Текст книги "Подставное лицо (сборник)"

Автор книги: Леонид Словин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

– О чем говорить?! – Сабодаш всем восьмипудовым телом уже ощущал жару начинающегося утра, поселившуюся в жесткой гофрированной стенке вагона.

– Я с оперативной группой беру перегон. Птичек, возможно, уже нет в клетке…

«Бригадир выразился: „Подлец мог выскочить у Вельяминова“, – подумал Денисов. – Начальник линотделения, известный ревнитель ОБХСС, предпочел нейтральное „птички в клетке“…»

– У Вельяминова ограничение скорости, – заметил он.

– Мне говорили. – Бледное, неулыбчивое лицо начальника линотделения выглядело маской, но Денисов почувствовал его неуверенность. – Выскочил из поезда – и беги на четыре стороны. Я мыслю: без квалифицированного осмотра перегона не обойтись…Кроме того, в случае неудачи мы успеваем в пути снова перехватить поезд, – начальник линотделения отодвинулся, пропуская женщину-патологоанатома. – Если едем с вами, теряем перегон…

– Товарищ подполковник!.. – позвали из купе.

– Денис! Я полностью в твоем распоряжении… – Антон забыл поздороваться. – Сколько нам отпущено времени?

– До Астрахани?

– Да.

– Тридцать часов.

– Вычесть на сон, на еду. Итого меньше суток… – Он достал «Беломор».

Сабодаш курил много – чтобы похудеть.

– И еще я рад, что мы снова вместе.

По коридору сновали инспектора. Денисов увидел всех трех пассажиров, ехавших вместе с убитым, – уснуть им так и не удалось. Начальник линотделения что-то быстро записывал, поочередно обращаясь к свидетелям. Русоголовая, гладко причесанная на пробор, Наташа Газимагомедова присоединилась к нему. Вдвоем они управились быстрее, чем можно было ожидать.

Наташа подошла к Денисову и Антону.

– Никто ничего не знает. Все путешествуют до конца. – Она стянула хирургические перчатки, бросила в бумажный пакет. – Лучше, если бы я поехала вместе с вами…

– В чем же дело? – спросил Денисов.

– Вскрытие, морг. Жара какая!..

Денисову стало жаль ее.

– Дверь в купе закрывал Ратц, – Наташа заговорила о другом, – он же, видимо, укладывался последним. Тамбурную дверь Суркова определенно заперла – кому-то понадобилось ее открыть… – Начальник линотделения и ее увлек версией о выпорхнувшем из вагона преступнике. – Вам придется опросить каждого, кому что-нибудь известно об убитом…

Наташа была ревнителем направления, повсеместно одержавшего верх. Суть его, как заметил еще Сименон, заключалась в том, что всем на месте происшествия должен распоряжаться следователь, а роль сотрудников уголовного розыска ограничивается выполнением его, следователя, поручений.

– Товарищ начальник! – Бригадир подошел от служебки. – В тамбуре пятно. Видели?

– Это вы обнаружили? – спросила Наташа.

– Я. Это кровь?

– Мы взяли соскобы, – Газимагомедова с любопытством оглядела бригадира. – С пятном все в порядке. – Они успели проверить реакцию на перекись водорода: мелкоячеистой пены, характерной для ферментов крови, на полу не было.

– Дай-то бог! – Он сразу отошел.

Начальник линотделения ждал в дверях купе, теперь там оставались только эксперты и патологоанатом.

– Ранений три. Два в боковую часть грудной клетки, – Наташа заглянула в записи, – но смертельное, по-видимому, одно – в грудь. На полке, между трупом и стенкой купе, обнаружен нож с самовыбрасывающимся лезвием. Что еще? Преступник, скорее всего, касался также баула и рюкзака потерпевшего.

– Рюкзак пуст?

– Да. Составьте протокол осмотра. Бутылки мы изымем.

– А документы? – Денисов ревизовал остающееся от оперативной группы хозяйство. – Личность убитого установлена?

– Профсоюзный билет на имя Голея Николая Алексеевича, двадцатого года рождения, вступал в союз в Кировоградской области до войны.

– Что последняя запись?

