Текст книги "Зимний крокус (СИ)"
Автор книги: Лёна Лазарева
Соавторы: Лола Балалар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, кеорфюрст и наследник трона Северного Предела
Безмолвие прозрачного выстуженного воздуха… Огромные сосны-великаны, нахлобучившие на свои верхушки пушистые снеговые шапки… Синий лед, вспыхивающий холодным огнем в ответ на поцелуи низкого и столь редкого солнца…
Звениль в Северном Пределе устрашающе красив и невыносимо прекрасен. И холоден, конечно.
Йэг никогда не любил звениль. Правда, белий и лютий он тоже не любил. Зимой, как он считал, можно восхищаться исключительно на расстоянии. Дядя презрительно называл его «южным детенышем», с завидным постоянством отказывая в гордом имени Сына Снегов. Ну и пусть его, упрямый старый хрен все равно когда-нибудь сдастся. А если и нет…
Йэг вздохнул. Если «хрен» не сдастся, будет трудно. Имена – не пустой звук все-таки, и не все можно сделать без оглядки на них. Ведь будь он все-таки Сын Снегов, то мог бы вообще не обращаться к чужаку, а сделать все самостоятельно. Укротить, уговорить Ледяную Монашку… Чтобы земля приняла людей, чтобы не отказала, чтобы… не убивала. Если бы он и в самом деле был Сыном Снегов, он бы сам возглавил разработку прииска и сделал бы всё что надо… Если дядя не назовет его как надо до самой смерти своей, то потом придется подтверждать свое Право. Кровь – такая штука… одной лишь крови недостаточно. Придется помучиться… померзнуть.
Вдох. Ветер пахнет чужими реками, чужими лесами… и отцветающими хризантемами. Скоро зима. Здесь, в Гезонге, зимы мягче, не такие суровые, как дома. Йэг хотел бы провести ее тут. Когда еще доведется? Но нет, нужно возвращаться. Нужно ехать в Белое Безмолвие и выбирать строевой лес – как раз его Имена там сгодятся куда лучше, чем чьи бы то ни было. Даже дядя туда старается не соваться, в свое время он так и не сумел подтвердить Право на Имя Брата Сосен… А Йэг туда с четырнадцати лет мотается. Именно поэтому после его пятнадцатого дня рождения в Северном Пределе резко повысилось качество обшивки и рангоута судов. В основном, боевых, конечно, но и остальным иногда перепадали досочки от Молчаливых… На экспорт такой лес не шел никогда, Молчаливые сосны делились древесиной исключительно с северянами. Впрочем, Гезонгу они и не нужны особенно – разве что он вдруг захочет испробовать на зуб северные крепости и бросить свои корабли в мясорубку войны.
Йэг машинально погладил гладко отполированную деревянную «монетку», подаренную ему в Белом Безмолвии, когда он появился там впервые. Талисман всегда был холодным, даже если долго держать его в руке.
И сейчас тоже. Холодный, гладкий, легкий, он напоминал, успокаивал, сдерживал… Особенно, кстати, помог в тот день, когда Владыка Шеннерти сказал Йэгу про мони Заргель. И он, кёорфюрст Айдесс Йэгге Дах Фёрэ, принужден был слушать и молчать. Проглотить все это… всю эту несправедливость, а потом улыбаться и оставаться спокойным… «Монетка» помогла перенести удар, а убить герцога сразу же не дало простое соображение – устранением соперника девушку не завоюешь. И все. Чувства на цепь и под замок. В самую дальнюю и глубокую темницу, какая только сыскалась в его душе. Сокрушительный проигрыш. Убийственный. Йэг тогда дал волю своему Ветру, всего на пару секунд, и стало полегче. Правда, пришлось менять стекла, но это такая ерунда по сравнению с разбитым сердцем.
Как больно было потом видеться с этой красавицей снова, как ни в чем не бывало танцевать с ней и прикасаться рукой к ее тонким пальцам… слышать ее мягкий голос, становившийся неуловимо нежным при одном лишь произнесении имени Элиана Алвиантеля. Больно, даже немножко страшно – вдруг он не справится? Вдруг сорвутся с поводка его горе и страсть, зависть и ярость? В таком-то сочетании… да от Герешенча воронка одна осталась бы! Ураган, смерч… смерть. Нет, он должен был справиться – и справился. Не зря его учили владеть собой. Жестоко учили, долго, без жалости… а иначе с магом-стихийником и нельзя.
