Текст книги "День академика Похеля (сборник)"

Автор книги: Леонид Каганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Флэшмоб-террор

На столе лежала маленькая хаба-хаба гражданского образца. Ваня вздохнул, обхватил ладонями стриженую макушку и вновь склонился над планшеткой, в который раз изучая личное дело Всеволода Петровича Трохина. Ване было понятно далеко не все, но блестящий выход он уже придумал, а значит, все должно получиться. Ваня перечитывал дело уже в шестой раз и чувствовал, что не зря выпросил Трохина тебе, вызвав удивление начальства. Чутье Ваню подводило редко. Сейчас ему снова показалось, что на хабу-хабу брякнется долгожданное сообщение, и чутье не подвело – сверкнул огонек и включился динамик. «Извини, сегодня у меня флэшмоб», – на весь кабинет объявила хаба-хаба равнодушным голоском Инги.

Ваня покусал губу, вздохнул еще раз, а затем решительно хлопнул по столу обеими ладонями и объявил:

– Всеволода Трохина в кабинет!

Не прошло и пяти минут, как пара робокопов ввела Трохина. В реальности он оказался еще колоритнее, чем на голограмме, – седые волосы, горящий взгляд и хитрый прищур глаз, неожиданно синих для его возраста. Но довольно бодрый, пожалуй, даже чересчур. Робокопы козырнули и удалились. Ваня щелкнул пальцами, вызвав кресло, изящным жестом пригласил Трохина сесть и для приличия помолчал немного.

– Теперь все будет хорошо, гражданин Трохин! – сказал он. – Я ваш новый следователь. Не смотрите, что я такой молодой. Я действительно только из корпуса, и это мое первое дело. Но обещаю, что справлюсь и помогу вашей беде!

Трохин сидел хмуро и никак не реагировал на эту заготовленную речь. Но Ваня не терялся.

– У меня для вас прекрасная новость, гражданин Трохин. Дело в том, что я отыскал для вас лазейку в законодательстве и уже переговорил с кем надо. Если вы мне доверитесь, то наберете столько бонусов, сколько понадобится для погашения вашего долгового счета.

Трохин посмотрел на Ваню исподлобья и сжал челюсти.

– Выпустите меня немедленно и верните обратно! – рявкнул он и вскочил, сверкая глазами. – Вы не имеете права!

– Ну, ай-ай-ай… – печально произнес Ваня. – Что ж вы, гражданин Трохин?

– У вас отвратительное полицейское государство!!! – орал Трохин.

– Прямо уж полицейское? – удивлялся Ваня, задумчиво щелкая под столом клавишей детектора лжи, горевшей ровным зеленым светом.

– Вы не имеете права сажать в тюрьму чужих граждан!!! – орал Трохин.

– Прямо уж чужих? – удивлялся Ваня, задумчиво водя пальцем по планшетке с личным делом.

– Вы очень пожалеете, что держите меня в тюрьме ни за что!!! – орал Трохин.

– Прямо уж в тюрьме? Прямо уж ни за что?

Трохин выдохся и замолчал. Постоял еще немного и сел. Ваня задумчиво поправил светодиодик, торчащий из стола на гибкой проволочке.

– Вы ж у нас какого года рождения? – спросил он наконец.

– У вас все написано… – Трохин хмуро кивнул на планшетку и отвернулся.

– Верно, гражданин Трохин, написано! – улыбнулся Ваня, показав крепкие белые зубы. – Одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего.

– Уберите этот диодик, раздражает, – поморщился Трохин и снова отвернулся.

– Положено по инструкции, – вздохнул Ваня, – Светить подследственному в лицо диодиком. Никто не помнит, откуда пошла эта традиция. Ну, вы уже успокоились?

– А я и не беспокоился! – заявил Трохин так уверенно, что даже клавиша детектора лжи не мигнула.

– А от чего ж вы так раскричались? Прямо как маленький?

Трохин повернулся к нему и оглядел стриженую голову с торчащими ушами, которые даже чуть зарумянились от смущения.

– А тебе-то сколько? – брезгливо процедил Трохин сквозь зубы.

