Текст книги "Выход на бис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)

Дурацкий сон N 10 Дмитрия Баринова. Пришельцы

Холод, который почувствовал не только я, но и все остальные участники беседы, то есть Тина Уильяме и семейство Роджерсов, был вызван не тем, что на улице похолодало и в дом потянуло сквозняком. Нет, на улице по-прежнему было тепло, и никакой сквозняк по комнатам не гулял. Это был внутренний холод, который исходил откуда-то из мозга и распространялся по всему организму. Моя душа или что там вместо нее убеждала тело, будто ей холодно, тогда как тело никакого физического холода совершенно не ощущало. Наверняка то же самое чуяли и все остальные, потому что ежились от холода с недоуменными выражениями лиц. Милтон Роджерс, например, ни слова не говоря, подошел к окну и опустил раму, хотя оттуда совершенно не дуло.

– Тебе тоже холодно, Милтон? – удивленно спросила Клара Роджерс. А Тина подошла к термометру, висевшему на стене, и, видимо, очень удивилась тому, что спиртовой столбик не упал хотя бы до 20ё F1. Но на нем значилась вполне комнатная температура.

– Странно, – пробормотала Тина, – я думала, что это только меня знобит. Мы ведь могли простудиться в пещере…

– А вдруг это какая-то болезнь? – напугалась миссис Роджерс. – Помните, как исследователи пирамид в Египте умерли от «проклятия фараонов»? Может, этот ваш ящик заразный или что-нибудь излучает?

Мне показалось, что сейчас начнется скандал, но он не успел начаться. Потому что произошло нечто совершенно неожиданное.

Было еще светло, электричество в доме не горело. Света, что попадал в комнату из окон, вполне хватало. Однако в тот самый момент, когда миссис Роджерс начала выступать насчет того, что ящик что-то излучает, стало жутко темно. Так темно, как может быть только в том случае, когда глухой, безлунной и беззвездной ночью внезапно отключается свет не только во всем доме, но и во всем городе. Но ведь электричество не горело! А это означало, что если что-то и отключилось, то не меньше, чем Солнце.

– Господи! – донесся из темноты испуганный вскрик Клары. – Что это?!

Меня обуял страх. Конечно, было от чего испугаться. Но обычно самый сильный страх бывает только в самом начале чего-то непонятного и опасного. Позже он начинает ослабевать, по мере того как человек осваивается в непривычной обстановке. В свое время об этом мне говорил Крис Конноли, когда рассказывал о переживаниях людей, впервые попавших в пещеру. В Пещере Сатаны я и сам ощущал справедливость его утверждений. Но сейчас, хотя мы вроде бы по-прежнему находились в гостиной у Роджерсов и не проваливались на тысячу футов под землю, страх усиливался. С каждой минутой и даже с каждой секундой. Наверно, потому что обстановка менялась очень быстро, и приспособиться к ней мой разум никак не успевал.

Какое-то время я думал, что опять произошла мировая катастрофа из-за того, что Роджерсы, допустим, купили не тот холодильник или покрасили стены не в те цвета. Мне сразу же захотелось найти в темноте черный ящик и попросить, чтоб он перекинул всю нашу компанию в какой-либо более благополучный поток времени. Но темень была настолько беспросветная, что я полностью потерял ориентировку. Если в первые несколько секунд я еще помнил, хотя бы приблизительно, как располагалась мебель в гостиной и где кто из нас четверых находился, то несколько мгновений спустя я перестал не только помнить, что было справа, а что слева, но даже и верх с низом мог перепутать. По-моему, на пару минут вообще исчезло тяготение, и я болтался в пространстве, как астронавт в состоянии невесомости. Кроме того, мне показалось, будто пространство, в котором я сшивался, уже не ограничено стенами гостиной в доме Роджерсов. Само собой, звуковых ориентиров не было. После суматошного вопля миссис Роджерс на какое-то время наступила абсолютная гробовая тишина. Кажется, я тоже пытался выкрикнуть что-то бессвязное, но не услышал своего голоса. Возможно, потому, что вокруг меня не было воздуха, вообще ничего не было. Никаких предметов, никаких ограничителей пространства. То есть за обступившей меня непроглядной тьмой скрывалась некая бесконечность, космическая пустота, быть может…

