Текст книги "Буря страсти"
Автор книги: Лаура Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Глава 22
– А, вот и вы, – приветствовал Франкапелли опоздавшую хозяйку дома. – Мы уже собрались ужинать без вас.
– Прошу прощения, граф. – Кетлин, одетая в креповое платье цвета морской волны, остановилась в дверях и сделала изящный реверанс. Не обращаясь ни к кому конкретно, она сказала: – Грейн сегодня раскапризничалась. Я не хотела оставлять ее, пока она не заснет.
– Грейн – ваша дочь?
Кетлин подняла голову и спокойно встретила взгляд Делейси.
– Да, милорд. Она радость моей жизни.
Даже издали Квинлан различил холодную отвагу в ее взгляде и улыбнулся. Наверное, она догадалась, почему он оказался в Неаполе. И все же она спустилась вниз и согласилась присоединиться к их обществу. Он готов был поставить крупную сумму на то, что она найдет какой-нибудь предлог, чтобы не прийти. Хорошо, что не рискнул спорить. К его восторгу, она осталась такой же непредсказуемой, как в Лондоне.
– С удовольствием познакомился бы с вашей дочерью.
Она устремила на него встревоженный взгляд и увидела, блеск вызова в его холодных глазах.
– Она спит, милорд.
Квинлана удивило беспокойство, промелькнувшее на ее лице. Почему она боится показать ему девочку? Великий Боже! Только бы она не была копией Лонгстрита!
– Тогда, возможно, в другое время?
– Возможно, – неохотно согласилась Кетлин. Она отвела взгляд от лица любимого, возмущенная его просьбой заглянуть в ее новую жизнь. Он никогда не узнает, скольких усилий ей стоило освободиться от любви к нему, которая росла и крепла в ней долгими одинокими ночами. И вот теперь своим появлением в Неаполе он разрушил все, что было создано таким трудом. Ей не хотелось смотреть на него, восхищаться его безукоризненно сшитым костюмом, совершенной фигурой, потрясающей грацией и силой. Не хотелось вспоминать, как он целовал ее и держал в своих объятиях. Ей хотелось ненавидеть, презирать его или хотя бы испытывать обиду на него. Увы, она потерпела крах: остаться с ним наедине было ее единственным желанием. Однако это невозможно. Итак, в ее распоряжении имеется только гордость и сила духа. Что касается ее сердца, то оно, без сомнения, скоро успокоится.
Кетлин посмотрела на Франкапелли, взглядом прося его о помощи.
– Не пройти ли нам в столовую?
– Конечно. – Озорно блеснув глазами, граф обратился к виконту: – Вы не могли бы проводить графиню к столу, виконт?
– В этом нет необходимости, – возразила Кетлин. Граф устремил на нее многозначительный взгляд. «Трусиха», – говорил он.
– О, я буду счастлив. – Кетлин была уже на полпути к двери, и Квинлан поспешил за ней, не преминув критически осмотреть ее. Подавленная невзгодами бедная ирландка, выполняющая обязанности писаря, исчезла благодаря совершенному искусству модистки. Он отметил, что платье было того же цвета, что и ее глаза. Интересно, с долей зависти спросил он себя, уж не Франкапелли ли выбрал его? Прямоугольный вырез, хоть и низкий, лишь намекал на грудь, а не открывал ее. Волосы были собраны на затылке под черный атласный бант наподобие тех, какими полвека назад мужчины украшали свои парики, и переброшены через одно плечо. Эта пламенеющая масса взволновала Квинлана сильнее, чем он ожидал.
Единственным украшением служила тонкая серебряная цепочка. На ней что-то висело, но безделушка была спрятана за корсаж. Будь они одни, он бы обязательно запустил туда руку и вытащил эту вещицу – лишь бы увидеть, как ее зеленые глаза загораются гневом.
– Графиня? – догнал ее Квинлан.
Кетлин вздрогнула, увидев его протянутую руку, и без сопротивления подала свою, однако глаз на него так и не подняла. Виконт склонился над ее рукой, и она даже через тонкую ткань перчатки ощутила прикосновение теплых сухих губ. Она понимала, что ей не следует закрывать глаза, но ничего не могла с собой поделать.
