Текст книги "Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии"

Автор книги: Леонид Кроль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Я показываю, что думаю над каждым своим вопросом, у меня нет готовых вопросов и ответов. Правильных ответов и вопросов вообще не может быть. Показываю, что смысл содержится не только в сказанном, проявленном, но и в том, что еще готовится быть, что обдумывается. Тем самым и паузы, и молчание становятся значимыми, насыщается смыслом пространство нашего бытия.

Мои вопросы сопровождаются особым невербальным поведением. У меня в единицу времени бывает больше невербальных реакций, чем принято. При этом они имеют менее четкие социальные знаки, я не делаю светских, ожидаемых жестов, а веду себя довольно спонтанно. Таким образом задается бóльшая спонтанность в диалоге.

Важной техникой является отзеркаливание клиента. В процессе работы я на секунду принимаю различные фрагменты его позы, принимаю и сбрасываю, не задерживаясь надолго. Я нахожусь в зеркальном взаимодействии с клиентом, считывая сотни его микроповеденческих деталей своим телом, часто без всякой рефлексии. Я не знаю, какие из них в дальнейшем мне понадобятся, и накапливаю отзеркаленные фрагменты, закладываю их на длительное хранение, не приписывая им какого-либо знака. Я называю такое отзеркаливание техникой переменного тока, когда я как бы намагничиваюсь схваченными и удержанными телесными и зрительными образами. В какой-то момент времени каждый из них может стать главным, породив притягивающие и важные для понимания клиента ассоциации, которые суммируются в образах наведения. Сидящий передо мной человек неожиданно становится кристаллом, в гранях которого я могу увидеть какие-то значимые картинки его прошлой жизни.

В наведении транса тоже существуют свои технические приемы. Измененное состояние сознания достигается средствами, которые невозможно услышать в тексте, – это манера произношения и интонирования фраз. Я интонирую не там, где человек ожидает: я делаю разрывы в словах, произношу их частично, «съедаю» окончания. Концы фраз я произношу с эффектом падающей капли, когда интонация падает вниз и затем следует пауза. Тем самым я разрываю речевые шаблоны. Помимо этого в наведении существуют чисто ритмические правила, повторами интонаций я как бы убаюкиваю человека.

В наведении нарушается и частота употребления слов, когда в одной части транса я использую много существительных, в другой – прилагательных, а в третьей – глаголов. Такие сгущения создают лингвистическую центрифугу, многократно энергетизируют передаваемый образ.

Часто я использую такую технику: какое-то время говорю о звуках, а потом перехожу к цветам или от цветов – к оттенкам, потом резко меняю модальность описания. Таким образом, помимо смыслового содержания, в наведении всегда существует какая-то игра с модальностями, шаблонами, которые создаются, удерживаются или разрушаются.

В выборе образов тоже есть свои шаблоны – часто повторяющиеся стеклышки выстаиваемого витража. В отзеркаливании я сужаю поле возможных состояний клиента до четырех-пяти наиболее типичных и важных и создаю индивидуальную грамматику их взаимопереходов.

Можно условно выделить следующие типичные состояния: (1) состояние, в котором человек себя принимает и хотел бы быть представленным другим; (2) состояние, которое кажется ему противоположным и которое он скрывает от всех; (3) дополнительное состояние, нейтральное, менее рефлексированное; (4) волшебное, ресурсное состояние. Я часто подбираю для человека сказку, разные персонажи которой – как наиболее положительные, так и самые отрицательные – были бы репрезентациями его противоречий. Одна из моих любимых сказок – «Золушка». В ней есть женщина – принцесса, которая действительно имеет право на бал, ограниченное время, но имеет. Есть мачеха – ведьма, которая хорошо знает, как надо делать, но делает все наоборот, разрывает нормальный ход ситуации. Есть сестрицы, они правильные, нормальные, может, и красивые, но не принцессы, потому что боятся рискнуть и стать Золушкой, боятся всерьез мечтать о бале, не умеют уменьшаться и увеличиваться. Есть фея, которая способна помогать другим, способна быть святой, делать чудеса. И сама Золушка, которая занимается черной работой, чистит в подвале чечевицу, перемазана пеплом. Девушка, которую не узнают после бала. Она являет собой состояние депрессивности, подавленности, собственной неполноценности, которое избывает своей смиренностью.

