355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лайза Роугек » Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество » Текст книги (страница 1)
Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 16:48

Текст книги "Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество"


Автор книги: Лайза Роугек



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Лайза Роугек
Сердце в котором живет страх
Стивен Кинг: жизнь и творчество

Скотту Менделю

за то, что вот уже пять лет

терпит меня

со всеми недостатками


Введение

Я всего боюсь.

Стивен Кинг

Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что каждый миг существования Стивена Кинга пронизан страхами. Страхи окружают писателя, они повсюду. Любой, кто прочел хотя бы один его роман, знает: порой ужас таится даже в самых безобидных на первый взгляд вещах.

Сам Кинг неоднократно и во всеуслышание зачитывал поистине внушительный перечень своих страхов: темнота, змеи, крысы, пауки, все липкое, психотерапия, уродство, замкнутое пространство, смерть, неспособность писать, полеты… – можете продолжить сами, список длинный.

По словам писателя, он уже давно имеет постоянную столичную прописку в «Народной Республике Паранойя».

Хотите наглядный пример? Вот как Кинг рассуждает о собственной трискаидекафобии, или боязни числа «тринадцать». «От числа „тринадцать“ у меня всегда одно и то же чувство, его ни с чем не перепутаешь: будто кто-то водит по спине холодным как ледышка пальцем, вверх-вниз. Я никогда не останавливаюсь на странице под номером тринадцать или под номером, кратным тринадцати, – печатаю, пока не доберусь до безопасной страницы. Я перескакиваю через две последние ступеньки лестницы черного хода, как через одну, превращая тринадцать в двенадцать. Все-таки примерно до начала девятнадцатого века было принято строить на английский манер – по тринадцать ступенек на пролет. Во время чтения я не откладываю книгу на страницах 94, 193 или 382, потому что сумма цифр, из которых состоит каждый из этих номеров, равна тринадцати».

Сложилась картинка? Кинг (сам он предпочитает, чтобы его называли по имени, Стив) щедро черпает из своих страхов, перенося их на страницы рукописей, но при этом писательство для него отчасти попытка освободиться выдавить страхи из жизни на бумагу, где им и место, и таким образом наконец-то избавиться от мучительных кошмаров…

Ага, как же! Он, как и вы, в это не верит.

Писательство для него – единственный способ хоть как-то их сдерживать. Вот Стивен Кинг садится за очередную книгу, и сюжет, основанный на одном из бесчисленных страхов, так его захватывает, что само чувство отступает… по крайней мере временно. Скорость и неистовство, с которыми он работает, поразительны – но дело в том, что за десятилетия писательского труда наш герой твердо усвоил простую истину: стоит замереть ручке или выключиться компьютеру, и страхи нахлынут с новой силой.

Однажды Стив преодолел страх перед психологами и сходил на прием. Когда он начал перечислять длинный список страхов, психоаналитик его прервала, посоветовав представить страх в виде мяча, который можно сжать в кулаке. Писатель едва сдержался, чтобы не рвануть к двери. «Леди, вы не знаете, как сильно я боюсь, – ответил он. – Может, у меня получится сжать страх до размеров футбольного мяча, но меньше никак – это же мой хлеб».

Принимая участие в сейчас уже снятом с телеэфира ток-шоу Денниса Миллера, Стив с волнением обнаружил в ведущем родственную душу из «Страны страха». Они обсуждали страх перед полетами, и Кинг поделился собственной теорией, предположив, что коллективный страх пассажиров на борту помогает предотвратить авиакатастрофу.

«Верно, – с видом знатока кивнул Миллер. – Напряженность в телах пассажиров не дает самолету упасть».

«Не совсем, – поспешил объяснить Стив. – Тут дело в экстрасенсорике, и любой, у кого есть хотя бы пара извилин, поймет, что это не сработает. Возьмите трех-четырех перепуганных до смерти людей – и самолет будет спасен. Опасаться же стоит рейсов, где нет ни одного боящегося летать пассажира. Вот на них-то и происходят авиакатастрофы. Можете мне поверить».

