Текст книги "К востоку и западу от Суэца: Закат колониализма и маневры неоколониализма на Арабском Востоке"

Автор книги: Леонид Медведко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

Не оправдались надежды египетского руководства на продвижение идеи нового ближневосточного варианта «плана Маршалла», или, как его заранее льстиво называла египетская печать, «плана Картера», в рамках которого Садат, по сообщению египетского журнала «Октобер», рассчитывал получить в течение пяти лет не менее 20 миллиардов долларов в качестве «награды» за своё капитулянтство. Расчёты на экономическое процветание, планировавшееся за счёт «перераспределения песка Синайской пустыни», оказались воздушными замками, построенными на песке. Иначе и не могло быть! Как показывает опыт, ещё ни одному развивающемуся государству не удалось стать развитым и обеспечить экономическое процветание за счёт «помощи» империалистических государств, преследующих корыстные неоколониалистские цели. К тому же, как выяснилось позднее, ни США, ни другие капиталистические государства, создавшие вместе с Международным банком реконструкции и развития нечто вроде международного консорциума по оказанию помощи Египту, не так уж горят желанием вкладывать деньги в экономику страны, увязшей в трясине кризиса и подвергнувшейся всеобщему бойкоту в арабском мире. Опрос, проведённый в июне 1976 года газетой «Нью-Йорк таймс» и телевизионной компанией Си-би-эс, показал, что 73 процента американцев выступают против увеличения военной, не говоря уже об экономической, помощи Египту в качестве награды за сепаратный договор с Израилем.

Не спешат поддерживать Садата и страны Западной Европы и Японии, транснациональные корпорации. Они ограничиваются лишь общими декларациями о готовности оказать содействие Египту. Однако и страны Европейского экономического сообщества и Япония заняли осторожную позицию в отношении сепаратного египетско-израильского договора. В ходе поездки по ряду арабских стран в марте 1980 года президент Франции выразил сомнение в возможности установления прочного мира на Ближнем Востоке без справедливого решения палестинской проблемы с участием ООП. Такая позиция разделяется и рядом других западноевропейских стран. Вот почему они не проявляют особого энтузиазма к американской идее «разделения бремени» экономической помощи Израилю и Египту и уклоняются от безоговорочной поддержки ближневосточной политики США. Да и Вашингтон вместе с Тель-Авивом, навязав Садату «мирный договор», сознают, что мир между агрессором и жертвой агрессии не может быть надежным, равно как нельзя быть уверенным в стабильности самого садатовского режима. Не случайно американский журнал «Тайм» с тревогой констатировал, что с точки зрения неустойчивости больше всего сходства между садатовским Египтом и Ираном при шахском правлении[370]370
  Time, 15.I.1979.


[Закрыть].

Естественно, Вашингтон понимает, что в случае, если Садата постигнет участь шаха, сепаратный египетско-израильский договор и приложенные к нему различного рода секретные соглашения могут повиснуть в воздухе. Вот почему ещё до начала выполнения «мирного договора» Картер и Бегин подписали специальный «Меморандум о согласии между правительствами Соединенных Штатов и Израиля». Этот меморандум, в котором подтверждаются все прежние американские гарантии Израилю, имеет, по существу, форму военного соглашения. Вместе с тем он носит такой откровенный антиарабский и оскорбительный даже для садатовского режима характер, что премьер-министр Египта Халиль, а затем и Садат сочли необходимым, хотя бы для проформы, заявить официальные протесты Вашингтону[371]371
  См.: Международная жизнь, 1979, № 5, с. 94.


