Текст книги "Штурмовая бригада СС. Тройной разгром"

Автор книги: Леон Дегрелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Степи

Четверг, 3 февраля 1944 года.

Был получен приказ эвакуировать Лозовок и последний сектор на правом берегу реки, так как общая ситуация значительно ухудшилась.

Таранные удары противника на юге все больше и больше выталкивали окруженные войска на север. Теперь советский коридор уже имел ширину 8 километров. Каждый день немецкие дивизии теряли от 5 до 10 километров. Еще неделя – и русские окажутся прямо позади нас.

Верховное командование отвело все немецкие войска из района Ольшанки. С этого момента мы остались единственными, кто прикрывал этот район, и мы отданы на милость противнику, который мог буквально за сутки снести нас со своей дороги и рассечь котел.

Решения следовало принимать моментально. Южный и юго-восточный секторы следовало постепенно оставить. Войска из восточного сектора должны были медленно отходить на север. Затем, сражаясь за каждый метр территории, они должны были отступить в западную часть котла, где собирались все 11 дивизий.

Немецкие танки должны были подойти с юго-западной Украины, с внешней стороны котла навстречу нам. Наши 11 дивизий должны были рвануться им навстречу, рискуя всем.

Никакого другого варианта спасения не имелось. Либо эта отчаянная попытка прорвать окружение удастся, либо мы все умрем.

* * *

Однако 3 февраля 1944 года мы еще не сосредоточились для последнего удара. Проводилось множество мелких операций, чтобы эвакуировать вооружение и технику.

Но в любом случае это была форменная глупость. Хотя, чтобы сражаться, нужен был каждый человек, три четверти окруженных войск в котле были выведены из боя, чтобы спасти свое имущество. Мишенями становились все.

Уже на дороге из Городища в Корсунь – наш последний шанс на прорыв из котла – мы врезались в огромную стоящую колонну. Тысячи грузовиков растянулись на 20 километров, следуя по три в ряд, и скользили по грязной дороге, попадая в ямы и превращая дорогу в полное месиво. Наиболее мощные артиллерийские тягачи напрасно пытались расчистить проход. Эта чудовищная масса машин была прекрасной мишенью для вражеских самолетов. Советские самолеты, подобно стае ядовитых ос, кружили над котлом и каждые 10 минут пикировали вниз на застрявшие автоколонны.

Повсюду горели грузовики.

Грязь, проклятая тысячу раз, стала настолько скользкой и липкой, что двигаться стало просто невозможно.

Нам следовало решиться на отчаянные меры. Рискнуть двинуться по более прочной почве прямо через поля означало завязнуть через 100 или 200 метров. Дорога? О ней не следовало и думать. Тысячи грузовиков встали здесь навсегда и загорятся, как только противник за них возьмется. Единственное, что оставалось, – железнодорожная линия из Городища на Корсунь. Именно по ней мы решили отправить бесконечные автоколонны.

Мы могли следить за тем, как движутся колонны в 10 километрах от нас, следя за пикирующими советскими истребителями. Огромные вспышки отмечали этот импровизированный маршрут. Нам приходилось сталкивать с насыпи разбитые грузовики и пылающие машины.

Чтобы защитить это беспрецедентное передвижение более чем 10 000 машин по узенькому полотну железной дороги, нашим войскам пришлось удерживать русских еще несколько дней.

* * *

Находясь высоко в небе, сталинские пилоты могли не спеша парировать все наши попытки вывести окруженные войска. Сама обстановка подсказывала им, где следует собраться: сотни горящих грузовиков словно факелы освещали дорогу на Корсунь.

На юге советские войска наносили отступающим войскам сильные и стремительные удары. С северо– востока после отхода последних танков дивизии «Викинг» была открыта брешь, в которую хлынули советские танки. На севере немецкие дивизии тоже отступали все быстрее и быстрее.

Что касается нас, нам пришлось сражаться в Белозерье, чтобы преградить путь русским войскам, наступающим от Днепра и Мошнов. Из Белозерья мы ушли в последнюю минуту, чтобы перебраться на линию обороны, которую мы в начале января построили в 15 километрах южнее.

Эта линия проходила с юго-запада на северо-запад от деревни Староселье до деревни Деренковец.

