Текст книги "Почти книга для почти людей"

Автор книги: Леонид Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Дорогой НС в Ростове

Стоял себе Дом офицеров в Ростове, стоял спокойно не знаю сколько лет. А тут вдруг Дорогой Никита Сергеевич Хрущев захотел приехать и ВЫСТУПИТЬ. И засвербило у местного начальства во всех органах, включая прямую кишку.

Должен был Наш Дорогой выступать в Большом зале этого Дома офицеров. А там по центру висела гигантская люстра с хрустальными подвесками на несколько тонн. Висела она себе и висела… С десяток лет висела, никого не трогая. Разве что как-то ее мыли время от времени, если мыли вообще.

И тут в чью-то умную голову забрела мысль: «А вдруг эта зараза от энтузиазма, проявленного слушателями доклада Нашего всего, каааак шандарахнется, да еще и напугает Всё до заикания!»

Долго ли, коротко, но сняли эту люстру с потолка и добрались до огромного крюка по размерам вроде тех, что на подъемных кранах стоят. «А вдруг этот крюк да и не выдержит люстры?» – была вторая начальственная мысль.

Вытащили и этот крюк и потащили к самым ученым людям. То бишь в университет. Притащили его туда: «Нам надо заключение, что крюк этот выступление нашего дорогого Никиты Сергеевича выдержит. А если заключение будет, что выдержит, а он не того, то сами знаете о каких заключениях пойдет речь.» Тут граждане доценты с кандидатами начали свои умные лысеющие головы почесывать. С одной стороны очевидно, что такая махина десять таких люстр выдержит. А с другой, а вдруг!? И принялись они многострадальный крюк и обсчитывать, и экспериментально нагружать. Даже на предмет трещин облучили.

И подписали дрожащими ручками заключение: вввввввыддддержит.

И была 172-я ночь, и были дозволенные речи закончены ровно по расписанию криками «да здравствует слава!» Выдержал! Урааааа!

И еще пятьдесят лет выдерживал. Да и сейчас, вроде, не собирается. Вот, значит, может наука! Если хочет.

Дорогой НС в Ростове-2

Раз уж речь зашла о том единственном и неповторимом визите Никиты Сергеевича, то перескажу и рассказ покойного тестя об еще одной речи во время того же визита. Вкратце.

Захотел тогда же Никита Сергеевич выступить перед народом. Для чего вечером на Театральную площадь (кто бывал в Ростове, тот знает) собрали коммунистов и беспартийных. И вечером НС выступил с балкона здания, как это делали первые большевики. Перед этим он, видимо, хорошо принял, поэтому речь была не слишком связной, но весьма убедительной.

Начал он с того, что сообщил, что был на казахстанской целине. «Ну и что? Горы зерна гниют! Горы! Вредительство! И кто руководит там? Сплошные … да …. Я только что вот из Краснодара приехал. Кто там первый секретарь? Полный дурак! И какой дурак его туда назначил первым секретарем?» После чего дорогого Никиту Сергеевича как-то отвлекли от микрофона и объявили митинг закрытым.

Сталин

Почему-то вдруг вспомнился день смерти Сталина в момент объявления о ней по радио. В Сталинграде. Взахлеб рыдающая толстая маленькая соседка-еврейка. Были еще две соседские сестры, одна из которых была моего возраста (за год до того я твердо заявил ее мамаше, что намерен на ней жениться, было тогда мне лет пять). Ее сестра-пионерка почему-то завела патефон, надела пионерский галстук и стояла, отдавая салют. Фантасмогория. Такое, если покажут в фильме, покажется невероятным. Однако же было.