Итак, женщина его отвергла. Он впервые в жизни готов был сделать ей предложение – а ведь не только бы сердце свое предложил, не просто женой бы ему она была, а ведь и фюрстэйе могла бы стать (легко бы, наверное, доказала в положенное время, что способна не только рожать наследников, но и править) – впервые понял, что именно эту женщину хотел бы видеть рядом с собой до самой смерти… И… и ничего. Впрочем, он несправедлив. Она его не отвергала. Как она могла отвергнуть его, если он ей так ничего и не предложил? Это герцог… Владыка Шеннерти сказал ему, что она… что ее сердце занято. И он, глупый, глупый кёорфюрст, поверил. Не спросил ее сам, не попытал счастья…
А чего ж было не поверить, когда ветер холодно и безжалостно сказал ему, что герцог Элиан не лжет ни на вот столечко? Когда одно лишь дыхание юной красавицы, этой очаровательной и сдержанной девы, этого Южного Цветка яснее ясного подтвердило ему, что она и впрямь любит другого? Дыхание – это тоже ветер… в какой-то степени… Йэг и поверил. Люди лгут, но ветры… ветры никогда не обманывали его.
И кстати, называть случившееся несправедливостью с его стороны просто таки вопиюще… несправедливо. Да, так. Ибо – разве же он заслужил такую женщину? Ничем, ничем…
Да и, когда в деле замешана любовь, справедливости всякой тут точно не место.
Йэг понял, что по тысячному разу гоняет внутри себя одни и те же мысли, и вздохнул. не получается у него чувства на цепь посадить. На замок запереть – да. Снаружи глянешь – и не поймешь, что сердце Посланника заходится от боли всякий раз, как он вспоминает возлюбленную свою. Внешне – какой был отмороженный ледышка, такой и остался. А вот изнутри… изнутри все паршиво получается. Не держат цепи, соскальзывают…
Наверное, пора в море. Взойти, как раньше, на «Тень полуночи», и пусть все идет к черту… А там… там будет он, «Тень», море и ветры. Свобода, бескрайняя, редкая, в последнее время почти недоступная… и иллюзорная насквозь, когда даешь себе труд задуматься поглубже. Даже там, наедине с кораблем и стихиями, он – на привязи. Был бы он Золотым герцогом, может, ощущал бы себя иначе. Но он – кёорфюрст, наследный принц… будь он проклят…
Какая уж тут может быть свобода…
Зато, по крайней мере, он может сам выбирать себе женщину. Он знал, в Гезонге короли не имеют такой возможности. Так же как и в Пайжаре. А он вот может. И выбрал, черт бы его побрал с его выбором! Ее свадьба назначена на конец зимы. Его даже пригласили. Они вдвоем и пригласили. А ему только и остается, что поздравить, подарить подарок и… порадоваться за нее. Вот это самое забавное и есть. Он ведь и впрямь рад за Варьену Заргель. И эта радость ничуть не мешает ему мучиться всеми остальными, не столь достойными чувствами. А, ладно…
По крайней мере, с концессией он все решил. Дядя будет недоволен, но это его право. Взвалил все на наследника, пусть пеняет на себя. Во всяком случае, менять его решение и вмешиваться он не станет. При всей своей взбалмошности он – очень рассудительный человек, его Дядя. Человек, которого он уже давно привык именовать отцом. Фюрст-мой-отец звучит привычно и уверенно…
Холлэ Линдергрэд из герцогства Линдари. Некоторое время спустя
Я стояла у окна и невидящими глазами смотрела в небо.
Какое оно светлое и радостное!
Осенний день был разноцветным и ярким. Пахло ветром, опавшими листьями… и счастьем. Детским, нерассуждающим счастьем, оставшимся в прошлом.
Сколько прошло? Десять лет? Одиннадцать?
Иногда мне кажется, что минул всего год… а вот сейчас почудилось, что та беззаботная пора ушла в небытие давным-давно. Да и была ли?