– Скоро двадцать, – с достоинством кивнул Ваня, – Но к нашему с вами делу это…

Тут хаба-хаба подпрыгнула на столе, сверкнула огоньками и снова громко объявила на весь кабинет: "Извини, сегодня у меня флэшмоб". Ваня совершенно смутился, закусил губу и покраснел окончательно. Он быстро схватил хабу-хабу, отключил ее, спрятал в карман кителя, и только тогда поднял глаза на Трохина, ожидая новой волны презрения. Но Трохин улыбался.

– Поди, девушка твоя?

– Девушка, – уныло кивнул Ваня. – Дубль сообщения почему-то брякнулся…

– Поди, на свиданку не придет? – снова понимающе усмехнулся Трохин.

– Не придет… – вздохнул Ваня.

– Ну-ну, – подмигнул Трохин, – не расстраивайся так. Дело молодое.

– С чего же это вы взяли, что я расстраиваюсь? – спросил Ваня, чувствуя, как голос предательски дрожит.

– Да уж мне так показалось… – усмехнулся Трохин.

– Э нет! – запротестовал Ваня. – Вы только не думайте, будто у меня какая-то проблема с этой девушкой! И будто я вам жалуюсь на эту свою проблему!

– А я и не думаю.

– И не думайте! Никаких у меня проблем! И никаких жалоб, вот!

– Я вам завидую. Всем. Я уже понял, что в вашем мире нет проблем ни у кого. Кроме меня. У вас слишком легкая жизнь…

– Что? – Ваня вздрогнул и сурово взглянул на Трохина.

– Я опять сказал что-то не то? – насторожился Трохин.

– Да уж, – пробормотал Ваня. – Совсем не то. Вот это слово не надо было говорить.

– Какое слово?

– Вот это, на «ж»…

– Которое? Ах, на "ж"… – Трохин задумался. – Нет, не понимаю! Чем и оно вам не угодило?

– Я здесь для того, гражданин Трохин, чтоб помочь вам освоиться в нашем мире, – выдал Ваня еще одну заготовленную фразу. – Поэтому сцудиться с вами я не буду, в сцуд не подам.

Трохин уже привык, что слово «суд» на местном диалекте произносили через «ц». Ваня тем временем продолжал:

– Просто запомните: это слово на «ж» и похожие слова нельзя произносить никогда и нигде!

– Спам?

– Хуже. Моральный травматизм.

– Каким образом?!

– Э-э-э… – Ваня замялся. – Как бы так, попроще… Ну, вот если мы скажем: «утро». То это означает, что неизбежно наступит и вечер, правильно? А там уж, чего греха таить, и ночь… Так же и здесь: если произнести это слово…

– На «ж»?

– Да, на «ж»… То этим самым вы как бы намекаете собеседнику, что и для него когда-нибудь наступит вечер… Ну и… ночь.

– Пардон?

– Объясню. Если все, что с нами происходит, это «ж», то когда-нибудь это наше «ж» закончится, верно, гражданин Трохин?

– То есть слово «ж» намекает на слово… – начал Трохин, но Ваня замахал руками.

– То слово тем более произносить нельзя!!!

– Но почему? – искренне удивился Трохин, и его мохнатые брови полезли вверх.

– Есть проблема, которую человечество пока решать не научилось. Каждый человек несет в себе стресс осознания этой проблемы. Вечный страх перед…

– Не продолжайте, я понял, – кивнул Трохин. – Я как бы наступаю собеседнику на больную мозоль, напоминая о том, что его неизбежно ожидает?

– О! – обрадовался Ваня, – Кажется, мы с вами достигаем полного взаимопонимания! Остается лишь напомнить, что любой нормальный собеседник, услышав от вас подобное слово, непременно обратится в ближайший моральный травмпункт. Зарегистрирует травму и вместе со своим адвокатом-психоаналитиком подаст заявление в сцуд о причиненном ущербе. Меньше, чем полсотней бонусов, дело не кончится. Ну а если адвокату-психоаналитику удастся доказать, что клиент из-за ваших слов впал в депрессию, не смог работать и упустил выгоду…

– Вы на меня тоже подадите в суд? – сурово перебил Трохин.

– Что вы, гражданин Трохин! – покачал головой Ваня. – Я ж все понимаю, вы человек древний, ошибаетесь по незнанию. Но уж если вы второй раз это слово повторите – то нам придется с вами расстаться навсегда. Тогда, к моему глубокому сожалению, мне придется вернуть ваше дело прежнему следователю и…

– Ага, – сказал Трохин. – А с какой стати мое дело отбирают у моего следователя и передают следователю-мальчишке?

