Текст книги "Буря страсти"

Автор книги: Лаура Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Возмущенная до глубины души, Кетлин налетела на него с кулаками. Квинлан с удивлением обнаружил, что для своего роста она бьет очень больно. Она разбила ему губу и оставила на его лице несколько синяков, прежде чем силы покинули ее и она свалилась на пол.

Он опустился рядом с ней на колени и попытался обнять ее, но она решительно оттолкнула его руку.

– Оставь меня! Пожалуйста!

– Кей… Кетлин, скажи, что мне сделать, чтобы мы помирились?

– Ничего. – Она подняла голову и убрала с лица волосы. – Ты сделал достаточно. Я должна идти домой. Грейн будет ждать меня, когда проснется.

– Я пойду с тобой.

– Нет. – Она тяжело поднялась на ноги. – Сделай одолжение, дай слово, что оставишь меня в покое.

– Я не могу обещать этого. Да и с чего?

Она бросила на него мрачный взгляд:

– Тебе больше не удастся залезть мне под юбку. Независимо от того, что произошло сегодня.

Квинлан услышал в ее голосе злобу и улыбнулся. Страсть, вспыхнувшая в них, и в самом деле страшно испугала ее.

– Я не верю тебе. Что ты сделаешь? Спрячешься в монастыре?

– Да!

Он усмехнулся и ощутил привкус крови на рассеченной губе.

– Нет, не спрячешься. Ты уедешь, начнешь зализывать раны, а потом станешь думать обо мне, и об этой ночи, и о том, что между нами произошло. Ты будешь искать оправдания для моего непростительного поступка – я имею в виду это гадкое письмо. Будешь это делать потому, что у тебя доброе, великодушное сердце. А еще потому, что ты любишь меня.

Зашнуровав корсет, Кетлин гордо вскинула подбородок.

– Я пригрела на груди змею.

– Ты не только пригреешь меня на груди, но и пустишь к себе между ног, и я буду ласкать тебя, пока мы оба не рухнем от усталости и изнеможения.

Что-то случилось. Выражение гнева и праведного негодования исчезло, и Квинлан увидел на ее лице искреннее отчаяние. И испугался. Он не хотел сломить ее.

– Я не дотронусь до тебя до самой свадьбы, если пожелаешь. Я обязательно женюсь на тебе, причем очень скоро.

– Никогда!

Он смягчился:

– Вижу, что ты твердо намерена уйти. Хорошо, пусть это будет нашим с тобой прощанием. Ты вольна идти куда хочешь и жить где тебе угодно. Из тебя получится очаровательная старая дева, а из меня – развратный холостяк. А потом, спустя много лет, когда я буду здорово навеселе, я напишу о зеленоглазой ирландской девушке, с которой был близко знаком. Я скажу, что она была единственной любовью в моей жизни.

Кетлин не ответила, даже не смотрела на Квинлана. Отстегнув кольцо Петтигрю от корсажа, она положила его на стол и вышла за дверь.

Квинлан следил за ней из окна до тех пор, пока не убедился, что она села в экипаж, а затем взял кольцо и со всей силы зашвырнул его далеко-далеко.

– Я женюсь на ней.

Его охватили смешанные эмоции: тоска, неверие и облегчение оттого, что слова наконец-то произнесены вслух. Как замечательно признаться себе в этом, просто великолепно! Он не думал о том, сколько препятствий стоит между ними. Знал: только после того, что они испытали этой ночью, она обязательно рано или поздно капитулирует.

– Я женюсь на ней, – повторил он глубоким вибрирующим голосом, который Лонгстрит больше никогда, к своему сожалению, не услышит на подмостках театра «Друри-Лейн».

Часть пятая
ПРИПИСКА

Слава богам и моей счастливой звезде! Но здесь есть еще и приписка.

«Двенадцатая ночь» Уильям Шекспир

Глава 30

Порпю-Венере, 2 апреля 1816 года

– Куда ты идешь? – осведомился Рейф, когда его жена выскользнула из кровати и зашуршала халатом.