Тогда мы все были молодые… до смеха, до безобразия молодые и счастливые… и безоблачные, как вот это небо сейчас. Ни проблем, ни обязательств, ни тревог… нет, были, конечно, обязательства, а как же! Выполнить работу, сделать лучше всех… отличиться перед сверстниками, ягод собрать больше всех… вкуснее всех закоптить рыбу… И тревоги были детскими – хотя уже тогда меня занимало, а где же стоит он? Видит ли? В толпе сверстников, разноголосой, шумной, смеющейся – непременно надо было отыскать взглядом – его. Ни в коем случае не посмотреть, не дать понять, что смотрю, что жду… любого знака внимания, хотя бы взгляда.
Айдесс Йэгге Дах Фёрэ.
Его имя – как заклинание. Я не произносила его вслух, как будто, прозвучав, оно могло разбудить неведомые прежде силы. И эти силы нас разлучат…
Не позволят видеться даже вот так, в компании сверстников, на празднике Леса или на приеме во дворце… Не очень-то и много, и всегда в чьем-то присутствии, но если не будет этих встреч, то… к чему же стремиться? Чего ждать? Жизнь потеряет смысл. Тот тайный смысл, о котором никто не знает, ведь никто не догадывается, как дорог мне самый звук его имени, как я люблю непослушную прядь серебристо-платиновых волос, веселые серые глаза…
Это болезнь моя, горькое моё счастье! Просыпаться и думать, сколько же придется ждать новой встречи? Засыпать – и думать о нем, вспоминать… только вот во сне почему же ты не приходишь? Почти никогда… А если и приходишь – то ещё более далекий, чем наяву, совсем чужой и холодный.
Как вздрагиваю я при звуке твоего голоса – молясь лишь о том, чтобы это было незаметно окружающим.
Ранняя осень с ее щедрыми дарами – была для меня всегда лучшим временем года, потому что молодежь Северного предела помогала взрослым, дворяне – арендаторам, рыбакам и охотникам: суровый климат диктовал свои условия. Нельзя было пренебрегать возможностью сделать запасы на зиму, наловить и закоптить рыбу, насолить грибов и наварить варенья, закоптить дичь… Сословная спесь, должно быть, не позволила бы гезонгским дворянам наравне с крестьянами трудиться дотемна, собирая ягоды, обрабатывая грибы или ловя рыбу. Но здесь это было немыслимо. Наоборот, девушки и юноши из самых знатных семей соревновались, кто быстрее и лучше сделает эти простые и нужные для всех дела…
И я тоже старалась. Очень. Конечно, у юношей были другие обязанности, но порою, например, когда погода не благоприятствовала рыбной ловле, случалось, что и они выходили в лес. Кроме того, охота… но тут уж, конечно же, каждый охотился в одиночку.
А лучше всего были вечера – дым коптилен и костры, запах трав и жареной рыбы, и руки по локоть в чешуе, и… стройная фигура Айдесса где-то рядом. Я про себя звала его Айдесс, не Йэгге – потому что Айдесс было как вздох, как шепот ветра в камышах. Это имя можно было иногда, очень редко, произнести вслух. Когда рядом не было никого…
Как же я любила эти вечера и эту пору – конец месяца зарий, начало осени, а потом ветриль с его заморозками и утренним инеем на траве!
Сбор урожая, праздник Леса и совместный труд каждый день… Маленькие победы – а потом, вечерами, песни и разговоры у костра…
А потом это кончилось. Совсем. И теперь только стало мне ясно, как же была я счастлива в ту пору, какой полной жизнью жила, и каждое мгновенье той осенней поры казалось драгоценным. Как однажды, улучив момент, я бросила букетик цветов в ту лодку, на которой Айдесс должен был утром выйти в море... К сожалению, он был там не один – но всё равно, я до сих пор думаю иногда: догадался ли он, что букет предназначался именно ему?
О том, КТО принес букет, он и не мог знать. Только вот сейчас подумалось: а может быть, зря я так боялась открыться, даже намекнуть?
Почему была такой ледяной, такой вежливой и насмешливой, и никогда не позволяла себе тех воркующих ноток в голосе и тех взглядов, которыми привлекали парней девушки рядом со мной?!
