Текст книги "Клон"

Автор книги: Леонид Могилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Перевал

Звездочет появился у нас неожиданно. У Старкова все было так. Для него продумано, для меня – как снег на голову. Звездочет-проводник. Из какой-то дыры его вытащил Славка для этого вот перевала, и потом он исчезнет. Как Иван. Как другие.

Мужик был чеченцем, по словам Старкова – инструктором по горному туризму. А до этого окончил Московский университет. Астрофизик. Как звать его на самом деле, мне знать было не велено.

Я надел свитер, одолженный Звездочетом. Подниматься сегодня нужно было высоко. Все было готово, но он медлил, поглядывая на небо. Он показал Старкову на облака, наплывающие из-за перевала.

– Почему стоим? – поинтересовался я.

– Эта ученая рожа говорит, что будет буран.

– А ты что думаешь?

– И я не пальцем делан. Обыкновенные облака. Пойдем, однако.

– Ну-ну, – прокомментировал Звездочет, – с годами люди становятся мудрее.

Шнур, ледоруб, карабины. Это мне все пока казалось игрушками. Нормальный мужик прошел бы перевал просто с хорошей палкой. Так я решил поначалу.

Звездочет еще долго бормотал что-то себе под нос, уже выйдя на тропу. Потом ушел далеко вперед, и мы нагнали его только возле перевала.

Крутая тропа вилась среди острых камней над пропастью. Скрытая местами снегом, она меня не привлекала. Звездочет по-прежнему шел впереди, медленно преодолевая крутой склон. Потом я, замыкал Старков. Наш лидер время от времени отклонялся от тропы, пробуя снег ледорубом. Он и проваливался, и падал. Знать, совсем непростой это был путь. Настолько непростой, что мы со Старковым забыли о прогнозе Звездочета, тем более что высоко над нами засияло солнце. Снег стал еще рыхлее, ноги едва передвигали. Но все же это было солнце. Прекрасное и какое-то домашнее. Тут-то его и накрыла огромная неопрятная туча.

Ветер, пришедший ниоткуда, оказался ужасен. Снег, обильный и мерзкий, кружился не переставая, не давая дышать. Он падал сверху и одновременно поднимался с ледника. Очертания гор растаяли, а ресницы покрылись снегом. Потом сплошная снежная маска покрыла лицо, и я закричал, но не услышал себя. А потом наткнулся на Звездочета.

– Цел, бродяга?

– А где Старков?

– А что ему сделается. Это ты с тропы сошел. Держись за меня. Пошли.

И мы пошли. Это длилось долго. Звездочет пристегнул меня на короткий шнур карабином к своему поясу. Я шел так бесконечно, что стал засыпать, и наконец упал на камни, расквасив свою романтическую рожу. Звездочет поднял меня пинками и просьбами. А потом… потом буран закончился так же, как начался. Сперва появилось солнце, потом прекратился снегопад, потом утих ветер. Я увидел сияющую физиономию Старкова. Мы были на перевале.

Спуск в долину показался мне спуском на луга счастливейшей охоты. Тропа, опасная и проклятая, вилась по солнечному склону. Слева блистали снежные громады и вершина над ними.

– Нам туда не надо. Не бойся, – пошутил Старков.

Старков дал мне бинокль. Я видел в него, как клубились лавины на склонах, постигал тайну рождения облаков. Они рождались и уплывали в голубое небо.

Мы пересекли каменистую осыпь, где, шурша, из-под ног уходили плоские слоистые сланцы. Тропа вышла на гребень.

Под нами лежала долина – как огромная тарелка, наполненная прозрачным воздухом. А вниз вел огромный каменный вал. Должно быть, сюда дошел когда-то ледник. Мы отсиделись с полчаса, поели сыра, выпили холодного чая из фляги Звездочета и пошли вниз.

Спуск занял весь остаток дня. Была река, разлившаяся и грозная. Звездочет прошел наверх, по руслу, и махнул нам. Там обнаружился хилый какой-то, смешной мост, но сначала по нему прошел Звездочет, потом Старков, и мне не оставалось ничего другого, как тоже перейти через реку. Мне было очень страшно.

Теперь до ледника оставалось километра четыре. Я решил было, что у меня уже глюки, так как увидел зайцев. Их было десятка полтора впереди, и они, как блохи, скакали между камней.

– Охотиться будем? – спросил Звездочет.

