Текст книги "Выход на бис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

– Быстро переодевайся в это! – прошипел я Ленке, указывая на ниндзевое одеяние «джикея».

– Да оно же все в крови!

Я понял, что мне легче будет пристрелить ее, чем заставить переодеться. Пришлось сделать это самому, понятно, без удовольствия и с осторожностью, то есть сидя на полу, в «мертвой зоне». Пропотелое и липкое от крови, вонючее – убиенный напоследок слегка облегчился, – это обмундирование было явно не для брезгливых. Кроме того, не было никакой гарантии, что «джикейский» снайперюга не рассек моего прикола с трупом, показанным в окно. Увидит, что я вылезаю, и долбанет. С полста метров при лазерном прицеле – это не фокус. Но, может, конечно, и пожалеть. Продырявит ногу и свистнет рации Питона: мол, принимайте, ребята.

С другой стороны, надо ведь не только самому слезть, но и Хрюшку вытащить. Переодеваться она не хочет, да и вообще неясно, как эта поросятина в своем халатике будет спускаться.

В это время опять зашуршала рация.

– Кобра, я – Питон, ответьте! – стало быть, теперь ему другая гадина понадобилась. Слава Богу, что на той же рабочей частоте можно было послушать.

– Питон, я – Кобра, слышу вас.

– Кобра, Мамба не отвечает. Что там в окна видно?

– Кто-то показывался, похоже, какие-то проблемы с выводом. Был гранатный взрыв и несколько очередей.

– Кобра, ты уверен, что это они в окно показывались?

– Они. От лазера не прятались, марка светилась.

– Почему тогда на вызовы не отвечают?

– Я ж говорю: граната взрывалась. Рацию могло повредить.

– Что они делали, когда высовывались?

– Кажется, пробовали веревку. Сейчас опять убрались. Я думаю, ждут, что вы им коридор откроете.

– Попробуй поморзить им светом.

– Опасно, несколько окон не прочищены. Особенно на верхнем ярусе. Наверно, поэтому и Мамба не выходит.

– Коридора пока нет. В нижнем ярусе тоже не зачищенные остались. У нас два средних яруса, а у этих низ и верх. Еще пара очень хорошо сидит в коридоре, между нами и Мамбой. Был бы газ, прошли бы чисто, а у нас и так без трех четыре. Как понял?

– Нормально. Питон, они нас не декодируют?

– Похоже, нет. Если Мамба начнет выходить к тебе, дай знать. Как понял?

– Понял отлично.

– И прикрывай их, по возможности, от верха и низа сразу.

– Понял, окосею, но прикрою.

– Конец связи, бай-бай, беби.

Нет, чужая рация, настроенная на рабочую частоту и с декодером, – полезнейшая вещь. Снайперюга – это он был Кобра – вкупе с Питоном, которого «куракинцы» зажали между двумя этажами, обменялись полезной информацией. Меня, правда, немного интересовало, что происходит на корме, где в кормовой надстройке находились рулевая и штурманская, а также радиорубка. Внизу тоже должны были находиться кое-какие люди, всякие там механики и дизелисты-электрики. Но судя по тому, что судно, не сбавляя хода, не рыская и не меняя курс на 180 градусов, продолжало куда-то двигаться, проблем с этими товарищами не было.

У меня проблемы были. И главная состояла вовсе не в выборе между «вылезать» или «не вылезать». Хотя это, конечно, была действительно серьезная проблема, поскольку, как выяснилось, кроме Кобры – о ней разговор особый! – пошабашить нас могут и «не зачищенные» сотрудники князя Куракина, сидящие и выше, и ниже ярусом. Увидят, как я вылезаю в «джикейском» наряде, палить не постесняются. Правда, их может отвлечь активность Питона, который, допустим, попробует атаковать вверх и вниз. У Питона положение, мягко говоря, хреновое. Говоря по-русски, его зажали с трех сторон. Во всяком случае, по его собственным словам. Конечно, они могли и брехать, если догадывались, что их кто-то подслушивает. Очень занятно прозвучала фраза «без трех четыре». Это могло быть условным знаком, согласно которому, скажем, надо было все сказанное понимать совсем наоборот. Или не все, а что-нибудь конкретное. Вместе с тем очень уж доверчивой, вопреки своему гадскому характеру, выглядела Кобра. Главной проблемой было другое.