Есть другой типаж, который я описываю через четыре эмоциональные состояния. Одно из них – отстраненность от реальности, человек видит себя и окружающих как бы со стороны, наблюдает за своей жизнью, как за шахматной партией. В таком состоянии он включен интеллектуально, но его чувства совсем не задействованы. Второе состояние, наоборот, очень чувственное – воспоминание, перебирание бывшего, что было совсем давно, вчера, полчаса назад. Это состояние похоже на чувственное перебирание, смакование бусинок – образов, картинок, звуков; такое прустовское время в очень наполненном, чувственном пространстве. Человек перебирает эти четки переживаний и происходит встреча образов и чувств, одевание этих маленьких чувств в интеллектуальные понятия. Но в этом состоянии совершенно отсутствует воля, человек детально чувствует прошедшее время, но бессилен оценить то, что происходит сейчас. Человек недвижим, заторможен, неэнергетичен. Третье состояние характеризуется довольно высокой двигательной энергетикой, когда человек прыгает как мячик, у него подвижные суставы, он принимает любые роли, выполняет любые функции. Хорошо адаптирован, социабелен, но в некотором роде бездушен. Четвертое состояние – ощущение спущенного мяча: все не так, то ли руки длинные, то ли ноги короткие. Вялое, капризное, подростковое состояние. Для этого типажа у меня существует схема его времени, схема его тела, схема его отношений с окружающим, и эти схемы образуют некую целостность, в которой они замкнуты воедино. Эти типажи – части моей личной библиотеки образов.

Клад волшебных колец

На клиентский стул садится, положив руки на колени, Фаина.

Фаина: У меня в марте умерла мама. Раньше я не сталкивалась со всем, что касается погребения. Оказалось, что это серьезный ритуал. Это стало для меня открытием, и я спросила себя: «А как будут хоронить меня?». Поскольку я мусульманка, то меня будут хоронить в соответствии с мусульманскими обычаями. Меня это устраивает. Но мои дети имеют русскую фамилию, и я растерялась: как будут хоронить их? Меня-то не будет… (Фаина глубоко вздыхает, кладет ногу на ногу, как и терапевт.) Эти размышления вызывают напряжение у меня. Ощущение зажатости в спине, оно проявляется сильнее, напряжение нарастает. (Отводит плечи назад и касается их руками.) На мужа смерть моей мамы тоже произвела впечатление. Он не ожидал, что она так быстро умрет, думал жить с тещей долго, хотя сначала у него с ней были сложные отношения, но потом они друг друга приняли. Когда умерла мама, я поняла, что мои дети должны быть похоронены по обычаям христиан. Когда мой муж заговорил об этом, я внутренне уже приняла решение. Когда он предложил и мне похороны по христианскому обычаю, я отказалась. Моему сыну 10 лет, а дочери 15. Сын относится к этому не так серьезно, только хочет носить цепочку и крестик. Дочь – то же самое, ее привлекают только внешние атрибуты. Они не против принять крещение. Я готова с ними согласиться и даже попробую летом это сделать. Но внутри меня нарастает протест.

Терапевт: Против того, чтобы они приняли крещение?

Фаина: Угу. Это вроде бы логически правильное решение, но все равно оно вызывает протест.

