Текст книги "Агония белой эмиграции"

Автор книги: Леонид Шкаренков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Эсеры Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков, М. В. Вишняк, А. И. Гуковский, В. В. Руднев основали самый известный эмигрантский общественно-политический и литературный журнал «Современные записки» (1920–1940), и вокруг него тоже наметилась определенная группировка.

Лидер партии эсеров В. М. Чернов называл себя и некоторых оставшихся в Советской России эсеровских деятелей (А. Р. Гоц. Е. М. Тимофеев и др.) «партийным центром». Линия поведения «центра» в значительной мере определялась позицией Чернова, который претендовал на особую роль, утверждая, что в 1920 г., когда он нелегально уехал из Советской России, ЦК партии эсеров предоставил ему «чрезвычайные полномочия» выступать от имени партии за границей.

В Праге, где обосновался Чернов, стал выпускаться журнал «Революционная Россия» (1920–1931) – центральный орган партии эсеров, на страницах которого разрабатывалась целая программа реставрации в России капиталистических отношений. Там же выходил эсеровский еженедельник «воля России» (1920–1932). Чернов писал, что среди эсеровских группировок редакция этого еженедельника (В. И. Лебедев, М. Л. Слоним, Е. Сталинский, В. В. Сухомлин) была «промежуточной группой». Сначала, в 1920 г., эта группа поддерживала Чернова, а потом, по его словам, соединилась с «парижскими оппозиционерами», с эсерами, жившими в Париже²⁵. Все эти группировки были весьма недолговечны, эфемерны, в них отражалась борьба отдельных интересов и амбиций.

В эмиграции оказалась и малочисленная группа членов Трудовой народно-социалистической партии (энесов). В мае 1920 г. эта группа образовала в Париже свой Заграничный комитет, председателем которого был избран лидер энесов Н. В. Чайковский. Уже семидесятилетний старик, увлекавшийся в то время мистикой, он тем не менее продолжал вести активную контрреволюционную работу. Достаточно сказать, что за несколько месяцев состоялось 28 заседаний Заграничного комитета. В выпущенном комитетом обращении говорилось, что он будет следовать «средней политической линии»²⁶. Эта «линия» имела много общего с новыми тактическими положениями, выдвинутыми Милюковым. Та же цель – «свержение большевиков» и те же заявления о продолжении борьбы. И так же как Милюков и другие сторонники «новой тактики», Чайковский и /47/ руководимая им группа энесов центр тяжести в этой борьбе переносили на разложение Советской России внутренними силами.

В протоколах заседаний Заграничного комитета можно найти призывы проявить старания, чтобы угадать равнодействующую политических настроений русского народа. Предпринимались различные попытки, о которых еще будет сказано, найти сочувствующие группы в пределах Советской России среди крестьян, рабочих, интеллигенции. Руководители народно-социалистической партии, которая потеряла всякое влияние в массах еще в годы революции, пытались теперь внушить своим оказавшимся за рубежом единомышленникам, что для успеха борьбы необходимо изменить свою программу, заявляли о признании федеративной демократической республики, обещали сохранить землю, перешедшую во время революции к пахарю. Этим запоздалым обещаниям как бы противостоят заявления совсем другого рода. Еще немного, писал один из членов Заграничного комитета, Н. Н. Пораделов, и утонувшие в дрязгах руководители рискуют окончательно оторваться и от своей родины, и от своих соотечественников²⁷.

По ряду важных позиций в эмиграции происходило сближение между представителями «буржуазного либерализма» и «мелкобуржуазной демократии». Последние сбросили с себя остатки «социалистической одежды» и признали необходимость введения «начал частной собственности». Весьма любопытна в этом отношении характеристика деятельности эсеров, которую дал монархист А. А. фон Лампе. «В сущности говоря, – записал он в своем дневнике, – пресловутые эсеры уже давно превратились в не больше как кадет, т. к. жизнь их, как и всех других, учит уму-разуму, но только они до сих пор не могут отрешиться от того, что они социалисты, и когда им указывают, что социалистический режим – это режим большевиков как последовательных и энергичных проводников именно социалистических идей, то они стараются все время доказать, что коммунисты отошли от социализма, тогда как просто-напросто происходит то, что они – социалисты – перестали быть таковыми, а большевики ими до сего времени остались»²⁸.

