Текст книги "Выход на бис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

– Как страшно это слышать! – всплеснула руками Клара Роджерс. – Неужели это было в действительности?

– Кажется, я начинаю понимать… – с заметной неуверенностью произнес мистер Роджерс. – Помнишь, Клара, как мы едва не поссорились, когда выбирали диван для гостиной? Тебе очень хотелось купить лиловый, а мне действительно больше нравился бордовый.

– Да-да! – воскликнула миссис Роджерс. – Именно так. Я даже сказала, кажется, что у тебя совсем нет вкуса.

– А я, если помнишь, после этого улыбнулся и согласился купить лиловый… Помнишь?

– Конечно, помню.

– Так вот, я тогда был очень сильно обижен. Но не показал виду. После того, как ты произнесла все это насчет отсутствия вкуса, мне захотелось крикнуть: «Ты безмозглая дура, которая живет на мои деньги, да еще и пытается мной командовать! Я покупаю бордовый – и точка!»

– Господи, неужели ты был способен на такое? – ужаснулась Клара. – Из-за ерунды?

– Понимаешь, у меня в тот момент был выбор: согласиться с тобой или настоять на своем. Я выбрал согласие – и появился лиловый диван. Но мог бы настоять на своем, и тогда здесь бы стоял диван с бордовой обивкой.

– Теперь мне тоже кое-что ясно, – вмешалась Тина. – Существует несколько параллельных потоков времени. Возможно, их бесконечное множество. И каждый раз, оказавшись перед какой-то альтернативой, мы как бы сворачиваем в тот или иной поток. Вы помирились – и события пошли по одной цепочке. Поругались бы – и цепь событий была бы совсем иная.

– Но неужели начало ядерной войны зависело от цвета вашего дивана? – спросил я. – Или от того, поругались вы с вашей женой или нет?

– Напрямую, наверное, нет, – задумчиво произнес мистер Роджерс, – но во времени переплетается и взаимодействует столько разных событий и факторов, что все может быть…

– Милтон, – взволнованно произнесла миссис Роджерс, – а ты помнишь ту историю с датчиком, который вы конструировали для какого-то спутника? Помнишь, ты еще сказал, будто это очень опасная игрушка?

Мистер Роджерс потер лоб.

– Да, это действительно была опасная штука. Это происходило шесть лет назад, после того, когда к нам поступили материалы испытаний над островом Джонстон в 1962 году. Тогда в ионосфере, практически в космосе, взорвали ядерную боеголовку. Одной из целей проекта было подавление радиолокационной сети русской противовоздушной обороны с помощью мощной магнитной бури. Но у кого-то из Пентагона возникло опасение, что русские могут применить точно такой же ход для подавления наших локаторов. И тогда нам предложили разработать систему мгновенного реагирования. То есть такую систему, которая будет приводить в боеготовность и запускать наши стратегические ракеты при обнаружении в околоземном пространстве мощных электромагнитных импульсов, сопутствующих ядерному взрыву. Нам было поручено разработать спутниковый датчик. Так вот когда мы начали над ним работать, то выяснилось, что очень сложно заставить его отличать естественные явления в магнитосфере от взрывных. Офицер, курировавший нашу программу, был простой парень, который считал, что выстрелить первым всегда полезно, даже если противник и не собирался в тебя стрелять. Мне долго пришлось убеждать и его, и других, что надо сделать датчик более селективным. В общем, это получилось, но могло бы и не получиться…

– А ты помнишь, что стало решающим обстоятельством? – спросила Клара. – Эти часы на камине…

– Да, пожалуй. Если бы ты настояла, и мы купили часы с рыцарями, с настоящей позолотой, то я бы не стал спорить с Таббертом. Потому что хотел бы одолжить у него пятьсот долларов, которых мне не хватало. Но ты отказалась приобретать эту дорогую безделушку, а я смог поговорить с Таббертом именно так, как следовало, и он меня понял. Его позиция по поводу конструкции датчика стала решающей. Мы разработали новый вариант, который не мог случайно объявить ядерную тревогу.

– Точно, – воскликнул я, в тот раз у вас были часы с рыцарями!