Предложение

Когда-то, когда Советский Союз почти уже закончился, а новое государство еще и не начало дышать, мой знакомый рассказывал о своем знакомом, что тот мучается вопросом, стоит ли ему принять предложение стать командиром городского батальона омона или собра, теперь уж не помню, как он тогда должен был назваться. И я, как гениальный провидец, говорил, что это очень опасно, потому что пройдет не слишком много времени, как народ примется за всех подобных граждан. Провидец…

Воспоминания о сплетнях

Был Жданов очень неглупый человек, в чем-то даже очень умный, но испорченный властью, побывавшей в его руках. И жутким количеством подхалимов в университете, которые пели ему песню о его гениальности и о том, что он должен бы быть на самом верху. Вообще, я давно собирался о нем написать, но все случая не было.

Cчитается, что заниматься сплетнями неприлично, даже нехорошо. Однако же, если так вдуматься, то расстояние от того, что называется сплетней, и историческим фактом настолько незначительно, что еще неизвестно, чем хуже заниматься, сплетнями или историей. Со сплетней, по крайней мере, заранее знаешь, что в ней могут быть элементы неправды или даже лжи. А в документированной истории, вроде как, всё опирается на документы. Уж извинят меня товарищи историки пусть, но документы могут быть куда более брехливыми, чем сплетня. Даже когда на них имеется сургучная печать и десять подписей, что все там верно. Ну, кто пожил в Советское время, тот знает, что характеристику человеку неконфликтному заверяли парторг, профорг и руководитель предприятия. А писал он ее большей частью сам. И говорилось там, что был он самым что ни на есть раположительным и правильным… А как насчет документов о сдаче отчета, заверенными всеми, кто должен был там расписаться? Одна только брехня очень часто в этих официальных документах была: что работа проделана полностью и в срок. И такие же документы о приемке-сдаче были на различные разработки и объекты, включая жилые дома, когда по документам все было в порядке, а в окнах были щели, в которые кулак пролезет. Если думаете, что остальные документы как-то иначе писались, так вряд ли. «Еще одно последнее сказанье, и летопись закончена моя». Сколько раз читали это в разных лж? Я сам-было такое хотел писать. А потом еще одно сказанье, еще – и только чернила, то есть тонер нынче, добавляй. И конца края нет трепатне. Вот и сейчас еще одно последнее…

Словом, расскажу я вам, маленькие и большие ушастики, то, что в свое время я слышал об Юрие Андреевиче Жданове, ректоре РГУ, о котором в мире знают как об одном из мужей Светланы Алилуевой и сыне Андрея Андреевича Жданова. Сплетни, то есть. Должен сказать, что мнение мое беспристрастным не назовешь. Но оно скорее положительное. Сплетни же запоминаются большей частью отрицательные или уж очень занимательные. Так что имейте в виду это мое заявление о положительном мнении. Я и сам о себе, коли бы начал рассказывать в стиле сплетен, нарассказал массу неприятных вещей. Но о себе это неприятно – пусть другим что-то останется вспомнить. И не забывайте еще, что воспоминания мои основаны на чьих-то рассказах большей частью, то есть на сплетнях. Поэтому ссылаться на мою писанину как на научно обоснованные факты я бы не рекомендовал.

Лично мне сталкиваться с Юрием Андреевичем доводилось, большей частью, в обстановке официальной. Например, было празднование 80-летия моего шефа академика Воровича на кафедре. Жданов был ровесник Воровича. И вот, стоит накрытый стол, граждане кафедральные вокруг, уже начались типовые юбилейные тосты, которых я только что очень удачно избежал, как вдруг отворяется дверь и входит товарищ Жданов, в то время председатель СКНЦ ВШ, с кем-то из своих соратников. (Заметьте, что граждане с партийных верхов всегда имели только соратников. За исключением сталинских времен, когда этих соратников иногда вдруг называли подельниками.) Росточка он был маленького. На вид кругленький, но животика, вроде, не видно, одно впечатление круглизны. Вот с глазами… Стальные глазки. Именно такие, какие ожидаются у представителей славных компетентных органов: вроде бы умные, сверлящие и все знающие о тебе. Словом, не успел товарищ Жданов появиться, как его усадили рядом с юбиляром, и он тут же начал речь. О чем она была, уж не помню. Хотя и не совсем стандартно он как-то поздравил юбиляра, с хохмочками. А запомнились два момента. Первый, это что голос его наполнил комнату. Я сидел довольно далеко, но ощущение было, как будто Жданов говорил в мегафон. Закончил же он тост словами: «Товарищи, мне было очень приятно… Я бы с удовольствием посидел с вами еще, но мне сегодня надо посетить еще важные мероприятия, три из которых юбилеи очень уважаемых людей. Самый уважаемый из них это, безусловно, наш дорогой Иосиф Израилевич. Выпьем же, товарищи, за его здоровье!» И почекавшись с юбиляром и близсидящими, осушил полный граненый стакан армянского коньяка. Я, помнится, тогда подумал, что … В общем, неважно, что я подумал. Тем более, что уж и не помню дословно. Но суть была: богатыри не мы.