– В том-то и дело – дубликат выдан в этом году. В пиджаке аккредитивы. Между прочим, на предъявителя. Блокнот…

– Блокнот?

Наташа показала тонкую книжицу.

– «Праздная жизнь не может быть чистою», – она раскрыла наугад. А. П. Чехов. «Освобождение себя от труда есть преступление…» Все в таком духе. Писарев, Толстой… И один адрес: «Астрахань, 13, Желябова, 39, Плавич». Я дам телеграмму, чтобы допросили.

Из купе показался начальник линотделения.

– В бауле тоже ничего, – он все больше нервничал. – Шорты, плавки… – Начальник линотделения посмотрел на часы. – Постарайтесь в купе не наследить. В крайнем случае, в Астрахани можно будет произвести дополнительный осмотр…

Сабодаш огладил китель.

– Все будет в лучшем виде. Вот!

Долгое носовое «вот!» Антона, точнее «уот!», в зависимости от конкретной обстановки можно было перевести по-разному, но оно неизменно обозначало высшую степень его заинтересованности, старания, исполнительской дисциплины.

– Велик участок, где преступник мог выскочить, – начальник линотделения, казалось, больше всего был угнетен именно этим обстоятельством. – За час можно далеко уйти…

– Держите нас в курсе дела, – сказал Денисов, – нам будет важна полная информация.

– Обещаю.

Труп наконец вынесли в коридор, уложили на носилки. Несколько минут в купе еще стрекотала кинокамера. Каширский инспектор пробежал по поезду, показывая проводникам фотографию Голея.

Убитого подняли на руки. Денисову показалось, что грудь несчастного Голея в последний раз высоко взметнулась. Позади хлопнула дверь. В малом тамбуре показался высокий парень в форменной белой куртке с корзиной.

– Понесли! – крикнул в это время начальник линотделения.

Денисов услышал стук. Официант-разносчик ресторана, увидев труп и работников милиции, от неожиданности отпрянул назад, лицо его пожелтело, с секунду он находился в состоянии, близком к обморочному. Денисов направился было к нему, но официант уже взял себя в руки.

– Ничего положительного, – инспектор, пробежавший вдоль состава, передал Денисову профсоюзный билет с фотографией Голея. – Никто его не видел. Удачи!..

Официант-разносчик повернул назад, в десятый вагон. Денисов проводил его глазами: профессиональная полнота, длинные руки, куртка на поясе разорвана.

– Отправляемся! – предупредил Шалимов.

Когда Денисов через минуту выглянул в окно, милицейский «газик» уже разворачивался, включив сигнализацию – тревожную круговерть фиолетово-синего огня над кабиной. Таяла гряда утренних облаков. Несколько машин с надписями «Зерновая» пропускали поезд у переезда. На Северной Вытяжке все пути были забиты поданными на сортировку вагонами.

День только начинался – ясный, обещавший быть бесконечно долгим, трудным, теперь уже известным до мелочей, в котором нельзя ничего изменить.

– Почему стал жертвой именно Голей? Не я, не наши соседи? Такие пассажи дают необыкновенно богатую информацию для размышлений. Я ехал в купе с убитым, Вохмянин Игорь Николаевич, Новосибирск, улица Пархоменко… – Румянец, какой бывает после глубокого здорового сна, все еще не сошел с его щек. Под курткой, наброшенной на плечи, чувствовалась не бросающаяся в глаза мускулатура. В руке Вохмянин держал короткую вересковую трубку. – Поэтому я верю в судьбу. Вы нет?

Для работы Шалимов высвободил купе, соседнее с тем, где было совершено преступление. Денисов забросил в ящик под полкой рюкзак, сумку; у Антона не было с собою ничего, кроме плаща и свежих газет.

– Расскажите о себе, – Антон достал «Беломор». – Цель поездки.

Вохмянин помедлил.

– Симпозиум по вопросам гетерогенно-каталитических реакций, точнее, по проблемам гетерогенного катализа в области жидкофазных процессов, объясняя, он оглаживал холодную вересковую трубку, подносил к глазам, словно желал обнаружить нечто, незамеченное раньше. – Тема, понимаю, вам мало говорит. Гетерогенная система, собственно, – система, состоящая из различных по физическим свойствам или химическому составу частей. Работаю в научно-исследовательском институте заведующим лабораторией. Что еще? Женат. Приводов не имею, под административным надзором не состою.

