Текст книги "Меч Владигора"

Автор книги: Леонид Бутяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

12. Возмездие

Савроматское войско в полном беспорядке откатывалось на юг – туда, где накануне располагался главный лагерь, и только остатки разбойной ватаги, умело отбиваясь от наседавших берендов и всадников Абдархора, устремились чуть западнее – по направлению к далеким таврийским предгорьям. Вся панорама сражения была отлично видна с верхнего уступа надвратной башни, где, потрясенные неожиданным поворотом событий, безмолвно застыли воевода Касим, посланник Ермий и княжна Любава.

Первым очнулся от столбняка воевода. Вызвав сигнальщика, он приказал трубить «смотри на меня» и срочно поднять над башней сине-желтое полотнище – знак дружинникам прекратить преследование отступающего врага.

Касим не желал рисковать. Если варвары послушаются своих командиров и, одолев страх, вновь повернут к Дарсану, две ильмерские сотни тут же будут сметены.

Княжна, выслушав его пояснения, согласно кивнула – да, лучше не искушать судьбу. И попросила сигнальщика протрубить еще раз, на особый манер: двойным медвежьим рыком.

– Это условный знак для берендов, чтобы выходили из боя, – сказала она воеводе. – Грым Отважный очень предусмотрительный вождь. С ним и с Абдархором мы все обговорили заранее…

– Одного не понимаю, – почесал затылок воевода. – Как ты, княжна, умудрилась приручить лесных дикарей да еще свести их с людьми Абдархора?

– Беренды – лесные жители, но отнюдь не дикари, – возразила Любава. – Я давно их знаю, и они весьма почитают меня. С Абдархором же мы встретились случайно, в лесочке между северными и западными холмами, когда Климога уже двинул орду на Дарсанскую равнину. Сперва мы чуть не порубили друг друга… К счастью, Абдархор признал на мне синегорские латы, а затем увидел мое сходство с братом. Так что все обошлось как нельзя лучше, и мы быстро договорились о дальнейших действиях.

– А я другого не понимаю! – раздраженно вмешался посланник Ермий. – Почему все-таки трехтысячная орда улепетывает со всех ног от двух сотен ильмерских дружинников, сотни берендов и единственного синегорца?! Вы только посмотрите, что делается!..

Напоминание было излишним. Касим и Любава и без того не сводили глаз с Дарсанской равнины, где завершалась небывалая сеча. В общем-то, сражение уже прекратилось: увидев сигнальное полотнище на башне, оба сотника остановили свои отряды, позволяя варварам без помех спасаться бегством.

Между ордой и дружинниками быстро образовалась широкая – едва ли не с версту – полоса ничейной земли. Ближе к ильмерцам она была усеяна телами убитых и раненых, а чуть подалее – теми из варваров, что были в панике затоптаны своими же отступающими соратниками.

Посреди ничейной земли, устало опустив десницу со сверкающим в ней Богатырским мечом, гордо восседал на златогривом коне Синегорский князь Владигор.

– Как случилось, что орда повернула вспять? – не унимался Ермий. – Не зря Дометий говорил о черном колдовстве, которое князю Владию покровительствует, ох не зря!..

– Не зря, конечно, – усмехнулась Любава. – Только не черное колдовство свою силу здесь показывает, а Белая магия. Неужели тебе, посланник княжеский, так трудно понять ту истину, которую даже княжна Бажена давно приняла?

– О чем ты? – Ермий тряхнул головой, словно дурь прогоняя. – Ильмерская княжна тут каким боком?

– А вот завтра ее на пристани встречать будешь, тогда сам все бока проверишь. Если, конечно, смелости хватит…

Хохот стражников прервал дальнейшие расспросы Ермия. И все же Любава – не столько ему, сколько воеводе Касиму – объяснила:

– Савроматы не по своей воле к Дарсану выступили, их сюда заклинания Злыдня вели. Меч Владигора черную сеть порубил, с их мутных глаз колдовская пелена спала, вот прозревшее войско и бросилось восвояси…

– Как бы не так, – испуганно прошептал Ермий. – Не отпускает их Злыдень!