Будь проклято моё безупречное поведение… Что принесло оно? Как же жалею я о несбывшемся… Если бы можно было всё вернуть! А ведь Айдесс, я видела однажды, не был монахом и гордецом… однажды вечером он вошел в палатку девушки, которую я с тех пор и ненавижу. Если уж говорить правду… Та, веселая, уже давно вышла замуж, но сам вид и имя ее противны мне с тех пор…
Ну и что же, что моя семья только немногим ниже кеорфюрста? Кому стало лучше из-за того, что никто тогда не дождался ласки от Холлэ Линдергрэд, не дождался ничего, кроме звенящих льдинок смеха? Поздно. Всё поздно.
Одна моя подруга подружилась там, на празднике Леса, со своим будущим мужем – и уже три года как замужем. А мне остаются только балы и приемы. И я считаю дни до них – а потом приезжаю домой разочарованная и опустошенная. Мне двадцать четыре – а сейчас я чувствую себя уже немолодой женщиной. И счастье осталось в прошлом – когда я ещё ездила вместе с другими подростками на работы в месяце зарий.
Как же больно сейчас слышать запахи приближающейся осени! Ведь пахнет совсем как тогда. Небо и листья, и ягоды, как капли крови на белоснежном мху… всё такое же. Только вот никто не ждет меня у костра, и Айдесс далеко. Кончилась та пора. Кажется, руку бы отдала, чтобы всё вернуть… Вдруг, будь я посмелее, он обратил бы на меня внимание? Понял бы, что никто никогда не сможет любить его так?
Не узнать. Не вернуть…
Горло сдавило, и как же глазам стало горячо… Нет! Я не буду плакать!
Пока мы живы – остается надежда… Кто-то сказал эту старую фразу, – конечно, она касалась чего-то другого. Войны или выздоровления от болезни… Но, кажется, я предпочла бы болезнь.
…Сейчас я в подробностях вспоминала последний прием во дворце – Айдесс Йэгге приехал ненадолго, на День рождения дяди, из Гезонга. Приехал и уехал. И я вспоминала, как он выглядел – кажется, кеорфюрст стал ещё красивее, вот только смотреть на него было больно… сначала мне казалось, что это привычная боль – недостижимое желание прикоснуться, взглянуть в глаза… провести рукой по волосам… Детская любовь не проходила и болела, как незаживающая рана. Но потом я поняла: что-то не так с самим Айдессом.
Веселые и шальные глаза потухли и стали, казалось, ещё больше. А может быть, это виделось потому, что они были обведены кругами, как будто Фёрэ не спал несколько ночей или долго болел… Я пыталась наблюдать за ним, когда это было возможно – но Айдесс неизменно улыбался и говорил то, что от него ждали… комплименты и участливые слова, и деловые советы… и был так же далек, как всегда.
Хотя нет! Один-единственный раз, когда праздник уже подходил к концу, я увидела, что он стоит у окна – вот так же, как и я сама сейчас. Такой усталый…. Почему же мне подумалось так? Его поза была непринужденной, движения легкими, но – взгляд. Он был усталым и горьким. Или это моё не в меру развитое воображение? Конечно же, Айдесс устал… он и приехал-то, говорят, всего лишь вчера…
И я всё-таки набралась смелости и тихо окликнула:
– Айдесс… Чистого неба тебе…
Фёрэ обернулся, и я поразилась ещё одному, совершенно неуместному, сравнению. Глаза были больными. И… какими-то понимающими, что ли. Этот отблеск чужого страдания, постоянного и почти привычного, я уже видела – на дальнем хуторе, откуда родом была нянюшка, жила старая горбатая знахарка Рёдль. Старушка с детства была сгорблена и мучилась болями в спине. Так вот, ее глаза смотрели похоже…
Нет. Не может быть. Хватит глупостей! Мне чудится… А вот жалость такой, как Айдесс, может и не простить! Даже если он и вправду не совсем здоров. Боги, как бы я счастлива была поухаживать… ведь я многому научилась у старой травницы…
– Спасибо, Олэ, – улыбнулся кеорфюрст. – Рад тебя видеть.
Он мог меня видеть и раньше – как наследница древнего рода, я присутствовала на балу с самого начала, – но говорить об этом было бы ещё большей глупостью. Потому что и вправду к Айдессу в начале вечера было не подобраться. Впрочем… я и не пыталась…
– Какой день хороший, – сказала я искренне – любой день, когда я могла видеть Фёрэ, был драгоценен. А тот день ещё и лучился солнцем, радовал красками, обещал урожай… хорошим был тот день, да. Хотя получилось, что я имела в виду день рождения… Но, признаться, верноподданнические чувства тогда совсем не пришли мне в голову!
