Текст книги "Постфактум (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Селек, судя по виду, едва дождался, когда Джим отключит коммуникатор.
– Нам и не нужна почка. Модель фенотипического регресса вполне реально просчитать. Потребуется время, мы можем не успеть, но это шанс. Капитан, я настоятельно прошу разрешить мне скоординировать деятельность лабораторий по данному вопросу.
– Работай, – Джим убрал коммуникатор в карман. – Нам нужны все шансы. Спока тоже привлеки. Неофициально.
Селек после встречи поднялся на корабль с Праймом, а Джим вернулся к себе в апартаменты и включил падд.
Ожидание становилось невыносимым. Их тут явно просто мариновали, и сколько это может продолжаться – неизвестно.
Джим вывел на голографические экраны отчёты смен, начиная с первого, где Спок проходил неразумным растением, заканчивая их спонтанной «операцией» по поимке торговца.
Вот так, блять.
Кирк даже разулыбался недобро. Молодец всё же Селек, будь операция запланированной, Сайбон её точно сорвал бы. И не видать им орионца, значит, координат планеты, а тогда раса Спока точно была бы обречена.
Итак, операция. Сайбон, скорее всего, связался с орионцами тут же, а тем… нет, для согласования действий нужны были минимум сутки. Синдикаты браконьеров по структуре и жёсткости управления не уступают Федерации, да как бы не превосходят. И тут либо Сайбон связывается с мелкой сошкой – это ещё сутки на то, чтобы информация дошла до главного, либо сразу с главным… нет, это вряд ли, у главного нет времени на всех, кто хочет с ним связаться.
Сутки тут, сутки там.
Кажется, это тот случай, когда мы ничего не можем сделать. Один из случаев, когда остаётся только ждать
Кирк выводит ещё один голографический экран, начиная строить на нём хронологическую линию.
Добраться до планеты. Это не один корабль, точно, тут надо кинуть хотя бы пару на отвлечение внимания близлежащих патрулей. И нельзя лететь всем сразу и слишком быстро. Потом встать на дрейф у планеты, двое-трое суток на сбор почек (жадные мудаки, лишь бы больше утащить, сохранность расы и планеты вообще побоку).
Хронологическая линия продолжает обрастать вариантами и допущениями, похожа уже не на линию, а на дерево – растёт, ширится, крепчает.
В конце Кирк очёркивает линию, которая обозначает текущий момент. Варианты, заканчивающиеся задолго до неё, отметаются. Варианты, заканчивающиеся незадолго – возможны, потому что надо оставить время на то, чтобы рассосался варп-след.
Он оглядывает получившееся.
По самым пессимистичным прогнозам им тут ждать ещё пять дней.
Споку осталось не больше двух суток.
Селек двадцать шесть часов подряд не покидал лабораторию, попеременно работая с двумя сменами основного состава биологов и генетиков. Прайм, получивший доступ от Джима на наблюдение за разработкой модели, оценил их упорство в продвижении к цели. Но даже по предварительной оценке скорость, с которой вёлся расчёт модели чуждого и ранее неизвестного клеточного строения растительного организма с тем, чтобы в итоге получить полноценно функционирующую модель почки из модели уже проклюнувшегося растения, была слишком низкой.
Только Селек сдаваться не привык, а теперь, с большой долей вероятности, корил себя за то, что подумал о составлении модели так поздно.
В любом случае, это было утро последнего дня для Спока-растения в данном воплощении.
Прайм придерживал полу длинного официального одеяния, думая, как же не хватает привычной и удобной повседневной формы флота. Ему нравилось на корабле, нравилось ощущать себя (снова) частью происходящего тут, и за это он был благодарен Джиму.
В оранжерее пахло тропическими цветами и влажной землёй. Имитация ветра колыхала листву, и освещение, мерцающее сквозь листья высоких кустарников, напоминало солнечный свет, пятнами танцующий на полу.
Прайм неспешно прошёл по нескольким дорожкам, ориентируясь на негромкий человеческий голос, и не ошибся. Лейтенант Сулу, сидя на низком раскладном стульчике перед Споком-растением, уговаривал его выпить воды, растение отказывалось. Спок сидел на земле под гелеозийской узорчатой пальмой, ссутулив плечи и по-человечески стыдливо прикрывшись куском белой ткани. Вокруг него лежали засыхающие опавшие лепестки.