Над юго-западными холмами медленно всплывала жутковатая черно-лиловая туча. Из груди Любавы вырвался громкий стон. Однажды она уже видела подобное, поэтому сейчас хорошо знала, что кроется за этим грозовым мраком.

– Сам Триглав явился, – вымолвила княжна.

Туча, постепенно обретая очертания крылатого дракона, приближалась к Дарсанской равнине.

Орда, подчиняясь воле Триглава (даже защитники Дарсана ощутили вдруг ледяное дуновение его приказов), прекратила паническое бегство и замерла, готовая в любой момент вновь броситься на неприступную крепость.

Ильмерские дружинники торопливо отходили за крепостные стены. И только Владигор, похлопывая Лиходея по гордо выгнутой шее, отважно гарцевал посреди Дарсанской равнины. Он был готов к поединку с проклятым Злыднем, хотя заведомо знал, что не сможет его одолеть…

Черно-лиловая туча окончательно превратилась в кошмарное трехликое чудовище с длинным крысиным хвостом и огромными когтистыми лапами. Разглядев на равнине бесстрашного всадника, Злыдень-Триглав дико взревел и устремился к Владигору.

Синегорский князь, казалось, был обречен, ибо ни один смертный не способен противостоять Злыдню. Владигор лучше всех прочих осознавал это, тем не менее, обратив взор к небесам, бесстрашно вскинул вверх свой меч и громко выкрикнул родовую клятву:

– На смерть врагу, на радость другу!

Воздух над равниной застыл, будто обратившись прозрачной слюдой, и даже предзакатное солнце замерло в ожидании трагической развязки.

И в этот миг за спиной Владигора возникло голубое сияние – столь ослепительное, что все видевшие его вынуждены были зажмурить глаза. Когда же они вновь открыли их, то увидели рядом с князем четырех чародеев.

Владигор кинул мимолетный взгляд на неожиданную подмогу и вновь обратил свой взор к приближающемуся Триглаву.

Между Владигором и Злыднем возникла полупрозрачная голубая стена, которая тут же разлетелась вдребезги от неожиданного удара драконьей лапы. С той же легкостью Злыдень расправился со второй стеной, воздвигнутой чародеями, с третьей, с четвертой. И вот он уже навис над князем, занес над ним свою убийственную лапу…

Но пятая стена, которой не ожидал Злыдень-Триглав, отвела его смертельный удар. Скользнув по невидимой преграде, лапа дракона на три аршина вспорола землю у ног Лиходея, не причинив вреда ни коню, ни всаднику.

Появления пятой стены, похоже, не ожидали и чародеи. Только увидев на одном из западных холмов Алатыра, они поняли, кто воздвиг спасительную защиту. Алатыр вернулся в Общий Круг – и очень вовремя!

Дракон, раздраженный неудачей, взмыл вверх и, злобно оскалив все три свои пасти, вновь устремился на ненавистного всадника.

Почуяв наступление решающего мига битвы, Лиходей встал на дыбы. Владигор вскинул меч, готовясь всадить заветный клинок в драконью глотку. Чародеи выкрикнули заклинание и простерли перед собой руки. В тот же миг из их пальцев ударили десятки голубых молний, которые, отразившись от сверкающего на солнце меча Владигора, слились воедино и пронзили чешуйчатое брюхо Триглава!

Дракон замер – и, заскулив по-собачьи, вдруг завалился на бок, задерган всеми шестью лапами, заколотил вокруг себя крысиным хвостом, разнося в кровавые ошметки перепуганных варваров.

Впрочем, его жуткие судороги длились лишь несколько мгновений. От повторного удара ярко-голубой молнии из меча Владигора он, ловко вильнув своей чешуйчатой тушей, сумел уклониться. А в следующее мгновение, не дожидаясь новой чародейской атаки, Злыдень скользнул за горизонт – да так быстро, что в тяжелом воздухе словно струна лопнула, и этот звук растаял уже после того, как над южными холмами исчез лилово-дымчатый след драконьего хвоста.

Все было кончено.

Посрамленный Злыдень-Триглав бежал с поля боя даже поспешнее, чем до него это проделала варварская орда.