– Недалеко. – Делла подошла к окну и распахнула жалюзи, впустив в комнату яркий солнечный свет. Она никогда не уставала восхищаться видом, открывавшимся из окна. Но сегодня прозрачность воздуха и яркость света послужат для более прозаических целей, чем пробуждение чувства красоты. – Утренний свет ярче всего здесь. Он поможет твоему зрению.

Рейф тихо чертыхнулся:

– Тебе же известно мое мнение насчет твоих экспериментов.

Делла повернулась спиной к окну. Ее женственная фигурка четко выделялась на фоне великолепия солнечного утра.

– Это не эксперименты, а упражнения. Следовательно, ты должен быть снисходительным ко мне. Итак, скажи, что ты видишь?

Рейф сел в кровати, из скромности натянув простыню до талии. Повернув голову и увидев фигуру в оконном проеме, он нахмурился:

– Вижу твой силуэт.

– Хорошо. Скажи, что еще видишь.

Он прищурился, так как после пробуждения его зрение было хуже, чем в другое время дня.

– Три пальца.

– Попробуй еще раз.

Его брови сошлись на переносице.

– Не нравятся мне эти игры.

– Кажется, я скоро привыкну к твоему ворчанию по утрам. Жена должна терпеть характер мужа. Рейф пробурчал что-то нечленораздельное.

– Так сколько пальцев, дорогой?

– Три.

На самом деле она выставила только два пальца.

– Очень хорошо, – сказала она, опуская руку. – Видишь, уже есть улучшения.

Рейф нетерпеливо провел рукой по волосам.

– У каждого свое мнение на этот счет.

– Временами у меня складывается впечатление, что у тебя совсем нет желания видеть, – проговорила Делла.

– Я привык к слепоте.

Чтобы не поддаваться его настроению, она оперлась руками на подоконник и, выглянув в окно, полной грудью вдохнула терпкий аромат глицинии. Он видел ее пальцы! Какая разница, что он увидел три, а не два? Ведь это не проверка математических способностей. И все же Делла подозревала, что он что-то утаивает от нее.

Она развязала тесемки шелкового халата и спустила его с плеч. Повернувшись боком к свету, она хрипло произнесла:

– А что вы видите сейчас, милорд?

Рейф посмотрел в ее сторону, и его брови неожиданно поползли вверх.

– Великий Боже, Делла! – вскричал он. – Прикройся, иначе тебя увидят слуги!

– Да, милорд.

Таинственно улыбаясь, Делла натянула халат на плечи. Если он смог разобрать очертания ее груди, значит, у него не такое слабое зрение, как он пытается ей показать! В течение последних недель Рейф сильно изменился. Он больше не пил в таких количествах и не прятался. Однако ее тревога не улеглась. Как утверждали, Байрон регулярно лечился от алкоголизма, но это не давало продолжительных результатов. К ее облегчению, с той ночи, когда они вновь познали друг друга, Рейф больше ни разу не напивался. Он не топил свое горе в вине, но все еще находился в глубокой задумчивости. Его мысли были мрачны и непонятны, как и тогда, когда он прятался за повязкой.

Он ни разу не пришел к ней ночью, однако не прогонял ее, когда она приходила в его постель. Во мраке он ласкал ее словно в первый раз, страстно, нежно, с безграничной любовью. Делла чувствовала, что он прячется в себя, едва они удовлетворят страсть. Он гулял по саду, но никогда не выходил в город и, естественно, отказывался показываться посторонним. Она делала все возможное, чтобы восстановить его веру в себя, но было совершенно очевидно, что он нуждается в чем-то большем.

Делла искренне верила в то, что надо действовать, а не размышлять. Рейфа надо вытолкнуть из гнезда. Только вот вопрос, как далеко она его сможет вытолкнуть.

Когда она снова заговорила, от ее раздражения не осталось и следа:

– Я должна заняться собой.

– Я бы предпочел, чтобы ты побыла со мной.