Заметив пришедшего, Сулу отставил бутылку, вскочил с места и вытянулся.
– Посол, я не знал, что вы придёте.
– Вольно, – Споку захотелось улыбнуться. – Я здесь как частное лицо к своему другу.
И, обернувшись к растению, спросил:
– Позволите с вами поговорить?
Он, не поднимая головы, безжизненно кивнул.
Сулу уже притащил второй раскладной стул, на который Прайм, собрав складки плаща на коленях, неспешно опустился.
– Не хочет воды и подкормки. Наверное, хочет поскорей умереть, а я ничего не могу сделать, – поделился рулевой тихо и печально. – Говорит, что будет сидеть тут и отдаст своё тело земле. Может, вы с ним поговорите?
– Я попробую. – Прайм кивнул. – Вы не оставите нас с ним наедине, мистер Сулу? Разговор не займёт больше пяти минут.
– К-конечно, посол! Я пока… наберу свежей воды.
Лейтенант ушёл, оглядываясь через плечо. Сулу всегда был любопытен, в любой реальности, и всегда любил растения.
Спок подождал, пока они с растением останутся одни, и обратился к нему на вулканском.
– Ты уже знаешь мою цель?
Он отрицательно качнул головой. Скорей всего, у ослабленного увяданием организма не было сил на поддержание телепатических способностей.
– Может быть, оно и к лучшему, – кивнул Прайм. – Я постараюсь аргументировать свою позицию примитивным, но более привычным мне методом – просто поговорив с тобой. Всего три вещи, и, если захочешь, после этого я сразу уйду.
Растение не возражало.
– В первую очередь я хочу сказать, что благодарен тебе и нахожусь перед тобой в долгу, который вряд ли может быть оплачен, – заговорил Прайм неспешно, глядя на поникшую голову с взлохмаченными, потерявшими чёрный цвет волосами. – Когда ты только появился на корабле, а Джим написал мне об этом, я догадался, что за тип существа попал капитану в руки и почему он начал принимать вид погибшего Спока. Я подумал, что ты сумеешь показать ему несостоятельность его попыток цепляться за свою память о Споке, покажешь, что память всего лишь память, какое бы субъективное значение мы ей ни придавали. Поэтому я постарался сделать так, чтобы тебя оставили на корабле. Но ты сделал куда больше. Помог Джиму преодолеть привязку к прошлому, подарил ему столько дней наедине с любимым существом, которых он был лишён по воле случая, вернул ему ощущение жизни. И, наконец, ты помог моему ученику обрести своё место рядом с Джимом. Это больше всего, на что я, любящий этих двоих, как своих детей, мог рассчитывать. Повторюсь – я благодарен тебе и считаю, что ты представитель одной из мудрейших и гуманнейших рас в этой вселенной.
Прайм помолчал, давая время на осознание. Растение подняло голову. Глаза, несмотря на то, что тело его стремительно ссыхалось и увядало, мёртвыми не казались. Тёмные, живые, блестящие.
– Во-вторых, желание жить является естественным для любого мыслящего существа, и нет причин сопротивляться ему даже из самых благородных целей. В-третьих – я говорю это с полной уверенностью – мы можем помочь тебе сохранить сущность твоих перевоплощений, пока не прибудем на твою планету и не найдём новорождённую почку. Но выбор, конечно же, за тобой. Сулу сказал, ты не желаешь принимать даже воду.
Спок-растение смотрел на него, чуть склонив голову набок. Он сидел полубоком, и Прайм видел, как на землю упал ещё один увядающий лепесток.
– Как? – спросило растение скрипуче, разомкнув пересохшие губы.
Это была победа.
– Ты ведь вобрал в себя образы троих вулканцев и стал подобен нам, – напомнил Прайм. – Поищи в нашей памяти информацию о переселении катры.
Когда Джим услышал предложение посла, узнал, что такое катра (и как её переселять), что это безопасно, что можно уже потом переселить катру в новорожденную почку, то дал своё согласие сразу же. Прайм предупредил, что чужую катру в своём возрасте может и не вынести, но Селек согласен принять её в себя, и царственно удалился.
