Текст книги "Выход на бис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

– Самое глупое, – Чудо-юдо посмотрел на Хавронью скорее с жалостью, чем с неприязнью, – это считать, что ты изобрела некий шифр, не поддающийся расшифровке. Да, «койотам», конечно, или французам твои задумки могут быть не по зубам. Марселе все это вообще по фигу, ей просто мужик нужен. Умберто вас просто угробил бы от души, чтобы все разом похоронить. Но он сейчас серьезно завяз и немного выбился из ритма. Иначе бы и для «джикеев» ничего не светило. Успел бы раньше всех, тем более что у него задача элементарная – шлепнуть вас по-быстрому и уйти. У «джикеев» сейчас появился новый суперкомпьютер с колоссальным быстродействием. Ему все твои кодировки, Елена, семечки, если не сказать грубее. Они за двадцать минут достали бы Димкины коды из твоей памяти, а еще через пару часов вынули бы все, что им надо, из его башки. После этого вас, как отработанный материал, можно было утилизировать без всякого сожаления. Понятно? Если бы Димочка не перестрелял их, как цыплят, на Роса-Негро, то от вас бы к утру и порошинки не осталось.

– Значит, ты принимал информацию с моей схемы? – спросил я, хотя и так знал, что по другим каналам Чудо-юдо не сумел бы узнать обо всем так быстро.

– Почему же ты на меня с помощью РНС не воздействовал? Тогда бы мы на Гран-Кальмаро спокойно поехали сдаваться Кубику. И не было бы всей этой возни с самолетами и вертолетами.

– Пробовал. А команды не проходят, – сказал Чудо-юдо. – Возможно, из-за Сорокина. Когда он, сукин сын, заставил тебя выпрыгнуть и Ленку утащить, то мог в приемном блоке какую-то гадость посадить. Возможно, некую вирусоподобную программу. То есть команда схемой принимается, но в мозг не поступает. Наверно, есть возможность от нее избавиться, но дистанционно это мне не удалось.

– Но тогда, наверно, Сарториус мог бы мне команды подавать. Он-то уж наверняка знал, что там мне подсадил.

– Ты посмотри вот на эту рожицу, – Чудо-юдо ткнул пальцем в Ленку, – и догадайся с трех раз, отчего она глазки опустила. Должно быть, там и ее программка сидит.

– Сидит, – сказала Ленка. – Она начисто исключает возможность дистанционного управления. Только я ее инсталлировала немного не так, как следовало, и программа пропустила тот блок команд, который пришел от Сарториуса, по поводу прыжка. Она их восприняла как дополняющие файлы. Команда на прыжок прошла, а кодирующая программа как бы соединилась с моей. Так что никто теперь Димочкой в одиночку управлять не сможет. Разве мы с Сергеем Николаевичем объединимся…

– Короче, – проворчал я, – наворотили у меня в башке черт-те чего и сами разобраться не можете. Вместо этого «маячок» надо было срочно заглушить. А то сейчас и сюда кто-нибудь проберется. Налетят, как мухи на дерьмо. Тут, между прочим. Ближний Восток. Палестинцы, афганцы, курды, «Моссад»…

– Правильно мыслишь, – одобрил Чудо-юдо с некоторой иронией, – только извини, с «маячком» ничего поделать нельзя. Разве если схему изъять. А это намного сложнее, чем ее поставить. Это ведь не печатная плата какая-нибудь. Там молекулярные связи с твоим серым веществом образовались, это уже не клеточный уровень, а гораздо глубже. То, что ты на томограмме видел, можно сравнить с изображением города Москвы, сфотографированного обычной репортерской камерой из космоса. Причем даже не с борта станции «Мир», а с «Аполлона», вышедшего на окололунную орбиту. А для того чтобы можно было схему как следует разглядеть и понять, что она теперь собой представляет, нужна электронная микроскопия.

– Не понял, – пробормотал я. – Что значит – теперь? Она что, изменяется как-то?