В перестройку людей из советской верхушки в печати старательно макали во всякое дерьмо. Помнится, Жданова в «Знамени», правда без имени, но вполне узнаваемо, промакал тогдашний трибун Карякин. Уж и не помню, опять же, по каким помойкам повозил он его физиономией, но что было это не по поводу украденного свечно-масляного заводика, это точно. Конечно, в советское время казалось, что люди с подобным положением живут шикарно. Однако же шикарности этой было далеко до нынешней управляющей братии. К примеру, наблюдал я в начале перестройки, как Юрий Андреевич сдавал книги из своей личной библиотеки в книжном магазине, ругнувшись с приемщицей из-за грошовой цены, которую она поставила на раритеты. Жданов книги любил и имел всё, что выходило в то время. И не только выходило. Я завидовал белой завистью, когда услышал, что в университетской библиотечной мастерской Жданову по его заказу копировали и переплетали массу книг, до которых у меня не было никогда даже доступа. По рассказам, он их не просто хранил, но и читал. А уж то, что он понес их сдавать буккнигу, говорило, что золотых запасов он за свою жизнь не завел. Хотя вокруг него крутилось много народа, которые уже в наши дни вполне официально являются очень богатыми людьми. Очень. Но и аскетом Жданов не был, в этом можете не сомневаться. Проблема со всеми этими людьми из верхушки, да и не только с этими, а с любыми людьми из верхушки, в том, что состоят они из двух невзамодействующих половинок: одна – это то, как их знают близкие и знакомые, и другая – какие они в общественном мнении. И большей частью это как бы две разных непересекающихся личности. Потому и читаем мы об умных, чутких и тонких, которых все знают как жестоких и наделавших массу глупостей людей.

Вот именно о Жданове я как-то писал, как о гражданине. который обучал одного моего старшего знакомого, как управлять большим коллективом, сообщив, что народ – это сплошная масса. И что на уровне атомов-личностей о ней если начнешь думать, то с ума сойдешь. И что массу эту надо лопатой направлять в нужном направлении…

А пока поставлю точку.

* * *

Известно, что Жданов стал зав. отделом науки ЦК КПСС очень быстро после женитьбы на Алилуевой. Было ему тогда 26 лет. Трактовали это по-разному. Но в тот момент Сталин даже переоценивал роль науки, так что только из-за дочки вряд ли бы он поставил на столь ответственное место ничего не представляющего собой человека. В конце концов, своего Васю он ни на какое ответственное место не усадил, как это обычно для нынешней гвардии. Был у меня аспирант, который крутился в компании вокруг Жданова очень давно. У них там ходило почтительно, что Сталин называл Жданова «нашим маленьким Энгельсом». Отношения у меня с большим Энгельсом весьма сложные, особенно после сдачи кандминимума по философии. Так что не буду я ничего говорить об нём. Вот не буду – и всё!