Видеть Кирка Спок-растение по-прежнему не хотел, так что ритуал прошёл без его наблюдения. Ритуал – на Энтерпрайз, Джим, как обычно, в апартаментах на планете. Чтобы не думать об этом – представлялись почему-то тонкие пальцы Спока в своей руке, живо так, даже пальцы начали ощущать прохладу его кожи – Джим занялся сведением отчётов инженерного отсека. В последнее время у них начали отказывать реле репликаторов в целом жилом корпусе. Дело требовало капитанского внимания.
Селек застал его за этой работой. Вошёл без стука через смежную дверь – Джим её и не запирал никогда, – остановился на пороге.
Свет в комнате был тусклый, чтобы не конфликтовать с голографическими окнами, и в нём коммандер казался старше и строже, затянутый в свою чёрную форму.
– Докладываю, капитан. Спок-растение скончался семнадцать минут назад. Его катра-сущность успешно перемещена в моё ментальное пространство для временного хранения. Лаборатории продолжают работать над созданием модели почки, проект находится в срединной стадии. Это на случай, если мы не обнаружим живых представителей данного вида.
Джим отложил падд. Откинулся на спинку, потирая уставшие глаза.
– Да, мистер Селек, спасибо. Вы хорошо поработали.
Итак, Спока нет. Хотя есть катра. Для материалистического сознания Кирка это было слишком сложно.
Коммандер кивнул, но как-то замедленно.
– Капитан, если нет текущих распоряжений, я попрошу сутки отдыха для медитации, поскольку…
В эту секунду входящим сообщением пискнул падд. Селек тактично перестал говорить, ожидая, пока капитан просмотрит сообщение.
Пальцы сами собой вывели нужное окошко поверх документов с отчётами на дисплее. Оказалось, от Прайма, две коротких строчки.
«Джим, присутствие чужого (и настолько сильного) сознания в своём может свести с ума. Коммандер, зная его, будет упрямиться, но прошу тебя – не оставляй его в одиночестве».
Прайм – молодец. Хоть и перестраховщик.
Джим сворачивает окно, кивая коммандеру, чтоб продолжал говорить.
Вулканец, кажется, потерял нить рассуждений. Он моргнул, после чего сказал не совсем уверенно:
– Прошу позволения вернуться на корабль для медитации и отдыха на ближайшие двадцать четыре часа.
– Зачем?
Джим сохраняет серьёзное лицо. Хотя в его сторону по-прежнему не смотрит.
Нет, Селек определённо ему нравится.
Теперь он слегка нахмурился.
– Я уже объяснил. Но это может подождать, если у вас есть приказы.
– Возвращаться на корабль зачем?
Теперь Джим оборачивается, смотрит на своего уставшего (прямо заметно) старпома. Улыбается слегка.
– Селек, ты мой… поправь, если неверно пользуюсь вашей терминологией, – связанный. Так и спи у меня, вон, – головой мотнуть, – кровать расправлена. Я только за.
– Я полагал, для подобного необходим официальный статус отношений. Кроме того, у меня есть свой номер, – он кивком головы указал себе за плечо. – Но если вы настаиваете, я схожу за чистыми вещами и вернусь.
– Об официальном статусе попозже поговорим, когда ты будешь отдохнувший.
Джим возвращается к падду, бросая через плечо:
– Короче, не дури. Возвращайся.
========== Extra 01 ==========
Комментарий к Extra 01
Не является сюжетно необходимым отрывком.
Давление лишнего сознания было колоссальным. Собственное сопротивлялось слиянию воспоминаний, но на это тоже уходила энергия.
Селек помнил, как разделся (вешать одежду на стул ровно сил уже не было), как доплёлся до ванной и даже, вроде бы, вымылся. Он не помнил, как заснул. Проснулся, когда Джим, одетый и уже намокший, вытаскивал его из ванны.
– Не надо. Вы промокнете, капитан, и простудитесь. Нелогично, – прошептал Селек, снова закрывая глаза. Сопротивляться он попросту не мог.
– Нелогично, нелогично… и чего вы так это слово любите? – негромко ворчит капитан.
