Текст книги "Принц Полуночи"
Автор книги: Лаура Кинсейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Да, конечно, это правда: его учитель был лучшим наставником во всей Европе. В его школе Эс-Ти оттачивал свое мастерство.
– Художник и рубака, – задумчиво проговорила она. – Кто вы, монсеньор дю Минюи?
– Я не знаю.
– Простите меня. Я не хотела выпытывать ваши секреты.
– А тут особых секретов нет. Моя мать убежала от мужа и произвела меня на свет по прибытии во Флоренцию. Я почти уверен, что не он был моим отцом. Но дата моего рождения была достаточно убедительна, чтобы он признал меня. А что еще ему оставалось делать? Мой старший брат дрался на восемнадцати дуэлях, каждый раз убивая своего противника, а потом свернул себе шею, выпав из окна борделя. Несомненно, старик молился, чтобы во мне проявился твердый характер. Чего, к несчастью, были полностью лишены остальные члены нашей семьи. Его ждало горькое разочарование. Тем не менее я имею право называть себя достойным английским именем Мейтланд.
– Я думаю, вы специально подчеркиваете, что вы англичанин. Закутываетесь в национальность как в плащ.
– Просто говорю на другом языке. Я не знаю, где мое место и есть ли оно вообще. Мать моя так и не вернулась в Англию. Мы путешествовали. Венеция, Париж, Тулуза, Рим… Жили там, где она могла найти английского джентльмена и вовлечь его в достаточно отчаянные романтические похождения.
– Вы вели не очень размеренную жизнь, – сказала она.
– Это было довольно весело. Старик Мейтланд посылал деньги на обучение меня фехтованию и верховой езде. В своих письмах регулярно сообщал, какие дьявольские унижения он вынужден терпеть из-за нас. Мать жила на деньги своих покровителей. Именно она и очаровала Тьеполо, чтобы он взял меня к себе. Мы отлично подходили друг другу, maman и я.
Ли допила воду из серебряной чашки и собрала остатки еды:
– Отдадим это волку?
– Да. Оставьте одного каплуна на утро. Другого бросьте Немо. Он не возьмет у вас из рук.
Немо прыгнул на упавшую рядом с ним птицу, схватил ее и улегся за спиной Эс-Ти.
– Что вы здесь делаете? – спросила она.
– Здесь? Я пришел вас спасти.
– Здесь, во Франции. Почему вы скрываетесь? Почему вы не в Англии?
– Я не сбежал. Просто… эмигрировал.
– За вашу голову назначена награда.
– Ну и что? Она ждет тринадцать лет. «Ограбление произведено в понедельник мужчиной в черно-белой маске, с вежливыми манерами, говорящим иногда по-французски, ускакавшим на высоком коне, вороном или темно-кауром». Если бы Англия могла похвастаться такой тайной полицией и постоянной армией, как Франция, джентльменам удачи не было бы так привольно. Ни один свободолюбивый англичанин не потерпит такой тирании, как неукоснительное выполнение законов.
– В самом деле? – промолвила она скупо.
– Настоящая угроза исходит от доносчиков и скупщиков краденого. Если не знать, как вести себя с ними, можно глубоко раскаяться. Надо остерегаться также объявлений о розыске преступников. Такое объявление появилось как-то после одного ограбления. Одна хорошенькая черноглазая голубка решила донести на меня. – Губы его презрительно скривились. – Мисс Элизабет Берфорд. Наверное, я был просто околдован – позволил ей снять с меня маску. Никогда раньше не допускал такого.
– Она дала судье описание вашей внешности? И вы бежали во Францию?
– Конечно, нет. Никто не знал моего имени – может, я и был очарован, но не окончательно растерял мозги. Описание – ерунда, если быстро передвигаться и уверенно врать. Нельзя же повесить человека только за то, что у него необычной формы брови.
– Тогда почему?
– На то были свои причины.
– Какие причины?
– А вы настойчивая, не так ли?
– Почему вы стали разбойником?
– Из озорства. Ради сильных ощущений. А вы думали, ради высокой идеи? В первый раз я заключил пари в двадцать лет. Победил отличного фехтовальщика, выиграл тысячу фунтов, завоевал благосклонность прекрасной дамы и понял, что такая жизнь мне по душе. А вы, мисс Страхан? – спросил он. – Вам что нужно?