Терапевт: Хорошо. Попробую рассказать, как я это понимаю. Во-первых, спасибо вам за ваш откровенный и душевный рассказ. Расскажу о гипотезе, которая у меня возникла. Смерть близкого человека заставляет о многом задуматься, но кроме этого, когда умирает мама, ты становишься последней в роду, близко сталкиваешься со смертью. (Клиентка кивает.) Это вызывает естественный страх. Он может быть явный, скрытый, но он вызывает мысли, которым обычно нет места. Мы привыкли думать, что мы, в каком-то смысле, вечны, а тут вдруг оказывается, что я – крайний. Второй момент – отделение. Была мама, вы с ней ссорились, мирились, а тут вдруг резко отделились друг от друга. Еще возникает переживание: дети вырастают, вы им меньше нужны, они тоже могут отделиться когда-то. Это тоже очень тревожно. (Клиентка напряженно смотрит на терапевта.) Актуализируется еще момент, религиозный, духовный. (Клиентка кивает.) Есть люди неверующие, есть христиане, есть мусульмане – это не было столь актуальным, но получается, что и с мужем происходит какое-то отделение. Оно может быть совершенно не связано с религией или национальностью, а просто по мере жизни, когда в семье меняются какие-то чувства, то меняются и отношения с мужем. Я не знаю, каковы они, но, может быть, в них тоже что-то изменилось, независимо от этого. И такое ощущение изменений, отделение по разным признакам, отчасти актуализирует отделение по принципу принадлежности к обряду, к религии. За этим стоит чувство одиночества. Когда есть чувство одиночества, то задумываешься, отчего оно возникло. Мама ушла, дети фактически тоже уходят. То, что они переходят или хотят перейти в другую религию, выглядит как отмежевание. (Клиентка вздыхает.) Чувствуешь, что живешь на некоем острове. (Клиентка усмехнулась.) В чужом месте, которое раньше считал своим. Возникает вопрос корней. Где мои корни? С чем они связаны? Как мне сохранить последовательность рода, жизни? Понятно, что я говорю?

Фаина (кивает): Угу.

Терапевт: Это вас не обижает?

Фаина: Нет.

Терапевт: Возникшие проблемы запущены чем-то. Вступлением в новый этап жизни, ощущением слишком большой и тревожащей новизны. (Фаина вытирает пальцем глаза.) Одна из проблем, которые вы ставите, заключается в том, чтобы, как мне кажется, найти целостность и устоять. В какой-то мере вы были тем центром, который всех их связывал. Вы находили со всеми язык – с мамой, мужем, с детьми. В этом была какая-то уравновешенность. А сейчас ее нет. Нужно создать эту уравновешенность, и непонятно, была ли старая уравновешенность устойчивой.

Фаина: Вы хотите, чтобы я выбрала что-то?

Терапевт: Нет. Я высказал гипотезу, и мы можем ее обсудить.

Иногда клиент в начале терапевтической беседы высказывает проблему скорее показную, и я стараюсь подвести его к экзистенциальным вопросам его жизни. Но в данном случае клиентка разогрета, она долго готовилась к решению выйти и обозначает сразу довольно значимую проблему и говорит очень скрупулезно, весьма эмоционально. Начав с этой точки, я сразу же иду дальше. Предлагаю ей следующую идею: она – это «ком глины», соединивший в одно умершую мать, мужа и двух детей. Но оказывается, что этим комом больше быть не нужно, потому что она стала менее близка с мужем, дети выросли и в ней больше уже не нуждаются, мать тоже ушла. Это тема одиночества… Вторая тема – страх смерти, а третья тема – проблема ее корней. Она, если я правильно понимаю, в детстве очень сильно хотела отделиться от своей семьи – интеллектуально, чувственно – то есть быть иной, чем они. И отделилась от нее не только по своему образованию, по строю семьи, но и географически. И сейчас этот маятник качнулся в другую сторону – ей хочется вернуться к корням, примириться со своей семьей. Она на распутье и обращается ко мне, как к некоей иной силе. У меня такое чувство, что она учится молиться, чего раньше не умела. Какой-то иной силе то ли выше себя, то ли внутри себя. Потому что ее жизнь была построена на слишком рациональных основах. Она все время знала, чего хочет и куда стремится. А сейчас она перестала это знать, пытаясь найти какую-то другую форму возможного знания.

Фаина: Я бы согласилась, пожалуй.

Терапевт: Может, что-то дополните? (Фаина глубоко вздыхает.) Может, отношения с мужем, с мамой, детьми, перемены на работе? Вы сейчас активно ищете какой-то выход. Вы не опускаете рук, но почувствовали опасность, возникшую трещину среди бывшей уравновешенности и гармонии.