– Нет! – с жаром прошептала она и открыла глаза.
– Нет, графиня? – Она бросила на него виноватый взгляд и обнаружила, что его глаза искрятся смехом. – Мое приветствие оскорбило вас?
– Конечно, нет, милорд.
– Зовите меня Делейси, – доверительным тоном проговорил он и положил ее руку на сгиб своего локтя. – После всего, что нам пришлось пережить.
– Вы знакомы с графиней? – с деланным изумлением, в котором явственно звучала насмешка, осведомился Франкапелли, ожидавший их у двери в столовую.
Кетлин едва сдержалась, чтобы не ударить графа, когда проходила мимо него. Его лукавый взгляд свидетельствовал о том, что он намерен от души повеселиться за ее счет.
– Разве графиня вам не рассказала? – удивился Квинлаи, оглядывая длинный стол с тремя кувертами. – Мы встречались, хотя и в неофициальной обстановке. – Он посмотрел на шествовавшую рядом с ним женщину и похлопал ее по руке. – Когда-то у нас был общий режиссер на Друри-Лейн. Между прочим, я что-то не помню, чтобы она называла свое имя.
– Ну, это поправимо. – Граф увидел, что на лице Кетлин появилось упрямое выражение, и его взгляд потеплел. – Моя дорогая, позвольте представить вам лорда Кирни. Синьор, перед вами мое самое счастливое открытие, которое я сделал во время последнего путешествия, графиня Гермиона.
Кетлин ахнула, услышав это нелепое имя, а Квинлан заулыбался еще шире.
– Гермиона? – переспросил он. – Кажется, так звали королеву в «Зимней сказке» Шекспира?
– Правильно! – подтвердил Франкапелли, направляясь к своему месту во главе стола. – Герцог Девонширский предложил мне ее в качестве идеи для оперы, которую он мне заказал. Графиня переводит ее для меня. Вы знаете пьесу?
– Естественно, – спокойно ответил Квинлан. Он лихорадочно искал способ выяснить, кем приходится графу графиня – женой или любовницей. – Насколько я помню, пьеса написана на основе истории, называвшейся «Пандосто».
– Тогда вам известно, что благодаря фантазии вашего Шекспира Гермиона не умерла, как в оригинале.
Квинлан задумчиво взглянул на Кетлин.
– Она просто исчезает из королевства до тех пор, пока король не осознает, что он потерял.
– Этот вариант мне нравится больше. Я же неаполитанец. – Смех Франкапелли был таким же сдержанным и элегантным, как он сам. – Я считаю, такую страстную и отважную женщину не следует убивать.
Квинлан заметил, с какой нежностью граф посмотрел на свою Гермиону. Что соединяет их? Ласковые взгляды не вязались с хладнокровным эгоистом, который, как утверждали слухи, привел в свой дом незамужнюю беременную женщину только для того, чтобы она служила племенной кобылой, вынашивающей его будущего наследника. А может, сплетники ошибаются и Франкапелли намерен соблазнить свою гостью? При этой мысли Квинлан неожиданно для себя ощутил острый укол ревности.
Его внимание вновь обратилось на Кетлин.
– Кажется, ваши достоинства, графиня, произвели впечатление на графа. Хотя, готов поклясться, мистер Лонгстрит называл вас мисс Джеральдин из Ирландии.
– Мало ли что он вам сказал! – ответила Кетлин. Если он стремится опорочить ее в глазах графа, его ждет большое разочарование. – Вот вас, к примеру, он называл неуравновешенным литератором, который в последнюю вашу встречу пулей вылетел из конторы, оставив после себя клубы дыма и запах серы.
Губы Квинлана дрогнули. Она издевается над ним! Отлично! Окажись она такой, какой была вчера, когда упала в обморок, он бы не осмелился затронуть ее чувства. А теперь ему предстоит помериться силами с бесстрашной молодой женщиной, которая одурачила его в Лондоне.
– Вы должны поведать мне свое мнение об этом малом, о Лонгстрите. Я считаю его беспринципным и алчным человеком, способным опуститься до мошенничества.
– Какие жестокие слова, милорд. Удивительно, что вы вообще имеете дело с таким типом, – заявила Кетлин, заняв свое место за столом.