В зрительном зале раздались редкие нервные смешки. Прищурившись в сиянии софитов, ведущий и гость обменялись понимающими взглядами: «Эти люди думают, мы шутим?»

Не существуй страхов, где сейчас был бы Стивен Кинг? Он как будто «подсел» на тревожные переживания – еще одна форма зависимости подобно алкоголю и наркотикам, с которых он десятки лет пытался «слезть». Вообще-то он не делает тайны из своей многолетней, длиной в жизнь, борьбы с употреблением химических веществ.

«Все эти вызывающие привыкание вещества – часть отрицательного опыта, – говорит он. – Мне кажется, это темная сторона той одержимости, которая и делает из нас писателей, побуждает излить чувства на бумаге. Для меня писательское ремесло своего рода наркотик. Даже когда что-то не выходит, если я не пишу… у меня от одной мысли кошки на душе скребут».

Как ни странно, долгие годы чрезмерного злоупотребления алкоголем и наркотиками никоим образом не сказались на качестве или количестве изумительных работ, вышедших из-под пера Стивена Кинга. Позже, удивляясь своей способности писать – писать несмотря ни на что, даже в беспросветном угаре, – он в то же время сожалел, что не помнит, как создавались некоторые из его книг – например, «Куджо». Это явно его беспокоило, ведь он всегда с нежностью вспоминал каждый свой роман или рассказ, возвращался к ним как к старым друзьям, прокручивал в памяти мельчайшие подробности и представления о мире и людях, которые чудесным образом возникали у него в голове.

Со временем сочинительство стало второй натурой Стива; он пек ужасы как горячие пирожки, каждый день – по несколько тысяч слов, несмотря на лошадиные дозы спиртного и наркотиков, способные свалить даже бывалого завсегдатая студенческих вечеринок. В стремлении отрицать очевидное писателю пришлось кормить байками журналистов. Долгие годы, давая интервью, он говорил, что пишет каждый день, делая перерыв лишь на четвертое июля (День независимости), свой день рождения и Рождество… Заведомая ложь. Позже он признался, что и дня не мог не писать и придумал историю про три выходных специально для поклонников – посчитал, что это придаст ему представительности в их глазах. Он тогда еще не понимал, что, признав свои проблемы, он откроет поклонникам свою человеческую сторону и станет им только ближе.

Пускай Стив – убежденный почитатель массовой культуры (на писательской кухне он считает себя «биг-маком»), ему не всегда комфортно на пьедестале. Кинга довольно рано «канонизировали» как короля ужасов: его позиция в современной беллетристике была зацементирована через несколько лет после выхода в свет его первого романа «Кэрри». И все же он не чувствует себя выше (или ниже) того, чтобы при случае воспользоваться славой.

По утверждению Кинга, он терпеть не может публичность – а жена Тэбби и вовсе ее ненавидит, судя по жалобам, что со знаменитым супругом она чувствует себя «как за стеклом», – но даже спустя три десятилетия на виду, под прицелом фото– и видеокамер, Стив по-прежнему общается с журналистами как крупных, так и небольших СМИ, не избегает публичности, посещает игры «Ред сокс» и подписывает книги на встречах с читателями. А ведь за тридцать с лишним лет в бизнесе он наверняка успел понять, что пара-тройка интервью почти не отразится на продажах. И, несмотря на все его байки о своей стеснительности, он все так же открыт и самокритичен, как и в самом начале.

Разумеется, тут есть и обратная сторона: «При выборе стези писателя тебя не предупреждают о письмах от безумцев и кошачьих костях в почтовом ящике или о том, что у твоего дома будет останавливаться экскурсионный автобус и люди будут толпиться у твоей калитки, щелкая фотоаппаратами».

Стивен Кинг ведет активный образ жизни – наверняка практически у каждого жителя Новой Англии имеется в запасе история-другая о том, как он повстречал «самого Кинга!».