Она подошла к кровати, и Рейф залюбовался стройным силуэтом жены на фоне яркого неба. Его сердце переполняла любовь. Временами, как сейчас, окружающие предметы как по волшебству приобретали четкие очертания. Лицо Деллы, линия ее груди, крутой изгиб бедер под тонким шелком были видны очень четко. В эти моменты его снова начинала искушать надежда на то, что они не лишились своего шанса на счастье. Когда он дотрагивался до нее, а она улыбалась ему так, будто он владеет всем, что нужно ей в жизни, он начинал верить в возможность все начать сначала. Однако образ будущего во многом напоминал его зрение. На него нельзя было положиться, и оно таяло так же быстро, как и способность его глаза видеть. Нельзя, чтобы его сентиментальное томление разрушило ей жизнь. Он принимал эти сладостные мгновения и, пока они длились, жил полной жизнью, но ни на минуту не забывал, что они закончатся.

До недавнего времени он считал, что познал всю глубину любви к Делле и доказал это, объявив о своей смерти. Теперь же он понял, что его любовь к ней будет всегда преподносить ему сюрпризы, что готовность жертвовать собой ради нее будет всегда удивлять его.

Делла с улыбкой смотрела на Рейфа. Как же он красив! Волосы взъерошены, черты лица еще не утратили мягкости после сна. Он не кажется таким изможденным, каким она привыкла его видеть. Как же редко смех освещает его лицо и размыкает губы, спрятанные под густой бородой и усами! Когда он улыбается, как сейчас, его лицо приобретает лукавое и одновременно восторженное выражение.

– Жаль, что ты не видишь, как ты красив.

Рейф грустно улыбнулся.

– Ты видишь красоту в искалеченном теле, потому что ты одурманена.

– Я этого не отрицаю. – Она поцеловала его в щеку. – Ты уже не так бледен. Прогулки и хорошее питание пошли тебе на пользу.

Когда она наклонилась ниже, чтобы поцеловать его в губы, он отвернулся, подставив щеку.

– Откуда эта ложная скромность? Разве я не имею права целовать собственного мужа при свете дня?

– Нет нужды льстить мне.

Делла села на край кровати. Повязка на глазу делала его загадочным.

– Ты думаешь, мои поцелуи – лесть?

Он вздрогнул, когда она положила руку на его обнаженную грудь.

– Я доволен, что ты пришла ко мне сегодня ночью.

– Я пришла в твою постель, потому что ты не приходил ко мне.

Рейф отвернулся. Его здоровую щеку окрасил слабый румянец.

– Я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной. Или ласкала меня из чувства долга.

Делла подумала, что в своих отношениях на два шага вперед они делают один шаг назад, и эта мысль потрясла ее. Обычно проницательный, ее муж проявляет удивительную бестолковость, когда дело касается мотивов ее поступков.

– У тебя возникает впечатление, что я исполняю свой долг, когда ласкаю тебя? – спросила она, гладя его по груди между сосками.

– Нет, – признался он и перекатился на бок лицом к ней. – Ты являешь собой… очень эффектное зрелище.

Делла залюбовалась улыбкой, тронувшей его губы против его воли.

– Мне нравится это описание. Значит…

– Значит что? – Сколько настороженности в голосе, как будто она предложила ему несвежего сыра!

– Ты провоцируешь меня, чтобы я занялась с тобой любовью здесь и сейчас?

– Естественно, нет! – Эта мысль не приходила Рейфу в голову до тех пор, пока ее не высказала Делла, хотя о большем он и мечтать не мог.

– Нет? – Она встала на колени. – Какое право ты имеешь отказывать женщине, которая ведет себя так зрелищно?

– Я это сказал просто так, – начал оправдываться Рейф, но Делла уже развязывала тесемки на халате.

Когда тонкий шелк соскользнул с ее плеч, она легла на него. Гибкая, она струилась по нему, как вода струится по камню, излечивая раны, успокоительным журчанием изгоняя мрак из его сознания, благотворным прикосновением освобождая его от острого разочарования и тоски. Наконец их тела слились в единое целое, его твердая плоть погрузилась в ее влажные глубины, и они на мгновение забыли, что на дворе утро, что за пределами их крохотного мирка существует будущее.

