Текст книги "Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество"

Автор книги: Лайза Роугек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

9
Долгая прогулка

Несмотря на объявленное решение больше не писать о детях, Кинг задумал написать что-то для детей – и особенно для своей дочери.

В то время как Джо зачитывался «Противостоянием» и «Жребием» в возрасте одиннадцати лет, Наоми ни в какую не желала читать произведения отца. «Моя дочь – натура более тонкая, – объяснял он. – Ей нет дела до моих вампиров, покойников и склизких ползучих тварей». Отцовским книгам Наоми предпочитала романы Пирса Энтони в жанре фэнтези и произведения Джона Стейнбека, Курта Воннегута и Шекспира.

«Она не прочла ни одной из моих вещей, и это в некотором роде меня задевало. И тогда я подумал: ладно, раз гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе». Кинг сел и написал историю о соперничестве двух братьев, действие которой разворачивается в некоем далеком мифическом королевстве. Придумав название (изначально Кинг назвал книгу «Пеленки»), в 1983 году он дал Наоми ее прочесть. Ей понравилось, и Стиву так польстила реакция дочери, что он решил опубликовать историю в своем ежегодном рождественском послании в 1984 году. Он переименовал книгу в «Глаза дракона» и издал ее на свои средства в собственной небольшой типографии «Филт-рум», которую основал в 1982 году для публикации первого тиража «Растения». Первую тысячу экземпляров – пронумерованных черными чернилами, с автографом писателя – через лотерею раскупили поклонники, а повторный тираж – двести пятьдесят подписанных экземпляров, пронумерованных красными чернилами, – Стив разослал своим друзьям и знакомым вместе с рождественскими открытками. Позднее Кинг использовал «Филт-рум» для издания небольшим тиражом рассказов и повестей, которые, на его взгляд, либо были слишком короткими, либо слишком сильно выпадали из его стилистики, чтобы отдать их нью-йоркским издателям.

И хотя Стив не планировал представлять «Глаза дракона» на суд широкой публики, в 1987 году он решил, что эта история заслуживает внимания большего количества читателей, и предоставил «Викингу» право выпустить коммерческое издание для распространения в книжных магазинах. Редактуру поручили Деборе Броди, внештатному редактору, успевшей поработать с такими известными детскими авторами, как Джейн Йолен и Патриция Райлли Гифф. Броди поразило то, с какой готовностью и пониманием Кинг отнесся к ее редакторской правке.

Она попросила, чтобы он чуть пораньше ввел в историю Бена, лучшего друга Питера: в оригинальной версии Бен появлялся примерно в середине книги. «Стив несколько раз упомянул его имя в различных сценах в самом начале, а затем даже написал новый эпизод с гонками в мешках, чтобы объяснить, как между мальчиками зародилась дружба, – вспоминала Броди позднее. – Это весьма волнующий момент для любого редактора: когда ты задаешь писателю верный вопрос и полученный ответ превосходит все твои ожидания». Если поначалу ее беспокоило, что она будет робеть, работая с Кингом, все страхи вмиг улетучились, стоило ему сказать: «Начальник здесь – книга».

В марте 1987 года Стефани Леонард – сестра Тэбби и редактор газеты «Касл-Рок» – сбросила настоящую бомбу на ничего не подозревающих поклонников Стива. Хотя он и прежде смутно намекал, что когда-нибудь уйдет на покой и бросит писать, теперь эта перспектива вдруг ясно замаячила на горизонте.

В редакторской колонке Леонард объявила, что Кингу необходима передышка. «Мы слышали, как он упоминал пятилетний срок», – написала она.

Бурная реакция не заставила себя ждать. Фанаты обрывали телефоны и заваливали офис письмами с гневными откликами и слезными просьбами изменить свое решение, а сама новость попала на первые полосы газет по всему миру…

Стив постарался успокоить поклонников: «В принципе идея неплохая, – со смехом говорил он. – Только вот вряд ли она осуществима. Тэбби полагает, что нет. По ее словам, перестать писать для меня все равно что перестать дышать».