Это ощущение продлилось минут пять, не дольше. Тьма позади и с боков осталась прежней, а вот впереди, то есть там, куда я смотрел, появилось какое-то странное, непривычного оттенка, зеленоватое свечение. Сперва это была просто небольшая светящаяся точка, окутанная полупрозрачным и зыбким ореольчиком. Не больше теннисного мяча, наверно. Но ореольчик этот стал быстро расширяться и одновременно становиться все ярче и ярче. А точка, находившаяся в центре этого зеленоватого мерцающего сфероида, постепенно превращалась в нечто похожее на свернувшегося в клубок и растопырившего иглы ежа. Этот еж светился намного ярче, чем окружающий его ореол. Он тоже быстро рос в размерах, и я не мог понять, отчего это происходит: то ли сам еж увеличивается, оставаясь на том же расстоянии от меня, то ли это я, подчиняясь неведомой силе, приближаюсь к нему с очень большой скоростью. По размерам зеленый еж был сперва с маленького ежонка, потом со взрослого ежищу, наконец, стал огромным, как мяч, которым играют цирковые слоны. Уже можно было различить, что иглы у него не торчат постоянно на одних и тех же местах, а постоянно то втягиваются, то выбрасываются. И вообще эти иглы, похоже, были не твердыми предметами, а чем-то вроде больших искр или маленьких молний.

Когда до этого ежа осталось не больше двух ярдов, и какая-нибудь из игл вот-вот меня проткнет или испепелит, я совсем передрейфил. Но я ни крикнуть не мог, ни заплакать, ни пошевелить рукой или ногой. Ледяной холод словно бы сковал меня, превратил в статую, хотя я ощущал учащенное биение сердца, а голова, пусть сбивчиво и панически, но пыталась осмыслить происходящее.

И тут еж вместе с его ореолом стали быстро вытягиваться по вертикали. Сначала получилось что-то вроде огромной дыни, потом кабачка, затем длинного огурца или кактуса. Более всего он был похож на кактус, поскольку у него еще сохранялись «иглы».

Ореол стал сжиматься, а сам кактус расширяться, причем в середине зеленоватой искрящейся фигуры возникло продолговатое темное пятно. Оно сначала было совсем бесформенным и маленьким, но потом стало быстро увеличиваться в размерах и обретать контуры человеческой фигуры Одновременно и кактус, и сближавшийся с ним ореол стали изменять очертания, теперь напоминая по форме человеческие фигуры. За минуту все три контура совместились, и передо мной возникло черное, безликое, но с головой, руками и ногами человекообразное существо ростом эдак в девять с половиной футов. По контуру фигуры по-прежнему мерцали «иголочки»-искорки, но совсем маленькие, похожие на те, что проскакивают между контактами, по которым идет ток от слабой батарейки, только не голубого, а зеленоватого цвета.

«Инопланетянин!» – сверкнуло у меня в голове.

Вообще-то я давно хотел встретиться с пришельцами. Даже втайне мечтал, что найду в каком-нибудь неисследованном гроте следы их пребывания в Пещере Сатаны. Самое удивительное, что черный ящик мне поначалу вовсе не казался чем-то неземным. А ведь похоже, что именно за ним прибыл посланец иного мира. Только почему-то без летающей тарелки, о которых столько пишут и рассуждают. Впрочем, черт их знает, нужны ли им тарелки, если у них есть такая штука, как черный ящик, способный не только перебросить человека из одного места в другое за одну секунду, но даже из одного потока времени в другой…

Страх, хотя ничего ужасного пока не произошло, переполнял меня с головы до пят. Верзила, почти вдвое выше меня ростом, безликий и безволосый, абсолютно черный – скафандр это или его собственная шкура, я определить не мог – стоял, уперев руки в бока. Никаких звуков он не издавал, только искорки, мерцавшие по контурам его фигуры, слегка потрескивали. Я даже не знал, видит ли он меня или нет, а если видит, то чем – ничего похожего на глаза у него на голове не просматривалось. Но все-таки мне было легче увидеть такого пришельца, чем тех, которых рисовали в комиксах, то есть всяких там жутких осьминогов и шестиглазов. А так что-то вроде здоровенного манекена.