Фаина (вздыхает): Наверное, это связано с возрастом. Мне будет немало лет, и я должна что-то выбрать. (Улыбается.) Быть ли мне преподавателем или психологом? Я меняла работу. Никто не понял, почему я ушла (плачет), у меня была престижная работа, меня ценили… И вдруг я оставила работу. Директор сказал: «Она не может работать на одном месте».

Терапевт: Скажите, пожалуйста, кто в вашей семье был более властным, а кто – более мягким?

Клиентка рассказывает об этом с большой обидой и с размышлениями: «Может быть, я действительно не могу на одном месте долго находиться. Чего же я хочу?» Это тема непоседливости, желания меняться… Мотив, который, в силу своей заряженности, может быть связан с ее детством. Можно предположить, что ей могло быть уютно в своей семье, но, с другой стороны, она оттуда хотела сбежать.

Она пребывает в области довольно интенсивных эмоций, и сейчас ее можно переместить куда-то в другую область, с тем, чтобы через несколько движений по спирали вернуться к проблеме, с которой она начинала: смерть матери, одиночество…

Фаина: Трудно сказать. Наверное, отец. Он, конечно, был более жестким человеком. Но и мама, в общем-то, тоже…

Терапевт: У вас были братья и сестры?

Фаина: Два брата и сестра.

Терапевт: Вы какая?

Фаина: Предпоследняя. (Закусила губу.)

Терапевт: А какое у вас было место в семье? Как к вам относились? Кто был любимым? Как вы можете описать свою семью?

Фаина (улыбнулась): Наверное, я была любимицей. Я помню, как мне рассказывали, что когда я была маленькой, то очень хорошо говорила, по-дагестански, кстати. И была веселой. Потом я училась в школе. Для меня школьные годы остались праздником. (Плачет.)

Терапевт: В детстве вы жили в дагестанской среде?

Фаина: Года три всего. В первый класс пошла в русскую школу. Там, где я родилась, не было дагестанской среды. Года на полтора нас увезли в деревню, а потом мы опять вернулись на север. Я была то там, то тут.

В детстве она долго не сидела на одном месте. Что-то во фразе директора в этой связи ее задевает… Третий мотив, о котором мы будем говорить: клиентка в детстве много читала, училась, не была погружена в свою семью. Это тоже движение – по книжкам, движение в другом мире, движение от своей бесписьменной семьи.

Терапевт: Вы в детстве много путешествовали?

Фаина: Угу. (Закусила губу.)

Терапевт: А у вас есть какая-нибудь дикая составляющая? Культурная составляющая – понятно. А есть ли дикая, которую вы как-то обуздываете. Есть ли она у вас в роду?

Я спрашиваю о дикой составляющей, потому что клиентка настроена разбираться и рефлексировать… Неявно мы с ней уже разбирали некоторые части ее личности. Сейчас я в явном виде разбираю с ней вопрос о ее частях. Полагаю, что у нее есть цивилизованная, книжная и дикая, национальная составляющие. Я у нее прямо спрашиваю, чтобы понять, что она об этом думает. И как она с этим собирается дальше быть.

Фаина (взгляд устремлен вверх, улыбается, трет пальцем подбородок): Да, наверное, есть…

Терапевт: Что это может быть?

Фаина: Наверное, та часть, которая не слушалась родителей. (Слегка высунула язык и облизнула верхнюю губу.)

Терапевт: Вас в детстве пугали кем-нибудь? Пьяным, сумасшедшим? У вас был какой-нибудь отрицательный пример?

Фаина: Пожалуй, нет.

Терапевт: А вокруг? Не в семье?

Фаина (довольно долго молчит, думает): Не знаю.

Терапевт: У вас есть часть, которая не хотела слушаться родителей. Что это за часть?

Фаина (улыбается): Которая вышла замуж без согласия родителей.

Терапевт: Эта часть мечтательная, которая хотела куда-то вырваться?

Фаина: Не знаю.

Терапевт: Вы мечтали иметь другую жизнь, другое окружение, других родителей?

Фаина (кивает): Угу.

Терапевт: Что это были за мечты?

Фаина (смеется): Не знаю… Мне кажется, другую фамилию мечтала иметь, жить в другом городе…

Терапевт: Чем занимались ваши родители?