– Вы вчера приехали в Москву? – Антон прикурил.

– Позавчера, рейс пятьсот шестой.

– Потом?

– Билетов не было, гостиницы тоже. Частично ночевал в вокзале.

– А частично?

– Бродил по Москве… Не представляю, что бы я делал в январе или в декабре.

– Вы знали убитого?

– Никогда до этой поездки.

– Познакомились?

– Позавчера, у кассы, около одиннадцати… – Вохмянин отложил трубку, но тут же взял снова. – Собственно, какое знакомство?

– Что Голей говорил о себе?

– Ничего или почти ничего, – Вохмянин задумался. – В то же время создал впечатление человека много повидавшего.

– Можете уточнить – почему?

– Нет, но в этом трудно ошибиться. Сказал, например, что мог подолгу голодать и это несколько раз спасло ему жизнь… – Вохмянин поправил аккуратно выложенные рукава куртки. – Упомянуто было между прочим, так сказать, одной строкой. Убедительно?

– Пожалуй. Он был на фронте?

– Я счел неудобным справляться.

– Перед посадкой вы тоже видели Голея?

– Он был один. Вскоре началась посадка, мы оказались вместе в купе…

Антон конспектировал.

– …Николай Алексеевич достал шампанское, боржоми. И вот этот ужин…

– Николай Алексеевич?

– Фамилию я узнал от следователя. У меня был коньяк. Сидели минут пятнадцать, не более. Выпили граммов по пятьдесят. Чуть не упустил! Сам он выпил «Марсалы». Вскоре стали готовиться ко сну. Вот все.

За окном бежал пейзаж средней полосы – поля, сохранившиеся кое-где вдоль рек рощи. Прилегающая к Подмосковью индустриальная часть Центра все больше уходила к Тульской области – Узловая, Новомосковск. Впереди были Рязанская, Липецкая.

– За ужином был какой-то разговор? – Антон ладонью вытер пот.

– Даже наверняка. Но о чем? Из тех, что невозможно вспомнить, я не говорю – пересказать.

– Что говорил Голей?

– Набор незначащих фраз. Например? «По вкусу похоже на мадеру, но более сладкое». Это о «Марсале». «Смолистый привкус…»

– А что-нибудь более существенное?

Вохмянин улыбнулся.

– Пустяки… «Почему волнистые попугайчики выводят птенцов зимой? Оказывается, на их родине это разгар лета…» В киоске он купил «Картины современной физики».

– Что-нибудь еще.

– Он говорил о собачках. Это вас тоже не интересует.

– А стержневая тема?

– В разговоре? Я действительно не помню. Разговор случайных попутчиков. Как автомобилист я, по-моему, говорил о машине: баллоны, молдинги, «дворники». Потом вышел из купе.

Антон продолжал разрабатывать вопросы первого круга:

– В коридоре было много пассажиров?

– Большинство сразу же легло спать.

– Где вы были, когда погас свет?

– Против двери. В купе в этот момент никого не было.

– Дальше.

Вохмянин развел руками.

– Утром нас разбудили!

Антон, Вохмянин и Денисов перешли в соседнее купе.

Вохмянин показал на верхнее багажное отделение.

– Мой чемодан.

– Проверьте…

В кожаном с чехлом для ракетки чемодане все оказалось в порядке: сорочки, спортивный костюм, глиняные фигурки – сувениры. На дне лежала папка с блестящей пряжкой с прямоугольной металлической монограммой.

– Все на месте.

Антон спросил:

– Кто ночью закрыл купе?

Это был один из главных вопросов следующего круга.

– Не я, – Вохмянин задумался. – Возможно даже, она оставалась открытой. Вот боковая защелка хлопнула, я слышал.

– Попробуйте все вспомнить. Когда была поставлена стремянка? Ее не могло быть, пока вы сидели за столом.

– Может, Голей?

– Когда вы ложились спать, она стояла?

– Не знаю, – Вохмянин недовольно взглянул на Антона, – не забудьте, что я укладывался в темноте.