[Закрыть]. Однако администрация Картера фактически оставила без внимания эти протесты, которые прозвучали как глас заблудшего в песках Синайской пустыни. В Вашингтоне прекрасно понимали, что официальный Каир протестовал только для отвода глаз, ибо этот меморандум отвечает и тайным помыслам Садата – заручиться военным вмешательством США в случае, если судьба сепаратного «мирного договора», а следовательно, и режима Садата окажется под угрозой. Что же касается премьер-министра Бегина, то он лишь подтвердил, что Израиль никогда не выведет свои войска за границы, существовавшие до июньской войны 1967 года, не вернёт Иерусалим и не пойдёт на создание палестинского государства на Западном берегу Иордана и в секторе Газа. Для президента Картера, судя по всему, это заявление не явилось большой неожиданностью. Ведь он собственноручно добавил к американскому и израильскому экземплярам текста договора примечание о своём согласии, что выражение «Западный берег» означает для израильского правительства «Иудею и Самарию», под названием которых подразумеваются провинции Израиля[372]372
  The Egyptian-Israeli Peace Treaty, Annex-2, p.7.


[Закрыть].

Возможно, у премьер-министра Израиля М. Бегина было больше оснований, чем у его компаньонов по переговорам, чувствовать себя победителем. Ведь практически ему вместе с генералами М. Даяном и Э. Вейцманом удалось навязать крупнейшей арабской стране капитуляцию на условиях Тель-Авива. Недаром западная печать, комментируя итоги многочисленных встреч с Садатом М. Даяна и Э. Вейцмана, писала, что израильским генералам в роли дипломатов удалось добиться с помощью переговоров того, чего они не сумели в ходе всех предыдущих военных кампаний, когда они выступали в роли военачальников.

Однако Бегину всё же потребовались дополнительные американские гарантии, предусматривающие прямое вооружённое вмешательство США на Ближнем Востоке, ибо Тель-Авив сознаёт, что Садат не выражает волю подавляющего большинства арабских народов, включая египетский. Фарс с «референдумом» в поддержку сепаратного договора, который был инсценирован Садатом 19 апреля 1979 года в условиях жесточайшего полицейского террора и подавления любой оппозиции, естественно, не смог убедить мировое общественное мнение, в том числе и израильтян, в прочности режима Садата. Если же для спасения договора придётся приглашать в Израиль и Египет американские войска, то какова же подлинная цена такого «мира»? О какой «надёжной безопасности» и «подлинном суверенитете» этих стран можно говорить, если для их обеспечения Тель-Авив и Каир намереваются предложить американским войскам оккупировать страну и готовы разместить на своей территории базы НАТО?

Израиль и так считается «государством-гарнизоном», своеобразным рекордсменом по военным расходам на душу населения, страной с милитаризованной экономикой и политической структурой. Там самые высокие налоги в мире, самые большие темпы роста дороговизны и инфляции. Внешний долг Израиля в 1978 году, по данным «Бэнк оф Израэль», превысил 11 миллиардов долларов.

Причина тяжёлого экономического положения Израиля, говорилось в заявлении Политбюро ЦК Коммунистической партии Израиля, опубликованном в конце июля 1979 года, кроется в проводимой правительством Бегина политике: в агрессивной войне против Ливана и отказе Тель-Авива установить справедливый и прочный мир на Ближнем Востоке.

Правительство Бегина толкает страну к катастрофе. Израиль переживает в настоящее время самый острый кризис в своей истории, охвативший политическую, экономическую и социальную сферы[373]373
  См.: Газета «Правда», 1979, 27 июля.


[Закрыть].

Подписанный под эгидой США сепаратный египетско-израильский договор не является шагом в направлении установления прочного и справедливого мира на Ближнем Востоке, заявил Генеральный секретарь ЦК Коммунистической партии Израиля М. Вильнер, наоборот, это шаг против мира. «Стержень осуществляемого сговора, – подчеркнул М. Вильнер, – создание союза сионистской и арабской реакции вместе с американским империализмом, обращённого против независимых государств и национально-освободительных движений на Ближнем Востоке, в районе Персидского залива и в Африке»[374]374
  Международная жизнь, 1979, № 5, с. 95.


[Закрыть].

Израилю и Египту Вашингтон отвёл роль жандармов американского империализма в этом регионе. Но, как показала революция в Иране, такая роль вряд ли может устраивать народ какой-либо страны.

ГЛАВА VIII. ОТПОР ТРОЙСТВЕННОМУ ЗАГОВОРУ НЕОКОЛОНИАЛИЗМА

Бывают события с поистине символическими совпадениями. Они происходят словно специально для того, чтобы напомнить о тщетности попыток повернуть колесо истории вспять, остановить неодолимый поток освободительных революций.