– Распущенное создание! – восхищенно произнес Рейф, отдышавшись.

– Только с тобой. – Делла, ошеломленная собственной смелостью, прижалась к нему. – Только благодаря тебе.

– Делла, что мне делать с тобой?

– Любить.

– Да, и это тоже, – осторожно ответил Рейф. – Ты скучаешь по Лондону?

– Да. – Она села, радостно улыбаясь тому, что он поднял тему, которая имела для нее огромное значение. – Уже апрель. Мне бы хотелось начать готовиться к нашему возвращению в Англию. Я скучаю по Хиллфорд-Холлу и моему саду. Пора мульчировать розы и обрезать отмершие ветки.

– Ты обязательно должна поехать домой.

– Мы должны поехать домой.

Рейф взял в ладонь ее подбородок.

– Я не вернусь.

Делла ничем не показала своего изумления.

– Ты так сильно любишь Италию?

– В Англии для меня ничего не осталось.

Она заставила себя не обращать внимания на странные интонации в его голосе, которые не звучали только тогда, когда он нашептывал ей слова любви.

– Понятно. Ты хочешь, чтобы я закрыла Хиллфорд-Холл и сдала лондонский дом?

– Нет. Я никогда не намеревался оставить тебя здесь. Твоя жизнь – в Англии, там тебе и следует жить. Можешь навещать меня, когда возникнет нужда. Проводить со мной зимы. Многие зимуют здесь.

Хотя идея и была абсурдной, Делла взвесила его доводы и отвергла их с праведным гневом.

– Что же, по-твоему, я скажу своим друзьям и родственникам?

– Что хочешь. – Он помолчал, понимая, что нанес ей новую рану. – Возможно, ты решишь, что во вдовстве есть свои плюсы.

Делла ахнула и села.

– Ты хочешь сказать, что все должны думать, будто ты мертв?

– Так будет лучше.

– Но не для меня!

Он повернулся к ней:

– Именно для тебя, Делла. Мы должны быть благоразумны. Ты слишком добросердечна, чтобы признать, что бомонд будет воспринимать меня как уродца из паноптикума. Они начнут жалеть меня, разглядывать исподтишка и грустно качать головами. Я этого не вынесу.

– Без тебя Лондон не будет для меня прежним.

– Натыкаться на мебель и красться на цыпочках? – продолжал Рейф, рисуя картину, которая превратилась для него в кошмар. – Ты не сможешь брать меня с собой на приемы и балы. Я стану предметом оскорблений, обо мне будут говорить в снисходительном тоне. В первое время ты будешь объяснять мои ошибки, потом – страдать от молчания окружающих, а в конце – злиться на меня за унижения, которым тебя подвергнет свет.

– Ты изобразил меня полной дурой. Я отвергаю такой взгляд. Кроме того, практика принесла свои плоды и теперь ты ловко орудуешь левой рукой.

– Я не могу написать собственное имя и нарезать мясо за обедом.

– Со временем ты осилишь первое. И какая разница, кто нарежет мясо?

– Я не хочу стать предметом пересудов!

– Тогда тебе не следовало появляться на свет! – Эти слова, с удовольствием подметила Делла, мгновенно заставили его замолчать. – Ты никогда не был обычным, Рейф. Стоило тебе войти в комнату, и о тебе начинали судачить: о твоей осанке, о твоей внешности, служебном положении и личностных качествах. Тебя всегда замечали! Ты думаешь, нас бы обсуждали, если бы ты был маленьким, толстеньким, некрасивым, имел блуждающий взгляд и косолапил? Нет, люди завидовали нашему счастью! Мой отец называл верхом высокомерия то, что я не притворялась, будто принимаю ухаживания глупых, жадных и тщеславных мужчин. Поверь, очень многих привлекали размеры моего приданого. Наверное, бесчисленное количество мамаш и их хорошо обеспеченных дочек никогда не простят тебе то, что ты своим вниманием не льстил им, не бросал на них страстные взгляды и не подверг испытанию их добродетель прогулками при луне. А вот чего они точно не простят, так это нашей преданности друг другу. Так что ничего не изменилось.