Спустя еще несколько секунд зеленоватое сияние, исходившее от черной фигуры, стало ярче. При этом, правда, искорки, потрескивавшие на ней, не стали длиннее, но зато я обнаружил, что по левую руку от меня стоит мисс Уильямс, а по правую – Роджерсы.

Я наконец-то рискнул посмотреть себе под ноги и обнаружил, что ни земли, ни пола нет. Мы стояли на пустоте, но никуда не проваливались. У всех были испуганные, ничего не понимающие лица. Не уверен, что вокруг нас был воздух, а не вакуум, потому что Клара все время открывала рот, пытаясь что-то сказать, но ничего слышно не было. И при этом мы были живы и несомненно чем-то дышали!

Холод, исходивший изнутри нас, все еще ощущался, но уже меньше, его парализующее, сковывающее действие ослабело. Я даже почувствовал, что могу повернуть голову. Едва я это осуществил, как в ужасе отвернулся: там, за нашей спиной, стояло множество таких же фигур, как та, что высилась спереди. Но и это было не последним сюрпризом. Когда я повернул голову и поглядел на первого пришельца, то увидел, что немного позади него стоят плечом к плечу точно такие же. А поглядев вправо и влево, я убедился, что мы окружены сплошным кольцом из девятифутовых одинаковых безликих фигур, испускающих зеленые искорки.

Неожиданно включился в работу мой нос, который до этого ничего не чуял. И запах, который он уловил, был не самый приятный. Несло сероводородом, словно от тухлого яйца. Но не столь сильно, чтобы можно было задохнуться. Джерри Каррачиола, с которым я имел несчастье проживать в летнем лагере, умел подпортить воздух и покрепче.

В следующую секунду я чуть не умер от страха. Потому что услышал Голос. Низкий, тяжелый, раскатистый бас. При этом ни у одного из пришельцев не прорезался рот на морде, не изменилась поза. Но я отчего-то не сомневался, что говорит тот, главный, стоящий непосредственно перед нами. Больше всего поразило, что он заговорил не на каком-то неизвестном науке языке, а на английском. Только голос звучал не в ушах, а прямо в мозгу. Телепатия!

– Следуйте за мной, леди и джентльмены!

Я даже подумал, что следующей фразой будет что-нибудь вроде: «Welcome to Hell!» – «Добро пожаловать в Ад!»

Но верзила просто двинулся мимо нас, бесшумно переставляя огромные ноги. Даже Милтон Роджерс, который имел рост далеко за шесть футов, мог бы спокойно пройти под вытянутой рукой этого великана. Все остальные перестроились в две шеренги, и мы гуськом пошли следом за главным верзилой между двумя стенами из мрачных фигур. Страх и полное безволие сковали меня. Что эти громилы с нами сделают? Посадят в клетку и увезут в зоопарк? Будут эксперименты проводить, как на кроликах или мышах?

Но сделать ничего нельзя. Слишком уж это высокая цивилизация. Хотя бы по росту.

Совершенно неожиданно я обнаружил, что строй инопланетян исчез, остался только тот, что шагал впереди. А вокруг нас возникла из ничего полупрозрачная голубоватая труба, свитая из голубоватых «нитей», очень похожих на электрические искры, только невероятно длинных и закрученных в спираль.

Где-то далеко впереди эта витая труба упиралась в некое оранжево-алое сверкающее сооружение, очень похожее на летающую тарелку, висевшую посреди абсолютной черноты, где никаких звезд и планет не наблюдалось. А труба понемногу сужалась. Мне даже показалось, что верзила сейчас вынужден будет согнуться. Но я не угадал, он не согнулся, а полетел головой вперед. Следом за ним полетел Милтон Роджерс, потом – его жена, потом – я, а позади всех – Тина Уильямс. Причем летели мы не прямо, а по спирали, точно следуя по направлению витков голубых «нитей». У меня закружилась голова, и я только успел подумать, что мы вот-вот расшибемся о летающую тарелку.

