Текст книги "Постфактум (СИ)"
Автор книги: Лена Полярная
Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
К следующей смерти.
И дальше, дальше – существо умирало и рождалось бесчисленное количество раз, их естественными врагами были лишь крупные птицы и странные двуногие. Мирное растительное племя, не способное на агрессию, с мощным потенциалом познания, жило в гармонии с окружающим миром. Его особи были любопытными, любвеобильными и естественными.
А теперь им грозило вымирание. В памяти существа не было информации, сколько сородичей уцелело после нападок пришельцев из чёрного корабля в последний раз.
– Нет.
– Да, – Селек положил между ними падд, выведя в голографическое окно программу для расчётов сложных задач. – Сейчас я набросаю модель потребления тобой энергии, и мы высчитаем, сколько реально ты проживёшь.
– Я не о том, коммандер Селек, – мягко, но явно ехидно поправил Спок. – Я не хочу, чтобы ты приводил в исполнение свой план. Он грозит твоей гибелью.
Коммандер, у которого в мыслях были пока начатки плана, начал забивать в программу параметры.
– Из-за того, что ты принял эту форму, неестественную для твоего вида, энергопотребление происходит ускоренными темпами. Рассчитай своим превосходным многогранным сознанием вероятность того, что капитан не сойдёт с ума, потеряв своего Спока во второй раз раньше обещанного трёхмесячного срока.
Джим, всё ещё в раздрае, набрал код на дверной панели, дождался писка разблокировки, прошёл внутрь…
Спок и Селек сидели друг напротив друга на ковре у дивана. Они что-то проектировали на трёх голографических окнах, развёрнутых с двух паддов.
Увидев Джима, Селек сразу же поднялся, в то время как Спок остался сидеть.
– Простите за вторжение, капитан, но…
– Его позвал я, Джим, – уточнил Спок. – Хотелось с кем-то общаться. С кем-то живым, а сейчас увольнительная, и твой первый помощник не занят так, как в рабочие дни.
– А… – капитан рассеянно провёл пятернёй по волосам. – Я не против, можете продолжать.
– Капитан, у меня ещё есть дела в лаборатории. Кроме того, необходимо доделать общий отчёт о допросе торговца Джонса.
Старпом подождал, пока Спок свернёт окна, после чего забрал с пола свой падд.
Они обменялись кивками, и Селек ушёл, какой-то особенно по-вулкански прямой и безэмоциональный.
Джим подсел на ковёр к Споку. Сложно было встретиться с ним взглядом. Капитан смотрел на руки, тонкие пальцы, сжавшие края падда.
– Я помогал коммандеру с описанием модели закономерностей моего развития, – объяснил Спок. – Без моей помощи составление такой модели заняло бы месяцы, но у Селека и доктора нет столько времени на моё изучение.
Джим с усилием проглотил застрявший в горле комок и начал говорить первое, что подвернулось:
– Ты не помнишь, откуда… пришёл? Твоя планета, система…
– Нет. Я телепат и способен перенимать воспоминания гуманоидов, но не обладаю настолько развитой генетической памятью, чтобы восстановить местоположение своей планеты. Джим, – он протянул руку, на секунду Кирку, взглядом метнувшемуся за этим движением, показалось, что Спок коснётся его щеки, но он всего лишь отложил на диван падд. Зато теперь отводить глаза было поздно.
Спок смотрел на него спокойно и прямо.
– Джим, – повторил твёрдо. – Даже если бы мы знали, откуда мой вид, мы очевидно не успели бы доставить меня туда. В изученном космическом пространстве о подобном мире не слышали, до него могут быть десятки световых лет пути. Всерьёз рассматривать такую возможность нецелесообразно. Что касается утреннего инцидента: я спокойно воспринимаю тот факт, что проведу свой жизненный цикл и умру на этом корабле. Рядом с тобой.
Дыхание на секунду перехватило. Знакомая боль, будто не было полутора лет.
– Да, конечно, – выхрипел капитан кое-как. – Ты прав.
Он не знал, что ещё сказать, но тут, на счастье, в кармане завибрировал коммуникатор.