Денисов наконец вошел в разговор. Ему так и не удалось представить себе потерпевшего.

– Голей к тому времени уже лежал?

– Да. Женщина, по-моему, тоже была в купе.

– Кто задернул штору?

– Это я хорошо помню: штору опустил Ратц. Его заботило, чтобы в купе было абсолютно темно и душно. Николай Алексеевич говорил про жару, но не смог убедить. На этой почве у них произошла размолвка.

– У Ратца с Голеем?

– Дело еще в том… – Вохмянин расправил чехол для ракетки, вделанный в крышку чемодана. – Ратц и Голей жили или работали в одних и тех же местах на Украине. Забыл название области. Кировоградская? Выяснилось случайно.

День за окном горел совсем ярко.

– Ратц тоже выпил? – Сесть в купе было негде. В течение разговора все трое стояли. – Я имею в виду – за ужином… – Денисов показал на столик.

– Полрюмки, не более. Сначала отказался.

– А женщина?

– Она только пригубила.

– Вы сказали, Голей что-то говорил о собачках…

– Он спросил, не видели ли мы пассажира с собачкой. Точно не помню, опрос начинал его тяготить.

– Какие у потерпевшего были деньги? Вы знаете?

– Случайно знаю, – Вохмянин в который раз заглянул в трубку, но интересного снова не обнаружил. – Николай Алексеевич платил за постель из маленького квадратного кошелька. Там лежали десятирублевки.

– Как велик кошелек?

– Сантиметра четыре на четыре.

– Много купюр?

– Пятнадцать. Он их пересчитал… – Вохмянин поежился. – Страшно подумать! Любой из нас этой ночью мог оказаться на месте Голея.

Они помолчали.

– Где состоится симпозиум? – спросил Денисов.

– Я понадоблюсь? – Вохмянин взглянул на него.

– Вы свидетель: ехали в купе с убитым.

– Какой свидетель: спал как сурок! Не видел, не слышал… – Он сунул трубку в карман. – В прошлом году симпозиум проходил на берегу моря. В пансионате Ас-Тархан…

– Последний вопрос, – сказал Денисов. – Можете показать, кто из какого стакана пил? – Он кивнул на столик.

– Сейчас… – Вохмянин в первую секунду растерялся. – Я сидел здесь, тут старичок… Это, должно быть, стакан женщины или Голея, – вся посуда по какой-то причине была сдвинута на край. – Не пойму только, как мой стакан оказался у места, где сидел Ратц…

За Михайловом несколько станций миновали без остановок: Боярцево, Голдино – участок был Денисову знаком.

«Впереди Катино, Мшанка. В семь пятьдесят Павелец-1 с тридцатишестиминутной стоянкой…» – Из-за этой неспешности Денисов и выбрал для отпуска астраханский дополнительный.

Он принес из служебки расшитую карманами матерчатую «кассу», которой ведала Суркова.

– Проверим по билетам.

Вдвоем с Антоном они отыскали квадраты с соответствующими номерами. Билет Голея имел нумерацию Т № 124324, Вохмянина – Т № 124323. Денисов узнал зеленоватые бланки автоматизированной системы «Экспресс». Вохмянин и Голей покупали билеты в одной кассе. Вохмянин стоял впереди, Голей за ним.

На всякий случай Денисов обследовал остальные квадраты: бланк женщины с десятого места значился под номером Т № 124322. Ратц компостировал билет в пути следования. Другие были куплены позднее.

«Проверить „кассы“ во всех вагонах, – пометил Денисов, – найти пассажира, который стоял в очереди непосредственно позади Голея…»

Ратц добавил к рассказу Вохмянина немного.

– …Сидели минут семь, легли спать. Я тоже могу получить вещи? – Он словно боялся, что ему откажут.

Антон открыл ящик, поднял небольшой в парусиновом чехле чемодан.

– Проверьте, – предложил Денисов.

Ратц молча посмотрел ему в глаза.

– Там ничего особенного: майка, рубашки. – Узкоплечий человек все время сверялся с реакцией собеседника.

– Фамилия Голей вам знакома? Это фамилия убитого.