– Вовсе нет. Наш хозяин, уверен, согласится со мной: мир оперы похож на мир театра, который в большой степени напоминает поле боя.
Франкапелли в знак согласия наклонил голову и тоже сел.
– Во время битвы человек выбирает себе в товарищи тех, кто лучше экипирован, дабы одержать победу
– Верно. – Квинлан продолжал стоять рядом с Кетлин. – Люди вроде Лонгстрита имеют свое назначение. Но иногда их интересы перевешивают интересы остальных, тогда благородному человеку приходится опасаться удара в спину. Но позвольте. – Притворившись, будто поправляет стул Кетлин, он взялся за спинку и коснулся ее обнаженных плеч. – Кстати, недавно этот малый нанес мне один из своих ударов.
Кетлин проигнорировала его попытку направить беседу в важное для него русло. Ее гораздо больше интересовало, почему его руки сами, против его воли тянутся к ней.
Квинлан наклонился ближе. Его чувственные губы приоткрылись, словно он собирался поцеловать ее.
– Вам удобно?
– Да, благодарю. – Кетлин поспешно отвернулась от виконта. Она не доверяла ни себе, ни ему и подозревала, что под маской спокойствия в нем бушует ураган.
Квинлан сел между графом и Кетлин.
– Кажется, графиня, – продолжил он свое поддразнивание, – в последний раз, когда мы с вами встречались, вы переписывали какую-то пьесу для Лонгстрита. Как же звали автора?
– Не помню.
– Не помните? – Квинлан взял бокал с вином. Жаль. – Изучая вино на свет, он добавил: – Я бы с огромным удовольствием побеседовал с ним.
– Гм, действительно жаль, – напряженно проговорила Кетлин и принялась серебряным половником наливать себе суп из супницы, которую держал лакей. Итак, он намерен играть с ней в кошки-мышки? С каким удовольствием она бы огрела его половником по башке! Но вместо этого она уставилась в свою тарелку – видимо, поглощение супа из спаржи требовало полной сосредоточенности.
– Вы давно были в Лондоне, милорд? – неожиданно поинтересовался Франкапелли, чем вызвал удивленные взгляды обоих гостей.
– Недавно. – В глазах Квинлана промелькнуло подозрение. – А почему вы спрашиваете?
– Выражение лица графини напомнило мне о годе, проведенном в вашей стране. – Он улыбнулся. – Dio mio! Ужасная зима!
От смущения Кетлин бросило в жар.
– Уверена, существуют более приятные темы для разговора, чем английская зима.
– Действительно, существуют. – В глазах Квинлана отразился живейший интерес. – Я только что закончил новую пьесу.
– Замечательно! – сердечно воскликнул граф. – Расскажите нам о ней.
Улыбнувшись, Квинлан повернулся к Кетлин, которая настойчиво отказывалась смотреть на него.
– Это своего рода комедия, графиня. Сатира на войну и сторонников войны.
– Понятно, – тихо проговорила она, не удостоив его взглядом.
– Я назвал ее «Глупец удачи»
Она все же посмотрела на него, и ее взгляд был способен убить. Он знает все и явился сюда, чтобы разрушить ее с таким трудом налаженную жизнь!
– Расскажите нам еще, – попросил Франкапелли. От Квинлана не укрылся возросший интерес графа. Внезапно ему в голову пришла мысль, что Франкапелли, возможно, тоже замешан в этой истории. Допустим, Лонгстрит ни при чем. Но мисс Джеральдин не обошлась бы без сообщника. Кто может быть лучше, чем известный композитор и либреттист?
– Премьера состоялась в Лондоне в ноябре. Жаль, что вы пропустили ее, граф. Критики довольно красноречиво выражали свое мнение.
Кетлин вцепилась в ложку. Она с трудом удержалась, чтобы не спросить, каковы были отзывы – положительные или отрицательные.
– Надеюсь, актеры хорошо поработали для вас.
Квинлан резко повернул к ней голову:
– Я был… удивлен, графиня. Признаться, сидя в ложе и слушая, как актеры произносят монологи, я с трудом верил, что написал это. Видите ли, я намеревался сделать из пьесы драму. Историю об ужасах войны. Я чувствовал, что у меня хватит для этого материала, так как я сам сражался на поле боя в отрядах «серых». Однако актеры превратили ее в злую сатиру, сведя на нет все мои притязания на трагедию.