– Я против, – ответил Старков, – не надо стрелять. Душа не лежит.

– Не лежит, так не лежит, – пробурчал наш проводник. Надо было дать ему поохотиться. И я бы не прочь перекусить зайчатинкой. Обрыдла мне тушенка и кукурузная каша. Но на нет и суда нет. Страна непуганых зайцев.

…На этой стоянке мы провели более суток. Звездочет со Старковым тщательно и долго обсуждали тонкости и причуды дальнейшего пути. Я много спал, дважды разобрал и собрал автомат, смазал его. Отцы-командиры вначале пожелали отдать мне свое оружие для профилактики, но потом передумали.

– В чужие руки ствол не отдавай. Никому.

– Что мне теперь, всю жизнь с ним ходить?

– Этот оставишь в схроне, на границе. А жизнь тебе в руки другой даст.

– Какой еще другой?

– Все только начинается. Считай, что ты на военных сборах побывал. Ты кто?

– Лейтенант запаса.

– Пакет с приказом вскроешь в день «Ч», в час «X».

Перспектива блестящая.

Поздно вечером я отправился с котелком к ручью. В пятнадцати шагах полная темнота приняла меня в свое чрево. И ручья на своем месте я не обнаружил. Звездочет предупреждал об этом еще днем. Ручей ушел под землю, и его следовало искать метрах в пятидесяти выше. Весенние воды неверные.

Я шел наугад, разыскивая поляну. Костер внизу горел, как огонек на конце папиросы. И несмолкающий рев большой реки становился все слышнее. Ухо ловило и другие звуки – далекий обвал, вой ветра на той стороне реки, грохот камней, которые перекатывала река. Ручья совсем не было слышно, и я еле нашел его, светя себе фонариком. Набрал воды и попил немного из котелка. Я полюбил эту воду, эту землю, небо и ночь. И это было мгновенно и безнадежно. Я устал в пути, который должен был привести меня к женщине. Я пришел к ней и снова расстался. И теперь все дело передавалось в другие руки. Те, которые никогда, впрочем, и не отпускали нас.

…Огромные каменные конусы были все ближе и ближе. От одного берега до другого тянулись беспорядочно наваленные валуны и плиты.

Из ледяного грота у правого берега глухо вырывался поток воды. Взобраться между ледником и южным берегом долины было невозможно. Ущелье оказалось слишком узким. На крутом склоне клубилась пыль и раздавался грохот. Местами из-под гальки показывался лед. Черное зеркало это отражало утренний свет. И Звездочет полез на осыпь.

Он поднимался вверх по склону, усыпанному валунами. Осколки льда и галька летели вниз из-под его башмаков. Вторым пошел я…

Я не оглядывался. Я вообще не вертел головой, чтоб не ужаснуться и не полететь вниз. Мы шли на связке, и я с трудом представлял, как Старков со Звездочетом удержатся, если я упаду. И не хотел думать, что кто-то из них не совладает с этим подъемом.

Потом все кончилось. Мы пришли в лощину.

Озерцо, игрушечное какое-то, лежало у наших ног.

Мы были в каменном лабиринте. Скрылась из глаз долина, и вершины оказались не видны.

– Эти конусы называются морены. Ледниковое происхождение, брат, – сказал Старков.

– Больно они велики.

– Так было задумано, парень. Ну, отдыхай.

Потом началась настоящая работа.

Впереди было такое сочетание камней и льда, что даже Звездочет приходил в смятение. Он виду не подавал, но несомненно был в бешенстве. Он не любил тупую и спокойную стихию. Он уважал разум.

Мы работали ледорубами, сбрасывали и крошили лед и камни, пробивая себе подобие дороги, выписывали зигзаги и петли, но все же продвигались к северному берегу ледника. Теперь, при подъеме на конус, уже различался рыжий каменистый склон долины.

Еще километров пять подъемов и спусков, и мы оказались в пограничной полосе, между ледником и долиной.

Разбитые в щебень и отшлифованные камни лежали вдоль нашего пути насыпью. Слышалось журчание невидимых ручьев, плеск водопада, необъяснимый гул и ворчание.

Потом Звездочет привел нас к поляне, покрытой зеленой и сочной травой.

Я просто лежал на спине. Я не мог ничего делать.

Потом он забрал свое снаряжение и исчез. Будто его и не было.

– Достопримечательностей покамест больше не будет, – сказал Старков, и мы тронулись в путь.