В ходе третьей операции мы должны были перегруппироваться на северном конце этой линии в самом Деренковце. Вместе с другими частями вермахта и СС мы должны были служить последним заслоном.

Под нашим прикрытием от пятидесяти до шестидесяти тысяч человек должны были собраться вокруг Корсуни для последнего удара на запад.

* * *

Первой остановкой для нас стало Белозерье. План отступления требовал от нас обороняться восточнее деревни то время, которое потребуется, чтобы артиллерия и техника успели выйти на линию Староселье – Деренковец без проблем.

Отход нашей артиллерии и тяжелой техники готовился из деревни Байбузы на Староселье, и его планировалось провести под покровом темноты.

Мы сумели направить разведывательную группу к Мошнам. Южнее этого населенного пункта у нас еще имелись несколько пулеметов, укрытых в еловой роще. Каждый советский патруль, который выдвигался в этом направлении, натыкался на плотный огонь.

Ночь прошла. Артиллеристы буквально падали от усталости, стараясь вытащить свои пушки из трясины. На рассвете только пехота и минометы еще находились на позициях. Последние машины покинули Байбузы вскоре после рассвета.

Наш отряд сбился с дороги, и водители вернулись обратно в деревню.

Там царила мертвая тишина. На улицах ничком лежали мертвые крестьяне, на правом рукаве у них все еще виднелись белые повязки с надписью черными буквами «Deutsche Wehrmacht». Наши солдаты ушли из деревни всего 10 минут назад, но партизаны уже успели перебить всех украинцев, которые служили во вспомогательных формированиях немецкой армии.

Деревня затихла. Нигде не было видно ни одного любопытного. Но тела, лежавшие в грязи, были красноречивы.

* * *

3-я пехотная рота, все еще удерживавшая проход у Ольшанки к востоку от Байбузы, должна была отойти на следующую ночь, пробравшись вдоль реки к деревне Староселье.

Что касается 2-й роты, то после своего вояжа в Лозовок она начала отступать по широкой дуге, направившись сначала на северо-запад. Предполагалось задержать противника у Деренковца до того, как наш правый фланг завершит свой сложный маневр.

Я получил приказ установить связь с этим оторвавшимся подразделением. 10 километров непроходимой грязи отделяли роту от Белозерья. Я имел в своем распоряжении только старый «Фольксваген», который с огромным трудом полз по песку и грязи. Меня сопровождал только один солдат. Мы нашли наших товарищей на опушке темного елового леса, крошечный островок сопротивления, затерявшийся в бескрайней стране. Мы проехали через еще одну безжизненную деревню. Советский патруль как раз выходил из нее, когда мы туда прибыли. В припадке благородства солдаты оставили крестьянам коробку спичек с изображением серпа и молота на этикетке.

Люди скрывались за своими избами. Весь район кишел вражескими авангардами.

Мы опасались, что попадем в засаду. «Фольксваген» продолжал кашлять, пускать клубы дыма и упираться, явно разочарованный происходящим.

Белозерье в сумерках было уже неразличимо.

Как ни странно, крестьяне приняли мою маленькую тачку за первый советский автомобиль. За изгородями появились несколько голов. Воцарилась невероятная тишина.

Мы ковыляли от колдобины к колдобине по залитым водой улицам, чтобы присоединиться к последнему взводу, ожидавшему эвакуации. Орудия, грузовики, техника – все исчезло.

Наш арьергард простоял в Белозерье до темноты, создавая впечатление, что мы намерены сражаться до конца. Деревня была большой, и нас легко могли обойти с любой стороны. У нас оставалось не более 40 солдат.

Телефонисты убрались. Поднялся туман, затянувший все вокруг.

Наконец люди покинули свои грязные норы и взобрались на борт последних двух грузовиков. Ни единого крика. Ни единого выстрела. Ни единого силуэта. Лишь несколько крестьян высунулись из дверей, чтобы посмотреть, как мы уезжаем.

* * *

Позиции, которые мы занимали, протянулись на расстояние около 30 километров от Староселья до Деренковца.

Одна часть нашей бригады находилась прямо в Деренковце. Ночью появились несколько групп партизан, которые, умело переползая от укрытия к укрытию, окончательно отрезали нам путь на запад. Нашим солдатам пришлось вести с ними перестрелку в лесу на предельно малой дистанции. В суматохе мы потеряли два орудия.