– Вы слишком скромничаете, милорд, – заметил Франкапелли, подхватывая нить беседы. – Я находился в Лондоне, когда в городе стало известно о поражении Наполеона. Как все радовались! Великая победа. Люди неделями обсуждали атаку Второго драгунского полка, решившую исход битвы.
– Верно. Я сам участвовал в сражении. – Лицо Квинлана осталось бесстрастным. – Но оно не наполнило наши сердца радостью. В тот день погибло множество достойных людей. И среди них два моих друга – майор Хиллфорд и барон Петтигрю.
Тарелка перевернулась, и суп вылился на юбку Кетлин. Вскрикнув, она вскочила.
– Dio! Вы обожглись?
– Нет-нет. – Кетлин промокнула пятно салфеткой. – Прошу меня извинить. Мне надо переодеться.
Мужчины поднялись, и Квинлан поспешил предложить ей руку.
– Позвольте проводить вас до двери. Кетлин посмотрела ему в глаза, ожидая увидеть в них торжество, но не нашла даже намека на насмешку. Он не может знать, что Эррол Петтигрю значил для нее. Однако он все-таки что-то знает. Об этом говорит его пронизывающий взгляд.
Квинлан крепко сжал руку Кетлин, чтобы она не смогла вырвать ее. Ах, как она прекрасна! Ее щечки округлились, лицо чуть-чуть пополнело. Подбородок уже не такой острый. Фигура стала более женственной и соблазнительно зрелой. Что-то в выражении лица – его черты были слишком дерзкими, чтобы ее можно было назвать красивой в общепринятом смысле, – возвышало ее над женщинами, чья внешность вызывала лишь похоть.
– Надеюсь, вы вскоре присоединитесь к нам, графиня. Я горю желанием продолжить нашу беседу.
– Не знаю. – Кетлин посмотрела мимо Квинлана на графа. – Мне нужно позаботиться о дочке.
– Для этого у вас есть няня.
Кетлин зарделась:
– Я предпочитаю заботиться о ней сама.
– Подобная преданность очаровательна. И все же я верю, что мы с вами еще увидимся.
Она убрала руку с его локтя.
– Ничего вам не обещаю.
– Однако я буду настаивать. – В его последних словах, произнесенных тихим голосом, Кетлин различила угрозу.
– Хорошо. Возможно, через час. – Присев в реверансе перед графом, она выскользнула за дверь.
После ее ухода мужчины обсуждали занимавшие обоих темы – литературу и музыку. Франкапелли обратил внимание на то, что виконт то и дело поглядывает на закрытую дверь, за которой исчезла Кетлин. Негодница покинула поле битвы как раз в тот момент, когда началось самое интересное. Ну ладно, придется взять дело в свои руки. Если Кетлин впоследствии обрушится на него с упреками, он напомнит ей, что она могла бы остаться за столом и помешать разговору.
Когда разлили портвейн, Франкапелли поднял свой фужер, приглашая к тосту.
– За графиню. Она очень красива, не так ли?
– Действительно, – медленно произнес Квинлан. – Мужчина, который добьется ее, получит редкую награду. – Немного подумав, Квинлан сказал:
– Простите, если я чего-то не понимаю, гоаф, но мне казалось, что она ваша.
– Графиня – моя гостья, синьор, как и вы. – Тон Франкапелли был корректным, выражение лица вежливым. – Она будет пользоваться моим покровительством и гостеприимством столь долго, сколь ей будет угодно.
Улыбка Квинлана была не менее корректной, однако внутри у него все клокотало.
– Как вы великодушны.
– Великодушен, да. Но даже великодушие имеет пользу. – Франкапелли с великим удовольствием отметил, что его заявление не успокоило Кирни. – Для меня полезны и ум графини, и ее исключительная красота. Как я уже сказал, она помогает мне переводить либретто для моей новой оперы. Она читает и пишет по-гречески, а также по-латыни. Хотя вам это и так известно.