Один уроженец Нью-Гэмпшира, завсегдатай бейсбольного стадиона «Фенуэй-парк», знал, что у Стива полугодовой абонемент на игры «Ред сокс». Несколько лет он высматривал Стива в толпе… безуспешно. И вот однажды на стадионе он поднял глаза и увидел Кинга: тот шел прямо на него. Бедный поклонник застыл на месте, потеряв дар речи. В конце концов, когда знаменитый писатель с ним поравнялся, бедолаге удалось лишь выдавить: «Бу!» Стив ответил: «Бу!» – и направился к своему месту.

«Просто у него есть соревновательный дух и воля к победе, он хочет быть лучшим в своем деле», – говорит о Стивене Уоррен Силвер, его бангорский друг.

И это после шестидесяти трех книг, опубликованных за тридцать пять лет, включая совместные работы и сборники рассказов – если принимать «Зеленую милю» за шесть отдельных книг. Со времени публикации «Кэрри» в 1974 году все его книги до единой переиздавались – достижение, которое мало кому из авторов бестселлеров удавалось повторить. Чем не доказательство живучести его страхов?

Пишет ли он для кого-то конкретного? Хотя, по собственному признанию, Стивен Кинг пишет, чтобы обуздать страх, для аудитории, состоящей из одного человека, причем это он сам, время от времени за приоткрывшимся занавесом проступает совершенно реальный образ… Образ отца, которого Стив не знал. Отца, который однажды вечером вышел из дома за пачкой сигарет, да так и не вернулся, бросив жену и двоих сыновей – четырехлетнего Дэвида и двухлетнего Стива – на произвол судьбы.

«Я действительно считаю, что пишу для себя, но, похоже, мое творчество направлено куда-то вовне. Меня привлекает мысль, что многие писатели художественной литературы пишут для своих умерших отцов».

Стив справлялся с обрушившимися на него в детстве невзгодами сначала при помощи книг, а затем – начав писать собственные истории. По словам Кинга, это мир, из которого он никогда и не уходил.

«Писатель должен быть немного чокнутым, чтобы представлять себе несуществующие миры. Ты слышишь голоса, придумываешь всякие вещи, делаешь все то, что нам не велели в детстве. Нас ведь учили различать реальный мир и воображаемый. Взрослые скажут: „У тебя есть невидимый друг, как мило, скоро ты вырастешь и забудешь о нем“. Только дело в том, что писатели не вырастают, они навсегда остаются детьми».

* * *

Нет, правда, кто такой Стивен Кинг на самом деле? Случайные фанаты и недоброжелатели ограничатся скорее всего образом жутковатого чудика, который обожает устраивать взрывы на заднем дворе. Преданные поклонники обычно заглядывают глубже; они знают Стива как любящего семьянина и человека, жертвующего средства бесчисленным благотворительным фондам, по большей части местным, расположенным рядом с его домом в Бангоре, штат Мэн.

Со слов же его друзей складывается иной, куда более сложный портрет.

«Он умнейший, веселый, щедрый, эмоциональный человек с многогранным характером, – говорит его старинный друг и соавтор Питер Страуб. – Вам не увидеть всей полноты картины, а то малое, что видно, вам не понять. Стив – как огромный дом с множеством комнат, с ним не соскучишься».

Если верить Беву Винсенту, другу, которому Кинг помог в написании книги «Темная Башня. Путеводитель», справочного руководства по выдающемуся произведению, состоящему из семи томов, вот что Стивен думает о себе: «В душе Стив по-прежнему считает себя провинциалом, которому удалось чего-то достичь; он сомневается, что его личная жизнь может хоть кого-то заинтересовать».

И он не понимает, с какой стати кому-то читать целую книгу о нем – не говоря уже о том, чтобы ее написать. С другой стороны, он готов свободно обсуждать свою работу, как в личной беседе, так и на страницах книг.

Но все мы знаем, что он не прав. Стивен Кинг провел увлекательнейшую жизнь, и вполне объяснимо, что нам хочется больше узнать о создателе наших любимых книг, рассказов и фильмов, которые заставляют нас восхищаться и трепетать от ужаса. Да и какой поклонник не захочет побольше узнать о жизни любимого автора?