Однако же произошло это назначение уже на закате вождя. И за то немногое время, что был Юрий Андреевич на этом посту, довелось ему попытаться развернуть маховик, которым разбивали генетику. Не удалось, за его потом и лягнули слегка, что, дескать, испугался и пошел на попятный. Вообще, если отойти от личности Жданова, а посмотреть на проблемы генетики в частности и проблемы науки вообще, то, должен сказать, что когда начинается какая научная свара, то единственный метод ее остановить, это засунуть всех спорщиков в мешок. И обязательно утопить, потому что и в мешке будут продолжать драку. Достаточно вспомнить авторов формулы Ньютона-Лейбница, которые скублись лет двадцать, о том, кто из них первее. Или, к примеру, держал в руках журнал «Успехи математических наук» со статьей весьма известных математиков «Покончить с лузинщиной». Этот самый Лузин, с чьей лузинщиной предложено было покончить, крестный папа доброй половины довоенного отделения математики АН СССР. А среди авторов были и его крестники. То, что было с генетикой, отдает трагедией. Но ведь и противники генетики не были просто невежественные люди, как принято их представлять: они-таки кое-что сделали реальное для сельского хозяйства в то время. Почему и поддержали их на партийном верху. Вообще говоря, скубеж между генетиками и негенетиками мог окончиться и победой другой стороны с теми же последствиями для противника. Ладно, это уже все пошло в совсем другую сторону. Только и скажу, что более склочные люди, чем ученые, это артисты и политики. Но последние относительно научного приоритета редко лаются.

Словом, когда Сталин то ли умер, то ли его убили (ишь, как закрутил, а? – ведь в любом случае умер!), для Жданова настали тяжелые времена: он был слишком умный для той верхушки, что пришла к власти. Одна из проблем Жданова была, что как-то он плохо пересекся и с Хрущевым, и с Сусловым. И, похоже, высказал о них свое мнение, которым они не были счастливы. В числе первых перестановок, произведенных Хрущевым на верхах, было удаление Жданова из Москвы. И очутился он в Ростове. Ростовская партийная верхушка, подумав, поставила Жданова зав отделом науки обкома. Однако что-то их продолжало беспокоить. Это что-то было то, что они не знали. что можно ожидать от зятя Сталина, который, наверное, знает много кого наверху. Поэтому, поразмыслив, сделали они ход конем, отодвинув Жданова от себя как можно дальше. И сделали это очень элегантно, отделив от Ростовской области кусок, назвав его Шахтинско-Каменской областью. И, соответственно, устроив там обком партии и все прочие органы власти. А первым секретарем там стал ни кто иной как товарищ Жданов. Вот сейчас кто-то тычет пальчиком и говорит: как это Хрущев отдал Крым Украине? Как это? Да вот так. В те времена все эти мелочи, к какой публике, да республике – это всё было совершенно незначительными штучками. Естественно, я не знаю, на каком там уровне принималось решение о новой области. И было ли это инициативой ростовского обкома или самого Жданова… Что-то мне говорит, что здесь роль Жданова отнюдь не пассивная была.

И проправил в Шахтинской области товарищ Жданов несколько лет. Пока с инспекторским визитом в Ростов не пожаловал Хрущев, которому сказали, что ему имеет смысл еще и в соседнюю область заглянуть. «Что ээто за область? А кто там первый секретарь? – спросил Хрущев. – Ах, Жданов? Возвратить территориальное деление на области в первоначальное состояние!» И в результате ростовский обком получил на голову себе бывшего первого секретаря соседнего обкома. «А нет у нас для него никаких мест!» – дружно сказали ростовские. Однако же, почесав тыковки, решили предложить ему пост ректора университета. И поскольку Жданову вместе со всеми его энгельсовскими амбициями деваться было некуда, то он и стал ректором. По университету циркулировали слухи, что вот-вот его заберут куда-то в верха и дадут… Но слухи эти не реализовались в тридцатилетнее ректорство Жданова. Так толком и осталось для меня неизвестным, какое же образование было у Жданова, химическое или журналистское. Но каким-то боком он химии относился, а потому, как говорят хорошие люди, почесав затылок, написали ему сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертации. А потом он стал и одним из двух первых член-корров АН СССР на Северном Кавказе. Может, стоит сказать, что гражданин, на которого указывали как на автора диссертаций, стал потом академиком РАН. Так что докторская у Жданова была добротной. И сам он был доктор не просто добротный, а еще и весьма плодовитый. Слышал я, что список ждановских публикаций в восьмидесятых годах состоял из полутора тысяч названий, среди которых было изрядно книг, опубликованных университетским издательством. Более плодовитые публикаторы имелись среди директоров НИИ на Украине. Ну, еще имелся один автор, до которого Жданову было очень далеко. Фамилии его я уже не помню, но это был всемирно известный знаток пчел, который за 50 лет ухитрился опубликовать 5500 статей. Каждые три дня статья. Представляете? О роли третьей ножки в почесывании брюшка. Стеб это. Не знаю о чем они были. Но серьезные статьи каждые три дня не пишутся. А может, он был гений? В расписании химфака лекции Жданова значились, но читали их другие.