Местность кругом была унылая до остервенения, ни дерева, ни кустика. Солнце безумное пекло, и не было ни облачка, чтобы передохнуть немного. Старков шел быстро, я потел немилосердно. Скоро пыль толстенным слоем легла на наши лица. Часа через три я стал задумываться о привале, но Старков, предвидя это, только ускорился.

– Шире шаг, счастливый любовник.

– Я извиняюсь, но это, скорей всего, ты.

– Там, в конце пути, то, что было истиной, станет мороком, а то, что морочило и вызывало ревность и непонимание, обернется истиной. Шагай, пацан.

В этот день мы прошли километров двадцать с двумя короткими привалами. Пить он не дал мне до второй остановки, и только ближе к вечеру кружка воды досталась из фляги. И, как ни странно, я ее не осилил.

– Выпьешь на тропе – весь день будешь сосать, а перетерпел – человеком останешься.

Часам к шести остановились на берегу речки. Я снял с плеч рюкзак, не снял – сбросил, и сел на траву. Скосил глаза на своего проводника и лидера. Тот, не передохнув вовсе, повесил на грудь автомат и отправился на осмотр окрестностей. То есть как сквозь землю провалился. Потом опять, как из-под камней этих, возник и молвил:

– Повыше поднимемся. Там укромнее.

Он выбрал площадку, совершенно плоскую, к которой можно было попасть, только ступив по колено в воду и пройдя так с десяток метров. Значит, не первый раз здесь бывал Славка.

Сверху нависала скала, углубление от многолетнего костровища, с растопкой готовой. В глубине схрона – вязанка дров.

– А не боишься, что хозяин очага пожалует?

– Он далеко. А другим чего здесь шататься?

Он спустился к реке, набрал воды, развел костерок. Когда вода закипела, высыпал кукурузную муку. Запахло сытостью.

– Вот главная пища вайнаха. Впрочем, мы ее немного испакостим. Он – вскрыл банку свиной тушенки и вывалил ее в желтое варево, попробовал, соли добавлять не стал.

Ели прямо из котелка. Немного помедлив, Старков обратился ко мне:

– Ну а спирт?

– Какой?

– Обыкновенный. Из фляги.

– А где она?

– В твоем мешке. Я сам ее туда положил.

– Я думал, там вода.

– Доставай, однако.

– Сколько тебе?

– Налей на два пальца.

Потом я прогулялся к речке, вымыл котелок и вернулся с водой.

Чай мы пили долго и часов в двенадцать легли на войлок, завернулись каждый в свое одеяло, прижавшись спинами друг к другу, и я мгновенно уснул.

Мне казалось, что спал я очень долго, тем не менее прошло, как оказалось, всего полтора часа. Старкова рядом не было. Я поднялся, размял затекшую ногу, выглянул из-за камня. Потом вернулся и сел.

Он появился минут через пятнадцать, удовлетворенно хмыкнул:

– Правильно. На войне лучше много не спать. Больше шансов дожить до победы. Прогуливался я. Чисто вроде. И светло. Я теперь посплю, а ты меня часа через полтора дернешь. Хорошо, солдат?

– Слушаюсь.

Следующий день был копией первого, только остановились мы перед каким-то перевалом, причем Старков даже карту достал и долго водил по ней пальцем. Я попробовал заглянуть, но он ее тут же спрятал.

– Секретная. Я слово давал и присягу.

Издевался надо мной.

Теперь мы спали в шалаше, на лугу.

– Здесь недавно скот был. Так что держи ухо востро. Костра жечь не будем. И пить не разрешаю. Сухпай.

Ночью действительно слышались голоса с перевала и мелькали огоньки. Мы спали по два часа, причем я позорно расслабился, за что был бит, несильно, но памятно.

– Еще раз уснешь, пеняй на себя.

На следующий день мы спустились с перевала. Ноги я все-таки стер, и Старков возился с ними с полчаса, мазал вонючей дрянью, привязывал листья.

Потом мы сидели на берегу горячего источника, под деревьями с широкими листьями.

– Что это за дерево, Старков?

– Много будешь знать, скоро состаришься. И так уже флористом местным стал. Иди купайся. Только не сварись.

Вода действительно была горячей. Я лег в нее и закрыл глаза.

– Долго нельзя, вредно. – Старков вывел меня из благоуханного состояния.

Но безмятежное и игрушечное время заканчивалось.