Докладывали из транспортаторной: прибывшего посла Спока только что подняли на борт.
========== Глава 7 ==========
После положенных приветствий при свидетелях Джим сказал, что сам проводит посла до его каюты, и они наконец-то оказались в пустом коридоре за закрывшимися дверями транспортаторной.
– Сначала мне хотелось бы поговорить с тобой, – сказал Спок. – Потом – с доктором МакКоем. И уже после этого с моей растительной версией. Это возможно?
– Что угодно. – Они зашли в лифт, Джим скомандовал номер палубы и привалился к стенке. Можно было больше не держать лицо. По крайней мере, не пытаться быть «идеальным капитаном», как при экипаже, и не отгонять изо всей силы слова Спока о «принимаю факт» и «умру на корабле». – Поднимемся в зал для переговоров, потом вызову туда Боунса.
Плеча невесомо коснулась ладонь старого вулканца.
– К слову, мой протеже не вызывает у тебя нареканий? – мягко спросил Прайм.
Джим через силу улыбнулся.
– Вы, вулканцы, удивительно хорошие первые помощники.
– Поверь мне, я и Селек – скорей исключение из правила.
Как всегда рядом с Праймом, становилось легче от одного его присутствия, хотя Джим просто не мог не искать в старом вулканце черты того, своего.
На момент, когда они добрались до зала переговоров, капитан практически полностью взял себя в руки.
– Компьютер, отключить запись до дальнейшей команды.
– Выполнено, капитан, – отозвался обезличенный электронный голос. Кирк сел в кресло, жестом предложил Прайму место напротив. Старый вулканец занял кресло, неспешно переплёл пальцы в замок.
– Позволь начать без предисловий.
Джим напряжённо кивнул. Без предисловий, иначе он тут взорвётся на месте.
– Главная твоя проблема состоит в чёткой идентификации. Ты не можешь понять, насколько этот Спок действительно является моей погибшей версией.
– Он сказал, что он… отражение нашей памяти. – Джим смотрел на морщинистые руки посла и думал о тонких пальцах того, в каюте. Старался дышать ровнее. – Если мы сведём его с тем, кто его помнит, но ещё не видел эту версию, растение-Спок просто считает его память за доли секунд и будет вести себя так, как от него ожидается.
Прайм помолчал. Джим сомневался, что ему нужно столько времени на обдумывание. Значит, решается на что-то.
– Незадолго до гибели моей версии в этом мире мы со Споком встречались на конференции, и тогда же обменялись воспоминаниями, – заговорил предельно чётко. – Ему был интересен мой мир, мне – его, это был скорейший, пусть и опасный способ познания. С тех пор я храню его воспоминания. Они, возможно, неполные, но намного полнее всех, которые имеете вы.
Джим вцепился в несчастные кресельные подлокотники, подался вперёд.
– Ты хочешь сказать… что просто «доделаешь» Спока?
– За неимением наиболее подходящей терминологии.
– Да… Прекрасно, конечно. А после у меня будет несчастных три месяца, прежде чем…
Прайм просто смотрел на него.
– Целых три месяца, Джим. Целых.
– Доктор, вы гораздо лучше меня знаете, что порой переломы срастаются неправильно.
МакКой остановился на полпути, – он мерил шагами конференц-зал от стены до стены, – будто на стену налетел.
– Простите, посол, мы говорим о переломах?
– Мы говорим о вашем нежелании оставлять рядом с Джимом это существо.
– Я вашу метафору понял, не сомневайтесь. – МакКой возобновил ходьбу из угла в угол. Это как-то помогало держать себя в руках. – Переломать кость заново, придать ей правильное положение. Плохо, но лучше, чем оставить неправильно сросшуюся. Только, посол, боюсь, душа человека – не кость.
– Иногда сходные принципы срабатывают в разных сферах, – возразил Прайм Спок.
МакКой подумал, что в его жизни в последнее время слишком много Споков. Всяких разных, потому что мёртвый благодаря Джиму тоже постоянно был тут.