Громогласный то ли вздох, то ли стон пронесся над савроматским воинством. Обезумевшая орда всколыхнулась и ничем более не сдерживаемой черной лавиной покатилась за истоптанные конскими копытами приграничные холмы Ильмерского княжества.

Вновь вспыхнуло голубое сияние над Дарсанской равниной – пять чародеев, прощально вскинув руки, исчезли. Вместо них над испепеленной во время сражения травой взмыла в темнеющие небеса большекрылая птица.

– Филька, – устало проговорил князь Владигор. – Ты-то откуда взялся?

Он все еще не мог прийти в себя. Впрочем, и все другие свидетели битвы с Триглавом пребывали в полнейшей оторопи. Даже возгласов ликования не было слышно – ни с крепостных стен, ни с запада, где очумело застыли беренды, ни с ближних подступов к Дарсан-крепости, где, готовые ко всему, ощетинились мечами и копьями две сотни ильмерских дружинников.

Филин, скользнув над князем, обронил к ногам Лиходея алый цветок и лишь затем, камнем упав на землю, принял человеческий облик. В глазах птицечеловека светилась печаль…

Владигор, свесившись с коня, поднял странное послание своего друга и, не желая признавать очевидное, спросил:

– Зачем ты принес мне розу? Где ты ее взял и почему она сломана?

– Ее послал тебе старый гусляр, – ответил Филька. – Он спешил в Дарсан, когда наткнулся на конный разъезд савроматов… К сожалению, я опоздал… Судя по трем убитым варварам, чьи тела я увидел рядом с Ярецом, схватка была жестокой. Старик умер у меня на руках… Единственное, что смог сказать, – люди Климоги схватили Ольгу и спрятали где-то в горах.

– Погоди, Филька. – Владигор тряхнул головой, словно прогоняя кошмарное наваждение. – Разве ты не освободил их из авхатского плена и разве не к Золотому Замку чародея Гвидора вы направились?

– Направились, но не все, – грустно ответил Филька. – Ольга наотрез отказалась идти к чародею. Она во что бы то ни стало хотела догнать тебя на дороге в Дарсан. Была уверена, что тебе понадобится ее помощь. Никто не мог ее отговорить… Отведя Путила и Демида в Золотой Замок, я бросился вслед за Ольгой и Ярецом. Но уже ничего нельзя было исправить. Вероятно, они почти сразу угодили в руки варваров. Позднее гусляру каким-то чудом удалось сбежать, но… Где именно держат Ольгу, Ярец объяснить не успел. Только вот эту розу – он ее на груди хранил – мне отдал и сказал, что ты все поймешь… Это были его последние слова.

Птицечеловек замолчал. А над равниной некстати вдруг загремели восторженные крики защитников крепости, наконец-то осознавших победу над варварами и Злыднем-Триглавом.

Владигор, казалось, не слышал безудержного ликования своих соратников.

– Да, я знаю, где росла эта роза, – сказал он. – И теперь понимаю, куда помчался Климога. Что ж, там и встретимся!..

Не задерживаясь более ни на мгновение, Владигор ударил пятками во взмыленные бока Лиходея и рванулся к Таврийским предгорьям.

Климога Кровавый был на грани безумия. Еще в полдень он не сомневался в грядущей победе, даже несмотря на потерю двух дюжин савроматских вождей. В какой-то степени их пленение ильмерцами было на руку: кто знает, подчинились бы эти полудикие «князьки» Этверской пустыни его приказу осадить Дарсан?

Засланные к савроматским шатрам слухачи доносили, что среди варваров зреет недовольство. То ли колдовская сеть, удерживающая их в повиновении, оказалась недостаточно крепкой, то ли вмешательство ненавистного Владигора наделало в ней множество прорех, то ли еще какая причина сыскалась, но власть Климоги над варварами явно ослабевала.