Это биография, история жизни писателя. Разумеется, будут затронуты и его произведения – куда же без них? – однако главным пунктом программы станут не они. В центре внимания – сам Стивен Кинг.

За долгие годы поклонники Стива успели прославиться своей въедливостью – они замечают и ставят в вину автору малейшие неточности и несовпадения фактов. К примеру, в «Противостоянии» любимым лакомством Гарольда Лаудера были батончики «Пейдей». По сюжету Гарольд оставляет на странице дневника шоколадный отпечаток, хотя шоколад в состав батончиков не входил. В первые же месяцы после того, как книга была издана, читатели буквально завалили Стива письмами, где сообщали об ошибке, которая была исправлена в более поздних изданиях. Ну а потом, само собой, компания-производитель начала выпускать «Пейдей» с шоколадом. Можно назвать Стива провидцем, а вот винить его точно не стоит: в конце концов, нельзя требовать проведения тщательного исследования от писателя, который с головой погружен в написание романа. «Я провожу исследование (после того как вещь дописана), – делится он. – Потому что когда я пишу, мое отношение… не забивайте мне голову фактами. В смысле, не отвлекайте от работы, дайте писать».

С другой стороны, недостаток внимания Кинга к фактам, как реальным, так и художественным, в определенной мере стал разочарованием для меня и для других писателей. В ходе подготовки к этой биографии я изучила огромное количество фактов его жизни и столкнулась с тем, что Стив время от времени путает даты. Не знаю, связано ли это с возрастным ухудшением памяти или свою роль сыграли два десятка лет на алкоголе, кокаине и других наркотиках во всевозможных сочетаниях – вряд ли у кого-то повернется язык осудить мастера за подтасовку.

Так, например, в своей работе «Как писать книги» он упоминает, что его мать умерла в феврале 1974 года, за два месяца до того, как впервые была издана «Кэрри». А я отыскала не только копию некролога, но и свидетельство о смерти, и оба документа явно указывают на то, что его мать скончалась 18 декабря 1973 года, в городке Мехико, штат Мэн, в доме брата Стива, Дэйва.

Узнав, что мне предстоит писать о жизни Кинга, я тут же погрузилась в работу. Раскопала старые интервью в малоизвестных газетах и журналах, вплоть до тех, что публиковались всего лишь раз, в далеком семьдесят пятом, прочла множество книг и просмотрела почти все фильмы, поставленные по его рассказам и романам – как хорошие, так и плохие (кстати, среди плохих нашлись и такие, что обхохочешься). Также я перерыла огромное количество работ, написанных о нем и его творчестве с начала восьмидесятых – как и среди фильмов, в их числе были хорошие и не очень.

Больше всего меня впечатлили не спецэффекты с кровью и внутренностями – кровопролитные сцены, что в книгах, что в фильмах, оказались не такими уж и кровопролитными – и не умение автора передать и развить характеры персонажей – я заранее знала, что это один из его коньков.

Меня сразило наповал другое – его чувство юмора. Ему на самом деле удается нас рассмешить. Да, использование торговых брендов и ссылок на поп-культуру в сочетании с топором, торчащим из шеи жертвы, может быть забавным – как в офисной сцене с трупом, в глаза которому воткнуты карандаши марки «Эберхард», но шутки Кинга заставили меня хохотать от души. Я чуть с дивана не свалилась, когда в грузовичке мороженщика из «Максимального ускорения» заиграла песня «Король дороги», и снова – когда в «Ночной смене» крысы пытаются удержаться на сломанной дощечке, несущейся посреди стремительного потока через мельницу под мелодию «Серфинг сафари» от «Бич Бойз». И хотя сценарий «Ночной смены» писал не Кинг, в этой сцене явственно чувствуется его мощное влияние.