Всплеск недовольства и гневная реакция фанатов заставили Стефани Леонард в одном из последующих выпусков внести исправления в письмо редактора: «На самом деле Стивен не уходит, он лишь надеется посвящать работе меньше времени, чтобы чаще бывать с семьей. В ближайшем будущем не стоит ждать пяти книг в год, как прежде. Он будет продолжать писать, но публиковаться станет реже».

Спустя несколько месяцев, с выходом «Мизери», страсти несколько улеглись… по крайней мере среди тех читателей, кто не воспринял его роман о жуткой фанатке на свой счет.

Как обычно, в основу романа легли личные переживания писателя. Кинг подумывал о том, чтобы выйти за узкие рамки привычного жанра – «Глаза дракона» стали первым реальным шагом в этом направлении, – и осознавал, что кое-кому из его фанатов подобные перемены придутся не по вкусу. Он предвидел жаркие баталии не на жизнь, а на смерть, – особенно в свете недавней реакции на его заявление об уходе. «Мизери» – история об авторе женских романов, который хочет попробовать себя в совершенно новом жанре, раз и навсегда сорвав опостылевший ярлык «дамского угодника от литературы», и об одержимой фанатке, которая его похищает и требует написать еще одну дамскую историю.

Некоторые поклонники восприняли роман (изначально предназначавшийся для издания под псевдонимом Бахман) в штыки – им показалось, что автор насмехается над ними. Поскольку серийная убийца Энни Уилкс изображена нарочито гротескно, некоторые из фанатов Стива увидели в ней карикатуру на самих себя и были оскорблены в лучших чувствах.

Давая интервью после выхода книги, Кинг не забывал повторять, что он по-прежнему любит своих поклонников и что именно им он обязан всем, чего добился. Однако он также впервые заговорил о темной стороне славы и о пугающем поведении некоторых фанатов, с которыми довелось столкнуться ему и его семье.

«Поклонники до сих пор меня кормят. Люди получают удовольствие от моих произведений, и в каком-то смысле я просто не могу не ответить любовью на любовь. Но если вы купили книгу, потратили два-три дня на то, чтобы ее прочесть, и остались довольны – значит, мы в расчете. Именно за это вы и платите свои семнадцать долларов девяносто пять центов. И это не дает вам пропуск в мой дом, в мою жизнь или в мою спальню – ничего подобного. Некоторых нездоровых людей тянет ко мне как мотыльков к огню. Мы собираем о них информацию. Самые преданные поклонники испытывают непреодолимую потребность эмоционально отождествлять себя с объектом поклонения». По его словам, страшнее всего, когда на смену низкопоклонству приходит чувство обиды: «Они считают, что заслужили все то, чем владею я».

Как обычно, Тэбби не стеснялась в выражениях, прямо предупредив фанатов Стива на страницах «Касл-Рок» спустя два месяца после публикации «Мизери»: «Вероятно, вам кажется, что вы, читатели, очень хорошо знаете этого человека. Поспешу вас разочаровать: вы совершенно его не знаете. Поверьте мне, за семнадцать лет брака я продолжаю узнавать о Стиве что-то новое и могу лишь надеяться, что это взаимно».

Кинг вторил ей: «Мне иногда кажется, что моя жена имеет на руках колоду из пятидесяти двух карт. И если меня спросят, сколько из них она показывает мне, я отвечу: не знаю. Мы близки, насколько вообще могут быть близки друг другу два человека, и все-таки чужая душа всегда потемки».

Его первоначальный замысел «Мизери» был гораздо выразительнее: Энни Уилкс планировала убить Пола Шелдона, скормить своей свинье, носившей кличку Мизери в честь героини романов Пола, и снять с него кожу, чтобы сделать из нее переплет для книги, которую он для нее написал. Вы спросите, каким был первоначальный вариант названия?.. «Первое издание Энни Уилкс».