– Вот именно. Во-первых, эту схему тебе поставил Сарториус. Он первый рискнул, добился успеха, но деталей операции нам не сообщил. Мы даже не можем достаточно точно определить химический состав коллоидного раствора, который был тебе введен. Соответственно не очень точно знаем все нюансы взаимодействия этой «капельки» со средой, а там происходят какие-то процессы

– это несомненно. Даже если самого Сарториуса спросить, он наверняка не знает. Во-вторых, сделал он это уже тринадцать лет назад. Не знаю, были у него еще какие-то спецсубъекты, но сейчас твоя схема самая старая на земле. Условно говоря, она уже «вросла» в твой мозг, никаких явлений, указывающих на ее отторжение, нет. По крайней мере, нам так кажется.

– Значит, вы еще и свойств ее толком не знаете? – зло пробормотал я.

– В общих чертах знаем, – успокоил отец. – Принципиально мы знаем, какой химический состав должен иметь коллоидный раствор, понимаем кинетику реакций. Нам известно, в какой участок мозга он должен быть введен и по каким основным направлениям формируются связи полужидкого кристалла. Откуда идет перенос ионов, обеспечивающий энергетику, тоже знаем. Даже разность потенциалов на внутриклеточных мембранах. То есть знаем все, что дает возможность практически работать с этой микросхемой. Но если о тех схемах, которые мы сами поставили известным тебе девицам Зейнаб и Винь, наши знания приближаются к ста процентам, то о ваших с Танечкой – только к шестидесяти. Даже сверхмикроскопические примеси или присадки могут на каком-то этапе дать существенную разницу и в характеристиках схем, и в их возможностях.

– Значит, я теперь буду вечной мишенью? – Это у меня прорвалось уже совсем безоглядно.

– С какой стати? – сказал Чудо-юдо. – У нас здесь, в подвалах у «нефтяного шейха», есть кое-какое оборудование. Очистим твою память от всего лишнего, и никому из гнусных супостатов ты больше не будешь нужен. Сначала, конечно, разберемся в том, что там твоя супружница накодировала, а потом спишем все на искусственный носитель и перекинем в Москву по спутниковой связи. Это все уже не проблемы…

– Но есть другие? – спросили мы с Хрюшкой почти одновременно.

– Есть, – мрачно ответил Чудо-юдо. И наше настроение, которое стало немного улучшаться, опять упало.

– И какие? – осмелился спросить я минуту спустя.

– Все те же, – сердито мотнул головой отец в сторону Хрюшки. – Ее французское гражданство, будь оно неладно! У меня и так на внутрироссийском уровне начиная с апреля этого года одни неприятности, а эта… Шевалье еще добавила. В общем, придется мне тебя, дорогая невестка разведенная, отдавать французам. Не бесплатно, но придется. Нет другого выхода.

– Но… – Это вырвалось у нас обоих, однако Чудо-юдо громко хлопнул огромной ладонью по столу, так, что задребезжала посуда.

– Никаких «но»! – рявкнул он. – Решение принято. У вас только одно право

– подчиняться. Уже достаточно самодеятельности насмотрелся!

Он выдернул из-под пиджака рацию, нажал кнопку, бросил пару слов по-арабски. Мы еще не успели ничего сообразить, как в комнату разом вломились четыре детины в темных очках, крепко сцапавших нас с Ленкой за локти.

– Не дрыгайтесь, – предупредил Чудо-юдо строгим тоном. – Ничего

особенного с вами не случится. Если бы я не знал вашего дурного характера, мог бы и без силовых приемов обойтись. Но у нас и так много времени на разговоры ушло.

Шприц-тюбик в плечо – это было так знакомо… Я сперва как бы «поплыл», угодив без всякого физического удара в состояние грогги, а потом резко провалился в темноту.

Обмен и обман

Я абсолютно потерял чувство времени. Потому что забытье было настолько глубоким, что его вполне можно было считать «временной смертью». Никаких снов, видений, «компота» из картинок и ощущений не было. Несколько часов я вообще не существовал, но когда меня пробкой выбросило в жизнь, то показалось, будто с момента укола прошло не больше минуты.

Пробуждение было действительно очень быстрым. Тьма, со всех сторон окружавшая меня, стала красноватой. Это был свет ламп, пробивавшийся сквозь мои закрытые веки. Я сразу же обрел слух и услышал знакомый голос Чудо-юда:

– Все нормально, сейчас глаза откроет.