– Я не желаю, чтобы на меня пялились и меня обсуждали!

– Тогда ты должен научиться не привлекать внимания к незначительному изменению твоей внешности.

– Отсутствие руки – не незначительное изменение! Я не могу обменяться рукопожатием с другом или поцеловать даме руку.

– Последнее меня совсем не расстраивает. – Делла улыбнулась в ответ на его изумленный взгляд. – Это просто шутка, Рейф.

– Ты готова снова выставить себя на всеобщее обозрение. Я же не готов.

– Как ты можешь быть в этом уверен?

– Я знаю.

– Нет, ты строишь предположения. Ты не можешь этого знать, пока не окажешься в этом мире и не увидишь правду. Значит, надо попробовать. – Она обхватила себя руками. – Поэтому я пригласила кузину Кларетту и леди Ормсби навестить нас.

Рейф аж подпрыгнул.

– Что ты сделала?!

– Незачем кричать, – осадила его Делла. Наверное, она ожидала именно такой реакции. – Позволь объяснить. Среди писем, которые пересылали мне из Англии, была записка от моей кузины, Кларетты Роллерсон. Она в качестве компаньонки путешествует с леди Ормсби. Ты, наверное, знаком с ней, она тетка господина Джеймса Хокадея. Сейчас они во Флоренции и намерены в скором времени перебраться в Неаполь.

– Ты сообщила им, что я жив?

– Нет. – У Деллы поубавилось энтузиазма. – Я думала сделать им потрясающий сюрприз.

Рейф откинул простыню и встал. Предательство Деллы заставило его позабыть о скромности:

– Ты не имела права!

– Что ты имеешь в виду? – Любопытный взгляд Деллы опустился вниз, потом поднялся вверх. Она впервые увидела своего загадочного мужа в таком, новом для нее, виде. – Что дом принадлежит лорду Кирни? Он не будет возражать.

– Возражать буду я. – Рейф упер руки в бока.

– Тем самым покажешь себя негостеприимным хозяином. – Делла с трудом придерживалась нити разговора. – Они не доставят нам хлопот, уверяю тебя. Две женщины и их немногочисленные слуги. – Направление ее мыслей приняло совершенно другое направление, когда его естество – под действием гнева или ее пристального внимания – дрогнуло и начало увеличиваться в размерах, – Ты будешь видеться с ними только за едой.

– Я не буду видеться с ними.

Она устремила взгляд на его лицо.

– Будешь, дорогой. Иначе как они удостоверятся, что ты жив?

– До сих пор не могу понять, как я допустил, чтобы ты вмешивалась в мою жизнь!

– Это наша жизнь!

– Уже нет. Я хочу, чтобы ты собрала вещи и уехала. Можешь ехать со своей кузиной и ее приятельницей. Чтобы к концу недели тебя здесь не было!

Делла была потрясена до такой степени, что на мгновение лишилась дара речи. Он прогоняет ее словно провинившуюся горничную, которой отказывают в рекомендации! Да как он смеет! Она, обнаженная, спрыгнула с кровати и с вызовом уставилась на него.

– В жизни не встречала более несговорчивого человека!

– А я – более навязчивого! – Делла повернулась, и Рейф вслед ей спросил: – Ты куда?

– Собирать вещи.

– Для Англии? – Он протянул ей халат. Она схватила его и зарделась, сообразив, что собралась выйти в коридор обнаженной.