– Все очень просто. Мне надо убить человека. Хочу научиться это сделать.
– Какого-нибудь знакомого вам человека? Мужчину, я так понимаю. А может, вы просто ненавидите весь мужской пол?
Она растянулась на траве, а потом приподнялась на локте. Без узкого жилета ее женская фигура проступала отчетливо: изящные округлые бедра, выпуклая грудь. Она вытащила ленту из косички и, встряхнув головой, рассыпала волосы по плечам.
– Одного мужчину. Единственного.
– Почему?
– Он убил мою семью. Мать, отца и двух сестер.
Голос ее не дрогнул, не выдал никаких чувств, Эс-Ти не отрывал глаз от холодного, омытого лунным светом лица.
Он лег рядом, обнял ее и стал гладить шелковистые волосы.
Глава 6
– Если вы собираетесь это сделать, – сказала она ему в самое ухо, – можете продолжать.
Рука его замерла. Сделав глубокий вдох, он перекатился на спину.
– Что вы этим хотите сказать?
– Я не против. Я в долгу перед вами.
– Не нужна мне ваша жалкая благодарность.
Она лежала совершенно неподвижно, словно мираж, созданный бесстрастным лунным светом, такая же безжизненная, как окружавшие их руины. Он даже не слышал ее дыхания.
– Очень жаль, – внезапно заговорила она. – Потому что больше мне вам дать нечего.
Эс-Ти повернулся к ней, вновь прижал к своей груди, уткнувшись лицом в нежный изгиб шеи.
– Ради Бога, не окружай себя стеной, не отгораживайся от меня.
– Я не строю стену, – шепнула она. – Я сама и есть стена.
Он покачивал ее, как ребенка, не зная, что ответить, как расшевелить ее.
– Позволь мне любить тебя. Ты так прекрасна.
– Как вы легко влюбляетесь. – Взгляд ее был устремлен в ночное небо. – И сколько раз это случалось прежде?
Прядь ее черных волос, упавшая на щеку, полностью лишила его рассудка. Он погладил ее по щеке и нежно поцеловал.
– Ни разу. У меня было много женщин. Любовниц. Но никогда не было так, как сейчас. Чувства мои всегда быстро остывали.
Печальная насмешливая улыбка тронула ее губы.
– Я клянусь, – сказал он.
– Глупый человек. Вы даже не знаете, что такое любовь.
Он немного отстранился от нее.
– А вы, конечно, знаете.
– О да, – тихо сказала она. – Я знаю.
– Тогда прошу меня простить. Я не знал, что у вас есть другой.
– Оставьте ваши церемонии. Я полностью свободна от этого романтического вздора. – Она покачала головой, словно ей было жаль его. – Я не влюблена. Не замужем. Даже не девушка. Можете с чистой совестью удовлетворить свои потребности.
Он закрыл глаза. Он чувствовал ее запах – теплый, пьянящий аромат женщины, от которого ему стало нестерпимо жарко.
– Я знаю, что вы хотите переспать со мной. Не будем говорить о любви. У меня много долгов перед вами, которые я хотела бы оплатить. Позвольте мне это. Не страдайте из-за своей галантности.
– Мне ничего не надо. Мне не нужна продажная женщина.
– Вам нужна иллюзия.
– Я люблю тебя. С того самого мгновения, как впервые увидел.
– Вы хотите переспать со мной. Я не буду вам препятствовать.
– Я хочу получить твое сердце!
Она отвела глаза.
– Вы зря растрачиваете себя, чтобы быть разбойником. Мне кажется, из вас вышел бы пылкий трубадур.
Все шло не так, как надо. Она реагировала совсем по-другому. Ему хотелось затащить ее в траву и целовать, пока она не станет податливой, нетерпеливой, беспомощной в своем страстном желании, как и должно быть в любви.
– Я ведь не безмозглый жеребец. Мне не нужно, чтобы меня обслужили, как жеребца.
Она подняла руку и коснулась его щеки, медленно провела пальцем по подбородку и губам. Дыхание его участилось.
– Не отказывайте себе в этом, – прошептала она. – Не ждите ответного чувства, которое я не могу вам дать.