Я открыл. Первое ощущение – будто попал обратно в клинику «Сан-Николас» на Гран-Кальмаро. Больничная койка, датчики на теле, гудение приборов. Запах чего-то лекарственного, светло-голубые стены из плиток. Только в отличие от тогдашнего я сразу почуял, что могу командовать своими руками, ногами и всем прочим, что должно подчиняться хозяину тела.

– Ну, как самочувствие, Димуля? Все в порядке? – Кроме Чудо-юда, в палате

– этому помещению такое название вполне подходило – находились еще двое, мужчина и женщина, явно мне незнакомые, в белых халатах.

Самочувствие совсем хреновым назвать было нельзя, но и бодрым тоже. Нечто среднее между сильным недосыпом и легким отходняком с небольшого бодуна. Голова тяжеловатая, но не болит, руки поламывает, но не трясет.

– Ничего, вроде пока не помер, – отозвался я.

– Не скромничай, – весело сказал Чудо-юдо, – объективные показатели у тебя приличные, просто я тебе чуть-чуть больше кубиков вкатил. Это не смертельно. Наоборот, должен чувствовать, что в голове полегчало. Прямо скажем, не пожалела тебя супруга, когда через ГВЭП с переходником информацию перекачивала. Если бы это случайно разархивировалось…

– Сдох бы на месте? – поинтересовался я.

– Вполне мог бы, – без особого юмора в голосе подтвердил отец. – Хотя вернее всего свихнулся бы. Произошло бы спонтанное микширование памяти, формирование композитного «я» со всеми печальными последствиями. Вроде того случая, когда Брайт нахалтурил и вы с Брауном одновременно сидели в одной черепушке, а периферическая нервная система не знала, чьи команды выполнять. Но здесь, наверно, еще хуже получилось бы. Все, что хочешь, вплоть до паралича дыхания. Точно предсказать не берусь. Но теперь тебе это не угрожает. Все полезное, но тебе лично ненужное, переписали, все лишнее стерли, все необходимое для тебя оставили. Ну-ка, ребята, снимайте с него датчики. Пусть разомнется.

– Интересно, – спросил я, – а те товарищи, которые за мной охотились, они что, от тебя по факсу циркуляры получат? Мол, граждане бандиты, прохиндеи и р-революционеры, в мозгах у Баринова Дмитрия Сергеевича отныне полная пустота и ветер гуляет, а потому, будьте любезны, не тратьте зря драгоценное время на его отлов! Так, что ли?

– Это тебя очень беспокоит? – усмехнулся Чудо-юдо. – Не переживай. Нам еще одно занятное дело придется обсудить.

– Насчет Ленки?

– Попозже узнаешь…

Мне стало ясно, что мужчина и женщина, которые в это время отцепляли от меня датчики, не имеют допуска к той теме, о которой должен был пойти разговор. Они скромно помалкивали и безмолвно удалились, едва я обрел относительную свободу.

Я уселся на койке по-турецки, почти как Леонов в роли Доцента из «Джентльменов удачи». Сергей Сергеевич занял место в поворотном кресле офисного стиля.

– Как ты думаешь, паренек, что было самое интересное в том материале, который мы у тебя из памяти вынули? – спросил он.

– Не знаю, – произнес я неуверенно, – это уж у кого какой интерес, извиняюсь. Одним, наверно, интересно насчет фонда О'Брайенов, другим – технология «Зомби-7», а третьим – про то, как я с Марселой и се секретаршей трахался.

– А вот меня, представь себе, ни то, ни другое, ни даже третье особо не заинтересовало, – нахмурился Чудо-юдо. – Меня заинтересовало то, что у тебя в голове обнаружилась память Атвуда. То есть того парня, которого Сорокин в 1994 году ликвидировал. Во-первых, откуда она взялась? А во-вторых, почему ты, сукин сын, ничего о ней мне не сказал? Она ведь была полностью разархивирована. Ты двенадцать снов увидел, целый сериал с эпилогом. И сейчас все помнишь, мы в твоей башке оставили, хотя копию сняли и поместили для страховки на искусственный носитель.

