Текст книги "Самая большая тайна фюрера"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

30 января 1933 года Адольф Гитлер произнес длинный монолог о том, что ему выпала миссия не только спасти Германию, но и возглавить борьбу белого человека за господство в мире. Негры и монголы под руководством большевиков и всемирного еврейства пытаются захватить власть над миром, и его долг – остановить их, совершить величайшую в истории расовую революцию.

1 февраля Гинденбург по просьбе нового канцлера распустил рейхстаг. На 5 марта были назначены новые выборы – фюрер хотел иметь абсолютное большинство в рейхстаге (две трети голосов), чтобы не зависеть от своих политических союзников.

3 февраля в доме командующего сухопутными войсками Хаммерштейна Гитлер встретился с группой генералов и адмиралов. Фюрер хотел успокоить военных и расположить их к себе. Он откровенно сказал, что видит свою задачу в расширении жизненного пространства на восток, и потому германская молодежь должна быть готова к беспощадному искоренению марксизма.

Гитлер был, может быть, единственным политиком, который до прихода к власти на каждом шагу кричал, что он сделает со своими противниками. Он заранее предупредил, что будет сажать и уничтожать. Ему просто не поверили, потому что слова политиков никто не воспринимает всерьез. Его обещание уничтожить врагов воспринималось как предвыборная демагогия.

Русская актриса Ольга Чехова, которая жила в Германии, писала: «В этой распавшейся на куски стране национал-консервативным кругам Адольф Гитлер был нужен как застрельщик, как барабанщик в борьбе с коммунистической угрозой. Побарабанит-побарабанит, и его быстро уберут с политической арены. Такие рассуждения приходилось слышать довольно часто».

Депутат рейхстага социал-демократ Рудольф Брайтшайд даже зааплодировал, узнав, что Гитлер назначен рейхсканцлером. Он был уверен, что Гитлер немедленно провалится и навсегда покинет политическую сцену. Увы. Брайтшайд вскоре был арестован и погиб в концлагере.

30 января 1933 года один из редакторов газеты «Роте фане», главной газеты коммунистов, уверенно говорил:

– Красный Берлин хранит спокойствие. Через три месяца и следа не останется от этого безобразия. Тогда придем мы. Придем и останемся.

Коммуническая партия все же предложила провести всеобщую забастовку в знак протеста против нацистов. Ее не поддержали ни социал-демократы, ни общегерманское объединение профсоюзов, ни христианские профсоюзы. Давние разногласия, взаимное недоверие и, возможно, уже и страх перед нацистами помешали их объединению.

Социал-демократы ответили так:

– Политические и социальные права народа мы будем защищать всеми средствами против любых посягательств. Но мы ведем нашу борьбу на почве конституции.

Главная партийная газета социал-демократов «Форвертс» писала: «Провести ныне забастовку – значит расстрелять в воздух все боеприпасы рабочего класса». Иначе говоря, социал-демократическая партия капитулировала.

10 февраля 1933 года один из руководителей компартии Вильгельм Пик говорил на похоронах трех убитых коммунистов:

– Нам пора наконец принять решение об организации единого классового фронта для защиты рабочих масс! Протянем же друг другу руки и воздвигнем железную стену борцов против буржуазии, против всех врагов рабочего класса. Пора перестать успокаивать себя разговорами о том, что мы можем одолеть наших врагов каким-то иным путем, отказавшись от борьбы. Ждать больше нельзя!

27 февраля руководитель компартии Эрнст Тельман обратился с открытым письмом ко всем рабочим Германии, вне зависимости от того, состоят ли они в социал-демократической партии, христианских профсоюзах или в Рейхсбаннере (социал-демократической вооруженной организации):

– Подлые фашистские убийцы, вооруженные ножами, пистолетами и бомбами, нападая на рабочих, не обращают внимания на то, какой членский билет рабочие носят в кармане, не делают различия между коммунистами, социал-демократами и членами христианских профсоюзов. Мы призываем вас обсудить в своих организациях предложение коммунистической партии Германии об установлении единого фронта.

Но было уже слишком поздно. Вечером того же дня вспыхнул Рейхстаг. Гитлер был в Мюнхене, оттуда перебрался в Нюрнберг, выступал по случаю годовщины основания партии. Он вернулся в Берлин 27 февраля, когда подожгли Рейхстаг. Поджог был использован для запрещения компартии. 28 февраля президент Гинденбург подписал подготовленные Гитлером декреты «О защите народа и государства» и «Против измены немецкому народу и действий, представляющих собой государственную измену». Эти два декрета фактически вводили в стране режим чрезвычайного положения и развязывали нацистам руки.

