Текст книги "Выход на бис"

Автор книги: Леонид Влодавец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Часть IV. САПОГ В ИНДИЙСКОМ ОКЕАНЕ

На финише перелета

Проснулся я в дурном настроении. Слишком похож был минувший дурацкий сон (особенно его последние фрагменты) на ту бредятину, которой была забита моя башка во время выхода из комы. Воспоминание об этом совсем недавнем моем состоянии и привело к тому, что, очнувшись, я ощутил какую-то похмельную Тяжесть во всем организме. Может, дело усугублялось еще и тем, что проснулся я не сам, а меня разбудили, бесцеремонно тряхнув за плечо. Хорошо, хоть по мордам не нахлопали.

Ленку, должно быть, разбудили раньше меня, потому что, когда я продрал глаза, она тут же сообщила:

– Прилетели! На земле стоим.

Больше ни ей, ни мне ничего сказать не дали. Приемы были известные и очень хорошо знакомые: пластырь на рот, мешок на голову, стяжку мешка слегка затянули, только чуть-чуть свободнее, чем требовалось для удушения, и потащили. Судя по всему, запихнули в тот же автофургончик, на котором привезли в самолет. Зажужжали моторчики, открывающие аппарель. Кто-то, хлопнув дверцей, уселся на водительское место и задом подал машину на бетон. Потом, резко вывернув баранку, дал полный газ. Все это я ощущал только по звукам да еще по мотаниям из стороны в сторону при поворотах и торможениях.

Мотались так минут пятнадцать, пока не услышали знакомый клекот вертолетного движка. Лязгнула, открываясь, задняя дверь фургона, пахнуло бензином, меня сцапали сразу двое, ухватив под мышки и за ноги, после чего перетащили из фургона в вертолет и толкнули на сиденье. Где-то сбоку плюхнулась и Ленка – я услышал ее мычание.

Вертолет затарахтел интенсивнее, потянул вверх и довольно круто. Это я понял по тому, что желудок словно бы опустился вниз. Куда еще потащат? Или, может быть, на этот раз все-таки сбросят? Эта веселая мыслишка вопреки логике как-то проскальзывала в сознании, хотя мне казалось, что такой романтик, который, имея возможность прихлопнуть двух мелких людишек еще вчера, повез их хрен знает куда, не характерен для нашего столетия.

На сей раз полет длился не больше десяти минут. После этого тарахтелка плавно пошла на посадку. Когда заметно снизились – это я тоже по внутренним органам определил, – звук двигателя изменился. Появилось что-то вроде эха, рокот отражался не то от гор, не то от каменных стен.

Особо не церемонились и здесь. Не снимая мешков, взяли под руки и выволокли из вертолета на свежий воздух. Потом даже не повели, а потащили куда-то сперва по твердому и шероховатому бетону, потом – по твердому и гладкому мрамору, наконец, – по мягкому ковру. Послышалось гудение, щелчки – нас подтолкнули вперед. Я сразу понял, что нас привели в лифт, ощутив характерное покачивание пола.

В лифте мы поднимались не очень долго и, как мне показалось, не слишком быстро. Поэтому я предположил, что лифт увез нас не выше, чем на третий, максимум четвертый этаж.

Кабина остановилась, нас с Ленкой вывели на какое-то мягкое ковровое покрытие. По крайней мере, подошвы его таким ощущали и шагов почти не было слышно.

По этому самому покрытию нас отконвоировали дальше. Путь этот для человека с мешком на голове показался очень запутанным. Сначала вроде бы прошли шагов десять вперед, потом свернули куда-то вправо, после этого поднялись по лестнице на двадцать ступенек вверх. Сделали еще пятнадцать шагов вперед, перешли на какую-то наклонную плоскость… Короче, «три шаги направо, три шаги налево, шаг уперод и два – назад». Затем нас усадили на мягкий диван и… удалились. Правда, на смену тем, кто ушел, тут же явились другие. Конечно, я и Ленка сумели только почуять движение воздуха, смену запахов, дыхания, кряхтения и лишь в самой малой степени расслышать звуки шагов.

Ни одного слова при этом произнесено не было. Я даже прикинул, что, может быть, нас глухонемые похитили… Так, из общей привычки к хохмам.

