Текст книги "Почти книга для почти людей"

Автор книги: Леонид Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

* * *

Вообще-то я этих кругов партийно-хозяйственных только изредка касался, окольно. Но каждый раз оставалось впечатление о несоответствии того, что оттуда вещалось нам, и как жили они сами. Помнится, первое такое живое впечатление у меня было вскоре после защиты кандидатской в 1974 году. Утверждение еще не пришло, поэтому зарплата мэнээсовская у меня была, как сейчас помню, 120 р. Май месяц. Хорошооо… Призывает меня замдиректора нашего института и говорит: «Слушай, тут дело такое. Надо помочь. Проректор наш (уж не помню, как его звали по имени-отчеству, но нынче это тоже не маленький человек, академик РАН и просто хороший человек) собирается в горы с компанией. Надо ему помочь. Мы тут выписали на твое имя материальную помощь – ему надо всякое снаряжение купить. Так ты имей в виду. Здесь немного, 300 рублей. " «И что, – спрашиваю, – мне надо идти получать в главный корпус?» «Да нет, – говорит, – там сами получат. Просто ты, если что, потом от подписи… словом, имей в виду.»

И зам. директора тот теперь еще более заслуженный человек. И даже хороший действительно и тогда был, и сейчас. Правда, не знаю, как для тех, что непосредственно под ним. И 300 рублей, действительно, что за деньги, если я знал доподлинно от знакомого. что у товарища проректора вместо со всеми премиальными около 900 р в месяц выходило? Так что и в самом деле пустяковая просьба была. Но не сам же наш замдиректора сынициативил? Тогда получали материальную помощь в институте мамочки по беременности, рублей по 30–50, да с многочисленными обсуждениями, кто достоин, а кто недостоин.

Сплетни-сплетни, слухи-слухи…

В брежневские времена Ростовский обком разгоняли два раза. Наполовину каждый раз. Истории давние, я о них слышал из рассказа ооочень тогда информированного гражданина. Годы и детали особо не помню. Первый разгон произошел довольно давно, наверное, еще в семидесятых годах как результат одного судебного дела. В то время был дефицит на многие вещи. В том числе, как ни странно это сейчас, на всевозможные красочные поздравительные картинки. Один шустрый гражданин, работавший в одной из городских типографий, решил этот дефицит компенсировать своими силами, начав печатать не только открытки с мускулистым рабочим с молотом в руке и сообщением о славе Октябрю, миру, Маю и советским женщинам, но и вполне невинные открытки с цветочками и надписью «С днем рождения» и тому подобное. Эти открытки второго типа были в большом дефиците. Поскольку вся печатная продукция и всё, что имело тираж в районе ста экземпляров и больше (сюда входили, например, авторефераты диссертаций по физике, математике и прочим наукам), должно было получить визу ЛИТО (а это было, практически, отделение при кгб, неважно, как оно там себя официально дистанцировало от всезнающей организации официально), то получить разрешение на печать подобной идеологически невыдержанной продукции было достаточно сложно. По сему случаю этот шустрый гражданин, желающий сделать приятное согражданам, решил организовать эту печать неофициально. Оказалось, что сделать это не так уж и сложно, тем более, что типография была то ли при обкоме, то ли при горкоме КПСС, сейчас уж не помню. Но были дополнительные трудности: получить толстую бумагу, подходящую для открыток, достаточное количество краски и, самое главное, запустить это в продажу. Поскольку продавать из-под полы можно было лишь штуками, максимум десятками, а тут нужно было продавать тысячами и десятками тысяч экземпляров в месяц, то для этого следовало задействовать официальную сеть продажи, то есть книжные магазины и киоски Союзпечати, где продавали газеты, журналы и всякую мелочь. А поскольку партия контролировала абсолютно всё, то это означало, что надо было сделать так, чтобы она, партия, плотно зажмурила глаза. Гражданин этот, уж не помню, директор ли типографии или скромный труженик как Корейко, знал почти всю городскую и областную верхушку. И те, от кого зависел процесс печати и распространения открыток впрямую, стали прямыми и добрыми друзьями гражданина. С ними он регулярно посещал рестораны, жены добрых друзей снабжались шубами, дети их – музыкальными инструментами, были и просто бессрочные беспроцентные денежные кредиты. Надо заметить, что хоть граждане из горкома и обкома были совсем непростые граждане, но официальные зарплаты у них были не слишком большие. Ну, была 10-процентная надбавка на покупку политической литературы, была возможность кое-что покупать в спец. магазинах, были еще так называемые синие конверты, которые эти граждане находили совершенно неожиданно в ящике своего письменного стола в день зарплаты, которые часто удваивали и утраивали официальную сумму, о чем следовало хранить глубокое молчание. Но денег на хорошую жизнь всё равно не хватало. Ну и, надо сказать, что дополнительные деньги еще никому не помешали.