К счастью, в тот самый час, когда он собирался на решающую встречу с вождями, ему сообщили о схваченных в предгорьях гусляре и скоморошке – ближайших друзьях Владигора. Впрочем, если он верно понял своего Господина, скоморошка была для синегорца не просто случайной спутницей и подружкой… Климога решил, что будет полезно продемонстрировать вождям этих пленников, а коли понадобится – изрезать на ремни, дабы сомневающиеся убедились в его всевластии и, соответственно, в бессилии Владигора. Дескать, о каких таких волшебных способностях синегорца вы промеж собой толкуете, если он, поскребыш, даже девку свою уберечь не сумел?

Новость о пленниках, задержавшая Климогу в главном лагере, спасла ему жизнь. Он понял это сразу, как только услышал звуки битвы в становище разбойной ватаги. Когда же ему сообщили подробности о дерзкой вылазке Владигора к рыбачьему домику и похищении савроматских вождей, Климога возблагодарил судьбу и Великого Господина за то, что вновь разминулся с отпрыском Светозора.

Страшно было подумать, как обошелся бы с ним Владигор, застав в рыбачьей избушке… Этот страх даже лучше приказов Великого Господина подтолкнул Климогу к решительным действиям.

Девку и старика он велел отправить в надежный схорон, который – случаются же такие дурацкие совпадения! – еще два года назад был устроен его разбойной ватагой совсем рядом с Ключ-Камнем. Знать бы раньше, что один из трех гранитных зубьев, торчащих среди труднодоступной долины, и есть знаменитый Ключ-Камень, многое сложилось бы по-другому!

Упрятать пленников в той самой долине, где синегорец раздобыл Богатырский меч, Климоге посоветовал хитроумный Засоха. Дескать, ни за что не догадается Владигор искать свою девку в том месте, где уже побывал недавно. И хотя в первом – буйном – порыве Климога намеревался собственноручно растерзать дружков молодого князя, чуть остыв, признал доводы помощника вполне разумными.

Ведь если во время осады Владигор надумает выставить заложников на крепостные стены, дабы остановить савроматских воинов угрозой гибели их любимых вождей (он, Климога, так бы и сделал!), наилучшим ответом синегорцу явятся закованные в колодки гусляр и скоморошка. Конечно, дорога ложка к обеду, поэтому раньше времени показывать их Владигору не нужно. Пусть пока ни о чем не догадывается, а срок придет – налюбуется!

Эх, если бы да кабы…

От всех этих умных рассуждений у Климоги голова пухла. Нутром чуял – не взять Дарсан единым махом. Если уж Владигор каким-то чудом за крепостными стенами обосновался, вышибить его оттуда будет непросто.

Но все оказалось еще хуже.

Сам Триглав не сумел одолеть синегорца, поддержанного невесть откуда явившимися чародеями!

Колдовская сеть была разодрана в клочья – и орда обратилась в бегство. И Великий Господин бежал, как побитая собака! Бежал столь поспешно, что забыл о своем наипреданнейшем слуге!..

До последнего момента Климога надеялся, что всемогущий Триглав протянет к нему драконью лапу и позволит укрыться в ней, унесет в свое далекое царство, как унес однажды Черного колдуна Ареса из мятежного Синегорья. Увы, надежда Климоги умерла в тот миг, когда лиловый след драконьего хвоста растаял в предзакатном небе…

Теперь спасение он видел только в одном: спрятаться в Таврах, исчезнуть, затаиться в схороне, о котором знают лишь Засоха и дюжина самых верных разбойников.

Куда-то в ту сторону, за высокие горы, улетел Господин. Может, решит вернуться и взять с собою Климогу?

Наконец, именно там, в схороне, сейчас заперты пленники, столь близкие сердцу молодого Синегорского князя. Если Владигор все же выйдет на след Климоги, девку и гусляра можно будет использовать для торгов с ним: две жизни за одну – разве откажется?

В том, что Владигор кинется в погоню, Климога не сомневался. Значит, главное – выиграть время и сбить синегорца со следа. К счастью, предательское солнце уже скрылось за горизонтом, а отыскать в ночной степи одинокого всадника вряд ли по силам даже выкормышу чародея.

Поэтому Климога, пересилив страх, предпочел остаться один.

Сопровождавшим его Засохе и остаткам разбойной ватаги (после боя с изменниками Абдархора и дикими берендами в живых осталось менее полусотни) он, не вдаваясь в разъяснения, приказал поворачивать на запад. Местом будущей встречи Климога назвал становище авхатов неподалеку от ладанейской границы.