Фаина: Мама – домохозяйка, отец – рабочий.

Терапевт: Значит, вы вышли в другой слой занятий?

Фаина: Угу.

Терапевт: Чем занимается ваш муж?

Фаина: Муж работает в геологии, он – геодезист.

Терапевт: Кто у вас дома читает больше всего книжек?

Фаина (смеется): Наверное, я. Я всегда училась.

Терапевт: Откуда у вас возникло желание учиться? Это часть желания уйти в другое место?

Клиентка интеллектуально развита. Толковая, читающая, она практически единственный человек с высшим образованием в своем окружении. Разница между семьей, в которой она родилась, и семьей, которую она создала, очень велика. Вопрос в том, сколько стоит этот резкий и далекий переход в другую культуру. Она, может быть, хочет вернуться в какой-то простой быт, с его неустроенностью, непредсказуемостью во времени. Она хотела вытянуться и жить на носочках и с белым воротничком, она живет в этой жизни, но сейчас ей кажется, что это слишком дорого стоит. А может быть, это просто субдепрессивное состояние, когда не хочется нести ответственности… А может быть, она устала вытягивать куда-то своего мужа, своих детей и всю семью. Вопрос о мусульманстве и о том, как будут ее хоронить – это метафора цены такой перемены и того, возвращаться ли обратно или двигаться куда-то еще. А куда двигаться, совершенно непонятно.

Фаина: Может быть, стать кем-то другим?

Терапевт: Ну, собственно, профессия учительницы – учить других.

Фаина: Угу.

Терапевт: В поселке, где вы жили, учитель и врач – люди уважаемые, уважаемых профессий, больше всех знают о других.

Фаина: У меня, кстати, не было проблемы выбора профессии. Я приняла решение стать учительницей, потому что мне нравилось учиться в школе. Мне там было приятно.

Терапевт: Кроме культурной части, какая все-таки в вас есть дикая часть? Раз вам так хотелось быть культурной, какой страх некультурности, дикости возле вас жил?

Фаина: У-у-у… (Закусила губу.) У меня есть сестра. Она как бы моя противоположность.

Терапевт: Она пьет?

Фаина: Не-а… (Голос задрожал.) Она – инвалид с детства.

Терапевт: Что с ней случилось?

Фаина: Олигофрения. (Заплакала, трет пальцем нос.)

Терапевт: Вы чувствуете себя виноватой? (Фаина плачет.) Почему вы плачете? (Фаина вытирает платком глаза.)

Может быть, по мусульманскому деревенскому канону, когда мать умирает, клиентка должна стать матерью для своей сестры. Я думаю, что эта роль для нее слишком тяжела, и она за нее полностью не берется, но где-то это присутствует. Вторая гипотеза: она пошла учиться на учительницу, чтобы свою сестру вылечить, выучить… Эту задачу она отчасти забыла, вытеснила, отчасти выросла из нее. В третьих, чувство вины: с чем оно связано? Она начала с того, что у нее умерла мама, и по этому поводу у нее нет особой вины…

Фаина (говорит сквозь слезы): Мне вспомнилось, что мама… она нас в детстве как-то разъединила… И чувства близости нет до сих пор…

Терапевт: Куда сестра делась?

Фаина: Она уже взрослая, у нее есть дочь, она вышла сейчас замуж… И, как я сейчас понимаю, она неплохо адаптирована к жизни… (Постепенно успокаивается.)

Терапевт: Знаете, олигофрены бывают очень счастливы.

Фаина: Она работает, и в общем-то, очень добра… Но на моем фоне ей было особенно плохо… И она меня ненавидела… (Говорит со слезами.)

Терапевт: Тоже мне добренькая… Как же она вас ненавидела? Вы уверены, что она вас ненавидела? Может быть, это вы ее ненавидели?

Фаина: Может быть, я… Может быть, я ее не любила… (Слегка вопросительная интонация.)

До сих пор она была очень хорошей… А сейчас она выходит в область допущения отрицательных чувств, и это ей кажется очень важным.

Терапевт: Может быть, вы ее не любили, потому что вам казалось, что она должна вас не любить?