Стив неоднократно заявлял в прессе, что больше всего ненавидит вопрос «Откуда вы черпаете идеи?». У меня же, как у биографа, достаточно спросить: «Это официальная биография?» – и мое лицо скривится, совсем как лицо Кинга после очередного вопроса об идеях, заданного благоговеющим фанатом.

Нет, эта биография не официальная. Среди биографов ходит шутка, что нет лучше средства от бессонницы, чем официально одобренная книга. Кинг знает о моей работе и сообщил друзьям, что, если захотят, они могут со мной пообщаться. Осенью 2007-го я провела несколько серых сумрачных ноябрьских дней в Бангоре, посетив все любимые места Стивена Кинга. Иными словами, устроила себе небольшую экскурсию по памятным местам писателя. И по чистой случайности однажды утром мне посчастливилось оказаться в его офисе, расположенном в здании бывших казарм национальной гвардии рядом с аэропортом, и побеседовать с его многолетней помощницей Маршей Дефиллипо, которая долго и с пристрастием закидывала меня вопросами о целях этой книги.

Большую часть этого получасового допроса его виновник топтался снаружи у входа, вслушиваясь в разговор, но внутрь так и не зашел.

Пожалуй, самое поразительное в Стивене Кинге то, что он до сих пор остается неисправимым романтиком; романтика проступает между строк в каждой из его историй. И хотя слова, однажды им произнесенные, может, и не прозвучат как откровение, он сам первый признал в восемьдесят восьмом, удивив миллионы поклонников: «Да, я романтик. Я верю во все эти романтические глупости: что плохих детей не бывает, что всегда побеждает добро и что лучше любить и потерять, чем никогда не любить. Серьезно, верю. Ничего не поделаешь. По работе приходится».

Однако, как правило, самые романтичные сердца наиболее подвержены страхам. Я назвала эту биографию «Сердце, в котором живет страх». Ясно, что корни страхов Стивена Кинга идут из детства, из тех неизгладимых впечатлений и опасений, часть которых пошла во благо, а часть – не совсем.

В одном из интервью Би-би-си, когда речь зашла об отце и о том, как он рос без него, Стив вдруг заговорил резко, с вызовом, словно заявляя: «Зачем ворошить прошлое? Для меня это давным-давно пройденный этап». Но по мере того как он распалялся, беседа принимала все более личный, интимный характер, и в облике именитого писателя проступал испытывающий боль, обиженный на весь мир мальчик, который по-прежнему жив где-то там, внутри Стивена Кинга. В детстве у других имелись отцы, а у него – нет, объяснил он. Конечно, рядом часто присутствовали родственники мужского пола, но это было не то. Совсем не то…

«В „Сиянии“ у ребенка есть хоть какой-то отец, пускай даже плохой. У меня же вместо отца существовал вакуум – не плохой и не хороший, а просто пустое место». На этих словах лицо Стива слегка искажается, он рассеянно приглаживает волосы и отводит взгляд; камера держит крупный план еще секунду-другую, а затем резко отъезжает.

Одним словом, Стивен Кинг так и не перестал ощущать себя брошенным и в глубине души так и остался раненным в самое сердце мальчишкой-безотцовщиной. Это будет постоянно его мучить и повлияет на всю жизнь от детства до женитьбы – и, конечно, на книги. Особенно на книги.

Не забывайте об этом, когда будете читать мою книгу или романы Стива, – и, вот увидите, вам удастся глубже понять писателя и созданный им мир.

1
Способный ученик

Все говорит о том, что Стивену Кингу не суждено было родиться.

Его мать, урожденная Нелли Рут Пиллсбери, которую все звали средним именем Рут, вышла замуж за капитана торгового флота Дональда Эдварда Кинга в городке Скарборо, штат Мэн, 23 июля 1939 года. Их брак с самого начала строился на зыбкой почве: из-за надвигающейся войны Дональд уезжал из дома часто и надолго.