Бизнес пошел. Но это теперь он называется бизнесом. А тогда это называлось хищением соцсобственности в особо крупных размерах, взяточничеством и еще как-то. И поскольку с течением времени открытки эти стали поступать в продажу не только в Ростовской области, но и за ее пределами, куда ростовские руки уже не доходили, то в тех местах и задались вопросом, с чего это вдруг идеологически невыдержанная продукция массово попадает на прилавок, а при этом по документам ее как бы и нет. И уже московские руки добрались до этого гражданина. Сначала суд хотели сделать образцово-показательным, чтобы другим стало неповадно. Но когда оказалось, что шустрый провозвестник индивидуального предпринимательства имел не только доходы и расходы, но и вел подробные записи, что, кому и сколько он давал, то от мысли открытого суда отказались. Потому что гражданин этот достал довольно пухлый гроссбух и возвестил: «А жене Ивана Ивановича 7 ноября была подарена цигейковая шуба, черная, артикул такой-то, размер такой, фабрики такой-то, стоимости такой-то.» При этом Иван Иванович, который проходил свидетелем по делу, вскрикивал: «Наглая ложь, поклеп! Никакой шубы он не дарил!» Глядя все в тот же гроссбух, гражданин подсудимый укоризненно говорил: «Как же так, Иван Иванович? Какой поклеп? Под подкладкой подмышкой с левой стороны вшит дарственный ярлычок «Дорогому Ивану Ивановичу от Сидора Абрамовича. И дата стоит вот такая.»

А у рояля Ивана Никифоровича оказывалась привинчена снизу дарственная табличка. И вообще все крупные подарки, что делались горкомовско-обкомовским деятелям, оказались с соответствующими табличками и ярлычками. И походы в рестораны с поименным списком участников оказались не просто запротоколированы, но еще прилагались ресторанные счета с числом участников, которые соответствовали упоминаемым в гроссбухе фамилиям.

Если бы это дело раскручивалось только областными органами, то, наверное, этот гроссбух был бы достаточным поводом, чтобы забыть и простить все. Но дело было взято на контроль ЦК, а потому закрыть его никак нельзя было без потерь в партийных рядах. Шустрый гражданин получил максимальный срок с конфискацией, но не расстрелян. На дело был поставлен гриф секретности, а граждане свидетели потеряли свои высокие партийные посты. Однако же отделались партийными выговорами. А дальнейшая их судьба у каждого была своя. Но в простые рабочие, вроде, никто из них не перешел.

Второй разгон произошел примерно таким же способом. Только это было уже где-то в самые последние брежневские годы правления. Здесь, правда, история была немного другая. А именно, на городской склад гражданской обороны нагрянула московская ревизия. Подобные ревизии были и до того, но они никогда ничего плохого не обнаруживали. А эта ревизия, странным образом, обнаружила, что простыни, которые числились поступившими за последние годы в количестве достаточном, чтобы половина Ростова ползла с ними на кладбище в случае атомного взрыва, имели еще довоенные клейма и столько дыр, что и неведомо, где и сколько солдатиков их использовало до того в казармах. Что всякие аспирины-анальгины-пирамидоны, свежие и в огромных количествах лежащие на том складе, куда-то испарились, а вместо них имеются таблетки которые по давности лучше в рот совсем не совать. И даже противогазы, которых числилось огромное количество, такое, что должно было хватить каждому второму горожанину в случае химического или радиационного заражения города, куда-то испарились. (Вот загадка: кто в советское время мог купить противогазы? Скорее всего, что они и сделаны не были, а только почему-то гражданин директор склада выдал накладную на завод-производитель, что получил их сполна и т. д. А что делали на том заводе взамен этих противогазов? А что…? А куда…? И тут такая длинная цепочка вопросов может возникнуть, ведущая в самые тайные закрома советской статистики и производства, что в советское время лучше бы об этом было и не знать вовсе. Потому что и тогда слишком знающие люди куда-то исчезали. И никто не знал, куда.) И так было по всем позициям. Суммы отсутствия присутствия были на десятки миллионов рублей. И в долларах это были вполне достойные суммы. А славный город Ростов оказался совершенно неподготовленным к атомной войне, к которой должен был быть подготовленным по всем отчетам городского начальства. И хотя на этот раз на подарках большим людям табличек и бирок с дарственными надписями не наблюдалось, но была некая статистика. Статистика эта была получена почти случайно. А ревизия не была случайной.