Государственная тайная полиция получила право проводить превентивные аресты, то есть сажать людей раньше, чем они совершат преступление. Геринг приказал арестовать четыре тысячи видных коммунистов и запретил все газеты, издававшиеся компартией и социал-демократами. Это должно было помешать их избирательной кампании.

За день до голосования на выборах в рейхстаг, 3 марта, полиция арестовала некоего Курта Лютера, которого обвинили в том, что он вместе с товарищами-коммунистами собирался на следующий день убить Гитлера по время предвыборного шествия в Кенигсберге. Тут же арестовали Эрнста Тельмана. Вслед за ним схватили тысячи активистов партии. В течение двух месяцев компартия была разгромлена.

Тем не менее результаты выборов 5 марта, первых и последних свободных выборов в нацистской Германии, разочаровали Гитлера и Геббельса. За нацистов проголосовало сорок три процента избирателей, они получили двести восемьдесят восемь мандатов, но не большинство и нуждались в коалиции с другими партиями.

Несмотря на бешеные нападки, которым подверглась компартия, она потеряла всего девятнадцать мест в рейхстаге. Коммунисты получили почти пять миллионов голосов и завоевали восемьдесят один депутатский мандат. Через четыре дня их мандаты были аннулированы. В рейхстаг избранные депутатами коммунисты не попали – их отправили в концлагерь. Устранение коммунистов, кроме всего прочего, принесло нацистам почти полный контроль над рейхстагом.

Антинацистски настроенный журналист Фриц Герлах питал надежду остановить Гитлера, восстановив монархию и возведя на трон кронпринца Рупрехта из рода баварских королей Виттельсбахов. Надежда Герлиха восстановить монархию была неосуществима, хотя немало людей думали, что это единственный способ вывести страну из кризиса. Но баварский кронпринц Рупрехт в Пруссии не пользовался популярностью.

Вместе с Герлахом за монархию агитировал еще один журналист – Георг Белль, который до октября 1932 года был членом нацистской партии и работал на Эрнста Рёма. Оба журналиста отправились к президенту земли Вюртемберг Ойгену Больцу. Они хотели уговорить его пойти к президенту Гинденбургу и рассказать, как опасен Адольф Гитлер. Они пришли к Больцу 8 марта 1933 года. Уже было поздно. Флаги со свастикой развевались над зданием правительства Вюртемберга. Ойген Больц капитулировал. Ему дали пост земельного министра внутренних дел, но уже в июне арестовали и держали в заключении до 1944 года, когда казнили.

Когда нацисты пришли за журналистом Георгом Беллем, он выбрался на крышу и исчез. Ему удалось бежать в Австрию. Нацисты нашли его и там – застрелили в гостиничном номере.

9 марта нацисты захватили баварский ландтаг. Имперским наместником Баварии стал бывший генерал Риттер фон Эпп. Он давно уже сотрудничал с нацистами, которые сделали его обергруппенфюрером СА и депутатом рейхстага. Генерал фон Эпп с радостью разогнал баварский кабинет министров и назначил рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера начальником мюнхенской полиции. Местные правительства больше не имели никакой власти.

Игонорируя запрет на оппозиционную прессу и советы друзей, Фриц Герлах готовил новый номер своей газеты, который должен был выйти 12 марта. Он обвинял нацистов в поджоге Рейхстага, в подготовке антицерковных акций, а также в убийстве Гели Раубаль. 9 марта банда штурмовиков во главе с подручными фюрера Максом Аманном и Эмилем Морисом ворвалась в редакцию и разнесла в клочья все, что там было. Аманн, которому, как редактору «Фёлькишер беобахтср», в газетной полемике прежде изрядно доставалось от Герлаха, ударил редактора в лицо, разбил очки и повредил ему оба глаза.

Часовщик Эмиль Морис вновь поступил на службу к Гитлеру. Размолвка осталась в прошлом. Через четыре дня Гитлер назначил его членом городского совета Мюнхена. В 1934 году он получил звание штандартенфюрера СС.