Врачи сообщили Рут, что своих детей она выносить не сможет, и Кинги поступили так, как в те времена поступало большинство объявленных бесплодными пар, – усыновили ребенка. 14 сентября 1945 года, вскоре после окончания войны, в Портленде, штат Мэн, был усыновлен новорожденный Дэвид Виктор.

А уже зимой сорок седьмого Рут обнаружила, что беременна, несмотря на поставленный диагноз «бесплодие». Врачи ошиблись. 21 сентября 1947-го, ровно через два года после даты оформления всех бумаг по усыновлению Дэвида, Стивен Эдвин Кинг появился на свет, в один день с писателем-фантастом Гербертом Джорджем Уэллсом, автором ставшего классикой романа «Война миров». Правда, с разницей в восемьдесят один год.

* * *

Нелли Рут Пиллсбери родилась 3 февраля 1913 года в городке Скарборо, штат Мэн, в семье Гая Герберта и Нелли Уэстон Фогг Пиллсбери. Четвертый ребенок из восьми.

История ее семьи уходит корнями в глубокое прошлое этого приморского городка. Прапрадедушка Рут Джонатан Пиллсбери переехал в Скарборо еще до 1790 года, сразу по окончании Американской революции, женился на местной девушке и обосновался здесь. Многие поколения предков Рут жили в Скарборо: владели собственностью, занимались сельским хозяйством, строили корабли и дома. Семейный дом находился на полуострове Праутс-Нек, в пятнадцати минутах езды от Портленда, города, население которого состояло из приезжавших на лето «курортников» и местных, обосновавшихся здесь несколько поколений назад. Юность Рут прошла в окружении большой дружной семьи, среди многочисленных братьев и сестер, дядьев и теток, дедушек и бабушек. Кстати, неподалеку от дома Гая Пиллсбери находилась студия художника Уинслоу Гомера, умершего в 1910 году.

В девятнадцатом веке Скарборо представлял собой оживленный морской порт. Помимо сельского хозяйства, местные жители занимались ловлей рыбы и строительством кораблей. В 1877 году неподалеку построили дамбу. Целью строительства была возможность контролировать площадь образованных приливами болот, но в результате морской ландшафт претерпел значительные изменения и гавань вокруг Скарборо превратилась в один большой солончак.

К началу двадцатого века, с появлением маршрутов, привозивших туристов из Бостона и Нью-Йорка, город постепенно оправился, став популярным летним курортом. Вдоль набережной протянулась полоса сезонных заведений: прибрежных ресторанчиков, гостиниц и мотелей, а также сдаваемых на лето домиков. Большая часть населения была задействована в летнем туристическом бизнесе, в том числе и члены семьи Рут: с 1915-го по 1932-й кто-то из ее родни даже владел гостиницей «Пиллсбери-Хаус». В начале двадцатого века отец Рут, Гай, местный плотник, летом подрабатывал, развозя туристов со станции по гостиницам на запряженной лошадьми повозке.

Нелли, мать Рут, до замужества работала учительницей, да и в целом в семье Пиллсбери уделялось большое внимание образованию детей и приобщению их к музыке. Братья и сестры Рут учились в Баудуане, Эмерсоне и Северо-восточном колледже.

В 1931 году в размеренную жизнь прибрежного Мэна, бесцеремонно нарушив привычный порядок, вторглась Депрессия. Скарборцы привыкли обходиться тем малым, что имели, но из-за Депрессии летний приток денег, поступавший в местные заведения из карманов туристов, постепенно пересыхал – становилось все меньше американцев, которые могли позволить себе отдых на побережье. У Гая Пиллсбери было «семеро по лавкам»; старшая дочь Мэри в свои двадцать три все еще жила с родителями, как и младшие дети: Молли, Лоис, Мэри, Гай-младший, Кэролин, Этелин и Рут. Настала пора кому-то покинуть отчий дом. И вот Рут в радостном предвкушении отправилась покорять большой мир.

Детство, беззаботная пора, закончилось. Рут некоторое время училась игре на пианино в Консерватории Новой Англии в Бостоне. О ее жизни в период Депрессии известно мало. Ясно одно: личная жизнь Рут по каким-то причинам не складывалась.