Именно такое стечение событий произошло на пороге 80-х годов. Ожидавшаяся кульминация неоколониалистской сделки, которая должна была в декабре 1978 года получить «юридическое» оформление в виде сепаратного египетско-израильского договора, совпала с одним из самых ощутимых ударов по неоколониализму, который нанесла ему иранская революция.

Регион Ближнего и Среднего Востока всегда представлялся империализму как нечто единое целое под углом зрения обеспечения нефтяных интересов Запада и его военно-стратегических позиций. Именно поэтому, наверное, с момента возникновения ближневосточного конфликта в него постепенно оказались втянуты в той или иной степени не только почти все арабские страны, но и Иран. Неудивительно, что и революционные процессы в арабском мире и в Иране развивались в тесной взаимосвязи.

Революционные события в Иране в начале 50-х годов, когда империализму лишь с помощью грубой силы удалось водрузить шаха опять на трон, получили глубокий резонанс в арабском мире. Именно с Ирана начался тогда мощный подъём национально-освободительного движения на Ближнем и Среднем Востоке, которое империализм попытался задушить в зародыше.

Однако победа контрреволюции в Иране лишь на некоторое время отсрочила падение там монархии. За этот период арабское революционно-освободительное движение одерживало одну победу за другой, были нанесены ощутимые удары по нефтяному колониализму, ослаблены позиции неоколониализма в целом. И вот в тот самый момент, когда Вашингтону казалось, что после капитуляции Садата в Кэмп-Дэвиде империализму удастся остановить освободительное движение на Ближнем и Среднем Востоке, революционный процесс в этом регионе получил новый импульс с победой революции в Иране.

Еще в 1977 году президент Картер, обращаясь к шаху Мохаммеду Реза Пехлеви, восклицал: «Иран – это остров стабильности в одном из самых беспокойных районов мира. И в этом огромная заслуга Вашего Величества, Вашего умелого руководства. Ваш народ дарит Вам своё уважение, восхищение и любовь..,»[375]375
  Цитируется по: Новое время, 1980, № 3, с. 29.


[Закрыть]

Не прошло и года, как иранский народ убедительно показал, какие чувства на самом деле он питал к своему монарху и его покровителям. Вышедшие на улицы Тегерана, Исфахана, Тебриза, Мешхеда, Кума и других городов Ирана миллионные толпы людей разбивали на куски многочисленные бюсты и статуи шаха, сжигали его портреты. При этом раздавались не только возгласы: «Долой монархию!» Демонстранты с гневом выкрикивали также: «Американцы, убирайтесь вон!», «Долой империализм!», «Нет – сионизму!», «Позор Садату!», «Нет – агрессивным пактам!».

И эти лозунги очень скоро стали проводиться в жизнь. Шах не просто бежал из страны. Как и в начале 50-х годов, его выгнал иранский народ. Но теперь с монархией было покончено навсегда. Тысячи американских военных советников и специалистов покинули Иран. Американские базы в стране были ликвидированы. Новое правительство Ирана расторгло многие военные контракты с США и порвало отношения с Израилем. В здании так называемой израильской торговой миссии, выполнявшей функции посольства в Тегеране, открылось представительство Организации освобождения Палестины. Иран вышел из СЕНТО, после чего преемник Багдадского пакта окончательно распался. В знак протеста против капитулянтства Садата и его публичной поддержки Шаха Иран порвал дипломатические отношения с Египтом. Неравноправные договоры с империалистическими нефтяными монополиями были пересмотрены и расторгнуты.

В начале марта 1979 года из главного нефтяного порта страны – кораллового острова Хорг в Персидском заливе – отправился первый после победы антишахской революции танкер с нефтью. Она шла на экспорт уже без посредничества международного нефтяного консорциума, который по специальному соглашению 1978 года пользовался привилегированным правом в течение 20 лет приобретать на льготных условиях и продавать 90 процентов добываемой иранской нефти. Американский доллар был отвергнут как расчётная единица в торгово-нефтяных операциях. Один за другим в стране стали закрываться иностранные, в первую очередь американские, банки и компании. В ответ на предоставление в США временного убежища свергнутому шаху в Иране развернулась общенародная антиамериканская кампания.