– Слушай. Сейчас мы зайдем в аул один. Дружественное по всем расчетам место, но будь готов. Доставай из рюкзака свой ствол, который попроще, проверь и сунь сзади, за пояс.

Я развернул ТТ, снял с предохранителя, стал засовывать за ремень.

– Погоди, – остановил меня командир, – а патрон?

– Что патрон?

– В патроннике? Ставь на предохранитель, вынимай обойму.

После чего сам, удостоверившись, что я смогу в случае нужды стрелять без помех и препятствий, уложил автомат в рюкзак, прикрыл одеждой сверху, сам засунул свой пистолет за пояс, встал, присел, подпрыгнул.

– Ну, пошли. Без приказа не стрелять. Отдам под трибунал.

– Ты меня к званию внеочередному представь!

– Посмотрим, каков ты в деле.

Аул

Это был настоящий аул, дикий. Так считали чеченцы, прижившиеся в городах, получившие должности, свое место в очереди в кассу, квартиры, отвыкшие от деревень своих, от работы, от капищ, от неба и солнца. А то солнце и небо, что видели они в городах, было не их небом и не их солнцем. И когда с гор спустились те, кто не должен был этого делать, города рухнули. В этом ауле же остались старики. И тех немного…

Бесур Мамсуров отломал прошлую войну и, как был, в орденах и ранениях, отправился вместе с остатками своего переселенного народа в Казахстан. Потом вернулся, утер пот и сопли и стал работать. Он был из тех вайнахов, что считали переселение справедливым делом, ибо нельзя восставать на русскую власть, тем более громить коммуникации у нее в тылу, когда немец прет на Баку, а сам Бесур топчет землю Восточной Пруссии.

Из ссылки он привез деньги, которые выручил за крепкий дом и хозяйство, жену и детей. Он мог остаться в городе и получить должность. Ему предлагали власть. Он поднялся в горы и стал жить в родовом ауле. Дети его не пошли на войну. Они закончили в Грозном институты и уехали в Россию. Три сына и дочь.

Мамсуров был в списке резерва для критических ситуаций. Если бы на него вышел человек из Москвы и назвал имя, а потом еще одно имя, Бесур должен был помочь.

Мы вошли в аул утром, открыто, спокойно, и направились к дому старика. На случай незваных гостей здесь существовала служба оповещения, и Старков был обнаружен гораздо раньше, чем он предполагал, и теперь мы находились на мушках трех автоматов. Два с фланга и один с тыла.

Через пятнадцать минут в ауле резали барана.

Жижиг-галнаш – это грубая еда. Для гостей делали шашлык и плов, пекли тонкие лепешки.

Бесур жил один. Жена умерла, внуков перед первой еще войной эвакуировали.

Бесуру помогли соседи и тактично оставили его наедине с русскими.

Я отдыхал. Славка уединился с Бесуром в другой комнате. Не нужно мне было знать всех военных секретов. Только что мы умылись в ручье, переоделись в чистое.

– Сейчас оттянемся. Жрать-то хочешь? – спросил Старков.

– Жрать не хочу.

– И я не хочу. А придется.

Интенсивное движение и здоровый образ жизни и лишний кусок в горло не лезет. По тому, что дым хилый лишь над тремя домами, было понятно, что жизнь здесь едва теплится, а значит, лишних кусков нет.

Сели за стол. Девка принесла водку «Санкт-Петербург». Я был потрясен.

– Откуда это?

– У нас все привозное. Свое только мясо, картошка, чеснок. Даже зелень возят из Осетии. Если чеченец богат, он ничего не выращивает вообще. Все покупает. А богатыми у нас тут все стали. Кроме бедных, – грустно пошутил старик. – Потом, не мужское это дело – копаться в огороде, но опять же – кто теперь мужчина. А водки завозили всякой и много. На спирту левом дворцы построены. Теперь не возят спирт. А водка, может, и паленая. Попробуй, скажи.

– Вы старший за столом. Пробуйте первым, – ответил я не очень удачно.

– А у нас по правилам давно не живут. Ты же журналист? Так сказал Вячеслав. Значит, рискуй.

Я отвинтил крышечку. Этикетки нормальные, дата пробита где нужно. Я налил себе стопку и выпил. Настоящая.

– Ну как?

– Можно.

– Тогда по второй. Сразу.

– За что пьем? – уточнил Старков.

– За успех нашего безнадежного дела.