– Ну ты и спрашиваешь! – произнес я озадаченно. – Откуда я знаю, что и почему в моей башке появляется? Такая она, вся из себя загадочная. Наверно, Сорокин перекачал как-то, вместе с теми командами, которые меня заставили из самолета прыгать. В архивированном виде. А отчего они, эти сны, распаковались, я примерно догадываюсь. От слова «Тина». Там, в клинике «Сан-Николас», работала медсестра Кристина Эннабел Мэлтворд, она же в девичестве Тина Уильяме. Если ты «сериал» поглядел, то знаешь, кто она такая. Ее там местные лекари тоже Тиной звали. Помянули ее как-то раз – вот и распаковались сны. Только, с моей точки зрения, там сущая ахинея, бред контуженого психа. Чего я тебе мозги загружать буду?

– Врешь, – нехорошо посмотрел на меня Чудо-юдо. – Зачем? Неужели думаешь, что меня обмануть можно?

– Господи, – пробормотал я чуть ли не плаксивым тоном. – Да на хрен мне тебе врать! Тем более что тебе самому проще в моих мозгах разобраться.

– Понимаешь, Димуля, – проникновенно произнес отец, – конечно, мне вся информация об этих снах поступила еще тогда, когда ты их видел. И я могу тебе сказать по этому поводу намного больше, чем ты мне. Но ты должен был рассказать мне о них сразу, еще за столом, понимаешь? Даже если бы это была действительно бредятина. Ты очень сильно навредил мне своим прыжком двухлетней давности. Намного больше, чем думаешь. У нас и сейчас все идет наперекосяк. Скажем так, все существование нашей конторы в России стоит под вопросом. А мне это очень неприятно, понимаешь? Я это дело всю жизнь сооружал. Если бы ты мне тогда, два года назад, сказал, что тебе в голову всякая ерунда лезет и Сарториус мозги пудрит, я бы его в два счета подавил. Но ты промолчал. И он тобой стал вертеть, как щенком на поводке! Ты выполнил ту команду, которая должна была нас всех уничтожить. Всех! А вы должны были с Ленкой к нему попасть. С фондом О'Брайена, с «Зомби-7», с «Зомби-8» и с памятью Майка Атвуда, между прочим, которая вовсе не бред сумасшедшего. Так что запомни раз и навсегда: о любом самом мало-мальски странном явлении в твоей голове докладывай незамедлительно.

– Но ведь ты и так через микросхему все узнаешь…

– Тут есть свои сложности, – покачал головой Чудо-юдо. – То, что приходит через микросхему, тоже надо проверять. Кроме того, информация в таком перепутанном виде приходит, что без поллитра не разберешься. Пока все цепочки мыслей переберешь – замучаешься. Да и достоверность полностью не гарантирована. Мало ли кто на этот канал настроится. В общем, без откровенности у нас в семье нельзя. Уловил?

– Так точно.

– Все это – только прелюдия. То, что пришло к тебе от Атвуда, – очень серьезно.

– Как скажешь…

– Не «как скажешь», а именно так. В 1986 году эта коробка была у нас, на территории СССР. Это я знаю точно.

– Как она туда попала, интересно?

– В принципе тебе это можно было бы и не говорить, но, поскольку ты уже порядком знаешь, могу сообщить. Ее захватили разведчики НФО ЮВ – Национального фронта освобождения Южного Вьетнама, который американцы называли Вьетконгом. Под прикрытием минометного обстрела они проникли на территорию базы Дананг и должны были унести один из блоков противорадарной ракеты «Шрайк». Эта ракета очень досаждала ПВО Северного Вьетнама. Когда включали РЛС, эта дрянь наводилась прямо на антенну. А там, кстати, и наши ребята сидели. Были потери. Само собой, что по осколкам ракеты разобраться в ее устройстве оказалось туговато. Нашим структурам, естественно, заказали чертежи, гэрэушники взялись обеспечить натуру. Уточнили, где хранилище, подготовили вьетнамскую группу, согласовали. Конечно, самим вьетнамцам в этом деле было не разобраться, подключили одного нашего паренька. Все нормально сделали, стали отходить…

– …И наткнулись на Атвуда с коробкой?