– Джим полтора года выворачивает сам себя наизнанку по своему зеленоухому. Если бы у меня… – Он остановился, подошёл к столу и опёрся о него ладонями, подавшись к невозмутимому послу, – если бы у меня, мистер Спок, был хоть один грёбаный целый процент гарантии на то, что три месяца с копией сработают. И не надо мне говорить, что ноль – тоже вполне себе целое число.
Прайм кивнул.
– Это риск. Но одно я знаю точно: у нас больше шансов увидеть прежнего Джима с этим планом, чем в том случае, если мы просто лишим его растения.
МакКой, глядя в спокойные тёмные глаза, сдался.
И вот перед носом – закрытая дверь. За дверью – посол Спок и… Спок. А с другой стороны в неё вцепился Джим: сгорбился, дыхание прерывается, болят напряжённые пальцы.
И Боунс позади сопит. Психует, но полчаса назад он твёрдо сказал, что одного Джима ждать не оставит.
– Ты ж свихнёшься, – процедил сквозь зубы, разве что под ноги не сплюнул. – Нет уж. При мне свихивайся, всё.
А Джиму и без разницы, с кем. Главное – что ж эти полчаса столько длятся? Он же помнит, мелдинг – это… раз и всё. Быстро.
Собственное дыхание пусто и гулко ощущается в заблокированном холле. Здесь не появится никто вплоть до введения в интерком капитанского кода доступа.
Злоупотребление служебным положением? Да.
Почувствовав слабую вибрацию разблокировки двери, Джим резко отстраняется. На шаг назад, одёргивает китель, приглаживает волосы (да что ж они всегда так топорщатся?). Боунс – спасибо ему – встаёт, но молчит.
Прайм появляется первым. Оглядывает их двоих, кивает и пропускает вперёд Спока.
Джим тут же делает шаг, ближе, вглядывается, вглядывается в него, темноглазого, нечитаемого, десятилетнего.
Спок подходит ближе. Сцепляет руки позади.
– Джим, – начинает он, но не договаривает.
Капитан падает на колени, обнимает его со всей истосковавшейся силой, головой – в детское плечо, прижимать его к себе, сильнее.
– Я люблю тебя, – хрипит задушено в складки одежды, – Спок. Люблю. Раньше… боже, Спок…
На спину ложатся руки Спока, обнимают, а Джиму всё мало. Зато внутри – как будто развязалось что-то, расслабилось, едва он эти слова сказал. Как будто правильно всё. Как надо.
– T’hy’la, – тихий голос маленького вулканца. – Джим.
– И как это, простите, – злой голос на заднем плане, – ксено-дендро-педофилия? Джим, мать твою, хоть бы подождал, пока одни останетесь!
Джим подхватывает вулканца на руки – лёгкий, или он не чует, прохладные руки обхватывают за шею. Так, удерживая, вводит на панель код, разблокировав отсек.
– Идите, – хрипло. – Боунс, я завтра…
– Понял уже. Вали.
Когда за капитаном бесшумно закрылись раздвижные двери его каюты, МакКой кинул беспомощный и злой взгляд на Прайма.
– Думаешь, это вот лучше? Вот… это вот, которое я даже не знаю как назвать.
– Им нужно время. Времени у них мало, – спокойно ответил старый Спок. – А мы можем только ждать.
========== Глава 8 ==========
У себя в каюте Джим как был, в одежде и обуви, повалился на кровать. Прижал к себе Спока…
Они разговаривали. Вернее, больше Джим говорил, утыкаясь лицом в черноволосую макушку, не в силах надышаться, начувствоваться его рядом. Обо всём: о том, как скучал по нему, как жалел, что они объясниться не успели, как это мучило его последние полтора года. О миссиях, которые успели пройти, о том, как пытался найти замену и по совету Прайма взял в старпомы Селека, как несколько дней назад чуть не потерял голову от его иллюзорной похожести на Спока. А мальчик слушал, изредка вставлял логичные комментарии, от каждого из которых у Джима по всему телу пробегали тёплые волны. И гладил его по груди ручонкой.
Так прошло часа два – или даже больше. Кирк-то готов был так сутки пролежать, но Спок неожиданно отстранился, улыбнулся ему одними глазами.
– Джим, – произнёс ровно, – тебе необходимо связаться с доктором МакКоем.