– Вы – сложный случай в нашей сцудебной практике, товарищ Трохин. Я сам вызвался работать с вами, а ваш следователь рад был от вас отделаться.

– Ага, – сказал Трохин. – Если ты вызвался работать со мной, значит, у тебя какие-то свои интересы? Или просто юношеское любопытство?

Ваня глубоко вздохнул.

– А вы не так уж просты, гражданин Трохин! – сказал он. – Буду честен. Вы меня интересуете по служебной линии. Если вы поможете мне – я помогу вам. Если нет – что ж, пусть ваше дело пытаются уладить другие.

– Чем я могу вам помочь? – удивился Трохин. – Я провел в вашем мире всего сутки и уже попал на восемьдесят тысяч бонусов!

– На сто двадцать тысяч… – потупился Ваня. – Инфоканал «Сурен» подал иск…

– Вы одурели? – разъярился Трохин и даже вскочил с кресла, – Я не выступал на канале «Сурен»! Я выступал на канале "ПТК"!!!

– Но вы же обещали затем выступить на «Сурене»? Это для них – упущенная выгода.

– Но как я мог выступить на «Сурене», если меня повязали прямо в студии «ПТК» по их команде?!! Пусть «Сурен» подает иск на "ПТК"!!!

– Он и подал иск на "ПТК", – терпеливо пояснил Ваня. – А «ПТК» добавило этот иск вам, потому что вы – причина скандала. Так что – плюс сорок тысяч.

Трохин схватился за голову и начал бегать по кабинету. Наконец подскочил к столу, нагнулся над Ваней и зашипел:

– Слушай, ты! Но если мое выступление на канале стоит сорок тысяч, почему мне ничего не заплатили? А?

– Как же вы не понимаете, гражданин Трохин? – удивился Ваня. – Я слышал, что в вашем далеком веке уже существовала юридическая наука? Постараюсь объяснить. Ваше выступление не стоит ничего. Напротив, это – чистая благотворительность канала, который дал вам, знаменитому писателю, слово в прямом эфире. Но вы занялись спамом, получился скандал, на этом скандале «ПТК» заработал огромное количество бонусов. Восемьдесят тысяч – это рекламный иск вам. Но куда больше «ПТК» получил за счет общественного внимания. Ведь скандал – прекрасная имиджевая реклама. Поэтому канал «Сурен» полагает, что и он тоже мог на вас заработать, если бы вы занялись спамом у них тоже. Но вам это не дали. Он подает иск на «ПТК» в размере половины той суммы, которую «ПТК» взыщет с вас. Что ж здесь непонятного?

Всеволод Трохин молча схватился за сердце, отступил назад и упал в кресло.

– Я ничего не понимаю… Я ничего не понимаю! – повторил он с отчаянием. – Сначала мне говорят, что канал потерпел убыток из-за моего спама в прямом эфире! Теперь оказывается, что он получил с меня такую прибыль, что всем прочим завидно? Так почему же я сижу в тюрьме, в немыслимом долгу, который мне никогда не погасить?!

– Успокойтесь, гражданин Трохин! – проникновенно сказал Ваня. – Я же вам обещал – погашу ваш долг и верну вас обратно в прошлое. А прибыль – что ж тут непонятного? Убыток от вашего спама потерпела рекламная служба канала, она и предъявила иск на основании действующих расценок. А прибыль от скандала получила имиджевая служба, но прибыль имиджевая точной оценке не поддается. И вы не сможете доказать, что она была получена, потому что заказать имиджевую экспертизу на всей территории мира обойдется во много раз дороже.

– Но как тогда "Сурен"… – начал Трохин, но Ваня его перебил.

– Гражданин Трохин! Вы скажите главное: вы верите, что хоть я и молод, и только окончил корпус, и впервые веду дело, но неплохо разбираюсь в тонкостях? И смогу вам помочь?

– Верю… – вздохнул Трохин. – А что мне остается делать? Как любил говорить мой коллега…

– Стоп! – сурово прервал Ваня и поднял ладонь. – Скандал на канале вас ничему не научил? Шаг первый: сразу и навсегда отучаемся спамить собеседника! Даже если это не прямой эфир, а приватная беседа! Не называйте никаких имен, товаров и услуг! Кроме собственных. Собственные – можно. Я вам помогу научиться свободно говорить. Давайте попробуем прямо сейчас. Кто вы?