Водки у старика было достаточно. Питерская бутылка попала случайно, а карачаевской оказалось с избытком.

Мы ели мясо, потом плов.

– Там все, что нужно. Барбарис, травки… Такого нигде больше не поешь. В городе сколько плов стоит?

– В ресторане?

– В столовой.

– Столовых не стало. Кафе. Булки с котлетой. Блинчики, окорочка куриные.

– И ты это говно ешь? – спросил меня Бесур участливо.

– А как же быть? Еще пельмени. Много разных.

– В пачках?

– В пакетах.

– Машина делает?

– Есть и руками.

– И сколько стоит?

– Рублей двадцать, тридцать.

– А хлеб?

– Пять рублей.

– А сколько получаешь?

– Когда как. Ну, тыщи три в среднем.

– Долларов?

– Рублей.

– Ты, парень, дурачок. Зачем же ты работаешь?

– А на что ж я буду покупать пельмени?

– А ты не покупай. Может, ты еще на выборы ходишь?

– Хожу.

– И за кого голосуешь?

– За кого придется.

– Ты мне, Славка, демократа привел?

– Ты демократ? – строго спросил Старков.

– Обижаешь.

– Жена есть?

– Есть.

– И где она?

– В Чечне.

– Где? – изумился дед.

– В Чечне.

– Она корреспондент? Елена Масюк?

– Нет. Она в Грозном жила.

– А теперь где?

– Теперь в надежном месте.

– Где это?

– Мы ее выкрали недавно.

– Где?

– В Брагунах.

– В яме сидела?

– В яме, – ответил я, не задумываясь.

– Что за люди. Что за времена. Ну пойдем, Славка. И друга своего зови. Дурачок он, правда. Это хуже, чем демократ. Но поправимей.

То, за чем пришел Старков, находилось в доме, в пристройке. Бесур бросил к ногам Старкова моток шнура – выбирай.

Ледорубы, крючья, карабины, ботинки альпинистские, рюкзаки, бульонные кубики, сушеное мясо, сухой спирт, примус, керосин. Бесур весь список необходимых для работы в горах вещей держал в голове и мысленно ставил галочки. Обувь мы подбирали трепетно.

– Ты меня, Славка, на какое восхождение готовишь? – спросил я, запечалившись.

– Больших гор не будет. Будет много мелких. То взлет, то посадка. А потом большой взлет. И хачапури в Тбилиси. Хочешь в Тбилиси?

– А другого пути в Россию нет?

– Другой нам заказан. Опоздал я. Темп потерял. А так хорошо начал. Но отдохнем. Здоровья наберемся.

Мы провели в доме этом ночь, еще один день и еще полночи. Потом вышли. Пистолеты оставили у старика. Лишний вес и в горах бесполезный. Автомат и нож надежней… Старкову лучше знать.

Мы отошли от аула на северо-восток совсем немного и остановились.

– Всякая большая работа начинается с перекура.

То, что принес и забрал с собой Звездочет, было предметами первой необходимости. Теперь мы получили настоящее снаряжение. Старков лично перебрал сначала свой рюкзак, потом потребовал от меня сделать то же самое, так, чтобы все лежало как влитое, не кололо, не давило, не брякало. Спички в герметичной баночке, залитые стеарином. Старый советский способ. Радиоприемник, залитый внутри эпоксидкой. Чемоданчик с пультиком, по которому он вел скромные беседы с Большой землей. Эти комплектующие он мне не доверил. Нес сам.

Шли своим чередом беседы. Непринужденный диалог.

– Ты когда-нибудь в Тбилиси был?

– Один раз.

– В командировке?

– Нет. Просто так. Приспичило, и полетел. На самолете.

– Ну и как?

– Понравилось.

– К бабе какой-нибудь летал?

– Нет. Лепешек поел, солянку, шашлык. Вина хлебнул и домой привез сумку.

– Какого?

– «Цинандали», «Кахети».

– Хорошее вино?

– Естественно.

– Я тебя другим напою. Ты и не слышал о таком. Ты город помнишь?

– Смутно. Платаны, хачапури, Нарикала.

– А жил где?

– На вокзале.

– Смелый человек.

– Не смелей тебя.

– Так вот. Нам осталось всего-то ничего. Перевал пройти. Человека одного встретить и взять с собой. А там мы в Грузии. А чтобы его пройти, ты должен стать моей тенью.