Один из выпускников ростовского университета попал на работу в кгб. В то время как раз начинались расследования всяких громких дел вроде рыбного. И областное начальство решило незасветившегося еще новичка пустить по злачным местам, а вдруг что попадется. Ресторанов в Ростове было не так уж и много. а хороших и того меньше. Заданием было собрать информацию о наиболее регулярных посетителях, оставляющих крупные суммы. Довольно быстро новичок обнаружил большую компанию с крепким основным ядром во главе с начальником того самого склада. А остальная часть компании была переменной, но интересной. Она включала весьма известных в городе людей. Суммы, которые оставлялись этой компанией, и списки участников были аккуратно записаны, а записи были отданы непосредственному начальнику бывшего студента. Начальник, было, радостно воспрял и потащил материалы своему начальнику. На какой уж там уровень добралась записки Тита Ливия Ростовского – это, естественно, неизвестно. Но команда последовала «Забыть!» Однако же бывший студент оказался настырным и стал писать докладные записки своему начальнику, потом начальнику начальника. И допек всех своих начальников до того, что получил назначение из Ростова куда-то в далекую северную область наблюдать за злоупотреблениями в среде распутных тюленей и оленей. Когда он понял, что получил такое назначение благодаря своей настырности, он собрал оставшиеся у него черновые записи (уж и непонятно, почему их у него не изъяли в такой ситуации), добавил свои мысли о природе возникновения дорогостоящих вещей и овощей из ничего и отправил все это на пресловутую Лубянку, выйдя из вагона на какой-то станции, не имеющей никакого отношения к Ростовской области, поскольку знал, что из оной такой пакет никогда не дойдет до назначения.

Вот так и второй раз обком с горкомом были почищены. Говорят, что лично товарищ Кириленко приезжал с комиссией считать простыни и пузырьки на том складе, а также число членов обкома в студенческих списках. За достоверность, естественно, не ручаюсь – сплетни, сплетни, сплетни… И наговоры на светлые облики. Только они.

О людоедах

Все думают, что людоед – это такой зверюга с кривыми мозгами, недоумок. И мясо человеческое по банкам на зиму засаливает. Однако же это совсем не так. Может быть тонкий интеллигентный человек, любитель Моцарта с Рахманиновым (если это совместимо). Но в его рабочие обязанности шевелить мозгами входят такие функции, что этот самый реальный людоед со своими банками с мясом невинный ребенок перед ним.

Однажды мне приятель, что доцентствовал в военном вузе, сказал – давным-давно, что охране у них выдали автоматы с новым типом пуль со смещенным центром тяжести. А я как раз незадолго до этого читал, что такие пули относятся к запрещенным по какой-то конвенции. Для тех, кто не в курсе. Боевое оружие делается с нарезкой, которая предназначена для того, чтобы «закрутить» пулю. Тогда она становится как маленький гироскоп, направление оси которого почти не меняется. Потому и точность попадания из боевого оружия довольно высокая, выше, чем у охотничьего оружия. Но если центр тяжести пули определенным образом смещен, то вращение пули-гироскопа становится чрезвычайно неустойчивым. Достаточно такой пуле зацепить даже травинку, как она начинает просто быстро кувыркаться. Пуля такая, попадая, скажем, в плечо, начинает внутри кувыркаться и, выходя наружу, оставляет после себя не небольшую дырку как обычная, а вырывает здоровенный кусок откуда-либо из спины. И человек умирает от болевого шока.

Словом, читал я, что такие пули запрещены. О чем я и сообщил приятелю. Который на это сказал: «Ну, тогда помалкивай.» Но потом я услышал, что вся армия перешла на эти пули. А потом услышал. что и в других армиях их употребляют.

Так что, что это был за запрет – не знаю. С другой стороны: коли ты хочешь убить, то как это сделать безболезненно? Под наркозом. что ли? И граждане, что работают в области военных исследований, пишут технические задания для разработчиков совершенно людоедские.