– Зачем? – Капитан тряхнул головой, выходя из счастливого транса.
– Полагаю, доктор сейчас теряется в догадках относительно твоего состояния. Это во-первых, – мальчик выпутался из его объятий, сел. Принялся приглаживать волосы. – Во-вторых, тебе следует договориться хотя бы о двух днях больничного, потому что иначе доктор МакКой сам на время отстранит тебя от несения службы. Ты неадекватен. А в-третьих, – и Кирк готов был поклясться, что в тёмных глазах промелькнули те же искорки, что иногда он видел в глазах Прайма, – я уверен, что доктора очень беспокоит потенциальная возможность нашего с тобой совокупления, пока я нахожусь не в половозрелом возрасте. Успокой его, пожалуйста.
Боги, Джим любил его. Бесконечно, безумно, без памяти. До последней зеленоватой полоски на щеке – это от шва его форменного кителя, Спок на нём лежал.
– Уговорил.
Перекатившись к краю кровати, капитан поднялся на ноги и проследовал к интеркому.
– Реплицируй мне чая тогда, – попросил попутно. – В горле пересохло, говорил много.
– Я заметил это, – с неуловимой иронией отозвался вулканец. – Я реплицирую. Мне тоже требуется пища.
На подготовку ушло двенадцать часов. Составление письма и программ, сбор необходимых вещей.
Ближе к ночи Селека навестил учитель.
– Ты настроен решительно, – сказал посол Спок. В его взгляде была та теплота, которая всегда вызывала у Селека лёгкое недоумение; он не являлся семьёй Спока, чтобы тот к нему относился таким образом.
– Я собираюсь принять меры для того, чтобы мой капитан сохранил свою должность и здравый рассудок, – ответил Селек ровно, кинув взгляд на хронометр. 2317 по корабельному времени. Примерно в это время капитан ложится спать. – Есть и другие причины.
– Ты собираешься рискнуть карьерой ради капитана, – утвердительно произнёс посол.
Селек слегка склонил голову в ответ.
– Учитель, вы нарушаете установленные границы общения. Мои решения не являются предметом для обсуждения.
– Я не переходил границ, поскольку не требовал от тебя ответа и не задавал вопросов.
Коммандеру показалось, что Спок слегка улыбается, впрочем, Селек не так много знал об улыбках, чтобы судить, тем более что на мимике лица это ощущение никак не отразилось.
– Я понял, учитель. Ваш аргумент объективен и выявил изъян в моей логике.
Они обсудили растение и возможные варианты экосистемы, в котором мог обитать подобный вид (Селек старался не касаться информации, которую узнал во время мелдинга).
Учитель ушёл в 2355.
Селек отправил на падд доктора МакКоя отсроченное сообщение (в случае, если план не удастся, отменить отправку можно успеть до восьми утра). Наскоро собрал в реплицированную сумку необходимое, включая чёрную хламиду для медитаций, и покинул каюту.
Телепатический зов Спока-растения настиг его в лифте. Чистый и чёткий, словно между ними не было расстояния вообще. Селек постарался не думать о том, как близко к Споку сейчас и насколько открыт разум спящего капитана; Джим Кирк был доступен вулканцу весь, без остатка.
«Я собираюсь осуществить задуманное», – обратился Селек в ответ к растительному вулканцу.
Ты собираешься подвергнуть опасности свою жизнь.
«Ты отговаривал меня утром. Твои доводы не были убедительными. Я настаиваю на том, что эти расчёты неверны. Риск не настолько велик, а имеющийся является необходимым».
Я понял тебя и не стану останавливать. Живи долго и процветай, брат Селек.
Коммандер не стал отвечать. Пожелать подобного противоречило фактам.
В 0047 Селек стоял над разбуженным Сирано Джонсом в камере временного содержания преступников на десятой палубе.
– Я не знаю, ей-богу, как несчастное животное попало к этой милой девушке, коммандер, – частил торговец, заискивающе глядя на вулканца. – И отдельно я клянусь, кот не линял до того, как попасть на этот корабль! Это милое и добродушное животное, шерсть которого…
– Меня интересует растение, мистер Джонс. То растение с проклюнувшейся почкой. А точнее, тот, кто вам его продал.