Минут пять мы просидели на диване, а потом нас взяли под ручки и повели куда-то вперед. Кто-то открыл перед нами двери, нас опять обвеяло прохладным воздухом. Послышалось журчание воды, но не такое, как в унитазе, а как в фонтане. Сквозь ткань мешка долетел аромат цветов. Конвоиры вновь усадили нас на диван, но с более мягкой обивкой. Затем, оставаясь где-то за спинкой этого дивана, сняли с наших голов мешки. Однако разглядеть особо много не удалось. В большой комнате или небольшом зале – как хошь считай! – было темно, как у негра за пазухой.

Потом настала очередь расклеивания ртов. Пластыри отлепили довольно гуманно, скорее всего потому, что они еще не успели как следует присохнуть. После этого в лица нам направили яркие лампы и, пока мы жмурились, освободили от наручников. Правда, не сразу, а только после того, как некая значительная в здешних местах личность разглядела наши физиономии. Я лично так и не сумел рассмотреть тех товарищей, которые занимались нашей «предпродажной подготовкой», поскольку они испарились еще до того, как в зале потухли лампы, слепившие мне глаза, и зажегся нормальный верхний свет.

Когда это произошло, я не поверил своим глазам. Точнее, в общем-то, поверил, но первая мысль была, что я угодил в съемочный павильон, где снимается некий костюмный фильм про Аладдина и его волшебную лампу. Или, допустим, нечто на сюжет из «Тысяча и одной ночи». Во всяком случае, окружающая обстановка и вся отделка интерьера – за исключением электрических люстр, наверное, – были явно позаимствованы из дворца Гаруна аль-Рашида. Вторая мысль, клюнувшая меня в темечко, заставила решить, будто меня опять погрузили в искусственную реальность, разархивировав какой-то «файл» генетической памяти, доставшийся мне через прапрабабку Хасият-Анастасию. Конечно, это была сущая лажа, ибо моя чеченская (кстати, она могла быть и дагестанской) прапрабабушка вряд ли когда-нибудь видела такие интерьеры даже во сне. Горы, ущелья, сакли и медные кувшины – это все совсем из другой оперы. Здесь, в зале, куда нас с Ленкой привели, чуялся дорогостоящий арабский колорит. Даже если я и не знал тонких различий между архитектурой стран Ближнего и Среднего Востока, то мог точно сказать, что граждане, одетые в белые бурнусы, – это арабы.

Именно такой гражданин в бурнусе, чернобородый, смуглолицый, судя по всему, невысокий ростом, но очень массивный, восседал на возвышении из подушек, разумеется, скрестив ноги по-турецки. В руках он набожно перебирал четки, лицо являло собой пример сосредоточенности и обращенности внутрь себя. Единственными современными элементами в его облике были темные очки на носу, а также сотовый телефон и пейджер в кожаных чехлах, лежавшие рядом с ним на подушках. А в остальном – ни дать ни взять, восточный владыка времен Арабского халифата. К таким товарищам обычно прилагались серебряные кальяны, балдахины, опахалыцики с мухобойками, несколько советников-визирей, стража с мечами и красавицы с замотанными лицами и открытыми пупками. Ну еще какой-нибудь звездочет, как в фильме про Ходжу Насреддина.

Тут все было попроще. Опахалыцики не требовались ввиду того, что в зале работал кондиционер, а кроме того, имелось два небольших фонтанчика. Наш диван и лежбище гостеприимного хозяина располагались как раз между этими увлажнителями воздуха. Посередине, на равном расстоянии от дивана и лежбища, стоял резной столик с инкрустированной столешницей, похожий на здоровенный восьмигранный барабан. Никаких танцовщиц, наложниц, визирей, звездочетов и евнухов, конечно, и в помине не было, кальяна и балдахина тоже, а стражу представляли четыре плечистых усатых молодца в отлично сшитых костюмах. На мордах у них были черные очки, а под пиджаками какое-нибудь более или менее современное оружие и радиостанции.