– Мне говорили, что это настоящие часы XVIII века, – вздохнула Клара. – Вообще-то мне их было очень жалко…

– Выходит, что, купив эти часы, мы в том, параллельном, потоке времени сделали шаг к ядерной войне, – сказал Милтон Роджерс. – Невероятно, но факт!

Тина Уильямс поежилась, будто ее окунули в холодную воду.

– Это очень страшно. Значит, где-то там, в другом времени, мы уже все мертвы?

Все погрустнели. А мне сразу припомнилось то, что было там. И стало почему-то очень холодно…

Бой в неглиже

Сон на сей раз прекратился как-то неторопливо, в режиме угасания. Я обнаружил, что холод ощущал уже наяву, так как стекло окна каюты было отодвинуто, и оттуда сифонил прохладный ветерок. За окном была темень, чуть подсвеченная судовыми огнями. Судно шло солидным ходом, против ветра, поэтому и дуло здорово. Кроме того, сбоку не было Хрюшки.

Она, как выяснилось, далеко не ушла, просто бегала в туалет. Даже не одеваясь, голышом. Поеживаясь, подошла к окошку, задвинула стекло, а затем поспешила ко мне под бочок.

– Не спишь, гнусный Волчище? Небось, поросятины захотелось? – прошептало ненасытное парнокопытное.

Я отрицательно мотнул головой:

– Нет, просто выспался. Слишком рано заснул, еще засветло. А сейчас сколько времени, кстати?

– Пять минут второго, – зевнула Ленка, – самое оно: спать да спать. Или баловаться. Но ты, хоть и выспался, баловаться не настроен. Что делать будем?

– Может, заснуть попробуем? – предложил я.

– Пойдем, прогуляемся по палубе? Свежий воздух… Может, чувства пробудятся?

– Ага, – с сомнением произнес я, – на холодке разогреюсь.

– На вот халатик, – сказала Хрюшка. – Плавок и майки при таком теплом халате вполне достаточно.

Действительно, халат оказался вполне надежной защитой от ветерка, поскольку был шелковый и на ватной подбивке. В Средней Азии в таких зимой ходят. Шлепанцы Ленка тоже дала теплые. Сама отважно нарядилась в махровый. Морская душа, черт побери!

– А нам разрешат среди ночи по палубе гулять? – спросил я. – Хозяева в претензии не будут?

– Ну, если ты соберешься спустить шлюпку, наверно, будут ругаться. Рассадят нас по разным каютам. Тебя, само собой, поселят в ту, где ты сидел до обеда. Если вздумаешь прыгать за борт, тоже рады не будут. Но ты же не идиот, я думаю.

– Нет, конечно, меня в прошлый раз акулы почему-то не съели, но я как-то по новой им в пасть не собираюсь.

Вышли в коридор, где горел дежурный свет. Там, конечно, обнаружился приятных размеров мальчик, у которого под мышкой висела открытая кобура с «береттой». Он, должно быть, не больно понимал, зачем его поставили на пост, и лениво позевывал, прогуливаясь по коридору. Когда мы появились в коридоре, боец подтянулся и, пропустив нас мимо себя, последовал за нами метрах в трех-четырех.

Мне лично это было по фигу, а вот Ленка сказала:

– Во обалдуи, сторожа приставили. Можно подумать, что мы вдвоем сиганем в море.

– С парашютом же прыгнули… А тут и до воды лететь ближе, и падать мягче.

Обняв Хрюшку за теплый бочок, я двинулся с ней поближе к вольному воздуху. Охранник последовал за нами, соблюдая дистанцию.

– Как этот пароход называется, кстати? – спросил я, когда мы очутились на шлюпочной палубе и подошли к ограждению, чуть в стороне от шлюпбалок.

– «Торро д'Антильяс», бывший «Хенераль Альберто Вердуго». Сухогруз. Приписан к Сан-Исидро, флаг хайдийский. Но зафрахтован Куракиным.

– И что, он на сухогрузе тропические фрукты возит?

– Ну, вообще-то на нем есть рефрижераторная установка, так что тонн триста фруктов он увезет за рейс. Но сам понимаешь, мне не больно про все эти дела докладывают. Он может и не одни фрукты возить.

– А ты сама давно на нем катаешься?