– Вы проверяли меня на детекторе, мистер Селек, – Джонс изобразил выражение лица, которое Селек трактовал как «обиженное». – Вы знаете, что я не врал, клянусь богами Ориона, чистая правда – я не знаю, кто мне продал этот горшок с саженцем, у него было закрыто лицо! Это нормально для чёрного рынка редкостей, к вашему сведению, господин строгий вулканец, да-да.
– Вы должны прекрасно знать, как обмануть детектор. Растительное существо разумно, мистер Джонс, о чём вам должно быть известно. Я могу созвать суд, где будет проведён допрос с использованием сыворотки правды. Вас осудят, как работорговца.
Джонс поджал губы и семь секунд смотрел на него с тем же обиженным выражением лица. С вероятностью в девяносто целых и пятнадцать сотых процента просчитывал возможную выгоду.
– Сделка, мистер Селек?
– Это разумный вариант. Я помогаю вам сбежать и освободить ваш корабль, вы отвозите меня к торговцу. Но прежде одно условие. – Он плавным движением выхватил фазер, наставив на дёрнувшегося Джонса. – Я попрошу вас держать себя в рамках приемлемого поведения и не пытаться меня обмануть.
МакКой, матерясь сквозь зубы, открыл сообщение от коммандера, помеченное значком «срочно».
Он знал, всегда знал, что если проблема на корабле не из-за вечно беспокойной капитанской жопы, то из-за логичного шила в жопе какого-нибудь вулканца. Ну и какая-то сотая доля проблем – из-за там… взрыва в инженерном, когда тащат в медотсек всех без разбора, и у кого пальчик обожгло, и у кого руку разворотило, или нападения какого-нибудь, когда вперемешку энтерпрайзовцы и нападавшие.
«Уважаемый доктор», – начиналось письмо, такое начало уже не к добру, какой он нахрен уважаемый, вулканская ты жопа: – «Я буду вынужденно краток в своём сообщении. По ряду причин, обозначенных в приложении к моему письму, я вынужден организовать побег торговца Джонса и вылететь на его судне на встречу с орионским торговцем. Прошу вас предотвратить панику и неудобные вопросы, которые неизбежно возникнут у экипажа, когда факт моего отсутствия откроется. Во втором приложении к письму я оставляю формы, которые позволят вам временно назначить на место старшего помощника и главы научного отдела любых членов экипажа по вашему выбору.
Прошу вас скрыть факт моего отсутствия также и от капитана.
Посол Спок посоветовал мне указать, что я буду вам должен.
Коммандер Селек».
А то, что письмо МакКой получил за час до начала смены, видимо, должно было добавить пикантности в ситуацию, ага.
Нет, это не остроухий гоблин. Это намного, намного хуже.
Кажется, Спок взял за привычку будить Джима по утрам.
В этот раз он разбудил его (по словам вулканца, которому Джим доверял) в 1043 по корабельному времени. Из-за того, что доктор МакКой выписал капитану больничный, на мостик тому идти было не нужно, и если бы не Спок – спал бы до следующего дня.
– И сколько тебе теперь? – Джим ласково положил ладонь его щёку. Спок нависал над ним с едва заметной улыбкой в глазах.
– Полагаю, тебя интересует мой возраст в перерасчёте на человеческие года. – Он прикрыл глаза, не противясь прикосновению. – Пятнадцать целых девятнадцать сотых человеческих лет.
– Ты ночью растёшь быстрее?
Спок мягко отстранил его руку, усаживаясь на корточки. Он был одет и причёсан. Что интересно – второй раз он уже не спрашивал позволения на то, чтобы позаимствовать одежду капитана.
– Это свойственно многим группам растений даже с твоей планеты, Джим, – ответил спокойно, разглядывая его.
– Я не ботаник.
Чмокнув вулканца в упрямый лоб, Джим вылез из кровати, насвистывая легкомысленный мотив.