Посольство США в Тегеране оказалось блокированным революционными студентами, объявившими американских дипломатов заложниками. Американо-иранский конфликт принял форму затяжного кризиса, который империализм снова, как и тридцать лет назад, попытался разрешить, по существу, теми же комбинированными методами старого и нового колониализма. И на этот раз – уже в рамках «доктрины Картера» – они опять включают и военный шантаж, и экономические санкции, и подготовку контрреволюционных заговоров против Ирана и арабских стран.

Не случайно буржуазная печать на Западе сравнивала иранскую революцию в историческом плане с национализацией Суэцкого канала, а в политическом аспекте говорила о ней, как о «возмездии за Кэмп-Дэвид».

Эхо иранской революции

До революции Иран в западной политической литературе называли «тылом арабо-израильского конфликта» и «витриной Запада» в мусульманском мире. Несмотря на то, что Иран – мусульманская страна, он был опорой Запада и Израиля, а не арабских государств, борющихся за ликвидацию последствий израильской агрессии и выкорчевывание остатков колониализма.

Лозунги, выдвинутые иранской революцией, убедительно свидетельствовали о том, что она развивалась под воздействием не только нерешённости острых внутренних социально-экономических проблем, но и неурегулированности ближневосточного конфликта.

Шахский Иран был основным поставщиком нефти для Израиля, который удовлетворял ею около 60 процентов своих потребностей[376]376
  См.: Азия и Африка сегодня, 1979, № 8, с. 19.


[Закрыть]. Она поставлялась Тель-Авиву даже в период, когда он развязывал против арабских стран агрессивные войны. Между Ираном и Израилем постоянно укреплялись и развивались военные, экономические и политические связи. В течение нескольких лет иранские войска участвовали в подавлении патриотического движения в Омане. Кроме того, Иран периодически нагнетал напряженность на границах то с Ираком, то с арабскими эмиратами Персидского залива, то с НДРЙ, то с Афганистаном. Он помогал правохристианским кругам в Ливане, а также активно содействовал сепаратному сговору Садата с Тель-Авивом. Тегеран под воздействием Вашингтона выступал в роли жандарма на Ближнем и Среднем Востоке.

Революция в Иране нанесла ощутимый удар по нефтяным, финансовым и прочим интересам империалистических монополий, значительно сузила сферу их деятельности на Ближнем и Среднем Востоке. Она ослабила также и военно-политические позиции неоколониализма в этом регионе, изменила общее соотношение сил не в пользу империализма. Иранская революция, можно сказать, стала грозным проявлением кризиса всей системы неоколониализма, как в свое время Суэц был кульминацией заката «классического» колониализма.

Вместе с тем события в Иране – это ещё одно убедительное доказательство дальнейшего углубления общего кризиса капитализма. Ведь на примере Ирана апологеты империализма пытались доказать возможность «омоложения» капитализма на нефтеносной почве развивающихся стран, «перспективность» альянса транснациональных корпораций (ТНК) с местными феодальными и правобуржуазными кругами. Поговаривали даже о «выгодности» подобного симбиоза для широких народных масс, которые, якобы, тоже приобщаются к «нефтяному процветанию».

С точки зрения перспектив укрепления позиций неоколониализма Иран представлялся империалистам почти идеальной страной, которая может быть источником драгоценного сырья, высоких прибылей, дешёвой рабочей силы и одновременно выгодным рынком для продажи оружия и других западных товаров. К тому же Иран рассматривался как хорошо оборудованный военный плацдарм, нацеленный против Советского Союза и соседних стран с прогрессивными режимами. Выставляя шахский Иран как привлекательную «витрину» неоколониализма, западная буржуазная печать сулила ему даже роль новой великой державы.