Скажем, какова главная цель на войне? Убить? Нет, выиграть. Времена, когда сражались относительно небольшие армии, давно прошли. Скажем, белочехи, которых было десять тысяч и которые поставили на уши всю Россию после революции – это даже не дивизия. А когда начинаются боевые действия с миллионами, то выигрывает в войне тот, кто истощает ресурсы противника. И экономические, и моральные. Это, кстати, справедливо и для нынешнего типа сетевых войн, за которыми ожидается наше прискорбное будущее.

Итого, когда начинаем говорить об оружии, то задача его не убить, а нанести наибольший экономический урон. Поэтому наиболее оптимально, если оно не убивает человека, а калечит так, чтобы он делать уже ничего не мог, а только ел, пил и требовал лекарств. И чтобы доставили в больницу его машиной. И чтобы в больнице вокруг него крутилось несколько человек. И … Словом, задача не в том, чтобы убить, а чтобы максимально покалечить. Вот такие технические задания и пишут граждане любители Моцартов и Шопенов. А другие любители воплощают их в жизнь. А уже третьи будут применять. Ну, это мне неоднократно рассказывали – сам я таких заданий не видел, слава Богу.

А первый раз я о том, что войну планируют, отнюдь не основываясь на принципах гуманизма и любви к ближнему, понял, прочитав американскую книжку «Фабрики мысли» – авторов не помню. Солидная ее часть была посвящена знаменитому американскому военному научному-исследовательскому институту (снова не помню названия), который был создан во время войны. И в частности одному известному (но я снова благополучно забыл название) его проекту о том, что делать во время атомной войны. О том, что заранее нужно позаботиться, кого спасать в бомбоубежищах, а кого спасать экономически невыгодно – всяких там старико-пенсионеров, толку от которых в будущем никакого. Это было как раз во времена споров, кого следует спасать, когда видишь, что тонет нобелевский лауреат по физике и ребенок. И граждане ожесточенно обсуждали, кого. А в штабах уже написали, кого в бомбоубежище, а кого – пусть сам разбирается, как ему ползти на кладбище. Точно как когда начали перестройку: эти, которые никчемные, нехай помирают как знают.

Вот, кстати, если бы здесь в Колумбии какой-либо местный Чубайс произнес что-либо подобное тому, что наш о 30–50 миллионах, которые должны вымереть для пользы дела, то пришлось бы ему, как минимум, смываться из страны, чтобы не разорвали на куски. Здесь даже когда водопроводчики попробовали необоснованно поднять цены на воду, так такие демонстрации пошли, что предпочли больше не рисковать.

Хороший у нас народ, все-таки.

Еще

Рассказали мне эту историю в свое время по поводу… Нет, история об этом поводе куда более долгая, что я хочу здесь написать. И более серьезная. Так что сама история.

В каждой области СССР жил-был первый секретарь обкома, фамилию которого знали все жители этой области. А еще были второй и третий секретарь, о которых изредка слышали. А еще были всякие граждане помельче, о которых уже и никто не слышал. Так и в Ростовской области был такой свой первый секретарь, хозяин ее. И решал он все вопросы, включая номенклатурные, из тех, что были в его власти. Но только почему-то все номенклатурные граждане знали, что первое слово было всегда не за ним. Что действительные номенклатурные решения принимаются совсем малоизвестным вторым секретарем, который пережил уже двух или трех первых. И даже не совсем им. А причина такой всесильности была чрезвычайно проста: один из членов брежневского политбюро, внешне весьма пуританского характера не совсем молодой мужчинка, входящий в первую пятерку власти, завел роман с симпатичной и весьма пробивной женщиной. И не просто роман, а еще и с беременностью. Когда подошло время рожать, то тут подвернулся еще один мужчинка, который самоотверженно закрыл грех члена политбюро. И очень быстро в нестоличной области стал вот тем самым вторым секретарем. А женщина эта регулярно наезжала в Москву к папаше своего ребенка. Да и он навещал мамашу своего ребенка. Так вот, в тех случаях, если эта женщина решала, кого-куда назначить, то так оно и было. А муж ее был бессменным вторым секретарем. А с милицейским эскортом ездил первый секретарь.