– Меня зовут Всеволод Петрович Трохин, – хмуро начал Трохин.

– Пока все правильно, – одобрил Ваня.

– Я мужчина пож…

– Не касаемся половых различий, это дискриминация.

– Я человек пож…

– Дискриминация зверей. Этот закон введен лигой защиты зверей давным-давно.

– А кто же я?

– Вы – гражданин.

– Я гражданин уже пож…

– Внимательней! – одернул Ваня. – Избегаем запрещенных слов!

– Уже не молодой, – поправился Трохин.

– Тоже плохо, – вздохнул Ваня. – Дискриминация собеседника по возрастному признаку.

– Я гражданин, который провел всю свою ж…

– Я прибыл ненадолго из своего далекого века, – поправил Ваня.

– И оказался не знаком с местными обычаями, – поддержал Трохин. – У меня возникли большие проблемы…

– Слушать о чужих проблемах – работа адвоката-психоаналитика. Частный собеседник может потом выставить счет.

– А как сказать? – растерялся Трохин.

– Никак. Никогда и никому не говорите о своих проблемах. Говорите об успехах.

– Я гражданин из двадцать первого века… Писатель… Дискриминация по профессиональному признаку?

– Нет, пока такой закон не принят. Хотя вопрос уже не раз обсуждался в мировом парламенте.

– Меня зовут Всеволод Петрович Трохин. Я гражданин двадцать первого века, приглашенный на встречу с далекими потомками, известный писатель, автор таких книг, как…

– Вот, очень хорошо! Ведь можете, когда хотите! – улыбнулся Ваня. – А меня зовите просто Ваня. А дел у нас впереди много, дорогой товарищ, а времени мало. Возвращайтесь в камеру, соберите вещи, вас освобождают под мою ответственность, мы отправляемся осматривать наш свободный мир. Я пока переоденусь в штатское. Главное – ни с кем больше не общайтесь! Захотите что-то сказать – только мне на ухо.

– Я надеюсь на тебя, Ваня, – вздохнул Трохин.

– И я не подведу! Все будет просто сцупер!

* * *

Трохин думал, что Ваня повезет его в полицейском каре, но Ваня взял личный – невзрачную плоскую капсулу без полицейских знаков. Когда они уселись, прозрачный люк над головой упруго чавкнул, и Ваня стремительно повел кар вверх. Трохин почему-то подумал, что модель у Вани гоночная.

– Гоночная модель? – спросил он, чтобы начать разговор.

По лицу Вани проползла удовлетворенная улыбка, а уши чуть порозовели.

– Меня устраивает эта машина. Я счастлив! – произнес он наконец. – А более подробные описания будут спамом. Вот если бы я был рекламным агентом, имел лицензию на беседы с частными лицами и платил налог на рекламу, я бы рассказал больше.

– А мне и так все ясно, – кивнул Трохин.

– Посмотрите вниз, – предложил Ваня. – Все эти башни – это Новгород, столица Московской губернии.

– Очень красиво, – сказал Трохин.

– Вы представляете, в каком госцударстве мы находимся?

– В этом… Всемирном! – вспомнил Трохин. – Я уже слышал про Объединение!

– Плохо слышали, – нахмурился Ваня. – Последнее Великое Объединение, которого мы ждали так долго, состоится через трое суток на стадионе острова Пасхи. Мы сейчас туда летим.

– Зачем?

– Вы все поймете. Гражданин Трохин, у нас мало времени, не отвлекайтесь. Итак, мы находимся на территории свободного госцударства, которое называется Евро-индо-афро-китайский союз. Сокращенно: ЕИАК.

– Можно шепотом вопрос? – Трохин наклонился к Ване. – А вот было такое государство – Россия…

– Россия давно вошла в ЕИАК.

– А вот был такой язык – русский…

– Весь мир, да и мы с вами, говорим сегодня на лингвике, великом и могучем, седьмой версии. Когда вас вынимали из машины времени, его вписали прямо в мозг.

– Помню, – кивнул Трохин и нервно почесал виски.

– Вернемся к нашим делам. Существует второе госцударство, тоже совершенно свободное, оно называется СШП. Есть идеи?

– Соединенные штаты… э-э-э… политики?

– А еще писатель… – недоуменно поморщился Ваня, склонившись над штурвалом. – Чего вдруг политики? Соединенные Штаты Планеты!