Южная дорога на Староселье была еще более опасной. Если бы наше подразделение, прикрывавшее левый фланг вдоль Ольшанки, хотя бы на мгновение показало свою слабость, наш путь отхода был бы немедленно перерезан.

Едва мы прошли два километра, как натолкнулись на автомобили, увязшие в грязи. Колонны, которые мы прикрывали и которые начали отход несколько часов назад, безнадежно застряли. Грузовики намертво встали на дороге. Сотни людей вылезали из них и тут же тонули в жидкой грязи, доходившей до середины бедра. Тракторы надрывались, пытаясь вытащить тяжелую технику. Красные могли обрушиться на них в любой момент.

После нескольких часов титанического труда техника была приведена в рабочее состояние, и мы добрались до леса, который рос на обширном болоте на подступах к Староселью.

Это произошло в 01.00.

Дорога закончилась в гигантской луже. Грузовики могли пересечь ее только на максимальной скорости.

Над левым берегом реки Ольшанки в Староселье господствовал высокий хребет, поднимавшийся вертикально от канала на Деренковец. Все избы на холме горели. Сотни женщин волочили за собой детей и тащили на руках свиней. Их черные силуэты были ясно видны на ярком фоне пожарища. Они кричали пронзительными голосами, плакали, умоляли, топали ногами, словно сошли с ума.

Пламя пожара моталось на ветру, словно красно-желтая грива. В его свете стал виден склон, блестевший словно мрамор, по которому не могла подняться ни одна машина. Лишь с огромным трудом артиллерийские тягачи сумели вытащить грузовики наверх по слою скользкой грязи.

Всю ночь пронзительные вопли женщин вторили вою животных и отборной ругани водителей в багровом зареве пожаров.

Когда рассвело, машины все еще тащили на буксире.

Но на северо-востоке низины появились движущиеся коричневые точки. Мы могли различить людей, лошадей, машины.

Красные приближались.

Староселье

Отсечная позиция от Староселья до Деренковца была построена украинцами в начале января. На рассвете 5 февраля 1944 года штурмовая бригада «Валлония» заняла ее.

Расположение оборонительной линии было тщательно выбрано. Она шла с юго-востока на северо– запад по вершинам холмов, которые господствовали над долиной, болотами и каналом от Деренковца до Ольшанки. Вдали мы могли различить леса у Белозерья, откуда мы ушли.

Траншея имела множество огневых позиций и шла зигзагом на 30 километров. К несчастью, она не имела бруствера и была выкопана слишком глубокой. Она оказалась настолько глубокой, что, попав в чрево этой длиннейшей змеи, мы больше ничего не видели.

Если бы вся линия обороны удерживалась прочно, этот недостаток был бы не слишком существенным. Но мы имели всего 300 человек для обороны этих 30 километров.

2-я рота должна была занять позиции в 15 километрах севернее Деренковца. Другая наша рота занимала оборону фронтом на восток по линии, которая отходила под прямым углом от Староселья прямо на юг.

Остальная часть бригады, водители наших 300 грузовиков, артиллеристы, расчеты противотанковых орудий, зенитчики и связисты располагались позади линии обороны или с легким стрелковым оружием занимали наиболее угрожаемые участки траншеи.

* * *

Мы смотрели на все крайне пессимистично.

Организовать телефонную связь на такой протяженной позиции было невозможно. Требовались десятки километров провода, чтобы связать ротные командные пункты со штабом бригады.

Эта траншея, столь уязвимая, была единственным прикрытием с северо-восточного направления, которое защищало войска, отходящие к Корсуни. Если наш барьер рухнет, это будет означать гибель буквально для всех, кто оказался в котле.

Наши солдаты были рассеяны мелкими группами, каждая отдельно от остальных. Они были измучены последними битвами, ночными переходами, ледяными туманами, борьбой с липкой грязью, превращавшейся в настоящую пытку. Они не имели укрытия. Грязные, с осунувшимися, встревоженными лицами, они следили за равниной, с которой вот-вот должно было начаться наступление красных.

Наша артиллерия стала бесполезна. Начиная с субботы болота буквально кишели врагами, остановить которых не могли ни снаряды, ни грязь.

* * *

На следующий день они прорвали нашу линию еще до рассвета.

Красные ночью взобрались на контрэскарп. Им повезло попасть на пустой участок траншеи между двумя постами. Они были вырезаны. За несколько минут красные добрались до мельницы на холме, с которой просматривалось все вокруг. Оттуда они бросились вниз к Ольшанке, атаковав наших людей с тыла. В 07.00 левый берег реки и деревня Староселье были в руках большевиков.

Противник просматривал весь район с холмов на западе. К 08.00 русские уже продвинулись на несколько километров на юг.

Наше командование ничем не могло парировать этот удар. Командир бригады решил немедленно отправиться в окопы. Мы с ним прыгнули в «Фольксваген» и бросились вперед, продираясь среди конных повозок и грузовиков, в панике бежавших в тыл. Мы прибыли на правый берег Ольшанки в Староселье.

Группа героев из 30 человек все еще удерживалась на левом берегу. Я сел в бронированную командирскую машину, форсировал речку, поднялся по склону и присоединился к товарищам. Мы немедленно бросились в рукопашную с азиатами, передвигаясь от избы к избе и перекатываясь кувырком по грязи.

После боя, длившегося час, мы освободили деревню и вышли на ее западную окраину. К несчастью, над ней господствовали лысые холмы на западе и эффектная ветряная мельница, чьи широкие черные крылья вырисовывались на фоне неба. Красные установили там пулеметы, а их снайперы караулили малейшее движение.

Стоя на коленях в последней избе, я стрелял по каждой голове, какая только показывалась. Но меня тоже могли видеть. Сначала пуля ранила мне палец. Потом еще одна скользнула по бедру. Через две минуты 16-летний доброволец, который стрелял рядом со мной, получил пулю прямо в рот. Бедный юноша постоял мгновение в ужасе, еще не понимая, что произошло. Он широко открыл рот, полный крови, но не мог сказать ни слова, хотя пытался сделать это. Потом он опрокинулся на спину, корчась в грязи, несколько раз икнул и умер.

Позади нас лежали тела наших товарищей, убитых русскими во время утренней атаки. Они были страшно обезображены за те полчаса, которые русские контролировали запад Закревки. Тела были совершенно нагими, окровавленными и перемазанными грязью.

Из угла избы мы видели равнину, полную советских солдат на севере и северо-востоке. Через болота группы солдат тащили противотанковые пушки, барахтаясь в грязи. Холм и мельница выглядели неприступными.

Командир бригады прислал нам всех людей, которых сумел собрать поблизости. Но что мы могли сделать, кроме того, что помешать красным снова захватить населенный пункт? Высунуться из-за домов и атаковать холм, гладкий, как полированный камень, причем без всякого прикрытия, значило увязнуть в грязи и бессмысленно погибнуть.

Тем не менее мельницу все-таки следовало отбить. Если не сделать этого, в течение следующей ночи противник соберет здесь крупные силы.

Нам следовало незамедлительно восстановить линию обороны, иначе прорыв фронта приведет к катастрофическим последствиям.

* * *

Я запросил на помощь танки. Прикрываясь их броней и при помощи огня танковых пушек мы смогли бы добраться до мельницы и подняться на гряду.

Но ничего не произошло.

Поэтому нам оставалось только попытаться обмануть противника.

Несколько добровольцев скользнули в большую траншею и поползли по ней в направлении красных. Их возглавлял лейтенант Тиссен, крепкий молодой мужчина ростом под два метра с челюстью Фернанделя и невинными глазами ребенка-переростка. Он с легкостью отправлял назад все гранаты, которые красные кидали в него. Пуля пробила ему левую руку. Он ни на секунду не остановился, продолжая весело смеяться, и преодолел еще несколько сот метров.

Наконец в 14.00 прибыли немецкие танки. Их было всего две штуки, но шума их моторов было достаточно, чтобы красные запаниковали. Многие из них бросились наутек. Мы видели, как они торопливо стаскивают вниз свои пулеметы, ранее стоявшие на бруствере.

Танки с грохотом поползли вперед. Наша маленькая колонна последовала за ними.

На равнине красные накатывались подобно приливу и тащили с собой легкие орудия. Они заметили два танка, двигавшиеся вдоль склона холма. Немедленно на них обрушился шквал снарядов противотанковых пушек. Снаряды снесли верхнюю часть бруствера, и погибли несколько моих солдат.

Мельница была нашей первой целью.

Мой водитель Леопольд ван Дэле, герой войны 1914–1918 годов, бросился вперед по открытой местности даже впереди танков. Он был фламандец, и ветряная мельница наверняка напомнила ему о доме. Он первым добрался до нее и убил троих сталинистов из автомата. Но монгол, прижавшийся к дну траншеи, взял его на прицел и нажал на спуск. Пуля ударила ему под челюсть и вышла через макушку. Невероятно, но ван Дэле еще нашел силы сунуть руку в карман и, как истинно верующий христианин, вытащить четки. Затем он упал мертвым, его голубые глаза были широко открыты, уставившись на огромную мельницу, так напоминавшую старые мельницы на польдерах возле Брюгге во Фландрии.

* * *

К 16.00 мы сумели отбить весь холм.

Вся траншея была завалена грубыми подсумками с патронами, которые побросал удирающий противник. Они были, как всегда, набиты патронами, жестким, заплесневевшим хлебом и подсолнечными семечками.

Мы захватили несколько пулеметов, но наша победа была сомнительной. Разве мы сейчас имеем больше, чем вчера? Ничуть. Хуже того, мы потеряли нескольких товарищей. Убивать русских не слишком хорошо. Они множатся, словно вши, прибывая снова в огромных количествах – в десять, двадцать раз больше, чем нас.

Эти километры траншеи имели лишь символическую защиту, ведь обороняла их только горстка валлонов, оставшаяся в полном одиночестве среди моросящего дождя и подступающей темноты. Посты слева и справа разделяли бреши шириной в километр.

Траншея, по которой бой прокатился сначала туда, а потом обратно, сильно раскисла. Удержать эту позицию было немыслимо. Скоро разыграются драматические события. Ночь была полна странных шуршащих звуков. Весь склон холма словно ожил, хотя никого не было видно. Сотни русских ползли вверх к траншее, забирались в нее и растекались в обе стороны.

На рассвете повторилась трагедия вчерашнего вечера. В 07.00 во второй раз большевики бросили на штурм подавляющие силы и выбили наших товарищей.

От них мы узнали, что холм, траншея и мельница снова потеряны.

Наши танки уже были отозваны на юг, и сюда они больше не вернутся.

И что теперь? Вопрос о столь скором отступлении даже не стоял.

Тысячи грузовиков и тысячи солдат спешили к Корсуни. И теперь они были открыты с фланга.

Скиты

Весь понедельник 7 февраля 1944 года мы провели, пытаясь закрыть брешь, которую русские проделали в линии Староселье – Деренковец.

В самом Староселье наши войска перегруппировались на правом берегу реки Ольшанка. Позиции там были хорошие, сильно укрепленные, защищенные проволочными заграждениями в несколько рядов и минными ПОЛЯМИ.

На другом конце линии в Деренковце наша 1-я рота отбила многочисленные атаки и по-прежнему отважно сдерживала противника.

Под прямым углом в 15 километрах на север от Деренковца 2-я рота продолжала исполнять сложный маневр отхода с востока на север, а потом с севера на запад. Они с честью вели тяжелые арьергардные бои, потеряли относительно немного солдат и скрупулезно следовали указанному графику.

Но дьявол таился в зияющей дыре западнее Староселья.

Остатки 4-й роты, смятые на рассвете, откатились в направлении Деренковца. К ним присоединились другие подразделения. С помощью солдат 1-й роты они контратаковали весь день.

Но красные имели превосходство в силах. Они пробрались через брешь у Староселья в лес, а затем пошли вниз по склону на юг.

Нашим ротам в Деренковце и войскам в Староселье была дана задача удержать опушки этого леса, чтобы помешать противнику выйти из него. Мы послали патрули во всех направлениях с приказом нанести удар и вернуться.

Более того, наша артиллерия сохранила свою огневую мощь и сейчас открыла непрерывный огонь по открытому гребню. Это был единственный путь, по которому русские могли перебрасывать подкрепления, и на него обрушился град снарядов. Мы больше не питали иллюзий, что нам удастся вытащить тяжелое вооружение из трясины при дальнейшем отступлении.

Разбитые автомобили и грузовики торчали в грязи повсюду. Наши самые большие гусеничные тягачи, настоящие монстры среди машин, отправленные из Деренковца в Староселье, чтобы помочь дальнейшему отступлению, потратили целые сутки, чтобы преодолеть 30 километров.

На железной дороге, последнем пути на Корсунь, слышалась постоянная стрельба. Тысячи грузовиков, шедшие по ней, постоянно попадали под обстрел.

Немецкое Верховное командование контролировало ситуацию с невероятным самообладанием. Несмотря на пугающие перспективы для 50 или 60 тысяч человек, оказавшихся в котле, мы не могли обнаружить в приказах ни малейшего следа паники или спешки. Маневры выполнялись спокойно и методично. Противник нигде не сумел захватить инициативу.

В этой ужасной ловушке люди и техника действовали точно в соответствии с полученными инструкциями. Арьергарды и фланговое охранение держались до той минуты, до которой было приказано, что позволяло остальным частям передислоцироваться.

Прорывы немедленно закрывали, несмотря на цену этого.

Буквально все понимали, что лучше всего точно придерживаться плана, составленного Генеральным штабом, так как преждевременный отход неизбежно вынуждал проводить контратаки, чтобы отбить обратно утерянную территорию.

Приказы были жесткими. Время не подходило для проявлений мягкости. Каждый солдат знал, что он должен выбрать: либо перегруппировка по приказу с возможностью финального прорыва благодаря методичному отходу, либо уничтожение в результате беспорядочного всеобщего бегства.

Мы дожили до вторника 8 февраля.

Староселье все еще держалось.

Держался и Деренковец.

Опасность от образовавшегося прорыва была более или мене нейтрализована нашими патрулями, двигавшимися по периметру леса, захваченного русскими.

Но противник больше не был удовлетворен этим прорывом. Он продолжал яростные атаки по всему периметру котла. Волна за волной обрушивались с юга, где немецкая армия отступала. Вся советская империя обрушилась на нас с востока начиная со 2 февраля.

Наш сектор состоял из траншеи длиной 30 километров от Деренковца до Староселья и передовых позиций 2-й роты на севере. Мы также защищали вспомогательную позицию длиной около 5 километров, которая шла от Староселья к большой деревне Скиты на юге.

Прорыв противника угрожал нам с фронта, а также нашим правому и левому флангам. Староселье находилось в конце длинного коридора. Противнику на востоке требовалось всего лишь соединиться с советскими войсками, которые обошли нас с запада, и наши солдаты, оказавшись в ловушке, были бы быстро уничтожены.

Валлоны, прикрывавшие наш правый фланг, имели соседями молодых новобранцев дивизии «Викинг», которые прибыли на фронт всего месяц назад в гражданской одежде. Они едва успели получить начальную военную подготовку среди январского безумия. Эти несчастные парни дошли до предела физической и моральной выносливости.

Противник атаковал их утром 8 февраля, выбил с позиций, захватывая посты один за другим, и полностью окружил уцелевших. Мы видели, как они плывут по течению за нашим плацдармом. Спасать было нечего и некого. Хотя кое-кто из этих несчастных еще кричал.

После этого советские войска хлынули в прорыв. Они захватили наши позиции на юго-востоке, расположенные в дубовой роще. Нашим солдатам пришлось ее оставить и даже маленькую деревню Скиты на плато. Они спустились в долину, преследуемые противником по пятам.

Вражеские силы, прорывавшиеся в двух пунктах, почти соединились. Только маленький командный пункт, где мы спешно собирали бегущих солдат, оставался крошечным островком между двумя советскими таранами.

Мы должны были оправиться как можно быстрее и снять давление на наши позиции. Всего один час колебаний – и любой прорыв станет невозможен.

Противник уже занял Скиты. Наши противотанковые орудия поднялись на холм. Сражаясь зубами и когтями, мы загнали русских обратно в рощу. Снова ситуацию удалось временно выправить.

В штаб нашей бригады пришел приказ на следующий день возобновить отступление.