Он вынимает пробку из ванны (вода шуршит, утекая), перетаскивает Селека через бортик, усаживает на полотенце и принимается обтирать.
Селек наваливается на него, и сквозь марево чужой памяти о солнце, о залитых светом зелёных полянах ощущает знакомый запах и тепло. Вот что-то с грохотом падает на землю, рвёт траву в клочья, мешая с комками почвы, свистят беспощадные лучи (он теперь знает, фазеров), против которых бессильны гибкие плети, всё вокруг заволакивает едким дымом… Ощущение реальности сжимается, дым отравляет каждую клетку тела, и в сознании взрываются беззвучные вопли погибающих сородичей. Селек обхватывает капитана, прижимаясь ближе, щекой ощущая шероховатую влажную ткань зажатого между ними полотенца. Это помогает не сорваться.
– Джим, – шепчет еле слышно в его шею. – Они убивали всех, дистанционно вели огонь… чтобы мы не могли защититься от них телепатией… выжигали нас, а потом забирали почки – они низко, их обстрел не зацеплял… Кто-то из нас, умирая, переселялся в почки, и нас забрали… Я… не хочу этого помнить.
– Селек, – его твёрдый, спокойный голос. Селека прижимают к мокрой ткани форменного кителя, гладят по волосам. – Вулканец Селек. Полукровка. Наполовину ромуланец. Сосредоточься. Это не твоя память, не падай в неё. Селек.
Он сидит, говорит, напоминает. И гладит по волосам…
Джим провёл с коммандером всю ночь, отлучаясь только изредка и ненадолго. И не спал – периодически Селек скатывался в неглубокую дрёму, в ней он говорил то от своего лица, то от лица растения. По разу даже были Прайм и Спок. В такие моменты Кирк обнимал вулканца, гладил по влажным волосам, наговаривал, напоминал, кто он. Возможно, это даже и не помогало, но капитану самому было так проще – делать хоть что-то, пусть и с иллюзией помощи.
Ему очень хотелось, чтобы с его новоиспечённым супругом всё было в порядке. Растрёпанный, сонно бормочущий Селек вызывал ласковое щемящее чувство в груди наряду с беспокойством и желанием помочь.
Джим задремал под утро, когда вулканец тоже перестал бормотать, а проснулся от того, что Селек завозился в его охвате. На складки одеяла и интерьер комнаты из окна натекли серые утренние сумерки. Не позже половины пятого утра по местному времени.
Джим думал, Селек выберется из объятий, но вместо этого коммандер, повозившись, повернулся к нему лицом, сполз чуть ниже и уютно прижался – теперь его взлохмаченные волосы щекотали подбородок.
– Мне намного лучше, – сказал слегка хриплым со сна голосом.
– Отлично, – Джим еле сдерживает совершенно не капитанский зевок, – раз тебе лучше, я не зря тут страдал. Замечательно.
Селек глубоко вздыхает, обвивает руками под одеялом.
– Уйдёшь? – очень тихо.
– Ага, разбежался, – снова зевок. Селек смешной. – Я тут удобно устроился, пригрелся, а теперь вылезать и топать. Нелогично.
И – прижать его к себе, мягко так, по мере скромных сонных сил.
Кажется, теснее прижаться друг к другу уже невозможно – по крайней мере так, чтобы было удобно, но коммандер умудряется. Через пятнадцать секунд он чуть ли не растекается по всему Джиму, окончательно устраиваясь в объятиях, ласково касается двумя пальцами его ладони под одеялом.
– Я бы тебя и не отпустил, – сообщает буднично. – Спи.
Селек медитировал час двадцать минут. Испытал сеанс борьбы с воспоминаниями Спока-растения – слабее, чем ночной – девять минут сорок три секунды. Выполнил комплекс упражнений на растяжки – час ровно. Сходил домыться – семнадцать минут. Привёл волосы в порядок – пять с половиной. Оделся – ещё три и тридцать одна секунда. Заказал в номер травяной чай и лёгкий завтрак, во время завтрака проверил отчёты и отдал необходимые распоряжения отделам – час пятьдесят три.
Оставалось сидеть на кровати рядом со спящим капитаном, не думать о том, насколько он сейчас горячий и расслабленный под этим одеялом (иначе хотелось разбудить немедленно), и читать.