Мне стало ясно: шейх Абу Рустем, который обещался прислать за нами на Гран-Кальмаро личный самолет, счел за кровную обиду то, что мы не приняли его приглашения, а потому его верные аскеры, нукеры или джигиты – хрен его знает, как они тут называются! – доставили нас пред его светлые очи. Только один Аллах знал, какие оргвыводы мог сделать товарищ шейх. Я лично не очень точно знал, какими правами пользуются современные шейхи, но вполне допускал, что он может распорядиться и насчет посажения на кол, и насчет сдирания шкуры с живого, а по минимуму – и насчет отсечения головы. Восток – дело тонкое.

Конечно, для меня оставалось загадкой, как мы будем общаться с Абу Рустемом, ежели он, скажем, по-английски ни бум-бум. Ни один из четырех молодцов-телохранителей, на мой взгляд, иностранными языками не владел. Морды были слишком простые. Впрочем, шейхи бывают и с оксфордскими дипломами, и с лумумбовскими… Тем не менее я никак не ожидал услышать тех первых слов, которые прозвучали в зале из уст гостеприимного хозяина:

– Димон, хорош моргать! Протри глаза, биомать! Нет, я бы не очень удивился, если бы гражданин шейх на относительно чистом русском языке сказал что-нибудь типа: «Я очень рад приветствовать вас, господин Баринов, в стенах моего дома». Может, и тому, что шейх матюки загибает, не изумился бы. У нас в Союзе их за месяц даже папуасы выучивают. Но вот голос, которым были произнесены две эти фразы, меня поразил до глубины души. Этот голос я, несомненно, слышал. Правда, последний раз слышал давно, но слышал. И вспомнив, кому этот голос принадлежал, обалдел еще больше.

– Не узнаешь, что ли? – Шейх раскатил улыбочку, как у Буратино – рот до ушей, а затем стащил черные очки со своей морды лица.

Диагноз подтвердился. Несмотря на шикарную шейховскую бородищу, бурнус и прочее снаряжение, по голосу и верхней части лица я убедился, что великий и мудрый Абу Рустем ибн хрен знает кто (как его по паспорту зовут, я не знал и не интересовался), дуновением вызывающий бурю (возможно, в пустыне) и сиянием затмевающий солнце в его полуденном блеске, это всего лишь мой давнишний и хороший приятель, экс-вице-чемпион чего-то по классической (прежде французской, а ныне греко-римской) борьбе, самый опытный и хитрый из всех чудо-юдовских «бригадиров»…

– Кубик-Рубик… – пробормотал я голосом человека, сильно ударенного по мозгам большим и пыльным мешком.

– Иншалла! – развел руками уроженец солнечного Ташкента, в котором собственно узбекской крови было примерно двадцать пять процентов, а остальное доливали русские, украинцы и крымские татары. Однако при бороде и в бурнусе он смотрелся, как родной.

Ленка Кубика не знала и хлопала глазенками еще более ошалело, чем я. Во всяком случае, она явно не знала, что сказать и как относиться к этому русскоговорящему арабу.

Честно говоря, и я не знал, как относиться. Кубик, так же, как и убитый Танечкой Джек, всегда был на прямой связи с моим родителем. Что его заставило перебраться в эти самые Эмираты? И вообще, работает он на Чудо-юдо или сам на себя?

Но задавать дурацкие вопросы я не спешил. Прежде всего потому, что четко знал: у Кубика есть неотъемлемое право на них не отвечать.

– Тесен мир, верно? – ухмыльнулся Кубик. – Берут тебя за шкирман на Малых Антильских (наименование островов он произнес небрежно, как название улицы – Малой Спасской или Малой Пироговской), волокут сутки вдоль тропика, сажают на Шардже – и вот встречаемся… Только если бы ты мозгами раскинул, а не устраивал гонки, мы бы пораньше встретились. А то ваш батя мне все мозги перепилил: «Уволю на хрен без выходного отверстия!» Обидно, клянусь! – Тут Абу Рустем классно изобразил товарища Саахова из «Кавказской пленницы».

– Это он так шутит, – сказал я неуверенно.

– Ты только мне не рассказывай, как он шутит, – оскалился «шейх». – Ладно. Про дела успеется. Вы, наверно, жрать хотите? Вам как, русское или экзотическое?