Засоха, кажется, прекрасно понял все, что задумал Климога, но спорить не стал. Каждый спасается, как умеет… Не удостоив своих верных соратников ни единым словом благодарности, Климога Кровавый, злобно настегивая коня плеткой, умчался в ночую мглу.

Многого не знал Кровавый. Не знал, что Владигору уже известно о тайном схороне в горной долине и его пленнице. Не знал, что златогривый конь синегорца способен доставить своего хозяина в эту долину гораздо быстрее, чем самые лучшие авхатские скакуны. Ну и, разумеется, никак не мог предположить, что Владигор уже давно опередил его, той же ночью пролетев и мимо осторожных разбойничьих костров, и мимо одинокого путника, нещадно хлеставшего своего коня в стороне от караванных путей…

Синегорский князь не замечал ничего вокруг, ибо, одержимый лишь единственным желанием – спасти Ольгу, гнал взмыленного Лиходея к заветной цели со страстью, равной безумию.

Его одержимость и спасла Климогу в ту ночь от немедленной смерти. Впрочем, этого Климога тоже не знал.

…Лиходей домчал Владигора к уже знакомому князю ущелью на рассвете, преодолев за ночь трехдневное расстояние. Князя бил нервный озноб, в глазах туманилось, мысли скользили, как речные уклейки на мелководье…

Неожиданно его взгляд остановился на мертвом воине, лежащем возле горной тропы. Птицы-падальщицы успели изрядно исклевать окровавленное лицо, из которого знакомой рукоятью торчал охотничий нож.

Подарок ворожеи Дироньи упрямо возвращался к своему владельцу! Выхватив нож из мертвой глазницы, Владигор направил златогривого вверх по горной тропе. Степные грифы, словно того и дожидаясь, с громким клекотом скользнули вниз.

Пожалуй, именно это их бесстрастно-естественное стремление к трупному мясу заставило Владигора взять себя в руки. Ему вдруг показалось, что в своей жажде расправиться с Климогой он мало чем отличается от питающихся падалью степных грифов.

Но полностью он пришел в себя, только поднявшись на знакомое горное плато, поросшее ярко-зеленой травой. Все здесь было насыщено противоречиями, которые лишь теперь бросились ему в глаза. Жизнь и смерть, время и безвременье сошлись воедино.

Перед ним лежал мертвый Ключ-Камень – разбитый на множество мелких осколков, ничем не напоминающих прежний гранитный утес-великан. Но сломанный розовый куст, одолевая смертную остудь, протягивал к солнцу еще живые – нежные и колючие – зеленые стебельки.

Сойдя с коня, Владигор наклонился над помятым кустом и осторожно погладил его сникшие цветы. Очень хотелось верить: несмотря ни на что, куст выживет. Очень хотелось…

И в этот миг разбойничья стрела, железный наконечник которой был густо смазан змеиным ядом, вонзилась в спину Владигора.

Верные слуги Кровавого не знали, кто объявился возле схорона. Да если б и знали, вряд ли поступили бы иначе.

Отравленная стрела в незнакомую спину – верное средство в любой ситуации. Одного не учли: сила Владигора была превыше мгновенно действующего яда гюрзы, а железный наконечник, хотя и пробил кольчугу, не достиг синегорского сердца.

Ответ Владигора был быстрым и безжалостным. Еще даже до конца не обернувшись, он метнул нож – и лучник свалился замертво. Второй не успел натянуть тетиву – копыто верного Лиходея размозжило глупую голову.

Десяток хорошо вооруженных бойцов, выскочив из тайного лаза, устроенного под гранитным великаном (тем самым, который несколькими днями раньше привлек внимание князя лишь золотистыми блестками на макушке), бросились на синегорца.

Скорее всего они так и не поняли, с кем свела их судьба. Меч Владигора вспыхнул голубой молнией – и горячая кровь потоком хлынула на зеленые травы.

Владигор, покачиваясь от внезапной слабости, шагнул к разбойничьему схорону. И, теряя сознание, увидел выбежавшую ему навстречу скоморошку.