Уехав из Скарборо в тридцать первом году, через несколько лет Рут выскочила замуж, но отношения с мужем с самого начала не заладились и вскоре она подала на развод. В тридцатые годы в США разводы были редкостью, а к разведенной женщине обычно приклеивали ярлык «порченый товар». Спустя несколько лет Рут повстречала Дональда Кинга, рожденного 11 мая 1914 года в семье Уильяма Р. и Хелен А. Бауден Кинг в городке Перу, штат Индиана. История с разводом его, казалось, не беспокоила.

Рут и Дональд поженились 23 июля 1939 года в Скарборо. Вскоре после свадьбы, прошедшей в кругу родственников невесты, молодожены переехали в Чикаго и поселились с семьей Дональда по адресу: Бель-Плэн-авеню, 4815. Медовый месяц быстро выветрился из памяти – Рут начала скучать по родному Мэну. Она часто оставалась одна, в то время как Дональд, моряк торгового флота, плавал по всему миру.

В течение следующих шести лет семья часто переезжала. Проведя пару лет в Чикаго, они поселились в местечке Кротон на Гудзоне, севернее Нью-Йорка, по адресу: Террас-Плейс, 17. Но Дон тут же уплыл в очередную командировку, из которых он появлялся лишь наездами, и Рут как могла справлялась со всеми делами одна.

Она мужественно делала вид, что все в порядке, и даже решила всерьез заняться музыкой. Каждое воскресное утро она добиралась на пароме до манхэттенского Рокфеллер-центра, чтобы сыграть на органе в передаче «Церковь сегодня» на радиостанции Эн-би-си (еженедельная трансляция общепринятой церковной службы). Даже возражения мужа не могли бы ей помешать: Рут обладала завидным упрямством, и к тому же Дональд слишком редко бывал дома, чтобы беспокоиться из-за ее увлечения.

Когда стало ясно, что Вторая мировая подходит к концу, Дональд уволился, и Кинги вернулись в Мэн. Между супругами установилось шаткое перемирие, они стали жить вдвоем в скромном домике в Скарборо, в часе езды от родственников Рут, проживавших в Дареме. Рут так и не научилась водить машину и целиком зависела от мужа, если нужно было куда-то съездить. Дональд не питал особой любви к родне жены, поэтому семейные визиты пришлось сократить до минимума. Супруги становились все несчастнее.

Дональд устроился на работу коммивояжером в окрестностях Портленда: разъезжал по домам и продавал пылесосы «Электролюкс» домохозяйкам и довольным семействам, которые привыкали к обрушившемуся на Америку послевоенному беби-буму. Итак, непоседа Дональд, объехавший весь свет и, бывало, месяцами находившийся в открытом море, теперь был вынужден проводить каждую ночь водном и том же доме, с одной и той же женщиной, и осознание ситуации явно его беспокоило. «Как сказала мне однажды мама, он единственный из штата продавцов постоянно умудрялся демонстрировать пылесосы юным привлекательным вдовушкам в два часа ночи, – годами позже рассказывал Стив. – Если верить моей матери, отец был тот еще дамский угодник. Легкий на подъем, он испытывал настоящую тягу к путешествиям. Думаю, он был из тех неугомонных, кто постоянно впутывается в какие-нибудь истории».

Семейная жизнь начала тяготить Дональда Кинга. Дети – ни приемный, ни собственный, биологический – не могли его удержать. Он застрял в месте, где ему не нравилось, с семьей, которую никогда особо не хотел. Да что говорить, если его не удержали даже гостеприимные домохозяйки, желавшие получить от любезного торговца пылесосами кое-что помимо его товара. Дух приключений манил… дорога и открытое море, а главное – возможность просыпаться по утрам или посреди ночи, не зная, какие схватки готовит тебе грядущий день и с какими врагами доведется столкнуться.