Фаина (кивает): Может быть, так…

Терапевт: А почему бы и нет? А если вы должны все время быть хорошей и доброй, то нельзя же позволить себе признать, что вы кого-то не любите, тем более сестру, тем более, которая в этом не виновата… (Фаина тяжело вздыхает, вытирает глаза.) Тем более человек с олигофреническими чертами чаще всего не испытывает отрицательных чувств к кому-то… Да?

Фаина: Да, я не вполне довольна собой. Когда мы переехали в город, сменилось соотношение масштаба… В поселке все было сконцентрировано, на виду… А в городе это оказалось совершенно неважным.

Терапевт: Вы хотите переехать в другой, большой город?

Фаина: Сейчас? Или мысленно?

Терапевт: Нет, вообще.

Фаина: Нет, мне там нравится. Может, когда-нибудь… Мне не нужен очень большой город. Если я бы и хотела переехать, то только так, чтобы дети и их дети могли ко мне приезжать отдыхать. Как мы сейчас ездим отдыхать к родственникам мужа.

Терапевт: Хорошо. Давайте вернемся к детству. Какие в вашей семье были отношения?

Фаина (почти успокоилась, только изредка всхлипывает): Не очень благополучные были отношения. Отец пил иногда, маме, конечно, было трудно… Я ловлю себя на мысли, что когда-то в детстве мне хотелось прижаться к маме, и я чувствовала преграду…

Терапевт: Почему?

Фаина: Мне казалось, что я ей помешаю, или ей это не нужно. У меня возникло странное чувство, когда ее опустили в могилу. Ощущение, что она наконец обрела свое место. И меня это не испугало. Только потом я подумала: неужели я такая плохая, раз у меня могла появиться подобная мысль?

Терапевт: Скажите, вы в детстве были чистеньким ребенком?

Фаина: Да. (Прижимает палец к губам.)

Терапевт: Боялись запачкаться?

Фаина: Да. У меня мама была очень чистоплотной. Она следила за нами. Хотя у нас не было больших возможностей для этого, она хотела, чтобы мы выглядели нарядными. Она мне всегда делала прически… (В голосе чувствуются слезы, руками изображает, какие прически ей делала мама.)

Терапевт: Насколько в детстве вам было уютно в семье? Насколько она была упорядочена? Например, что происходило, когда отец приходил домой пьяный?

Фаина: Обстановка была труднопредсказуемой. Когда отец приходил пьяный, то мог играть на гармошке… (Улыбается.) Иногда вел себя так надоедливо…

Терапевт: А что мать делала при этом?

Фаина (задумалась): Она иногда вступала с ним в пререкания, иногда просто собиралась, и мы уходили…

Терапевт: Вы этих эпизодов ждали? Или, наоборот, побаивались, или они вас развлекали?..

Фаина: Не развлекали, конечно.

Терапевт: Вы их стеснялись? Какие у вас были чувства по этому поводу?

Фаина: В раннем детстве, наверное, страх… (Вздыхает.) Или ненависть к отцу, когда он бывал таким… Потом – нежелание принять его любовь…

Терапевт: Каково ваше отношение к маме?

Фаина: Мне было ее жаль.

Терапевт: Вы чувствовали, что она опора семьи? Или это была ненадежная опора?

Фаина: Чувствовала. Да.

Терапевт: Была ли в ваших отношениях с ней какая-то неоднозначность?

Фаина: Мне всегда казалось, что она держит меня на расстоянии.

Терапевт: Вам хотелось больше ласки?

Фаина: Угу.

Я не столько разговариваю о ее семье, сколько блуждаю вместе с ней в ее эмоциональном поле. Мне не столько важна информация, сколько пребывание в этом эмоциональном поле и возможность находить, где она видит что-то новое, где она плачет, где радуется. Я спрашиваю ее, как она могла бы быть не одинока, с кем. Она как никто из присутствующих в группе использует каждую минуту происходящего. Она живет. Ставит проблему одиночества, и я пытаюсь понять, что для нее значит «неодиночество». Но создается впечатление, что она всегда была одинока. Я пытаюсь понять, где вокруг нее находится эмоциональная оболочка, эмоциональная аура.