– Хороший, конечно, – глаза его чуть потеплели. – Он же поднял тебе настроение – значит, имеет право называться хорошим. Хочешь потанцевать?
– Хочу! – вырвалось у меня, но я тут же безжалостно себя одернула:
– Ты и так устал, должно быть, от этих танцев… Хочешь, просто постоим на балконе?
Ну зачем я… такой шанс был прикоснуться, ощутить его руки на плечах, его дыхание рядом! Дура я, наверное… но мне вдруг показалось, что приглашение – это была дань вежливости и хорошему, дружескому отношению ко мне. Ну как же, третья (или, как считает мой дед, вторая) по значимости семья в северном Пределе, отчего уважение не выказать?
Будь они прокляты, церемонии эти.
– Если мы просто будем стоять на балконе, я не смогу поднять тебе настроения, – улыбка его стала чуть шире. – И тогда про меня нельзя будет сказать, что я – такой хороший… как этот день. Пойдем, Олэ, честное слово, я умею танцевать.
– Я знаю! – ответила я, не противясь больше. И посмотрела прямо в глаза – такие большие, чуть насмешливые, радуясь, что вижу тень прежней упрямой улыбки. Я бы просто стояла тут и смотрела… и не надо танца, не надо пируэтов и чужих любопытных, порою недобрых взглядов…
– Конечно, умеешь. И ещё как!
Это была неуклюжая попытка кокетства – не умею я кокетничать… Не люблю. Но сейчас мне хотелось сказать правду, а правда была в том, что прирожденному воину действительно прекрасно давались любые танцы, и танец с мечом – не исключение. Может, ему и всё равно, что я думаю о его умениях, но…
Айдесс танцевал… бережно. Словно и впрямь старался доставить мне удовольствие и поднять настроение. Легко скользил, – я даже нарочно кинула взгляд: что у него на ногах? Нет, обычная обувь… но стремительный танцующий шаг казался мягким и стелющимся. Кошачьим. Бесшумным и изящным… Горный барс, такой же хищный, свободный и красивый. И – раненый. Да что такое! О чем я думаю?
Рука моя была, наверное, ледяной – во всяком случае, ладонь Айдесса казалась почти лихорадочно горячей.
– Ты любишь зиму, Олэ? – спросил он меня, провожая после танца к широкой скамье у колонн.
– Нет! – честно ответила я. А потом спохватилась: а вдруг это любимое его время? Хорошо бы это было не так…
– Мне больше нравится лето, – робко попыталась оправдаться я. И ранняя осень…
– Зима очень красивая, особенно у нас, – Айдесс смотрел на меня. – Почти как ты, Олэ. Но… холодно мне дома зимой. Дядя вот считает меня южанином. Детенышем тепла. Здорово, что ты тоже больше лето любишь!
– И ты… вырвалось у меня. – Я боялась, что ты любишь зиму. Но ведь летом… запахи. Цветы. Ягоды…
– Летом тепло… – вздохнул он. – Скажи… а ты любишь рисовать? Умеешь?
– Нет, – вздохнула я, боясь, что навсегда ставлю крест на наших отношениях. – Не умею. Я только… вышивать…
Боги, помогите мне! Опять я что-то не то говорю… Какая ему разница? Не будешь же сейчас рассказывать Айдессу, как люблю я изучать звезды осенними ночами, как сравниваю их положение на небе со старинными трактатами и пытаюсь вышивать орнамент, в котором зашифровано что-то вроде гороскопа… Женские штучки. Разве что предсказание погоды – но и здесь я весьма посредственный маг. Про то, как растут в нашем имении ягоды и цветы, рассказать? Айдесс… что же мучит тебя, о чем ты думаешь?!
– А ещё я рыбачить люблю, – почти прошептала я. – И стрелять из лука… любила. В детстве…
– Не помню тебя с луком, – нахмурился он, скорее, озадаченно и задумчиво, чем сердито. – С удочкой помню, а с луком – нет. Но вот рыба копченая у тебя получалась вкуснее всех, это помню хорошо, – тут Айдесс вдруг усмехнулся, чуть смущенно, и почти весело признался, – я каждый раз засылал друзей за новым кусочком, потому что сам подойти боялся – еще обжорой обзовешь и не дашь.