Дело в том, что надо было придумать для себя стратегическую цель. В идеале все было просто: дождаться, кто кого, и поступить в распоряжение победителя. Обеим сторонам я нужен живым, Ленка тоже. Однако гостеприимным «куракинцам» очень не хотелось отдавать меня живым. И в том, что они меня пристрелят, можно было не сомневаться. Причем, как показал опыт с убиенным в санузле, пристрелить могут не только в самом безвыходном положении, но и просто ради спортивного интереса. Какого Аллаха молить за то, что патроны у мужика в безрукавке скончались раньше, а не позже? Хотя, казалось бы, «джикеев» он уже положил на грунт и мог потребовать с князя бутылку за наше освобождение. Нет же, падла, лезет с пушкой к беззащитным людям. Ведь мог «джикейский» автомат тоже оказаться пустым? Мог. Тогда бы трупом, наверно, был я. Конечно, это бы избавило от дальнейших неприятностей и излишнего перенапряжения мозгов, но и от всех прелестей жизни тоже. Одна такая прелесть в махровом халате сейчас приглядывала за коридором.

Куракинский приказ: «Живым не отдавать!» был вполне понятен. И ждать, что у «джикеев» в аналогичных обстоятельствах проявится человеколюбие, взыграет гуманизм или хотя бы совесть пробудится, не приходилось. Конечно, наследники Чалмерса и Дэрка менее эмоциональны, чем эти самые «белофранцузы». Они пристрелят, пожалуй, только если действительно почувствуют, что живым меня утащить не сумеют. Но зато пристрелят обязательно и очень качественно. Это прагматический подход к делу. Поскольку все, что касается Фонда О'Брайенов и секретов препаратов «зомби», было когда-то придумано людьми, то рано или поздно до этого можно будет докопаться и без помощи моей башки. Но дарить эту башку конкурентам за просто так, зачем же? Это же огромная фора и в финансировании, и в самом объеме исследований. Ан нет, мусью принс, получите-ка вы ваших землячков в дохлом виде. Тогда все будут в равных условиях, а незыблемый принцип свободы конкуренции будет соблюден от и до. Штатовская деловитость и размах, конечно, дадут преимущество производителям прохладительных напитков.

Так что просто дожидаться чьей-то победы было не шибко с руки. Это чревато не минимумом риска, а максимумом.

Но добровольно принимать чью-либо сторону и открывать боевые действия против кого-то из противников не хотелось. Князь Куракин неплохо относился к Ленке, а насчет его импотенции я справки не видал, так что надо с пониманием к делу подходить. Но ведь именно его сотрудник чуть не сделал из нас решето, за что и поплатился. То есть я лично уже выступил в роли помощника этих чертовых «прохладителей». Хотя никто из них не объявлял, что очередь из автомата, которую я два года назад всадил в Дэрка, уже по-христиански прощена. Взять меня живым они не откажутся, распечатать мои мозги с помощью Ленкиных шифров тоже, но после того, как брать из моей башки станет нечего, они ее обязательно расшибут.

В общем, никаких гарантий жизни в случае попадания в чьи-то лапы мы не имели.

Сам собой напрашивался вывод, что желательно никому не попадаться и, следуя заветам покойного Великого Вождя Ким Ир Сена, «опираться на собственные силы». То есть необходимо каким-то образом удрать отсюда. Только вот куда и как, надо было долго думать. А самое главное – на чем, потому что по морю аки по суху меня бегать не обучали.

Конечно, будь тут перстеньки Аль-Мохадов или черный ящик Майка Атвуда, можно было провернуть что-нибудь трансцендентное. Но, во-первых, ничего из этого оборудования у меня не было, а во-вторых, я не шибко верил в то, что эти вещички действительно могут переносить людей через пространство-время. То, что было понапихано в мою память, нуждалось в серьезнейшей проверке.

Конечно, на самом деле я размышлял над всеми делами не очень долго. У меня просто времени на это не было. Я для себя определил стратегическую цель

– удрать с корабля, но придумать, как это сделать и что делать, если мне это почему-либо удастся, не успел.

В коридоре жадно затарахтело сразу несколько автоматов. Ну, блин, цивилизация! То ли патронов до фига, то ли ума ни хрена нет. Такое ощущение, что запас у каждого по полтонны. А ведь уже долгонько долбятся!