Но этого не произошло. Верзила-инопланетянин, не сбавляя скорости, вкрутился в борт тарелки и исчез в нем. Точно так же ввинтились в тарелку и Роджерсы. И я, когда до меня дошла очередь, никакого удара или толчка не ощутил, только в глазах что-то сверкнуло, хоть я их и зажмурил.

Открыв глаза, я обнаружил, что мы, все четверо, находимся в странной полукруглой комнате. То есть одна стена была плоская, а другая полукругом, и в комнате было только два угла. Вдоль полукруглой стены располагались четыре кресла, похожих не то на самолетные, не то на зубоврачебные. На плоской стене находился какой-то черный куб с ребром примерно в один фут. В креслах сидели мы, земляне, а под черным кубом стоял, положив на него руки, гигант инопланетянин. Он не поворачивал никаких выключателей, не нажимал кнопок, да на кубе ничего и не было. Откуда-то из середины обращенной к нам грани куба выбросились четыре тонкие голубые «нити» или луча, которые стали быстро закручиваться в тонкую спираль.

Эти лучи потянулись к нам, сидящим в креслах. Мне стало страшно, но поделать я ничего не мог. Всем остальным тоже было страшно, на лицах даже что-то предсмертное читалось, небось думали, как и я, что их сейчас убьют этими самыми лучами.

Но тут что-то произошло. Один из лучей, как раз тот, что тянулся ко мне, вдруг погас. Остальные благополучно дотянулись до Милтона, Клары и Тины. Тут лучи, смахивающие на завитые в спираль телефонные шнуры, разделились на множество тоненьких нитей-лучиков и за несколько секунд как бы оплели головы моих спутников. Сразу после этого с их лиц исчезло выражение тоски и страха. Они обрели спокойствие, а у Тины даже появилась улыбка на лице.

А вот инопланетянин, державшийся руками за куб, стал вести себя не так уверенно. Похоже, его техника повела себя как-то не так. Должно быть, что-то испортилось.

Гигант убрал руки от куба, но три луча продолжали работать, а четвертый так и не появился. Инопланетянин вошел в плоскую стену так, будто она была сделана из тумана, и исчез.

Конечно, я попробовал вылезти из кресла, но мне не удалось. Вроде бы я не был к нему пристегнут ремнями, или привязан веревками, или прикован цепью, но оторваться от сиденья не мог.

Верзила вышел из стены так же легко, как и вошел в нее. Он опять положил обе ладони на бока черного куба, но четвертый луч все равно не появился. Тогда гигант растопырил огромные пятерни, и я с ужасом увидел, как прямо на моих глазах тела Тины, Клары и Милтона теряют свою форму и превращаются в ослепительно яркие продолговатые штуки – не то сигары, не то морковки, – оплетенные голубоватой сеткой маленьких молний, постепенно скручивающихся в спиралевидные трубы. Такие же по виду, как та, через которую мы вошли на тарелку, только гораздо меньшего диаметра.

Кресла опустели, а витые трубы, в которых находились три светившиеся, как расплавленная сталь, морковки, стали вытягиваться, а затем упираться в полукруглую стену. Видимо, они прошли и сквозь нее, а потом и вовсе вылетели куда-нибудь в космос, но этого я, конечно, не видел. Зато хорошо запомнил, как после того, как инопланетянин сжал кулаки, морковки в трубах засверкали еще ярче и со страшной скоростью унеслись по своим трубам неведомо куда. Мне захотелось завизжать и заплакать, потому что я думал, будто все трое погибли. Но я не мог этого сделать, так же, как не мог подняться.

Верзила поджал два пальца, и две трубы исчезли, а одна стала сужаться, пока не превратилась в телефонный шнур. Потом этот шнур потянулся к моему лбу… Внутренне я орал дурным голосом, но ни звука издать не мог.