– Нет, – признался Квинлан. – Мы с ней мало знакомы.
– Вот как? – Наконец-то позволив себе проявить какие-то эмоции, Франкапелли продемонстрировал собеседнику, что ему очень весело. – А у меня, судя по тому, как вы смотрели на нее, создалось впечатление, будто вы хорошо ее знаете.
Что-то в тоне графа заставило Квинлана отказаться от первоначального варианта ответа. Он пристально взглянул на итальянского аристократа и спустя некоторое время произнес:
– Мы случайно познакомились в Лондоне прошлым летом. Уверяю вас, ребенок не мой.
Граф от души рассмеялся:
– Одного взгляда на малышку достаточно, чтобы убедиться в этом. У Грейн черные как смоль волосы и голубые глаза. В вашем взгляде сквозит сожаление: вы не знаете мать так хорошо, как вам бы хотелось.
– Вы слишком много себе позволяете.
По выражению лица графа трудно было судить, что ему известно и о чем он подозревает
– Синьор! Возможно, я не разделяю ваши склонности, но я их понимаю. Она обладает редким очарованием, меньше бросающимся в глаза, чем красота. И все же, синьор, она остается раненой пташкой. Она обосновалась под моей крышей, чтобы залечить раны и набраться сил. Я намерен защищать ее всеми способами. – Он пожал плечами. – А когда это время придет, она будет вольна лететь, куда пожелает.
Квинлан не поверил ни единому слову.
– Она знает, что может уйти в любой момент?
– Что дверца клетки открыта? Конечно.
– И все же, – Квинлан обвел многозначительным взглядом богато обставленную комнату, – это золотая клетка.
– Она не глупа и не алчна, синьор. Она поступит так, как подскажет ей сердце. Увы, она на собственном – и очень тяжелом – опыте узнала, что женщину, которая пренебрегает условностями и следует своим наклонностям, подстерегают ловушки. Думаю, в будущем она станет более осмотрительной.
– Возможно, вы правы. Однако она не может жаловаться на нынешние обстоятельства. – В голосе Квинлана против его воли прозвучала горечь. – Любовницы редко устраиваются с такой роскошью. Вряд ли ее последний покровитель обеспечивал ей хотя бы долю этой элегантности.
– Значит, вы не знаете?
– Что?
– Она не куртизанка. Она – как это у вас, англичан, называется? – ах да, обедневшая дворянка. Ее отец был писателем, как и вы. Вы даже этого не знаете?
– Нет. – Квинлан надеялся, что удивление не отразилось на его лице.
– Простите мой вопрос, друг мой, но что вам известно о ней, кроме того, что вы желаете ее… и что она написала пьесу?
– Она написала…
Граф не смог сделать вид, будто не заметил ошеломленного выражения в глазах Кирни. Этот факт крайне изумил его.
– Как, вы не подозревали, что автор – она?
– Я… нет, – ответил Квинлан. Он с трудом верил, что такое возможно. – Я бы скорее предположил, что это вы.
– Очаровательно! Прелестно! – радостно воскликнул Франкапелли. – По-вашему, женщина не может обладать умом и талантом? Синьор, наконец-то я поверил, что вы совсем ее не знаете.
– Эта пьеса не просто хорошая подделка. – Квинлан до сих пор находился под впечатлением своего открытия. – Это отличная, нет, великолепная сатира на всю мою предшествующую работу. Откуда у нее, абсолютно чужого мне человека, такие потрясающие способности и такое знание материала? – Он с сомнением покачал головой.
Франкапелли пожал плечами.
– Она поверяет мне не все свои тайны, синьор. Сердце женщины хранит много секретов. Возможно, у вас есть ключ, который откроет то, что не смог открыть я.
Квинлан задумчиво уставился на коричневато-красную жидкость в своем фужере.
– Она написала пьесу, – пробормотал он. Человек исключительной терпимости и такта, Франкапелли не мешал молодому аристократу сражаться с демонами. Однако он все же был вознагражден. Будучи ценителем прекрасного, он получил возможность любоваться виконтом. Забавный спектакль, в котором смешались потрясение, желание и обида, подчеркнул его редкую красоту. Вряд ли, заключил граф, он нашел бы лучшего партнера для графини, даже если бы искал долгие годы. Однако он всегда считал англичан малодушными, когда дело касалось страсти. Слишком часто они убегали прочь от того, чего так хотели. В Кирни, по его мнению, гордость может встать на пути страсти, и это изумляло графа. Виконту предстоит решить, бросать ли Кетлин вызов.