– «И то и другое, и можно без хлеба…» – теперь уже я процитировал «Винни-Пуха».

– Зачем без хлеба? – улыбнулся Кубик. – Не в пустыне живем как-никак. У меня тут своя пекаренка есть, только для внутренних нужд, так мне тут и ржаной испекут, и бородинский, и рижский, и лаваш, и чурек, и лепешку, и бублики с маком…

– Мак у тебя тоже, конечно, свой, – опасно поехидничал я.

– Не смешно, – ответил Абу Рустем. – Короче, доктор. Сейчас будем кушать. Сделаю вам маленький дастарханчик во имя пролетарского интернационализма.

После этого он лихо прогортанил что-то по-арабски в сотовый телефон.

– Через полчаса все сделают, – пояснил Кубик, закрывая крышечку телефона.

– В общем, пока, чтобы занять время, даю краткую информацию. Сегодня, ближе к вечеру, прилетает Сергей Сергеевич. Очень жаждет вас увидеть. Не знаю точно, зачем, то ли конфетку хочет дать, то ли попу надрать, но мне приказано удерживать вас всеми силами и средствами, не жалея крови и самой

жизни.

– Ну да, – хмыкнул я, – у меня жуткое желание обратно на Хайди вернуться. Очень соскучился по Доминго Косому.

– Лопух он, – проворчал Кубик, как видно, вспомнив что-то неприятное, – лох натуральный. Французов проспал, гаденыш. Это я бы еще простил. Но он же еще и меня за нос водить собрался! Аукциончик, видишь ли, наметил, коз-зел!

– А я-то думал, что это господин Абу Рустем его научил… Вообще в народе говорят, что в кругу друзей хлебалом лучше, не щелкать. Сказав эту фразу, я

заметил, что по бородатой роже корешка пошли волны легкого смятения.

– Ты чего, в натуре? – пробормотал Кубик. – Ты мне это не шей, командир. Я еще жить хочу.

– А я и не шью. Просто мне казалось, что этот аукциончик Чудо-юдо решил наладить, чтобы маленько подразжиться.

– Да что ты! – несколько успокоившись, заторопился «шейх». – Сергей Сергеевич приказал, чтобы Косой, если ему удастся найти кого-то из вас, тут же передал мне без всяких условий. Но этот паскудник решил поиграть. Короче, пора его наказать.

– Хорошо подумал? – вмешалась Ленка. – Если ты уберешь Доминго, то добавишь Чудо-юду подозрений против себя.

– Ну вы меня, ребята, за мальчика держите. Без санкции начальства такие дела не делают. В общем, не беспокойтесь за меня, ладно? Каждый должен за себя отчитываться. Верно, мадемуазель Шевалье?

– Верно. Только я-то все про себя могу четко и ясно доложить. Димуля – тоже. А как ты, не знаю.

– Вообще-то, – скромно напомнил Кубик-Рубик, – вы все-таки в гостях. Вот эти бойцы, – он легонько мотнул головой в сторону своих истуканов, – и так удивляются, что вы, Елена Ивановна, здесь сидите и чего-то говорите. Хорошо еще, что они по-русски ни хрена не понимают. У нас тут, между прочим, шариатские, исламские обычаи действуют. Дам положено на женской половине принимать и исключительно силами женского личного состава. Так что давайте поменьше шпилек вкручивать.

– Согласен, – сказал я, – не будем. В это время затюлюкал телефончик Кубика. Он взял его, прислушался, чего-то покаркал и сказал:

– Завтрак готов. Пошли, гости дорогие…

«Отче наш, иже еси на небесех…»

Конечно, насчет дастархана Кубик выражался фигурально. Но столик для завтрака он ничего сообразил. Из приемного зала с фонтанами мы перешли в соседнюю, относительно небольшую комнатку, вроде отдельного кабинета в ресторане. Охрану оставили за дверями, уселись по-русски за стол и покушали. Само собой, без свиного, поскольку «шейху» не положено, но баранину они здорово выполнили. Не знаю, правда, по-арабски, по-узбекски или вообще по-русски, но я лично две порции погрузил. Хрюшка тоже капитально поработала челюстями. Нарушение обычаев Абу Рустем допустил только по части коньячка, которого мы хлопнули по три рюмахи. При этом Кубик объяснил, что Коран запрещает пить вино, а про коньяк там ничего не сказано. Кроме того, шайтан, как утверждает народная мудрость, сидит в первой капле вина. Если эту первую каплю выплеснуть, продукт становится идеологически чистым.