Рука эсеров чувствовалась во всех восстаниях, в актах террора против Советской власти. В начале 1922 г. в Берлине на русском языке была издана книга «О военной и боевой работе партии социалистов-революционеров в 1917–1918 гг.»²⁹. Ее автор – Г. И. Семенов (Васильев) в свое время был начальником центрального боевого отряда партии эсеров. Он руководил террористической организацией, совершившей убийство Володарского, покушение на В. И. Ленина, ряд экспроприаций и т. д. И вот этот старый боевик, находясь за рубежом, выступил с сенсационными разоблачениями. По своей собственной инициативе Семенов рассказал в книге о контрреволюционной деятельности партии эсеров, ее руководителей в октябрьские /48/ дни 1917 г., о попытках «защитить» Учредительное собрание, о работе эсеров в Красной Армии, о терроре и подготовке восстаний. Тем самым в распоряжение Советского правительства поступили материалы, заслуживающие самого серьезного внимания. Группа правых эсеров была предана суду революционного трибунала.

Эсеры проявляли «лихорадочную деятельность на предмет поднятия мятежей или содействия таковым, когда положение республики особенно трудное», – говорилось в приговоре Верховного революционного трибунала по делу правых эсеров, опубликованном в газете «Известия» 9 августа 1922 г. На этом процессе были оглашены документы из архива Административного центра – исполнительного органа эсеровского «Внепартийного объединения», в котором еще в 1920 г. состояла большая часть видных эсеров-эмигрантов³⁰.

И эсеры, и меньшевики поддерживали кронштадтских мятежников. С последними пытались установить связи самые разные деятели эмиграции – от Чернова до Махно. Чернов прибыл в Ревель сразу же после известий о начале мятежа – 8 или 9 марта. Берлинская газета «Голос России» сообщала: «В. М. Чернов готовился в случае падения Петербурга провозгласить новое русское правительство»³¹. Приведем еще один любопытный факт, обнаруженный в переписке Чернова: В. В. Сухомлин предлагал ему создать в Ревеле вместе с меньшевиками «Комитет действия». Пражская газета «Воля России», называвшая себя беспартийной, должна была стать рупором этого комитета³².

Известно, что кронштадтские мятежники избрали тактику использования советских лозунгов. В донесении агентов Б. В. Савинкова о событиях в Кронштадте эта тактика была охарактеризована следующим образом: «Из тактических соображений Комитет этот (возглавлявший мятеж. – Л. Ш.) объявил себя ярым приверженцем Советской власти, отвергая лишь диктатуру Коммунистической партии, рассчитывая, что коммунистам при такой платформе трудно будет повести против них – защитников Советов – советские части. Все лозунги были выставлены главным образом в расчете, чтобы выбить оружие пропаганды и обвинений по отношению к кронштадтцам из рук коммунистов»³³.

Выдвинутый в Кронштадте лозунг «Советы без большевиков» был подхвачен Милюковым в надежде на «передвижку» власти. Получилось так, что Милюков как будто бы защищал Советскую власть. Это звучит очень странно, говорил по этому поводу В. И. Ленин. И разъяснял: «Но такова практическая диалектика, которую в нашей революции мы изучаем своеобразным путем: на практике нашей борьбы и борьбы наших противников. Кадеты защищают «Советы без большевиков», так как они хорошо понимают положение и так как они надеются поймать на эту удочку часть населения»³⁴. /49/

Милюков – «умный вождь буржуазии и помещиков» кое-чему научился, он сразу выявил свою готовность принять даже Советскую власть – только без большевиков, только для того, чтобы свергнуть диктатуру пролетариата.