– Допускаю, она подумает, будто я предаю ее, но я расскажу вам то, что мне известно. – Внимание Квинлана мгновенно обратилось на Франкапелли. – Она не распутница. Ее соблазнил и бросил один из ваших дворян. Мерзавец пообещал жениться, но отказался от своего обещания, когда она сообщила, что носит его ребенка. Что касается подробностей, то об этом вы должны расспросить ее.
Квинлан ничего не ответил. Что-то щелкнуло у него в мозгу – выражение лица Кетлин перед тем, как она вскочила из-за стола! Нет, это невозможно. Абсурд! Слишком нелепо, чтобы быть совпадением! И все же Хокадей предполагал… Нет! Невозможно.
– Вас честно предупредили, – продолжал Франкапелли. – У нее есть все причины ожесточить свое сердце против мужчин. Она поверила развратнику. Допускаю, что она больше никогда не позволит себе принять любовь. – Он взял засахаренный инжир с многоярусной вазы. – Это вовсе не значит, что однажды она не окунется с разгульную жизнь, полную бессмысленного удовольствия. Она молода, природа наделила ее сластолюбивым телом.
Граф замолчал, чтобы определить, следует ли гость за нитью его рассуждений. Он впервые встретил человека, столь мало склонного к демонстрации эмоций
– Такова судьба неудавшихся романтиков – использовать разврат в качестве оружия против чувств, которые разрушили веру в любовь. Но я говорю это вам не для того, чтобы раздуть вашу любовь к ней. Нет, с вашими лицом и фигурой вы способны уничтожить ее полностью. Это трагедия раненой невинности, синьор. Я подумываю о том, чтобы написать об этом оперу. Конечно, у нее будет счастливый конец.
– Конечно.
– Жизнь редко дарит подобные исходы. Увы, тоска побуждает меня работать.
Квинлан с уважением взглянул на Франкапелли.
– А Вы очень проницательны.
– Мы, деятели искусства, понимаем человеческое сердце, даже если не разделяем его слабости. Я должен спросить вас, почему вы здесь. Дело не в пьесе. Вы могли бы дискредитировать ее, послав письмо в лондонский «Таймс» или расклеив афиши на улицах. Вы искали синьорину Джеральдин. Почему?
– Джеральдин – ее настоящее имя?
Франкапелли снисходительно рассмеялся и покачал головой:
– Вы даже этого не знаете? Импульсивность юности! Она – Кетлин Джеральдин из графства Килдэр.
– Джеральдин? – Имя показалось Квинлану знакомым. – Я знал некоего Руфуса Джеральдина из Килдэра, поэта. Франкапелли кивнул:
– Ее отец.
– Его дочь, – медленно произнес Квинлан, вспомнив, как они с поэтом обменивались восторженными письмами. – Наверное, он написал пьесу.
– Это невозможно, так как он умер. – Граф поднял обе руки, как бы закрывая эту тему. – У нее никого нет. Она сделала все возможное, чтобы выжить самой и сохранить ребенка. Мое восхищение ею безгранично. Я не допущу, чтобы ей причинили боль. Итак, оставим пьесу в покое. Зачем вы преследуете ее?
Квинлан отрицательно покачал головой. Его эмоции не имели никакого отношения к пьесе, вернее, к связанным с ней авторским правам и деньгам. Он никак не мог смириться с тем, что автор «Глупца удачи» каким-то непостижимым образом пробрался в его сознание и воспользовался его воображением для своего творчества.
– Если вы не понимаете, откуда она так хорошо узнала вас, в то время как вы о ней ничего не знаете, почему бы вам самому не спросить у нее?
Сообразив, что выдал свои мысли, Квинлан резко встал.
– Прошу прощения, граф Франкапелли. Я вспомнил, у меня на сегодня назначена встреча. Я уже опоздал на нее. Передайте мои сожаления графине.