– Как жаль! – почти серьезно воскликнула я, думая, сколько же я потеряла возможностей увидеть его рядом лишний раз! Что бы мне догадаться. И вдруг осознала: это ведь он про то время, о котором и я вспоминаю так часто. Осенние работы перед Праздником Леса – а ведь я их целый год ждала, едва возвращаясь домой…
Айдесс, присылающий друзей за моей рыбой! Кто бы мог подумать… Боялся подойти. Неужели такое может быть?
– Если ты… – начала я и поскорее поправилась, – когда ты… сможешь приехать к нам в имение – тебя будет ждать самая лучшая рыба. Всегда. Я сама приготовлю.
В светлых глазах мелькнуло удивление, быстро сменившееся весельем.
– А если я нагряну неожиданно? – со смехом спросил он. – Как же она может меня ждать? К тому же опасность обзывания обжорой все равно остается – ты даже не представляешь, сколько я могу съесть вкусной рыбы! А когда узнаешь, придешь в ужас. Вот разве что если бы ты всегда знала, когда я появлюсь… и привыкла бы к обжорству… Тогда конечно. Но такое возможно только после свадьбы. Пошла бы ты за меня замуж, а, Олэ?
– Айдесс… – прошептала я не сразу.
«Не об этом ли ты мечтала?! И ты ещё молчишь?!» – вспыхнуло в голове, кровь прилила к щекам, а сердце застучало так, что я испугалась: он услышит… Но в следующий момент я поняла – да это же просто разговор такой… мы же друзья. И рыба ему нравится опять же.
– Конечно, – ответила я, стараясь изо всех сил, чтобы голос не дрожал и был весел. – Вот съел бы ты хотя бы три порции моей рыбки… да не посылая за ней никого… тут же и пошла бы.
– Да, тут я промахнулся, – неожиданно серьезно пробормотал он. – За трусов замуж не идут. Прекрасным женщинам нужны настоящие мужчины, верно? – кривоватая улыбка, сродни моему «веселому» голосу, смотрелась на его лице неестественно. – Хотя бы такие, которые не побоятся подойти за угощением… Я, кажется, огорчил тебя, Олэ… прости.
Что он говорит? Какую-то ерунду… Кто посмел назвать его трусом? Или он сам так считает – но это же невозможное, немыслимое оскорбление… самооговор какой-то. И в нем виновата я… понять бы ещё, что я сказала не так… я же задохнусь сейчас, больно-то как… а ведь разрыдаться-то и нельзя. Тогда он точно, да, решит, что огорчил меня… Знал бы ты, сколько раз я буду вспоминать наш разговор! Каждое движение твое, каждое слово…
– Огорчил? Нет… – прошептала я, робко касаясь пальцами его плеча, как в танце. Потому что показалось мне, что он сейчас может исчезнуть – и исчезнет навсегда. И такого разговора тоже больше не будет. А я что-то испортила, и это надо исправить, немедленно, я, кажется, сделала ему больно…
– Ты не понял меня просто, – сказала я медленно, стараясь, чтобы в голосе моем прозвучала хотя бы часть того тепла, что хотелось ему передать. – Я же не про прошлое. Я сейчас… зову тебя в гости. И мечтаю угостить как следует. И тебя ждут… будут ждать… твои три порции. Не говори о себе плохо, – попросила я, словно ныряя в прорубь. – Это… неправда. Я не могу этого слышать.
Во взгляде его было удивление. Серьезное такое, глубокое удивление.
– Хорошо, – не очень уверенно произнес он, – при тебе постараюсь не говорить… И в гости приеду. Когда вот только? Мне ведь уезжать скоро… а мельком, по-быстрому, я не хочу.
– Когда угодно… – не раздумывая, ответила я. – Хоть сейчас!
Кажется, мне удалось отвести беду. В его глазах стало меньше боли.
– И… – я нервно улыбнулась, решив, что раз начала, я должна закончить эту тему, – прошу тебя… не обижай человека, которого я глубоко уважаю. Даже наедине с собой… когда я не вижу… не обижай, он этого не заслужил.