После того как пара пулек рикошетом залетела в нашу каюту, я понял, что надо все-таки попробовать драпануть через окно. Наверно, потому, что у меня появилось нехорошее впечатление о каких-то серьезных изменениях в обстановке. Мне показалось, что к кому-то подошло свежее подкрепление, и оно, возможно, приведет к полной победе этой стороны, а стало быть, к тому, что проигравшая нас уничтожит. Вряд ли первыми вбегут к нам победители, а не побежденные, а нам удастся перестрелять побежденных раньше, чем они нас перестреляют.

– Я вылезу первым, повисну на веревке, а ты обнимешь меня за талию, поняла? Веревку руками не цапай! Ладони сожжешь!

От покойного «джикея» мне досталась пара замечательных противоножевых перчаток, и за свои ладони я не беспокоился.

Гораздо больше я беспокоился, чтоб меня не застрелили. Эту пакость мог проделать Кобра, то есть снайперюга с полубака. Или «куракинцы» из верхнего и нижнего ярусов. Или какой-нибудь гад мог прорваться к нашей каюте как раз в тот момент, когда мы будем болтаться перед окошком, и завалит нас одной пулей.

Кобра кусаться не стал. Он даже не навел на меня свой лазерный лучик. Должно быть, ограничился тем, что увидел знакомую одежку. Я дотянулся руками до веревки, умудрился не зацепиться автоматами за проем окна и, оттолкнувшись «джикейской» обувкой, прыгнул, обхватывая веревку ногами. Конечно, немного брякнул оружием о стальную стенку надстройки. Более-менее погасив раскачку веревки, я чуть-чуть, на полметра, подтянулся вверх, и теплые лапки Хавроньи крепко сцапали меня за поясницу.

– Ой-й! – тихо пискнуло бедное животное, когда я, откачнувшись вместе с веревкой, буквально выдернул Хрюшку из окошка. Самое главное, попа благополучно проскочила! Если б она застряла, не знаю, что получилось бы.

– Ноги поджимай! – прошипел я Ленке, скользнув вниз по веревке. Ш-ш-ших! Бух! Приземлились! Хавронью я почти тут же отковырнул, чтоб не сковывала, и, дернув за руку, оттянул в темноту, в какое-то углубление за пожарным щитом, вполне похожее на мертвое пространство.

– Питон, я – Кобра! Мамба выходит. Один вышел, вынес девку. Укрылись у пожарного щита.

– Прикрывай! Жди, пока не выведут парня! Он важнее! Понял? Все это пищало у меня в кармане, а потому не слишком громко, чтоб снайпер с полсотни метров мог услышать свой собственный треп с Питоном.

– Пусть уходят на лодку правого борта! Там безопаснее. Дай в ту сторону трассер! – распорядился Питон. – Если через три минуты парня не выведут, работай по третьему! Как понял?

– Понял отлично.

Тихо хлопнул выстрел, и одиночный трассер просверкал метрах в двух над нами. Притираясь к стенке надстройки, поскольку сразу из двух окон протарахтели очереди в направлении полубака, мы выбежали на правый борт. Глянув в сторону кормы, я увидел, что до ближайшей лодки совсем недалеко. У кормовой надстройки пришвартовались сразу две лодки, с обоих бортов, ведь их экипажам предстояло захватить радиорубку, машинное отделение и рулевую рубку. А у средней надстройки была только одна. И около нее никого не было, кроме парня в черном, который, укрывшись за лебедкой, держал на прицеле ту дверь, через которую мы с Хрюшкой убежали в надстройку после газовой атаки.

Не знаю, давали ему какой-нибудь там пароль или еще что, но только нас он ни о чем не спрашивал. Может, его Питон уже по радио предупредил, что Мамба выводит объекты.

В лодку, которая трепыхалась у борта, словно камбала на крючке, мы слезали по шторм-трапу, свисавшему с борта. Когда я сказал насчет камбалы на крючке, то не сильно преувеличил. Лодка действительно держалась на крючке, точнее, на четырехзубой «кошке», заброшенной по ходу абордажа. К «кошке» был привязан капроновый трос, а другой конец закреплен на металлическом кольце в носовой части лодки. Поскольку судно шло, не сбавляя хода, то волны, расходившиеся от бортов, порядочно дергали лодку, и слезть в нее по шторм-трапу, тоже качавшемуся из стороны в сторону, было не так-то просто. Тем более что в самой лодке никто не оставался, а потому не мог придержать веревочную лестницу.