– Очень разумно, – на всякий случай кивнул Трохин и начал глядеть вниз.

Внизу мелькали дороги, леса, поля и купола населенных полисов.

– Хотя постойте! – обернулся Трохин. – Какой планеты? А этот наш ЕИАК что, на другой планете?

– СШП называется так очень давно, с момента объединения с Австралией. Ну, захотелось им так. А по размеру территория СШП намного меньше, всего треть земного шара! – Ваня усмехнулся, но тут же спохватился. – Мы их очень, очень любим! Очень любим!

– А я в этом и не сомневался! – громко сказал Трохин.

– Не бойтесь, прослушивания здесь нет, – проворчал Ваня. – Но ход вашей мысли мне нравится.

– А я и не боюсь прослушивания! Да здравствует ЕИАК и СШП!

– Да! У нас с ними не может быть никаких разногласий! – подтвердил Ваня.

– Мир и дружба, – заявил Трохин. – Просто как родные братья! То есть… Я хочу сказать, конечно же, и сестры тоже! В том смысле, что независимо от пола…

– Абсолютно родные нам граждане и их звери! – облегченно закончил Ваня. – Наконец произойдет долгожданное Объединение.

– И как будет называться окончательное государство?

– Это пока госцударственная тайна. Но вам я по секрету скажу. Так и будет называться: Госцударство.

– Я счастлив! – сказал Трохин.

– А вы делаете неплохие успехи в общении! – улыбнулся Ваня.

– Тогда можно вопрос? А в СШП какие деньги?

– Деньги?

– Ну, вот у вас… то есть у нас – бонусы, а в СШП?

– Оба госцударства совершенно одинаковы во всем. И у нас единая система бонусов. Но бонусы – это не деньги. Деньги давно отменены на всей планете! Весь соцминимум бесплатен!

– Как это? – изумился Трохин. – Все бесплатно? Кушать бесплатно? Ходить в это… в гала-кино бесплатно?

– Так и есть. Свободный равноправный мир.

– И можно не работать? – удивился Трохин.

– Работает только шесть с половиной процентов людей.

– Ради чистого интереса? – восхитился Трохин.

– Ну, скорей ради персональных бонусов. Например, в гала-кино бесплатны только кресла задних рядов. А для передних кресел нужны персональные бонусы.

– Ага, то есть бонусы – это деньги? И сколько бонусов надо отдать за билет в гала-кино?

– Да нисколько! Почетные кресла резервируется для высокобонусных. Бонусы при этом не отнимаются.

– Тогда я ничего не понимаю, – вздохнул Трохин.

– Объясняю, – кивнул Ваня. – Бонусы можно приобрести: заработать или отсцудить. Количество бонусов определяет ваш уровень, бонусы при этом не тратятся. И наконец, бонусы можно потратить – купить на них VIP-услугу или VIP-товар, не соответствующий вашему уровню. Если у вас бонусов ноль – вы можете ходить в гала-кино на последние ряды. Если бонусов двести – можете сидеть в средних рядах и даже сажать рядом своего френда. А можете купить за пару бонусов место в первом ряду, хотя оно предназначено для тех, у кого бонусов двести тысяч.

– Все понятно, – грустно кивнул Трохин.

– Очень рекомендую книгу профессора Койло из СШП "Как стать счастливым" или отечественный справочник: Мишурко, Вальдер "Высокобонусность для чайников". Школьные азы, так сказать.

– Спасибо, обязательно прочту. Последний вопрос: а что с теми, у кого бонусов меньше нуля?

– Они поражены в правах. Чем меньше – тем глубже.

– А если, к примеру, минус сто двадцать тысяч ровно?

– Это у кого ровно?

– Это ж у меня.

– У вас, гражданин Трохин, уже минус сто двадцать три тысячи с мелочью.

– Что?!! – заорал Трохин. – Черт побери, да откуда взялись еще три тысячи?

– Частные иски, – пожал плечами Ваня.

– Что я еще такого натворил?! Когда?!

– Успокойтесь, гражданин Трохин! Помимо иска от инфоканала, в вашем деле фигурирует около сорока частных исков морально травмированных вами людей. Это ученые и лаборанты Института времени, работники канала «ПТК», транспортеры, экскурсоводы, зрители гала-кино, рядом с которыми вы вчера смотрели картину… Вы же с ними пообщались?

