денисов, разговаривал с рыбаками.

– А почему Магадан? – Антон воспользовался паузой.

– Девушки больше уважают! – Магаданец подмигнул Пятых, проводница вспыхнула, поправила пилотку.

Судебский, о котором успели забыть, подал голос:

– На Востоке заработки выше! За это и уважают!

«Рыбаки» дружно захохотали.

– Не всегда, отец… – магаданец потряс пустым бумажником.

– Этой ночью вы покупали вино? – спросил Денисов.

«Рыбаки» замолчали. Феликс пил «Айвазовскую», на него жалко было смотреть.

– Дело серьезное! – вмешался Антон.

Магаданец пожал плечами:

– Покупали.

Денисов спросил:

– В ресторане?

– Работяга принес в купе… – магаданец помялся, – Феликс!

Разносчик пожелтел.

– Бутылки были со штампами? – продолжал Денисов. – «Трест ресторанов Южного направления»? С наценкой?

– Без штампов, – магаданец пригладил редевший медно-рыжий венчик надо лбом. – Но с наценкой. Работяга предупредил: «Ресторан закрыт. Тружусь сверхурочно…»

Директор оторвался от счетов:

– Если товарищ настаивает, давайте соберем бутылки! Я уверен, мы не найдем ни одной без штампа.

– Бутылок этих в поезде нет, – сказал Денисов. – Официант ночью прошел по всему составу. Собрал.

– О каком вине вы говорите? «Дербент»?

– «Марсала», – вместо магаданца ответил инспектор. – В Москве официанту помог доставить ее носильщик…

Феликсу вновь стало плохо. Он почувствовал себя не лучше, чем накануне, когда ввалился с бутылками без штампа в вагон, полный милиции.

– У убитого в купе тоже «Марсала» без штампа, – сказал Денисов.

Официант не выдержал:

– Может, я по магазинной стоимости отдал!

– Феликс! – как в старом, очень знакомом фильме, предупредил директор. – С этого момента каждая ваша реплика может быть использована против вас. – Закончил он неожиданно: – Правду, и ничего, кроме правды!

За окном показался разъезд, дополнительный по какой-то причине позволил себе проследовать мимо.

Взгляд Денисова снова нашел магаданца.

– Расскажите подробнее.

– Две бутылки он принес, как только отъехали от Москвы…

Его перебил электрик:

– Тогда и меня пишите в свидетели! – Он поднял руку. – Я со щитом возился! Официант при мне приходил!

Денисов соотнес события в тринадцатом с теми, что происходили на месте происшествия.

«Полетика-Голей купил у Феликса „Марсалы“, хотел во что бы то ни стало споить спутников, от крепких напитков Марина и Ратц отказались. Ратц заупрямился – старческая несговорчивость ставила под угрозу то, что Полетика-Голей готовил с таким трудом. Лука вспылил. Старик к тому же оказался из мест, где Луку знали во время войны».

«Слово „война“ было определенно произнесено…» – свидетельствовала Марина.

«Наконец сошлись на шампанском, которое Голей незаметно приправил снотворным… Ратц наконец отпил, Марина тоже пригубила. На несколько минут вышли в коридор. Здесь их видел Феликс, а затем Прудников, который по случаю дня рождения искал спиртное. Пассажиров было мало, многие легли отдыхать. Перед решительной минутой Полетика-Голей уже впрямую расспрашивал всех о кинологе: „Видел ли кто-нибудь собаку в поезде?“»

Никто не видел Дарби. В час третьей стражи Полетика-Голей благополучно вывел из строя распределительный щит, вернулся в купе, лег. На всякий случай зашил бумажник в матрас. Лука ждал человека к сломанному щиту, но никого не было. Электрик возился в тринадцатом, где за стаканами коротали время «рыбаки». Шалимов за два вагона от Луки заканчивал сведения о наличии свободных мест. «Только называются сведениями, – сказал наутро Шалимов, – а в Кашире и не выходит никто…»

Магаданец объяснял:

– …Сидели с фонариком, ждали, пока исправят свет. Тут Феликс…

– Вино было при нем?