– Нет, конечно. Как только нашарили твою микросхему. Пока ты был коматозником, она не работала, а потом застучала вовсю.

– Стало быть, теперь ее и все остальные слышать могут?

– Да. Чудо-юдо, Сарториус и «джикеи» наверняка. Если бы они еще знали, что она теперь на другом диапазоне работает, то уже давно были бы здесь. Но они не знают, думают, что она отключилась, поломалась и так далее. А это я, Мальчиш-Плохиш, подлую измену сотворила.

– Довольна, как слониха. Может, я к папе очень хочу, а ты не пускаешь?

– И не пущу. Папа мне заподлянок понаделал по линии этой жуткой Танечки.

– А детишек родных тебе повидать не хотелось бы? – спросил я. – Конечно, Зинуля их там не оставит без ласки. У деда тоже, наверно, деньжата не на исходе. Но мама-то их где? Неужели за два года так ничего и не пробудилось?

– Знаешь, Димочка, – это обращение ничего хорошего не сулило, и я понял, что зацепил Хрюшку за живое. – Не тебе бы об этом вякать! Ты сам-то много ими занимался? Ты много о них думал?!

– Ну, извини, я не хотел…

– Хотел не хотел, а выпросил. Ты все делал, как твой папочка велел. Если б мы с Зинкой были ему не нужны как рабочая сила, он бы не приказал вам с Мишкой на нас жениться. И потом все под диктовку Чудо-юда. И ни слова против!

– А ты сама-то могла бы ему возражать? – озлился я.

– Сколько раз возражала! Сам должен помнить, сколько у нас с ним было споров по научной части…

– По научной, может быть, а по чисто деловой ему никто из тех, кто еще жив и здоров, не возражал. Если он принимает решение, то всякий, кто идет вразрез, может заказывать гроб. И учти, сейчас ты, прямо скажем, ему не больно помогаешь.

– Не пугай, я пуганая. О том, что мне надо себя обезопасить, я еще два года назад догадалась. И сейчас знаю, что мне назад хода нет. Детей он не тронет, а мне жить не даст.

Ленка замолчала, а я прижался к ней поплотнее, чтоб не злилась. Постояли, помолчали, поглядели на океан для успокоения.

Качки почти не чувствовалось, волны только чуть-чуть бултыхали по бортам, немного бурлили, расшибаясь о носовую бульбу. «Торро д'Антильяс» явно шел налегке, сидел высоко. Вряд ли на нем были даже те триста тонн фруктов, про которые Ленка поминала. Огоньки корабля высвечивали темную воду, бежали рядом с бортом золотистыми змейками и струйками.

Могучий гул машин «Антильского быка» заглушал прочие звуки. А они, как оказалось, играли немаловажную роль в дальнейшем развитии событий.

В небе мерцали звезды, светила луна. Океан тоже немного светился, планктон гулял. Однако ночь все-таки была густая, тропическая. И хотя по палубам и надстройкам, кроме нас с Ленкой, прохаживалось несколько вахтенных матросов и охранников, разглядеть всего, что творилось в ночи, им было явно не под силу.

Откуда взялись три резиновые моторные лодки, выскочившие, словно камни-голыши, брошенные пацаненком, ума не приложу. То ли держались в темноте за кормой, пользуясь тем, что мощные машины «Торро д'Антильяс» заглушали звук их моторов, то ли их сбросили с какого-нибудь незаметного летающего объекта, то ли через торпедный аппарат подлодки выпустили (даже я знал, что это невозможно!), в общем, хрен поймешь. Однако факт есть факт: две лодки, подскакивая на гребнях волн – оттуда и пришло сравнение с камнями-голышами, – выскочили по правому борту, а еще одна – по левому. Я не понял толком, чего от них можно ждать, когда в море засверкали многочисленные оранжевые вспышки. С лодок замолотили автоматические гранатометы.