– Мы только перекинулись парой фраз! Я ничем их не оскорблял!

– Вот уж не знаю, как вы с ними говорили, – грустно покачал головой Ваня, – Но если как со мной, то ничего удивительного.

– Но никто мне не делал никаких замечаний!

– А вы как думали? Это чтобы потом подать больше исков. Кстати, больше всего исков подал ваш прежний следователь – тысячи на полторы бонусов, потому что он был при исполнении. С ним-то вы много говорили вчера?

– Ну, тварь! – возмутился Трохин.

– Тс-с-с!!! – округлил глаза Ваня. – Ни в коем случае не говорите таких слов!

– И ты на меня подашь кучу исков? – грустно вздохнул Трохин и отвернулся, глядя на ползущую внизу пелену облаков, между которыми изредка мелькал далекий океан.

– Нет, – убежденно сказал Ваня. – Ни одного! Обещаю! Там у вас и так около двадцати дискриминаций, десяток моральных травм, пять религиозных оскорблений, тринадцать домогательств сексуальных, восемь гомосексуальных…

– Что за бред?! – подпрыгнул Трохин. – Я никого пальцем не тронул!!!

– Иное слово трогает хуже пальца, гражданин Трохин! – сказал Ваня убежденно и проникновенно. – Стыдно не знать, а еще писатель… На сегодняшний день не все травмированные успели подать иск. Думаю, еще подадут. Так что в одиночную камеру, которую вы почему-то упорно называете тюрьмой, вас изолировали для вашего же блага.

– Господи! – всплеснул руками Трохин. – И это называется свободная страна?!

– Кстати, давно хотел спросить, но раз уж разговор сам зашел… Вы поминаете то Черта, то Бога, и я никак не могу понять – по вере вы сатанист, христианин или кто?

– Атеист, – мрачно сказал Трохин. – Опять оскорбил всех?

– Почему же? Это ваше право на веру, – задумчиво кивнул Ваня. – Атеист… Кто б мог подумать… Но тоже все будет хорошо! Наберитесь терпения. Мы, кстати, уже прилетели. Это пятно на горизонте – остров Пасхи, сейчас мы снизимся и увидим гигантский стадион. Он построен специально для церемонии Объединения.

* * *

Ваня умело посадил кар на площадку и повернулся к Трохину.

– Повторяю еще раз: никаких разговоров ни с кем, кроме меня. И запомните: здесь никто не должен знать, что я следователь! На худой конец, если зайдет разговор, то я – ваш близкий френд.

С этими словами Ваня приладил к правому уху небольшую сережку.

– В каком смысле френд? – насторожился Трохин. – Если нас спросят, я должен буду ответить, что мы геи?

– Я вижу, гражданин Трохин, вы еще слишком плохо понимаете законы свободы. Если кто-нибудь наберется наглости подойти и поинтересоваться, каковы наши отношения, то мы подадим иск и отсцудим прекрасные бонусы!

– Ах, ну да… – вспомнил Трохин.

– А серьга для маскировки надета, – пояснил Ваня. – Представьте: два гражданина с большой разницей в годах – не подумайте, что я вас оскорбляю, но года не скроешь, – появляются вдвоем в общественном месте. Кто это? Или отец с сыном – а многие смотрели вчера канал и знают, что вы прибыли из далекого века и сыновей у вас тут нет. Или же – гей-френды. Иначе, согласитесь, такая пара выглядит очень подозрительно и наводит на мысль о разных извращениях.

Трохин вздохнул и ничего не ответил. Ваня подмигнул ему, хлопнул по штурвалу, и люк кара распахнулся. Трохин неуклюже задрал ноги, перекинул их через бортик и спрыгнул на землю, выстланную зеленым податливым пластиком. Краем глаза он увидел, что Ваня шагнул прямо сквозь борт, который распахнулся перед ним непонятным образом.

Дул приятный ветерок, пахло океаном – солью, чайками, водорослями. Впереди возвышалась белая, совершенно гладкая стена. Ее верх терялся в небе, а края тянулись вдаль по обе стороны, насколько хватало глаз. Трохин оглянулся – сзади до самого горизонта простиралась пустыня, выстланная упругим пластиком, по ней кое-где бродили люди.

– Нравится, гражданин Трохин? – спросил Ваня.

– Красиво, – кивнул Трохин и поспешно добавил: – Я счастлив!