– Жива, – прошептал синегорец.

Плача и смеясь одновременно, Ольга выкрикнула ему что-то в ответ, но Владигор уже не слышал ее слов.

…Он возвращался к жизни медленно и трудно. В те краткие мгновения, когда сознание немного прояснялось, он видел над собой прекрасное лицо молодой женщины, ее заплаканные глаза, в которых светились любовь и надежда. И тогда понимал: нужно бороться, нужно во что бы то ни стало разорвать ледяные объятия смерти.

Он ощущал себя то неумелым пловцом, которого речной водоворот тянет на дно, то неосторожным путником, угодившим в болотную трясину, то карликом-рудокопом, заблудившимся в подземелье. Но всякий раз находил в себе новые силы – и прорывался к свету.

Смерть отступала.

Владигору вдруг нестерпимо захотелось пить, он шевельнул губами и тут же почувствовал, как течет по ним прохладная живительная влага. Он сделал несколько жадных глотков и открыл глаза.

– Теперь все будет хорошо, – сказала Ольга.

– Да… Будет…

Губы почти не слушались, но все-таки он смог прошептать:

– Мы победили…

Его веки снова сомкнулись, и Владигор погрузился в сон, уже понимая, что это – не мрак забвения.

Окончательно Владигор пришел в себя на рассвете. Он был еще очень слаб, однако его разум – не в пример обессиленному телу – воспринимал окружающий мир четко и ясно.

С трудом приподняв голову, Владигор огляделся. Он лежал возле гранитного валуна на мягком травяном ложе, укрытый двумя меховыми плащами. Рядом дотлевали угли костра. Край солнечного диска чуть виднелся из-за горных вершин на востоке. В общем-то, время далеко не рассветное, подумал Владигор, просто сюда, в зажатую между скал долину, утро приходит позднее. Знать бы еще, сколько раз уже поднималось над Таврами солнце, пока он боролся со смертью? Однако спросить было не у кого.

Свежая полотняная повязка, туго обтягивающая спину и грудь, фляга с водой у изголовья, а возле кострища – медный котелок с пахучим отваром. Все говорило о том, что за раненым ухаживают заботливо и неусыпно. Но где сейчас его спасительница, где Ольга? Лиходея тоже не видно и не слышно, хотя его седло – вот, лежит на земле…

Внезапно Владигор ощутил приближение опасности. Чистый воздух долины будто омертвел и схватил за горло холодными трупными пальцами. Преодолевая мучительную слабость, Владигор попытался встать, однако тело упрямо отказывалось подчиняться.

– Что, щенок, всерьез прихворнул? – прозвучал совсем рядом издевательский голос. – Не зря, значит, я велел стражникам пропитать стрелы змеиным ядом… Подействовало-таки!

«Климога!» – вспыхнула запоздалая догадка. Владигор знал – меч лежит где-то поблизости, но понимал при этом, что еще очень слаб и неспособен сейчас даже вынуть клинок из ножен. Он сделал единственное, на что хватило сил: приподнялся на локтях и повернул голову, желая встретить врага лицом к лицу.

– Да ты особо не напрягайся, сородич, – сказал, появляясь откуда-то сбоку, Климога Кровавый. – Чего перед смертью-то выкручиваться?.. На меня взглянуть захотелось? Ну глянь напоследок, не жалко.

То, что увидел князь, имело мало общего с человеческим обличием. На него со злобой выставилась почти звериная морда: налитые кровью глаза, оскалившийся гнилыми зубами рот, расширенные волосатые ноздри, заросшие кабаньей щетиной скулы и подбородок.

Владигор невольно вздрогнул. По-своему истолковав судорогу, скользнувшую по лицу Владигора, Климога расхохотался:

– Браслетом пытаешься меня достать? Не старайся, ничего не выйдет. Да и все твои чародейские штучки теперь бесполезны, уж я-то знаю!

В зверином оскале Климоги слились воедино упоение собственным превосходством, сладострастная жажда мщения и беспредельная ненависть. Его вдруг затрясло в приступе странной и страшной болезни, о которой рассказывали князю ильмерские лазутчики. По их словам, именно в таком состоянии Климога творил самые жуткие бесчинства.