Пальцы ее скользнули вниз, оставив прохладный след на его шее и груди, затем медленно приблизились к вороту собственной рубашки, она распахнула его, обнажив белоснежную шею.
– Проклятие. – Тихий несчастный возглас вырвался из его груди. – Будьте вы прокляты.
Ли медленными движениями стягивала рубашку – умышленное кокетство соблазнительницы. Он почувствовал гнев – и испытал отчаяние. Ткань соскользнула с мягкой округлой груди. Жар охватил его. Она закинула руки за голову. Это томное движение приподняло ее тело, словно приготавливая к жертвоприношению. Это тело прекрасно: тонкая талия, упругая грудь, дрогнувшая, когда Ли потянулась. Он зачарованно смотрел на ее совершенные формы, загадочную игру на них лунного света и глубоких теней.
– Я же сказал, этого мне не надо. Нельзя же нам так поступать с собой.
Ли продолжала неподвижно лежать с закрытыми глазами, бесстыдно предлагая себя. В лунном свете она казалась языческой богиней, способной через мгновение проснуться и закружиться в танце с Дионисом, а потом с беззаботностью дочери природы упасть с ним в заросли травы.
Он почувствовал, как разум оставляет его, померкнув перед силой желания. В нем словно проснулся сатир, воплощение безрассудной чувственности. О, каким мучительным было охватившее его вожделение! Зачем он так долго монашествовал? Теперь он не в силах справиться с собой.
Со стоном он потянулся к ней, охватив ладонями нежные груди. От резкого движения у него закружилась голова. Он стал раздевать ее, и она покорно повиновалась. Без нелепого мужского костюма Ли казалась такой маленькой, хрупкой и беззащитной, такой неотразимой в своей женственности. Он целовал ее, гладил, все глубже погружаясь в сладостный хаос.
Возможно, они перевоплотились в богов, некогда царивших здесь. Забыли свои имена, прошлую жизнь, все поглотила тьма; остался лишь круг лунного света. Он и она, жесткая трава в росе, два безымянных существа в окружении древних обломков. Он решил не спешить, хотел ухаживать, завлекать, очаровывать долгими ласками, но все сгорало в диком пламени страсти. Изысканный танец любви свелся к дикому порыву.
Руки девушки нежно коснулись его плеч. Что-то взорвалось в нем. Вопль экстаза разнесся среди скал, и эхо его умножило. Он сжимал ее в объятиях, задыхаясь от волнения, нежности, предчувствия счастья. Когда она слабо отвечала ему, он стонал, задыхаясь от благодарности.
Но вскоре он понял: она действует прилежно, но бесстрастно. Он дышал неровно, она – нет. Теперь он знал: она платит по счету, всего лишь оказывает услугу, утоляет его голод, чтобы не оставаться в долгу, а он, доведенный до отчаяния, принял брошенную подачку.
Эс-Ти положил голову ей на плечо, испытывая разочарование и стыд, но по-прежнему не в состоянии отпустить ее. Прядь ее волос лежала на его ладони. Он обвил вокруг пальцев шелковистый локон, пытаясь дышать ровнее и контролировать себя. Еще через мгновение нежно коснулся ее уха, проведя пальцем по краю, точно обрисовывая его.
Она никак не отозвалась на этот робкий жест, даже не заметила его. Все его ласки оставляли ее совершенно невозмутимой. Грудь вздымалась и опадала ритмично, ровно, что жестоко ранило его воспаленное самолюбие.
Он вздохнул, откатился подальше от нее, встал, поправил одежду, побрел по прохладной траве к белеющим колоннам, сел на камень, некогда служивший основанием храма, опустил голову и уткнулся лицом в ладони. Какой-то подонок убил всю ее семью, а он не нашел ничего лучше, как попытаться силой завоевать ее любовь. Он унижен и более одинок, чем когда-либо в жизни.
Эс-Ти лег спать вдалеке от нее, а Немо свернулся рядом в траве. Проснулся он от звуков и запахов готовящегося завтрака, Ли принесла чашку чаю и кусок хлеба, обжаренный на костре. Молча взял предложенное и, отхлебывая чай, наблюдал за ней.
Собрав все вещи в сумку, Ли принесла его сапоги.