Терапевт: А был ли кто-то, от кого вы получали эту ласку?

Фаина (довольно долго молчит): Не знаю…

Терапевт: Какие книжки вы читали – романтические, любовные, приключенческие?

Фаина (смотрит наверх, думает): Что читала?..

Терапевт: Как я понял, вы жили в мечтах?

Сейчас мы готовим поле ее реальной жизни, ее мечты. Эти мечты были, когда она жила в своей семье, из которой мечтала сбежать. Если принять, как это часто бывает, что в поле мечты она хорошо адаптирована, то ей вообще все равно, в какой реальности жить. И тогда возникает вопрос: чем сейчас ее не устраивает реальность? Она вдруг начала взрослеть? Существенно меньше стала при этом мечтать?

Фаина: Наверное, романтическую. Ходила в библиотеку и дружила с библиотекарем. Много читала.

Терапевт: И она вам помогала?

Фаина: Мне было приятно там.

Терапевт: Вы там проводили много времени?

Фаина: Да.

Терапевт: Скажите, а какой период в вашей жизни был лучшим? Детство, старшие школьные годы, время после школы…

Фаина: Наверное, старшие классы… (Заинтересованно смотрит на терапевта.)

Терапевт: А если брать время после замужества?

Фаина (долго молчит, взгляд устремлен наверх): Наверное, когда я вышла замуж… Хотя это время было связано с неприятностями, потому что мои родители не хотели, чтобы я выходила замуж, так как муж – русский и намного старше меня… Но мне всегда нравились ребята старше меня. Для родителей было неожиданностью, что я их не послушалась. Они не замечали, что я живу отдельно от них…

Терапевт: Хорошо… Можно сказать так: в детстве ваша семья была не настолько гармоничной и устойчивой, как вам хотелось бы. Вы построили семью, которая до некоторого времени казалось вам более гармоничной. (Фаина вздыхает, теребит платок.) Какое место в вашей новой семье занимала мама? Она жила у вас?

Фаина: Нет, она не жила у меня. Мы всегда жили отдельно от мамы. У меня такое чувство, что мама хотела найти во мне какую-то опору.

Терапевт: Значит, у вас есть чувство вины, что вы от нее отделились? (Фаина кивает.) И фактически прервали связь со своим родом? И нет уверенности, что в этом отделении вы сделали правильное количество шагов – не три, а скажем, пять?

Фаина: Да, наверное…

Терапевт: Вы их не бросили, но захотели внутренне отдалиться. И сейчас вопрос в том, насколько вы отдалились… Да?

Фаина: Да. (Кивает.)

Терапевт: Что сейчас нарушилось в вашей собственной семье?

Фаина: Наверное, дело в моих ощущениях…

Терапевт: С чем они связаны? Какова роль вашего мужа в семье? Он ваш ребенок или вы его ребенок?

Фаина: Наверное, я его ребенок.

Терапевт: Он вас опекает?

Фаина: Он берет на себя все самые сложные вопросы.

Терапевт: Это и раньше происходило, или что-то изменилось?

Фаина (задумалась): Может быть, я стала самостоятельней.

Терапевт: Это нестрашно?

Фаина: Нет… И для него тоже нет.

Терапевт: А ему нравится, что вы стали самостоятельней?

Фаина: Я думаю, да.

Терапевт: Бывает так, что семья меняется, и не все ее члены приспосабливаются к этим изменениям. Нарушается неписаный контракт.

Фаина: Нет, наверное. В моей сегодняшней семье как бы все нормально…

Терапевт (перебивает): Я не говорю про нормальность…

Фаина: Но у меня такое чувство, что я начала как бы отдаляться от мужа.

Терапевт: Возвращаемся на несколько шагов назад. Согласно обсуждаемой гипотезе, произошли некие процессы нарушения интеграции, целостности – уход мамы, взросление детей. Та выстроенная жизнь, которая вышла из мечты отделиться, жить в предсказуемом мире, на островке культуры, в ощущении чистоты, тепла, осталась. А ощущение целостности и полноты нарушилось. Нет той целостности.