И вот как-то ночью, когда Стиву едва стукнуло два годика, Дональд как бы невзначай обронил, что идет в магазин за сигаретами. Он вышел за дверь – и из их жизни. Больше его не видели. Театральное исчезновение, которое можно было бы даже считать комическим клише, если бы не серьезный, непоправимый вред, который оно причинило, сказавшись на каждом из членов семьи Кинг.

Истинная уроженка Мэна, Рут по природе своей была женщиной бережливой, изобретательной и практичной.

После ухода мужа Рут проглотила гордость, собрала двух своих детей и обратилась за помощью к родственникам, а также к родне Дона в Чикаго, попросив приютить их на короткое время, пока она подыскивала работу, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Несмотря на всеобщий экономический бум послевоенных лет, нашлось не слишком много вакансий для разведенной, а потом еще и брошенной пианистки с двумя маленькими детьми, поэтому она бралась за все, что предлагали, – часто это оказывалась неквалифицированная низкооплачиваемая работа прислуги или продавщицы в булочной.

Малочисленное семейство Кинг оставалось в доме или в квартире у какой-нибудь тетушки или кузины до тех пор, пока им не намекали, что пора бы и честь знать, а затем переезжало к очередному жалостливому родственнику, у которого была свободная комната. Бесконечные странствия завели их далеко за пределы родного Мэна. В течение первых четырех лет после ухода Дональда они успели пожить в Чикаго; в Форт-Уэйне, штат Индиана; в Малдене, штат Массачусетс; в Уэст-Де-Пере, штат Висконсин.

Иногда, к превеликому ужасу, Рут приходилось разделять детей. Было время, когда Стив оставался у младшей сестры Рут Этелин и ее мужа Орена Флоуза в Западном Дареме, штат Мэн, пока его брат Дэйв жил у другой сестры, Молли, в Малдене, штат Массачусетс.

Рут Кинг старалась не показывать детям, как сильно переживает из-за мучившей их бедности и постоянных переездов. Напротив, она воспринимала нелегкие обстоятельства, в которых они оказались, с неизменным юмором и скрашивала унылые будни, рассказывая мальчикам сказки. Именно материнский оптимизм, как и ее сказки, оставил неизгладимое впечатление в душе Стива.

Мальчики частенько делили одну спальню, а чаще – кровать; им доставались сломанные игрушки и поношенная одежда с плеча двоюродных братьев, которые нередко ревновали и злились, что Стив и Дэвид получают столько внимания. Закатываемые сверстниками сцены ревности вкупе с недоброжелательным отношением некоторых родственников, которые были явно не в восторге от парочки болтающихся под ногами молокососов, быстро научили ребят держаться вместе. Надежное укрытие они отыскали в книгах и часто читали их друг другу. Когда Рут приходила домой с работы, она устраивала сыновьям проверку и убеждалась, что все время, пока ее не было, они провели за чтением.

Гораздо позднее Стив расскажет историю, которая случилась с ним в четырехлетием возрасте, когда он играл с другом, жившим у железной дороги. Договорились, что мать его заберет, когда освободится, или по его звонку, но часом позже он сам пришел домой, явно в состоянии шока, с пепельным лицом.

Оказалось, что, пока они играли, друг Стива случайно забрел на пути, и его сшиб товарный поезд. «Мама рассказала, что останки собирали в плетеную корзину, – вспоминал он годы спустя. – Она так и не выяснила, что именно я видел, а у меня память отшибло напрочь, я бы и не вспомнил, если бы через несколько лет мне кто-то об этом не рассказал».

Семья по-прежнему постоянно меняла адреса. Когда Стив ходил в детский сад, Рут перевезла детей в Чикаго – на время пожить с родней Дональда. Это было что-то новенькое – и хоть какая-то связь с отцом. Из-за частых переездов Стив и Дэйв научились вести себя тихо, как паиньки, в присутствии взрослых, но особенно этот навык им пригождался, когда их оставляли с «бабой Спански», матерью Дональда. Рядом с ней Стив вел себя даже лучше, и на то существовали две причины.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю