Текст книги "Постфактум (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Потом этого офицера выкрали. Как полного идиота. Заманили в чужой шаттл на планетарной стоянке. Взяли и заманили. После этой сцены МакКой громогласно заявил, что фильм компрометирует всё медицинское сообщество флота, и что его необходимо запретить.
Теперь они пыхтели от возмущения вместе. Ну, благо народу было не особо много, и на них никто не шипел.
– Зато у них навигатор милый, – выдал Чехов, указав на мелькнувшую в третий за весь фильм раз девочку со смешной стрижкой и явно влюблённым взглядом в направлении капитанши.
– Это пока она молчит и не ввязывается в сюжет, – зло отозвался Боунс. – Я тоже, пока молчу, вполне себе милый.
– Кстати, им в каютах можно держать домашних животных, – заметил Селек, отвлекая Джима от прожигания взглядом дырки в экране, – вы любите трибблов, капитан?
– Я люблю, когда капитаны выполняют свою работу, а не ищут приключений на вагину.
Джим, досадливо цыкнув, перевёл взгляд на парочку Боунс-Чехов, где лейтенант уже облапил доктора, воркуя, что тот милый, даже когда разговаривает.
Фильм смотреть уже не хотелось. И так понятно, что вон тот инопланетный принц, который капитаншу охмуряет, трахнет её, будет склонять к браку, чтобы привязать к планете (какая-то странная вымирающая раса, которой для размножения пригодны люди), а она вся такая крутая найдёт своего офицера и смоется с ним.
– Зато, Селек, – Джим подобрался, – смотри, какой старпом хороший. Не нудит под ухом, не поёт дифирамбы директивам, смотри.
– И не способен защитить своего капитана, – отозвался вулканец, потому что как раз в этот момент на экране нехорошие враги разбросали всех офицеров, защищающих блондинку, и вынесли с одного удара вооружённого фазером старпома.
– Да тут даже безопасники не способны защитить капитана, потому что выше ног взгляда не поднимают.
Джим закладывает руки за голову и сползает по креслу ниже. Расставляет ноги. Блондинку на экране, всю закованную, привели к инопланетному принцу, который щас должен накормить её каким-то наркотиком. Опять трахаться будут.
– И вообще, если бы капитаны так одевались, – Джим бубнит это уже тише, – то нашу Федерацию называли бы порнофедерацией.
– Если бы создатели порнухи узнали, что ты творил поначалу на должности капитана, они заработали бы хроническую депрессию, – не мог не вякнуть Боунс.
– Если бы создатели хронической депрессии поговорили с тобой минуту, они ушли бы в порнуху, – парировал Джим.
– Во имя Федерации, я тебе не сдамся! – возопила блондинка с экрана. Она постоянно эту мысль толкала так или иначе.
– А мне вполне интересно, на какой минуте она патетично порвёт на груди форменку, – тоном ценителя проговорил МакКой и зашипел – получил от Пашки локтем в бок.
Джим вдруг осознал, что давненько притихший коммандер к нему привалился – опять этим его удивительным образом, словно ему не мешалась ручка кресла и то, что сидят они не очень-то удобно.
– Я не рассчитал температуру, – сообщил тихо, и действительно, стало ощущаться, что слегка дрожит.
– Ты…
У вулканцев трепетные отношения с температурным режимом, точно же.
– Блять, Селек…
Приходится шуршать с подлокотником. В залах, рассчитанных на посещение инопланетянами, их, вроде, откидывать можно.
Щелчок.
Подлокотник уходит вверх, а Джим получает возможность прижать к себе замёрзшего коммандера. Заключает в кольцо рук, прижимается губами к прохладному уху.
– Ты же знал, что можешь замёрзнуть, – говорит тихо, – зачем куртку в гардероб сдал?
Препирательства Боунса («Нормальный мужской интерес к сиськам!») и Павла («Отлично, тогда купим тебе накладные!») отходят на второй план.
– Для восстановления нормальной терморегуляции требуется две минуты… теперь.
Селек умудряется очень уютно устроиться в его охвате. Это вообще какая-то удивительная его особенность – везде пристраиваться, будто вот так и надо.
– Это не ответ на то, что ты, зная о своей особенности, не взял куртку.