Мораль-то какая? Реальная власть была у этой женщины? Нет, граждане, реальная власть была у того, из политбюро. И даже у членов Политбюро она была какая-то убогая – вон, любимую женщину надо было отдать в чужие руки, чтобы соблюсти. А все остальное – пена.

Еше одно приятное сказание и

Приятель мой жил на Украине (а кому надо «в», тот пусть туда и идет) в маленьком шахтерском городишке. Дело было сразу после войны. Учитель истории просвещал, какой страшный город Чикаго, где так много убийств. «А сколько? – спросил любопытный отрок. – И сколько там народа живет?» А когда учитель ответил, то поделил что-то там на что-то и снова тянет ручонку: «Иван Иваныч, а у нас ста тысяч народа в городе не наберется, а каждую ночь кого-либо убивают, а то и два-три трупа находят. Я вот посчитал и получается, что за год у нас в городе на тысячу населения убивают в четыре раза больше, чем в Чикаго.»

А еще рассказал он мне, что в их краях сразу после войны орудовала банда, человек 50, у которой были пулеметы, автоматы, пара грузовиков, даже пушка. Грабили сберкассы и предприятия в день выдачи зарплаты. Объекты грабежа выбирали подальше, километров за сто и больше. Дисциплина – строжайшая. Если кто-то из своих что не так делал, пил или болтать начинал, стреляли немилосердно. На поимку бросили крупные силы. Выловили случайно: кто-то кому-то проговорился, подставка была, банда напоролась на засаду. Половину банды перестреляли, главаря захватили. Оказался бывшим офицером, пришел с войны, работал парторгом шахты. В ближайших подручных тоже были бывшие офицеры и коммунисты. Суд состоялся закрытый, расстреляли всех, вроде.

* * *

Я по сию пору помню, как вещала нам историчка, что в результате выполнения семилетки (была такая при Хрущеве) при тех же темпах роста обгоним мы Америку и перегоним. А у меня почему-то семикратное умножение на 1.11 (а тогда говорилось, что ежегодный прирост 11 %) никак не давало даже две трети от американского валового продукта. А еще и там прирост был какой-никакой. И мне, пяти или шестиклашке, было непонятно, почему они сначала не посчитали, прежде чем это говорить.

Лекции счастливого отрочества

Однажды в школе, когда я учился, наверное, в восьмом или в девятом классе, собрали всех старшеклассников и учителей в актовом зале.

Вышел перед нами товарищ подполковник из военкомата и сообщил:

«Товарищи, я вам сейчас доложу секретные сведения, не подлежащие разглашению. Товарищи, будьте бдительны: враг не дремлет!» Я, естественно, был польщен тем, что сейчас мне доверят то, что нельзя никому сообщать. Я даже потом ничего не сказал своим родителям, что была такая секретная лекция.

Сейчас, когда прошло много лет, я вряд ли точно воспроизведу все детали той секретной лекции. Однако если и будут искажения, то не слишком большие, потому что сама лекция на меня произвела тогда огромное впечатление и помнил я все подробности еще лет десять.

Итак, товарищ подполковник продолжил:

«Товарищи! Как вы знаете, западногерманский империализм затеял новую провокацию, решив провести заседание своего Бундестага в Берлине! Это наглая провокация всего империализма во главе с Соединенными Штатами Америки! Но, товарищи, как вы уже слышали по радио и телевидению, мы не позволили империалистам достичь своих гнусных целей!»

Подполковник сделал паузу: «А сейчас я вам доложу, как это было сделано. Товарищи, мы считаем, что больше такие провокации не повторятся!»

«Товарищи! Империалистические депутаты, затеявшие провокацию, приехали на свое провокационное заседание в шикарных лимузинах и открыли заседание. Товарищи! Но, товарищи, мы им этого не позволили! Товарищи!»

Сделав длинную паузу, товарищ подполковник торжественно сказал: «Товарищи! У Рейхстага имеются два крыла. И два наших больших вертолета повисли над этими крыльями, производя ужасающий шум. Еще два вертолета повисли прямо перед окнами зала заседаний.»

Товарищ подполковник тут показал, как вращались винты вертолетов и попробовал достаточно натурально воспроизвести рев их моторов.

«Однако, товарищи, это не остановило империалистов произносить свои гнусные речи. Тогда по команде тройки истребителей начали пикировать на империалистический Рейхстаг с одновременным прохождением звукового барьера.»