Сознание царапало вынужденное бездействие его как капитана. К примеру, Кирк прекрасно помнил, что в медицинском отделе вынужденная кадровая перестановка из-за беременности старшей медсестры, в научном несколько экспериментов, по которым сегодня точно понадобится капитанское подтверждение для заказа новых веществ с ближайшей поставкой, в инженерном… ну, в инженерном всегда катастрофа, но катастрофа, требующая внимания.
Ещё и Чехов руку вывихнул, до завтра на больничном, из медотсека не вылезает. И утвердить-то кандидатуру нового навигатора на альфа-смену Джим утвердил, но в деле ещё ни разу не видел.
– Ты беспокоишься, – не вопрос, а утверждение раздалось из-за плеча, пока Джим стоял у шкафа, залипнув на тканевые стопки. Всё капитанских цветов: два полотенца, два халата, даже носовые платки белые с золотой каймой. Вот зачем было делать носовые платки-то такими?
– Д-да, есть такое, – взъерошив волосы от шеи к затылку, он обернулся на голос. Спок стоял на расстоянии полутора шагов, сцепив руки за спиной. – Мостик остаётся без меня на два дня, я не могу не беспокоиться.
– Это была логичная мера предосторожности, Джим. – Вулканец чуть склонил голову.
– Я знаю, – провести пальцами по его щеке к подбородку. Вот теперь появилось желание поцеловать, но… лучше подождать, конечно. Хотя бы до восемнадцати биологических лет. – И я рад платить эту цену за время с тобой.
Это был кошмар. Приложения, оставленные Селеком, содержали подробное изложение логичного основания того, что эта задница нарушила половину чёртова устава. Кроме разных прочих там было и ещё одно. Совсем уж дерьмовое.
А именно – растительному существу осталось жить не три месяца, как они предполагали, а один. Приведённые графики и расчёты подтверждали слова коммандера.
…Я считаю, что единственный способ избежать коллапса, который капитан может пережить после гибели текущей версии Спока – это доставить существо на планету, на которой оно родилось; они обладают способностью переселяться из умирающего растения в новую почку (такую же, как была в горшке). Этот факт я выяснил благодаря мелдингу. Следовательно, если это необходимо, я узнаю координаты планеты, связавшись с орионским торговцем, продавшим Джонсу почку, и мы постараемся доставить туда растение для его последующего перерождения.
МакКой отложил падд. Больше всего ему сейчас хотелось треснуть чёртовым гаджетом об какую-нибудь вулканскую остроухую голову.
Селек не позволил себе расслабиться даже тогда, когда Джонс увёл свой корабль от «Энтерпрайз» на расстояние достаточное, чтобы их невозможно было захватить тягловым лучом. Коммандер рассчитал всё точно: гамма-смена, которой он от имени капитанского приказа сказал удалиться с мостика, команда с центрального пункта на отсроченное открытие ангара, перепрограммирование систем на автоматическое управление, резервы блокировки дверей, блоки ангарной палубы. На корабле только трое могли поставить такие кодовые блоки и, соответственно, снять их. Это повышало процент успеха.
Чтобы извлечь из камеры Джонса, потребовалось четыре нервных захвата. Посол Спок хорошо тренировал его выполнять захваты, дозируя силу воздействия на человека. Сейчас охрана гамма-смены должна была очнуться через сорок минут с сильной головной болью.
Их не хватились, поскольку перепрограммированная Селеком система пять минут не записывала показания со сканеров, а это значило, что удаляющаяся на радарах точка корабля Сирано Джонса не останется в памяти компьютера «Энтерпрайз».
Путь до Осириса-3 займёт 28 часов 40 минут при сохранении текущей скорости.
Сейчас Селек сидел в кресле второго пилота, следил за Джонсом и считал, сколько директив и пунктов устава нарушил.
Если план удастся, его не выгонят с «Энтерпрайз», хотя с высокой долей вероятности капитан будет в ярости. А это значило, места первого помощника он точно лишится.