Нам следовало продержаться всего лишь несколько часов, один вечер и одну ночь, и тогда мы спасем не только свою честь, но и многих братьев по оружию, которые должны были медленно отходить под нашим прикрытием.

* * *

К несчастью, коммунисты, которые могли догадаться о наших планах, решили предпринять решающую попытку уничтожить наши позиции.

Чтобы действовать более эффективно, русские решили уничтожать котел в Черкассах сектор за сектором. Именно поэтому противник нанес удар на Мошны, а потом юго-восточнее Староселья. Но все было напрасно, все атаки по периметру котла провалились.

В 17.0 °Cкиты были нашими. Командир вернулся на командный пункт. Мы уложили наших окровавленных мертвых, одного на другого, в простые могилы, вырытые в чистом песке.

Этим вечером, пока мы прорабатывали план отхода к Деренковцу, часовой увидел нескольких человек сквозь пелену дождя. Они бежали по склону на нашем восточном фланге следом за нашими парнями.

Противник прорвался второй раз и снова выбил наших товарищей из Скитов.

Направившись к тополевой роще в долине, связывавшей восток и запад, противник мог изолировать Староселье и задушить весь наш сектор.

Следовало сделать все возможное, чтобы немедленно отбить деревню, причем с теми солдатами, которые сегодня дважды уже отступали, которые были измучены и понесли большие потери.

Штаб дивизии приказал мне немедленно выбить противника. Мы должны снова занять холм, прикрывающий линию отхода, и продержаться там до 06.00 следующего дня, пока наши силы в Староселье не сумеют выбраться через игольное ушко.

Стемнело.

Холм был покрыт елями, росшими очень близко одна от другой. Часть красных уже начала незаметно спускаться с него. Мы медленно поползли к плато, так как наше оружие было слишком тяжелым, и нам следовало продвинуться как можно дальше, избегая боя.

Нас было всего 40 человек.

Мы проползли последнюю сотню метров, а потом вскочили.

Наш удар по занятой противником высотке вызвал немедленное замешательство. Мы смогли использовать свои пулеметы по максимуму и загнать противника обратно в Скиты. Два наших противотанковых орудия, которые удалось втащить на вершину, несмотря на песок и грязь, поддержали наш удар.

Столкнувшись с такой реакцией, красные предпочли бежать дальше на юг. Но это было еще хуже для нас.

Операция, которая провалилась против нас на фронте, могла сыграть у нас в тылу.

В 01.00 в 2 километрах позади командного пункта бригады русские и немцы завязали бой в нескольких сотнях метров от дороги, нашей единственной дороги.

Маленькие группы эсэсовцев из дивизии «Викинг» вцепились в землю, словно сорняки, и отбивали многочисленные попытки русских занять эту территорию. Мы слышали частую дробь выстрелов и видели мигающие вспышки на протяжении нескольких километров по дуге с востока на юг.

Противник находился перед нами, справа от нас, слева от нас и даже позади нас. Маршрут, по которому мы должны были проследовать утром, был освещен линией пылающих изб. Повсюду кричали люди.

Наши жизни, жизни тысяч солдат зависели от этих криков.

К счастью, в 05.00 в нашем секторе все еще кричали.

Мы сожгли все автомобили, так как они не сумели бы проделать еще 30 километров по морю жидкой грязи. Большая часть наших солдат двинулась вдоль реки Ольшанки к деревянному мосту, который они перешли как раз в том месте, где эсэсовцы «Викинга» все еще отражали врага.

Несколько наших пулеметчиков решили сопротивляться до полной эвакуации своих товарищей.

В течение трех часов они творили чудеса.

Затем с изворотливостью змей они проползли через еловый лесок на юг среди русских, которые бегали из стороны в сторону.

Никто из наших солдат не попал в плен. Ни один пулемет не был оставлен. Под дьявольским шквалом пуль, прижимаясь брюхом к земле, они наконец переползли деревянный мостик через Ольшанку. После этого он взлетел на воздух в фонтане воды.

В фантастической грязи наши люди, наши лошади и наши грузовики скользили по противоположному берегу, словно намазанному маслом. От противника нас отделяла только разлившаяся речка, по которой неслись тысячи каких-то обломков, сброшенных в воду взрывами.