В «джикейской» обувке по деревянным ступенькам штормтрапа я лично спустился с некоторым перетрухом, потому что в тот самый момент, когда уже собрался прыгать в лодку, резиновую посуду отвело от борта на полтора метра. Мог бы не рассчитать и искупнуться, да еще и булькнуть со своими железяками за спиной. Под винтами такой бандуры, как «Торро д'Антильяс», я бы враз превратился в мясной фарш, даже если бы не успел вовремя захлебнуться.

Но я остановился, дождался, пока лодка подошла ближе, и прыгнул. Не было уверенности в том, что я ее не переверну, но этого не случилось. После этого я уцепился за низ шторм-трапа и застабилизировал его. Как ни странно, Ленка слезла хоть и с повизгиванием, но вполне благополучно.

– Сиди у мотора, а я попробую отвязать лодку…

Наверху продолжалась стрельба, слышались какая-то возня и вопли. Возможно, дело дошло до рукопашной. Тот боец, что сопроводил нас к шторм-трапу, убрался от борта. Самое оно!

Конечно, разбираться с морским узлом, капроновым и мокрым, проще всего ножиком. Что я и сделал, перепилив скользкие волоконца. Посуду сразу потянуло вдоль борта, пронесло мимо второй лодки, тоже прицепленной к судну с помощью «кошки», и вынесло за корму «Торро д'Антильяс».

Я перебрался поближе к мотору, а Хрюшка перелезла на середину. «Торро д'Антильяс» уже оторвался от нас метров на сто, когда я открыл бензопровод и дернул за тросик этой мощной подвесной машины. Как видно, механизм еще не успел остыть и завелся, как говорили в старину, «с пол-оборота». Я ухватился за рулевую ручку, и лодка с приличной скоростью понесла нас в темноту, прочь от сухогруза, «куракинцев» и «джикеев». Только вот куда?

На курсе «Хрен знает куда»

В астрономии экваториальной области я не волок ни уха ни рыла. Браун, возможно, волок или капитан О'Брайен, царствие им обоим небесное. Но у меня лично, то есть у Короткова-Баринова, ни черта из этой науки в памяти не осталось. То ли заархивировалось где-то, то ли вообще стерлось начисто. Возможно, где-нибудь в родных широтах, под Москвой, например, я углядел бы в небе знакомые «ковшики», нашел бы Полярную звезду и решил, что знаю, где находится север. После чего прислушался к шуму и пошел бы в направлении ближайшей электрички.

Насчет Южного полушария я краем уха слышал, что у них заместо Полярной звезды должен быть некий Южный Крест. Но как он выглядит, представления не имел. В принципе любые четыре звезды, не вытянутые в одну линию, можно принять за крест, а тут звезд было до фига и больше. Кроме того, отсюда было слишком далеко до Антарктиды, и мне почему-то казалось, будто и Южный Крест здесь не углядишь. Оставалось ждать утра и определять, где восток.

Я догадывался, что «джикеи» вряд ли плыли на своих лодочках от самой Флориды или из Нью-Орлеана. Скорее всего ребяток на чем-то подвезли. Может, на таком же сухогрузе, может, на подлодке, а может, на авианосце. Ведь бродит же тут где-то 1-й флот США. Черт его знает, какие теперь у «джикеев» отношения с правительством? Может, нашли себе нового Хорсфилда? Но могло быть и так, что «джикеи» имели базу на каком-нибудь из островов. И доставить их поближе к цели мог, скажем, вертолет или пара вертолетов.

С рассветом увеличивались не только шансы определиться по солнцу, но и нарваться на «джикеев». Впрочем, и на всяких прочих тоже.