Вопрос, «как относиться к идее Советов, провозглашенной кронштадтскими повстанцами», обсуждает в это время Заграничный комитет народно – социалистической партии. Позиция комитета была четко выражена его членом – Л. Б. Брамсоном. «Это может иметь тактическое значение, – заявил он, – и может быть полезно для свержения большевиков»³⁵.

Позже, 18 февраля 1922 г., в «Известиях» была обнародована переписка монархистов Н. Тальберга и Н. Батюшина, из которой следовало, что и монархисты вслед за кадетами, меньшевиками и. эсерами готовы были сделать «уступки требованиям времени» и «принять Советы» в случае захвата власти.

И не случайно почти за год до этого, 23 и 24 марта 1921 г., «Правда» приводила выдержку из милюковских «Последних новостей», которые, ссылаясь на мнение русских эмигрантских торгово-промышленных кругов, писали о необходимости во что бы то ни стало поддержать тех, кто содействует падению большевиков. «Последние новости» сообщали, что Российский финансовый торгово-промышленный союз в Париже во главе с Н. X. Денисовым, Международный банк во главе с графом В. Н. Коковцовым, Никополь-Мариупольское металлургическое общество и другие организации российских капиталистов за рубежом перевели на эти цели крупные суммы.

По планам контрреволюционеров развитие событий в Кронштадте должно было получить поддержку со стороны подпольных групп в Петрограде. Агенты Савинкова доносили, что там «давно уже работала организация для подготовки переворота внутри». Падение мятежной Кронштадтской крепости, с сожалением писали авторы донесения, не дало возможности привести в исполнение эти планы³⁶.

* * *

Скрытая и ожесточенная борьба против Советской власти продолжалась в новых формах. Внимательно наблюдавший за ходом кронштадтского мятежа Б. В. Савинков руководил так называемым Русским политическим комитетом в Варшаве и при поддержке польского Генштаба формировал вооруженные отряды, которые засылались на советскую территорию. Разочаровавшись в «белом движении», Савинков решил сделать ставку на «зеленых». «Мысль моя была такова, – разъяснял он план своих действий, – чтобы попытаться придать более или менее организованную форму зеленому движению, попытаться вызвать большое массовое крестьянское восстание, посылать в Россию людей именно с этими задачами»³⁷.

«Правда» поместила сообщение о планах Савинкова с выдержками из его секретного послания военному министру /50/ Франции, которое было опубликовано рижской газетой «Новый путь»³⁸. Этот документ, кстати, был послан и британскому военному министру У. Черчиллю, и польскому военному министру К. Соснковскому. Желая, видимо, набить себе цену, Савинков писал, что после падения Врангеля именно он, Савинков, представляет единственную «реальную антибольшевистскую силу, не положившую до сих пор оружия»³⁹. Он сообщал также, что для установления связи между отрядами «зеленых» им создано особое учреждение – так называемое информационное бюро, во главе которого стоит его брат Виктор.

«Каждая волость, – пишет Б. Савинков, – должна составить отряд, во главе которого заблаговременно ставится начальник, являющийся руководителем организации. Волостные организации объединяются уездным руководителем. Уездные руководители – губернским… Руководителям вменяется в обязанность создание дружин специального назначения». Из текста письма следует, что назначение этих дружин Савинков видел только в диверсиях и разрушениях. По его словам, они будут уничтожать советские штабы и ревкомы, портить железнодорожные пути, телеграфную и телефонную сеть, нападать на транспорты и обозы.

Стараясь показать, что руководимый им комитет активно действует, Савинков сообщает о направлении отдельных лиц в Красную Армию с целью «создания военных противосоветских организаций, а также для проникновения в советские учреждения». Агентам комитета рекомендуется проникать в среду коммунистов, занимать места комиссаров или другие высшие должности. Такие агенты, по сообщению Савинкова, были уже посланы в Петроград, Москву, Минск, Чернигов, Харьков, Киев, Курск.