В тот момент, когда голубая трубка-шнур не дошла до моей головы самую малость, с верзилой-инопланетянином стало происходить что-то непонятное. Он убрал руки от куба и тут же стал терять свою человекоподобную форму, сжимаясь сперва в кактус, а потом в ежа. В это самое время полукруглая стена содрогнулась от мощного удара извне. По-моему, я успел заметить трещину, которая на ней появилась, или даже пролом. И оттуда по направлению к ежу, ощетинившемуся зелеными иглами, полетели ярко-белые, сверкающие штуковины, напоминающие не то швейцарские кресты, не то знаки плюс. А в ответ, со стороны ежа, к дыре понеслись зеленые иглы. Кресты сталкивались с иглами, вспыхивали маленькие, но ослепительно яркие вспышки, будто сюда ворвалась сотня фоторепортеров.

Я уже понял, что это перестрелка или даже целый космический бой. Мне было страшно: вдруг попадут в меня? Но покамест мне вреда ни от плюсов, ни от игл не было, они поражали только друг друга. С кем перестреливается еж, мне было не видно, я боялся, как бы тут еще один монстр не появился.

Но тут позади ежа лопнула плоская стена, и из нее выпал черный куб, а следом за ним из образовавшейся квадратной дыры в комнату влетело некое плотное бесформенное облако, из которого вылетело сразу пять белых крестов. Одновременно два креста вылетели из дыры в полукруглой стене. Еж выпустил сразу много игл, но один из крестов ударил прямо в него. Я ожидал, что произойдет какой-нибудь взрыв, и в ужасе зажмурился, но через пару секунд, поскольку взрыва не случилось, открыл глаза.

Ни ежа, ни облака не было, ни кресты, ни иглы больше не летали. А самое удивительное – я обрел способность двигаться, смог сойти с кресла и сделать несколько шагов по помещению, где происходила схватка. Конечно, вылезать я боялся, потому что понимал, что с космической тарелки все равно никуда не убежишь, а попасть под огонь передравшихся между собой цивилизаций я не хотел.

Поэтому, сделав несколько шагов туда-сюда по комнате, убедившись, что проходить через эти стены я не смогу так же легко, как великан, а пролом в полукруглой стене для меня слишком узок, я вернулся в кресло. Посидел в нем минут пять, прислушиваясь. Всюду была тишина.

Тогда я испугался, что инопланетяне перестреляли друг друга, и я остался где-то в космосе один-одинешенек. Управлять тарелкой я, конечно, не смогу, а у них тут и поесть, наверно, нечего.

На сей раз я подошел к дыре, которая образовалась после того, как вывалился куб. Я приставил куб к плоской стене, с опаской встал на него ногами и осторожно заглянул в дыру.

На той стороне оказалась точно такая же полукруглая комната, только кресел не было. Вместо них стояло несколько больших и маленьких черных ящиков. Все они были сделаны из того же материала, что и наш, то есть тот, который мы нашли в Пещере Сатаны. Но кольцо на торцевой стенке было только у одного. Не знаю, был ли это тот же самый ящик или какой-то другой, но я сразу понял: это мой шанс спастись. Я просунул палец в кольцо… Вспышка!

Акт из мелодрамы

Куда на этот раз унесло бедняжку Майка, мне предстояло узнать только в следующей серии. Я-то проснулся на своем месте, на корме «джикейской» резиновой лодки, почти рядом с подвесным мотором. Солнышко стояло уже высоко. Хавронья сидела на скамейке и с интересом копалась в пакетах с аварийным запасом, на которые мы прошлой ночью не обратили внимания. Горизонт был девственно чист на все триста шестьдесят градусов. Ни дымка, ни паруса, ни каких-либо признаков близкой земли. Живи как хочешь. В воздухе обстановка тоже спокойная, никто не гудит и не летает, даже птиц не видно.

– С добрым утром! – поприветствовала меня Премудрая.