Владигор, пользуясь моментом, старался собрать в единый клубок всю свою волю и крохи былой силы. Он чувствовал, как постепенно оживают его мышцы, как с каждым ударом сердца горячей и уверенней бежит кровь по жилам. Да только времени у него уже не оставалось…

– Судить меня хотел? Боялся, поскребыш, в крови родича измазаться?! – истошно завопил Климога, медленно поднимая кривой меч. – Твой отец таким же дураком был, таким и сдох! Мне его кровь сладким вином показалась, а твоя, уверен, слаще меда будет!

Князь понял, что через мгновение савроматский клинок рассечет его грудь, и – одним лишь невероятным усилием воли – кинул свое непослушное тело в сторону. У него была надежда лишь на внезапность и на то, что удастся избежать первого смертельного удара. На большее он не рассчитывал.

Но меч Климоги почему-то не вспорол прикрытое шкурой травянистое ложе, где только что находился Владигор, а просто упал на землю возле сапог убийцы. Сам Климога, вытаращив глаза и беззвучно разинув рот, застыл как вкопанный. Вдруг на губах его выступила кровавая пена, колени подогнулись – и Климога свалился замертво.

Из его толстой шеи торчала резная рукоятка охотничьего ножа. Владигор узнал бы этот нож среди сотен других: заветный подарок ворожеи Дироньи!

Еще до того как Владигор пришел в себя, совсем рядом послышался конский топот. Он поднял глаза. Лиходей… Ольга!

Соскочив с коня, Ольга бросилась к нему:

– Ты не ранен?

Не дожидаясь ответа, встала на колени, торопливо ощупала его плечи, руки, грудь. Увидев, что Владигор пытается сесть, быстро пристроила за его спиной конское седло и вновь спросила:

– Не ранен, нет?

Владигор улыбнулся:

– К счастью, ты не разучилась метать ножи.

– Златогривый два дня от тебя не отходил, только сегодня смогла его к ручью увести, чтоб напился, – будто оправдываясь, сказала Ольга. – И вот надо же…

Ее прервал громкий всхрап Лиходея. Ольга обернулась и испуганно вскрикнула. Владигор в первый момент даже не понял, что происходит.

Мертвый Климога прямо на глазах… сжимался, скукоживался, будто сам себя пожирал! Впрочем, через несколько мгновений стало ясно, что это отнюдь не «самопожирание». Мертвец превращался в какого-то лесного зверя, очень похожего на большую куницу.

Однако охотничий нож крепко сидел в Климогиной шее, и когда жутковатое превращение завершилось, оборотень забился в предсмертных конвульсиях. Он корчился, извивался, раздирал когтями собственное брюхо, впивался острыми зубами в лапы и хвост, но глаза его по-прежнему были безжизненны.

В памяти Владигора с удивительной четкостью зазвучали давние – больше двух лет миновало – объяснения дружинника, который был поставлен стеречь Климогу и никак не мог понять, куда тот исчез. Дружинник лишь заметил куницу с кровавым пятном на шее, выскочившую из баньки… Теперь стало ясно, что лесной хищник не привиделся воину.

– Вот, значит, как вырвался Климога на свободу, – негромко сказал Владигор. – И сейчас – даже мертвый! – пытается проделать то же самое. Да заговоренный нож не дозволяет…

Ольга мало что поняла из его слов, но спокойный голос Владигора вернул ей мужество и самообладание.

– Коли одного удара оказалось мало, придется добавить! – воскликнула она, поднимая с земли кривой савроматский меч.

Ее опередил златогривый Лиходей. Мощным ударом копыта он размозжил череп извивающейся гадины, прекратив ее полудохлое существование.

Ольга и Владигор внимательно следили за неподвижным трупом оборотня, словно ждали от него какой-нибудь новой каверзы.

Но случилось иное: трава вокруг трупа быстро почернела, рассыпалась в прах, а еще через мгновение – сама земля дрогнула и навсегда поглотила мерзкие останки того, кто еще недавно звался Климогой Кровавым.