– Я только этим и занимаюсь. А что ты Ивана с собой не взял?

– Так он же на службе, – простодушно ответил командир.

– Значит, тенью.

– Ты еще не тень. Подтенок. Слушай и запоминай. Спорт призван воспитывать сильных, смелых и закаленных. В горах возможны не только травмы, но и гибель альпинистов.

– От пуль боевиков?

– От собственного разгильдяйства и лени. А также от незнания правил безопасности. От незнания техники продвижения и страховки. А страховка – это последнее звено. Ведь так, журналюга?

– Еще чем она важна?

– Вопрос интересный. Кроме непосредственного назначения, страховка чрезвычайно важна как спасательное средство: она рождает ответственность за жизнь товарищей по связке. Ты отчасти это уже знаешь. Времени у нас нет, поэтому я буду все тебе рассказывать и показывать по ходу дела. Несколько правил. Когда склон некрутой, связываться не будем. При связке, когда ты покатишься вниз, тормози клювом ледоруба. Это снизит скорость падения и поможет мне.

– А если ты?

– Тогда ты меня держишь, а я торможу. Ледоруб не роскошь и не средство для баловства. Не руби им грязный лед и не используй как тросточку. Штычок затупится и потом не поможет.

– А ты рыбу зимой ловил?

– Нет.

– Вот бы я тебя поучил, как с буром обращаться.

– Будет время – научишь. Слушай дальше. Самое страшное для тебя – падать головой вниз. Нужно пытаться как можно скорее повернуться ногами вниз и «зарубиться». Занятий провести не можем, надеемся на твой инстинкт. Дальше. По склону будем подниматься так, что ты можешь оказаться надо мной. Сразу уходи в сторону. По склону нужно идти наискось. Особенно опасен срыв нижнего. Я тебя не вижу, и ты меня тянешь. Кричи.

– Что кричать?

– «Падаю!»

– Может, лучше ты один?

– Уже поздно, брат. Когда тебе захочется подойти ко мне поближе, а тебе этого скоро захочется, не делай этого, не сворачивай веревки кольцами. Дистанция – пятнадцать-двадцать метров. Очень опасно падать по снежному склону. Тут ледоруб тебе плохой помощник. Видишь вот это?

– Лопатка какая-то.

– Это лавинная лопатка. Втыкаешь ее рядом с древком. Впрочем… если успеешь. Дальше. Ледоруб втыкаешь в направлении клювом к склону. Где у него клюв?

– Вот.

– Неправильно. Наоборот. Вот это крюк. Как его забивать, покажу на маршруте. Но запомни главное. Чтобы получить на отвесе надежную страховку, необходимо забить два крюка, один над другим. На верхний навесить два карабина, на нижний один. Но, может быть, нам почти без карабинов удастся пройти. По обстоятельствам. И еще. Соскользнуть метров на десять-двадцать не страшно. Главное – не пугаться и не терять головы. А теперь смотри, как вяжутся страховочные узлы.

Я смотрел.

Потом Старков слушал эфир и говорил с кем-то.

В четыре утра мы вышли на маршрут.

– Молись на погоду, журналюга. Не будет погоды, не будет хачапури в Тбилиси.

– Нет. Мне местные лепешки уже в горле стоят.

– Глупый ты. Ну да ладно. Вскрытие покажет.

Я немного понимал в камнях, геологии и горах вообще. В походах был и по путевкам. Только Старкову этого не рассказывал. Так лучше обоим.

В общем, начались сильно разрушенные скалы. И время от времени камни катились на нас.

– Это чего они падают?

– Это время таяния снегов и схода лавин. Круговорот камней в природе. Не обращай большого внимания.

В первый день мы, в принципе, никуда и не ушли. Старков уходил вперед, обрабатывал участок, вбивал крючья, вешал шнур, подтягивал меня. Где-то к пяти часам вечера он выбрал навес и поставил палатку. Ставил мастерски. Я забрался внутрь, сил не хватило даже на помощь ему по хозяйству. Он на примусе приготовил чай, нарезал крупно мясо, разорвал пополам лаваш.

…В четыре утра Старков разбудил меня и пинками заставил покинуть спальник. Все началось сначала. А через два дня мне стало легче. Я втянулся и стал различать декорации, сцену, режиссера.

Появился лед. По этому маршруту никто не ходил лет десять. С тех пор как началась эта карусель. Местным эта тропа ни к чему. Альпинистам недосуг. Бандитам не ко времени.