Ивану-царевичу, конечно, было проще. Его Василиса спать укладывала со словами: «Утро вечера мудренее!», а затем, пока бедолага, получивший очередное сумасбродное задание руководства, дрых без задних ног, она в ночную смену ударными темпами и намного раньше графика выполняла поставленную задачу. Мне же досталась хоть и Премудрая, но Хавронья, которая, в отличие от Василисы, чаще создавала проблемы, чем их решала.

Сегодня, правда, Ленка заслуживала всяческих похвал. Она обнаружила среди аварийного запаса «джикеев» кое-что из жратвы, а потому могла предложить мне галеты, напоминающие по кондиции собачий корм «Педигри Пал», и полбанки тушенки (вторую половину сама слопала). Запивать пришлось водой из пластиковой бутылки без этикетки.

Тем не менее червячка заморили. Теперь было самое время определять направление дальнейшего движения. Правда, для этого надо было сначала определить свои координаты, свериться с картой, а потом еще выяснить, хватит ли бензина в баке подвесного мотора или для спокойствия лучше двигаться на веслах.

Я начал с последнего – что было проще всего. По самой грубой прикидке, горючего в баке осталось не более чем на две-три мили. Море вокруг просматривалось на гораздо большее расстояние, поэтому о моторе надо было пока забыть. Он мог пригодиться в том случае, если бы пришлось срочно догонять какое-нибудь невнимательное судно.

В аварийном запасе у «джикеев», как ни странно, не нашлось ни секстанта, ни карты. Народ они современный, на хрена им такая архаика. Карта – в памяти ноутбука, а к ноутбуку можно подключить какую-нибудь маленькую игрушку, дающую данные с навигационного спутника. Но ничего такого в нашей лодке не имелось. Скорее всего это имущество везли те, кто захватывал кормовую надстройку «Торро д'Антильяс», на случай, если французы сдуру поломают корабельную навигационную аппаратуру. А для группы захвата, то есть Питона с Мамбой и Коброй, которых привезла наша посуда, наличие такой аппаратуры было излишне. Чтобы не убежали, бросив командира на произвол судьбы, и не поделили ту премию, которая была обещана за отлов господ Бариновых, на десять частей вместо тридцати.

Так или иначе, но никаких старинных или современных приборов для определения местоположения судна у нас не было, карты не было тоже. Оставалось плыть по старым приметам. Запад – где закат, восток – где восход. На восток было плыть надежнее, потому что мимо гряды Малых Антильских островов проехать трудно. Конечно, было небольшое опасение, что «Торро д'Антильяс» уже прошел через один из проливов между стоящими цепочкой островами и следовал к Мартинике, огибая Антилы с востока. Тогда наше путешествие «Nach Osten» (к востоку) могло завершиться на берегах Африки. Насчет этого я хорошо знал с детства: «Не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна!», хотя так далеко мы на «джикейских» запасах, пожалуй, не уплыли бы…

Весла в лодке были, аж три пары, ветра почти не наблюдалось, и мы, подняв мотор в горизонтальное положение, чтобы он нами не рулил, и, усевшись на две передние скамеечки, очень мило погребли в направлении солнышка. Черную шкуру, снятую с «джикея» я утопил по приказу Хрюшки, поскольку от этой униформы по-прежнему воняло, а Хавронья была животным деликатным. Она перед тем, как оставить меня в плавках, а себя в купальнике – махровый халат не самое удобное одеяние для занятий народной греблей, – намазала меня неким кремом против обгорания, найденным в аварийном запасе. То же самое было повелено сделать и с ней. Мазать Хрюшку было, конечно, очень приятно, да и дух от крема поначалу показался неплохим. Однако Хавронья от всяких неуместных нежностей отказалась, и я понял, что она вступила в командование нашим безымянным резиновым плавсредством.

Час или полтора мы провели в занятиях гребным спортом. В смеси с потом запах крема дал неплохое амбре, лишь чуть-чуть уступающее духану от «джикейского» мундира. Я бы с удовольствием искупался, если бы это была какая-нибудь речка в средней полосе, где крокодилы не водятся. Само собой, я не крокодилов боялся, а акул. Прямых признаков, что они тут есть, то есть плавников, поблизости заметно не было. Но ведь эти заразы могут и под поверхностью воды гулять, не всплывая, так сказать, на «перископную глубину».