Фрица Герлаха отправили в концлагерь Дахау, а во время «ночи длинных ножей» в июне 1934 года убили. Во время Первой мировой на окраине городка Дахау открыли завод по производству боеприпасов. После войны завод закрылся. В марте 1933 года новый начальник полиции Мюнхена Гиммлер решил использовать пустовавшие жилые бараки и цеха бывшей фабрики, согнав туда врагов нацистского режима. 22 марта концлагерь начал действовать. Заключенных охраняли баварские эсэсовцы, у них в петлицах появилась эмблема – череп и кости. К середине 1933 года в концлагерях находились тридцать тысяч заключенных.

В городке Дахау еще оставалось несколько евреев. В ночь на 9 ноября 1938 года, еще до того, как по всей Германии начали сжигать синагоги, гауптштурмфюрер СС Карл Доблер и еще один человек в форме штурмовика обошли квартиры всех евреев в Дахау. Они громко стучали в двери. Когда появлялся испуганный хозяин, говорили «Хайль Гитлер!» и зачитывали распоряжение о том, что этой же ночью, до восхода солнца, евреи должны покинуть Дахау.

Через две недели все они получили письма из родного города. Бургомистр штандартенфюрер СА Ганс Кремер информировал: «Вам предоставлено двадцать четыре часа на то, чтобы освободить вашу квартиру от вещей, и на эти двадцать четыре часа вам разрешается пребывание в Дахау. Все расходы на транспорт и прочие расходы, разумеется, за ваш счет».

Эта записка рассылалась в обычном служебном конверте с надпечаткой: «Молодой город Дахау ждет, чтобы вы его посетили! Замок, музей, дворцовый сад, колония художников, вид на Альпы… Тридцать минут от Мюнхена на автобусе или по железной дороге».

Мало кто из евреев, некогда живших в Дахау, выжили. Через полвека после войны один из местных журналистов отыскал одну спасшуюся женщину – Йоханну Яффе – в Англии.

– Нет, – сказала она, – я не хочу туда вернуться, никогда не следует возвращаться. Но я не держу зла на родной город. Я часто пытаюсь объяснить людям, что Дахау был городом художников, там, знаете ли, небо было особого цвета…

21 марта 1933 года появился президентский декрет «Об отражении коварных нападок на правительство национального подъема», который позволял наказывать за любую критику нацистского режима и фюрера.

23 марта Гитлер в коричневой рубашке вышел на трибуну рейхстага, чтобы представить проект закона о предоставлении его правительству чрезвычайных полномочий. Законопроект сводил роль парламента к чисто представительской. Правительство наделялось правом издавать законы и даже менять конституцию.

– Духу национального возрождения, – говорил Гитлер, – не отвечает порядок, при котором правительство просит одобрения своим мерам у рейхстага, торгуясь и выпрашивая. У правительства нет намерения упразднять рейхстаг как таковой. Напротив, оно и в будущем будет время от времени информировать его о своей работе…

Ему возразил только председатель социал-демократической партии Отто Вельс. Некоторые депутаты предлагали поручить выступление более темпераментному Курту Шумахеру, но большинство не решилось раздражать нацистов. Отто Вельс, хотя и заявил, что социал-демократы проголосуют против закона о чрезвычайных полномочиях Гитлера, речь произнес весьма двусмысленную:

– Дамы и господа! Мы, социал-демократы, тем решительнее соглашаемся с внешнеполитическими требованиями германского равноправия, выдвинутыми господином рейхсканцлером, что сами уже давно в принципе отстаивали их. Позволю себе в этой связи заметить, что я был первым немцем, выступившим на международном форуме, на Бернской конференции в январе 1919 года, против лживого утверждения, будто Германия ответственна за возникновение мировой войны.

Позавчера, – продолжал Отто Вельс, – господин рейхсканцлер тоже произнес в Потсдаме слова, под которыми мы полностью подписываемся: «Абсурдность теории о вечных победителях и побежденных породила безумие репараций, а впоследствии и катастрофу мировых репараций». Но после всех тех преследований, которым подвергалась социал-демократическая партия в последнее время, никто не может ожидать или требовать от нас, чтобы мы голосовали за законопроект о чрезвычайных полномочиях. Выборы 5 марта принесли правительственным партиям большинство, дав им тем самым возможность править в строгом соответствии с буквой и духом конституции. Но критика благотворна и необходима. Еще никогда с тех пор, как существует германский рейхстаг, контроль со стороны избранных представителей народа не был ослаблен до такой степени, как это имеет место сейчас и как это еще в большей степени будет иметь место после принятия закона о чрезвычайных полномочиях. Такое единовластие правительства окажется тем тяжелее, что лишится всякой свободы и пресса…