– Ложись! – как ни странно, но эту команду подал не я, а Ленка. Разленился, вишь ты, господин Баринов, потерял форму. Но упал вовремя. Потому что если бы пара гранат, которая шмякнулась в надстройку, прошуршав над нашими головами, угодила кому-то в лобешник, мало не показалось бы. Даром что эти гранаты были не осколочные, а химические, причем заряженные не настоящей отравой, а чем-то слезоточивым. Правда, поначалу я этого не знал и, увидев при свете ламп расползающиеся по кораблю газовые облака, порядком запаниковал. Конечно, я давным-давно позабыл предельно допустимые концентрации всяких там VX, заринов и зоманов, но хорошо помнил, что сдохнуть от них можно за несколько секунд. Сколько всего этих гранат выпустили – не считал, но догадывался, что их не пожалели.

– Тикаем! – успел крикнуть я, пока газовые облачка еще не заклубились на уровне голов. Хрюшка оказалась очень понятливой, и мы рванули вверх по трапу в надстройку. До чего вовремя – обалдеть! Едва я перескочил через комингс, захлопнул за собой тяжеленькую дверцу с маленьким иллюминатором и повернул рычаг, наглухо задраивающий выход, как новая порция гранат захлопала совсем рядом.

– Лезем выше! Натечет газу – сдохнем!

Ленке это долго объяснять не пришлось. Пока мы перебегали по лестницам внутри надстройки, стремясь улизнуть от газа, расползающегося по палубам, грохнуло еще несколько выстрелов, но уже сопровождавшихся не разрывами гранат, а каким-то бряканьем и лязгом. Потом мне показалось, стихли моторы лодок, хотя их жужжания за гулом машин не слышалось.

Мы уже пробежали несколько трапов до той палубы, где находилась наша каюта, когда снизу, у двери, через которую мы вбежали в надстройку, грохнул небольшой взрыв и что-то с лязгом повалилось на палубу. Глуховато простучало несколько автоматных очередей. Кто-то заорал, было несколько коротких вскриков, стонов, долетел надрывный кашель, сдавленная ругань.

В коридоре появился князь Куракин, с ним десяток мужиков, одетых в шорты или плавки, заспанных, но при пистолетах и автоматах.

– Быстро в каюту! – заорал он хорошим командным голосом. – Не высовывайтесь! Это нападение!

Чтоб мы не слишком медлили с исполнением приказа, два головореза энергично «помогли» нам влететь в каюту. Вообще за такую «помощь» я обычно морды бью, поскольку не переношу пинков в зад даже кроссовкой, но против автомата не попрешь… Влетели как миленькие.

Куракин проорал что-то по-французски, я не усек что, но, судя по реакции Хрюшки, явно нечто не очень выгодное для нас.

– Уи, мон принс! – полушутя ответил чернобородый и очень загорелый мужик с русалкой, вытатуированной на здоровенном бицепсе. Я это понял. У второго, который остался с нами в каюте, были черные усы и длинные волосы, стянутые в пучок, плюс черная бандана на голове с вполне понятной надписью «Mega Death». На грудных мышцах у этого товарища было наколото целое панно с черепом, костями, кинжалами и змеями. Кинжалы и змеи, не говоря уж о черепах и русалках, будучи нарисованными, меня лично не волновали. А вот то, что у этих борцов за денежные знаки имелись вполне солидные спецназовские пистолеты-пулеметы «хеклер-кох», а на кожаных ремнях, продернутых через шорты, висели кобуры с «магнумами», немного беспокоило. Вполне могло случиться так, что князь распорядился не отдавать нас живьем. Истинно русская черта, исконная, можно сказать: сам не гам, и другому не дам!

Надо сказать, что я даже начал жалеть о нашем бегстве с палубы. В конце концов, кто бы на сей раз ни собрался похищать меня и Ленку, нас взяли бы живьем. Конечно, я перепугался газовых гранат. Но это от дури. Надо было сразу догадаться, что никакими VX здесь работать не будут. Именно из того расчета, чтобы не потравить насмерть. Даже скромный CS и тот не применяли бы, чтоб не рисковать. Небось побаловались чем-нибудь вроде слезоточивой «черемухи-7». Конечно, от этого баловства кое-кому зачихалось, закашлялось. Слезки из глаз потекли, бо-бо стало. Тут с лодочек бахнули из линеметов, загарпунили этого самого «Антильского быка» и пошли на самый настоящий абордаж. Тех, кто пытался сквозь слезы пострелять, положили без особых хлопот, а тех, кто особо не дрыгался, просто скрутили в колбаску и оставили отдыхать. Впрочем, могли, наверно, и всех почикать для простоты. А то еще отдышится, развяжется кто-нибудь, неприятности начнутся…