Однако рост производительных сил и резкое увеличение неправильно распределявшихся нефтяных доходов вместе с происходившими стремительными сдвигами в социально-экономической структуре Ирана неизбежно должны были вступить и вступили в острое противоречие с сохранявшейся крайне реакционной феодально-монархической надстройкой. Как и в других подобных случаях, это вызвало продолжительный политический кризис в Иране, который привёл к сравнительно быстрому свержению шахского режима.

Иранская революция, таким образом, вырвала одно из ключевых звеньев в системе нефтяного и военного неоколониализму на Ближнем и Среднем Востоке. Империалистические монополии использовали шахский Иран и некоторые нефтедобывающие арабские монархические государства для внесения раскола в Организацию стран – экспортеров нефти каждый раз, когда поднимался вопрос об использовании «нефтяного оружия» в интересах антиимпериалистической борьбы. Навязывая Ирану и другим нефтяным монархиям систему неоколониалистских соглашений об «участии», транснациональные корпорации пытались противопоставить ее политике национализации, которую проводили арабские нефтедобывающие страны с прогрессивными режимами.

Такая система устраивает ТНК и нефтедобывающие монархии, ибо представляет собой наиболее удобную форму дележа нефтяных доходов между ними. О темпах роста вывоза иранской нефти и доходов, полученных от этого иностранными компаниями, можно судить по таким сравнительным данным: с 1914 по 1950 год они вывезли из Ирана 324 миллиона тонн нефти[377]377
  См.: Новое время, 1980, № 2, с. 29.


[Закрыть]. После 1971 года из Ирана ежегодно вывозилось более 200 миллионов тонн, а всего в 70-х годах было экспортировано в США и другие страны Запада более 2 миллиардов тонн иранской нефти. Только американские нефтяные компании от продажи иранской нефти и выработанных из неё нефтепродуктов ежегодно получали сотни миллионов долларов прибыли. С учётом прибылей от продажи нефти другими иностранными компаниями доходы Ирана, превысившие в 1978 году 20 миллиардов долларов, составляли, очевидно, менее половины той суммы, которую он мог бы оприходовать в национальный бюджет. Но расходы на закупку американского вооружения и других товаров росли еще бо́льшими темпами, чем нефтяные доходы страны. В 1972 году было закуплено только американского оружия на 500 миллионов долларов, в 1973 году – на 2,2 миллиарда, в 1974 году – на 4,3 миллиарда долларов. Всего за период с 1970 по 1977 год шах заказал в США военной техники на 18 миллиардов долларов[378]378
  Nore P., Turner Т. (ed.). Oil and Class Struggle. London, 1980, p. 161.


[Закрыть]. На долю Ирана приходилось 40 процентов всего американского экспорта боевой техники[379]379
  См.: Газета «Правда», 1980, 28 января.


[Закрыть].

За этот же период доходы Ирана от резкого повышения цен на нефть составили более 100 миллиардов долларов. Но на этом повышении цен не меньше заработали и американские банки и компании. В секретном документе ЦРУ, ставшем достоянием печати, прямо говорится, что «самое большое в истории повышение цен на нефть» было осуществлено по инициативе шаха при поощрении Вашингтона. В то время как западная печать на все лады проклинала страны ОПЕК, Нельсон Рокфеллер в секретном послании шаху от имени «Чейз Манхэттен бэнк» и деловых кругов США благодарил его за «спасение Запада»[380]380
  См.: Известия, 1980, 8 января.


[Закрыть].

По подсчетам иранской прогрессивной печати, из 100 миллиардов долларов нефтяных доходов Ирана 38 миллиардов было израсходовано на закупки боевой техники, содержание армии и на строительство военных баз, а 26 миллиардов долларов потрачено на приобретение ценных бумаг в западных странах, предоставление займов Англии, на помощь Египту и другим реакционным режимам Ближнего и Среднего Востока. Из оставшихся около 35 миллиардов долларов большая часть была расхищена коррумпированными правителями и высшими чиновниками, помещена на частные счета в иностранных банках. Только в 1977 – 1978 годах частные лица ежегодно переводили за границу около 10 миллиардов долларов[381]381
  См.: Азия и Африка сегодня, 1979, № 8, с. 20.