Сартурианское солнце, находящееся, по земным понятиям, в зимней фазе, давно уже поднялось высоко, его косые голубоватые лучи заливали номер прохладным светом; оно миновало точку зенита в 2:16 после полудня, после чего быстро начало клониться к закату.
Джим проснулся только в 4:01, когда полностью стемнело, и за окном на небе (их номер был на пятьдесят третьем этаже местной гостиницы-небоскрёба) стали видны яркие звёзды.
– «Ибо имя твоё – половина неба и сиянию звёзд подобно, и неба языком касаюсь я, тебя призывая в ночной пустыне», – продекламировал Селек по-вулкански, закрывая файл-антологию на падде и откладывая его в сторону. Легко перекатился, нависнув над Джимом и упираясь руками по обе стороны от его головы. – Добрый вечер, капитан. Надеюсь, вы хорошо выспались.
– А я смотрю, вы времени не теряли, коммандер? – капитан сонно улыбается, кладёт руки на его бока, с силой ведёт к бёдрам. – Стихи? Вулканская поэзия?
От одного ощущения его прикосновений, даже сквозь одежду, дыхание на секунду перехватывает.
– Это, выражаясь человеческим языком, моё увлечение. Насколько хорошо вы знаете дореформенный вулканский?
– Досураковский? – уточняет он, оголяя зубы в улыбке, – пару предложений. Прайм научил в своё время, но не уверен, что запомнил верно.
Его руки обводят ягодицы, поднимаются к пояснице, заползают под домашнюю рубаху. И глаза, прекрасные голубые глаза капитана смеются.
Прикосновения рук горячие и безумно ощутимы на собственной коже.
Это сбивает с мысли. Разум опасно легко раскрывается навстречу активированной связи, но препятствовать этому не хочется совершенно.
Селек склоняется ниже, прикрывая веки, втягивает запах разогретой со сна человеческой кожи. Странный запах. Будоражащий, жаркий, солёный. Будто пропитанный солнцем.
– Капитан, – шепчет почти в его ухо, – я считаю, одеяло между нами должно подвергнуться процедуре немедленной ликвидации. Оно… не способствует конструктивному диалогу о досураковской поэзии.
– Понятно, тебя Прайм учил грязным разговорчикам.
Капитан позволяет стащить с себя одеяло, снова оглаживает ягодицы Селека, и, прижав за них к себе, подминает.
Нависает.
Проводит кончиком носа по кромке вулканского уха – от этого движения по телу проходит волна возбуждения.
– А ты что? – урчит негромко, – любишь досураковский язык?
Селек теряет контроль над дыханием – почти задыхается. Проводит двумя пальцами по его шее, ключицам, касается там, где сердце; ведёт ниже. Не в силах отвести взгляд, шепчет – вырывается само собой, древние слова низкие, свистящие, на языке сухой шершавой рябью пустынного ветра:
– Из тысячи тысяч к тебе потянусь я во мраке ночей, к тебе потянусь как под ветром песок за звездой; я – буря, разверзнусь, накрою собой, и если не мой ты отныне – то больше ничей… – И, переходя на стандарт, такой бедный после этого, выдыхает: – Я очень хорошо знаю этот язык. Он мне… интересен.
– Лучше скажи, что он тебе больше подходит.
Капитан накрывает его собой и завладевает губами.
Джим помаленьку терял голову от этого юного полуромуланца. Селек шептал на его ухо досураковские стихи – заводило сумасшедше, несмотря на то, что сам Кирк оттуда нихрена не понимал; был гибким, бесстыжим, нетерпеливым, язвительным и сумасшедше горячим.
А вот у самого капитана организм был не железным, поэтому через полтора часа горячего секса настойчиво заявил, что хочет жрать. Джим поцеловал запыхавшегося зацелованного вулканца, упал рядом с ним.
Выдохнул.
– А ты… тоже мясо не ешь? – спросил, вспоминая, куда кинул штаны.
– Из уважения к учителю, – ответил он невнятно, распластанный на мятом одеяле.
Штанов под рукой не оказалось. Джим сполз с кровати, встал. Попытался пригладить пятернёй волосы (глазами по сторонам водил, вдруг вспомнится, куда кинул).