Граф тоже встал и величественно кивнул:
– Мы сожалеем о том, что вы покидаете нас.
Квинлан устремил на него тяжелый взгляд:
– Мы расстаемся ненадолго, граф. Я был бы счастлив помочь ей наверстать упущенное. Кстати, она ездит верхом?
– Уверен, прогулка в экипаже доставит ей удовольствие. Завтра в три.
– Тогда до завтра. Addio.
Луна осветила белый молчаливый город, амфитеатром расположившийся у темной поверхности Неаполитанского залива. Тут и там бархатный мрак пронзали золотистые вспышки от факелов, которые несли лакеи. Час был поздний, а ночь – удивительно холодной после теплого дня. Холод загнал в помещения даже мелких торговцев, попрошаек и большую часть бедняков. Пустынность улиц вполне устраивала Квинлана, направлявшегося домой. Беседа с графом Франкапелли дала ему богатую пищу для размышлений. Его мысли мерцали, как звезды.
Он нашел автора «Глупца удачи»!
– Кетлин Джеральдин, – в десятый раз тихо пробормотал он, поеживаясь от холода.
Ну разве мог он догадаться об этом во время их кратковременного знакомства в Лондоне? И все же он с самого начала почувствовал, что в ней есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Рыжеволосая нищенка в поношенной шляпке сочинила едкую сатиру, достойную соперничать с его собственными творениями!
То, что женщина сочиняет прозу, не удивляло его, хотя он нередко сокрушался о том, что ему не довелось встретить одаренную писательницу. Естественно, отпрыск Руфуса Джеральдина имел доступ к великолепному образованию. И все же образованность Кетлин решала только часть загадки.
Автор «Глупца удачи» сделал больше, чем просто написал хорошую пьесу. Ей удалось подчинить себе стиль Делейси, она даже подшучивала над ним. Более того, она, как это ни удивительно, совершила то, на что не был способен он, – поведала историю о трусости и отваге на войне так, что зрители дрожали от восторга и стонали от смеха. Он увидел в ее героях нечто знакомое. Теперь он понимает почему.
Главный герой, напыщенный, но бесстрашный, был списан с Эррола Петтигрю. Она выдала себя тем, как отреагировала на упоминание его имени, когда они ужинали у графа. Свою жизнь она использовала как канву пьесы. Молодой ирландкой, которую соблазнил, а потом бросил главный герой, напоследок ошарашив обвинительным письмом с поля битвы, была сама Кетлин.
Но как и где они встретились?
Квинлан поднялся по ступенькам гостиницы в свои комнаты. Он зажег свечу и принялся рыться в бумагах. То, что он искал, оказалось в дальнем углу чемодана – письмо, адресованное некоему профессору Джорджолани. В нем Делла Хиллфорд соглашалась на место в Порто-Венере. Она подписалась «Кетлин Джеральдин». «Ирландская родственница и кузина леди Хиллфорд!» – отрекомендовалась она в письме. Значит, Кетлин – кузина леди Хиллфорд.
Последний элемент мозаики встал на свое место. Петтигрю, вероятно, познакомился с Кетлин на свадьбе ее кузины. Квинлан тоже предполагал присутствовать на церемонии, но не смог. Грустная улыбка тронула его губы. Если бы они тогда встретились, то он, наверное, соперничал бы с Петтигрю за ее внимание.
Квинлану удалось довольно быстро найти текст «Глупца удачи» – утешительную премию, которую он получил от Лонгстрита перед отъездом из Лондона. В течение следующего часа он медленно и тщательно перечитывал пьесу. Наконец он добрался до сцены во втором действии, когда ирландка получает жестокое письмо от своего любовника.
На премьере он не вслушивался в речевые обороты: в тот момент его занимало совсем другое. Теперь же он отчетливо видел в тексте фразы из письма.
«Ни одна уважающая себя женщина не позволит так скомпрометировать себя… категорически запрещаю вам связывать с ним мое имя, мое положение… моя великодушная натура восстает против ваших дьявольских уловок… к своему сожалению, подозреваю, что вашу благосклонность снискали и другие мужчины…»
Кажется, Кетлин Джеральднн, кроме всего прочего, была еще и плагиатором. Ведь это написал он!