Надеясь вызвать восстание крестьян, Савинков возлагает свои надежды на остатки армий Булак-Балаховича и Перемыкина, которых он насчитал до 15 тыс. человек в разных лагерях и казармах на территории Польши. Из этих людей Савинков рассчитывал «составить однородный идейный кадр до 5000 – штыков и сабель, чтобы идти в Россию, если в ней возгорится массовое восстание». Для осуществления своих планов он просит помощи, оружия, денег.

В это время, как признает сам Савинков, он пользовался неизменной и дружественной поддержкой маршала Пилсудского – «начальника Польского государства». Савинков не жалеет для Пилсудского комплиментов. Без его поддержки и «мудрых советов» он не справился бы со своей задачей и уже давно вынужден был бы ликвидировать то дело, которому придавал первостепенное значение. Дело это все то же – активная борьба с большевиками. 1 июня Савинков пишет письмо бывшему российскому послу в Вашингтоне Б. А. Бахметьеву и просит о телеграфном переводе хотя бы 25 тыс. долларов⁴⁰.

Летом 1921 г. Савинков предпринял попытку по восстановлению /51/ «Народного союза защиты родины и свободы» (НСЗРиС) – контрреволюционной организации, которая действовала под его руководством еще в 1918 г. 13–16 июня 1921 г. в Варшаве состоялся съезд союза, на котором присутствовал 31 человек, в том числе и тайно приехавшие из России. Здесь были также представители французской, английской, американской, итальянской разведок и военных миссий, офицер связи между Министерством иностранных дел и военным министерством Польши полковник Сологуб⁴¹.

НСЗРиС принял специальную резолюцию «Об отношении к союзникам» и постановил всю свою деятельность проводить в тесном контакте с правящими кругами Франции и Польши. В другой резолюции отвергалась какая-либо возможность соглашения «с Врангелями прошедшего, настоящего и будущего». НСЗРиС объявлял, что ведет борьбу за «третью, новую Россию», призывал остальную часть эмиграции сплотиться под знаменем союза⁴².

Через несколько лет, давая показания Военной коллегии Верховного суда СССР, Б. В. Савинков вспомнит об этом съезде. Он будет ссылаться на давление иностранцев и скажет, что у него были иллюзии относительно настроения крестьян. «Ведь я был за каменной стеною, – говорил он на суде. – Я не знал, что делается в России, не видел России, не чувствовал России… Никакого восстания не вышло, а пограбили какие-то бандиты и пошпионили какие-то шпионы…»⁴³ Савинков признает, что действовавшие отряды не только не были поддержаны населением, «но были им ненавидимы, ибо грабили, убивали и жгли – за редчайшими исключениями»⁴⁴.

В книге Д. Л. Голинкова приводятся некоторые факты о преступлениях, совершенных бандами савинковцев на советской территории⁴⁵. Во время рейдов, например, банды полковника С. Э. Павловского – одного из ближайших сподвижников Савинкова – чинили зверские расправы над коммунистами, комсомольцами, советскими активистами.

Савинков знал об этом. Вот полученный им доклад некоего капитана Овсянникова, адресованный председателю «Народного союза защиты родины и свободы». «Считаю долгом своим перед Вами… – пишет автор доклада, – ради спасения союза от обвинения в потворстве грабежам и разбою доложить Вам о следующих, сделавшихся мне известными фактах из деятельности работающих в советской Белоруссии отрядов». Дальше следует рассказ о том, как отряд Павловского напал на мельницу вблизи деревни Ракошичи: имущество было разграблено, жена хозяина изнасилована. Потом взяли в плен красноармейца. «Несмотря на то что он сопротивления не оказал и оказался вовсе не коммунистом, его по приказанию полковника Павловского повесили». До этого было повешено шесть крестьян-проводников якобы для того, «чтобы они не донесли красным войскам о движении отряда». На хуторе Ново Курганье Должанской /52/ волости Игуменского уезда повесили жену лесника за отказ отдать охотничье ружье мужа. В местечке Пуховичи того же уезда отряд Павловского устроил еврейский погром: 18 человек отвели в ближайший лес и расстреляли. Автор заключает: «Как я убедился из частных бесед с крестьянами в Бобруйском, Слуцком и Игуменском уездах Минской губернии, отношение крестьян к этим отрядам стало резко враждебным»⁴⁶.