Эту речь назвали «спасением чести партии», мужественным поступком, но в реальности она оставляла возможность для приспособления социал-демократии к нацистскому режиму. Однако Гитлер отверг услуги социал-демократов. Он вторично поднялся на трибуну. Это был первый и последний раз, когда он принял участие в парламентских дебатах. Фюрер ответил социал-демократам злобной речью:

– Вы, господа, достойны жалости, если уже сейчас говорите о преследованиях. Видит бог, национальные социалисты нашли бы в себе смелость поговорить с социал-демократами по-другому. Вы, кажется, совсем забыли, как с нас годами срывали рубашки, потому что вам не подходил их цвет. Во всем вы, господин депутат, опоздали! Что же вы не растолковали ваши убеждения своему другу Гржезински и другим вашим приятелям – Брауну и Зеверингу, которые годами попрекали меня, что я подмастерье маляра! Мы, национальные социалисты, откроем немецкому народу дорогу к тому, что он вправе требовать. Вы, господа, больше не нужны. Прогнившее, старое и дряхлое в народной жизни исчезнет и больше никогда не вернется. Вам в силу вашего склада ума не понять нашего воодушевления. Я даже не хочу, чтобы вы голосовали за закон о чрезвычайных полномочиях. Германия должна стать свободной, но не благодаря вам!

При голосовании только социал-демократы сказали «нет». Все остальные партии поддержали законопроект, означавший их собственную политическую смерть.

23 марта рейхстаг проголосовал за наделение федерального правительства чрезвычайными полномочиями. Гитлер приостановил действие законов, гарантирующих права человека, и лишил полномочий местные органы управления, выстроив мощную вертикаль власти, хотя формально германские земли сохраняли право на самоуправление до января 1934 года. Иначе говоря, Гитлер получил право управлять страной без рейхстага.

Все же руководители партии и свободных профсоюзов продолжали верить, что смогут сосуществовать с нацистами. Они вернули в Германию огромные профсоюзные деньги, которые в 1932 и начале 1933 года предусмотрительно были переведены за границу. В последних числах апреля они обратились ко всем членам свободных профсоюзов с призывом принять участие в праздновании дня Первого мая, который нацисты сделали официальным праздником – Днем национального труда. Вожди социал-демократов верили, что нацисты не смогут управлять страной и вынуждены будут призвать на помощь опытных людей, чтобы справиться с растущими экономическими и социальными трудностями…

А в Москве 4 апреля 1933 года политбюро ЦК ВКП(б) одобрило проект резолюции президиума Исполкома Коминтерна по германскому вопросу. В ней давался ответ на вопрос, почему нацисты пришли к власти в Германии: «Установление фашистской диктатуры в Германии является в конечном счете следствием социал-демократической политики сотрудничества с буржуазией в продолжение существования Веймарской республики».

2 мая 1933 года нацисты захватили по всей Германии профсоюзное имущество и дома профсоюзов. Некоторые социал-демократические депутаты уже находились под превентивным арестом. 17 мая социал-демократическая фракция в последний раз принимала участие в заседании рейхстага и умудрилась поддержать внешнеполитическое заявление правительства.

Заседание открыл председатель рейхстага Герман Геринг словами, что едва ли когда-либо рейхстаг собирался в столь серьезный час. Он предоставил слово Гитлеру, который говорил об отказе от войн как средства решения споров. Поклонники и поклонницы фюрера назвали его выступление шедевром ораторского искусства.

«На этот раз, – вспоминал депутат рейхстага Вильгельм Хёгнер, – Гитлер производил впечатление человека с более приличной внешностью; казалось, он справился с падающей на лоб прядью, а лицо, освещенное лучами направленных на него прожекторов, выглядело подкрашенным.

Его длинная речь выдавала страх перед возможным вмешательством заграницы в связи с уже начатым перевооружением. Он со всей решимостью отвергал новые войны, новые жертвы, неуверенность людей в своем будущем и экономическую нужду, которые были бы порождены новой войной. Единственной целью национально-социалистического переворота он назвал недопущение большевизма, возвращение армии безработных к мирному труду и восстановление в Германии стабильного и авторитетного государственного руководства.