– Сейчас мы пойдем внутрь стадиона и посидим на трибунах. Просто чтобы иметь представление.

– Так это остров Пасхи? А знаменитые статуи убрали?

– Насчет статуй не скажу, не искусствовед я. Может, они на старом острове? А это новый остров Пасхи, – Ваня топнул ногой, – Искусственный. Сто двадцать километров в диаметре! Специально построен для Объединения.

Они зашагали вперед к стадиону. Людей вокруг почти не было, и Трохина это радовало. Зеленый пластик упруго гнулся под его подошвами, далекая стена приближалась неохотно.

– А ближе нельзя было подлететь? – спросил Трохин.

– Как же ближе, если это режимная зона? – удивился Ваня. – Через три дня здесь соберутся самые высокобонусные граждане мира! А остальные, кто захочет, будут толпиться здесь, на площадке перед входом. Поэтому режим, все оцеплено. Здесь под настилом, – Ваня на ходу подпрыгнул и топнул сразу обеими ногами, – сидят тысячи робокопов. Если что – вылезут. А сейчас мы подойдем ближе и увидим настоящие войска ООЦ… Ни слова им не говорите!

Действительно, вскоре Трохин разглядел под стеной парадную арку, а рядом – толпу людей в странных доспехах, закрывавших все тело и даже щеки. Рисунки на груди у них тоже были странные – у кого крест, у кого череп, у кого зеленый лист.

– Церковные войска, – пояснил Ваня. – Международные, всех конфессий.

Трохин внимательно разглядывал самого пузатого стражника, преграждающего путь ко входу, – рослого, с золотым крестом на выпуклом пузе и белой сверкающей дубинкой в руке.

– У него в лицевой щиток встроена хаба-хаба? – шепотом спросил Трохин.

– Нет, просто броня на правой щеке толще на сантиметр, – так же шепотом ответил Ваня. – В бою, на случай удара, устав велит подставить именно правую щеку. Традиция. Никто не помнит, откуда она пошла, видимо норма физиологии.

Ворота приближались. Ваня и Трохин спокойно подошли к ним и прошли сквозь строй, а пузатый стражник, хоть и глядел насупленно, в последний момент отступил в сторону, пропуская их к турникетам. Ваня поднял ладонь, и турникеты распахнулись.

Сразу же ковровая дорожка рванулась вперед из-под ног, и Трохин бы упал, если б Ваня не схватил его за руку. Дорожка вынесла их на открытое пространство и стремительно взмыла вверх так, что у Трохина екнуло внутри, как бывало в детстве на качелях. Быть может, Ваня как-то управлял дорожкой, а может, она сама знала, куда их нести, но вскоре они оказались посередине пустого и чистого сектора. Вокруг сверкали тысячи одинаковых кресел из белой искусственной кожи, они чем-то напоминали стройные ряды унитазов. Ваня сел, Трохин сел рядом. Пустые трибуны стадиона убегали вдаль, и теперь было понятно, что он совершенно гигантских размеров. Сотни рядов ниспадали вниз, сбегая к зеленому ковру сцены, который простирался до самого горизонта. Трохин обернулся. Еще сотня бесконечных рядов поднималась вверх, упираясь в ослепительно синее небо. Справа и слева полукруг стадиона уходил вдаль, и неясно было, смыкаются трибуны впереди за полем или там просто темная полоска горизонта. Стадион был пуст, но, приглядевшись, Трохин увидел кое-где крошечные точки. Несколько точек маячило далеко внизу, где начиналась сцена.

– Потрясающе! – сказал Трохин. – Но отсюда почти не видно людей. Кто будет на сцене?

– Здесь, перед нами, – Ваня протянул руку, – будет гигантская голограмма деятелей и ведущих церемонии. А кроме того, – Ваня хлопнул по спинке переднего кресла, и она засветилась, – здесь можно будет увидеть любой участок стадиона.

Ваня быстро поводил руками, на экране стремительно мелькнули белые ряды, резко приблизились, и вдруг Трохин увидел крупным планом свое лицо будто в зеркале.

– Потрясающе! – сказал он.

– То же самое может видеть любой гражданин из своего дома по сети. Вполне возможно, что на нас сейчас кто-то смотрит – предупреждаю сразу.

– Ясно, – сказал Трохин и сел прямее. – А нас прослушивают?