– Раз моим гостям не рады здесь, я сниму квартиру в городе. Леди Ормсби пригласила меня поехать с ними в Неаполь, побывать в опере. – Остановившись возле двери, она повернула к нему лицо, на котором отражались испуг и уязвленное самолюбие. – Я устала упрашивать, Рейф. Устала уговаривать, угождать тебе, умолять. Ясно как день, ты не желаешь расставаться со своей меланхолией. Ясно также и то, что, если я останусь, мы будем причинять друг другу только огорчения. Я не вернусь сюда, пока ты не убедишь меня в обратном.

Она решительно вышла из комнаты.

– Вы не в трауре, леди Хиллфорд, – без предисловий заявила леди Ормсби, когда лакей помог ей выбраться из ее личного экипажа, и через лорнет внимательно оглядела наряд Деллы – изумительное синее платье для прогулок. – А что вы скажете насчет того, что стоите одна во дворе? Полагаю, этому есть объяснение?

Делла доброжелательно улыбнулась этой грозной даме в сером платье.

– Есть, леди Ормсби. Моя компаньонка, миссис Диксби, осталась дома упаковывать вещи.

Дамы были оглушены грохотом еще одной кареты для дальних путешествий, которая въехала на двор гостиницы в Порто-Венере. Едва она остановилась, из нее выпрыгнули четыре молодых джентльмена, одетых по последней парижской моде. Они громко переговаривались и смеялись.

Делла пришла в себя первой:

– Но где же Кларетта?

– Я здесь! – Кларетта стояла на пороге кареты леди Ормсби.

На ней было темно-красное дорожное платье. В Лондоне ее наряд посчитали бы слишком вызывающим для молоденькой барышни, но для Италии он подходил как нельзя лучше. Она выщипала свои довольно густые брови и научилась держаться властно. Однако не в этом заключалась основная перемена. Кларетта обрезала волосы. Прежде они были прямыми от тяжести собственного веса, а теперь образовывали естественную волну. Кларетта обычно зачесывала их наверх, как сегодня. Ее наряд дополняла шляпка без полей в тон платью. Темные локоны, выбившиеся из-под шляпки, подчеркивали ее очарование.

– Кузина Делла! – восторженно воскликнула девушка, спрыгнув на землю. – Ты замечательно выглядишь. Значительно лучше, чем… чем раньше.

Делла обняла кузину.

– Потому что теперь я счастливее.

– Вот как? – Кларетта с сомнением посмотрела в ее лучистые глаза. – Да, ты действительно кажешься более счастливой и молодой.

– Средиземноморскому климату не под силу утешить только бесчувственного человека, – добавила леди Ормсби, бросив на Деллу многозначительный взгляд. – Уверена, итальянцы оказали на вас стимулирующее воздействие.

– Не без этого, – пробормотала Делла. Когда они подошли к гостинице, Кларетту окружили молодые итальянские джентльмены.

– Кто они? – слегка встревожилась Делла.

– И вы еще спрашиваете? – сухо проговорила Элберта Ормсби. – Девочка променяла меня на веселье в кругу молодежи.

– Серьезно? – удивилась Делла.

Ее поразила снисходительность старой дамы. Ведь Кларетте еще нет восемнадцати. Возможно, есть в воздухе или в воде Средиземноморья нечто, что делает моральные устои более свободными, чем в Англии.

– Вы уверены, что ваш папа одобрил бы таких кавалеров? – поинтересовалась Делла, когда спустя несколько минут Кларетта, сияющая и румяная, покинула своих поклонников.

– Они абсолютно безобидны, – со смехом ответила девушка. – Леди Ормсби может подтвердить. Мы познакомились с ними в очень респектабельной обстановке во Флоренции. Поверишь ли? Когда нам настало время уезжать, они все заверили меня в своей преданности. В доказательство они намерены следовать за мной до Неаполя.

– Комедия! Настоящая комедия! – заявила леди Ормсби. – Не будь я знакома с отцами двоих из них и не знай, что итальянские дороги кишат разбойниками, Я бы никогда не допустила этого. Кларетта озорно улыбнулась:

– Признаться, мне это ужасно нравится. К тому же любой здравомыслящей девушке известно, что четыре обожателя лучше, чем один, потому что они следят друг за другом и я не рискую оказаться с кем-то из них наедине.