Так или иначе, но коньячок подействовал на общее благо. С Кубиком в состоянии легкого подпития общаться было очень приятно. Во-первых, он мог без умолку болтать про что-либо забавное, абсолютно не затрагивая серьезных проблем, и никоим образом не выводил разговор на «производственные темы». Мы четыре часа проболтали, но я, хотя и не старался, честно скажем, так и не узнал, по какой причине Кубик-Рубик покинул первопрестольную, где он содержал для вида приятный и душевный ресторанчик-погребок. Ну и уж, конечно, не узнал я о том, откуда он взял такие бабки, чтобы устроиться в арабские шейхи. Пожалуй, единственное, что он позволил себе рассказать, да и то мимоходом, так это о том, что за полтора месяца он выучил арабский, турецкий и курдский языки под руководством Чудо-юда. Это мне в принципе было и без него ясно. В Москве Кубик говорил исключительно по-русски, лишь изредка, но, думается, больше для понта, вставляя в речь отдельные узбекские словечки.

В том, что в шейхи его намылили по команде Чудо-юда, я особо не сомневался. Теперь мне отчетливо стало ясно, что операция с продажей 7/8 острова Хайди «богатым фраерам из каких-то там Эмиратов» была со стороны Сергея Сергеевича и Перальты каким-то грандиозным надувательством, при помощи которого моя любимая Барранкилья (отродясь там не бывал!) «отмыла» от кокаиновой пыли с десяток миллионов долларов. Сделка была явно насквозь фиктивная, но «Rodriguez AnSo incorporated» и ее дружный трудовой коллектив, возглавляемый генменеджером товарищем Даниэлем Перальтой, явно напрашивались на награждение переходящим трехцветным знаменем. Кубик же потребовался в качестве реального физического лица, которое подписало договор купли-продажи, хотя от тех «зеленых лимонов», которые поступили на счета барранкильской корпорации якобы из его кармана, он и хвоста не видал. Уровень жизни, конечно, ему создали, небось познакомили со всеми здешними эмирами и шейхами, выделили вышки, с которых нефтедоллары помаленьку капают, для отмазки. А в основном крутят через него бабки. Работа опасная, если при этом впадать в борзоту. Я лично бы не взялся, хотя мне и не предлагали. Меня просто сунули в президенты «Rodriguez AnSo inc.» и сказали, прямо как у Высоцкого: «Играй, паскуда, пой, пока не удавили!» Ладно, это дело прошлое…

Вторым обстоятельством, которое делало общение с Кубиком до ужаса приятным, была его политическая подкованность, хотя сам он никогда в политику не лез и даже в КПСС не состоял, помнится. Но он очень толково сумел разъяснить, что творится в России-матушке, доложил, что президент серьезно болен, но его все равно опять выбрали, пояснил, как протекала война в Чечне, как Грозный взяли и обратно отдали. Понятно, что про Лебедя, Коржакова и Чубайса тоже растолковал. Ну и вообще про то, как события развиваются. Приятно было послушать, как будто дома побывал. Кубик, конечно, сидя здесь, на бережку Персидского залива или Ормузского пролива – я в это так и не врубился, – знал тоже не все, и самые последние, горячие новости до него не всегда вовремя добирались. Но тем не менее чувствовалось, за обстановкой он следил.

В общем, посидели хорошо, потрепались. Самый лакомый кусочек беседы – про то, как ему тут четыре жены оформили, – Кубик приберегал напоследок. Когда он начал рассказывать про своих дам и про то, как с ними общается, мы с Ленкой вообще полегли в отключку и, фигурально выражаясь, «кипятком писали». Но дослушать, к сожалению, не удалось, потому что зазвонил сотовый и Кубику доложили, что на подлете вертолет с Чудо-юдом.

