Текст книги "Наша Маша (Книга для родителей)"

Автор книги: Леонид Пантелеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

2 ГОДА 4 МЕСЯЦА

4.12.58.

Сегодня вечером мама и папа уезжают в Москву. Папа едет на писательский съезд. Впервые оба родителя на такой большой срок, то есть на несколько дней, покидают Машку, оставляют ее на попечение бабушки и тети Ляли.

Машка не понимает, конечно, что значит “Москва” и что такое “несколько дней”.

Последние три-четыре дня папа не работал, у него болел глаз, врач запретил ему читать и писать. И все эти дни с утра до отбоя папа был с Машей.

Играем или смотрим картинки в книгах или что-нибудь еще придумаем... Потом я начинаю забивать в мундштук сигарету. Машка видит это, вскакивает:

– Идем курить?

И мы направляемся в ванную, где я устроил себе курилку и где Машка с удовольствием (и без вреда для себя, так как там хорошая вентиляция) проводит время.

* * *

По-прежнему много и с удовольствием вспоминает, наслаждается этим новым даром жизни. Увидела в книге теленка. Повернула ко мне голову (это непременно– чтобы увидеть мои глаза):

– Помнишь– в Разливе теленочек?

Или– чищу ей ваткой нос.

– Помнишь, Тамарочке нос чистили? (Тамарочка– это кукла.)

Как-то днем я укладывал ее спать (вернее, лежать, так как днем она не спит уже больше двух месяцев). Пытаясь усыпить Машку, я стал слегка покачивать ее кроватку. Это вызвало, по-видимому, приятные ассоциации, напомнило лето, Разлив, где ее возили в коляске, укачивали и убаюкивали. Машка встрепенулась, села в кроватке:

– Помнишь... комаики кусали?

– Ну как же, помню комариков.

– Машу кусали. Вот.

И поднимает ногу, показывает, где именно ее искусали злодеи комары.

* * *

Радуется, когда я шучу,– например, разглядывая картинки в книге, называю собаку лошадью, слона– лягушкой и тому подобное. Иногда верит, что я такой бестолковый, но чаще понимает, что я шучу.

Спрашиваю:

– Это что– слон?

– Лягушка!!!

– Лягу-ушка??!

– Правда, лягушка!

Это “правда” я услышал на днях. И почему-то обрадовался.

23.12.58.

Мама и папа 12 дней были в отлучке– ездили в Москву. Машка осталась на попечении бабушки и тети Ляли. Мы боялись, что она будет тосковать... Ничего подобного. В этом возрасте горевать не умеют.

Впрочем, кто знает...

Внешне девчонка ничем не проявляла своей “тоски по родителям”, была весела, оживлена, жила заботами текущей минуты... Звонили мы в Ленинград ежедневно, иногда по два раза, а Машка не всегда и к телефону бежала, когда ей говорили: “Иди скорей, мамсинька из Москвы говорит”. Даже, пожалуй, забыла нас немножко. Несколько минут дичилась, исподлобья разглядывала нас, когда мы рано утром 18-го явились перед ее светлые очи. Но где-то в глубине души она тосковала, конечно. И вот доказательство.

Третьего дня, то есть на пятый день нашего возвращения, Машка, уже лежа в постели, зовет маму:

– Мамсинька... ложись!.. (То есть ложись рядом.)

Когда мама, устроив постель, ложится, Машка испытующе смотрит на нее и тихо-тихо спрашивает:

– В Москву не уедешь?

* * *

Ночью Машка проснулась, плакала, кричала, звала маму.

Элико прибежала:

– Машенька, детка, что с тобой? В чем дело?

Машка (с выражением ужаса на лице). Мыло потерял а!..

Во сне увидела.

А днем она много возилась в ванной с обмылками– и один из них потерялся, упал в раковину, и она долго не могла его достать. Позже камушком, который играл роль мыла, долго мылила у меня в комнате крохотного голыша, “дитю”. Так что у мыла были основания втереться в ее сновидение.

2.1.59. Ленинград.

...О елке говорили ей давно. Когда папа с мамой уезжали в Москву, ей было объявлено, что едут они за Дедом Морозом, а Дед привезет елку и подарки.

Вообще этого Деда Мороза эксплуатировали сверх всякой меры. Пугали: “Дед Мороз рассердится, если кушать не будешь”, “Если спать не пойдешь– Дед Мороз подарков не принесет”...

Эта дешевая домашняя мифология мне, по правде сказать, не нравилась.

Извлекать “педагогическую пользу” из такой легенды– и делать это на каждом шагу– хорошо ли? Легкий способ. И чем он лучше других способов, когда запугивают волком, трубочистом, милиционером, Бармалеем и так далее?