– Они не совсем просохли, – сказала она. – Вам нужно будет еще раз смазать их маслом, а то они потрескаются в подъеме.
– Спасибо. – Он не в силах был поднять лицо и взглянуть на нее.
– Я вот о чем думаю, – тихо проговорила Ли. – Полагаю, мне лучше всего вернуться в Англию. – Не потому, что вы не можете меня научить фехтовать. Об этом я тоже думала. Не сомневаюсь, что это бы получилось. Но сама идея стать такой, как вы, возможно, потребует многих лет, правда?
– Так вот почему вы пришли ко мне? Научиться быть разбойником?
– Не просто разбойником, а Сеньором дю Минюи. Вы – легенда, месье. Мой дом находится в такой глуши, как мы сейчас. Люди там простые, мало общающиеся с внешним миром. Вы были у нас три раза, защищая тех, кого притесняли и кто слишком слаб, чтобы постоять за себя и дать отпор обидчикам. Наверное, вы даже не помните об этом. Но мы помним. Люди видели в вас высшую справедливость – выше шерифа, мирового судьи, даже, может быть, выше короля – выше всех, кроме Господа. – Она резко остановилась и повернулась, хмуря лоб, к одной из колонн храма. – Теперь у них другой кумир – воплощение дьявола, но им это невдомек. Вот я и придумала вас воскресить. Притвориться, что я и есть Принц Полуночи, пришедший сразиться с другим существом – монстром, овладевшим их сердцами и умами. Вот и все, о чем я мечтала.
Он откинулся назад, позволяя себе взглянуть на нее. Она уже надела жилет и куртку и в утреннем солнечном свете казалась чудесным видением.
– Вы этого человека хотите убить? Человека, которого вы называете монстром?
– Да. Но просто убить его недостаточно. Я не преувеличиваю, поймите. В это трудно поверить, но он внес заразу в души людей. Они сделают все ради него. Я, конечно, убью его, если ничего другого не останется, но… я не знаю… что будет потом.
– Вы говорите о своих соседях? Они могут ополчиться на вас?
– На меня, даже друг на друга. Это кажется безумным, я знаю! Это – помешательство. Иногда ночью я думаю, что это, должно быть, всего лишь… сон! – Голос ее прервался. Она зажала рот кулаком. – О Боже… как бы мне хотелось, чтобы все это было лишь сном!
Солнце вышло из-за поросших лесом вершин, и золотые лучи пронзали остатки тумана. На свету волосы ее сияли, глаза казались еще ярче.
Он смотрел, как она поворачивается в лучах солнца.
– И поэтому вы решили выдать себя за меня?
– Они помнят все. Они помнят, что вы всегда были на стороне правды. Они вам верят. Если они увидят, что вы против этого управляющего ими демона, они тоже отвернутся от него.
Эс-Ти казалось удивительным, что он внушил такую веру в себя и породил эти странные надежды. Он знал, что у него определенная репутация; он наслаждался ею в дни молодости и жил ради этого. Но сейчас, оглядываясь на самого себя, на причины, побуждавшие его действовать, он видел, что все это так далеко от правды и справедливости, что даже не знал, плакать ему или смеяться.
Они думали, что он борется за справедливость. А если он скажет ей, что выбор его зависел от формы ноги и груди, от дрогнувших ресниц и румянца невинности? Мир видел в действиях Сеньора дю Минюи защиту преследуемого отца, обманутого брата или гонимого кузена. Но всегда была замешана женщина. Женщина… и сладостное, возбуждающее пламя азарта.
– Вы потрясли меня. Я и забыл, что могу быть таким образцом для подражания.
– Вы заслуживаете уважения за то, что делали, – пробормотала она и вскинула подбородок. – Но мой план – неосуществим. Теперь я вижу. Пришлось бы потратить слишком много времени, чтобы овладеть вашими навыками. А вы – месье; я боюсь, что не гожусь в ваши ученики, поскольку свожу вас с ума. Вы желаете меня, и я готова честно расплатиться с вами. Но вы действительно страдаете. Не хочу нарушать ваш покой.
– Я думаю, ущерб уже нанесен.
Она снова наклонила голову.
– Я сожалею.
– Действительно? Наверное, у вас ледяное сердце, мадемуазель, и дьявольски большой запас самонадеянности для девчонки вашего возраста.