– А мне вот нужна тарелка чего-то горячего, жирного и мясного… о!
Штаны валялись прямо у входа в ванную, так что Кирк сделал пару шагов, цапнул. Перевёл взгляд на Селека, который, хоть и уставший, но на него обнажённого смотрел с вполне понятным выражением.
– Да ладно? – капитан чуть не присвистнул, – тебе мало?
Он сел – очень плавным движением, и доложил слегка насмешливо:
– Это вполне контролируемо. А вот еда здесь не особо высокого класса. – Дотянулся до своего падда, лежащего на тумбочке, принялся что-то в нём тыкать. – Зато в городе есть минимум три приличных заведения, где подают вегетарианские блюда в том числе. Кроме того, мне прописано отдыхать для восстановления реакций. Так что до ближайшего на аэротакси доберёмся за полчаса, а после можно будет прогуляться… Вызов оформлен, через десять минут у входа. Возражения, капитан?
– Если рядом есть что-то вроде киношки, закажи два билета, – Кирк, натянув штаны на голое тело, направился к смежной двери между их номерами. Переодеться во что-нибудь штатское явно не мешало. – Сто лет в кино не был, даже интересно, что там сейчас крутят.
– Оптимизация маршрута… Да, есть, десять минут пешком, – догоняет его спокойный голос. – Задний ряд, полагаю?..
– Имей в виду, кино посмотреть я тоже хочу!
Махнув ему рукой, Джим почапал к себе.
Через полчаса они, вымытые и переодетые в гражданское, уже сидели в каком-то непонятном заведении с приглушённым светом, полуодетыми дамами в качестве обслуги и зоной игровых автоматов под рукой. Жужжала ненавязчивая музыка под аккомпанемент нескольких, таких же, как и они, жующе-говорящих бездельников, у автоматов цапались два темнокожих пацана.
Джим внаглую пялился на Селека. Он за свою бытность капитаном, до этого – кадетом, ещё ранее – хулиганом с фермы многое успел повидать, но чтоб вулканец в небрежно накинутой поверх футболки рубашке и простых тёмных джинсах… к такому его жизнь не готовила.
Изящная дама из семейства кошачьих, повиливая бёдрами и хвостом, принесла меню.
Селек, не обратив вообще никакого внимания на её заинтересованный взгляд в свою сторону, заказал какую-то салатно-овощную лабуду и травяной чай, отдал книжку обратно и неожиданно цепко уставился в дальний конец зала поверх джимова плеча.
– Надеюсь, ты там не увидел очередного знакомого нам контрабандиста со странным растением, – Джим пролистал своё меню, сразу минуя страницы со всякими кашками и диетическими супчиками.
– Капитан, – отозвался Селек негромко, дождавшись, пока Джим продиктует своей заказ, – дальнейшее развитие событий зависит от того, хотите ли вы испортить выходной доктору МакКою. Если нет, я тоже сделаю вид, что не видел его минуту тринадцать секунд назад держащимся за руки с лейтенантом Чеховым.
– Ты видел… кого?!
Джим даже не потрудился понизить голос. Перегнулся через стол поближе к очаровательному заострённому ушку.
– Селек, милый, ты серьёзно думаешь, что я оставлю это без внимания?
– На три часа от вас, – невозмутимо докладывает эта остроухая зараза. – Только не оборачивайтесь резко, кажется, доктор вас уже заметил. Хотя я не уверен. А, нет, выпустил снова взятую руку лейтенанта. Точно заметил.
Обернувшись в указанном направлении, Джим видит премилую картину: сияющий улыбкой Чехов в красной рубашке с серпом-молотом напротив сердца, а с ним… да, Боунс. Злющий. Смущённый – уж после стольких лет дружбы Джим знает, что и этот алкаш смущаться умеет. И явно не знающий, куда девать руки, одну из которых цепко удерживает лейтенант.
– Боунс! – Джим окликает его не слишком громко, но чтоб точно услышал, и машет рукой, – давай сюда, чего как не родной?!
Боунс понимает, что прятаться бесполезно. Он-то, в отличие от Чехова, не сияет ни разу – помятая рубашка, помятое лицо, сам какой-то взъерошенный.