И рассказы ходили, что то Жданова пригласили замом к академику Несмеянову, то еще куда. Но каждый раз вмешивался Суслов, которому довелось поработать под Ждановым. Который заявил, что пока он жив, Жданова в Москве не будет. Судя по галошам, которые Суслов носил до смерти, такое вполне могло быть. Забавно, что когда Суслов умер, то РГУ присвоили его имя. Разговоры шли, что это было одним из условий завещания Суслова, который сказал, что пусть Жданов и после смерти его помнит и вздрагивает каждый день, глядя на вывеску. Говорили мне, что в отличие от государственного телевидения, которое это событие весьма широко освещало. в ректорате старались вообще об этом не говорить. Ну и в качестве шутки. Завлаб из моего отдела довольно скоро показал мне письмо, пришедшее в университет по его делам откуда-то. Письмо начиналось так: «Ректору Ростовского Государственного университета тов. Михаилу Андреевичу Суслову».

И чтобы уж закончить с научными работами Юрия Андреевича. Вдруг вижу объявление на стенке главного корпуса университета, что состоится защита кандидатской диссертации по философии «Гегель и Эйнштейн». Юрий Андреевич защищался. Не читал, как всегда, но слышал, что основным тезисом диссертации было, что вся идейная часть теории относительности уже была заложена в работах Гегеля. Может, и была. Но если это действительно так, то тезис этот напоминает объяснения Абрама о том, что такое теория относительности на примере двух волосков. Два волоска – это много или мало? Если на голове всего два волоска? А если в супе?

Эту диссертацию он писал сам. Как и сам написал небольшую книжку с эссе-притчами. Впрочем, мне она не показалось такой уж мудрой, хоть и говорила о бараньих лбах, которые ничем не прошибешь. Но и такая научная деятельность сильно отличается от деятельности одного известного генерала, мясокомбинатного борца, который много позднее стал дважды кандидатом наук. Была защита, куда лишних людей не пустили. А диссертант с ожесточением выворачивал челюсть, пыталсь произнести нечто вроде «конхерменция», о чем, опять же, пошли сплетни, порочащие российский генералитет.

Теперь из рассказов приятеля о личном опыте общения со Ждановым.

Было это в самые что ни на есть застойные годы. Приятель мой обзавелся семьей, в которой было к тому моменту 3 детей, два мальчика и девочка. Девочку эту в роддоме стукнули сильно головой, о чем родители узнали только когда ребенок не умел практически ничего в годик. Обнаружили они тогда, что между волосенками по темечку идет огромный шрам через всю голову. Так эта девочка и не заговорила, двигается плохо. Сейчас ей уже двадцать пять лет, очень симпатичная, но с разумом годовалого ребенка. И в то время квартиры у приятеля не было. Был он завлабом в лаборатории, которая одна из немногих в институте занималась очень конкретными и серьезными разработками. И директор, мой шеф, клятвенно обещал, что ректор пообещал выделить квартиру приятелю. Уже много позже я узнал, что товарищ ректор никому не отказывал и ставил положительные резолюции на все прошения подряд, за исключением уж совсем очевидно отрицательных. Была только одна маленькая хитрость, заключающаяся в том. что резолюцию он мог поставить красным, синим или зеленым карандашом. И в зависимости от цвета это была либо положительная, либо отрицательная, либо «по возможности» резолюция. Каким уж там цветом было сделано то обещание – неизвестно, но прошел год, и другой, шеф наш регулярно ходил к Жданову и утверждал, что тот обещает (хотя никто не знает, напоминал ли он в самом деле). В один прекрасный момент приятель мой сказал Воровичу, что он сам пойдет толковать к Жданову насчет квартиры. Ворович страшно заволновался, сказал, что нет никакой необходимости, что квартира будет обязательно в ближайшее время. Однако же приятель мой сказал, что он слышит эту песню уже два года, а живут они впятером в малюсенькой комнате в общаге.