– Никогда не слыхал… – Ратц развел руками. – Он сказал, что бывал в Каменец-Подольске. Но когда, что? Сам я Нововиленский. Не слыхали?

Разговаривая, они перешли в соседнее купе, к месту происшествия. На Ратца, казалось, это не произвело впечатления, он только мельком поднял глаза к полке, где ехал Голей, и вновь опустил. Глаза у Ратца были голубоватые. Рядом с морщинистым, цвета необожженной глины лицом торчали крупные уши.

– У вас произошла размолвка в пути? – спросил Денисов.

Ратц не спешил с ответом, Денисов уточнил:

– Может, Голей был против шторы?

– Ах это? Да, он был против.

– Почему?

– Не знаю, – старик снова развел руками. – Если в комнате светло или где-то лает собака, мне уже не уснуть. Я и дома все занавешиваю.

– Дверь купе заперли вы?

– Дверь – я, – Ратц кивнул. Он сидел на краю полки, у двери. Когда старик поворачивался, Денисов видел его торчащие острые лопатки.

– Защелку не поднимали?

– Только на запор…

– Почему же дверь оказалась открытой?

– Не знаю, – он подумал. – Может, кто-то открыл?

– Когда вы проснулись, в купе было темно?

– Когда опускают штору – так темно, – рассудительно сказал Ратц.

– Соседи находились в купе?

– Откуда мне знать?

Денисов помолчал.

– Но как в таком случае вы узнали про труп?

Ратц вздрогнул.

– Не знаю, – он отпер чемодан, словно пересчитывая, коснулся каждой вещи. Наверху Денисов увидел большую с глубоким вырезом майку.

– Вы едете один? Чье это?

Ратц поднял слинявшие голубые глаза.

– Мое.

Денисов задал еще несколько вопросов:

– Вы едете по делу?

– Путевку дали, – отойдя от темы, связанной с преступлением, он оживился. – В пансионат. Я сорок шесть лет в системе Облпотребсоюза. Бухгалтер. Пока на пенсию не собираюсь.

– Уснули сразу? – продолжал Денисов.

– Как провалился, в секунду.

– А проснулись?

– Мне показалось… – Ратц подумал, – кто-то вышел из купе… Наверное, так было.

– Сколько минут прошло после того, как вы проснулись, и до того, как разбудили проводницу?

– Минуты три-четыре… – Старик помолчал. – Хорошие дни стоят…

Денисов посмотрел на него.

– …Про наш Нововиленский колхоз до войны мно-о-го писали, Нововиленский, рядом – Новоподольский… Не слыхали? Еврейские колхозы…

За окном показался поселок, давший название московскому вокзалу и всему этому направлению дороги, – окрашенные охрой коттеджи, метлы антенн. Вдоль пути на низкой платформе стояли женщины с ведрами вишен. Несколько сотрудников милиции во главе с начальником линотделения Павелец-1 гуськом вышагивали к одиннадцатому вагону.

Антон по-командирски одернул форму, поправил крохотные пшеничные усики.

– Может, у коллег разживусь «Беломором»…

Дополнительный остановился.

Пора было заканчивать разговор, Денисов обернулся к Ратцу.

– Вы видели у потерпевшего деньги?

– Имеете в виду сторублевые купюры?..

Денисову показалось, что он ослышался.

– …Он перекладывал их из баула в пиджак.

– Много?

– Тысяч восемь. – Старик достал платок, молча вытер затылок. Неполная банковская упаковка.

– И ваши соседи видели?

– Женщина стояла в дверях… Не знаю…

Денисов подумал.

– А кошелек у потерпевшего был? Когда платили за постели…

– Кошелька, по-моему, не было. Я больше не нужен?

Заметив, что Денисов освободился, начальник линотделения Павелец-1 постучал по стеклу.

– Что для передачи в Москву? Привет… – Они поздоровались.

– При потерпевшем была крупная сумма, – Денисов мысленно искал ей объяснение.

– В аккредитивах?

– Свидетель видел сторублевые купюры. Не менее восьмидесяти…

– Восемь тысяч?!