Германский рейх, говорил он, действительно разоружился. Никакой финансовой помощи СС и СА ни от государства, ни от рейхсвера не получали, в военном отношении они не оснащены и не обучены. Если в Женеве пытаются причислить эти формирования к германским вооруженным силам, то с таким же успехом к вооруженным силам можно отнести и пожарные команды, гимнастические союзы, яхт-клубы и спортивные объединения. Единственная нация, которой действительно приходится жить под страхом вторжения, – это германская.

Социал-демократы напряженно ожидали нападок. Но Гитлер ничего о них не сказал, и они были почти счастливы. Социал-демократы пришли к выводу, что более кроткой и миролюбивой речи невозможно себе представить. Когда настало время голосовать, католические партии выжидательно смотрели на социал-демократов. Они проголосовали за предложения канцлера Гитлера. В зале рейхстага поднялась буря аплодисментов.

Гитлер поднялся со своего места и тоже зааплодировал.

Герман Геринг торжественно произнес:

– Немецкий народ един, когда речь идет о его судьбе.

Он распорядился записать в протоколе заседания, что заявление рейхстага принято единогласно. Депутаты от правых партий затянули гимн. Многие социал-демократы присоединились к пению. У них на глазах были слезы».

Депутат Вильгельм Хёгнер вспоминал, что он в тот момент смотрел на вице-канцлера Франца фон Папена, человека, который породил все это бедствие: «Если бы взгляды могли убивать, мой взгляд пронзил бы его насквозь. Я не умею ненавидеть, но не ненавидеть этого человека я не мог».

Большинство руководителей социал-демократической партии покинули Германию. Они обосновались в соседней Чехословакии и образовали в Праге новое правление партии. Оставшиеся в Германии пытались вжиться в новую действительность. 19 июня 1933 года в зале прусского ландтага собралась последняя конференция социал-демократической партии.

С докладом выступил бывший председатель рейхстага Пауль Лёбе, который отказался уехать из страны и к которому перешло руководство партией. Он сказал, что партия предлагает новому правительству лояльное сотрудничество. Социал-демократы поддержали в рейхстаге правительство, и отойти от этой линии означало бы для партии просто-напросто самоубийство.

Пауль Лёбе предложил отмежеваться от уехавших в Прагу бывших руководителей партии. Проголосовали за предложение о том, что правление партии должно находиться на территории Германии. Против не поднялась ни одна рука. В новое правление вошли Пауль Лёбе, бывший премьер-министр Мекленбурга Иоханнес Штеллинг… Но эта политическая капитуляция оказалась напрасной.

22 июня 1933 года указом правительства социал-демократическая партия Германии была объявлена враждебной государству и народу, мандаты социал-демократических депутатов во всех представительных органах аннулировались.

12 ноября Гитлер провел новые выборы в рейхстаг. Массовые репрессии и тотальная пропаганда дали нужный результат. Нацистская партия собрала девяносто два процента голосов. Парламентские дебаты в рейхстаге больше не проводились, ограничивались тем, что заслушивали и одобряли речи фюрера.

Гестапо не желало допустить, чтобы оказавшиеся не у дел функционеры социал-демократической партии и профсоюзов находились в контакте с рабочим классом, поэтому им разрешали работать лишь на мелких промышленных и ремесленных предприятиях. Кто-то занялся мелким предпринимательством. Последний председатель партии Пауль Лёбе и еще три тысячи активистов партии были взяты под превентивный арест.

В начале июля в Дахау отправили и бывшего депутата Курта Шумахера. Никто из руководителей партии не верил, что нацисты сколько-нибудь долго продержатся у власти… Шумахера выпустили из концлагеря в 1943 году. На свободе он оставался недолго. После покушения на Гитлера 20 июля 1944 года вновь был помещен под арест. Иногда говорят, что в концлагерях плохо пришлось только евреям. Дескать, к немцам относились сравнительно прилично. Вот каким, по словам свидетеля, предстал Курт Шумахер, освобожденный из концлагеря: «Кожа да кости, изможденное лицо выражает муку десяти лет концентрационного лагеря. Зубы выбиты гестаповцами. Плечи опущены, тело тощее, вид чахоточный. Если бы какой-нибудь кинорежиссер захотел явить зрителю воплощенное страдание, более подходящий прототип ему вряд ли удалось бы найти…»

14 июля 1933 года появился закон «О запрещении образования новых партий». Он разрешал НСДАП как единственную политическую партию и под страхом уголовного наказания запрещал существование уже имевшихся или создание новых партий. К тому времени компартия как политическая сила была уничтожена. 1 декабря правительство приняло закон «О единстве партии и государства». НСДАП провозглашалась «единственной носительницей идеи германской государственности после победы национально-социалистической революции».