Она подняла голову и сердито посмотрела на него.
– Вам не нравится это слышать? Бьюсь об заклад, у вас в жизни все шло всегда по-вашему, пока вы не столкнулись со злом. Да, это глупая идея – притвориться, что вы – это я. У меня за плечами двадцать лет кулачных боев и тренировок. Вы слишком слабы, чтобы преуспеть, слишком малы ростом, чтобы надеяться, что вас могут принять за меня – даже верхом на лошади. Даже в темноте. У вас другая походка. Ваш голос слишком нежен. Ваши руки слишком малы, а жертва всегда видит руки разбойника.
Она поджала губы.
– Да. Я уже сказала, что ошиблась и не все продумала.
– Разве? Вы мне кажетесь разумной маленькой ведьмой. Вы хотите сказать, что проделали весь этот путь, не все продумав? Нет, ты все очень хорошо продумала. Бьюсь об заклад, у тебя были ответы на любые вопросы. Но, попав сюда, поняла, что я не такой, какого ты себе напридумывала. Боже, ты, наверное, ужаснулась. Нашла бедного парня, который даже не может идти по ровной дороге, чтобы не спотыкаться. Не стоит и надеяться, что он сможет тебя обучить фехтованию, правда? Не стоит надеяться, что он сможет взобраться на лошадь – и, уж конечно, не сможет научить тебя лихо ездить верхом. Поэтому ты собралась уезжать, наболтав сначала всякую благородную чушь, что все это ради моего же блага.
– А разве я не права, месье? – Она отступила на шаг и взглянула на него, положив руки на бедра. – Вы похожи на сумасшедшего. Вы говорите, глядя в пространство. Когда я обращаюсь к вам, вы смотрите не на меня. Вы деретесь с волком из-за куска мяса словно зверь. И вы действительно спотыкаетесь. Вы падали три раза и едва удерживались на ногах в десять раз больше за то время, что я с вами. Вы думаете, я не заметила? Я пришла к вам за помощью. Я не могу ничего изменить, если вы не в состоянии мне помочь. Я хотела бы… – Она заморгала, губы сжались. Внезапно она отвернулась и встала прямо и неподвижно. – Хотела бы, хотела бы, хотела бы… – сказала она, глядя в сторону горной гряды. – Боже, помоги мне! Я не знаю, чего мне хотеть!
Эс-Ти уронил на траву серебряную чашку и положил руки ей на плечи. Он чувствовал ладонями, в каком она напряжении, как нервно вздрогнула всем телом, судорожно сглотнув.
– Ли, – сказал он тихо, – а разве тебя посещала другая мысль? Разве ты никогда не думала, что я пойду с тобой, если буду тебе нужен?
– За вашу голову назначена награда. Вам нельзя возвращаться. Я бы не стала просить вас об этом, так я решила с самого начала. – Она прикусила губу. – А теперь… извините, я не хочу вас обидеть, но…
Он взял ее лицо в руки.
– А теперь ты видишь, что я ни на что не гожусь.
– Нет, я не сомневаюсь, что вы бы могли научить меня всему. Но времени у меня нет. Месье, я и так потратила уже слишком много…
– Время тебе не нужно. – Он нагнулся и прижал губы к ее лбу.
– Это безнадежно, – прошептала она.
– Безнадежные дела – мое призвание.
– Вы безнадежны. И сошли с ума.
– Вовсе нет. Все дело в моей гордости. Я не могу допустить, чтобы ты разрушила мою легенду своими нежными руками и тщетными попытками работать шпагой. Нет, мадемуазель, уж если моя репутация обречена, я лучше сам над ней поработаю.
Покинуть Коль-дю-Нуар оказалось даже труднее, чем представлял себе Эс-Ти. Большая часть его души стремилась остаться. Он бы рисовал, жил спокойно и осмотрительно, – продолжал бы существовать так, как он это делал после взрыва, отнявшего у него слух и чувство равновесия. В замке он ходил медленно, старался не рисковать понапрасну. В дни деревенских праздников никогда не танцевал, не играл в шары, не пытался сесть на лошадь, даже если бы сердце позволило ему заиметь другого коня после Харона.