«Товарищи, вы знаете, что при прохождении звукового барьера возникает ударная волна. Товарищи! При первом же заходе истребителей все стекла империалистического Рейхстага вылетели.»

Тут товарищи учителя и школьники радостно загалдели. Подполковник, чрезвычайно довольный достигнутым эффектом, продолжил: «Товарищи! Теперь империалисты могли слышать только шум двигателей вертолетов. Но, товарищи, повторные прохождения звукового барьера привели к тому, что некоторые империалисты теряли сознание прямо в зале. Товарищи! После нескольких часов попыток услышать хоть что-то империалисты закрыли свое заседание. Товарищи, но тут их ждал еще один сюрприз. Они все сели на свои лимузины и, товарищи, поехали по нашей социалистической дороге в свой капиталистический мир. Однако, товарищи, они не учли, что дорога была по нашей территории. И когда они все вальяжно покатили по нашему шоссе, товарищи, впереди и сзади империалистической кавалькады шоссе перекрыли наши танки. Товарищи! Капиталисты не могли съехать с этого шоссе, потому что там была уже наша социалистическая территория. Сами понимаете, товарищи, что капиталисты не рассчитывали быть долго в дороге. А потому, товарищи, не взяли они с собой запасов продуктов и воды. Это был совсем неожиданный сюрприз для всего империалистического мира, товарищи!»

«Товарищи! Мы их продержали там без еды двое суток. Товарищи! Представляете, товарищи, что чувствовали эти жирные империалистические коты в своих лимузинах?»

И зал залился счастливым смехом, представив худеющих котов.

«Вот так, товарищи, мы показали, товарищи, что мы не позволим, товарищи!»

«А теперь я хочу напомнить, что, товарищи, вы не должны разглашать секретные сведения, товарищи! Враг не дремлет!»

«Мы еще встретимся, товарищи, и я буду информировать вас, товарищи, о важных инициативах нашей родной коммунистической партии, советского правительства и дорогого Никиты Сергеевича! Ура, товарищи! И помните, товарищи!»

Еще одна лекция

У знакомого жена работала в НИИ, который располагался очень неподалеку от здания самого компетентного органа на улице Энгельса. Видимо, в этом органе тоже существовали разнарядки и шабашки. Далеко ходить члены этого многочленного органа не очень любили. Я от знакомого довольно часто слышал: «Представляешь, опять у жены была лектор ОТТУДА!» И дальше следовала какая-либо услышанная душераздирающая история о бдительности. Институт этот был противопожарной автоматики. Возможно, славные органы считали… Ну, не знаю… Вообще, трудно сказать, что и как они считали. Судя по окончательному результату, считать они так и не научились.

Одна история, как я услышал, была даже с поэтическим уклоном. Звучала она примерно так:

Все вы, товарищи, знаете, как красив наш Дон-батюшка! А как приятно отдыхать на левом берегу Дона (это произносится – на Левбердоне), я вам не могу не сказать. Я просто сообщаю, чтобы вы имели в виду. И вот, идешь по Левбердону и любуешься: солнце, воздух, вокруг все зеленое, деревья, трава. Должен отметить, товарищи, что и цветы имеются местами. И местами очень красивые.

И вот мы все там ходим по разным тропинкам. Но не только мы с вами, товарищи, там ходим. А там ходят самые разные люди, которых и людьми язык не поворачивается назвать. Вот, представьте себе! Ходите вы там, ходите всё лето. А тут оно и заканчивается. И начинается, как вы, товарищи, конечно, знаете, осень. А осенью, как известно, листья желтеют. Но не все, товарищи, листья желтеют. А некоторые и не желтеют. Потому что, товарищи, наши товарищи, которые как и вы все, ходили по тропинкам Левбердона. И вдруг увидели, что имеется ветка высоко наверху дерева, которая вовсе и не пожелтела, а совершенно зеленая. И наш товарищ, товарищи, полез на это дерево, чтобы проверить, что же это за ветка, товарищи. И обнаружил он, что ветка эта вовсе не ветка, а штырь-антенна, замаскированная под ветку. И вот, товарищи, представляете? Вы там ходите, нюхаете цветочки, любуетесь травкой. А в это время шпион передает через эту антенну секретные сведения. А вы, может, с этим шпионом даже и встречались. Может, даже на одно и то же солнышко смотрели. Необходимо, товарищи, проявлять бдительность. Товарищи! Я вас призываю: присматривайтесь, кто с вами ходит по дорожкам. Возможно, что это и вовсе не наши люди! А бывают и гораздо более страшные случаи, товарищи. Но об этом я вам расскажу в другой раз. До свиданья, товарищи. И помните.