– Так, – сказал Кубик, посерьезнев, – сидите здесь и не рыпайтесь. Я сам встречу, а там как Аллах укажет. Если надо куда сходить, тут все рядом – вон дверца. А на выход – не суйтесь. Ребята суровые, могут по неграмотности и шарахнуть. Слово шейха – закон, уловили? С голоду не помрете, тут еще много осталось. Пока!

Кубик уторопыжил куда-то своей обычной походочкой.

– Во блин! – проворчала Ленка, – Сиди и жди, что папочка придумает…

– Тебе ясно сказали: «На все воля Аллаха!» – напомнил я, вроде бы успокаивая Хрюшку, но вместе с тем испытывая сильный мандраж.

Неприятно ждать встречи с человеком, который, доводясь тебе родным отцом, прекрасно знает, что ты два года назад нажимал красную кнопочку с намерением взорвать самолет, а самому вывалиться. Некрасиво получилось. Конечно, учитывая то, что Ленка закодировала мне в башке массу интересного и без нее это никто оттуда не достанет, нас с ней сразу не пристукнут. Но потом, когда достанут, что сделают? Опять же Аллах знает, что именно. Правда, где-то есть Танечка, она же Вик Мэллори, у которой, по выражению Хрюшки, «тридцать семь миллиардов под юбкой» и на которой меня вроде бы два года назад женили. Но как женили, так и развести могут. В конце концов, у бати еще один сын имеется, и ради общего дела можно, например, Зинулю перевести в разряд разведенок.

У Хрюшки тоже проблем до фига. Особенно по французской линии. Что там она без отцовской санкции Куракину разгласила и какие от этого могут быть последствия – неизвестно. И если ей самой, может быть, кажется, будто она свято хранила военную и государственную, а главное, семейную тайну, то есть считает себя чистой и непорочной, то у Сергея Сергеевича может быть на этот счет совсем другое мнение. Скажем, такое, что Премудрой Хавронье за ее поведение следует ноги выдернуть и спички вставить…

Так что минут двадцать, прошедшие с момента ухода Кубика, мы просидели в грустном молчании, нарушая тишину лишь жеванием того, что еще осталось на столе. Тихонько, без тостов, еще по паре раз приложились к французскому коньяку, которым нас потчевал «шейх», и тем поддержали упадающий жизненный тонус.

Шум вертолета, который приземлялся где-то во дворе виллы или дворца – какой статус имело заведение Кубика, мы не знали, – до нас долетел через окна. Но окна эти располагались в данной комнате аж у самого потолка, метрах в трех над полом, и выглянуть в них мы не могли. После того, как гул двигателя притих, стало ясно, что до появления Отца родного осталось всего ничего.

Прежде чем он появился, в комнату, где мы дожидались своей участи, вошло пятеро пронырливых слуг арабской национальности, которые с реактивной скоростью взялись собирать все со стола, стряхивать крошки, подметать и иным образом наводить порядок. Одновременно, не обращая внимания на меня и Ленку, двое других молодцов стали расставлять на столе чистую посуду.

Едва они смылись, как послышались тяжелые командорские шаги. Еще задолго до того, как дверь распахнули на обе створки, я уже понял: идет Хозяин. Отче наш, так сказать. А «шейх» при таком раскладе смотрелся как обычный шнырь-«шестерка». Приятно сознавать, что персона, перед которой все в струнку тянутся, – твой батя. Но ждать волеизъявления такой персоны по своему персональному делу – удовольствие ниже среднего. Несмотря на все родственные чувства. Он сразу увидел нас с Ленкой, но ничуточки не изменился в лице. А оно, лицо это, выглядело мрачновато. Ничего хорошего, как мне показалось, такое появление не предвещало.

Когда двери за спиной Чудо-юда торжественно затворили, он неторопливо прошел на председательское место во главе стола. За завтраком там восседал в кресле Кубик-Рубик. На сей раз «шейх» скромно уселся на стульчик.

Вообще-то Сергей Сергеевич мог бы и заметить, что за столом присутствуют его сын и невестка – родители его внуков. Но он даже не смотрел на нас. Словно бы мы не пропадали где-то два года, не мучили его неизвестностью и не заставили потратить на наш отлов огромное количество сил, энергии и денег. Впечатление было такое, будто нас вообще никогда не существовало в природе. Эти же фигуры, сидящие совсем близко от него за столом, вообще не люди, а какие-то компьютерные, виртуальные и анимированные образы, выведенные в объемную голографическую размерность. Выключите лазер и компьютер – исчезнут без следа к чертовой матери.