До приезда Ли он не отдавал себе отчета, насколько инстинктивно осторожными и сдержанными стали его движения. Внезапно он словно увидел со стороны не только, как он ведет себя в приступе головокружения, как спотыкается, падает, но и то, как он расчетливо сдерживается, оберегая себя. Раньше он этого не замечал.
Ему еще предстояло признаться ей в глухоте. Он знал, она заметила кое-какие странности, но, казалось, еще не поняла их причину. Она просто думала, что он не в себе, потому что смотрит на что-то, чего она не видит. Поэтому он продолжал скрывать истину, хотя даже себе не смог бы объяснить, почему скрывал и почему притворялся, будто для него ничего не значило упаковать свои картины и инструменты, закрыть их чехлами и ветошью.
Коль-дю-Нуар его кокон, и он не хотел оставлять его.
Но в нем бродили теперь и другие желания. Он не мог забыть Сада, его золотые монеты, выражение лица маркиза, когда он увидел в дверном проеме Эс-Ти и Немо. Он думал о белоснежном теле Ли в лунном свете. Сидя у кухонного очага, проводя по точильному камню лезвием своего палаша, он вспоминал ночную дорогу, морозный воздух в глухой тиши – и кровь сильнее билась в его жилах.
Ему придется снова сесть на коня. Это первое испытание, которое он должен выдержать. Если она окажется права, и все остальное не будет иметь смысла. Она терпеливо отнеслась к его намерению поехать с ней, как мать снисходительно относится к фантазиям ребенка. С серьезным видом кивнула и спокойно улыбалась, когда он пытался объяснить свои приготовления. И это приводило его в ярость. Сама мысль о неудаче язвила его. Он хотел остаться в своем привычном коконе и в то же время сгорал от желания показать ей, что он по-прежнему непревзойденный мастер своего полуночного ремесла.
Ее движения, стройные ноги, округлые бедра постоянно волновали его, превращая в пороховую бочку, готовую взорваться. И она знала это. Он хотел любви, он хотел романтического волнения; она предлагала себя с холодной расчетливостью, словно это давало ей какую-то защиту от него.
Так оно и было. Эта стена покрепче каменной. Он понял ее. Он мог получить ее тело, но никогда ему не затронуть ее души.
Она читала его, как открытую книгу, предлагая невыполнимые для него условия. Специально вела себя, как блудница: говорила об оплате, что должна ему, зная, что чем больше она принижает то, к чему он стремится, тем в большей безопасности будет сама.
Эс-Ти оттачивал оселком сверкающее лезвие палаша, но его глаза невольно следовали за ней. Вновь и вновь возвращался к созерцанию женских ног, попирающих каменную плиту перед камином.
Она чувствовала его тайное внимание. И хотя выглядела безразличной и спокойной, ей, несомненно, хотелось лишний раз показать свою власть над ним. Она ждала, что он снова сорвется, поведет себя как глупое животное. Все это Эс-Ти понимал. Тем не менее его сердце и разум были в смятении Она беззащитная, обиженная и одинокая, и он испытывал потребность защитить ее. Страсть целиком овладевала им. Он снова и снова представлял, как касается губами ее шеи, вдыхает чистый свежий запах кожи, ощущает ее живое тепло. Ритмично водя точильным камнем по металлу, он смотрел на ее ноги, предаваясь фантазиям, пока она внезапно не вышла из кухни.
Каменные ступени разнесли эхом ее шаги.
Он знал: она направилась в его спальню! Ее поведение было настолько же недвусмысленное, как если бы уличная проститутка призывно манила к себе, стоя на углу. Это приводило его в ярость. Закончив точить палаш, он встал, держа оружие в руке, и резким ударом атаковал собственную тень. Положив палаш на стол, он взял шпагу и попробовал парировать удар, потом нанес ответный укол этим более легким оружием.
Вяло, слишком скованно. Его подсознательное стремление сдерживать свои шаги заставляло его держаться слишком прямо, мешало движениям.
Закрыв глаза, он медленно поднял вытянутую руку со шпагой. Когда она достигла уровня плеча, он почувствовал, что теряет равновесие. Весь дрожа, он старался удержаться и не дать утянуть себя в пропасть, в бесконечное и беспорядочное падение. Хотелось доверять своему здоровому телу, а не искалеченному взрывом мозгу.