Кроме неприятностей, которые сулила встреча со знакомой публикой – «джикеями», «койотами» и «куракинцами», могли возникнуть проблемы и с появлением какого-либо патрульного корабля. От Хайди и Гран-Кальмаро, как мне представлялось, мы уплыли далеко, но если «Торро д'Антильяс» шел на северо-восток, к Мартинике, где островов больше и стоят они гуще, то тут могли появиться и французы, и англичане, и голландцы, и всякие там самостийники с Сан-Висенто и Гренадин, Антигуа и Барбуды, Тринидада и Тобаго. С оружием и без документов мы были желанной находкой для любой полиции или спецслужбы. Конечно, можно тут же заявить о своем российском гражданстве и дожидаться, пока прилетит Чудо-юдо. Несомненно, это наилучший выход. Хотя и мне, и Ленке предстоял с ним очень непростой разговор с весьма непредсказуемым завершением. Такие фокусы, как попытка взорваться вместе с отцом родным (мой грех) и сотрудничество с Куракиным (Ленкин грех), без поощрения не останутся. Это может свестись к мертвой посадке за забор Дворца Чудо-юда или заточению в Центре трансцендентных методов обучения (ЦТМО) на срок от трех до пяти лет (или больше), а может привести и к летальному исходу. Разумеется, после изъятия из моей башки всех общечеловеческих ценностей.

Но кроме разных неприятностей, связанных с задержанием, в конце концов, оружие и всякие ненужные вещи, типа «джикейского» обмундирования, индикатора, настроенного на поиск г-на Баринова, и рации, можно было утопить, нам угрожали и самые обычные сложности, которые поджидают слабо разбирающихся в навигации людей, плывущих на резиновой лодке по Карибскому морю.

Например, мог подняться ветерок, который легко перевернул бы лодочку и вытряхнул нас непосредственно в водичку. Причем на хорошем волнении я в этих водах еще не купался, а потому не знал, какой из валов меня утопит, девятый или первый. Кроме того, путешествовать, не имея точного представления даже о странах света, не говоря о том, где именно наша лодка находится, означало возможность заплутать. А тут, извините, не Подмосковье, на шоссе не проголосуешь, к электричке не выйдешь. Да и бензином не заправишься.

Насчет бензина я меры принял. То есть попросту заглушил мотор, едва мы отошли на милю от уползающего в темноту «Антильского быка». Скоро огни его совсем потерялись из виду, и мы с Ленкой остались наедине со звездами и, разумеется, с океаном. Хоть он и был Атлантический, но на наше счастье пока тихий.

– Ну, и что дальше? – спросила Хрюшка с явным недовольством в голосе.

Бабы тем и отличаются от нормальных людей, что не стесняются вслух задавать дурацкие вопросы. Хоть бы порадовалась, что ее выволокли из-под огня! Нет, не успели смыться с корабля, как она начала ворчать. Я даже обиделся немного, но решил промолчать. Что взять с этой поросятины гнусной?

– Ты хоть знаешь, куда ехать? – не унималось бедное животное. Матом ее обложить, что ли? Но я ограничился тем, что сказал:

– До утра подождем… Сейчас все равно ни черта не разглядишь. Даже если тут какой-нибудь островишко в двух шагах произрастает.

Ленка помолчала-помолчала, а потом выдала:

– У меня ведь там и паспорт, и деньги, и одежда остались… – И всхлипнула.

– Явишься в наше поселковое отделение милиции, – сказал я скучным голосом юрисконсульта, – напишешь заявление об утере. Выдадут новый паспорт, на имя Бариновой. А то это твое Шевалье какой-то швалью отдает.

– Так оно и есть, кстати, – шмыгнула носом кандидат филологических наук,

– «шваль» в русском языке появилось после войны 1812 года. Две версии происхождения слышала. Первая такая, что отступающие французы искали по деревням лошадей. Одни, чтобы драпать побыстрее, а другие, чтобы сожрать. Лошадь по-французски «шеваль», а наших всех мародеров стали называть «шваль». Вторая версия, что пленные французы говорили конвоировавшим их конным казакам: «Шевалье!»

– Это тебе, конечно, князь Куракин рассказал? – поддел я. – А по-моему, все это не так. В царской армии были полковые швальни, где солдатикам шили обмундирование. Туда, само собой, набирали тех, кто к строевой не годился. Вот их-то и называли «швалью».

– Балдежник вы, мистер Баринов, – проворчала Хрюшка. – И на кой черт я за вас замуж выходила? Была бы сейчас продавщицей в промтоварном магазине, как завещал товарищ Чебаков. Пила бы в меру, в меру воровала, в меру погуливала, и ничего такого…

– Чего?

– А вот этого. Прыжков с парашютом к акулам в пасть. Или прогулок на лодке курсом «хрен знает куда»… Может, у тебя крыша поехала, а?

– Может быть. Всякая «крыша» должна регулярно наезжать, а то уважать перестанут, – сказал я, сам удивляясь, как мы можем всякую околесицу нести в то время, когда о Боге нужно думать. Истинно, «мы – советские люди»…

Лодка, между прочим, куда-то дрейфовала. Не может предмет, плавающий в море, стоять на одном месте. Его всегда куда-то тащит, либо ветер, либо волна, либо течение. Так, в 1654 году шлюпка с негритенком Мануэлем, доньей Мерседес и горничной Роситой придрейфовала к острову, на котором сеньор Доминго Ибаньес, он же Косой, устроил себе дачный участок. Правда, надо думать, что «Торро д'Антильяс» со своими пустыми трюмами и хорошим ходом увез нас достаточно далеко от этих мест. Не скажешь, что этому стоит радоваться. Косой вряд ли был бы очень сердит на меня за то, что я вернулся, да еще и не один, а с такой ценной дамой, как Елена. Пожалуй, он даже поблагодарил бы меня и наверняка поместил в каком-нибудь более приличном месте, чем псарня. Кроме того, он не стал бы продавать нас Куракину или другим представителям «Принс Адорабль» в наказание за разбойное нападение. Да и вообще я думаю, что князю отныне надо будет держаться подальше от хайдийских берегов и от Карибского бассейна в целом. Кирпич на голову, гадюка в кровати, пол-литра метанола, подкрашенная ромом, наконец, просто пуля хорошего калибра – вот что его теперь ждет в этом районе земного шара. Впрочем, и в других местах тоже. Даже в Париже или Усть-Пиндюринске.

Правда, для того, чтобы туда добраться, ему еще нужно будет как-то разобраться с «джикеями». Хотя бы с теми, что сейчас орудуют на корабле. «Торро д'Антильяс» сейчас напоминал плавучую банку, наполненную ядовитыми пауками. Идеальным вариантом – для меня, конечно! – было бы общее утопление всего кагала, скажем, в результате какого-нибудь взрыва или торпедирования, но я понимал, что этим мечтам, скорее всего, сбыться не суждено. Кто-то должен был перестрелять своих противников раньше, чем они перестреляют его соратников. В лодке «джикеев», которая нам досталась, могло поместиться человек десять. Лодок было три, стало быть, на судно их высадилось десятка три. А на «Торро д'Антильяс» небось плыла сотня людей. Так что «джикеи» в принципе должны были кончиться раньше. Хотя, как стрелять, конечно… Кроме того, «джикеи» могли и не дождаться того момента, а пробиться к своим лодкам и удрать. Это было бы очень неприятно, потому что, удирая, они вполне могли в темноте наткнуться на нас. Если приближение «Торро д'Антильяс» мы вряд ли проморгаем, одно урчание его машин было слышно за пару миль, то лодки с моторами так легко не расслышишь.

Ленка вытащила из кармана своего халата плоскую коробочку и принялась ее ощупывать в темноте.

– Интересно, – пробормотала она, – как же они запихнули индикатор в такой объем?

– А что, наш, отечественный, в комнату не помещается? – полушутя спросил я.

– Ну, допустим, существует ли наш, российский, я просто не знаю. А французский в комнату помещается. И даже в атташе-кейс влезает. Но этот совсем миниатюрный… Дай Бог выбраться, разберусь.

– В добрый час, – поехидничал я. Однако задумался. У «джикеев» такая штука есть. У французов – хоть и размером с чемодан, но тоже имеется. Чудо-юдо в принципе запросто может сляпать не хуже, а Сарториус тем более. Так что, сколько ни бегай, найдут. Знать бы, как выключается эта микросхема… А то уж очень паршиво, когда собственный мозг на тебя стучит и постоянно докладывает всему цивилизованному миру, что, мол, есть такой Дмитрий Сергеевич Баринов и торчит, как шпала, посреди Атлантического океана. Прийдите и володейте, так сказать.

– Слушай, – спросил я у Премудрой Хавроньи, – а нельзя как-нибудь вырубить мою схемку? Ту, что в голове?

– Можно, – прохрюкало животное, – только вместе с тобой. Дать тебе по башке чем потяжелее, и нет проблем. Пока ты лежал в коме, схема молчала. Когда ты засыпал, тоже. Но как только энергетика мозга набирает определенный уровень, схема начинает работать. Сперва помаленьку, потом все мощнее.

– А какой это «определенный» уровень?

– Этого я не знаю. У тех схем, которые мы с Чудо-юдом поставили Зейнаб и Винь, совсем другие параметры. Мы их хорошо знаем. А вот у твоей и Танькиной, черт поймет. Это Сорокин делал. На основе кристаллов другого вещества. Я предлагала твоему папочке удалить ее у Татьяны, но он сказал, что это опасно. Теперь-то он, конечно, ни в жисть не согласится в ней ковыряться. Наследница! Любимая невестушка!

– Завязывай, – нежно попросил я. – А то выпросишь какую-нибудь пакость. Неужели даже здесь ревностью исходишь?

– Исхожу. Потому что ты вредный и гнусный Волчище. Бабник!

– Неправда. Просто я не могу отказать женщинам, которые очень долго выпрашивают. Зинулю я вообще бы пальцем не тронул, если бы не твои распоряжения. Марьяшку надо жалеть, она жертва геноцида. А Танечка – просто несчастный случай на производстве.

– Марселу, Соледад, Мэри, Синди, Мануэлу Морено ты, конечно, уже не помнишь…

– Если б ты в моей башке не копалась, то и не знала бы про них ничего. Мануэла – чудовище.

– Все они чудовища. А самое главное – ты. Потому что сын Чудо-юда. Чудик-юдик.

– Спасибо, что хоть по-немецки не назвала, «вундер-юде» каким-нибудь.

– Кто тебя знает? У вас там столько кровей намешано. То ли дело я – истинно р-русская.

– Если татар с чухонцами в роду не было. «Чебак» – точно татарское слово. Ну, тюркское наверняка.

– Это рыба такая. Правда, никогда не ела, но знаю, что есть. Мне захотелось спать. Возможно, у микросхемы совесть пробудилась, а может, просто умотался боец Коротков. Если бы не беспокоило наличие в море акул, бандитов и воды, в которой случайно утонуть можно, то можно было бы и дрыхануть от души. Ведь я все-таки шибко ослабел после двух лет отдыха. А тут и лазать, и стрелять, и немножко бегать пришлось. Можно и утомиться слегка.

Не знаю, отчего утомилась Хрюшка, но она, усевшись рядышком, взяла да и засопела. Конечно, ей проще. Мужик под боком, акулам, судя по всему, не по зубам, раз прошлый раз есть не стали, ни одной посторонней бабы поблизости не просматривается, а бандитов он завсегда одной левой разгонит. В воде ее мужик не тонет – известно, из какого материала сделан. Отчего не поспать спокойно и с ощущением полной личной безопасности?

Ричард Браун когда-то завидовал тому, что не родился бабой. Его, по-моему, то есть ее, кстати о птичках, собирались Кармелой назвать. Даже, помнится, рассуждал о том, что мужику приходится вертеться, дрыгаться, рисковать, чтоб выбиться в люди, а бабе надо всего ничего: замуж выйти как следует. Например, за президента или хотя бы за мэра какого-нибудь. Или за миллионера, что по нынешним временам не возбраняется.

Бороться со сном – тяжкое дело. И неблагодарное, кстати, поскольку здоровью во вред. Но я честно боролся, упорно, до тех пор, пока не заснул.

Засыпал я как-то постепенно, некоторое время ощущая, что нахожусь в лодке, которая славно покачивалась, словно колыбелька. Но потом ощущение это потерялось, зато начали мелькать картинки из прошлой жизни Майка Атвуда, точь-в-точь как в телесериалах, когда вместе с титрами показывают отрывки из предыдущих серий. Я увидел кусочек из поездки в автобусе, пару секунд из спуска в пещеру под командой Тэда Джуровски, несколько па из танца Дьяволов, «Море Плутона», «Колодец Вельзевула», «Трон Сатаны», блуждание по лабиринту, падение в реку, затопление подземного дома, таинственный прорыв на поверхность, перемещение в дом Милтона Роджерса, спасение из огня и, наконец, повторный приход в дом Роджерсов и разговор о параллельных потоках времени. А в конце этого разговора, в тот момент, когда мисс Уильямс догадалась, что где-то в параллельном времени мы все погибли от ядерного взрыва, мне отчего-то стало очень холодно…