Несмотря на то что персонаж Энни родился из собирательного образа самых пугающих поклонников писателя, в процессе работы над книгой он успел к ней привязаться. «Из всех созданных мной персонажей, о которых известно читателям, Энни Уилкс – моя любимица. Она постоянно меня удивляла, всегда вела себя непредсказуемо – этим она мне и приглянулась, – объяснял Кинг. – В ней гораздо больше глубины, и, если честно, я не ожидал, что проникнусь к ней сочувствием».

На самом деле Энни Уилкс стала суррогатным воплощением наркозависимости самого Стива. «Сам того не зная, я писал о своем алкоголизме»…

Следующей книгой Стива стал роман «Томминокеры», опубликованный в ноябре 1987 года, – история писательницы, которая обнаруживает, что на ее заднем дворе погребен корабль пришельцев, и наблюдает за тем, как первобытное зло из корабля охватывает городок, влияя на поведение людей. Даже самые преданные поклонники писателя признавали, что это не самая лучшая его работа, а критики так и вовсе устроили ей разнос.

Отзывы на «Томминокеров» заставили Стива обратить внимание на критические замечания в свой адрес, которые он получал уже некоторое время. Из-за свойственной писателю любви к многословию его романы разбухали – тут явно напрашивался хороший редактор. Стив как-то раз пошутил, что страдает от хронической «литературной слоновости»: «У меня серьезные проблемы с раздуванием текстов. Мои книги напоминают диету толстушек».

«Да он просто машина, – отзывался о Кинге Стивен Спиньези, автор многочисленных биографий писателя, в том числе книги под названием „Главное о Стивене Кинге“. – Он весьма плодовитая творческая личность и порой слегка увлекается. Он не ищет, где бы что вырезать, чтобы усилить воздействие на читателя. Так, к примеру, он может накатать описание комнаты или что-то подобное на две страницы, в то время как читатель ждет действия». Однако Спиньези признает, что на «раздутых» страницах зарыты настоящие сокровища: «Довольно часто именно в избыточных описаниях встречаются великолепные образы – прямое доказательство того, как мастерски Кинг владеет слогом».

«Никто не заставит меня что-либо изменить, – однажды высказался Стив о своем стиле. – Где сидит пятитонная горилла? Ответ прост: где хочет, там и сидит. Я запросто могу сам себе вырыть яму. Неограниченная свобода ведет к потаканию собственным слабостям…»

Он прекрасно знал, за что его критикуют: «Полагаю, я стал более небрежным. Мне сорок четыре года, а моему редактору тридцать пять, – само собой, я думаю: „Какого хрена он знает, мальчишка? Тоже мне, умник нашелся, вздумал меня, папку, учить, как шапки тачать. Да я такие шапки тачал, когда ты еще под стол пешком ходил“. А потом выясняется, что у этой треклятой шапки подкладка не на месте, а то и вовсе скроена шиворот-навыворот, вот и выходит, что редактор-то не такой уж и дурак. Я стараюсь слушать и мотать на ус: даже самой большой обезьяне в джунглях стоит смотреть, куда садишься».

После выхода «Томминокеров» даже сам Стив остался недоволен результатом. «Книга все тянулась и тянулась. Писать ее было сложно, непросто держать в голове истории многочисленных персонажей. Когда я закончил черновой вариант, он напоминал Батаанский марш смерти, [10]10
  Батаанский марш смерти произошел в 1942 г. на Филиппинах после окончания битвы за Батаан и позднее был расценен как военное преступление японцев: 75 тысяч пленных филиппинцев и американцев гнали 97 км по разбитым дорогам с щебеночным покрытием, по тропической жаре, без еды и питья. Лишь 54 тысячи военнопленных достигли пункта назначения, остальные пали жертвами зверств японцев.


[Закрыть]с кучей вычеркиваний и вымаранных мест. Я закрылся в ванной, и со мной случилась истерика: я хохотал, плакал и снова хохотал. Еще ни одна книга не доводила меня до подобного состояния».

Само собой, в его бедах стоило винить алкоголь и наркотики: начинала сказываться многолетняя зависимость от них. Стив, совершенно измотанный как морально, так и физически, стремительно падал в пропасть. Устав от долгих лет алкоголизма и наркотических отключек, Тэбби начала намекать на ультиматум. Стив осознавал, что ступает по тонкому льду. Он не доверял себе и потому продолжал печь книги как пирожки, подталкивать себя, стараясь в каждом следующем романе еще сильнее шокировать искушенную публику.

Особенно безрадостно его профессиональные перспективы стали выглядеть в 1987 году, после того как он сдал рукопись «Томминокеров» и столкнулся с серьезным творческим кризисом. «Это было ужасно, – вспоминал писатель позднее. – Все, за что бы я ни брался в следующем году, разваливалось на глазах, как папиросная бумага».

Осенью 1987-го Стивен Кинг по идее должен был чувствовать себя на вершине мира. Да, «Томминокеров» приняли достаточно холодно, зато «Мизери» получила всеобщее признание, гораздо более бурное, чем все его предыдущие книги. Газета «Нью-Йорк таймс», которая ранее не спешила с хвалебными отзывами на романы Стива, назвала «Мизери» интересной работой, а «Ю-эс-эй тудей» объявила книгу лучшим творением Кинга. В середине ноября на экраны вышел «Бегущий человек» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли, только за первую неделю проката собрав более восьми миллионов долларов. Но кульминацией всего года для Стива, вероятно, стал октябрьский концерт Джонни Кэша, прошедший в «Бангор аудиториум»: «Человек в черном» пригласил писателя подняться на сцену и подпеть во время исполнения песни «Джонни би гуд».

Конечно, приятно постоять на одной сцене с самим Кэшем, только вот собственная жизнь Стива медленно, но верно катилась под уклон. Он размышлял, какие бы еще ужасы обрушить на головы персонажей своего следующего романа, а попутно пытался забыть о других, повседневных, ужасах, которые уготовила ему реальность – и особенно о наркотической зависимости, целиком подчинившей себе его жизнь. Когда Кинг стоял на сцене рядом с Кэшем, никто в зрительном зале или среди музыкантов и представить себе не мог, что всемирно известный автор ужасов, орущий в микрофон, за весь день провел в трезвости дай Бог если часа три, большая часть из которых прошла в размышлениях на тему, а не вышибить ли себе мозги.

«Я люблю жизнь, люблю свою жену и детей, но, сколько себя помню, меня всегда посещали мысли о самоубийстве – наверное, виной тому мое стремление во всем доходить до крайности», – говорил он.

В последние годы Кинг все чаще отключался, перебрав кокаина и алкоголя, – теперь он пил и нюхал не столько ради поддержания рабочего ритма, сколько для того, чтобы сдерживать внутренних демонов: «Думаешь, мир тебя любит? Уж мы-то знаем, что происходит, и не дадим тебе забыть, что мы здесь, мы всегда рядом».

Он говорил: «Такой успех, как у меня, как-то не располагает к тому, чтобы скромно потупить взгляд и признать: „Да, наверное, вы правы. Я говнюк“, – скорее он располагает к другой реакции: „Какого хрена вы мне указываете, что делать? Вы что, блин, не в курсе, я же король Вселенной, мать вашу?“»

Стив рассказывает одну историю, которую в детстве слышал от матери. Когда Рут была им беременна, она откалывала гудрон с шоссе перед домом и жевала. Она не знала, почему так поступает, видимо, в состав смолы входило какое-то вещество, которого требовал организм. Рут стеснялась своей странной прихоти, но не могла думать ни о чем другом и в конце концов сдавалась: бежала к дороге, вставала на четвереньки и расковыривала гудрон ногтями. По пути домой она засовывала добычу в рот и принималась жевать, словно самую вкусную ириску на свете. Ей тут же становилось легче. Ее мужу и отцу Стива Дональду привычка жены жевать гудрон казалась отвратительной, и он приказывал ей прекратить – бесполезно, тяга была непреодолима. «Видимо, содержалось в том гудроне нечто такое, чего не хватало ей, а точнее, мне», – спустя годы вспоминал Стив.