28 мая 1933 года кабинет Гитлера одобрил программу создания новых рабочих мест. Правительство обещало ассигновать миллиард марок, чтобы спасти народ от безработицы. В реальности это была программа Шляйхера, который нашел в бюджете деньги для борьбы с безработицей. Но о Шляйхере никто не вспоминал. Говорили только о том, что партия взяла на себя миссию спасти тружеников от безработицы.

Передовиком оказался гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох. Он руководил партийной организацией в отсталом сельскохозяйственном анклаве, отделенном от основной части Германии Польским коридором, край насчитывал сто тридцать тысяч безработных. Через полгода после прихода нацистов к власти, 16 июля 1933 года, Кох провозгласил Восточную Пруссию свободной от безработицы. Геббельс торжествующе сообщил, что сто с лишним тысяч немцев получили работу как зримое воплощение энергии национального социализма!

Старания Коха были поставлены в пример другим гауляйтерам. Между местными партийными секретарями началось соревнование. Но эта «битва за рабочие места» в Восточной Пруссии была, как сейчас сказали бы, чистой воды пиар-проектом. Гауляйтер Кох согнал безработных в так называемые «товарищеские лагеря», где превратил всех, в том числе квалифицированных рабочих, в землекопов. После работы уполномоченные Немецкого рабочего фронта проводили с ним интенсивные политзанятия. Эрих Кох умудрился даже один из первых концлагерей для противников режима записать в отчет как центр ликвидации безработицы.

Огромная безработица была среди металлургов, служащих. Квалифицированные работники не желали копать землю или идти на стройку. Поэтому безработица реально сократилась только в сельских районах, а не в промышленных центрах. Гауляйтеры быстро убедились в том, что борьба за рабочие места мало интересует Гитлера. Он думает только о перевооружении. Деньги из бюджета выделялись исключительно на военные нужды и на строительство инфраструктуры, необходимой вооруженным силам.

Особое место в нацистской мифологии занимает строительство автобанов. И по сей день даже в нашей стране уверенно говорят, что именно Гитлер избавил страну от безработицы, начав строительство шоссейных дорог. В реальности нацистское руководство никогда не рассматривало строительство дорог как метод ликвидации безработицы. Проблема Германии состояла в том, что она боялась войны на два фронта, как это произошло в Первую мировую. Автобаны давали возможность быстро перебрасывать войска с одного фронта на другой. Гитлер поручил строительство дорог Фрицу Тодту, инженеру и старому члену партии. Тодт обещал фюреру, что после постройки автобанов триста тысяч солдат можно будет переместить с фронта на фронт за две ночи.

После прихода нацистов к власти безработица насчитывала те же четыре миллиона человек. Но у страны возникло ощущение, что проблема решена. Не осталось ни одного депутата рейхстага, ни одного журналиста, которые решились бы рассказать о реальном положении дел.

4 октября 1933 года появился «Имперский закон о главных редакторах», в котором газеты назывались «государственным средством просвещения и воспитания». Об информации как главной задаче прессы не было и речи. Много позже, 22 февраля 1942 года, вечером в «Волчьем логове» Гитлер сказал:

– Наша пресса в общем-то чудесная вещь. Закон о печати позаботился о том, чтобы народ оставался в неведении относительно разногласий в правительстве. Пресса существует не для этого.

«НОЧЬ ДЛИННЫХ НОЖЕЙ»

– Погодите жениться, пока я не приду к власти, – говорил Гитлер своим сотрудникам.

Когда власть оказалась в руках нацистов, они стали осваивать новые должности и обогащаться. Штурмовики дали волю своим бандитским наклонностям, захватывая банки и магазины, взламывая квартиры, занимаясь грабежом. Штурмовики рангом повыше зарабатывали тем, что требовали выкуп за арестованных ими людей.

«Обогащение происходило с такой постыдной поспешностью, что просто дух захватывало, – вспоминал один из руководителей нацистов, вскоре бежавший из Германии. – Они захватывали виллы, резиденции, жемчужные ожерелья, антиквариат, персидские ковры, картины, автомобили, шампанское, фабрики.