Хотя какой, блин, ответ, эта падла, похоже, именно на такой итог и рассчитывала. Ну то есть что греть его будет совсем не одежда.
Джим ведёт кончиком носа по его уху, изредка прикасаясь к нему губами. Выходит очень интимно – или это и есть интимно – и вулканец снова чуть ёрзает, откидывает голову, чтобы было удобнее гладить, убирает с уха падающие волосы. Джим только хмыкает, к поглаживанию добавляя волну тёплого воздуха.
Блондинка на экране продолжает надрываться во имя Федерации.
– Задние ряды свободны, – тихо информирует коммандер.
– Вот и валите, – заявляет Боунс. – Я нормально досмотреть хочу.
– Завистливый старый импотент, – Джим оставляет на остром ушке последний поцелуй и, пригибаясь, поднимается с места.
На задних рядах – по разным концам ряда – сидят такие же нетерпеливые парочки. Капитан усаживается, начинает шуршать подлокотником здесь, но коммандер останавливает его руки.
Забирается на его колени.
Обхватывает ими бёдра.
Прижимается.
По перехваченной ладони скользят его пальцы: средний с указательным, и у Джима мелькает шалая мысль: он берёт его пальцы в свои и медленно, влажно скользит по ним языком.
Коммандер вздрагивает.
– Не буду даже спрашивать, откуда ты знаешь, – тихим шипением на ухо.
Зато он явно больше не мёрзнет.
После нескольких манипуляций с пальцами Селек уже не шипит, он привалился лбом к плечу Джима, дышит загнанно, трётся о него пахом. Густо пахнет шоколадом. Его поведение, его близость – возбуждает, горячит кровь.
– Селек, – Джим касается губами его уха, – ты же предусмотрительная зараза. У тебя есть салфетки?
Он чего-то ёрзает, тянется к карману джинсов – тому, что на заднице, и через несколько секунд возни извлекает на слабый экранный свет что-то типа…
Платки. Те самые, капитанские, с вензелями. Золотистая оторочка, переплетение букв и эмблема флота. Три штуки.
– Полагаю, это… сгодится на замену.
Сгодится, чего б не сгодиться.
Джим расстёгивает ширинку вулканца, заползает в неё рукой, под трусы, и обхватывает напряжённый член – Селек только вздыхает, подаваясь навстречу, его мокрые от слюны пальцы скользят по шее Джима.
Ниже, по груди, ниже.
Шуршат ширинкой Кирка.
– Селек, слушай, – у капитана теперь самого дыхание сбивается, – у тебя же пальцы чувствительные дохрена. Тебе приятно дрочить?
– Особенно если ослабить ментальные щиты, – невнятно мурлычет коммандер. – Я над этим работаю.
Кино длится ещё долго. За это время Кирк успевает удовлетворить вулканца, кончить сам, обтереть его капитанским платком – самому смешно, какое извращение, застегнуть, обнять.
Когда в зале включается свет, они просто сидят и целуются, пальцами Селек скользит по шее капитана, прямо под ухом, где пульс. Подошедшего сзади Боунса замечают не сразу, только когда тот, прокашливаясь, предлагает им «поднять задницы и топать в тёплую кроватку».
– Боунс, ты завидуешь, – Кирк отрывается от губ супруга, лучезарно улыбается доктору. – Я-то как раз предлагаю вернуться в кафешку и прибухнуть. Селек?
– Я не оставлю вас ночью в незнакомом городе, капитан.
– Бутылку виски, – Джим вглядывается в меню, – это для начала, на закуску копчёные креветки и вяленых центаврийских морских улиток. Боунс?
– Мясные чипсы. – Доктор хмуро подпирает рукой подбородок, в меню даже не заглядывает. Зато Чехов листает с удвоенным энтузиазмом.
– Я буду… – ведёт пальцем по голографическим строчкам, – водку. К ней белые грибы в сметане и… суши.
– Суши? – МакКой оживляется, смотрит на Павла. – Это же не русское блюдо.
– Суши придумали в России, – парирует тот, улыбаясь кошечке-официантке.
– Высушенные листья белого пресного салата и горький горячий шоколад без добавок, – Селек задумчиво не-смотрит в подтолкнутый к нему Пашкой перечень. – Шесть порций в одну кружку – возможно?