Позже Кинг шутил, что это гудрон во всем виноват: не жуй его Рут, Стив вряд ли подсел бы на алкоголь и наркотики; а может, он унаследовал от матери ген, вызывающий зависимость, который дремал в ее организме, а в организме сына со временем активизировался. А может, гудрон в ответе за ген, заставляющий Стива писать, – сам Кинг ни капли не сомневался, что тяга к писательству определенно является одной из форм зависимости.

За все время совместной жизни Тэбби слишком потакала слабостям мужа, терпеливо снося все его выходки. На ее глазах он продолжал писать в алкогольном и кокаиновом угаре, на ее глазах он деградировал – и это было жалкое зрелище. Тэбби не меньше мужа беспокоило, что он не сможет работать, если бросит пить и принимать наркотики, еще больше она боялась, что, если это произойдет, жизнь с ним станет невыносимой.

Как и многие другие писатели, предрасположенные к выпивке и наркоте, Стив искренне верил, что, стоит ему отказаться от допинга, и вдохновение помашет ему ручкой. По той же причине он избегал психотерапевтов: из опасения, что разговор о внутренних демонах приглушит страхи и лишит яркости личные переживания, из которых он черпает идеи для своих рассказов и романов.

Но даже он понимал, что ситуация выходит из-под контроля. Кинг все чаще и чаще отключался. Тэбби уже много ночей спала в одиночестве на двуспальной кровати в одной из двадцати четырех комнат их роскошного викторианского особняка; каждое утро она спускалась вниз по великолепной лестнице красного дерева, только чтобы увидеть опостылевшую картину – мужа, посапывающего в луже собственной блевотины на полу в кабинете. Существо, распростертое на полу, – и когда ее муж успел пасть столь низко? – все больше походило на сыгранного им когда-то персонажа, Джорди Веррилла из фильма «Калейдоскоп ужасов», которого постепенно пожирает и в итоге душит насмерть мерзкий зеленый грибок.

Теперь то же самое происходило со Стивом по вине алкоголизма. Да, да, Тэбби наконец-то решилась назвать вещи своими именами – эта отвратительная привычка душила ее мужа.

Стива беспокоило не только похмелье, которое, как правило, затягивалось далеко за полдень, пока он надевал маску мастера ужасов на публике и маску «все трын-трава» для домашних, – его вдруг осенило, что алкоголь и наркотики не лучшим образом сказываются на творчестве. И разгромный прием, оказанный «Томминокерам», послужил первым предупредительным звоночком.

Мало того что дурные привычки влияли на творческий процесс, в довершение всех бед они мало-помалу подтачивали обычный здравый смысл писателя: Стиву начало казаться, что он бессмертен. Несмотря на все умащающиеся запои и отключки, он работал на износ – и вместе с объемом вышедших из-под его пера произведений неумолимо росло и количество принимаемого допинга.

В конце концов терпение Тэбби иссякло. В один прекрасный день она прочесала кабинет мужа, собрав все лишнее. Кое-что валялось на виду: пустые банки из-под пива, пустые пузырьки из-под противопростудных препаратов и жидкости для полоскания рта. Другое пришлось поискать, ведь Стив настаивал, что не нюхает кокаин.

«Проблема заключалась не в пиве и не в кокаине, а в том, что я был склонен к зависимости, точка, – признавал он позднее. – Я выкуривал по две пачки в день. Я не мог обойтись без листерина, без найкуила [11]11
  Листерин – жидкость для полоскания рта, содержащая спирт; найкуил – противопростудный препарат, содержащий псевдоэфедрин.


[Закрыть]– всего и не перечислить. Я перепробовал кучу препаратов, изменяющих сознание».

Тэбби обследовала книжные полки и нашла принадлежности для употребления наркотиков – завернутые в пластиковые файлы, они лежали под запечатанной коробкой с канцелярскими товарами: пакетики с остатками белого порошка, ложки для нюханья кокаина и прочее и прочее. Она отправила находки в мусорное ведро и, четко следуя указаниям брошюры Общества анонимных алкоголиков, сознательно «пошла на конфликт»: собрала детей и нескольких друзей семьи и в их присутствии вывалила содержимое ведра на пол перед мужем.