Нет, туг не отеческим ремешком пахло, а чем-то похуже. Чудо-юдо заговорил с Кубиком по-арабски. Само собой, что для нас с Ленкой данный язык был натуральной абракадаброй и еще раз подчеркивал иллюзорность нашего существования. Когда, сидя с тобой за одним столом, говорят на непонятном для тебя языке, это всегда неприятно. Такое впечатление, что обговаривают, каким образом с тобой разделаться. Например, спихнуть с вертолета в Персидский залив или зарыть в песочек Аравийской пустыни до полного изжаривания. А может, для экзотики в нефтяной факел запузырят? Кубик-Рубик в Москве пользовался той же кочегаркой, что и я, только по другим дням. Стало быть, опыт есть, нервы не подведут… Хреновенько!

Мы с Ленкой сидели, как просватанные, только «горько» нам никто не кричал. Я положил ладонь на пухленькое запястьице Хрюшки и почуял, что пульсик у Премудрой не реже моего. Волновалась, сердешная. Она-то думала, что ей с ходу начнут вопросы задавать, готовилась отговариваться. Ан нет! Полное впечатление, что вопрос уже решен, приговор вынесен окончательный и обжалованию не подлежит. Все красноречие невостребованным осталось. А вякнуть что-то, перебить беседу двух «арабов» стремно.

Беседуя, Чудо-юдо не забывал подкреплять силы. Не спеша эдак, вальяжно, по-восточному. Нервы трепал, гадский гад!

Кубик перебирал по ходу дела свои четочки, кивал, мол: «Хоп майда, рахим, все ништяк будет!» Изредка, правда, косился на нас из-под темных очков, но что эти взгляды означали – хрен поймешь.

Минут пятнадцать прошло, прежде чем батя наконец обратил на нас свой многообещающий и очень суровый взгляд. Должно быть, последняя фраза, которую он сказал «шейху», означала что-нибудь типа: «Погуляй, Кубик, мне надо детишкам мозги вправить!», потому что Кубик приложил свою руку с пальцами, унизанную увесистыми перстнями (аль-мохадовских среди них не было), к груди и достаточно прытко удалился.

– Так, – сказал Чудо-юдо, поглядывая на нас из-под мохнатых бровей, – живы, стало быть?

Очень нехорошо эта фраза прозвучала. В ней даже и намека не было на то, что наше присутствие на этом свете его устраивает. Скорее какое-то разочарование чуялось. Дескать, надо же, блин, выжили, сукины дети! Два года где-то носились, мозги пудрили, неизвестно с какими гадами общались, а теперь сидят тут, жрут, понимаешь, за счет арабского шейха эсэнговского производства. И того не ведают, что Отец родной весь мир перекопал, их доискиваясь.

– Да вроде бы живы, – подтвердил я, и в моем голосе прозвучала неуверенность в этом факте.

– Повезло, стало быть? – В этом вопросе Чудо-юда мне послышалась самая что ни на есть злоехидная ирония. – Рад за вас, голубочки мои…

Я очень беспокоился, а не двинет ли он меня попросту в морду? Конечно, это было лучше, чем нырнуть с вертолета в Индийский океан, но уж больно здоров он, Отче наш. С двухсоткилограммовой штангой на «ты». Если хорошо попадет – калекой сделает, это точно.

– Дрожишь? – На каменном лице родителя появилась недобрая усмешка. – Правильно, надо дрожать, когда отца подвел. Хотя и не так сильно, как твоя благоверная…

– Я? – Ленка словно бы ждала этого сурового мнения.

– Да-да, ты, невестушка. Тебя Боулдеры куда привезли? Не на Гран-Кальмаро случайно?

– Ну и что? – с неожиданной наглостью произнесла Хрюшка.

– И про наличие нашего посольства ты, конечно, не догадывалась? Тебе, видишь ли, захотелось на вольные хлеба. Что, дома плохо было?