– Так точно. Отоварили его – оттуда у него и контузия, кстати! – и захватили Black Box. Никто не знал, что это такое, но решили прихватить. На всякий случай. У этих армейских есть такая привычка: нашел что незнакомое – прибери. Вот и прибрали. Потом привезли в Союз и отдали под кураторство Комитета. Подключили нашу резидентуру, стали доискиваться и во Вьетнаме, и в США. Что за прибор, какая фирма выпускает, кто привез, есть ли аналоги… Столько народу этим делом загрузили – ужас! Параллельно экспертизы проводили. Были особые группы сформированы, особо проверенные люди, специалисты высшей пробы. Металлурги, химики, биологи, сварщики, приборостроители, ядерщики, взрывники, материаловеды. Гриф секретности – «особой важности». Держали ящик в одном из атомных центров. Режим – не приведи Господь! Семь дверей, изоляция, как у реактора, никаких контактов с родней за забором. Спецодежда – вплоть до трусов. Досмотр – до рентгена включительно.

– Ну и чего они там наизучали?

– По-разному. Ученые, если сказать мягко, так ни хрена и не добились. Сначала хотели изучить его, не вскрывая. Ни рентгеном, ни гамма-лучами, ни инфракрасными ничего не высвечивалось. Ультразвук ничего не дал. И вообще все иные методы интроскопии. После этого решили вскрыть. Применяли все, начиная с электродрели и зубила и кончая лазером большой мощности, – ни шиша. Поливали его маслами и эмульсиями, чтоб помягче стал, – и алмазные сверла гробили. Щелочами и кислотами обрабатывали, автогеном пытались прожечь, даже кумулятивной гранатой обстреливали – ноль эффекта.

А вот разведчики кое-что об этой штуке выяснили. Во-первых, вычислили, что парень, у которого забрали ящик, – приват Майкл Атвуд, во-вторых, узнали, что он после удара по голове потерял память и попал в психлечебницу. В-третьих, узнали, что ящик во Вьетнам привез некий коммерсант, Грэг Чалмерс. Официально он приезжал в часть, где служил муж его племянницы, первый лейтенант Реймонд Мэллори, пропавший без вести при налете на Северный Вьетнам – его тогда называли ДРВ, Демократическая Республика Вьетнам. Попутно он интересовался возможностями строительства в Южном Вьетнаме и Лаосе фабрик по производству сублимированных соков из тропических фруктов – что-то вроде нынешних «Zuko» и «Jupi». Но на самом деле – наши это знали, а ФБР и ЦРУ то ли не ведали, то ли глазки зажмуривали – Чалмерс интересовался возможностями производства наркосырья. Во время артналета на авиабазу он, как и Атвуд, был контужен, но относительно легко. После обстрела у него пропала какая-то металлическая коробка, как он утверждал, с образцами продукции. Грэг интересовался у военнослужащих, причем неоднократно в течение двух суток подряд и настойчиво, не находил ли кто металлический предмет размером 10х5х5 дюймов, то есть примерно такой, как в твоих снах.

– Это уже понятно, – кивнул я, – неясно только, за каким чертом она была привезена во Вьетнам?

– Не спеши, – сказал Чудо-юдо с легким раздражением. – Выяснили и это. Чалмерс контактировал во Вьетнаме с неким Нгуен Ван Линем. Но не с первым секретарем ЦК КПВ с такой же фамилией, а помещиком, владельцем плантации, на которой росла небезызвестная травка с запахом жасминового чая. То есть та, что получила название «зомби» и стала исходным сырьем для всех препаратов этой серии. У него было несколько встреч с Линем. Наши при посредстве классовых браточков попробовали этого Линя прибрать, но вьетнамские друзья перестарались и положили Линя наповал. Кроме того, американцы их маленько прищучили, выжгли плантацию напалмом. Но семена «зомби» все-таки к нам попали. И кое-какие документы Линя – тоже. В результате удалось установить кое-какие интересные факты. В частности, то, что Чалмерс познакомился с Линем через тогдашнего командира роты, где служил Ричард Браун…

– Помню Утенка Дональда… – И правда, Дональда Салливэна, которого Браун вытащил из болот дельты Меконга в мае 1971 года, я хорошо помнил. Тем более что в августе 1994 года, по непроверенным данным, его застрелил.