К счастью, Машу до конца не запугали. Деда Мороза она ждала с почтением, с излишним, быть может, волнением, но без страха.

Елки она не видела до утра 1 января. Принесли ее вечером 31-го, когда Маша уже спала, разукрасили, уложили под ее сенью подарки и тут же поставили полуметрового Деда...

Я оставил Машке послание, в котором раешником сообщалось, что, кажется, елка уже стоит в столовой и что, если не ошибаюсь, Дед Мороз прибыл и находится там же– с подарками.

К сожалению, я не видел, как Машка появилась в столовой. Но мама, прочитав Машке мое письмо, одев ее и разрешив ей войти в столовую, вышла в коридор и через другую дверь наблюдала за девочкой.

Машка ахнула, застыла, глазенки ее забегали по разукрашенным веткам дерева и наконец остановились на фигуре белобородого старика.

– Здравствуй, Дед Мороз,– сказала Маша.– С Новым годом!

* * *

Несколько анекдотов из Машкиной жизни.

– Мама, спей немножко!

– Что значит “спей”? “Спой” ты хочешь сказать? Спеть тебе?

– Да... спей.

И жмурится. Клубочком свертывается под одеялом.

– Что же тебе спеть?

– “Колотушек надавай”.

Это фраза из какой-то народной колыбельной.

* * *

Маша уже такая большая, что поправляет других, когда они говорят неправильно.

Мы втроем в ванной: Маша, мамся и я.

– Папсинька, скажи, ты любишь Машу?– спрашивает мама.

– Лублу,– отвечаю я (точно так, как еще месяц назад говорила Маша).

Маша– на руках у мамы– иронически смеется:

– “Лублу”!

– Папа неправильно сказал: лублу! А как надо сказать?

Отчетливо, четко, изысканно, как-то даже по-французски:

– Лю-блю.

...А вот уже совсем невеселый анекдот.

Перед праздником работала у нас Аня– несчастная женщина, муж которой в тюрьме. На руках трое детей, работает поденно. Дети– мал мала меньше– остаются дома одни, то и дело хворают.

Под Новый год Аня мыла у нас в столовой пол. Машка разговорилась с ней:

– Скоро к Машеньке Дед Мороз придет, подарки принесет, куклу принесет. Мячик принесет.

– А мне он что принесет?

– А тебе... тебе– камушки.

Мама и бабушка, которые работали в соседней комнате и слышали этот разговор, чуть не заплакали от огорчения.

– Правильно, Машенька,– усмехнулась Аня.– Мне только камушки и достаются в жизни.

Уверен, что Машка не только не хотела, но и не смогла бы так зло пошутить. Думаю, что она хотела сказать тете Ане приятное. Ведь камушки в ее обиходе– очень ценная валюта. Самый дорогой подарок, который она получила минувшим летом,– это красивые камушки, привезенные ей в подарок с Черного моря ее двоюродным братишкой Павликом.

2 ГОДА 5 МЕСЯЦЕВ

16.1.59.

По-прежнему любит книги, любит слушать чтение или “читать” сама. Импровизирует и стихи и прозу со скоростью пулемета.

Сегодня болтала минут пять: сочиняла заумные стихи– слова на одну рифму. Перебрала, кажется, все согласные:

Сосиська,

Баласиська,

Маласиська,

Малакиська,

Колосиська,

Тиська,

Валиська,

Палиська -

и так далее.

* * *

Капаем в нос витамин “А”. Я– Машке, Машка– своим куклам.

Для кукол у нас другая, сухая, чистая, пипетка и пустая бутылочка из-под лекарства.

Буквально и пунктуально повторяет все манипуляции, какие только что проделывал я: набирает в пипетку лекарство, капает по очереди в обе ноздри, вытирает у кукол под носиками и даже плачет за них и кричит противным “капризульным” голосом:

– Не хачччу! Не хачччу!..

Причем за каждую куклу на свой особый голос.

* * *

На ужин принесли ей глубокую тарелку манной каши.

– Не хаччу! Большая каша! Большая каша!

Понял: хотела сказать– слишком много каши!..

17.1.59.

Сегодня Маша рассказала маме сказку собственного сочинения.

“Мама пошла в ес собиять гьибы. Пьишол ежик и галавит маме:

– Мама, не собияй гьибы, они– гойкие”.