На четвертый день случилась гроза.

– На нас идет грозовой фронт. Стопаримся и все металлическое подвешиваем подальше.

– Что это шипит, Старков?

– Это скалы шипят. Здесь потенциал электрический неслабый. Ты внимания не обращай. Это даже полезно. Омолаживает.

Мы забрались в палатку и стали наблюдать сполохи молний через ткань. Мне было действительно страшно. Тем более что полка, на которой мы топтались, застрахованные веревками, не позволяла толком поставить палатку. Прежде чем это удалось, прошла вечность. Снежная крупа, обильно сыпавшая все это время, привела меня в полное отчаяние. Старков выгонял меня каждые полчаса наружу, и мы сбрасывали снег вниз. Иначе он мог выдавить нас с полки. Гроза прошла, когда окончательно стемнело.

Старков наконец-то дал мне выспаться. Мы вышли на маршрут часов около девяти, и идти теперь оказалось намного легче, несмотря на выпавший снег.

Я уже умел забивать крючья. Мы вышли к очень узкой наклонной полке, уходящей, как в бесконечность, вправо, и начали передвигаться по ней. Полка длинная, местами покрыта льдом, кое-где исчезает, а вверх уходят отвесные скалы.

Наконец вышли на сравнительно ровное место. Отдохнули немного, подогрели воды на примусе. Скудный ручей нашел себе путь здесь. Теперь можно было не топить воду изо льда. Небо прояснилось, и до темноты мы оборудовали отличный ночлег. Место безопасное, сверху закрыто скалами. Поднял меня Славка уже в половине третьего. По его расчетам, нам нужно за день было добраться до следующего места.

Все утро шли вверх. Стена как бы удалялась от рук и ног. Скалы гладкие, и рюкзак просто ненавистен. Выбросить хотя бы оружие.

– Здесь нельзя быть друг под другом. Именно тот случай. Делай как я, в противоходе.

И я делаю.

На шестой день мы были наверху.

Мы находились на том, что можно было бы назвать вершиной, очевидно, она называлась как-то, не просто высота с карты-километровки. Внизу зеленел лес.

– Есть там какой-нибудь аул? – спросил я.

– Никакого аула внизу нет. Ты чувствуешь себя человеком?

– Некоторым косвенным образом.

– Вот когда спустимся, почувствуешь. Там река, там костер разведем. Там выспимся.

Ясным солнечным утром следующего дня мы сушили свои вещи. Я осмотрел свое несколько окрепшее тело. Старков был тщедушен лишь с виду. Только что он протащил дилетанта через маршрут, по которому не всякая двойка пройдет, и ничего ровным счетом не случилось.

Он протащил меня через войну, со всеми ее атрибутами – изменой, смертями, трофеями, и ровным счетом ничего не изменилось. Теперь он лежал на пузе и загорал.

Здесь, в двух днях пути, между двумя хребтами, идущими на восток, лежал узкий ледник, из которого вырывалась река. Срываясь с высоты, она оставляла в воздухе облако брызг. Издали казалось, что дымится ледник. Лес находился от него совсем рядом. Наверное, кучевые облака зарождались здесь. Природа постаралась спрятать это место подальше от людей. И мне не хотелось назад, к людям.

Совершив короткий обход окрестностей, я вернулся к Старкову.

– Что видел? Где был? Докладывай.

– Так. Слонялся.

– А коли так, проводи полную разборку автомата и смазку. Времени тридцать минут. Время пошло.

Я не уложился в норматив и получил наряд по кухне вне очереди.

 
Очнулся от сна,
Слушаю шелест дождя.
Яркая лампа,
Тает ночь, уходя.
Возле окна
Осенние листья лежат —
Ночью, наверно,
Кружился, шумел листопад.
Забыл, как вернулся, —
Был охмелевший такой:
Спальню свою
За гостиничный принял покой…
 

Старков зааплодировал:

– Китайцы?

– Гао Ци.

– И время года иное и обстоятельства, а ощущение праздника осталось.

– Какой же это праздник?

– Большая страна. Несчастный поэт-пьяница. Отлаженный быт. Гостиница. Дом. Молодец, журналюга. Не совсем бросовый ты человек. А теперь давай сосредоточиваться. Осталось всего ничего. Но всякое большое дело гибнет из-за пустяка.

Он вынул карту.