[Закрыть]. Личное состояние шаха Ирана в США оценивалось в 3 миллиарда долларов, не считая его вкладов в западноевропейских банках. Впоследствии иранское правительство, потребовав суда над бывшим шахом, обвинило его в том, что он вместе со своим семейством присвоил народного добра на общую сумму 25 миллиардов долларов[382]382
  См.: Известия, 1980, 8 января.


[Закрыть].

На Западе уже притчей во языцех стали несметные богатства и темпы обогащения шаха и его окружения, а также некоторых нефтяных султанов и шейхов. При этом буржуазная печать особенно любит подчеркивать, что по абсолютным размерам их личные состояния далеко превосходят богатства, которыми владеют известные западные миллиардеры из олигархических кланов Рокфеллера, Меллона, Моргана, Ротшильда и других.

В самом деле, истинные размеры состояний нефтяных монархов не поддаются даже ориентировочной оценке, ибо держатся чаще всего в строгом секрете. В ряде нефтяных княжеств, например в Катаре, государственный бюджет фактически отождествляется с бюджетом правящих семейств, насчитывающих сотни отпрысков. К тому же эти огромные суммы находятся, по сути дела, в единовластном распоряжении семейных монархических кланов. С одной стороны, это – результат традиционно сохраняющихся там феодальных и даже иногда дофеодальных отношений. С другой стороны, эти доходы по способу их получения и использования всё более становятся капиталистическими.

На такой основе в нефтяных монархиях не только складываются частнокапиталистические отношения, но и насаждается государственный капитализм. Однако государственным сектором его можно назвать лишь условно. Он формируется не вследствие обычных процессов концентрации капитала, типичных для развитых капиталистических государств, а создается обуржуазивающимися феодально-монархическими режимами. В этих странах в сферу капиталистических отношений втягиваются не только монархи, но и торгово-посредническая, бюрократическая и военная буржуазия. Происходит своеобразный процесс становления «неклассического» капитализма, в котором империализм хотел найти в Иране, как и в других развивающихся странах, новую социальную опору[383]383
  См.: Мирский Г. Меняющийся облик «третьего мира». – Коммунист, 1976, № 2, с. 111.


[Закрыть]. Ставка при этом делается на насаждение в освободившихся странах как частнособственнического, так и государственного капитализма с феодальными или военно-диктаторскими надстройками.

Подобная гибридная феодально-капиталистическая структура была создана в Иране и до сих пор сохраняется в ряде нефтяных монархических государств. Такой тип отношений советский ученый Р. Н. Андреасян охарактеризовал как «своеобразный государственный феодально-монополистический капитализм», который тесно связан с государственно-монополистическим капиталом империалистических держав и местным частным капиталом[384]384
  См.: Андреасян Р. «Нефтяное процветание» и капиталистическая трансформация аравийских монархий. – Азия и Африка сегодня, 1979, № 1, с. 11.


[Закрыть].

Вместе с тем эти связи нельзя назвать равноправными. Феодально-нефтяные кланы, включающие также местную компрадорскую и бюрократическую буржуазию, хотя и являются акционерами империалистических транснациональных корпораций, находятся в подчиненном от них положении. И это происходит несмотря на то, что они имеют акции и недвижимость в западных странах на суммы, исчисляемые в миллиардах долларов. По оценке «Морган гаранта трест», общая сумма зарубежных вкладов нефтяных арабских монархических государств (Саудовской Аравии, Кувейта, ОАЭ и Катара) превысила к 1978 году 120 миллиардов долларов, которые при семипроцентной ставке приносят 8,5 миллиарда долларов дохода ежегодно. Эти миллиардные суммы используются не только для приобретения недвижимости за рубежом, но и в виде банковских авуаров, акций иностранных компаний, вкладов в инвестиционные фонды и международные банки. Подобным путем вместе с ТНК они осуществляют экономическую экспансию в развивающиеся страны для поощрения и укрепления там капиталистических отношений. В тех случаях, когда финансовые подачки не в состоянии остановить революционный процесс в той или иной стране, пускается в ход военная сила.