Спок почувствовал себя нетипично для обычного состояния к вечеру, когда его возраст в пересчёте на земные годы сравнялся шестнадцати целым пятидесяти девяти сотым человеческих лет. Пальцы и плечи слегка тянуло, в сознании, раньше кристально ясном, ощущалось смутное беспокойство. Он ждал Джима из душа, свернувшись привычным клубочком на кровати, и усилием воли заставил себя оставаться в таком положении, хотя всё тело требовало подняться, вытянуться, вытянуть руки к потолку. Томящее чувство между лопаток не проходило, хотелось, неудобно выгнув руку, погладить себя там, чтобы оно прошло или, напротив, стало сильнее.
Это было тревожно и неприятно. Спок прикрыл глаза и сильнее сжался, поёжившись.
Воспоминания накатывали на него волнами, мешались – те, что составляли его сущность как Спока и те, что пробудил Селек.
Он смутно видел свою планету, зелёные заросли и яркие всполохи лепестков, свёрнутых в тугие бутоны, и видел Джима, протягивающего к нему руку, гибнущего в реакторе; он видел, как их пальцы коснулись стекла, не в силах его преодолеть, видел распахнутое навстречу голубое небо в умирающих глазах. Ощущал, как лучи солнца скользят по телу, стекая по нему ласковой теплотой, как ветви переплетаются друг с другом, побег с клейкими зелёными листьями обвивает его запястья, вбираясь вверх, по предплечьям, плечам, скользя на спину, но пока не касаясь участка между лопатками, так мучительно тянущего, ждущего прикосновений; Спок видел своего капитана рядом, когда он пришёл в себя после воскрешения, их пальцы переплелись, он уже знал, что значат вулканские поцелуи… пальцы Джима скользнули чуть выше, подобно побегу…
Спок очнулся, содрогаясь от прошедшей по телу мучительной дрожи и тяжело дыша. Между лопаток тянуло уже невыносимо. На хронометре было шесть-пятнадцать утра.
Джим спокойно спал рядом.
– Освещение на десять процентов, – низким хриплым голосом скомандовал Спок в темноту.
В жизни Джима было множество необычных пробуждений. Это неизбежно, когда ты капитан звездолёта, то тревога, то плен, то извержение вулкана, то другая планета.
Но ещё ни разу его не будил хриплый шёпот в ухо. И не чей-нибудь, а улёгшегося на него вулканца. Спок навалился всем весом, непривычно горячий, и даже через одеяло ощущалось, что он нехило возбуждён.
– Просыпайся. – Ухо, затем скулу и шею обдало горячим дыханием. По щеке скользнули тёплые пальцы. – Джим. Пришло время цветения.
Про время цветения Джим не очень понял, но горячий Спок, его дыхание у уха, его пальцы, скользящие по груди, наводили на вполне однозначные мысли.
Нет, Джим точно не был против такого цветения. Более того: едва сон схлынул, как член Кирка тут же потяжелел от горячего шёпота вулканца. Джима затопили мысли о губах Спока, его руках, его бёдрах, члене… Но едва Джим попытался подняться, чтобы припасть к желанным губам…
…как тут же упал назад. Его руки и грудь были опутаны гибкими, упругими побегами, которые (теперь Кирк почувствовал) медленно пробирались ниже, по животу, ещё ниже.
Это было странно. Необычно. Инопланетно. И до безумия, до дрожи возбуждающе. Побеги цеплялись за кожу крохотными мягкими иголочками, чуть стягивая её, щекоча, их длинные крепкие плети, похожие на лианы или побеги плюща…
– О боже, Спок… – Джим выгнулся навстречу пьянящим ощущениям. А ещё в слабом освещении было видно… Да, он стал таким, как Джим помнил. Каким был накануне гибели. Вырос, получается. – Спок, ты…
– Хочу слиться с тобой, ashayam, – ухо обдаёт горячим дыханием. Потом от мочки по шее – дорожка из поцелуев, в кожу вжимаются его губы, медленно, сильно, и столько в этом сдерживаемого желания, что Джим непроизвольно подаётся к ним навстречу.
Мыслей в голове не остаётся.
Побеги оплетают его запястья, разводя их в стороны и прижимая к кровати, побеги оплетают бёдра, ласково сжимая чувствительную кожу между них. Спок наваливается сверху, притираясь к капитану твёрдым членом.