Авантюристы и бандиты, выступавшие под флагом «Народного союза защиты родины и свободы», совершенно дискредитировали себя в глазах населения. Как писал один из очевидцев, они жили по принципу «хоть день, да мой»⁴⁷. «Центр» верил всяким «проходимцам и краснобаям», отпуская им большие авансы. Новоиспеченные начальники участков, созданных под покровительством польского генштаба в разных пунктах польско-советской границы, требовали людей, денег, водки. Кутежи, пьянство, мошенничество стали обычным явлением. На «участках» пропивали все, что только можно было пропить. Между тем штаб союза, разместившийся в роскошной варшавской гостинице «Брюль», разрабатывал «гигантские» планы движения по линиям железных дорог, взятия Бобруйска, Смоленска, Витебска, Гомеля и даже наступления на Москву. Виктор Савинков, которому вряд ли, по словам автора сохранившейся в архиве записки, «можно было бы доверить командование эскадроном или батареей», руководил здесь организационной работой. Кто видел его бестолковые, торопливые приемы, присутствовал на бесконечных совещаниях, пишет этот автор, тот, наверное, «вынес впечатление, что не тут будет найден рецепт спасения России».

Попытка организовать наступление в августе 1921 г. полностью провалилась. Генерал-майор Матвеев, который должен был возглавить эту операцию, монархист по убеждениям, как его характеризовали, вскоре переметнулся от Савинкова к сторонникам Врангеля в Польше, а потом был интернирован польскими властями.

Советское правительство в ноте правительству Польши 4 июля 1921 г. потребовало (на основании статьи 5 Рижского договора) ликвидации на польской территории организаций, действующих против Советской России, Белоруссии и Украины, и изгнания их руководителей. Рассказывая на судебном процессе о том, как его выслали из Польши, Б. В. Савинков говорил: «Я садился в поезд, и сердце мое радовалось. Слава тебе, господи, я уезжаю из этой проклятой страны, я радовался, что вы меня выкинули вон»⁴⁸. Эти слова вызвали тогда смех в зале. Слишком уж одиозна была фигура этого человека, вся политическая биография которого состояла из полных неожиданности скачков. Близко знавший Б. Савинкова английский дипломат и разведчик Р. Локкарт, вспоминая потом черты его характера, заметил: «Савинков так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что, подобно герою одного из его романов, в конце /53/ концов сам не мог разобраться толком, кого он в сущности обманывает – своих врагов или самого себя»⁴⁹.

Обманывал Савинков и на суде. Это видно из хронологической записи обстоятельств его высылки из Польши, – записи, сделанной рукой Савинкова. 6 сентября сам Ю. Пилсудский попросил Савинкова недели на три уехать из Варшавы. И он едет в Прагу, там встречается с президентом Т. Масариком и министром иностранных дел Чехословакии Э. Бенешем, ведет с ними «длинные и важные» разговоры. Затем едет в Париж. 26 октября (уже после подписания представителями РСФСР и Польши протокола о высылке Б. Савинкова и др.) он без визы возвращается в Варшаву и немедленно сообщает свой адрес польскому министру иностранных дел Скирмунту. 27 октября тот принимает Савинкова, обещает передать его протест совету министров. Б. В. Савинков и его заместитель Д. В. Философов выступают в комиссии сейма по иностранным делам и находят там сочувствие. Вечером 28 октября Пилсудский неофициально встречается с Савинковым. Беседа длится четыре часа. Пилсудский заявляет, что как конституционный глава государства он сделать ничего не может и вынужден оставаться «негодующим свидетелем нарушения права убежища». 30 октября французский посол в Варшаве говорит Савинкову, что, по его мнению, поляки сделали ошибку. Пилсудский присылает к Савинкову своего адъютанта полковника Веняву-Длугошовского сказать, что уверен – не пройдет и трех месяцев, как Савинков получит приглашение вернуться в Варшаву. Вечером того же дня его с полицией высылают на чехословацкую границу. На вокзале собирается толпа провожающих, среди них представитель военного министерства полковник Медзинский. Он в форме и демонстративно при всех целует Савинкова⁵⁰.

Через месяц после высылки Савинков пишет из Парижа своей матери С. А. Савинковой, что «политически он выигрывает»: на Украине у петлюровцев повторяется его имя, на севере тоже его друзья…⁵¹ Огромное честолюбие не позволяет ему реально смотреть на положение вещей. Он утверждал потом, что в 1922 г. уже не работал энергично против Советской России. Судя по документам, наоборот, в это время у Савинкова наблюдаются длительные приступы активности. Он всюду ищет поддержки и получает ее прежде всего от Генерального штаба и Министерства иностранных дел Польши.

Получив очередную субсидию в МИД Польши, Д. В. Философов 13 сентября пишет Савинкову: «Кажется, с сегодняшнего дня можно больше не опасаться за судьбу «Свободы»» (газета выходившая в Варшаве при ближайшем участии Б. В. Савинкова). А 30 октября сообщает: «Матушевский (видимо, сотрудник военного ведомства. – Л. Ш.) был необычайно любезен, встретил как давнего друга (я вошел к нему в кабинет один), моментально выдал миллион (польских марок) и сказал, что о дальнейшем надо поговорить особо»⁵². Философов делает раскладку, /54/ на какие подачки от МИДа и военного ведомства можно рассчитывать, в ноябре и декабре 1922 г. Оказывается, всего 8 млн., но этого недостаточно.

Философов, как представитель Б. В. Савинкова, обращается к начальнику польского Генерального штаба с просьбой увеличить денежную субсидию по крайней мере до 5 млн. ежемесячно. «Средства эти нужны, – пишет он, – на поддержку и развитие периодических изданий, на расходы, связанные с посылкой людей в Россию за информацией…»⁵³ Через несколько дней Философов написал письмо с такой же просьбой «господину президенту Совета Министров». Он старался внушить своим адресатам, что газета «Свобода» – идейная, выражающая мысли и программу савинковской группы. Газета, разъясняет Философов, должна чутко прислушиваться к тому, что происходит в России. Философов предлагал в качестве подзаголовка печатать в газете лозунги: «Да здравствуют беспартийные советы» или «Вся власть беспартийным советам».

Переписка Савинкова с Д. В. Философовым, с английским разведчиком Сиднеем Рейли, с А. В. Амфитеатровым и другими его корреспондентами в 1922–1923 гг. является важным обличительным материалом. Д. В. Философов, в прошлом «типичный русский либерал», теперь занимается и такими «деликатными» поручениями, как продажа захваченных бандитами Павловского в уездном городке Демянске советских и партийных документов. Пишет Савинкову, что да вручил эти документы Пилсудскому и, хотя нельзя преувеличивать их значения, они «подняли наш авторитет» и облегчают получение «некоей субсидии»⁵⁴.

В это время бурную деятельность развил Сидней Рейли, который называл Савинкова «самым близким ему человеком». Он пишет из Праги (7 мая 1922 г.): «Можете себе представить, что я здесь мобилизовал всех и вся. Громадные услуги мне оказал Крамарж. Вы знаете почему? Из-за Вас, потому что я ему сказал, на что пойдет часть денег, которые я заработаю. Великолепный старик».

Из Лондона (5 сентября): «Вам нужно познакомиться) с Вальской. Она вышла замуж за величайшего американского богача и получила от него свадебный подарок – 5 миллионов долларов наличными… Она будет в Париже после 12 сентября… Если бы Вы с нею познакомились, Вы могли бы увлечь ее на деятельную помощь… Помните, я Вам всегда говорил, что нашему делу недостает подходящей, влиятельной женщины».