Она больше не желала закрывать глаза на проблему. Настроенная решительно, Тэбби предъявила мужу ультиматум: либо он продолжает катиться в пропасть, либо берет себя в руки и трезвеет. Если хочет, может и дальше себя губить, только пусть не рассчитывает, что его семья останется рядом… Позволить детям смотреть, как папочка медленно, но верно вгоняет себя в гроб? Нет уж, увольте!

«Хуже всего, что наркозависимый человек не отдает себе отчет в своих действиях, в упор не замечает вреда, который он наносит себе и окружающим, – говорила она. – Я открыла Стивену глаза. И сумела его убедить – он решил спастись».

Стив был обескуражен. Он сидел и с потрясенным видом смотрел на улики, словно не в силах поверить. Пока они были спрятаны в тайниках по всему дому, ему казалось, что их совсем не много. Но теперь, глядя на россыпь мусора, он осознал, что за двадцать лет скопилось немало свидетельств его постыдной привычки – гораздо больше, чем он предполагал. Пришло время посмотреть правде в глаза. Кинг понял, что если и дальше будет сидеть сложа руки, то еще лет пять, в лучшем случае – десять, и он покойник.

Когда Тэбби сказала, что в последние годы он практически каждое утро страдает от похмелья и обычно в пять часов дня уже прикладывается к бутылке и пьет без передышки в течение семи часов, он ей не поверил. А ведь под конец Стив пьянствовал и нюхал кокаин круглосуточно. Всю зиму и весну 1986 года он перечитывал и редактировал «Оно», постоянно находясь под кайфом.

Кинг даже начал подумывать о том, чтобы бросить. Но дальше мыслей и планов дело не заходило. Стив ограничивался полумерами и словно уговаривал сам себя: может, выпивать одну упаковку пива за ночь?.. Или две вместо трех, а дозу кокаина сократить вдвое, по пять дорожек вместо десяти?.. Похоже, он не понимал всей серьезности своего положения.

«Я искал компромисс, потому что не был готов полностью исключить из своей жизни выпивку и наркотики, – признавал он позднее. – Стоит ли говорить, что у меня ничего не вышло?»

Несколько дней воздержания… а потом Стив возвращался к тому, с чего начал. Альтернатива – полный отказ от допинга, быть трезвым как стеклышко двадцать четыре часа в сутки – внушала священный ужас. Сколько он себя помнил, он писал и пил, пил и писал. Не то чтобы Стив всегда работал в пьяном или обдолбанном виде, просто в его сознании алкогольная палочка-выручалочка была неразрывно связана с легкостью слога. Кинг свято верил, что, если мозг время от времени не «заправлять», писательский дар завянет и погибнет, и смертельно боялся превратиться в калеку, который вымучивает каждое слово без привычного «костыля».

Понадобилось целых два года удачных попыток и промахов, фальстартов, нарушенных обещаний и, наконец, спокойного осознания того факта, что самому ему не справиться, чтобы Стив полностью, на все сто процентов, протрезвел – и с тех пор оставался трезвым. В 1989 году он окончательно решил завязать – причем насухо.

Первые две недели были настоящей пыткой. И только отметив галочкой каждый пункт в списке мучительных симптомов, которые он преодолел на пути к трезвости: рвотные спазмы, насморк, чихание, озноб и бессонницу, – он понял, что справится. Кинг решил, что больше не притронется к пиву, а к кокаину и подавно, – оно того не стоило; ничто не стоило повторения двух вонючих, отвратительных недель, которые он пережил. Постепенно, по мере того как его тело и сознание привыкали к новой реальности, Кинг приходил в себя, хотя поначалу непривычное чувство сбивало с толку.

«Нет худа без добра, – говорит Стив. – На самом деле мое пристрастие к кокаину меня спасло. Если б не дурь, я бы спился годам так к пятидесяти пяти и умер от инсульта. Добавив кокс, ты просто напрашиваешься на быструю смерть, эта дрянь пожирает тебя изнутри».