Внизу, где-то на уровне шлюпочной палубы или чуть выше, уже в надстройке, началась ожесточенная пальба. Наши сторожа напряженно прислушивались к трескотне автоматов и пистолетным выстрелам, а также всяким прочим грохотам и бряканьям, которые могли издавать, в частности, трупы, сваливающиеся по железным ступенькам трапов. Но мне лично казалось, что эти ребята слишком сосредоточили свое внимание на двери, приоткрыв ее и поглядывая через щель в коридор. Будь я их начальником, я бы приказал одному приглядывать за окном. Что же касается нас с Ленкой, то наиболее приятным местом с точки зрения безопасности был каютный санузел. В нем не имелось окон, а дверь хоть и была деревянной, не могла угодить под прямую очередь ни со стороны выхода в коридор, ни со стороны окна.

Поэтому, воспользовавшись тем, что подручные Куракина уставились в дверь и убеждены, что мы никуда не денемся – и вполне резонно! – я утянул Ленку в санузел и задвинул за собой засов. Только после этого из каюты послышалась ругань, на которую Ленка тоже ответила несколькими словами, и охранники попритихли.

– Об чем лай? – скромно поинтересовался я.

– Куракин приказал им нас защищать, а не конвоировать. Они развыступались, что, мол, должны за нами наблюдать все время.

– А насчет того, чтобы ликвидировать нас при угрозе захвата противником, он ничего им не завещал?

– Ты по-французски понимаешь? – заподозрила Хавронья.

– Нет, я просто русскую логику понимаю. А Куракин, хоть и офранцузился за истекший период с 1917 года, все равно генетически наш. Хрен с ней, со столицей, лишь бы Москву французам не отдать.

Как уже говорилось, данный совмещенный санузел имел площадь в два квадратных метра. На одном из этих квадратных метров располагалась душевая кабина с умывальником и зеркалом, а на другой – унитаз и биде со всякими причиндалами. Меня лично очень заинтересовала крышка сливного бачка. Однажды в «джикейской» тюрьме на Хайди тяжелая фаянсовая крышка пригодилась для дела

– я вмочил этим «струментом» по хрупкому черепу одного из бойцов несостоявшегося сенатора Дэрка и унаследовал от него, помнится, не то «узи», не то «М-16А2»…

Сейчас, к сожалению, вышел облом. И бачок, и крышка были сработаны из легкой пластмассы. Так что убить ими что-либо крупнее таракана представлялось проблематичным.

Через две двери пальба слышалась послабее. Видать, штурмовой напор немного ослаб. Голоса наших защитников из каюты обменялись, как мне показалось по интонациям, оптимистическими репликами.

Я бы на их месте не спешил. Тем более какие-то шуршания и шебаршения происходили с внешней стороны надстройки. Но само собой, любители пострелять на эти шумы не обратили внимания. И зря!

Звон разбитого стекла и длиннющая, от всей души болезной, автоматная очередь подтвердили мои наихудшие опасения. Сам я, слава Богу, воспринимал побоище только на слух, присев в компании струхнувшей не меньше меня Елены где-то в районе унитаза. По первой прикидке, боец взобрался по скобам на самый верх надстройки, привязал капроновую веревку к какой-нибудь подходящей хреновине, пристегнулся к ней альпинистским карабином и аккуратно, стараясь не стучать подметками по стене надстройки, съехал на уровень окна. Потом вышиб его каблуком и начал поливать все, что было внутри, щедрыми очередями. Шибко крутым и наколотым осталось только истошно визжать и дрыгаться, пока пули выдирали из них клочья мяса вместе с фрагментами татуировок, размазывая эти неаппетитные ошметки по стенам каюты. Но не долго, секунд десять всего лишь. После этого боец вышиб из окна остатки стекляшек, чтобы не порезать что-нибудь нужное в хозяйстве, и влез в каюту. Не очень шумно, но слышно было. Вообще-то мне стало ясно, что господа или товарищи, которые учинили этот налет по всем правилам абордажного искусства, явно не заботятся о соблюдении тишины. При современном развитии бесшумного оружия можно было и поберечь нервы граждан. В конце концов, ребята Куракина, среди бела дня похищая меня из лап Доминго Косого – ей-Богу, уж лучше я бы у него на псарне остался! – обошлись без большого шума и треска. Тихо чпокнули Эдуардо и Оскара, «примочили» меня парализантом, сунули в дельталет и увезли сюда. А эти новые претенденты на содержимое моих мозгов жутко любят цирковые эффекты.