– А я так делал разве? Кого из твоих близких я успел обидеть?
– Его зовут Айдесс, – ответила я, – и… он не заслуживает ни одного худого слова. А ещё я слышала, что он отважен и умен, – постаралась я сказать более-менее безразлично, но тут же сорвалась, – и очень любит рыбу… а может быть, ему понравятся и грибы... и что-нибудь ещё, что растет в наших краях.
Глаза его улыбались. Почти ласково.
– Пусть только попробует предъявить мне претензии, я ему еще и не то устрою! – с облегчением рассмеялся Айдесс. – Я, конечно, обижать его не стану, но зато выдам тебе его страшную тайну. Этот паршивец грибы тоже любит. Только тссс! Я тебе этого не говорил!
– Конечно, не говорил. Но я запомню! – улыбнулась и я. – Грибы… его тоже будут ждать. Тем более в погребах им ничего не сделается… И я. Тоже буду ждать. Вы передадите ему, ваше высочество?
– Передам, – спокойно кивнул он в ответ.
– Ваше Высочество! – богач Хондро спешил к нам, разрушая все очарование вечера. – Ваше Высочество, Фюрст хочет Вас видеть. Очень просил Вас найти.
Дах Фёрэ сверкнул улыбкой, светской, веселой и равнодушной.
– Уже спешу, Дек, уже спешу. Чувствую, сейчас мне снова выскажут все, что накипело.
– Он не выглядит сердитым, просто посоветоваться хочет, наверное…
– Тогда тем более, промедление будет некстати, – вздохнул Айдесс. – Госпожа моя Холлэ, прошу прощения, но я вынужден Вас оставить. С превеликим сожалением!
Я церемонно поклонилась, не зная, что ответить – я только посмотрела на Айдесса долгим взглядом, прощаясь. Я старалась запомнить каждую его черточку. Хоть и родным всё было, а каждый раз он был всё-таки чем-то другой… Главное, что, кажется, та скорбная тень, что увиделаь мне, исчезла. Может, и не вся и не навсегда, – хотя, видят боги, что бы я только не отдала за то, чтобы услышать опять его беззаботный смех! Но всё же теперь он выглядел чуть-чуть лучше.
Скоро я ушла – мне хотелось исчезнуть сразу, но нельзя, это было бы слишком заметно и демонстративно!
Айдесс Йэгге. Линдари. Море. Ветер.
Поездка в Белое Безмолвие удалась на славу. Йэг чувствовал себя выжатым и высушенным – сосны напились его силы на несколько лет вперед. Зато и благодарность этих хвойных «хищников» в этот раз была более чем весомой. Изможденный кёорфюрст ехал в экипаже, решив не рисковать и привязав свою умницу Вьюгу сзади, а ему навстречу налегке катился обоз за самой лучшей древесиной на этом континенте. Из тех, что доступны для кораблестроения, разумеется. Флот будет доволен. «Тень полуночи» – тоже, часть будущих досок пойдет на новую обшивку его старушки.
Сам Йэг тоже, в общем, был доволен. В конце концов, силы он наберет, на то ему фюрст и время даст – отдохнуть и побыть одному там, где ему самому захочется. Зато дело сделано на отлично.
На очередном перекрестке он вдруг велел вознице остановить экипаж и, после некоторых размышлений, приказал повернуть на запад. Там указатель был, на том перекрестке. А на западе, согласно его уверениям, располагалась Линдари. Холлэ ведь приглашала его в гости, верно? Вдруг да угостит рыбкой? Опять же грибы…
Принц улыбнулся. Вольно ж ему валять дурака… рыбка, грибы… Просто там, в Линдари, живет человек, который, оказывается, очень его, Айдесса, уважает. Может быть, даже чуть-чуть скучает. Приятно же приехать в гости туда, где тебя ждут… И в этот раз отдыхать он будет не в замке Одиночества, куда всегда ездил после посещения Белого Безмолвия. А будет он отдыхать у семейства герцогов Линдергрэд, слегка чопорного, величавого, как и положено древнему северному роду. И коротать вечера в обществе умницы Холлэ, ледяной красавицы, не смотревшей в сторону мужчин так давно, что… это стало привычным ее атрибутом. Не интересны ей были мужчины.