– Иди нахрен, Джим, – приветствует, подойдя и выдвинув себе стул. – Прощай моя спокойная жизнь, чтоб тебя. Добрый день, коммандер, – недружелюбно кивает и Селеку.
Джим с Чеховым обмениваются довольными улыбками.
– Добрый вечер, доктор, лейтенант, – Селек сразу становится весь из себя невозмутимо вулканский, только что руки на столе, как ученик на парте, не сложил. – Неожиданная встреча.
– Дохрена какая неожиданная, – продолжает брюзжать усевшийся доктор, оборачиваясь к Джиму, – что, падла, опять вредятины назаказывал?
– Здрасьте, коммандер, – зато Павлу всё нипочём, – капитан. Мы тоже не ожидали вас тут встретить.
– А уж как мы не ожидали вас увидеть… вместе, – выделяя последнее слово голосом, Джим пихает МакКоя локтем. Легонько.
– Заткнись, – Боунс перехватывает меню из лапок вновь подрулившей леди-кошки, раскрывает на первой попавшейся странице, не обращая внимания на пытающегося заглянуть ему через плечо Чехова.
– Овсянка с фруктами, – выдаёт тут же, едва глянув, – варёное брокколи, двойную порцию, отрубной хлеб… да-да, – на пихнувшего его в бок Чехова, – горячее какао, два… как это, Чехов?
– Беляш, – выдаёт Пашка, едва сдерживаясь, чтобы не заржать. – Пирожки с мясом, в общем, – поясняет официантке. Та невозмутимо кивает и записывает – и не к такому привыкла, видать.
– Персиковое мороженое с кусочками винограда, – продолжает МакКой, – зелёный чай и бутылку виски. Лучшее, какое есть, – он через плечо отдаёт перечень обратно в лапки кошки. Чехов корчит рожу, Селек приподнимает бровь.
– А брокколи для тебя, радость моя. – Боунс, недобро ухмыляясь, смотрит на Кирка. – И только попробуй не съесть.
– О, дай… подумать, – Джим прижимает кулак к губам. Ему хочется смеяться. – Брокколи это… это мне за то, что я вас тут увидел?
– Это тебе за то, – МакКой ласково наклоняется к его уху, – что ты, падла, скорей всего, заказал либо жареный бекон, либо стейк, либо отбивную из курицы с кучей перца, а к этому – никаких овощей или каши.
– Подтверждаю, третье, – с невозмутимой рожей сдал Селек, потягивающий воду из высокого стакана.
– Да, да, мистер МакКой, – Кирк белозубо улыбается ему, разглядывая его и Павла.
Взглядов друг на друга не кидают. Давно вместе.
Боунс бубнит на Чехова, что тот опять обожрётся сладкого и будет весь сеанс (что?) воду дуть и в туалет бегать. Зная Боунса, степень его ворчания прямо пропорциональна силе тёплых чувств.
Интересно, а чего тогда добрый доктор не причёсан и одет как бомж? Павел его неожиданно вытащил? Молодец, пацан, если этого ворчуна предупреждать, то точно не вытащишь.
Кирк кивает сам себе, подзывает официантку и добавляет к заказу пиво. Наклоняется к Селеку.
– Ты пить будешь?
– Буду, – кивает, и громче, – двойной горячий шоколад.
– И я буду, – заявляет Чехов с того края стола. – Что? У меня высокая слуховая сензитивность. Даже предлагали в связисты идти в академии.
– Я это учту, лейтенант.
Кирк всё больше убеждался, что эта встреча – просто подарок судьбы. Даже не столько потому, что Боунса можно будет подкалывать ещё очень долго, сколько…
Здорово эта парочка смотрелась. Чехов, уговаривающий МакКоя съесть хотя бы пару ложек мороженого, рассказывающий какие-то мудрёные русские анекдоты, отбирающий у доктора третий стакан виски. Сам Боунс, ворчащий, похмыкивающий, ругающийся на Павла так, будто они уже несколько лет в браке. Кирк друга таким… спокойным, что ли, расслабленным, уже очень давно не видел.
И да, эти двое собирались на тот же сеанс, что и они, разве что места другие взяли. Зато можно было встретиться после тут же, посидеть, выпить.