Список отправляемого

Вот, еще интересное вспомнил. На стенке в международной отправке корреспонденции в Ростове висел список, наверное, около 1975 г., что можно отправить за границу. Я спросил, а есть ли еще, что можно. Мне сказали, что принесите – посмотрим. Но скорее всего, что нельзя.

Боюсь наврать цифры, но список весь был на одной странице. Начинался он с пачек махорки, сигарет и папирос. Кажется, пачек по 10 максимум. Ясно что для солдатиков в германской группе войск было начало. Потом шли конфеты простые в граммах. Отдельно шоколадные, тоже в граммах. Потом носки. И тоже по разделам: шерстяные отдельно, хлопчатобумажные отдельно и синтетические отдельно. Не больше двух пар каждых. Книги, вроде, были. Или там это отдельно было написано где-то. С указанием, с какого года издания можно отправить. Дальше была часть: стальные ножи, стальные вилки и стальные ложки. Нержавеющие – было написано. По 6 штук каждых можно было. Еще что-то было типа макарон и вермишели. Кажется, на этом список закрывался. Но наверное, вру, потому что помню, что был он на полную страницу.

А потом, уже в перестройку, оказалось, что все книги, которым исполнилось 50 лет, оказывается, антиквариат, запрещенный к пересылке. И справочники и словари нельзя. Даже словарь был у меня американского издания – нельзя – и всё. Список запрещенного (точнее, разрешенного) по сию пору с советских времен сохранился. Из Ростова не пошлешь почти ничего. И из Москвы не пошлешь. Хотя с международного главпочтамта многое из запрещенного проходит.

* * *

Приятель у меня работал в РАУ – артиллерийское училище тогда было. Рассказывает: «Смотрю, стоит наш генерал и что-то говорит, а вокруг полковники, подполковники – и все что-то записывают в тетрадки. Подхожу поближе, а генерал указывает на тополек и говорит: «Тополя, товарищи офицеры, следует покрывать известью до высоты один метр двадцать сантиметров. И вы, товарищи офицеры, должны знать, что это насущная задача нашего училища.»»

* * *

Старое наблюдение, что любой заголовок из газеты «Правда» может служить подписью к картинке с задницей и торчащим в ней члене продолжает быть верным. Вся нынешняя пресса все та же. Да здравствует самая советская пресса в мире!

Рубль

Как-то мне приятель объяснял, что такое был рубль в царской России. А ему, в свою очередь, объясняла это старушка, которая давала частные уроки немецкого языка.

Не знаю, с чего я вспомнил эту историю. И вспомнил ли я ее как она была.

Старушка и ее сестра всю жизнь прожили вдвоем. Работали они обе в банке в Ростове, совсем молодые. Поработали года два и решили в отпуск съездить посмотреть на Париж, Рим… Получили отпускные деньги по 100 рублей каждая, обменяли их на золотые монетки по десятке зачем-то, выправили достаточно быстро и без особых хлопот заграничные паспорта и покатили в Европу. Маршрута их я не помню, естественно. Но побывали они почти во всех столицах европейских, поселяясь в гостиницах не самых плохих. И везде расплачивались теми самыми монетками, которые с удовольствием принимали. Приехали полные впечатлений. Все это было перед первой мировой войной. А уже хорошо после Отечественной, одна из них, оставшаяся в живых, ностальгически рассказывала о том путешествии. И больше ей, почему-то, ничего другого своему безалаберному ученику рассказывать не хотелось.

Постоянство

Долгое время после реформы 61 года цены на водку держались очень стабильные. Кажется, одна из них стоила 2р 87 к, другая 3 р 12 к. Чтобы отразить такое постоянство, мой приятель соорудил формулу, включающую числа е, пи и разные корни для каждой из этих водок, что отражало идею, что цена на водку также является мировой константой (возможно, там участвовала постоянная Планка, не помню уже). Формулы были довольно простые. Потом цена на московскую повысилась до 3.62, потом 4.12, потом стала 5 с чем-то – дальше уже все полетело уж очень стремительно. Каждый раз приятель находил новую простую формулу из постоянных для новой цены и возвещал, что миропорядок не изменился.