– Нет. Но когда захотите сообщить мне что-то приватное, заслоните губы ладонью и говорите сквозь зубы, чтоб не читалось. – Махнув рукой, Ваня отключил экран кресла и весело продолжил. – Вот таким вот образом, гражданин Трохин! Нашей планете давно не хватало такого стадиона!

– Но если все можно посмотреть из дома, зачем стадион?

– А как же эффект присутствия? – удивился Ваня. – Любой высокобонусный гражданин желает присутствовать лично на Великом Объединении!

– А у вас действительно все так хорошо решено с этим… с безопасностью, терроризмом? – спросил Трохин с сомнением.

– Вот! – кивнул Ваня. – Вот для того мы и здесь. Объясняю ситуацию кратко. Нынешний терроризм – не тот, что был в древности. Современные системы охраны не дадут принести сюда оружие. Бомбы, газы, ножи, вирусы – про это забудьте. Но есть в мире одна, самая опасная вещь, которую никакая система охраны не выявит…

Ваня сделал такую эффектную паузу, что Трохину показалось, будто он сейчас процитирует любимого преподавателя или начальника.

– И что это за вещь? – спросил Трохин.

– Вот она, – Ваня похлопал ладонью себе по лбу. – Голова. Что в ней творится – не знает никто. А через пару дней этот стадион будет полон. И над каждым креслом, – Ваня картинно простер руку, – будет своя голова. И какие идеи граждане принесут сюда в своих головах – этого сейчас никто не знает. А ведь не всем может нравиться идея Объединения, верно?

– Может, я чего-то не понимаю, – удивился Трохин. – Но что они смогут натворить?

– А они, гражданин Трохин, могут Объединение сорвать, – сухо сказал Ваня, прищурившись и глядя в пространство совсем взрослым, жестким взглядом. – Вы ничего не слышали про флэшмоб-террор?

– Про флэшмоб я что-то слышал… – нахмурился Трохин. – В нашем веке молодежь списывалась по интернету, собиралась в каком-то месте и разом открывала, например, зонтики… Массовое чудачество без смысла. Я, помнится, еще писал статью в журнал о том, что эти люди-машины, устав от труда в офисах, хотят почувствовать себя единым организмом и…

– Фи, какой зачаточный флэшмоб! – перебил Ваня. – Современный флэшмоб наполнен смыслом! Он продуман и давно взят под контроль каналами, ньюсами и рекламными агентствами. Флэшмобом занимаются у нас почти все. Например, моя знакомая… – Ваня замялся, что-то вспомнил, полез в карман и включил хабу-хабу. – Она увлекается спортивно-паззловым флэшмобом. Есть еще сотни видов. Но дело не в этом. Кроме мирного флэшмоба, существует флэшмоб-террор. Что ужаснее всего, им поражено огромное количество высокобонусных во всем мире. И мы не можем знать заранее, кто и что принесет сюда в своей голове.

– Но я не понимаю, в чем опасность? Что они могут сделать? Зонтики открыть?

Ваня нарочито зевнул и прикрыл рот ладонью.

– А вы представьте себе, гражданин Трохин, что половина стадиона во время церемонии вскочит и покажет "ж"? – процедил он.

– Как? – растерялся Трохин. – Наше запретное слово?

– Отнюдь, гражданин Трохин, отнюдь! – с горечью отозвался Ваня, не отрывая ладони ото рта. – Самую свою обычную голую «ж» они покажут! Снимут штаны и повернутся вон туда, в сторону Запада, к трибунам СШП! Это будет неслыханное оскорбление дружеского госцударства, это увидит весь мир, главы госцударств оскорбятся, и Объединение будет сорвано.

– Из-за чьей-то «ж» сорвется Объединение? – удивился Трохин.

– Не из-за чьей-то «ж», гражданин Трохин, а из-за чьих-то трибун, покрытых голыми «ж». Это – оскорбление. А в руководстве СШП в отличие от нашего ЕИАК сидят, между нами говоря, не самые умные и разборчивые граждане… – Ваня осекся. – То есть мы их очень любим! Очень, очень!

– Это… про «ж»… точная информация? – серьезно спросил Трохин, поставив локоть на ручку кресла, чтобы невзначай упереться в ладонь подбородком и тоже прикрыть рот от нескромных взглядов.

– Увы, – вздохнул Ваня. – Таков настрой умов.