Таким образом, нефтяные монархии выступают не только в роли финансовых компаньонов, но и военно-политических союзников империализма, транснациональных корпораций. Вместе с тем они, как бы интегрировавшись в капиталистическую систему, остаются на ее «крайней периферии».

Их подчинённо-зависимое положение в капиталистической системе обусловливается прежде всего сохраняющимися там довольно прочными позициями ТНК, которые активно действуют даже после национализации добычи нефти. ТНК удерживают внутри освободившихся стран различного рода филиалы или смешанные компании с участием национального частного или государственного капитала, выполняют подрядные работы почти во всех сферах экономики. Именно такая практика способствует привязыванию этих стран к мировому капиталистическому хозяйству, усиливает их научно-техническую и технологическую зависимость от развитых капиталистических государств. В этом состоит еще одна специфическая особенность коллективных методов неоколониализма на Ближнем и Среднем Востоке, представляющая собой, по сути дела, замаскированную форму присвоения нефтяных и других богатств даже после их формальной «национализации»[385]385
  Механизм присвоения транснациональными компаниями большей части доходов от нефти поезде такой «национализации», ограничивающейся лишь скупкой 100 процентов акций иностранных нефтяных компаний в монархических государствах, раскрывается в книге Р. Н. Андреасяна и А. Д. Казюкова «ОПЕК в мире нефти». М., 1978.


[Закрыть].

Вместе с тем в нефтедобывающих и в других развивающихся странах, идущих по капиталистическому пути, имеются круги местной буржуазии, которые рассматривают иностранный капитал как своего прямого конкурента. Однако, как отмечает академик Е. М. Примаков, соперничество групп крупной и средней национальной буржуазии с иностранным капиталом все чаще дополняется сотрудничеством с ним. Некоторые сферы не только местной частнособственнической буржуазии, но и государственного сектора нефтедобывающих монархических государств доказывают свой «патриотизм» не столько борьбой против засилья иностранного капитала, сколько стремлением установить наиболее благоприятные условия сотрудничества с ним[386]386
  См.: Примаков Е.М. Некоторые проблемы развивающихся стран. – Коммунист, 1978, № 11, с. 84-85.


[Закрыть].

Как для иностранного, так и для местного частного капитала, тем более в лице военно-бюрократической буржуазии, государственный сектор часто выступает в роли наиболее надежного контрагента и гаранта их обогащения. Используя его как почти «бездонную кормушку», многие члены шахской семьи, генералы, крупные чиновники, различного рода маклеры и спекулянты заставляли работать государственный сектор в интересах ускоренного становления такой модели зависимого капиталистического развития, которое зиждилось бы на базе взаимовыгодного «партнерства» с неоколониализмом. При помощи государства феодальные нефтекраты и бюрократическая буржуазия пытаются насаждать капитализм. Вот почему госсектор нужен был шаху Ирана. Он сохраняется до сих пор и садатовским режимом в Египте, ибо используется не для укрепления экономической независимости страны, а в первую очередь для обогащения компрадорской и военно-бюрократической буржуазии.

Империалисты рассчитывают, что реакционные правители, феодальные круги, опирающиеся на местную компрадорскую и военно-бюрократическую буржуазию, став компаньонами и союзниками западных монополий, сумеют создать такие военно-полицейские государства, которые способны укрепить феодально-капиталистические отношения и защитить интересы неоколониализма в целом.

Однако широкие народные массы, различные слои трудового населения, и даже мелкая национальная буржуазия в странах, где сохраняются феодально-капиталистические отношения, приобщаются к «нефтяному процветанию» в рамках неоколониалистской системы в весьма ограниченной степени. Такое «процветание», как это имело место в Иране, лишь увеличило занятость населения и расширило ассортимент импортируемых в страну товаров, которые чаще всего были недоступны для подавляющего большинства населения Зато иранский народ подвергался фактически тройной эксплуатации – транснациональных корпораций, шахской камарильи и компрадорско-бюрократической буржуазии. Последняя, выступая в роли посредника между ТНК, феодально-буржуазными нефтекратами и государственным сектором, обогащалась не столько от торговли и других сфер мнимого «нефтяного процветания», сколько от подлинного процветания коррупции, системы взяток, поборов и различного рода спекуляций. В результате расширялась пропасть между богатством и бедностью. По данным Международного банка реконструкции и развития, более половины всех иранцев жили ниже порога бедности, около 30 процентов недоедали, и четверть всех новорожденных не доживали до одного года.