Откуда у них брались деньги? Ведь еще недавно эти люди были бедны как церковные крысы и сидели по уши в долгах. Теперь они получали должности. На них сыпались всевозможные чины, они получали акции, им давали кредиты, которые не надо было возвращать. Каждому банку, каждому предприятию нужен был свой человек в партии – как гарантия безопасности».

Гитлеру жаловались, что партийный аппарат и штурмовики беззастенчиво набивают себе карманы.

– А как же иначе исполнить справедливые требования моих соратников по партии и возместить ущерб, понесенный ими за годы нашей нечеловеческой борьбы? – отвечал Гитлер. – Может быть, лучше просто выпустить штурмовиков на улицы? Я могу это сделать. Это была бы настоящая революция, недельки на две, с кровопролитием… Однако я отказался от революции – ради вашего мещанского спокойствия. Но мы должны это чем-то компенсировать моим соратникам по партии. Они этого требуют. Они боролись за то, чтобы просто выбраться из грязи. – Гитлер перешел на крик: – Господа хотят, чтобы мы вытащили их телегу из грязи, а потом отправились по домам с пустыми руками! Тогда они были бы довольны… Какой же я глава правительства, если мои люди еще не заняли всех постов? Да эти господа должны радоваться, что здесь не Россия и их пока не расстреливают!

Первые месяцы после взятия власти были лучшим временем для штурмовиков. Начальник штаба штурмовых отрядов Эрнст Рём постоянно появлялся на всех публичных церемониях рядом с фюрером. Он вновь был нужен Гитлеру для тотального давления на его врагов, потому что президент Гинденбург и его аристократически-высокомерное окружение мешали фюреру получить всю власть. День рождения Рёма, 28 ноября, в 1933 году отмечался как общенациональный праздник.

Рём вел себя с Гитлером уверенно и твердо. Один из сотрудников вице-канцлера Франца фон Папена вспоминал, как он, находясь в приемной Гитлера в имперской канцелярии, услышал перебранку в кабинете фюрера. Он спросил адъютанта Гитлера Брюкнера:

– Кто это там? Да они, похоже, убивают друг друга?

– В кабинете Рём, – ответил Брюкнер. – Он пытается заставить шефа пойти к президенту и что-то от него получить.

Через тонкую дверь можно было слышать голос Гитлера:

– Я не могу этого сделать! Ты требуешь от меня невозможного!

Но потом Гитлер вынужден был пойти к президенту. Он уговорил Гинденбурга назначить руководителя штурмовых отрядов министром без портфеля. Это случилось 1 декабря 1933 года. Заодно Гитлер включил в правительство и своего заместителя по партии Рудольфа Гесса.

Накануне нового года главный партийный орган газета «Фёлькишер беобахтер» опубликовала письмо Гитлера Рёму:

«Когда я назначил Вас, мой дорогой начальник штаба, на Ваш нынешний пост, штурмовые отряды находились в состоянии глубокого кризиса. Ваша заслуга состоит в том, что за несколько лет вы превратили СА в политический инструмент такой силы, что в борьбе с марксистами за власть я смог одержать победу.

Теперь, когда заканчивается год национально-социалистической революции, я хочу поблагодарить вас, мой дорогой Эрнст Рём, за Вашу службу национально-социалистическому движению и немецкому народу и подчеркнуть, насколько я благодарен судьбе за привилегию называть таких людей, как Вы, своими друзьями и товарищами по оружию».

Это письмо было предупреждением: кто критикует Рёма, критикует фюрера. После прихода нацистов к власти Рём становится вторым человеком после Гитлера. Иногда даже казалось, что у партии два вождя. В распоряжении Рема четырехмиллионная армия штурмовиков, а вооруженные силы – рейхсвер – составляли всего сто тысяч. Рём военизировал штурмовые отряды. В апреле 1931 года поручил Георгу Беллю создать внутри СА собственную разведку. Безработные, вступая в СА, получали общежитие, их бесплатно кормили и одевали.

Карл Эрнст был избран в рейхстаг и стал начальником штурмовых отрядов в Берлине и Бранденбурге. Геринг назвал его «любимым штурмовиком фюрера» – к удивлению многих в партии, кто считал Эрнста аморальным типом. Рём и Эрнст не скрывали своих любовных отношений, они продемонстрировали свои чувства даже на приеме в турецком посольстве в октябре 1933 года.