Фаина: Может быть, дети тоже стали от меня отдаляться…

Терапевт: Понятно… Поставим вопрос по-другому. Вы потеряли маму и вдруг увидели, что это для вас важнее, чем казалось. Что еще сейчас вы боитесь потерять?

Фаина: Может быть, мужа?

Терапевт: Почему?

Фаина: Может быть, потому, что, мне кажется, я его перестала любить?

Терапевт: Почему, как вы думаете?

Фаина: Я знаю, он меня любит, но об этом не говорит.

Терапевт: А может быть так: для вас много значит умение мечтать, построить в уме свой мир… И реальный мир не является единственным, потому что может что-то произойти, измениться. Может быть, вы чувствуете, что наступает момент, когда вам будет трудно изменить реальный мир, найти другого мужчину или построить другие отношения. Вам не хочется однозначно остаться в тех же отношениях?

Фаина: Я понимаю, что уже мало что можно изменить…

Терапевт (перебивает): Вы согласны с этим, или вы понимаете это только умом?

Фаина: Где-то внутри себя я не хочу ничего менять.

Терапевт: Поставлю вопрос иначе. Вам хочется испытывать чувство. К мужу вы эти чувства в той мере, в какой хотите, сейчас не испытываете. К кому бы вы могли еще испытывать эти чувства? Куда девать эти чувства? Может быть, вам нужно больше чувств, чем сейчас?

Фаина: К сыну, и к мужу тоже.

Терапевт: Ведь вы из его ребенка, как вы говорите, должны превратиться в мать. Стать матерью в широком смысле: для мужа, если он в этом нуждается, для детей… Вы предполагаете перейти от чувств одного рода к чувствам другого рода. Может, это в вас рождает тревогу? Может, вы хотели бы, чтобы вас любили, а не вы любили кого-нибудь? Вы же говорите, что вам не хватает слов мужа о том, что он вас любит.

Фаина (слегка улыбается): Может, мне надо больше любить?

Терапевт: Да. Как этого можно достичь? Вы начали с того, что ушла мама. Мама-то вас любила, и с ее уходом проблема необходимости чувств к себе обострилась, стала актуальней. И когда вы говорите, что станете хорошо относиться или любить тех, кому будете помогать, то, может быть, в этом заключается надежда, что и они за это будут вас любить?

Фаина: Меня могут, наверное, любить конкретные люди.

Терапевт: Могут и должны. Но какой любви вы хотите? В какой любви вы нуждались в детстве, но не получили? Что может быть с этим связано? Мы говорим о том, почему сейчас у вас нет ощущения целостности, которое было раньше.

Фаина (смотрит задумчиво): Странно, не знаю, как ответить на этот вопрос…

Терапевт: Это трудный вопрос… (Небольшая пауза.) А все-таки, о чем вы сейчас могли бы мечтать? Вспомните, как вам было трудно в детстве, в школе, если бы вы не мечтали. Может, проблема в том, что вы сейчас меньше мечтаете, чем нужно? Вам как бы не о чем мечтать? Вы говорите себе, что вам некуда стремиться?

Фаина: Я действительно меньше мечтаю…

Терапевт: Может, в этом и состоит проблема, потому что, мечтая, человек всегда сохраняет свою целостность? Дополняет себя, чем хочет.

Фаина: Может быть…

Терапевт: О чем бы вы могли сейчас мечтать? Почему вы считаете, что не можете мечтать о любви?

Фаина (усмехнулась): О какой? Вы сказали о любви. Я и мечтаю о любви.

Терапевт: О какой?

Фаина: О любви к другому человеку.

Терапевт: У вас есть такие люди на примете?

Фаина (улыбается): Одни и те же возникают.

Терапевт: Вы можете позволить себе завести роман? (Фаина тяжело вздыхает.) Или это запрещено?

Фаина (постукивает пальцем по губам, чуть не плачет): Странный вопрос…

Терапевт: Люди часто заводят романы, проходят циклы: мечты, очарование, привыкание, разочарование. Роман – это не вся жизнь, которая прожита, а лишь кусочек, в котором есть свои циклы.