Из Лондона (31 января 1923 г.): «Только что встретил Черчилля… Спросил его, не может ли он помочь, указав подходящих людей со средствами. Он, по-видимому, был искренне озабочен и просил меня ему написать, т. к. он завтра утром уезжает. Прошу Вас немедленно дать мне схему для письма, кроме того, думаю, что было бы хорошо, если бы Вы приложили собственное письмо…» /55/

Из Лондона (5 февраля): «Сейчас отправил Ч. [Черчиллю] Ваше письмо с приложением длинного письма от себя, объясняющее все положение, согласно Вашим указаниям. Будем надеяться, что он что-то сделает и скоро ответит».

Из Нью-Йорка (28 августа): «Приехал я сюда и немедленно должен был заняться поисками денег, и что Вы думаете? Ни один из тех людей, которые через меня в первые два года войны заработали миллионы долларов, не дал мне ни одного цента».

С. Рейли спрашивает Савинкова о «некоем римлянине», имея в виду Муссолини. «Вот если бы Вам к нему найти дорогу! Неужели нет путей? Его симпатии, наверное, на нашей стороне»⁵⁵.

Савинков нашел эту дорогу. «Я бросился к фашистам, – рассказывал он. – Думал, что здесь будет поддержка бескорыстная»⁵⁶. О встречах Савинкова с Муссолини появлялись сообщения еще накануне Генуэзской конференции. «Известия» 21 марта 1922 г. опубликовали заметку под заглавием «Единый бандитско-черносотенный фронт».

Через год в этом предприятии у Савинкова появился посредник в лице А. В. Амфитеатрова – буржуазного журналиста, сотрудничавшего до революции в изданиях самых разных политических направлений. Оказавшись в эмиграции, он жил в Италии и писал Савинкову, что получил от лица, связанного с «правящей итальянской партией», предложение составить меморандум «по вопросу вооруженного движения на Петроград». Амфитеатров просил сохранить содержание письма в строгом секрете. «Вы человек независимый от партий и сам по себе представляющий партию, – обращался он к Савинкову, – и знаете как стратегию, так и тактику того, что теперь принято называть контрреволюцией».

Судя по вопросам, которые Амфитеатров ставил перед Савинковым, речь шла о разработке плана занятия Петрограда, где главная роль отводилась оккупационному отряду. «Как велика должна быть численность этого отряда? Достаточно ли, например, двадцати тысяч человек?» – спрашивал Амфитеатров по поручению влиятельного лица, которого он не называет. Авторов проекта этой авантюры беспокоит, однако, какое противодействие на море и на суше в состоянии оказать большевики и можно ли рассчитывать на сочувствие населения? Даже Амфитеатров вынужден признать: «Сумбура и незнания много». Но переписка продолжается. Амфитеатров пишет, что он передал схему Савинкова: «крестьянство + авторитетный военный вождь + иностранная помощь». Здесь, сообщает он, все строят на последнем пункте, а к первым двум относятся с величайшим скептицизмом.

Прошло ровно три месяца после начала переписки, и 12 июня 1923 г. Амфитеатров заявляет, что, «по имеющимся у него сведениям из Рима, дело теперь обстоит иначе». В среду главарей фашистов, разъясняет он, проникли фигуры, мечтающие /56/ о русских концессиях и прочих коммерческих предприятиях, а потому тормозящие противоболыневистские начинания. «Муссолини же, по-видимому, взвесив тяжесть положения в Италии и затруднения в западноевропейской политике, сказал своим энтузиастам: уймитесь, не время»⁵⁷.