* * *

Любит рисовать и делает в этой области некоторые успехи. Успехи, конечно, самые микроскопические. Еще недавно она просто чиркала карандашом по бумаге (а еще раньше рвала и царапала карандашом бумагу), а теперь пробует выводить кружочки, ломаную линию. “Нарисует” что-нибудь и кричит:

– Ой, зайчик, зайчик!

Или:

– Папа, смотри! Синдбад!

Иногда что-то угадываешь в этих ломаных и округлых линиях: уши, хвостик, собачью морду.

Очень хочет научиться правильно держать карандаш.

Поминутно спрашивает:

– Так? Пьявильно?

Держит карандаш очень, казалось бы, неудобно– между средним и указательным пальцами. Но ей, по-видимому, так сподручнее.

* * *

Разглядывала альбом карикатур Н.Радлова со стихами Гернет и Дилакторской. Там– звери. Многих она уже хорошо знает, но всегда кого-нибудь путает. Жирафа часто называет оленем, собак путает с лисицами.

На картинке изображена кошка, провожающая кого-то и машущая лапкой.

– Киска! Киска!– кричит Маша.– Киска “до свиданья” лапками галявит!..

30.1.59.

Завтра папа уезжает на месяц в Комарово, в писательский Дом творчества, работать. И вот накануне отъезда решил погасить задолженность перед Машкой.

* * *

У нас новая домработница– 48-летняя татарка Минзамал. По-русски говорит так скверно и так невнятно, что и я с трудом понимаю. А для Машки это и вовсе не хорошо. И без того много вокруг нее иноязычного. Но, как это ни странно, трудное имя Минзамал первая у нас в доме усвоила Машка.

Минзамал– маленькая, худенькая, как девочка. А лицо– сморщенное, как у старушки. Но коса у нее великолепная, длинная, буквально до пят. И Машка, обладательница двух крысиных хвостиков, смотрит с восторгом на эту толстую, длинную косу.

* * *

Машка пришла ко мне и канючит:

– Поиграй, папа, с Машей.

– Не могу. Папе надо работать.

Не отстает:

– Поиграй! Пожалуйста!

Я бросил перо.

– Ну что,– говорю,– мне с тобой делать?

– Играть!

– А работать кто будет?

– Мама.

* * *

Итак, до свиданья, Машенька! Завтра уезжаю. Оставляю эту тетрадку нашей дорогой мамсиньке.

Записи Элико

2.2.59.

...Нашла рубль и положила в кармашек. Ее спрашивают:

– Маша, для чего тебе рубль?

– Хочу купить много-много денег.– Потом добавила:– Килограмм денег.

...Маша “читает” из “Катауси и Мауси”:

Дженни туфлю потеряла,

Долго пьякила, искала,

Мейник туфельку нашел

И на мельнице смолол.

Дальше сочиняет сама:

И чулочки нашел

И на мельнице смолол,

И штанишки нашел

И на мельнице смолол.

Тетю Вазу нашел

И на мельнице смолол...[ 3 ]3
  Примечание папы. Вот что делает возраст! Давно ли она в ужас приходила от мысли, что мельник смолол на мельнице Дженнину туфельку. А теперь без зазрения совести сама бросает под эти безжалостные жернова и чулки, и штанишки, и даже тетю Вазу. Что это– жестокость? Нет, это просто взросление. Уже понимает игру, условность искусства.


[Закрыть]

– Нет, нет,– смеется она,– тетю не смолол!..

Или же читает:

Дети, в школу собирайтесь,

Человек пропел давно...

Смотрит на меня лукаво:

– Пьявильно, мама?

...Папа перед отъездом в Комарово читал ей чарушинский “Теремок”: мышка-норушка, лягушка-квакушка...

А Маша читает на свой лад:

Мышка-норушка,

Матрешка-картошка...

Выдумала каких-то героев: тетя Ваза и дядя Усик.

...Провели день в Комарове. Машка не отставала от папы. Только и слышно было:

– Папу хочу! Папу хочу!

...Дважды была с нею в Зоопарке. Один раз была с нами ее подруга Каринэ. К моему удивлению, Машка очень хорошо ориентируется в зоопарке, показала нам, где какие звери находятся. Маша говорила Каринэ:

– Смотри, у павлина хвост красивый. Сова глазки закрыла. Зайчик морковку кусает. Волк бабушку и Красную Шапочку съел. Слон кушает сакир (сахар).

А Каринэ смотрела равнодушно, морщилась и говорила:

– Маса, тут воняет.

Маше слово “воняет” очень понравилось, она его не знала и стала повторять. Как только заходим в “бегемотник” или “обезьянник”, она нюхает воздух и говорит:

– И тут воняет.

Пришлось поправлять ее: плохо пахнет, а не воняет.