Гребли мы молча, не переговариваясь. Должно быть, обоим было ясно, что не так-то это просто – плыть по океану в резиновой лодке. Хотя тут и густонаселенное место, и полно народу эти воды бороздит, а также летает над ними, но вовсе не обязательно, чтобы мы быстро кого-нибудь встретили.

Правда, весьма возможно, что нас уже вовсю разыскивают те, кто вчера упустил: и «джикеи», и «куракинцы», и «койоты». У первых двух команд есть явное преимущество – индикаторы, засекающие работу моей микросхемки. Вообще странно, что они до сих пор еще до нас не добрались. А то, может, как в старинной песне у Высоцкого: «Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела»? Взорвали, скажем, весь «Торро д'Антильяс» с потрохами, и никто не спасся…

Это была приятная мысль, но очаровываться ею не стоило. Даже, пожалуй, надо было бы пожалеть, если произошло что-нибудь похожее. В конце концов, без индикатора нас трудно найти. Разве что повезет, допустим, «койотам». О Сарториусе и Чудо-юде я даже старался не думать. С первым встречаться попросту не хотелось. Если он действительно решил противостоять замыслам Чудо-юда и всех прочих, желающих весь мир зазомбировать, то наверняка меня грохнет. К Чудо-юду, в общем, и хотелось, и не хотелось. Конечно, у него мне было бы спокойнее всего, но уж больно стыдно будет сознаваться, что два года назад я решил поиграть в Павлика Морозова…

– Хорошо бы выбраться на какой-нибудь островок, – нарушила молчание Ленка. – И желательно – необитаемый!

– Теперь, подруга, таких нет. Если где не обитают, то, значит, там и обитать нельзя.

Действительно, перспектива высадиться на скалистое лишенное пресной воды местечко не больно приятная. На лодке, конечно, похуже, но не намного. Кроме того, от таких скал и островков приличные суда держатся на расстоянии, поскольку вокруг них мели и камни.

Но Хрюшке, конечно, очень хотелось развить эту тему.

– Ну вот, и помечтать нельзя… Так приятно было бы пожить, как Робинзон, вдали от цивилизации и всяких там бандитов.

– И сколько бы мы так выдержали?

– Без бандитов я могу сколько угодно выдержать.

– А без ванной?

– Тут море теплое.

– А без парикмахерской? – еще ехиднее спросил я.

– Какой ты все-таки гнусный, Волчище! Не можешь даже пофантазировать немножко для любимой жены.

– Немножко могу: вон корабль какой-то появился… Я действительно фантазировал, потому что наугад указал пальцем куда-то себе за спину. А Хавронья, как ни странно, не поленилась повернуться лицом в ту сторону и округлила свои глазенки.

– Идет! Господи, идет! – воскликнула она и, выхватив из аварийного пакета одноразовую ракетницу, послала в небеса оранжевый искрящий шарик с дымным хвостом.

– Ты чего, сдурела? – Я ошалело обернулся и увидел, что небольшое плохо различимое суденышко действительно появилось в восточном секторе горизонта – там, куда мы гребли.

– По-моему, не заметил он твоей ракеты. Дымового факела нет?

Пока Хрюшка искала дым, я успел найти не менее полезную штуковину – морской бинокль. Глянув в эту мощную штуковину, узнал силуэт кораблика. Он мне был даже очень знаком… Особенно вертолет на корме.

«Дороти»! У нее, по-моему, систер-шипа не было. Если, конечно, бывшая компания Куперов не построила копию.

Пш-ш-ш! Дымовой факел в руках Ленки зашипел, и клубы бурого дыма повалили в небо. Яхта сбавила ход. Заметили! Интересно, чья же это теперь посудина? Прошлый раз принадлежала Эухении Дорадо, но если Чудо-юдо увез Эухению в Россию, то теперь яхта может быть либо у «койотов», либо… Даже не придумаешь, у кого.

– Вертолет! Вертолет взлетает! – восторженно завопила Хрюшка. Это было видно невооруженным глазом.

Я ее поросячьей радости особо не разделял. «Койоты», если это они, вообще-то могут и по-грубому обойтись. Например, оттрахать коллективно такую белобрысую пышечку. Если, конечно, Косой им это дело не ограничил.

Вертолетик, как мне показалось, был поновее, чем тот, на котором летала Синди, но таких же габаритов – не больше, чем на четыре места. Меньше, чем через пять минут он появился над нами и завис на высоте пяти-шести метров над лодкой. Винт его обдувал нас весьма свежим ветерком, я даже забыл на несколько минут, что нахожусь в тропиках. Дядя в черной безрукавке и шортах, бейсболке и темных очках, отодвинув дверцу, проорал по-английски:

– Вам нужна помощь?

– Yes! – заорала Ленка, а я только кивнул. Дядя без долгих расспросов сбросил трос с крюком и пояснил сквозь рокот мотора:

– Цепляйте за носовое кольцо!

Я дотянулся до троса, выбрал слабину и зацепил за кольцо. Летчик поднял вверх большой палец и ловко потянул нашу посудину вперед. Получилось, само собой, побыстрее, чем своим ходом, даже, пожалуй, слишком быстро. Пилот попер со скоростью далеко за сто километров в час, и лодка помчалась вперед, как глиссер, вставший на редан. Как ни странно, этот лихой вертолетчик не только не оторвал кольцо, но даже не опрокинул нас, хотя кое-какие позывы к тому ощущались. Особо крутой маневр мужик совершил на подходе к «Дороти» (это точно была она – я название успел прочитать). Так вот, в тот момент, когда мне показалось, что этот ас с разгону шибанет нас о стальной борт яхты, – а эффект был бы вполне сравним с наездом мотоциклиста на танк! – дядя уверенно заложил виражик вправо метрах в ста от «Дороти», соответственно накренив лодочку градусов на тридцать, и тем самым нас притормозил. Хрюшка завизжала, я успел сказать слово «блин», а летун ловко отстегнул буксир и повел свою стрекозу дописывать окружность, чтобы сесть на посадочный круг яхты. Нас по инерции с угасающей скоростью все-таки дотащило до самого борта и не очень сильно о него тюкнуло.

Тут же с борта яхты высунулись два длинных багра, которыми загорелые пареньки зацепили нашу лодку за мотор и носовое кольцо. Затем свесился шторм-трап, по которому первой взобралась Ленка. Следом, ничего не забирая из лодки, вылез я.

На палубе меня ожидал приятный сюрприз, чреватый весьма серьезными осложнениями. В окружении четырех квадратных телохранителей – налысо бритых а-ля Майк Тайсон, усатых и бородатых чернокожих общим весом в полтонны – с очаровательно растрепавшимися волосами на ветерке, поднятом усевшимся на корму вертолетом, стояла Марсела Браун. На лице ее читалось нечто весьма суровое, и черные глазенки аж сверкали от негодования. Куда там всяким мексиканским сериалам! Это была страсть ярой собственницы, а отнюдь не романтической влюбленной. Она еще не смотрела на меня, потому что всецело вперила взгляд в Ленку и как бы царапала им физиономию невесть откуда взявшейся соперницы, которая осмелилась кататься на резиновой лодке в компании с ее, Марселы Браун, законным мужем.

Ленка, естественно, этого взгляда не пропустила и смело подняла вверх ответный, стальной и прочный, как уральская броня. Прицельный, бронебойный взгляд суровой русской бабы, как бы скромно намекающий, что его обладательница может и коня на скаку остановить, и в горящую избу войти, и пошвырять с борта в океан всех этих телохранителей, мать их растуды, вместе с их черномазой хозяйкой, ее мать распротуды трижды! Потому что не хрена мартышке антильской национальности сверкать зенками, а тем более пялить их на законного мужа Бариновой Елены Ивановны, 1965 года рождения, р-р-русской, пр-р-равославной, ранее состоявшей в ВЛКСМ.