Хрюшка насупилась, а потом рявкнула:

– Я боялась! Боялась, что мне придется за Диму отдуваться.

– Если б по-настоящему боялась, то помчалась бы в наше посольство и максимум через сутки была бы дома. А самое главное – я бы не маялся дурью, разыскивая вас с Димкой в Штатах и на Кубе.

– На Кубе? – удивился я.

– Сережа Сорокин мог тебя и в КНДР упрятать, и в Ливию, и к Саддаму Хусейну спровадить. Слава Богу, что я уже через три месяца сумел понять: он сам тебя ищет. Но если б эта… Слова не подберу! Если б она захотела, то я бы вас еще два года назад отыскал. И ты не провалялся бы без толку в этой гран-кальмарской клинике. Слава Богу, что эти коновалы типа Кеведо и Энрикеса тебя вообще не уморили. Да еще и вокруг много всего закрутилось…

На сей раз у Чудо-юда проскользнула в голосе досада. Мне почудилось, будто наше исчезновение наделало ему такую кучу неприятностей, что мы и представить себе не могли.

– Ну ладно, – вздохнул Чудо-юдо, – то, что ты нанялась к гомосеку Табберту, – сущая ерунда. А вот переход к этому белогвардейскому последышу…

Я не удивился, что бывший генерал-майор КГБ такие определения раздает, но вот для потомка трех поколений царских офицеров это странновато прозвучало.

Впрочем, насколько я помнил, наш прямой предок Владимир Васильевич Баринов воевал за красных.

– А куда деваться было? В проститутки идти? – огрызнулась Хрюшка. – Меня же Табберт уволил! А у меня ни паспорта, ни вида на жительство – он на три месяца был, четко по контракту.

– Но наше посольство на Гран-Кальмаро от виллы Табберта всего в получасе ходьбы. А ты на Мартинику поперлась! Да еще и французское гражданство подцепила…

– Ничего, не помешает, это не сифилис.

– Ты думаешь, у нас в МИДе и ФСБ профаны сидят? У нас насчет двойного гражданства строго. Если ты – француженка, то уже не россиянка, уловила? Куракину проще, он тебя без паспорта прибрал. Но ты же, гражданка Шевалье, написала заявление по всей форме с просьбой предоставить политическое убежище. Написала или нет?

Последнюю фразу он произнес так, что можно было подумать – идет допрос с применением пыток. Дескать, колись, а то больно будет. Впрочем, Чудо-юдо наверняка все и так знал. Это он так воспитывал.

– Ну написала, – пробубнила Хрюшка. – Куракин сказал, что так проще…

– Точно, проще, – прошипел Чудо-юдо. – Тем более что ты еще и гражданства удостоилась в заморском департаменте Мартиника. Теперь, милая, ты не просто дура, а дипломатический скандал! Русские бандиты похитили несчастную французскую гражданку, ясно? Франция может требовать твоего возвращения по официальным каналам, и наша родная Россия, дабы не обидеть свою старую подружку, обязана будет тебя вернуть. Понятно? Это не Хайди, на французов не наплюешь. Но поскольку они уже докопались до того, что мы увезли в Россию Сесара Мендеса, Эухению Дорадо и Лусию Рохас – не через тебя ли, кстати? – то и насчет них осведомятся. Знаешь, сколько мне проблем прибавится?

– Откуда они узнают, что я здесь? – пискнула Ленка. – Они думают, что нас «джикеи» похитили!

– Не болтай ерунды! Сама ведь знаешь, что они имеют индикаторы. И после того как вы исчезли с «Торро д'Антильяс», они четко знали, где вас искать. Только чуть-чуть опоздали. «Джикеи» затопили их катер на подходе к Роса-Негро. Ну, а уж когда ты занялась бардаком с этой шлюхой…

Тут Чудо-юдо добавил ряд выражений, характерных не для кагэбэшных, а вэдэвэшных генералов.

– Димуля, слава Богу, бдительность проявил, – похвалил меня отец, отматерившись. – Если бы не он, «джикеи» уже к сегодняшнему утру все из вас вытащили бы.

– Не вытащили бы, – самоуверенно вякнула Хрюшка. – Не разобрались бы.