– Не сомневаюсь, – хмыкнул отец. – Но это так, к слову. В бумагах, изъятых у Линя, оказалось письмо Чалмерса, в котором тот уведомляет своего вьетнамского друга о приезде. Причем там говорилось насчет «одной вещи», по поводу которой Чалмерс хотел бы получить консультацию. В письме была точная дата приезда, и нет никаких сомнений, что речь шла именно о том визите Грэга во Вьетнам, когда он потерял коробку. Однако Чалмерс после двух дней безуспешных поисков коробки на авиабазе не стал встречаться с Линем, а вернулся в Штаты. Наши ребята сделали логический вывод, что «вещь» и «коробка» – это одно и то же и что главной целью этого, кстати, последнего визита Чалмерса во Вьетнам была «консультация» с Линем. А раз «коробка» исчезла, то и темы для разговора не было. Поскольку через некоторое время Линь был убит, а плантация сожжена, Чалмерс во Вьетнам больше не ездил. Правда, ему удалось найти контакт с нашей общей знакомой Эухенией Дорадо, которая вывезла мешочек семян в Штаты.

– Тоже помню.

– Ну и хорошо. Может, еще увидитесь. Она у нас теперь главный технолог по производству сырья. Но по теме «Зомби» у нас сегодня нет проблем. А вот насчет Black Box так сказать не могу…

– Между прочим, мне Эухения говорила, что лично знала этого Линя.

– Точно так, знала. И именно благодаря ей до определенной степени осведомлены о том, что Грэг Чалмерс так и не узнал от Линя.

– То есть что-то о происхождении ящика?

– Именно так. Правда, это мы узнали гораздо позже – практически уже сейчас. А в семидесятых те, кто занимался этим ящиком, только догадывались, да и то, откровенно сказать, молчали «в тряпочку». Потому что доложить высшему руководству, что с американской военной базы похищен «техногенный предмет внеземного происхождения» – в одном отчете экспертов такой термин употребили, – было как-то неловко. Если бы наши ребята тогда вышли на Эухению, может быть, и нашли нужные формулировки для обоснования. Ан нет, тогда на эту медсестру никто и внимания не обращал. А она уже в те годы знала, что Black Box имеет внеземное происхождение. Хотя и не видела его никогда в жизни, даже так, как ты, во сне.

– Интересно…

– Да-да, представь себе. Линь считал себя вполне культурным человеком, учился в Париже, был женат на филиппинке, прекрасно говорил не только по-французски, но и по-испански, и по-английски. Изучал историю своей провинции, фольклор, религиозные культы разных народностей и племен Вьетнама, в том числе добуддийские. А Эухения – этакая симпатичная смуглая молодушка, и с ней, наверно, даже без плотских вожделений пообщаться было приятно. Вот господин Линь и рассказывал ей всякие «преданья старины глубокой», а она на ус мотала, если можно так сказать. В частности, рассказал он ей некую полубыль-полулегенду о том, что у одного из племен имелся примерно до 1934 года таинственный «Растущий камень» в форме черного прямоугольного параллелепипеда. Якобы некогда, не то десять, не то двадцать веков назад. Силы Добра и Силы Зла вели в небе над Центральным плато ожесточенную битву. И некий знахарь, собиравший целебные травы, нашел на земле по окончании битвы черный камень необычно правильной формы. Маленький, не больше мыши. Знахарь решил, что такой камень может послужить украшением жилища, и оставил его у себя. Через какое-то время наблюдательный знахарь обнаружил увеличение размеров камня. Само собой, знахарь камень обожествил, диалектически связал его с происшедшим на его глазах воздушным боем и попытался с помощью этого Божьего дара установить нужные контакты…

Я молча усмехнулся. Припомнилось, как когда-то, давным-давно, отец в том же стиле рассказывал мне, Ленке и Зинке о происхождении религиозных культов у первобытных людей. Ностальгией какой-то повеяло, приятным прошлым.

– В общем, «камень», как оказалось, умел исполнять желания. С тех пор, само собой, в доме рис не переводился, много поколений жило счастливо столько лет, сколько не надоедало. Говорили, что если желаний было много, то камень замедлял свой рост или даже уменьшался. Ну а если люди от него не требовали лишнего, продолжал расти.

– Это мне знакомо… По снам.