Делла изумилась, услышав вывод, достойный опытной кокетки, из уст некогда наивной родственницы. Ведь только прошлым летом Кларетта страдала от того, что ей суждено вечно находиться в тени красавицы сестры. И вот она приобрела собственный круг поклонников.

– Но мы здесь для того, чтобы повидаться с тобой, – добавила Кларетта, будто только сейчас вспомнив об истинной причине их визита. – В своем письме ты не сказала, почему приехала в Италию.

Делла счастливо улыбнулась.

– Это долгая история. Давайте уйдем от пыли и шума. Когда вы освежитесь, мы пообедаем и я все объясню.

– Для вас это было чудовищное время, моя дорогая, – заключила леди Ормсби, выслушав подробный рассказ Деллы о событиях последних двух месяцев. – Узнать, что муж, которого вы считали погибшим, жив и уединенно живет за границей, – настоящее чудо. Слава Богу, что вам удалось сохранить здравость рассудка.

Леди Ормсби, Кларетта и Делла обедали на террасе гостиницы, выходившей на зеленые воды Порто-Венере. Горизонт был освещен заходящим солнцем. Его огненно-оранжевые лучи окрасили террасу в пурпурные тона. Надвигалась ночь, и вокруг зажигались факелы.

– Не понимаю, почему он хотя бы не написал тебе, – посочувствовала кузине Кларетта.

– Лорд Хиллфорд был тяжело ранен при Ватерлоо, едва не умер, – ответила Делла, бросаясь на защиту Рейфа, хотя считала его поступок непростительным. – Чтобы некоторые раны зарубцевались, требуется гораздо больше времени. Он все еще восстанавливает силы.

– Но с его стороны жестоко прогонять тебя после того, как ты нашла его! – продолжала Кларетта, не утратившая способность откровенно высказывать свое суждение. – Как ты выдержишь, зная, что люди опять шепчутся за твоей спиной?

– Думаю, у него мозги набекрень, – с ужасающей прямотой заявила леди Ормсби. – Однако вам обоим все же надлежит вернуться в Англию и показаться на люди. Если вы вернетесь одна, то дадите новую пищу для пересудов, а о вас и так слишком много судачили все годы, предшествовавшие вашей свадьбе.

– Верно! – воскликнула Кларетта. – Самые невинные ситуации могут быть перевернуты с ног на голову и превращены в гнусную интригу. К примеру, меня свет заклеймил обманщицей!

Обрадованная тем, что разговор перешел на другую тему, Делла сочувственно посмотрела на кузину.

– Я очень расстроилась, когда узнала, что вы с господином Хокадеем расстались. Полагаю, ты уже оправилась?

– Естественно, – ответила Кларетта, но ее глаза затуманились сомнением. Она оглянулась на своих поклонников, которые сидели за соседним столом и наслаждались вином и сыром. – Я замечательно развлекаюсь в последнее время и с трудом вспоминаю о своих глупых прошлогодних неприятностях.

– Вполне возможно, – проговорила Делла. – Однако к знаю, что значит любить всем сердцем, даже когда нет надежды на взаимность.

– Лорд Хиллфорд всегда любил тебя, – с тоской, которая выдала ее чувства, напомнила Кларетта. – Он даже женился на тебе.

– Да, женился. Но чувства меняются, – сказала Делла.

– Нет ничего необычного в том, что пары расстаются, – вступила в беседу леди Ормсби. – Некоторые больше никогда не соединяются. И все же я считаю, что такой гордый человек, как лорд Хиллфорд, готов соблюсти данные клятвы. Говорят, что герцог Веллингтон несчастлив в семейной жизни именно из-за верности клятвам. Нужно заставить Хиллфорда решить, что же для вас лучше.

Делла отрицательно покачала головой:

– Я не могу думать только о себе, когда риску подвергается счастье лорда Хиллфорда. Если я останусь, мы оба будем несчастны. Если уеду, то хотя бы пощажу его чувства.