Судя по легкому бряканью, в окно влезал еще один. Меня заинтересовал практический вопрос. А именно: знают ли эти вооруженные и очень опасные граждане, что в каюте находимся мы с Хрюшкой, то есть цель их весьма небезопасной операции? Или же им это окошко просто понравилось своими размерами и удобным расположением? Если они в первую очередь рассчитывают обойти с тыла тех, кто задержал их коллег на лестнице, то могут и проскочить мимо туалета, – дай Бог, правда, чтобы для страховки нам гранату не кинули! Но надежда эта быстро растаяла.

– Он здесь, – шепотом произнес кто-то по-английски. – В туалете! Индикатор зашкаливает.

– Поговори с ним, я прикрою со стороны коридора. По-моему, сейчас здесь будут гости.

– Мистер Баринов! – Тот, что был оснащен индикатором, постучал по двери стволом автомата. – Мы знаем, что вы здесь. Если вы вооружены, отдайте оружие и выходите.

Но тут громко затарахтело в коридоре, из комнаты ответили двумя очередями, кто-то совсем недалеко вскрикнул.

– Shit! Дерьмо! – прошипел один из налетчиков. Стало тихо, внизу слышались только осторожные шаги, стрельбы больше не было. Шуршала карманная рация. Ее владелец больше не обращался ко мне, похоже, у него появились другие проблемы. Скрипнула кнопка, шуршание прекратилось.

– Питон, Питон, ответьте Мамбе.

Эти позывные нагнали на меня жуткую тоску. Запахло канализацией и подземными горизонтами «Горного шале». Неужели «джикеи» не могли за два года придумать что-нибудь новое? Впрочем, они все-таки придумали индикатор, который, должно быть, очень четко пеленгует работу моей микросхемы и вопреки предположениям самодовольной Хавроньи наводит на меня группу захвата.

– Мамба, я – Питон, – отозвались из эфира. – Где вы?

– На месте. Объект локализован, обеспечьте безопасный вывод. Как поняли?

– Понял отлично. Коридор до лестницы свободен. Оппоненты площадкой выше. Будете ждать очистки?

– Сколько времени просите?

– Десять минут.

– Работайте, жду доклада. Как поняли?

– Все понял. Доклад будет.

– Конец связи.

Питон с Мамбой своими переговорами прояснили ситуацию. «Джикеи» загнали французов выше ярусом, но оттуда, должно быть, простреливался трап. Теперь Питон просил десять минут на то, чтобы ликвидировать это неудобное обстоятельство, а Мамба, надо думать, за это время намеревалась достать меня с Ленкой из санузла. Уже через секунду прозвучала фраза, убедившая меня в том, что все обстоит именно так.

– Мистер Баринов, – вежливо позвали из-за двери. – Вам и вашей жене ничего не угрожает. Вы сами знаете, что нужны нам живыми. Выходите, и мы доставим вас в безопасное место…

Но тут в каюте оглушительно грохнуло. Дверь, соединяющую каюту с санузлом, сорвало с петель воздушной волной и с грохотом шибануло о раковину умывальника и зеркало. Осколки фаянса и стекла градом посыпались на пол, несколько кафельных плиток разлетелись на куски. Нас с Ленкой не задело, но сшибло на пол и слегка оглушило. Слава Богу, что мы не подходили к двери.

Как ни странно, но если я и вырубился от взрыва, то не больше, чем на пару секунд. Голова слегка гудела, в ушах звенело, во рту было солоно, но не от крови. Я сидел на полу, а в десяти сантиметрах от моей пятки лежал автомат, похожий на укороченную «М-16», знакомый мне по стычкам в «Бронированном трупе». «Джикей», одетый в черное трико, черную вязаную шлем-маску с прорезями для глаз, носа и рта, а также бронежилет (естественно, тоже черный), валялся поверх выбитой двери. Броник прикрыл его грудь от осколков, но, к сожалению, осколков у этой гранаты оказалось до фига. Пара штук пошли ниже пояса, и о своем мужском достоинстве «джикею», наверно, пришлось бы намертво позабыть. Но судьба была к нему милостива, бедняга об этой потере так и не узнал, поскольку еще один осколок долбанул его прямиком в лобешник.

Толком не придя в себя, я инстинктивно схватил автомат. Хотя не очень точно знал, смогу ли я из него выстрелить и, что важнее, нужно ли мне стрелять вообще.

Пыль, поднятая гранатным взрывом, не успела осесть, когда послышался некий дикий визг, отдаленно напоминающий знаменитое «ки-я!», и какой-то козел вломился в каюту из коридора. Недолго думая подручный Куракина открыл огонь, но не по мне, а по «джикеям», валявшимся на полу. Того, который лежал в каюте, я не видел, а потому не знал, подавал он признаки жизни или нет, стонов по крайней мере, слышно не было. А вот того, что лежал у нас в санузле, по моему разумению, долбить уже не было смысла. Тем более что при этом можно было запросто зацепить и нас с Ленкой. Самое удивительное, что в этот момент я, как ни странно, думал, будто застрелить нас в планы этого бойца не входит.

Увы, я сильно ошибся! Но слава Богу, это мне и Ленке сошло с рук.

– N'est tire pas! S'est Elene! He стреляйте! Я – Елена! – заверещала «француженка», и будь фортуна более вредной, нам бы после этого хана настала. Потому что мужик в шортах и черной кожаной безрукавке с заклепками влетел в санузел с одной целью – пришить нас на месте, а потом сказать, что так и было. Но его подвела любовь к длинным очередям. Все, что было в магазине, он уже распродал покойным «джикеям», а как раз на меня и Ленку не хватило. Надо было видеть его рожу, когда инструмент издал пустопорожний щелчок. Я не мог позволить промедление, смерти подобное – в буквальном смысле! – и нажал на спуск «джикейского» трофея. Господина в шортах и безрукавке проковыряло в пяти местах, и он со своим пустым «хеклер-кохом», слегка подпрыгнув и взвизгнув нечто нечленораздельное, но уже похожее не на «ки-я!», а на «мон дье!», шмякнулся поперек дохлого «джикея». На кафеле за его стеной появилось несколько выбоин, а по уцелевшим плиткам расплескалась кровища.

Ленка на сей раз даже не завизжала, а только икнула.

– Сиди! – сказал я ей, хотя она никуда идти не порывалась, а совсем напротив – забилась в угол и мелко дрожала. Я тоже дрожал, но не так сильно. Все-таки два года никого не убивал, немного потерял форму. Пока успокаивался и унимал дрожь, прислушался: в каюте стояла гробовая тишина, а наверху перестреливались короткими и одиночными.

– Мамба, Питон вызывает Мамбу! – запищала рация. Поскольку никто не отозвался, я рискнул перешагнуть через «джикея» и «куракинца».

В каюте лежало три жмурика. Те два «куракинских», которых «джикеи» расстреляли через окошко, и «джикей» с рацией. Двери в коридор не было, гранатный взрыв и ее сорвал с петель. За окошком просматривалась капроновая веревка, свисавшая вниз. В общем, все, как я и предполагал. В коридорах и на трапах надстройки было слишком шумно, чтоб туда соваться. Веревка к себе так и манила. Но у меня были сомнения насчет альпинистской подготовки Хавроньи. Правда, падать было не так уж высоко, метра четыре, не больше, но на железную палубу, где легко было плюхнуться на какую-нибудь, выражаясь по-морскому, «дельную вещь».

– Мамба, ответьте! Мамба, я – Питон, ответьте! – хрюкал «джикей». Очевидно, напрямую добежать до каюты Питону опять что-то мешало. Возможно, кто-то из «куракинцев», вроде того, что долбанул из подствольника по нашей каюте, еще был жив и, спрятавшись в какой-то каюте, ограничивал им свободу передвижения.