«Да и на кой мы ей, если подумать?» – лениво размышлял он, прикрыв слезящиеся глаза. – «Одна морока…»
На балу, посвященном дню рождения фюрста, она показалась Айдессу неожиданно теплой. Девушка, о которой мечтали кавалеры всего Севера (и некоторые южане тоже), и к которой даже свататься не решались, ибо и так понятно, что она на это ответит… эта девушка, которую он помнил в том числе и по ее холодным взглядам, заговорила с ним сама. Словно почувствовала, в каком раздрае он тогда пребывал. Вот и скажи после этого, что прекрасная Холлэ Линдергрэд, наследница рода, холоднее ледяных полей…
На мгновение ему тогда даже показалось, что есть в ней что-то сродни Той… из Гезонга. Но… нет. Холлэ была сама по себе. Ничего общего с Варьеной Заргель, ничего. Она совсем другая, сотканная из света и звона… Просто совершенно неожиданно оказалось, что она еще и… теплая. А Йэгу катастрофически не хватало тепла.
Сейчас вот – в особенности. Наверное, поэтому он и подумал о Холлэ.
К вечеру вдали показались башни Линдари-доу. Высоченная центральная, с темным силуэтом флюгера… кряжистая северная, самая мрачная и холодная сейчас… стройная, увитая ползучим плющом, южная… Кёорфюрст был здесь всего пару раз и очень давно. Один раз с Хондрэ, на переговорах о малом лодочном порте для рыбаков. И один раз, когда ему было лет семь, с дядей… Про тот визит он вообще почти ничего не помнил, кроме этих вот башен…
Спустя почти два часа Линдари-доу вырос в огромный замок, и копыта лошадей простучали по гулкому мосту. Впрочем, проехав весь замок от ворот до ворот, экипаж вывез Айдесса к живописному и совершенно чудесному поселку. Зелень маленьких елочек в палисадниках, увядшие осенние цветы под снежными шапочками, аккуратная желто-зеленая черепица… И господский дом, большое трехэтажное здание с очаровательными деревянными птичками на карнизах. Обиталище грозных герцогов Линдергрэд. Дом Холлэ, такой же теплый, как она сама.
Йэг вышел (или скорее вывалился) из экипажа, неуклюже потоптался на месте, поджидая, когда к нему подбегут люди герцога. Примут коней, проводят возницу на кухню, доложат хозяину… Сам Айдесс честно остался ждать – этикет в таких случаях он предпочитал соблюдать до самой распоследней запятой. В конце концов, он свалился на головы хозяев без предупреждения, значит, должен… соответствовать.
Герцог Линдергрэд появился даже раньше, чем можно было ожидать – не иначе, он сам или кто-то из домашних увидели прибывших в окно.
Пожилой мужчина с гордой осанкой и до сих пор стройной фигурой, герцог торопился встретить гостя, но тем не менее его движения не казались суетливыми.
– Ваше высочество кеорфюрст! – приветливо улыбнулся хозяин дома и церемонно поклонился. Впрочем, улыбка его не поблекла, когда он выпрямился:
– Рады видеть в наших краях… Сейчас прикажу, закусите с дороги… и всё что полагается… Очень рады! Жаль, что не знали заранее…
Искреннее радушие соседствовало с некоторым удивлением.
– Извините, – Айдесс вдруг подумал, что, наверное, зря он так, действительно… внезапно-то… – Я без предупреждения, конечно, но совсем не хочу вас стеснять, Ваша Светлость. Если я опоздал к ужину, то вполне могу удовольствоваться камином и чашкой горячего лито.
– Ну что вы, ваше высочество, – герцог как будто даже обиделся, – как можно! Чтобы мы не приняли гостя как полагается?! Просто баня и жаркое будут не сразу. А что касается закусок, лито и всего прочего – это дело нескольких минут. Прошу в дом!
Айдесс двинулся следом за ним, попутно сокрушаясь о созданной его решением неловкости.
– Все ваши домочадцы находятся в здравии, Ваша Светлость? – помедлив, спросил он.
– О да, хвала богам, благодарю, Ваше Высочество! – с энтузиазмом отозвался герцог. – Осмелюсь спросить Вас о том же… о здоровье Его Величества. Удачна ли была поездка, легка ли дорога? Адаис, дорогая моя!