– В корзине… Перед Домодедовом заглянул снова: «Не возражаете, я унесу бутылки?» – Магаданец показал на пожилого со шрамом: – Николай сказал, что не против. «И еще, если можно, захватите вина. Мимо дома еду».

– Мимо дома? – переспросил Денисов.

– Он из Привалова, Николай.

«В Привалове Ратц уже разбудил Суркову», – подумал Денисов.

Он попросил уточнить:

– Когда Феликс снова принес вино? В Привалове?

– Оставался еще перегон, – Николай кивнул утвердительно.

Магаданец воспользовался паузой:

– На другой день я фокус-покус показал с этой «Марсалой», поэтому вы узнали.

Феликс тяжело оторвался от стойки.

– «Не можешь, не берись!» Другим не такое с рук сходит! – Он вытер пот. – Остальное вино у меня в купе. Шесть бутылок продал, одну разбил…

Денисов ни о чем не стал больше спрашивать.

– Кто видел вас ночью? – спросил Антон.

– Все спали. В девятом не спал пассажир, – Феликс показал на Шпака.

– Разрешите вопрос? – Директор оторвался от стула. – Знал я обо всем этом, Феликс? Или нет? Честно!

– Не знали, – Феликс отвел глаза. – Я один виноват.

Бег дополнительного замедлился. Магаданец встал, чтобы размять ноги, прошел к стойке. Больше он не садился.

– Аксарайская? – один из «рыбаков» показал на платформу.

– Она, – подтвердил Шалимов. – Теперь Бузанский и Астрахань.

На перроне торговали вареными раками.

– Сюда! – Электрик протянул руку в окно.

Раки были нанизаны на проволочные дужки. Одну связку электрик предложил Шалимову, другую сунул в чемодан.

Состав тут же двинулся.

– …В одиннадцатом было темно, – вспомнил официант, – купе третье, по-моему, оставалось открытым. Да! В двенадцатом мне навстречу шел…

Денисов догадался:

– Пассажир с догом?

Судебский смутился:

– Десять минут перед сном, святое дело… Дошли до девятого и назад!

– В тринадцатом вы прошли мимо проводницы…

– Галя видела, как я вошел.

– Не доезжая Привалова, – вставил магаданец. – Николай как раз сказал: «Следующая моя».

Пожилой со шрамом повторил:

– Вельяминово, за ним Привалово.

«…Лука приготовился задолго до Привалова, отпер и приоткрыл дверь купе. Из темноты был хорошо виден каждый, кто шел по коридору. Полетика-Голей ждал. Железнодорожник, получивший от Карунаса сумку с ценнейшим грузом, с минуты на минуту обязан был появиться у выведенного из строя распределительного щита…»

Внезапно Денисов почувствовал, что допустил неточность: «Железнодорожник, получивший от Карунаса…»

«…Не от Карунаса была получена сумка, а с помощью Карунаса, через Карунаса! А это не одно и то же! Партнеры не видели друг друга и не должны были видеть! Один поставил сумку с нерабочей стороны тамбура, в окно, второй взял…»

Он напрягся, стараясь вспомнить все об «организации», которая тщательно конспирировала свою деятельность, так что выпадение одного звена не могло вызвать провала всей цепи.

«Дело Стоппера! Преступный картель!»

Тростниковый лес за окнами ресторана возник внезапно, пронизанный покоем. Показались вязы, похожие на странных животных, группами и в одиночку прогуливавшихся в высокой траве.

«…Когда у щита появился бы человек, которого он ждал, Лука спустился бы с полки, прошел в малый коридор. Почти бесшумно сработала бы пружина самовыбрасывающегося лезвия…»

«Освобождение от труда – есть преступление», – записал Лука. Еще при первом знакомстве с записной книжкой Полетики-Голея Денисову пришла мысль, что сентенции великих гуманистов владелец переписал со стен следственных изоляторов и исправительно-трудовых колоний.