– Приятная восточная сказочка по мотивам «Шагреневой кожи» господина Оноре де Бальзака. Эухения ее так и воспринимала до тех пор, пока Линь не сообщил ей, что сам лично в 1934 году, будучи десятилетним мальчиком, видел этот «камень». Как раз в это время в доме его деда останавливался некий француз, руководивший геологической экспедицией. Не знаю уж, как ей там Линь транскрибировал фамилию француза, Куок Ай Нинь или еще как-то, хотя при его языковых познаниях, между прочим, он мог и вполне правильно назвать, но Эухения запомнила ее как Курракиньо…

– Куракин! – Дурак бы не догадался, да и то вряд ли. Я аж крякнул от удивления.

– Резонно. Хотя и не твой нынешний знакомый, а его отец. Василий Андреевич Куракин, возможно, даже действительно потомок княжеского рода. В общем, он принял этот «Растущий камень» за какой-то неизвестный науке минерал и увез в Париж. Докладывать о нем ученым коллегам Куракин-старший не спешил. Он намеревался устроить научную сенсацию и выступить с докладом аж во Французской академии наук, предварительно изучив все свойства данного «минерала» в лаборатории, которую оборудовал у себя дома. Само собой, он тщательно скрывал, где и каким образом нашел «камень», да и вообще ничего о нем не говорил. На следующий год он снова отправился в Индокитай, где погиб от змеиного укуса. Вероятно, он пытался найти месторождение таинственного «минерала».

– А его там не грохнули случайно?

– Нет, это никакого отношения к камню не имело. Роковая случайность, не более. С ним были два других геолога, охрана из солдат колониальной армии, какие-то чиновники… Все произошло на глазах десятка людей и было задокументировано. Но никто из его спутников не знал, что, помимо официального плана работ, у Куракина была еще одна цель. Про «камень» нигде и ничего не упоминалось.

После гибели Куракина-старшего его жена и сын, которому в 1935 году было всего четыре года, переехали в Германию, где обитал некто Николай Михайлович Воронцов, сын белого офицера, умершего в 1926 году. Николай Воронцов приехал в Германию совсем юным – он был 1909 года рождения. Воспитывался по-немецки, хотя и числился православным. С гитлеровцами сблизился очень рано, еще до их прихода к власти, где-то в 1929-1930 годах. Полагают, что на почве ярого антисемитизма. Он активно занимался нацистской пропагандой среди белоэмигрантов, упирая на норманнскую теорию происхождения русской государственности, общность исторических корней русской и германской династий, роль немцев в европеизации России и так далее. Особо много сторонников не нашел, но сумел зарекомендовать себя перед фашистами. Ему даже было разрешено носить фамилию с приставкой «фон» и называться граф Николас фон Воронцофф, хотя вообще-то гитлеровцы и своих аристократов не очень жаловали.

Вот за этого графа и вышла молодая вдова Василия Куракина в 1936 году. При этом она продала свой дом во Франции, а все движимое имущество перевезла в Берлин. В том числе и коллекцию минералов, среди которых находился в отдельном контейнере «Растущий камень». Любовь эта оказалась очень недолгой. Уже через год Куракина с сыном вернулись во Францию, почти сбежали, судя по всему, потому что большая часть их имущества и «камень» в том числе остались у фон Воронцоффа. Поскольку геологические коллекции Василия Куракина были собраны не только в Индокитае, но и в других заморских территориях Франции, очень хорошо описаны и снабжены подробными картами, германские спецслужбы, с которыми вовсю сотрудничал фон Воронцофф, проявили к ним интерес.

– И они попали к Алоизу Эрлиху?! – догадался я.