С. Рейли, который был посвящен во все эти дела, тоже пишет Савинкову: «Римская комбинация, по-видимому, окончательно померла». А позже, после того как 7 февраля 1924 г. в Риме был подписан советско-итальянский договор о торговле и мореплавании, более резко: «Да-с, на Р. (римлянина, имеется в виду Муссолини. – Л. Ш.) можно окончательно плюнуть. Тоже фашист!» Все было бы по-другому, мечтает Рейли, «если бы что-либо серьезное началось в России». Тогда, иронизирует он, будет много предложений о помощи, «ведь наши денежные господа любят рискнуть». Вся беда только в том, «что еще скачка не назначена и лошади еще не вышли к старту»⁵⁸.

Пользуясь этим сравнением и забегая вперед, скажем, что Рейли и Савинков проиграли «скачку» окончательно и бесповоротно. Но Савинков был опытным и опасным противником. В лагере контрреволюции за рубежом он играл свою особую роль, применяя разные тактику и формы борьбы. После того как «зеленое» движение потерпело провал, Савинков снова сделал ставку на террор. Вильям Браун, защитивший диссертацию о Борисе Савинкове в университете Джорджа Вашингтона, писал о том, что Савинков и Сидней Рейли планировали организовать покушение на Чичерина. После того как эта попытка провалилась, Савинков 13 апреля 1922 г. был задержан в Генуе. У него был обнаружен план гостиницы, где останавливалась советская делегация во время Генуэзской конференции⁵⁹.

С идеей организации террора носились тогда многие деятели эмиграции. Ссылаясь на то, что «становится более легким проникновение в Россию», Врангель указывал своим подчиненным на необходимость направить туда «большую часть сил и средств»⁶⁰. Фон Лампе записал в своем дневнике о «фантастическом проекте внедрения белых летчиков в красную авиацию», который предлагал А. И. Гучков⁶¹. В том же дневнике приводятся данные о белых разведчиках, побывавших в 1922–1923 гг. в Крыму, на Украине, на Кубани, о попытке врангелевцев организовать террористический акт против советских представителей в Германии и другие факты «белоэмигрантского активизма».

Опасную подрывную деятельность на территории СССР пытался развернуть «Центр действия» – контрреволюционная строго конспиративная организация, созданная в Париже в ноябре 1920 г. Председателем «Центра» был избран Н. В. Чайковский – лидер партии народных социалистов (энесов). Как бывший глава Верховного управления Северной области, Чайковский являлся распорядителем довольно значительных сумм, хранящихся в европейских банках на счету этого белогвардейского /57/ правительства. Согласно своему уставу, «Центр действия» формировался на основе сугубо индивидуального отбора, втайне от других эмигрантских организаций⁶². Среди вовлеченных в состав «Центра» были, например, член РОВС генерал Н. Н. Головин, председатель Национального комитета А. В. Карташев, член ЦК кадетской партии И. П. Демидов, Н. П. Вакар и др. Одним из посвященных был и бывший посол в Соединенных Штатах Б. А. Бахметьев. Он писал Чайковскому из Вашингтона, что работа «известной организации» (имелся в виду «Центр действия») может оказаться весьма важной. Финансовая поддержка, оказанная Бахметьевым «Центру действия», как можно установить из сохранившейся переписки, выразилась весьма крупной суммой – 350 тыс. франков⁶³.

«Центр» имел свои отделения в Варшаве, Гельсингфорсе, Константинополе, Ревеле, пытался создать такое отделение на Дальнем Востоке – в Харбине. Из Парижа туда шли наказы и инструкции. На агентов «Центра» как главная, основная возлагалась задача проникновения в Россию. Была организована специальная «линия связи». Эта работа велась в сотрудничестве с французской и польской разведками. Но попытка координировать эти действия с савинковским «Союзом защиты родины и свободы» кончилась неудачей. В апреле 1922 г. один из руководителей «Центра», Н. П. Вакар, нелегально перешел польско-советскую границу и пробрался в Киев. Потом на процессе по делу «Киевского областного центра действия» было установлено, что Вакар встретился в Киеве со своими старыми знакомыми и при их помощи сформировал две нелегальные группы⁶⁴.