Грешен, у меня на какую-то секунду появилось мелкохулиганское желание подобрать рацию, нажать кнопку передачи и сказать что-нибудь приятное для «джикеев». Например: «Питон, я – Объект, Мамба накрылась медным тазом, жду указаний, куда выходить». Самое интересное при этом было бы, если бы я дословно перевел выражение «медным тазом» на английский язык. То-то бы «джикейщики» головы поломали!

Однако я предпочел не хулиганить, а ободрать с трупов боезапас. В дополнение к «джикейскому» штурмовому автомату я прибрал один «хеклер-кох», к которому набралось три магазина, и опоясался ремнем, снятым с одного из «куракинцев». Видуха от этого – ремень поверх ватного шелкового халата! – у меня получилась шикарная. Не то доблестный воин революционного монгольского хана Хатан-батора Максаржава, выступающий в поход против контрреволюционной банды барона Унгерна фон Штернберга, не то наоборот, контрреволюционный китайский мандарин, собирающийся воевать против Народно-освободительной армии Китая. Но на поясе была кобура с 15-зарядной автоматической «Береттой 92 СБФ», а также какой-то солидный штурмовой ножик. Кроме того, из-за пояса другого убиенного я выдернул небольшую гранатку. Он ее накрыл пузом, и потому при взрыве эта хреновина поленилась детонировать.

Копошился я не очень долго – минуты три, но при этом поглядывал на дверной проем. Само собой, с опаской: вдруг еще, кто гранатой плюнется? Но вся возня шла где-то далеко. Нервный Питон перестал вызывать Мамбу. То ли в горле пересохло, то ли не до того стало.

Ленка осторожненько выползла из туалета, подобрав до колен полы своего махрового халатика, чтоб не замараться в луже, которая натекла на пол душевой.

– Бр-р! – передернулась она, шарахаясь от покромсанных осколками трупов.

– Мясокомбинат какой-то!

– Слезешь по веревке? – спросил я.

– Попробую, – отозвалась Хавронья. – Ты нашел индикатор?

– И не искал…

– Ищи! – она мне, прямо как овчарке, приказала. – Если не найдешь, они нас через пару минут сцапают.

Времени у нас было не вагон. Я вообще не знал, как выглядит этот самый индикатор. Мне почему-то думалось, что он размером с японский видеоплейер. На самом деле это оказалась игрушка размером с пейджер. Ленка нашла ее и сунула в карман своего халата.

– Смотри за дверью, но из нее не высовывайся! – порекомендовал я. Дело в том, что мне захотелось поглядеть в окно.

Нельзя сказать, что «джикеи» добросовестно очистили все от стекла, кое-какие кусочки пришлось самому выдернуть. Порезаться не сумел, и на том спасибо.

Внизу никаких постов не наблюдалось. Но зато наблюдались трупы. И у меня, строго говоря, был неплохой шанс к ним присоединиться. К счастью, я вовремя заметил багрово-красный лучик лазерного прицела, который приглядывался к окну другой каюты. Снайпер устроился на полубаке и спокойно, без суеты, клал всех чужих, пытавшихся вылезти из окон надстройки. Я присел, скрывшись в каюте, и посмотрел, как ползет по потолку каюты маленькое красное пятнышко. За это время я подумал, что выбираться через окно в наряде мандарина или цирика слишком рискованно. Но было занятно поглядеть, пальнет ли снайпер по «джикею».

– Как там коридор? – спросил я. Оказывается, Хрюшка уже вооружилась здоровенным «магнумом», который я позабыл снять с «куракинца», и готова была грохнуть в любую цель, которой не повезет появиться в коридоре.

Убедившись, что «граница на замке», я не без брезгливости поднял за ремень одного из «джикеев», подтянул его к окну и высунул по пояс в проем. Снайпер тут же вновь перевел свой лучик на наше окно. Я подергал жмура за ноги, чтоб он «пошевелился». От полубака до надстройки было метров с полсотни, поэтому разглядеть, в каком состоянии находится «джикеи», одетый в черное трико и маску, было сложненько, тем более что я его показывал не больше минуты. Красный лучик скользнул по черной ткани на плечах покойного, и произошло маленькое чудо. На ней ярко мигнули буквы: «G & К». Как только лазер ушел в сторону, буквы исчезли.