На следующий день приятель прошел в кабинет к Жданову. Жданов, сидя и глядя пронзительным партийным взглядом на посетителя, сухо спросил, в чем дело. У приятеля было написано заявление с описанием ситуации. Посему он, не говоря лишних слов, протянул его Жданову прочитать. Тот быстро прочел. После чего встал и, глядя пронзительно куда-то поверх головы приятеля, начал вещать, что университет ведет большое строительство, что сдаются огромные площади корпусов, а также университет регулярно…

И тут мой приятель, вместо того. чтобы почтительно выслушивать вещания великого человека, непочтительно его прерывает: «Всё это хорошо, но меня интересует моя собственная квартира, а не корпуса и метры. Когда я ее получу, как было лично вами обещано еще два года назад?» Великий человек, не ожидавший, что некая подчиненная букашка может его прервать, не дослушав мудрой речи, замолк и, наконец, осмотрел внимательно просителя. После некоторой заминки он произнес: «Понимаете, в данный момент у университета нет свободных квартир. Но как только они появятся, так мы немедленно рассмотрим ваш вопрос. В данный момент мы не можем решить ваш вопрос.» «Ах так, – сказал приятель, – тогда я пойду туда, где могут решать подобные вопросы, коли вы их решить не в состоянии.» Было видно, что Жданов был взбешен. Однако на этом рандеву и закончилось, поскольку приятель взял свое заявление со стола, развернулся и пошел. «И пошел я, – рассказывал он, – тоже разъяренный, в горком партии». Куда? В отдел науки. Однако же оказалось. что в отдел науки без партбилета пройти невозможно, потому что на входе стоит милиционер. А дальше, за конторкой сидит еще и барышня. И тут приятелю повезло, потому что с улицы влетела другая барышня с криком: «Люба, у тебя деньги есть? Там масло завезли!» И барышня сорвалась со своей конторки. После чего, почесав затылок, за нею быстрым шагом пошел и милиционер, тот что только что держал и не пущал. И вожделенная дверь оказалась без охраны. Так мой приятель и проник в святая святых городского начальства. Пробежавшись вдоль кабинетов, он обнаружил дверь с надписью «Зав. отделом науки тов. Н.» – понятно, с фамилией полностью, но моя совесть не позволяет коверкать исторические факты. Итак, он, постучав в дверь, бодрым шагом вошел в кабинет, застав его обладателя копошащимся в ящике письменного стола. «А вы, собственно, кто такой и почему без доклада?» Тут мой приятель, который еще в молодые годы прошел суровую школу комсомольского работника городского уровня, произнес волшебную фразу. Собственно, как он говорил, вся эта партийная шушера, которая произносит «правильные» речи, получив в ответ от простого человека отповедь на том же нечеловеческом языке, теряется и замирает, не зная, что сказать. Так вот, мой приятель произнес примерно следующее: «Я обращался в университет. В университете сказали, что не могут решить мой вопрос. Когда чиновники не могут решить пустяковый вопрос, в дело вступает партия, которая объясняет чиновнику его должностные обязанности!» «Что? – только и нашелся, что сказать на такую наглость зав. отделом науки. – Это не ко мне, это в орг. отдел вам надо,» – наконец нашелся он. «Нет, именно к вам, – твердо произнес мой приятель. – Это касается науки. Разрешите представиться. Я кандидат наук и заведующий лабораторией, в которой одних приборов на миллион рублей. Моя семья из 5 человек ютится в общежитии на 12 квадратных метрах. Мне уже два года как обещана квартира. И в университете решить этот вопрос никак не могут. Представьте себе, что захожу я к себе в лаборатория и включаю государственные приборы стоимостью миллион рублей. Но поскольку я регулярно не высыпаюсь, то делаю это так, что приборы все сгорают. И государство теряет миллион рублей. И почему? Потому что чиновники не могут обеспечить меня нормальной квартирой стоимостью максимум 30 тысяч рублей! Тридцать тысяч и миллион! Дело партии научить считать чиновника государственные деньги!» Тут отвалившаяся челюсть зав. отдела науки наконец пришла в движение: «Так вы из университета? А кто вам там отказал? А это что, ваше заявление? Значит так, я сейчас позвоню Жданову и узнаю, в чем там дело.» И он тут же позвонил Жданову. Он больше слушал, чем говорил. После чего сказал приятелю, что Жданов ему пообещал решить вопрос в течение двух недель. «А если не решит, то вы можете прийти ко мне и я поговорю с ним еще раз.» – «А как же к вам пройти, здесь же не пропускают?» – «А как вы прошли тогда?» «Да так, " – сказал мой приятель. «Ладно, позвоните мне по этому телефону, и выпишут вам пропуск.» Положив в портфельчик свое никем не подписанное заявление, поехал мой приятель на Западный в свою лабораторию. Минут сорок ехал автобусом. Заходит в институт, а к нему бросаются люди: «Звонили из главного корпуса и сказали, что тебе выделена трехкомнатная квартира!»