«…Дерзкий план рецидивиста, – Денисов склонялся к этой рабочей гипотезе. Сначала присвоить деньги, которые были предназначены семье Стоппера за его молчание на следствии, потом убить перевозчика, завладеть грузом… – Версия получалась стройной. – Обнаружив труп, милиция должна была броситься на поиск пассажира, который исчез, оставив портфель с пляжным туалетом, коробочками Ювелирторга… В ней отсутствует пока только одно, в этой версии, – с сожалением подумал Денисов, – указание на того, кто убил Полетику-Голея…»

Дополнительный остановился. Впереди и сзади горели запрещающие огни, под невысокой насыпью к грунтовой дороге тянулся тростниковый лес.

«…В Астрахани Лука вынес бы из поезда свой груз и присоединился бы к молодоженам. Несомненно, он взялся бы помогать Ларисе, подсунув Косте опасную поклажу Карунаса на случай проверки… Как назвать то, что сейчас происходит? – подумал Денисов. – Воспроизведение обстоятельств? Очная ставка, в которой одновременно участвуют пятеро – магаданец, Феликс, проводницы, Судебский? И еще шестой – неназванный!»

– В тринадцатом вагоне проводница видела, как вы принесли бутылки? спросил Денисов официанта.

Феликс поправил куртку.

– В последний раз? Не знаю.

– Галя! – позвал Денисов.

Она заулыбалась.

– Я же книжку читала!

– Значит, свет починили?

– Ну!

– А электрик?!

– Так они сразу ж ушли!

Денисов обернулся к электрику:

– Вы пошли к себе?

Вопрос не застал специалиста по игровым схемам врасплох:

– Конечно!

Электрик был странно спокоен, пока Денисов занимался только Полетикой-Голеем.

– Давно в последний раз были в поездке? – спросил Денисов.

– Недели две. Я же говорил: мы из разных бригад. У кого недоработка, кто по болезни…

– А вы?

– Из отпуска!

В турнирной партии, которую играл Денисов в течение суток, произошел перелом.

– Вы видели ночью в коридоре пассажира с собакой?

– Впереди себя… – Электрик незаметно перевел дыхание. – Они входили в купе, когда я возвращался из тринадцатого.

– После того, как исправили свет?

– Да.

– Чемодан был с вами?

Электрик промедлил с секунду:

– Я с ним не расстаюсь, там инструменты.

Денисов кивнул, потом показал на стол:

– Откройте чемодан.

Электрик не двинулся.

– Вы меня слышали?

С грохотом повалились ящики – электрик метнулся в другую половину, заставленную тарой. Хлопнула дверь тамбура.

Сидевшие спинами ко второму салону ничего не поняли.

– Уйдет! – крикнул Шпак.

Антон скомандовал:

– Оставаться на местах!

Он выскочил во второй салон, дальше бежать не пришлось. Дверь из тамбура открылась, на пороге показалась негнущаяся спина электрика. Следом шел дог.

– Уберите собаку! – Электрик отступал, закрываясь чемоданом.

– Место, Дарби! – крикнул Судебский. – Место!

Дог нехотя повернул назад.

Электрик обернулся. От его заносчивости, с которой за дорогу все уже успели смириться, казалось, ничего не осталось, в салоне появился новый человек – тихо подвывая, он поставил чемодан на стол.

Подошел Сабодаш, один за другим осторожно извлек инструментарий.

Под кусачками, отвертками, между первым и вторым дном, в желтом пакете с эмблемой Международной выставки станков, хранилось то, что передал на посадке Карунас, за чем безуспешно охотился покойный Полетика-Голей, что стоило ему жизни, – упакованные в пленку брикеты дурно пахнущего высушенного сока семенных коробочек опиумного мака.