Разъясняя, Денисов в окне увидел Ратца – он покупал вишню. Навстречу старику, откинув на плечи замшевую куртку, от станции шел Вохмянин. Поравнявшись, недавние соседи по купе церемонно раскланялись.

…Сразу после Павельца в отведенном Денисову и Сабодашу купе появился электромеханик – в куртке, с чемоданчиком.

– Распределительный щит смотреть будете?

– Доброе утро, – Сабодаш уже отдувался, хотя особой жары все еще не было, а рядом с дверями даже ощущался ветерок. – Будем свободны через несколько минут. – С Денисовым, с понятыми Антон заканчивал протокол осмотра, о котором предупреждала Газимагомедова.

– Тогда я пошел! – Электромеханик, похоже, был с гонорком. – В пятом тоже пассажиры ждут!

– И там света нет? – спросил Денисов.

– Генератор не возбуждается.

– Причина известна?

– Может, предохранители полетели или карданный привод… – Электрик показал негнущуюся, прямую как доска спину. – Может, и вовсе ремень потеряли…

Уходя, он все же аккуратно прикрыл за собою дверь.

Денисов поднялся.

– Встретимся за завтраком…

Сабодаш поправил лежавший перед ним на газетном листе нож. Обнаруженный рядом с трупом, длинный, с самовыбрасывающимся блестящим лезвием, нож следовало ближайшим поездом переслать Газимагомедовой.

– Договорились. Закончу протокол и приду.

В служебном купе Денисова уже ждали. Суркова успела освободить место у группового щита, там возился электромеханик. Вагон был венгерской постройки – на стене, примыкавшей к туалетной комнате, рядами белели изоляторы.

Шалимов стоял у окна.

– Пробки? – поинтересовался Денисов.

– Хотел сам исправить, да только время потерял. – На Шалимове были очки в тонкой металлической оправе, придававшие лицу вид сугубо канцелярский. – Остарел, что ли? Повреждения не нашел.

– И часто так со светом?

Электромеханик промолчал, ответил Шалимов:

– С этой двадцать восьмой секцией вечно беда. – Он снял очки, завернул в бархатную тряпочку.

Электромеханик внимательно оглядел каждый предохранитель, вытер платком руки, повернулся к бригадиру.

– Все целы. Монтажные провода придется проверить… – Он поднял чемодан. – С обратной стороны щита. Туалет свободен? – Все потянулись за ним.

В туалетной комнате электрик подошел к боковой стенке, молча потянул на себя вешалку-с полотенцем. Незакрепленная часть панели, прилегающая к служебному купе, отъехала в сторону, открылась тыльная поверхность группового щита, окрашенная в черный цвет, с красными отметками на контактах.

Электрик присвистнул:

– Короткое замыкание!.. Видите?

Массивная металлическая пластина была наброшена сверху на панели управления. Сделано это было весьма ловко: автономная система электропитания, включая генератор и щелочные батареи, оказалась выведенной из строя полностью.

– Вот это номер! – Шалимов достал тряпочку с очками. – Кому же это потребовалось? – Очки он так и не надел. – Насчет поломки щита, наверное, будете протокол составлять?

– Пластину придется изъять.

– Обида! Знать заранее – все бросил, здесь бы дежурил. А то сведения готовил, разводил писанину… – Бригадир посмотрел на электрика. – Пропади она совсем. Только называются сведения, а в Кашире никто и не выходит!

– Так вы и не отчитываетесь в Кашире. – Электрик снова полез к щиту.

– Ну, в Ожерелье! Какая разница?

– Напомните проводникам, пусть проверят – может, в каком-то вагоне исчез пассажир… – Денисов вспомнил начальника каширского линотделения, его версию.

– Говорил уже! – Бригадир махнул рукой. – Только многие спят. У нас какой поезд? Легли, считай, утром. До вечера будут отсыпаться.

– С собакой никто в поезд не садился?

– Не видел, – Шалимов посмотрел на часы. – Скоро Топилы. Завтракать идете?

– Надо проверить кассы. Кто покупал билеты вместе с убитым? Вот номер бланка, – Денисов вырвал из блокнота лист. – Потребуется ваша помощь. – Он тоже взглянул на часы.

«Восемь сорок четыре. Пять часов прошло…»