Трезвость пока была ему в новинку. С непривычки от тишины звенело в ушах. Новые ощущения нервировали – в конце концов, Стив начал пить еще подростком и уже практически забыл, каково это – быть трезвым. И тогда он обратился к своему любимому занятию – занятию, которое много раз его спасало в самых разных ситуациях, отвлекало от болезни и безденежья и наконец сделало богатым и знаменитым, воплотив в реальность самые смелые мечты…

Он сел писать.

И тут до него дошло, что самый жуткий из его страхов воплотился в реальность… Кто мог предсказать подобный поворот сюжета, столь пугающий и в то же время ироничный, словно сошедший прямиком со страниц одного из его романов?

У него не выходило. Слова не шли, фразы получались невнятными, а буквы вели себя как какие-нибудь иероглифы. Годами Стив твердил себе, что стоит ему бросить пить и нюхать, и его ждет настоящая творческая немота: он потеряет свой дар. И вот это случилось. Что теперь?

Кинг серьезно подумывал о том, чтобы снова запить, взвешивая все «за» и «против». Он знал, что сможет прожить без выпивки и кокаина. А вот без творчества он прожить не мог. Он был готов заключить сделку с дьяволом, сделку на крови – и знал, что каждая капля будет того стоить. Почему бы не умереть молодым? Посмотрите, сколько книг он уже написал, они-то и станут его наследием.

Он очень серьезно об этом задумывался.

В те хрупкие дни Тэбби читала мысли мужа и боролась вместе с ним. Она садилась рядом, плакала вместе с ним и не отпускала от себя, пока опасность не миновала. Она знала, как легко сорваться. И оба знали, что, если он сорвется, она от него уйдет. Именно понимание того, что он может ее потерять, заставило Стива пережить самые трудные времена. С ее помощью он начал писать: постепенно, по одному слову. Он перевел кипу бумаги, пытаясь вновь войти в рабочий ритм, не прибегая к прежним уловкам. И мало-помалу его дар рассказчика вернулся.

В 1988 году Стив начал посещать собрания анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов. В их девизе он увидел удивительную иронию – и в то же время истину: «Нельзя стать наркоманом на день, это борьба на всю жизнь. Нельзя бросить вчера или завтра, бросать нужно прямо сейчас».

Примерно через год после поставленного Тэбби ультиматума Стив ехал по шоссе 1–95 через пригород Бангора. Тогда он все еще баловался, заигрывая с идеей «контролируемого потребления»: в погоне за двумя зайцами он то и дело давал слово навсегда бросить выпивку и кокаин (что вы, что вы, больше ни-ни!) и тут же тайком залезал в какой-нибудь из своих секретных запасов, чтобы «поправиться» (уж этот-то раз точно последний!), следя вполглаза за дверью: не ворвется ли в комнату разъяренная Тэбби.

Отрезок шоссе между Огастой и Бангором довольно скучный и однообразный: глазу не за что зацепиться, один и тот же асфальт да сосны, насколько хватает глаз… Вероятно, идеальное место для того, чтобы пережить озарение, которое, как позднее утверждал писатель, спасло ему жизнь.

Он ехал в машине один. День выдался облачным. Стив по привычке представлял себе, как вернется домой и хорошенько оттянется, занюхав кокса. И тут из ниоткуда, словно гром среди ясного неба, раздался голос, велевший ему задуматься о смысле жизни.

«Не нужно больше этим заниматься, если не хочешь» – вот что он услышал.

«Голос как будто доносился со стороны», – вспоминал он позднее.

Выражаясь языком писателя, то был момент истины.

Когда Стив отказался от алкоголя и наркотиков, ему в голову пришла мысль показаться врачу – прежде всего он хотел, чтобы его научили справляться с ощущением мучительной пустоты, которую привнесла в его жизнь трезвость. И хотя советы психолога ему помогли, он решил действовать осторожно – из опасения, что это отразится на его способности писать. «Я боялся, что у моей корзины с идеями отвалится дно и все ценное выпадет не с той стороны, – признавался Кинг. – Не уверен, что это уничтожило бы меня как писателя, но многие отличные задумки точно бы пропали».