– Здесь наши погранцы. Здесь кирбабаи. Нам вот сюда.

– И что? Там никого?

– Никого. Сюда можно попасть только по нашему маршруту. И потому путь свободен. Чужие здесь не ходят. К вечеру будет еще одна ночевка, а потом освобождаемся от снаряжения, карты, компаса. Станцию связи прячем. Может еще понадобиться и денег стоит. Будто бы мы местные, вышли погулять.

– С оружием?

– А здесь у всех оружие. Это не криминал. Есть вероятность встречи с той или другой стороной, начиная с завтрашнего утра. А потом и оружие заховаем.

– И ты что, будешь стрелять по нашим?

– И ты будешь. Если прикажу. Ставки сделаны, и они велики. А с нами ведь разбираться не будут. Так что не сомневайся. Но, пожалуйста, малой кровью.

А может, он шутил…

Конфиденциально. Из протокола заседания коллегии Минобороны

Обстановка в Чечне по-прежнему характеризуется как крайне неопределенная.

В горно-лесистой местности боевики несут ощутимые потери во время боестолкновений с российским спецназом, и его действия характеризуются как достаточно эффективные.

На равнинной же части и в крупных городах минно-засадные действия боевиков наносят нам ощутимый урон. Среднесуточные потери выросли в полтора-два раза, но они в три раза ниже потерь боевиков.

На штабном совещании у Масхадова, прошедшем на прошлой неделе, поставлена задача организации стабильных транспортных коридоров из Азербайджана и Грузии. Их состояние на сегодняшний день признано крайне неудовлетворительным. Там же отмечено, что эффективно работает ингушская сторона. В республике удалось развернуть даже органы управления и связи. Если раньше украинских наемников транспортировали по маршруту Одесса – Поти – перевалы – Чечня, то теперь иначе: Одесса – Донецк– Ростов – Ингушетия. Там после распределения по подразделениям и слаживания группы через Бамутский лес переправляются в Чечню.

Общее число боевиков, считая находящихся на лечении, составляет пять тысяч пятьсот человек, что достаточно для эффективного ведения партизанской войны, но дефицит вооружения значителен.

Во второй половине июня следует ожидать появления выпускников минно-взрывных курсов, что резко обострит ситуацию.

Недавний разгром инфраструктуры и коммуникаций боевиков на чечено-дагестанской границе позволил сорвать прорыв крупных караванов с оружием из Дагестана.

На грузино-чеченской границе российские войска и пограничники фактически перекрыли все тропы, превратив зону в сплошной укрепрайон с тремя уровнями минирования.

Из доклада руководства ФСБ на заседании Совета безопасности РФ

Все успехи Вооруженных Сил могут быть сведены к нулю в результате возобновившихся контактов Масхадова с рядом лиц, близких к Кремлю. Возможно новое «замирение» при условии устранения самых одиозных полевых командиров. Самому Масхадову даны гарантии безопасности с выездом его с семьей за рубеж.

Срочно. Конфиденциально. Из доклада Межина в центр

По имеющимся данным, Старков движется по предполагаемому маршруту, что подтверждается информацией источников и данными авиаразведки. На нескольких фотографиях последнего периода различается группа из двух человек, и по некоторым характерным признакам один из них может быть Старковым. Вместе с тем, судя по всему, у него имеются сообщники как среди военнослужащих, так и среди гражданского населения.

При повторном выходе Старкова на связь удалось определить примерный район его пребывания. Вдоль предполагаемого маршрута следования Старкова проверены все возможные и известные ранее места содержания заложников. Освобождены пять военнослужащих и четверо гражданских лиц. Исы Бараева среди них не обнаружено. Более того, по фотографиям и описанию внешности и привычек среди бывших пленных, конвоиров и местных жителей нет ни намека на его местопребывание.

…Группу, снявшую с маршрута «Ису Бараева» и переправившую его в бункер возле озера Галан Чож, по приказу Дудаева взорвали вместе с вертолетом при возвращении на базу. Теперь место пребывания нелегала ФСБ, видевшего в лицо одного из главных предателей страны, знал только генерал. Как об этом дозналась Алла, одному аллаху известно. Старков склеил «производственную картинку» из обрывков фраз, оговорок, дуновения воздуха, предположений. И более того – он знал местоположение бункера. Это был один из запасных командных пунктов Дудаева. Сейчас он был законсервирован. Только «Иса» и охрана из двух человек.