– Не сразу, – осадил мою поспешность Сергей Сергеевич. – Долгое время «камень» просто лежал вместе с другими образцами пород и минералов в одном из германских университетов. Его не спеша изучали, сверяли с другими данными, полученными из французских архивов в 1940 году. С прицелом на далекое будущее. Возможно, даже на случай возможной разборки с Японией после «окончательного разгрома еврейско-большевистских и плутократических сил». В 1941-1942 годах о практических вопросах не очень думали, поскольку Французский Индокитай был оккупирован японцами и делиться с ними информацией немцы не спешили. А позже, в 1943 году, стало вовсе не до того. Заинтересовались тогда, когда стали искать «Wunderwaffe» – «чудо-оружие». Немного позже заговорили о «Vergeltungswaffe» – «оружии возмездия». «Фау-1», «Фау-2»… И какой-то патриотически настроенный ученый, обнаруживший в коллекции Куракина минерал, на котором даже алмаз не оставлял царапин, написал доклад аж на имя самого фюрера, где скрупулезно описал «минерал» и предложил использовать его для изготовления бронебойных снарядов и сверхпрочной танковой брони. Его тут же забрали вместе с «камнем», дали лабораторию, штат сотрудников и, конечно, поставили плановое задание: дать данные о химсоставе и примерную технологию производства в течение полугода. Само собой, ученый-патриот ни хрена не сделал, был обвинен в саботаже и отправлен в KL – то бишь в концлагерь. А непонятную хреновину в начале 1944 года определили на подземный завод «Зигфрид», располагавшийся в горе под той самой войсковой частью, где тебе тридцать восемь лет спустя пришлось службу нести. Помнишь тетрадку, которую вы с Танечкой прибрали у цыгана Бахмаченко?

– Конечно.

– Там упоминалась лаборатория «V-5» («Фау-5»), которая, как стало ясно из этой тетрадочки, никак не была связана с основной деятельностью завода «Зигфрид». Не забыл?

– Нет.

– Два года назад я еще не знал, чем занимался «Зигфрид» и чем занималась «V-5». Теперь, после того, как друзья обеспечили меня информацией, знаю. «Зигфрид» делал всего лишь детали для самолетов-снарядов «V-1» и ракет «V-2». А вот лаборатория «V-5», укрытая в недрах этой шарашки, занималась делами, которые секретились даже больше, чем работы по атомной бомбе.

– Ни фига себе!

– А вот представь себе. Дело в том, что Гитлер при всем своем отрицательном отношении к церквям был мистиком, провиденциалистом, верил в Fatum, рок, предначертание звезд и другую, грубо говоря, хиромантию. При нем всегда состояли какие-нибудь астрологи, предсказатели судеб, маги, экстрасенсы и прочие шарлатаны. Поначалу, как мне кажется, он просто развлекался, щекотал себе нервы и не относился к этому слишком серьезно. Но чем хуже ему приходилось по ходу войны, чем меньше надежд оставалось на ее успешное завершение, тем больше ему верилось в то, что его спасет некая сверхъестественная сила. Но в 1943 году, после тегеранской встречи Сталина, Рузвельта и Черчилля, он, хотя и продолжал хорохориться, не мог не понять, что спасти его может только чудо. С атомной бомбой у него явно не ладилось, ракетное оружие не возымело даже того психологического эффекта, на который он рассчитывал. И тогда фюрер решил в пожарном порядке приступить к созданию так называемого «трансцендентного оружия». То есть основанного на неких колдовских или магических принципах. Вот это и была программа «V-5».

– Чего с дурной головы не придумаешь! – подивился я.

– Не такая уж она у него была дурная. Во всяком случае, он подошел к делу с очень большой обстоятельностью. Ни Геринг, ни Геббельс, ни Гиммлер, ни Борман, то есть самые «верхние» ребята в рейхе, об этой программе не осведомлялись. Ее возглавил совсем скромный чин – оберштурмбанфюрер СС (подполковник) Хайнц Винклер. Он, правда, был старый член НСДАП, участвовал еще в капповском путче, но высоких постов не занимал. Гитлер его знал лично, но специально держал в тени. Винклер официально числился каким-то порученцем в аппарате Reichs Staatsicherheit Amt – Главного управления имперской безопасности или РСХА. Но основной его обязанностью был подбор и проверка оккультистов для фюрера. Об этом все тузы знали. У Винклера было право личного доклада фюреру, через голову Кальтенбруннера и самого Гиммлера. Санкцию на его арест мог дать только лично Адольф Алоизович. По непроверенным данным, Гиммлер был лично предупрежден Гитлером, что, если с Винклером произойдет несчастный случай, рейхсфюрер СС будет смещен и отдан под суд. То есть дяде Генриху было предписано охранять Винклера всеми возможными силами и средствами. Чуть ли не в сортир провожать под охраной, чтобы не дай Бог чего не стряслось. Вместе с тем Гитлер всегда принимал Винклера только с глазу на глаз, без посторонних. Судя по всему, программу «V-5» они разрабатывали только вдвоем, и всех деталей, кроме них, не знал никто.