Протрезвев, он обратил внимание на другие стороны своей жизни, которые нуждались в пересмотре. Одной из жертв духовного обновления писателя стал Кирби Маккоули, долгие годы проработавший литературным агентом Кинга. Стив оборвал многолетнее сотрудничество с Маккоули и нанял Артура Б. Грина, личного менеджера, который совмещал обязанности агента и финансового директора. Первым заданием Грина стали переговоры по новому контракту с НАЛ; Кинг поставил условие: только одна книга в год в течение следующих четырех лет. Он снова писал, но пока не знал, чего ждать от своей новообретенной трезвости: каждое утро готовило новые сюрпризы.

В том, что касалось писательской карьеры Стива, 1988 год прошел спокойно. В сентябре состоялась публикация первого коммерческого издания «Стрелка». Позже, в ноябре, была издана книга «Кошмары в небесах» – альбом с фотографиями горгулий, сделанными независимым фотожурналистом Фицджеральдом; комментарии к фотографиям написал Кинг.

Решение сбавить темп оказалось весьма мудрым ходом, поскольку, пусть и небольшими дозами, стала всплывать суровая правда о проблемах Стива с наркотиками. Наконец-то он в полной мере осознал, как низко опустился и через что пришлось пройти его друзьям и родным.

Кинг нюхал кокаин около восьми лет. «В восьмидесятых я почти все время был под кайфом. Я бы не назвал это ужасно долгой зависимостью, однако с фактами не поспоришь: торчал на коксе дольше, чем длилась Вторая мировая война, – горько шутил он. – И большую часть времени я чувствовал себя как на войне. Я не скрывал, что выпиваю, а вот наркотики прятал как мог, потому что с самого начала понимал, что это не шутки. Дети привыкли к моему пьянству. Я никогда не поднимал на них руку – ничего подобного. В принципе я не сильно отличался от большинства отцов, которые выпивают по три-четыре бокала мартини после работы».

«Он отлично притворялся», – позднее скажет Джо, имея в виду проблему отца со спиртным и наркотиками.

Кинг продолжал наводить порядок в своей новой жизни: на этот раз изменения коснулись радиостанции WZON, которой он владел более пяти лет. В октябре он перевел WZON на некоммерческий формат, похожий на принцип работы общественных радиостанций. Вместо того чтобы получать прибыль от рекламы и прямых внестудийных эфиров, станция должна была существовать на пожертвования радиослушателей и правительственные дотации, а в случае необходимости Стив добавил бы средства из собственного кармана.

В следующем году Стефани Леонард решила закрыть газету «Касл-Рок». За последний год качество публикаций сильно упало, в основном из-за того, что Стив перестал заниматься газетой, – остались лишь присланные его поклонниками рассказы да приторно-хвалебные рецензии на новые книги Кинга. Теперь, когда Стив завязал и научился дорожить своим новым хрупким состоянием, ему приходилось тщательнее подходить к распределению сил и времени. Но что важнее всего, он был твердо намерен заниматься только тем, чем хочется. На первом месте – семья, работа – потом.

В 1989 году на прилавках появилось несколько коллекционных изданий отдельных рассказов из уже опубликованных сборников, среди которых были «Мой милый пони» и «„Кадиллак“ Долана». В этом году вышел только один роман стандартного объема – «Темная половина», изданный в ноябре.

Коллекционное издание рассказа «Мой милый пони» вышло в металлическом переплете, ограниченным тиражом 250 экземпляров в издательстве при Музее Уитни, публиковавшем одно коллекционное издание в год в благотворительных целях. Когда со Стивом связались работники музея, он предложил им «Моего милого пони», рассказ на ста страницах о старике, который объясняет внуку, как быстро летит время. Переплет изготовили из нержавеющей стали, а обложку украсили электронными часами. Несмотря на цену – 2200 долларов за книгу, – весь тираж мгновенно разлетелся. Тогда Кинг передал права издателю Альфреду Кнопфу, чтобы тот отпечатал 15 000 экземпляров по цене 50 долларов за книгу.