– Грустный вопрос, дорогая, – задумчиво произнесла леди Ормсби. – Мое поколение смотрело на эти проблемы более прагматично. Браки использовались для соединения династий или состояний или для скрепления политических союзов. Любовь царствовала лишь в эфемерном мире двора.

– Мужчины жестоки! – объявила Кларетта.

– Да, а еще они дарят нам радость, разочарование и пробуждают в нас жалость к самим себе. Леди Хиллфорд, вытирайте слезы, вы поедете с нами в Неаполь. Наденете самое роскошное платье, отправитесь в оперу и будете веселой и непринужденной. Все неаполитанские мужчины немедленно влюбятся в вас.

– А ей-то что от этого? – осведомилась Кларетта. Неожиданно леди Ормсби рассердилась:

– Где моя шаль? Пойди-ка и немедленно принеси ее.

– Сию минуту. – Кларетта с сожалением поглядела на Деллу, прекрасно понимая, что она снова пропустит самую интересную часть разговора.

– В вашей ситуации существует только одно средство – сказала леди Ормсби, когда девушка ушла. – Вы должны завести любовника!

– Что?! – изумленно воскликнула Делла.

– Да, красивого итальянца. Признаюсь, итальянцы произвели на меня сильное впечатление. Они значительно более внимательны и пылки, чем англичане. И вы не должны скрывать вашу связь. Нужно привести лорда Хиллфорда в чувство. Для мужа нет большего унижения, чем знать, что он утратил контроль над женой. Если он действительно любит вас, он не вынесет мысли о том, что вас обнимает другой. У него возникнет желание проткнуть соперника. Или, полагаю, теперь, лишившись правой руки, он воспользуется пистолетом. А вы тем временем замечательно развлечетесь. Выбирая любовника, помните, что в данном случае форма идет впереди содержания. Гордый петушок лучше гордых слов.

Делла была слишком ошеломлена столь дерзким советом, чтобы сразу ответить. Неожиданно ее взгляд устремился на длинную тень от высокого джентльмена, который вышел на террасу в сопровождении факельщика.

– О Боже, – прошептала она и медленно встала.

Джентльмен оказался ее мужем!

Он был одет в дорожный сюртук шоколадного цвета, бежевые кожаные бриджи и сапоги. Касторовая шляпа с низкой тульей была надвинута на закрытый повязкой глаз, на шее болтался незавязанный галстук. По его напряженной спине она сразу определила его настроение – настроен решительно и не потерпит возражений – и с улыбкой залюбовалась его стройной сильной фигурой. Перед ней предстал мужчина, которого она полюбила. Его красивые черты, подчеркнутые светом факела, не изменились. Изуродованная сторона лица, которая в данный момент находилась в тени, не могла вызвать отвращения у окружающих и даже напугать ребенка.

Ее сердце забилось где-то у самого горла. Она знала, почему он здесь и одет на случай дальней дороги. Такой красивый! И принадлежит ей!

Делла продолжала напряженно ждать. Рейф заговорил с хозяином гостиницы, и тот указал на их столик. Рейф посмотрел в их сторону. Она поняла, что он не видит их, так как в зале для него слишком темно. Однако он все же уверенно двинулся вперед.

– Прошу прощения, леди Ормсби, – проговорила Делла, вставая из-за стола.

– Что там за джентльмен с кузиной Деллой? – поинтересовалась Кларетта, появившись в зале с пестрой шалью леди Ормсби.

– Думаю – хотя не могу утверждать наверняка, потому что незнакома с ним, – это ее муж, – ответила старая дама, рассматривая пару в лорнет.

– Лорд Хиллфорд? – Глаза Кларетты расширились от удивления, когда таинственный джентльмен довольно грубо взял ее кузину за руку. – Очень похож на пирата.

– Да, верно, – удовлетворенно произнесла леди Ормсби. – Всем сердцем верю, что он вознамерился бежать с ней.

– И мы допустим это?

– Естественно, моя дорогая девочка!