Селеку было странно наблюдать за этой компанией. Он никогда не принимал участия в подобных “посиделках”, в академии старательно избегал шумных компаний и сборищ, предпочитая чтение или тренировки.
Вынужденная необходимость отдыхать диктовала свои правила, и коммандер решил подойти к ситуации как исследователь, то есть – пронаблюдать.
Офицер МакКой, к примеру, пытался накормить капитана брокколи, утверждая, что это дело чести. Чехов, рассказывая что-то о просмотренном на прошлой увольнительной фильме и не особо волнуясь по поводу того, слушают его или нет, успевал фотографировать происходящее на падд, а когда первая тарелка брокколи закончилась, лейтенант, поболтав трубочкой в густых сливках, покрывающих его какао, счёл их количество неудовлетворительным и выдавил туда чуть ли не весь баллончик.
Селек, потягивая горячий шоколад, попутно раздумывал, в чём кроется любовь землян к взбитым сливкам.
– Ты, остроухий, лучше сюда смотри, – доктор следил за поглощением капитаном капусты инквизиторским взглядом, – на брокколи у него аллергии нет. Можно кормить в любое время, когда угодно. Правда, Джим?
– Ты как будто моя бывшая жена, – буркнул Кирк, пытаясь защитить свою тарелку от новой волны брокколи. А когда офицер МакКой отвернулся, живо поддел одну на вилку и через стол протянул Селеку. Коммандер посмотрел на брокколи, подумал, что это не стоит капитанских мучений, и мягко подхватил тёплую брокколи губами с вилки.
Было вполне вкусно. Солоноватая, очень нежная и мягкая зелёнка приятно ощущалась на языке при пережёвывании.
– Обалдеть… извините. – В расширившихся глазах лейтенанта Чехова, пристально наблюдавших за ними, явно читалось желание запечатлеть момент кормления коммандера капитаном с вилочки. В качестве компромисса между желанием и невозможностью его выполнения, он с удвоенным энтузиазмом зашвыркал какао.
Всё это было странно, но отчего-то не вызывало неприязни.
– «Сильная женщина в космосе»? Ты серьёзно?
Капитан был возмущён с первых минут фильма. Селеку ещё с самого заказа билетов хотелось посмотреть на его реакцию, и она превзошла все ожидания.
«Эта тяжкая миссия легла на мои плечи в двадцать три года» – вещал закадровый голос главгероини под панорамы космоса и летящего на их фоне корабля класса «Гелакси».
– В двадцать три?! Нет, дамочка, – объявил Кирк таким тоном, будто объявлял войну, – прерогатива становиться самым молодым капитаном во флоте – исключительно моя. Кто вообще эти грёбаные проекты одобряет?
Доктор понимающе хмыкнул, потому что, вероятно, интересовался социологическими исследованиями.
– По статистике, – Селек склонился к уху Джима, – тринадцать процентов поступающих в Академию являются поклонниками таких фильмов, и, как правило, у половины из них хватает умственных способностей с минимальным уровнем пройти отборочные.
– Да ну?! – вылез Чехов, перегнувшись через заворчавшего доктора. – Я думал, флот не одобряет искажение фактов.
– Официально, – хмыкнул офицер МакКой. – Официально не одобряются отношения между коммандером и капитаном.
– Секретарям тоже надо откуда-то браться, – заметил Селек. – Есть ещё сериал под названием «Герои дальних рубежей», говорят, очень продуктивен в деле популяризации академии Звёздного флота. Недавно вышел восемнадцатый сезон.
– И в этом мире я живу, – пробормотал Джим, уставившись в экран, где девушка в коротком форменном платье сидела в капитанском кресле, закинув ногу на ногу, и раздавала приказы – становилось понятно, что они заходят на орбиту планеты.
Происходящее в фильме можно было охарактеризовать коротким словом «пиздец». Сначала эта… блондинка (назвать её капитаном Джим не мог даже мысленно) мутила со старшим офицером медицины, тайные отношения, муси-пуси – какие тайные отношения, если они чуть ли на мостике не поеблись? Кстати, эта сцена вызвала живейшее негодование Боунса – ему вообще этот шкафчик с порнографической рожей не нравился с самого начала.