Квинлан закрыл глаза. Теперь ему не составляло труда представить, что чувствовала молодая незамужняя беременная женщина, когда получила от своего возлюбленного такое уничтожающее письмо. Но где были его добрые чувства, когда он садился сочинять его? Потонули в коньяке и необоснованном убеждении, что он адресуется к шлюхе!
О, тогда он оправдывал себя, полагая, что этой женщины не существует. Великий Боже! Теперь, когда известно, что его отвратительное послание получила именно Кетлин, его поступок выглядит жесточайшей трусостью. Неудивительно, что главная героиня пьесы пыталась покончить жизнь самоубийством не один, а целых три раза. Комизм ситуации ни в коей мере не лишил ее внутреннего смысла, а даже обострил его.
Неужели Кетлин Джеральдин дошла до такой степени отчаяния?
Ирония заключалась в том, что если бы он написал эту историю в своем обычном стиле, то изобразил бы героев в виде карикатур на добро и зло – получился бы фарс. Напыщенный и самоуверенный драгунский офицер заморочил голову бедной и наивной ирландской девушке, соблазнил ее и бросил. В последнюю минуту выясняется, что она кузина английской графини, жены близкого друга драгуна, и, следовательно, достойна того, чтобы стать его женой.
Но история Кетлин заканчивается иначе. Ее отец умер. После гибели Эррола она оказалась одна-одинешенька на свете. Ей предстоит заботиться о ребенке, который не имеет права на имя своего отца. Она идет на все, чтобы выжить, отважно встречает невзгоды. Настоящая королева Гермиона.
Квинлан вспомнил свою претенциозную попытку изучаяъ жизнь бедняков. Он перебрался в трущобы, но жил там совсем не так, как бедняки. Камердинер доставлял ему все необходимое. Он не голодал и не мерз, его не мучил страх перед будущим.
Неудивительно, что она смогла написать о том, о чем не смог написать он. Она познала ту жизнь, которую не познал он.
Квинлан сидел не шевелясь, пока не закончился приступ самобичевания, пока не исчезли стыд и угрызения совести и осталось только страстное желание узнать ее так же, как она узнала его.
Он хорошо помнил их встречу в конторе Лонгстрита. Не мог забыть ее поднятое к нему лицо, приоткрытые губы, удивление и восхищение в зеленых глазах. Она знала его, назвала по имени. У него возникло искушение заговорить с ней, но он понимал, что слишком зол. Любое сказанное им слово могло уничтожить ее благоговейный восторг.
Ни до того дня, ни после ни одна женщина не смотрела на него взглядом, в котором бы так открыто отражалось желание. Она без всяких задних мыслей предложила ему нечто меньшее, чем обожание, но значительно большее, чем обычная похоть. Если бы он не был уверен, что это невозможно, он бы сказал, что в ее взгляде светилась любовь.
Однако откуда она так много узнала о нем? Она должна была бы хорошо изучить его труды, чтобы с такой легкостью и точностью выхватывать куски из его текста и вставлять в свой. Значит, она изучала его работы? Подозревала ли она, что именно он написал письмо, или это только печальное совпадение?
– Кетлин Джеральдин
Квинлан произнес имя вслух и улыбнулся. Каждый день все пять месяцев он думал о ней, мысленно видел ее лицо, но не мог назвать имени. Теперь может.
Он отлично помнил, что испытывал, когда смотрел ее пьесу. Ему казалось, что она прокралась внутрь его, побродила по тайным коридорам сознания и собрала все крупинки остроумия и сатиры, которые смогла найти. Он чувствовал себя так, будто с него прилюдно сдирают кожу. Сейчас же он понимал, что меньшего и не заслуживал.
Все, что открылось ему за этот вечер, только подстегнуло его желание. Ему захотелось узнать ее, причем так, как он не стремился узнать ни одну женщину. Захотелось выяснить, что за человек эта зеленоглазая и рыжеволосая красавица, захотелось понять ее мысли и чувства. Он захотел проверить глубину ее силы духа и отваги. Захотел, чтобы она мыслила и жила – нет, чтобы она расцвела! Он поможет ей. С таким талантом она должна написать множество пьес!