– Нет, воняет,– твердила она.

Пишет папа

2 ГОДА 10 МЕСЯЦЕВ

29.6.59. Разлив

Двухмесячный пропуск в Машкином дневнике!

Три недели живем на даче. Живем вчетвером: мама, папа, Маша и тетя Минзамал.

На днях переехала– к себе на набережную реки Гагарки– тетя Ляля.

Лето неважное.

Машка растет, вытянулась.

Что можно сказать о ней еще? Хорошая она? Плохая? Умная? Глупая? Не знаю. Одно могу сказать: трудная, не простая.

За последнее время (на даче, главным образом) развитие ее пошло как будто быстрее. Чаще и чаще задает вопросы. “Почему” еще не появилось, а главным образом– “что это?” и “кто там?” и “кто это?”

Любит слушать сказки и вообще все, что ей рассказывают. Рассказываю ей русские народные сказки, Андерсена, Перро, Одоевского, рассказы Житкова, Чарушина, Бианки, Тайца, Носова... Иногда упрощаю рассказ, а бывает– шпарю по книжному тексту. Машка (особенно в кроватке, перед сном) слушает вытаращив глазенки, и временами кажется, что она все понимает. А бывает, ляпнет что-нибудь такое наивное, что ясно: ничегошеньки-то она не поняла. Половины, во всяком случае.

Сегодня (полчаса назад) рассказывал ей “своими словами” “Кошкин дом”. Она знает несколько вариантов этой истории: Маршак по-русски, Маршак по-немецки (“Катценфаус”, как говорит Маша) и мой– вольный прозаический пересказ.

Сегодня сделал попытку довести до сознания Маши мораль этой сказки. Подчеркиваю, что кошка была богатая, но недобрая, а котята– сиротки, бедные, но добрые. Дошел в рассказе до того места, где тетя Кошка и Кот Василий приходят просить ночлега у котят. Маша слушает внимательно, затаив дыхание.

Я говорю:

– Котята были добрые, они не стали вспоминать, что тетя их выгнала. “Пожалуйста,– говорят,– заходите, тетя Кошка”. А тете Кошке стыдно стало...

Машка встрепенулась:

– Пипи сделала?

– Что? Какие пипи?!

– В штанишки пипи?

Слово “стыдно” Машка слышит главным образом (если не исключительно) в тех редких случаях, когда у нее оказываются мокрыми штаны.

Вот тебе и мораль!

30.6.59.

Умеет быть трогательно ласковой. Вечером, перед сном, у меня в комнате обнимает нас с Элико, ласкается, по очереди целует и приговаривает:

– Папочка мой пригоженький! Папочка халёсый! Мамочка халёсая!.. Лапушка! Матушка ты моя красивая... богатая! Папсинька ты мой горемычный!..

Откуда это– “пригожий”, “горемычный”, “богатый”, “лапушка”? Из книг, из фольклора, а главным образом– от любимицы ее, от тети Маши.

* * *

Бедная тетя Маша! В апреле ей сделали операцию: рак. И кажется, болезнь уже в таком состоянии, что спасти ее нельзя.

После больницы она жила у нас. Не работала, конечно, только возилась в меру сил своих с Машей. Потом выхлопотала с трудом крохотную пенсию и уехала– к сыну в Новгород. Врачи говорят– поехала умирать.

Она не знает, конечно, чем она больна.

Жаль ее очень. И Машку жаль. Очень она любит свою тетю Машу. И та относится к Маше душевно, по-человечески, много ей дала– от своей сердечности, доброты, незаурядного таланта, юмора, словесного богатства.

Дай бог, чтобы врачи ошиблись и чтобы век ее продлился.

* * *

Машка– обезьянка. Подхватывает не только хорошее, но и всякую пошлость, глупость и даже охальство.

Взяла, например, моду на каждом шагу восклицать:

– Какая пьелесть!

Сначала я смеялся, а потом стал сердиться. Потому что в этом возгласе почудились мне иронические и даже цинические нотки. Гуляем с нею.

– Маша, посмотри, какой красивый кленчик!..

Вскинет голову:

– Какая пьелесть!

И в этом возгласе столько светского равнодушия и безразличия, что диву даешься: откуда?!

Теперь это реже.

* * *

...Многое мы ленимся делать. Сколько интересного, значительного пропустили, такого, что уже не вернется и не повторится.

Не проследили и не следим, как с каждым днем выпрямляется, становится грамматически правильной ее речь, как, по всем правилам, она самостийно осваивает падежи, суффиксы и прочую премудрость, на усвоение которой иностранец, изучающий русский язык, тратит годы.

Не заметили, не уловили момент, когда она стала говорить о себе в первом лице: не “дай Машеньке”, а “дай мне”.

...Вчера вечером папа рассердился на Машку. Что-то она закапризничала, чего-то не захотела делать.

– Ах, вот как?– говорит папа.– Она не хочет? А попка у нее где?

– Нет у меня попки!– заявляет Маша.

* * *

Гостила у нас 13-летняя Алла, девочка, которую вырастила Минзамал. Попросила у меня почитать книгу, Маша, конечно, тут как тут:

– Маше тоже книгу надо дать!

– Да? А разве так говорят? Ты же слышала, как Аллочка сейчас сказала: “Алексей Иванович, дайте мне, пожалуйста, книгу”.

Маша вытянулась по-солдатски и:

– Алексей Иванович, дайте, пожалуйста, Маше книжечку!..

* * *

Машка сочиняет стихи. Пожалуй, последнее время стих этот находит на нее реже. Но все-таки почти каждый день она что-нибудь бормочет, по-прежнему выбирая самые неожиданные размеры. К сожалению, мы не записываем образцы ее творчества, а удержать в памяти эту заумь невозможно.

* * *

Это я записал еще в городе. Машка импровизировала с пулеметной быстротой:

Тут корова прибежала,

Галавит корова: “Мало!”

Прибежал и Дед Мороз,

Галавит Мороз: “Овес”.

3.7.59.

Днем вчера мама, папа и Маша ходили в Тарховку...

На обратном пути попали под проливной дождь... Вез Машку на велосипеде (она очень ловко сидит на багажнике. Машину я веду “в поводу”, потому что садиться в седло мама мне в этих случаях не разрешает).

* * *

Вечером Машка долго не засыпала. Я прилег рядом, на тахту. Она попросила:

– Расскажи сказку.

Рассказал про девочку, заблудившуюся в лесу и попавшую в домик, где живут медведи (в другом случае– волки). Вариант толстовской сказки.

Слушает, вытаращив глазенки.

– Съели?

– Что съели?

– Волки съели Танечку?

– Еще неизвестно.

Губы задрожали. Покраснела. Заплакала.

– Нет! Нет! Не съели! Мама ее где?

– Мама еще неизвестно где.

– Нет! Нет! Мама пришла!..

А позже, когда на смену мне явилась Элико, Машка сама стала пересказывать ей эту “страшную” сказку. И, по словам Элико, пугала ее:

– Волки девочку съели! Да! Да! Съели!..

Что это? По-видимому, когда слушает рассказ, ставит себя на место героини. А когда сама рассказывает, героиня “объективируется”. Впрочем, не уверен, что это именно так.

2 ГОДА И 11 МЕСЯЦЕВ

4.7.59.

Замысловатая штука– детская память. В прошлом году, здесь же, ходили мы с Машкой на озеро, кормили уток, и одна утка клюнула Машу в палец. Зимой, в городе, Машка не раз вспоминала эту историю. Мне думалось, что этот случай запомнится ей на всю жизнь. И вот приехали в Разлив, пришли на то самое место, где происходила баталия с утками, и– никаких следов, никаких ассоциаций. А вместе с тем в памяти история с утками сидит. Но это уже не “оригинал”, а “второй оттиск”.

* * *

Сегодня опять денек никудышный. Дождя, правда, нет, но– холодина, ветер, на небе– не облака, а что-то вроде грязного белья.

Машка сидит дома. Что-то она разлюбила за последнее время игры в одиночку. Все тянется к другим, ищет товарищей. Со мной любит играть. С детьми, по моим наблюдениям, меньше. Странно? Нет, не странно. С ней ведь надо умеючи играть. Надо все время составлять сценарий игры.

* * *

Кто-то сказал:

– Скоро Машенькин день рождения. Гости к ней придут. Игрушки принесут.

– А Дед Мороз придет?

– Нет, Дед Мороз только зимой может ходить, когда холодно, когда снег.

– А сейчас? Пусть сейчас придет. Игрушки пусть принесет.

– Сейчас он не может. Сейчас жарко. Сейчас он растает.

– Ничего,– сказала она, подумав.– Игрушки ведь не растают?

5.7.59.

Вчера мама купила Маше в булочной очень красивую булочку-утку, румяную, поджаристую, с глазками-изюминками. Маша ни за что не хотела ее есть (так же, как не хотела на днях мылиться мылом-слоником), навзрыд зарыдала, когда я, шутя, сунул в рот птичий клювик.

Вечером мы ходили с нею гулять. Возле булочной стояла с мамой толстая девочка, держала в руке точно такую же печеную птичку.

Маша сразу же на это заметила:

– Машина уточка! Смотри!..

И вдруг– о ужас!– толстая девочка сунула в рот птичью голову и– половины головы нет!

– Папа! Папа! Смотри! Девочка утку зарезала!

...А сегодня утром, когда папа после гимнастики растирал Машу махровым полотенцем, пришла мама, принесла злополучную уточку и стала играть с Машей.

– Открой ротик.

Маша открыла.

– Хап!

И мама сунула булочку в Машин рот. Машка автоматически сомкнула челюсти и– порядочный кусок птичьей головы остался у нее во рту. Не сразу она сообразила, что случилось. А когда увидела надкушенную утку и поняла, что жует она утиную голову, горькие слезы хлынули из ее глаз.

Мама не поняла, в чем дело. А я знал, я ждал этих слез.

Обещали вылечить уточку. Как вылечим? А уже придумали: купим такую точно, а эту– слопаем потихоньку.

* * *

Утром сегодня сидел за маленьким столиком, кормил Машку. Повернулся к Элико.

– Мать,– говорю,– передай нам, пожалуйста, сахар.

Машка нахмурилась, метнула на меня сердитый взгляд.

– Не мать!

– Да, да,– говорю.– Совершенно верно. Мамочка, передай нам, пожалуйста, сахар.

Минут через пять, забывшись, сказал по какому-то поводу:

– Эх, мать, мать!..

Но увидел осуждающий взгляд М.А.Пантелеевой и, поперхнувшись, быстро поправился:

– Эх, мамочка, мамочка!..

6.7.59.

Машка легла поздно– в одиннадцатом часу. Мы пили чай на веранде, а она лежала в кроватке в маминой комнатушке. Сперва лежала спокойно, что-то вполголоса бормотала, а потом стала кричать:

– Не вижу маму! Маму не вижу!

Пошел к ней, прилег на тахту, рассказывал сказки...

Не желает слушать сказки с печальным концом. Вмешивается в рассказ и на ходу перестраивает сюжет:

– Нет, Танечка в лес не пошла! Нет, медведь не пришел! Нет, мама вернулась! Нет, девочка никуда не уходила, девочка в садике сидела...

Эх, Машенька! Знаешь ли ты, что метод, на который ты толкаешь отца, давно и безоговорочно осужден. Он называется у ученых людей “теорией бесконфликтности”.

* * *

А засыпает Машка (уже не первый раз) под такую “сказку”:

– Вот едем мы с Машей на машине. Ой, как качает! А за окошечком люди, козы, коровки, деревья бегут!.. А мы едем, едем, едем...

Она вспоминает поездку на машине, глазки ее слипаются, и очень скоро ее ручка, покоившаяся в моей руке, обмякает, кулачок разжимается, и через минуту я слышу легкое, нежное посапывание...

* * *

Сегодня утром говорю ей:

– Дай-ка я тебя поцелую.

– За что?– говорит.

– Ни за что. Просто я тебя люблю.

Вопрос ее меня поначалу удивил и даже огорчил. А потом я понял. Ведь ей частенько приходится слышать:

– Вот какая хорошая девочка– весь супик съела! Дай я тебя за это поцелую!..

8.7.59.

Папа вернулся вчера из города в седьмом часу вечера... Привез Маше книжек. Привез конфет и печенья. Машка так торопилась читать книжки, что не доела даже любимое свое миндальное печенье. Мама говорит, что это вышло у нее совсем “по-девчоночьи”: положила печенье, сказала “это я потом”, побежала, вернулась, отщипнула еще кусочек и уже бесповоротно ринулась в папину комнату.

Читал “Мойдодыра”, маленькие рассказы Л.Толстого, “Белый дом и черный кот”– стихи польских поэтов в очень хорошем стихотворном пересказе Б.Заходера. Конечно, ближе всего Машиному пониманию бесхитростные азбучные рассказики Толстого. В “Мойдодыре”– и в тексте, и в рисунках– много непонятного. Юмор Тувима[ 4 ]4
  Тувим Юлиан (1894-1953)– польский поэт.


[Закрыть] (“Труляляйчики”) еще не доходит.

А ведь я ей “Огниво” андерсеновское рассказывал!

Там она разве что одну десятую понимает, а слушает и просит: “Дальше рассказывай”, вообще это дело темное– что “рано” и что “не рано”. Всякая книга (и не только детская) опережает опыт читателя, в ней всегда больше, чем человек знает (знал до того, как прочел эту книгу).

Не хотелось Маше вчера уходить от папы. Были у него и еще книги, но их мы будем читать и разглядывать сегодня.

11.7.59.

...Машка ездила с родителями в Сестрорецк. Ей купили в игрушечном магазине железное ведерко и пластмассовые формочки.

Из магазина прошли в привокзальный садик. Маша не могла наглядеться на свои обновки. А там, в саду, в ящике с песком играла очень занятная маленькая девочка. Поначалу я думал, что это мальчишечка,– если не ошибаюсь, она была в штанах. Девочка стала играть с Машей. Отец ее, подвыпивший молодой дядя, сказал, что зовут ее Люся, что ей два годика, а потом стал жаловаться, что вот “мамки не можем ей найти”. Девочка– от рождения сирота, мать ее умерла два с половиной года назад, при Люсином появлении на свет.

– Разве трудно маму найти?– бездумно спросили мы этого маленького человечка в кепке с пуговкой.

– Трудно... Ведь надо такую, чтобы мачехой не была. И спешить надо. Потом поздно будет. Надо, чтобы Люська не знала, чтобы мамкой звала...

Стало нам очень жаль эту девочку. Отвел я Машу в сторону, объяснил, что у девочки нет мамы, и деликатно намекнул, что неплохо бы подарить Люсе формочки и ведерко. Не буду рассказывать, как происходило это. Конечно, Машке не очень-то хотелось отдавать только что приобретенные игрушки. Но ей хотелось и пожалеть девочку, и она скрепя сердце пожалела– стиснула зубы и с улыбкой (да с улыбкой) отдала ей большую часть своих сокровищ.

Эта встреча в сестрорецком городском саду оставила глубокий след и памяти Машкиной и в душе.

Конечно, она понятия не имеет, что такое “умер”, “умерла”, но то, что существуют дети, у которых может не быть мамы или папы,– с этим она уже столкнулась.

Теперь на каждом шагу она задает такие вопросы.

Увидит стреноженную лошадь, пасущуюся на опушке леса:

– А мама у лошади где?

– А у муравья мама где?

– А детки у нее где?

А на днях спросила:

– А у самолета мама есть?

* * *

Где же они, эти родители, “которых нет”?

Мама рассказала мне вчера, что был у нее с Машей такой разговор.

– Это ваша дочка (про куклу)?

– Да,– отвечает Маша,– это моя дочка.

– А вы ее мама?

– Да.

– А папа у нее есть?

– Нет, папы нет.

– Да что вы говорите?! Бедная девочка! Где же ее папа?

– Папа? Он в магазин ушел.

* * *

На вопрос, есть ли у нее дети, Машка ответила маме (со вздохом):

– Дети у меня есть. Жены нет!

* * *

Любит “Огниво” Андерсена. Правда, в моем пересказе от Андерсена остаются рожки да ножки. Особенно ей нравится то место, где солдат с набитыми золотом карманами приходит в королевский город, в столицу, заходит в ресторан, а потом– в гостиницу. Когда я вчера описал комнатку, где остановился солдат (кроватка, два стула, стол, умывальник), Машка спросила:

– Это Комарово, да?

То есть Дом творчества в Комарове, где папа живет в очень похожей комнатке.

13.7.59.

Утром я работал и слышал, как она просилась “к папе” и как мама не пускала ее. Позже я узнал, в чем дело: Машка поймала муху!.. И очень хотела мне ее показать. А когда я вышел и у Машки появилась эта возможность, муха куда-то исчезла. Надо было видеть Машкино испуганное лицо!

– Где моя мука? Мама, где мука?– бегала она по всей даче.

Сейчас без четверти час. Только что скрипнула калитка. Вихляя тугим рыжим задом, прошел Машкин ровесник, трехлетний боксер Синдбад, за ним с пестрым раскрытым зонтиком– тетя Ляля.

14.7.59.

День вчера был жаркий. Вечером, уже в девятом часу, папа и мама пошли на Разлив купаться, взяли с собой и Машутку. Шел легкий дождик, в отдалении гремела гроза, а на небе– несказанно красивое нагромождение сизых и черных туч, пышных облаков. В облаках гигантские окна, просветы, оттуда– золотые снопы солнечных лучей, ниже, над крышами домов,– малиновый шар солнца.

Родители не только сами выкупались, но и вняли мольбам дочери– взяли ее с собой в воду. Она дрожала– не то от холода, не то от волнения.

А выйдя из воды, бегала с папой по песочку, любовалась уходящим на покой солнцем, искала на южной стороне небосвода молодую луну.

Обратно все трое шли босиком.

Машка вдруг остановилась, ноздри ее зашевелились.

– Чем пак?

Этот вопрос (“чем пахнет?”) она задает на каждом шагу.

На этот раз родители не сразу уловили в вечернем воздухе чуть слышный запах дыма.

* * *

Завтракали сегодня утром, отец огорчился, услышав, как тетя Минзамал спрашивала Машу:

– Ну, что тебе на второе дать?

Папа счел долгом объяснить тете Минзамал, что девочка– это девочка, а не дама, которая пришла в ресторан и выбирает блюда по карточке. Что дадут– то и должна есть. Мама согласилась со мной. А тетя Минзамал, боюсь, меня не поняла.

* * *

Мама уехала в Сестрорецк на рынок. Машу вывели во двор, велели ей играть на солнышке и там, где нет ветра. Но разве она усидит на месте? Отложив работы, играл с нею часа полтора на веранде. Лежал в шезлонге, Машка сидела тут же. Говорили по очереди по телефону: с Дедом Морозом, с мамой, с доктором Айболитом.

Потом Машка изображала Деда Мороза, говорила басом, ходила с какой-то особенной старческой осанкой. Потом она же была Айболитом, лечила меня и Тамару. Очень смеялась, когда я сказал в телефон Деду Морозу:

– Приезжайте, пожалуйста, Дед Мороз. Все мы будем очень рады. Что? Жарко? Боитесь растаять? Знаете что? Мы вас можем в холодильник посадить!..

* * *

Все-таки это чудо– фантазия трехлетнего ребенка. Это– самое настоящие искусство, искусство высокой пробы. Ведь она знает, что я говорю не в телефон, а в собственный кулак, знает, что я говорю не с Айболитом или с Дедом Морозом, а сам с собой,– и все-таки верит, что Айболит сейчас приедет и что Дед Мороз сердится потому, что ему предлагают посидеть в холодильнике.

* * *

Ходит по белому свету и пищит:

– Что? Как? Почему? Как называется? Какой? Чей?

На днях спросила:

– Это чейный?

17.7.59.

Играли вчера с Машкой в саду в “гостей”. Я сидел в гамаке, Машка меня угощала, кормила супом, жареной рыбой, киселем, конфетами, поила чаем. Но самым приятным угощением оказалась игра на рояле, которой угостила меня на десерт хозяйка.

Трудно словами изобразить, как это было. В роли рояля выступал гамак, тот самый, на котором я сидел.

Но где и когда Машка видела это? Откуда эти размашистые движения обеими руками, этот быстрый бег пальцев по “клавиатуре”, эти “мощные аккорды”?! Видела она только на картинке– в “Katzenhaus”– там, где тетя Кошка играет и поет. Но ведь там, на картинке, запечатлен один момент.

А как она пела! Уж этого я не берусь изобразить. Откинув голову и размашисто аккомпанируя себе, она пела что-то очень серьезное, “классическое”. И, обрывая себя на полуфразе, несколько раз спрашивала, обращаясь к публике:

– Еще?

В роли публики выступали тетя Ляля и я. Тетя Ляля давилась от смеха, а я... я наслаждался. Честное слово, с наслаждением и совершенно всерьез слушал эти серьезные, торжественные рулады...

18.7.59.

...Вечером сидели в гамаке, читали немножко.

Убедился, что у Машки все-таки недостаточно большой запас слов. Мысль у нее обгоняет слово. Даже вопрос не всегда умеет задать. А любознательность у нее, как и полагается в этом возрасте, с каждым днем становится все более жадной. Вчера увидела на картинке бегемота:

– Папа! Папа! Расскажи! Что? Какой? Почему?

Что именно интересует ее? Да все, что можно узнать о бегемоте. И грех в подобных случаях не ответить, отмолчаться или отмахнуться. Надо помочь ей и вопрос как следует сформулировать.

* * *

Заметил, что Машка последнее время стала как-то отчетливее картавить. Вместо “р” произносит “л”.

– Папа, дай мне люку!..

Понял, но говорю:

– Луку? Есть хочешь?

Кричит:

– Лю-ку!

– Какого? Зеленого? Или репчатого?

– Да нет!– хохочет, показывая руку.– Лю-у-ку!

19.7.59.

Вчера провела день в очень красивом живописном и даже экзотическом месте– на взморье, при впадении Гагарки в залив. Низкий, поросший ольшаником берег, широкая в этом месте река, впадающая в море, длинная песчаная коса или дамба, в отдалении– Кронштадт, а ближе– причудливо изрезанные очертания фортов. На том берегу Гагарки– бело-синий деревянный обелиск, памятник погибшим в Отечественную войну морякам.