* * *

А это уже совсем сплетни, рассказанные людьми, которых я знаю хорошо.

В один прекрасный момент Юрий Андреевич решил жениться. И университетский отдел кадров начал подыскивать ему жену. Симпатичную, простую, с высшим образованием и без вредных привычек. Одну из таких подобранных вызывали и убеждали: «Вам оказывается высокая честь стать женой выдающегося человека.» – «Но я его не знаю совершенно.» – «Ничего, узнаете, он очень хороший человек». Отказалась.

* * *

Дни рождения в поздний период застоя отмечал Юрий Андреевич в каком-то известном (но не мне) ресторане в Сочи. Весь ресторан снимался с вечера на всю ночь. Кавалькада из штук тридцати волг отправлялась из Ростова в Сочи с утра.

* * *

На вступительные экзамены всегда притаскивался список, так называемый ректорский. Детишки, попавшие в этот список, становились студентами, если сдавали экзамен хоть на трояки. Случаи, когда они получали двойку, почти не наблюдались. В списке были как дети уважаемых ростовчан, так и никому неведомых детей Кавказа. Но ректорская секретарша носила кольца с такой величины бриллиантами, что невольно возникали разные вопросы.

А потом, вдруг, у двери Жданова появился референт. Который просматривал все бумажки, которые должны были быть подписаны Ждановым. Было это уже в совсем поздне-застойный период. Чем-то меня этот референт, точнее, не чем-то, а вполне конкретным – вопросами, которые он задавал уж чересчур въедливо, заинтересовал. И я спросил своего знакомого, знающего всё, с чего вдруг такой вдумчивый товарищ появился у Ждановской двери, от чего он охраняет Жданова? И получил ответ. что кто кого и как здесь охраняет – очень непонятно. Потому что референт этот имеет звание действующего полковника кгб. «Понимаешь, – сказал мой знакомый, – курирует университет в кгб майор. А сидит здесь товарищ полковник. И специально для Юрия Андреевича. А полковник – это минимум начальник отдела в областном управлении.» И еще добавил: «А как человек этот полковник очень интересный. Побывал он много где. И просекает всё на лету. Знакомый мой женился на его дочке. Боится своего тестя страшно. Стоит ему гульнуть на стороне. как тесть вычисляет и выводит его на чистую воду мгновенно.»