Рост недовольства народных масс относительным, а в ряде случаев и абсолютным обнищанием, а также ущемлением их национально-религиозных чувств, обогащение и коррупция правящей верхушки, разочарование патриотически настроенной интеллигенции и мелкой буржуазии, которые не имели элементарных демократических свобод и питали ненависть к откровенно деспотическим, военно-полицейским методам правления, – всё это способствовало накоплению горючего материала, способного взорвать прогнившую государственную систему и всю военнобюрократическую структуру. Именно такой взрыв и произошёл в Иране.

Шах, который имел, по свидетельству иностранной печати, «мощные вооружённые силы», оснащённые самым современным оружием, широко разветвлённую систему разведки, городскую полицию, жандармерию, отборную дворцовую гвардию и вдобавок огромный аппарат американских военных советников и специалистов, оказался бессильным противостоять напору революционных масс.

По приказу шаха расстреливались мирные демонстрации населения и жестоко подавлялись массовые патриотические выступления народа. Антимонархическая революция в Иране не вылилась в гражданскую войну только потому, что армия, в конце концов, присоединилась к восставшему народу. Однако это не была бескровная революция. В результате кровавых столкновений в Тегеране и других городах были убиты десятки тысяч человек и сотни тысяч получили ранения. Если же выступления 1977 – 1979 годов рассматривать как продолжение антимонархической революции начала 50-х годов, то за её победу отдали жизнь сотни тысяч сыновей и дочерей иранского народа, которые стали жертвами не только шахской охранки САВАК, но и американского ЦРУ.

Однако стремление народа к свободе не в состоянии оказались остановить не только штыки шахской армии и полиции, но и ещё более внушительные силы, которыми обладает современный неоколониализм.

В самый разгар иранского кризиса на страницах американской печати оживлённо обсуждались проблемы, связанные с выяснением причин и виновников катастрофы в Иране. Главный акцент при этом делался особенно на её возможные последствия для региональных и глобальных интересов США. Как бы подводя итог публичной дискуссии об «уроках Ирана», журнал «Нью рипаблик» писал, что в результате этого спора важно было выяснить не столько виновников кризиса, сколько его стратегические последствия. Излагая позиции различных «команд» по этой проблеме, журнал приводил слова Г. Киссинджера о том, что провал в Иране является частью «постепенного краха прозападных правительств»[387]387
  New Republic, 3.II.1979.


[Закрыть]. Но дело не только и не столько в субъективных причинах. В интервью английскому журналу «Экономист» Г. Киссинджер вынужден был признать, что дело не в каких-то «кознях» Советского Союза, не в «скованности» ЦРУ и не в нерешительности шаха, а в неправильных представлениях США о «возможных политических последствиях быстрого экономического роста» при сохранении архаичных государственных структур[388]388
  The Economist, 10.II.1979.


[Закрыть]. Вместе с тем журнал «Форчун» усматривал одну из причин иранского кризиса в том, что Вашингтон «слишком был поглощён дипломатией Кэмп-Дэвида»[389]389
  Fortune, 12.III.1979.


[Закрыть], советовал из «промахов» и «неудач» сделать необходимые выводы. Выработка правильного курса, по мнению журнала, должна начаться на основе нового сознания того, что «другие страны, в конечном счёте, не принадлежат нам, и поэтому мы не можем их проигрывать или выигрывать. Если есть какой-то урок, который американцы должны были извлечь из вьетнамской трагедии,– резюмировал журнал,– так это то, что мы не можем декретировать ход событий в древних странах, на которые их собственная история, культура и религия оказывают колоссальное влияние. Если политическая роль буддизма в Юго-Восточной Азии часто сбивала с толку, то роль ислама в Иране ещё больше поставила в тупик творцов американской политики»[390]390
  Ibidem.


[Закрыть].