– Хоть восемь, – кошка заигрывающе ему улыбается, а забирая протягиваемое меню, будто бы невзначай касается красивых вулканских пальцев. Явно не задумываясь, что полчаса назад эти пальцы могли делать. – Ещё что-нибудь?
Коммандер кидает взгляд на Джима, капитан его просто физически ощущает – внимательный, спокойный, нечитаемый.
– Брокколи. Варёное. Немного соли.
Боунс совершенно радостно фыркает. В этот миг, Джим готов поспорить, он счастлив.
– Я эту траву не буду, – заявляет возмущённо капитан, – сами жуйте.
– А коммандер пить не будет?
Чехов уложил подбородок на ладонь, улыбается, кудряхи растрепались. Джим отчего-то залипает на это зрелище: кучерявые волосы подсвечены, глаза светлые, улыбка чистая. Таким он навигатора ещё не видел, на посту Павел – сосредоточенный и собранный профессионал, разве что с Сулу жужжит периодически.
Таким его Боунс полюбил?
– Ну, в смысле, – чуть раскачивается лейтенант, – горячий шоколад, и всё. Даже не ликёр.
Селек слегка наклоняется над столом ближе к Чехову.
– Хотите совместный тост за благополучие «Энтерпрайз», навигатор? – И, уже кошке, – вторую бутылку водки, пожалуйста.
– Водка, – Чехов оживляется, – это вам не шоколад, коммандер. Это напиток настоящих мужчин. Моя бабуля настаивала водку на перце… ну и иногда на лимонных корочках или бруснике, но чаще на перце. А пили… кстати. Боунс, подожди, – жестом остановил открывшего рот доктора, – коммандер. Вы умеете пить водку?
Джим ловит замученный взгляд дока и понимает, что это не первый раз, когда тот слышит дифирамбы водке и о том, как её правильно пить.
– Вы не умеете пить водку, – Чехов раздухарился. Хотя от него попахивает виски, тем самым, видимо, который Джим с МакКоем не допили перед кино. – Вы будете пить её неправильно, окосеете… простите коммандер, с двух рюмок, и всё. Точно.
Селек кивает, скрещивая на груди руки, и вид у него становится совершенно праймовский.
– Примем во внимание вашу гипотезу, Чехов, и проверим экспериментально. Все лабораторные условия у нас имеются.
Джим склоняется к МакКою. Улыбается до ушей, да и самому доку, кажется, весело, и объяснять мальчику, почему перепить вулканца он сможет только какао, он не собирается.
– Док, – через шум, – пока наши мужчины пьют, может…
И глазами – к игровым автоматам. Там как раз есть пара файтинговых игрушек на двоих игроков.
– Как в академии, игрушечки, чёрт бы тебя побрал! – возмущается Боунс, но первым же поднимается из-за стола. Мимолётно треплет воодушевлённого Чехова по кудряхам и наказывает много не пить.
– Позови меня, когда перейдёшь к шоколаду, – мурчит Джим в губы Селека.
Что такое «пить правильно», чтобы «не окосеть», Селек так и не узнал. Чехов после третьей рюмки уже смотрел на него, не пьянеющего, воинственно. Водка имела отвратительный вкус, который не перебивали любимые сушёные листья белого салата, спрессованные в блоки. Ничем другим этот алкоголь не выделялся.
Когда они допили первую бутылку, Чехов ещё пытался убедить Селека, что пить умеют только русские. После того, как откупорили вторую бутылку, примолк.
– Может быть, хватит, лейтенант? Ваша гипотеза не подтвердилась, – Селек мягко вытащил у него вторую бутылку из руки и понял значение слова «косеть». Кажется, это когда человек не в состоянии сфокусировать свой взгляд на чём-либо. Чехов сейчас пытался.
– Ты дьявол, что ли? – пробормотал невнятно и с выдохом уложил голову на стол. – Я ещё не сд…юсь, даж не думай… это прст эта… прдшка.
Селек пропустил мимо ушей нарушение субординации и вместо этого убрал бутылку подальше, чтобы не ощущать горький мерзкий запах спирта. На его организм алкоголь практически не оказал воздействия, разве что стало жарко и сильно захотелось выпить воды.
Отодвинув для верности и бутылку виски, он принялся за поедание брокколи. Странно, почему это Джим так увёртывался от неё – очень нежная вещь с мягким травяным вкусом, солоноватость его только подчёркивает.
Чехов сделал попытку пошевелиться, когда коммандер приступил к своей кружке с шоколадом. Но дальше шевеления и слабого бормотания дело не пошло. Шоколад, горький, густой, обволакивающий вкусовые рецепторы маслянистой теплотой, дал в голову тут же. Ускорилось сердцебиение, кончики пальцев и ушей начали гореть, губы пересохли, а цвета, и так видимые в большем диапазоне, чем у человеческого глаза, стали как будто восприниматься ярче.
Интересно, это сойдёт за “отдых”?
Зато капитану, кажется, подобное времяпрепровождение очень даже по душе. Значит, всё как надо.
Далеко за полночь весёлая компания вышла из кафе в количестве трёх человек. Четвёртый – Чехов – болтался на руках Селека как самого крепкого, хотя и не самого трезвого из них.
Джим только диву давался, смотря, как развезло его вулканца. Они-то с Боунсом выдули половину бутыли, когда рубились в автоматы, а прикончили её уже за столом. И то, скорее, Боунс прикончил, потому что по возвращении к трапезе пить Кирку было некогда – его время занимал хмельной Селек. Во-первых, в нём опять начало проявляться что-то от растения и его личностей, во-вторых, он пытался залапать Джима под столом, в третьих, сам попытался сползти под этот стол, декламируя присягу старшего офицера капитану, но в итоге был поймал МакКоем, усажен обратно на стул, где ещё раз сказал, что отдаст за капитана жизнь, не раздумывая, и попросил мороженое. Не съел даже половины, навалился на Джима, поцеловал – горячо и мокро, сладкими губами с привкусом дыни, и начал рассказывать, как нехорошо спаивать младших по званию и что он так больше делать не будет. Потом заявил, что Чехов тут замёрзнет, и его надо срочно в гостиницу.
МакКой согласился, что да, пора, а то завтра они не то что на бета-, но и на гамма-смену приползти в более-менее живом состоянии не смогут.
В такси (вызвали беспилотное) тоже было весело. Чехов-то мирно спал на плече доктора, а Селек, падла энергичная, всё никак не мог успокоиться.
К чести сказать, будь они в этом такси вдвоём, Джим бы его даже не останавливал – самого несло.
Вулканец сполз на пол, устроившись на коленях между разведённых ног Джима, гладил его бёдра, в глаза смотрел своими, тёмно-огненными, и бормотал что-то на, скорее всего, досураковском снова, изредка сбиваясь на стандарт.
– Вы ещё прям тут потрахайтесь, – МакКой придерживал бессознательного Павла, поглаживая по кудряхам.
– Это нарушение… субординации, – невнятно доложил Селек, устраиваясь щекой на джимовом колене. – Дем… монстрация частной жизни и пункт сто сорок три… внутрикорабельного… устава, исключая… праздники.
– Боунс, – Джим, смотря на него, с улыбкой поднимает брови, – я ж щас напомню ему, что мы вне корабля и вообще частные лица в закрытом пространстве.
И кладёт ладонь на щёку вулканца, от чего тот совсем расслабляется, прикрывает глаза. Улыбается.
– А, с тебя станется, – МакКой отмахивается и как будто задумчиво грустнеет. Отворачивается к окошку, за которым видно смазанные полосы городских огней.
– Рад тебя видеть снова в мире живых, – бурчит тихо. – Твоего шила в заднице тут определённо не хватало эти полтора года.
Джим кивает ему – непонятно, зачем, МакКой же не видит.
– И я рад.
========== Extra 02 ==========
Комментарий к Extra 02
Спешл фо witamin P
получай и радуйся:)
З.Ы. также не является сюжетно обязательным отрывком.
– Капитан, лаборатории получили клонированную почку вчера ночью, осциллографический анализ показал наличие слабых телепатических способностей.
Джиму показалось, что голос коммандера искажён коммуникатором, потому что иначе откуда у Селека настолько странные человеческие интонации? Но коммуникатор тоже вряд ли сломан.
Динамик донёс слабый шум по ту сторону связи.
– Но использовать для вселения катры мы её не можем, – продолжил вулканец.
Это было плохо. Селеку управляться с находящейся в нём катрой растения с каждым днём становилось всё тяжелее, и почка была их шансом.
– Недостаточно сильная телепатия? Что?
– Вам лучше увидеть это самому. Кроме того, мы не знаем, что делать с почкой…
Шум усилился, оборвав голос Селека, и в трубку рявкнуло знакомым голосом:
– Джим, ты должен удалить это с корабля! Оно неразумно, я подтверждаю!
– Так, всем прекратить эмоциональные излияния. Я иду. Кирк, конец связи.
Захлопнув коммуникатор, Джим направился в лаборатории.
Боунс встретил его на подходе, и сразу, даже не поздоровавшись, заявил:
– Джим, это хрен знает что такое. И, чёрт возьми, я точно не виноват!
Из дверей уже высовывался странно смотрящий на врача Селек.
Человечек, вылупившийся из почки и сидящий в розетке листьев, хмуро взирал на Джима. Попытки прикоснуться к себе пресекал, а на укол шприца (забор жидкости из зеленоватого тельца) среагировал совсем странно.
– Вот блять, – пискнула мелкая зелень, косясь на тонкую иглу в своём теле.
Боунс чертыхнулся, отсоединяя от шприца автоматически закупорившуюся пробирку и убирая её в контейнер.
– Дело в том, что почка вылупилась, когда горшок оказался в руках доктора, – пояснил Селек. – И эти слова были его первой реакцией на вылупление растения.
– А, ну… – Джим с трудом сдерживал смех. Попытался ещё раз коснуться человечка, был стукнут листочком и заслужил ещё один хмурый взгляд. – Тогда в чём проблема? Его развитие закономерно.
– Дальше нескольких десятков слов и общего набора поведенческих реакций оно вряд ли пойдёт, – Селек несвойственным себе жестом потёр переносицу. Оставалось только гадать, чья память в нём проявилась на этот раз. – И он вряд ли станет автономным, как Спок-растение. Останется в горшке. Но и выбросить его, как того хочет доктор, мы не можем. Разум на уровне человеческого ребёнка двух лет.
– Молчи, гоблин! – пискнуло растение громко и отвернулось.
– Вовремя, – ввернул МакКой, складывая на груди руки. – Джим, его надо убрать куда-нибудь. И чем быстрее, тем лучше.
– Ну так себе возьми, вы подружитесь. – Джим хмыкнул. Убрал руку от человечка. – Или лабораториям отдай, они будут счастливы. Мне другое интересно. Селек, – обернулся к коммандеру, – научники планируют продолжать работу над воссозданием почки?
– На данный момент начат поиск ошибок в предыдущей модели. Но это может занять месяцы.
Под стерильным светом ламп было заметно, насколько Селек устал, хотя рапортовал, как и раньше, предельно чётко и выпрямившись.
– В лаборатории? – с непередаваемыми интонациями переспросил позади коммандера Боунс. – Эту штуку, в которой кусок моих мозгов?! Ну уж нет, только через мой труп!
– Заткни свой чёртов рот, – сердито пискнуло растение со стола.
Боунс любит нереплицированную еду и виски.
Чехов купил на местном рынке запечённые под аналогом сыра овощи и две бутылки – хорошее, дохрена кредитов угрохал. И вот он идёт, посвистывая, по коридору “Энтерпрайз”, за спиной болтается рюкзак с приобретениями, настроение что ни на есть радужное. Открывает каюту врача (Боунс, лялька, кодом поделился), и…
– Какого хрена припёрся?! – раздаётся возмущённый писк.
– Заткнись, чёртова херовина! – знакомый рёв в ответ. Падает грохнувшаяся на пол табуретка, слышится приглушённый писк, который быстро смолкает.
Чехов проходит в «комнатную» половину каюты, и его взгляду открывается презанятнейшая картина: МакКой, сжав кулаки, нависает над каким-то фикусом в горшке. У фикуса дрожат листики.
– Боунс! – Воплем.
Чехов кидает сумарь на кровать, подбегает к горшку, отталкивает злющего доктора. Склоняется над растением.
Ма-аленький человечек, причёска как у МакКоя, хлопает огромными зелёными глазками.
– Он же такой милый… – Паша протянул руку к человечку, – это на него ты орал, придурок горластый?
– Ты не представляешь себе, как эта срань меня достала за день!.. – выпаливает Боунс и отходит к репликатору, принимаясь шуршать кассетами. – Научники постарались, мать их! Наколдовали! А мне теперь что делать?!
Растительный человечек хватает Чехова за палец обеими ручонками и крепко тянет к себе.
– Ну и… постарались и постарались…
Человечек такой милый, насупленный, маленькая растительная копия Боунса. Чехов улыбается мелкому, пальцем второй руки приглаживает растрёпанные волосёнки (человечек пыхтит и косится).
– Он очень милый, Боунс. Давай оставим. Просто прелесть.
– Чехов, – доктор возвращается обратно с дымящейся кружкой чая, ставит на место опрокинутую табуретку и водружает на неё свой зад, – ты не знаешь, о чём просишь. Но если хочешь моей смерти, можно и оставить, конечно. Пусть будет. Почему бы и нет.
И обиженно швыркнул горячим чаем из кружки.
– На тебя похож. Будет у меня два Боунса.
Чехов тянется к Боунсу – обнять, палец выскальзывает из хватки малыша, на что тот реагирует незамедлительно.
– А ну вернулся, мелкий засранец!
– Я тебя урою, зелёная зараза! – рассвирепевший МакКой из-за плеча Чехова сделал попытку ухватить мальца растопыренной пятернёй. – Повыдергаю листья и засолю их в компоте! Слышал, ты?!
Чтобы оттащить разъярённого врача от малыша, понадобились усилия. Паша с трудом усадил МакКоя на кровать, вручил свой рюкзак и посоветовал не пугать растение.
– Ты большой и страшный, – щёлкнул его по упрямому лбу, – а он маленький и едва родился. Успокойся. Вот, – ткнуть в рюкзак, – тут виски. Выпей.
– Хочу виски! – бескомпромиссно заявил малыш-Боунс.
МакКой закатил глаза к потолку.
– Засунь его в чёртову ванну и утопи там нахрен, – высказался напоследок, но в рюкзак всё-таки полез.
– Боунс, захлопнись.
Чехов присел на корточки перед горшком, протянул мелкому палец, за который тот тут же ухватился.
– Тебе нельзя виски, ты маленький, – заговорил назидательно. – Ты знаешь, как алкоголь действует на несформированный организм?
– Воркуешь как с сыночком, чтоб тебя, – пробурчал сзади доктор под побулькивание.
Мелкий растительный засранец уснул. Прикорнул в розетке листьев. Даже, сучёныш, на ночь закрылся в них, как в кокон. Боунс подозрительно его разглядывал некоторое время, но нет, не шевелится, глаза закрыты. Вырубив над ним лампу дневного освещения, МакКой вернулся к Пашке. В комнате был полумрак, они давно уже перебрались на кровать, а разговоры (в частности, откуда взялся зелёный ублюдок, почему он не вырастет, как Спок-растение, и сколько ещё торчать на Сартуриане), всё чаще стали прерываться глотками виски из бутыли и ленивыми поцелуями, пока где-то через полчаса совсем не сошли на нет. И Боунс уже повалил навигатора на подушки, а Пашка полез руками под его форменку, когда…
– Совсем совесть потеряли! – сердито пискнуло из тёмного угла.
– Не обращай внимания, – мурлыкнул Чехов в его губы, прижимая к себе. – Просто не…
И ладонь навигатора ложится на ширинку доктора, принимаясь медленно её расстёгивать.
МакКой был бы рад забить, но…
– Воды! Мне нужна вода! Пашка, прекрати липнуть на людях! – и, неожиданно съехав в низкий тоскливый писк: – я ненавижу этот чёртов мир, где человек не может спокойно выпить свой виски после смены.
Чехов отрывается от губ МакКоя. Задумчиво пожёвывает своими. Интересуется:
– Ты его поливал?
– Вылил в него полстакана реплицированного вискаря, когда совсем достал, – буркнул МакКой, припоминая. – Как раз с этими словами.
– Да? А… – Ладошка Чехова, отпустив молнию на штанах, начинает поглаживать пах поверх них, – тогда понятно. Подожди меня минуту.
Приходится отползти чуть в сторону, чтобы Пашка мог из-под него вылезти. Когда он подходит к репликатору, пищащая срань тут же затыкается, шелестит там чем-то у себя, падла.
Реплицировав большой стакан воды, Чехов разводит в нём немного сахара. Трогает (видно, проверяет температуру). Усаживается на стол рядом с горшком, осторожно вливает воду под корешки.
– Ты, Боунс, придурок, – говорит, полусмеясь, – кто растения вискарём поливает? Ты б ещё ацетона бахнул.
– Что бы ты понимал, мелочь, – бурчит растение, ёжась под брызгами воды.
– Что он просил, то и бахнул, – становится не по себе. А ну как реально отравил бы чёртов фикус. МакКой поднимается, проходит к двери, попутно натягивая захваченную со стула форменку поверх майки.
– Подождёшь десять минут? Схожу за… горшком побольше и какой-нибудь питательной ерундой. Он же, скотина, за день вырос и горшок скоро развалит.
– Вот и вали, – доносится вслед ворчливый писк.
После того, как они пересадили мелкого Боунса, полили хорошо и подкормки добавили, тот слегка повеселел. Правда сексом заниматься всё равно не давал – пришлось вынести горшок в ванную, где он и простоял до следующего утра. А потом Павел и вовсе забрал его к себе, потому что нервы Боунса не выдерживали ежедневного общения с самим собой.
Зато у самого Чехова мини-док чувствовал себя замечательно. Ругался, когда тот реплицировал чипсы или мороженое, требовал вискаря, тихонечко урчал, если его почесать под подбородком (правда, тут же начинал ругаться в три раза злее и отворачивался). Он вырос до размеров двухлетнего ребёнка, отрастил широкие листья, даже обрёл некоторую похожесть с доктором в чертах лица. Научился называть лейтенанта «Паша», на «Пашенька» упрямо не соглашался.
Теперь, если МакКой начинал слишком уж нудеть или тиранить, можно было пригрозить чем-то вроде: «Боунс, ты осторожнее, вот уйду к своему маленькому МакКою, будешь один тут торчать». МакКой ворчал, но обороты и правда сбавлял.
А потом стало не до долгих встреч с доктором в медотсеке или после смен. «Энтерпрайз» сняли с миссии на Сартуриане.
========== Эпилог ==========
Когда спустя две с половиной недели пребывания на планете командование наконец-то посчитало миссию полностью провальной (поставки дилития и судьба Сартуриана теперь были в руках двух орионских синдикатов, и неизвестно, какой из них первым начнёт войну против второго за планетарные ресурсы), Джим вздохнул с облегчением. В первые секунды.
Селек, когда они собирали вещи в номере, готовясь транспортироваться на корабль, сказал, что наверняка к этому времени судна работорговцев успели вывезти с планеты достаточное количество растений и почек, чтобы суметь организовать их размножение для продажи в неволе. С этим сложно было не согласиться.
Путешествие к планете было начато «с тяжёлым сердцем», как мог бы сказать коммандер, присовокупив для точности данных электронный адрес словаря терранских крылатых фраз.
Курс был проложен, Чехов, серьёзный и собранный, сказал, что может отрабатывать по полторы смены. С учётом того, что участок космоса, который они преодолевали на пути к планете, был просто забит всевозможными аномалиями в виде искривлений пятимерного пространства и препятствиями, гравитационное влияние которых следовало учитывать и в подпространстве, не согласиться было сложно. Джим, рассматривая карту, по которой Чехов быстро прокладывал маршрут, даже подумал мельком, что оснащение орионских кораблей, использующих (краденые) передовые технологии, флоту надо брать на заметку. Например, парочка автостабилизаторов корабля в пространственно-временных искривлениях точно бы не помешала, но такие, по слухам, только разрабатывались на Кассии-2, хотя у орионцев – опять же по слухам – уже были.
Несмотря на общий непозитивный настрой, Скотти выжимал, что мог, из варп-ядра, а научники стояли в боевой стойке. Полная готовность: исследовательские зонды, питательные смеси, выведенные лабораториями по биометрическим данным Спока, специально настроенные на обнаружение разумной растительной жизни сканеры, место в оранжерее под размещение образцов. Сулу запросил разрешение в случае, если растения доставят на борт, организовать группу по уходу за ними и даже предложил себе лучшую замену на это время на мостике.
Три дня пути на варп-семь прошли в напряжённом ожидании.
И когда, наконец, «Энтерпрайз» зашла на орбиту и начались первые исследования поверхности…
Селек вывел на обзорный экран панораму, передаваемую видеорегистраторами спущенных в атмосферу зондов.
Мостик притих. Вытянулся по струнке Чехов, нахмурился Сулу. Кажется, весь корабль замер, – а копия трансляции сейчас была на экранах в научном отделе в том числе.
Им открылись выжженные пространства лесов и равнин – на некоторых из них вповалку лежали продолговатые зелёные тела, начинающие гнить.
Зонды и сканеры засекли присутствие на поверхности органических форм разумной жизни, при уточнении данных – млекопитающих. Тот самый агрессивный народ, охотящийся на народ Спока-растения, тоже пострадал от нашествия – орионцы не щадили никого. Примитивных существ, организацией сходных с неандертальцами или кроманьонцами, осталось несколько разрозненных племён.
По факту планете, выжженной и разрушенной, грозило скорое опустынивание без значительной части лесного покрова.
Растительных форм разумной жизни сканеры не обнаружили.
Джим не был подавлен – ему нельзя было испытывать такие чувства как капитану (команда чутко реагировала на капитанский настрой, всегда), но испытывал что-то похожее.
– Я был уверен, что успеем, – признался он Прайму наедине после первого дня исследований и поисков. – Спок, я был уверен. Логика, интуиция, всё…
– Невозможно предугадать всё, Джим, – вулканец сжал ладонь на его плече, проскользив ей ниже, к предплечью. – Все твои решения были мудрыми и достойными.
Тогда Джим не сдержался и впервые обнял Прайма.
Их последней надеждой оставались несколько зон, вызывающих в атмосфере магнитные возмущения – показаниям приборов в этих зонах доверять было нельзя. Селек сказал, что инстинкт растений вполне мог подсказать им прятаться именно там. Но на проверку таких зон нужны были разведывательные команды, это должно было занять не меньше полутора недель, а командование требовало заканчивать с исследованием планеты – Энтерпрайз требовалась в колонии в паре дней пути отсюда. Колонисты перестали отвечать на попытки связи.
Селек в эти дни ходил до странного задумчивый и совался в любую экспедицию, спускающуюся на планету, если его не останавливали, чуть ли за шкирку не отлавливая, Прайм или доктор. Последнему состояние старпома явно не нравилось.
Группы возвращались из обследованных зон без каких-либо положительных результатов.
Время, отведённое на задание, таяло с ужасающей скоростью.
– Капитан, у меня есть соображения по поводу планеты. – Селек выдал это после альфа-и бета-смен, едва они оказались в капитанской каюте.
И сейчас вулканец стоял спиной к только закрывшейся двери, руки сцеплены сзади, спина прямая.
А Джим еле соображал, только за сегодня он спускался в две высадки. Коммандер тоже спускался, но что ему, выносливому полукровке.
– Ну, рассказывай, – Кирк тяжело опустился на кровать, стягивая обувь.
– Капитан, как вы знаете, Спок-растение обладал исключительно мощными телепатическими способностями, – отрапортовал Селек. – Я могу войти в глубокую медитацию и пробудить его сознание в себе, после чего попробовать отыскать выживших представителей его народа с помощью ментальных связей.
– И ты… только сейчас это предлагаешь? – Джим нахмурился.
Селек моргнул, вытягиваясь.
– Вероятность успешного исхода этой идеи по моим подсчётам составляет не более семи целых и шестнадцати сотых процента – из-за того, что моё ментальное поле не сможет вынести нагрузку его полного сознания. Я полагал, что вы не дадите разрешение на подобные действия, если не одобрили план моего бегства с Сартуриана в виду высокой степени риска.