Просто дыхание перехватывает. Правда, не сделаешь ничего особенно – только сжимать-разжимать пальцы на руках, подаваться навстречу таким… необычным прикосновениям, кусать губы.
– Мой Джим… – И по Джиму, от самого низа живота вверх, с силой скользят пальцы Спока, кружат по груди, мягко обхватывают шею, проглаживая, нажимают большими пальцами на губы. Джим с готовностью раскрывает их, проходится языком по ласкающим пальцам, щедро, влажно, вырывая из Спока судорожный вдох.
Да, Джим слышал о вулканских поцелуях. И о чувствительности их пальцев. Он повторяет движение, и пальцы на губах исчезают, сменяясь требовательными губами Спока.
Плети на бёдрах капитана чуть разводят их по сторонам, так же фиксируя ноги, как и запястья. Теперь Джим распят на собственной кровати, связан, раскрыт, и его, задыхаясь от желания, целует обезумевший вулканец. Целует не грубо, но напористо, жадно, будто пытается напиться поцелуями, а на животе капитана лежит его налитой, горячий, твёрдый член, с головки которого уже стекла вязкая капля смазки.
И ещё парочка плетей, уже без мягких иголочек и чуть толще, ползёт по бокам Джима вниз, к ягодицам.
Он, тяжело дыша, отрывается от губ Спока, уходит от нового торопливого поцелуя.
– Спок, – хрипло, – Спок, ты… ты в целом про секс знаешь?
– Я хочу слиться с тобой, Джим, – горячий шёпот прямо в губы, пока вулканские пальцы разминают задницу Кирка. – В моём сознании есть информация о совокуплении гуманоидов нашего типа.
– О, да, ладно, – выходит прошептать перед тем, как его губами снова завладевает Спок.
Есть в этом что-то. Когда лежишь распятый, обездвиженный, готовый ко всему, что тебе даёт горячо любимый… Спок. Каким бы он ни был. Джим не удерживается от мысли о том, как должен сейчас выглядеть со стороны (две плети почти добрались до сжатого входа в его тело), опутанный, возбуждённый, с потемневшим от приливающей крови членом…
Его прошивает острая волна возбуждения. Такая же волна проходится по телу Спока – капитан чувствует её отголоски.
Вулканец толкается напряжённым пахом в его пах – новая волна возбуждения (наслаждения) расходится от живота по всему телу, разбивается осколками в конечностях.
Две плети, каждая толщиной с человеческий палец, смазанные чем-то скользким, проникают в Кирка, слегка шевелясь. Растягивая. Дразня простату своей близостью.
Пальцы вулканца обхватывают оба их члена, с силой проводя снизу вверх.
Слишком много ощущений, слишком. Рецепторы почти взрываются, переполнены: головка болезненно напряжённого члена, чувствительная до безумия, каждое прикосновение – маленький взрыв, по нижней зацелованной губе проходится острый шершавый язык, внутри – дискомфорт от плавного уверенного растягивания с неритмичными прикосновениями к простате. Возбуждение накатывает медленно, но неумолимо, толчками, в голове шумит, тело выгибается навстречу движениям пальцев на члене… Кирк и сам толкается в их хватку, сжимается внутренне от двух плетей, растягивающих его всё сильнее, стискивает зубы. Он уже не может целоваться – только сдавленно стонать в губы Спока, только стискивать зубы, сдерживаясь от громких стонов…
Он кончает на выдохе. Широко распахивает глаза, сотрясается в оргазменной лихорадке, хрипит – стонать не может, поджимаются пальцы на ногах (на руках и не разжимались). Только через несколько секунд понимает, что дышать тяжело из-за того, что Спок навалился сверху. Между их телами натекла горячая лужица спермы.
– Твоему виду, – голос Спока дрожит, хотя и предпринимает попытки к выравниванию, – свойственна рефракторная фаза, Джим. Т-ты не возражаешь… если я воспользуюсь ей для подготовки твоего тела к проникновению?
– А… нет… – Соображать плохо получается, в ушах шумит, перед глазами пляшут чёрные мушки. Всё тело как огромный расслабленный… член. – Делай со мной что хочешь.