А вообще удивительно: вот человек, который сидел достаточно высоко наверху, с довольно широкой известностью. Прожил 85 лет. А рассказывать о нем, по существу, оказалось нечего. Одни сплетни. Впрочем, о большинстве и того не будет.

Писалось это после сообщения в прессе о смерти Жданова. Тогда же получил от знакомого такое:

«Умер Жданов, брошенный родней и товарищами по партии и борьбе. Воистину, наконец, смерть вырвала из наших рядов… Власти, правда, распорядились в свое время, чтобы областная больница содержала его за свой счет. По-моему, он пробыл в кардиологии больше года.»

* * *

Так что соратники его не бросили. А родня – ну, такая уж родня. В высокопартийных семьях она частенько была такая.

Помнится, один мой аспирант пересказывал свою беседу с пятнадцатилетней дочкой секретаря райкома в году 1985 м на какой-то вечеринке:

– А как ты попал в аспиранты?

– Ну, сдал экзамены.

– А сколько заплатил?

– Ничего не платил.

Тут дочка посмотрела недоверчиво:

– Ничего?!!! А что же ты, декану девочек подкладывал?

И таким диким мне это тогда показалось… тогда… А в перестройку уже понял, что простодушная она была. Малолетняя Кандидша. Что видела вокруг себя, то и говорила.

* * *

Вот, говорят, диссидентов по психушкам распихивали. На самом-то деле многих из них и в самом деле надо было там полечить, по крайней мере из тех профессиональных диссидентов, с кем мне сталкиваться доводилось, некоторые явно не совсем психически здоровые люди были. А вот о совсем недиссидентах…

Приятель мой рассказывал, которому корреспондентша областной газеты эту историю рассказала. Была (и есть, только не знаю, чья она сейчас) такая крупная государственная обувная фабрика имени Микояна. И работал там в середине восьмидесятых, еще до Горбачевского воцарения, скромный бухгалтер. Который очень нервничал, что приходится ему отчетность писать совсем не соответствующую реальной. И до того его довел страх оказаться за решеткой, что стал он записывать все бухгалтерские проводки, что через него проходили, в тетрадочку. И схемку составил, куда неучтенная обувь идет, откуда какие деньги поступили, и кто их получил и в каком виде. Красивая схема получилась, с расстрельным результатом, потому что процентов двадцать продукции этой гигантской обувной фабрики уходили налево неучтенкой. После чего простодушно решил он, что его схемой подземных работ должны заинтересоваться в ОБХСС – был такой отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, который как-то сам собой умер, а его сотрудники большей частью, поняв, как эта собственность устроена и механизмы, как ее можно похитить, стали совсем непростыми людьми. Отдал он эту тетрадочку и ждет. И не только туда отдал, а еще и выжимку написал в ту самую газету, в экономический отдел, откуда рассказчица была. И ждет. А ничего не происходит. Тут решил он, что что-то не то и в этой газете, и в ОБХСС. Да и написал еще заявление в КГБ. И отнес это заявление своими ручками туда. И в ящичек специальный бросил под зорким взглядом дежурного. А через пару дней прямо на работу приехала за ним скорая помощь и отвезла прямо в Ковалевку. Родственникам его сказали, что свихнулся он совсем и буйный, поэтому свиданий им не будет с ним долгое время, потому как опасно. А уже в году 87-м эта корреспондентша, когда подобные истории стали попадать в печать, под влиянием слез жены бухгалтера, которая умоляла ее вытащить ее мужа из психушки, решила навестить его в Ковалевке. Добралась до него, но он к тому времени и в самом деле уже ничего н соображал и был явным параноиком, слюни пускал. И историю ту помнил, рассказывал. Но вид такой у него был, что понятно, что это бред тяжело психически больного человека.