Он в центре вращающегося мира стоял с поднятой вперед рукой, широко расставив ноги. Все тело его горело от стыда и возбуждения, но он стоял устойчиво, и его кисть, спина и плечи взяли на себя вес шпаги. Он поднял ее выше, к вершине потолка. Теперь Эс-Ти мог держать руку неподвижно, не шевеля головой, пока ощущение вращения не исчезнет.
Он опустил шпагу, оценивая свое положение: рука здесь, плечо и спина – вот так, ноги напряжены, пол внизу, сводчатый потолок – над головой. Но мысль, что она там, наверху, в его постели, вывела его из себя. Он оперся кончиком шпаги о табурет, сделал глубокий вдох, прижал шпагу плашмя к груди и резко повернулся.
В это мгновение все закружилось вокруг него. Его бросило в сторону, колени подогнулись, шпага со звоном упала на пол. Эс-Ти опустился на четвереньки, обливаясь потом. Головокружение постепенно замедлилось.
Тогда он встал и все повторил сначала. Один врач-самоучка сказал ему: вызывайте головокружение, сами заставьте себя сделать это. Если сможете вызывать головокружение, приступы прекратятся. Эс-Ти пробовал дважды выполнить его совет, но ничего не вышло. Правда, и хваленые лекарства, прописанные лучшими докторами, тоже не помогли.
И вот он вернулся к тому, с чего начинал. После третьей попытки утратилась способность подтянуть к груди трясущиеся колени и подняться на ноги. Тяжело дыша, он лежал ничком на холодном полу. Рука продолжала сжимать рукоять шпаги, но голова раскалывалась от боли. Больше всего хотелось лечь в постель, заснуть и проснуться здоровым.
Сверхъестественным усилием Эс-Ти поднялся на ноги, опираясь на шпагу. Раскачиваясь из стороны в сторону, прошел через оружейную комнату и чуть не упал на темные ступени лестницы. Комната непрерывно вращалась вокруг него. Переведя дух, медленно, шаг за шагом, он поднялся наверх и схватился за ручку двери, с трудом пробрался сквозь клубящийся туман дурноты к освещенной свечой кровати и тут вспомнил.
– О, Господи Иисусе, – сказал он и рухнул на пол.
Ли поднялась с кровати. Прохладная рука коснулась его лба.
– Я так и знала. Лихорадка.
Она склонилась над ним. Его ладонь, упершись ей в грудь, с силой оттолкнула девушку. Раздался изумленный возглас. Она упала.
– Это не лихорадка, – сказал он мрачно.
Головокружение начало отступать, но тошнота волнами подступала к горлу. Он крепче сжал шпагу, встал, начал делать глубокие вдохи, чтобы побороть дурноту. Стоял довольно долго, ощущая каждый мускул своего тела.
– Уйди с дороги!
Он подняв шпагу, старательно проделывал свое упражнение: в сторону-вверх, в сторону-вниз, рывок, медленный поворот, вперед-назад, в сторону-вверх, в сторону-вниз…
– Вы совершенно ненормальный.
Эс-Ти медленно завершил полный поворот и остановился. Тошнота прошла. Ее лицо только два раза качнулось перед ним, а потом все встало на свои места. Пышные волосы Ли свободно падали на его рубашку.
– У вас такие глаза…
– Это не лихорадка.
Он снова принял стойку: к бою – выпад – удар, следя, чтобы плечо и колено были на одной оси. Движение получилось лучше; головокружение – лишь тень того, когда он заставлял себя резко поворачиваться. Может быть, как раз это имел в виду врач. Вызвать его самому и стоять неподвижно, пока не станет легче…
Он выпрямился, сделал глубокий вдох и атаковал столбик кровати, делая выпад с поворотом кисти, стараясь почувствовать правильность переноса веса на опорную ногу. Потом отступил назад и внимательно осмотрел столбик, с удовлетворением заметив, что на дереве не было ни царапины.
– Минутное головокружение. Теперь все в порядке.
– Я вижу, – сказала она. Низ рубашки едва прикрывал ее бедра. Он почувствовал, что опять начинает терять над собой власть. Она сказала: – Я в вашем распоряжении, если вам будет угодно.
Он ненавидел ее за то, что она так хорошо его понимала, за то, что она стремилась оттолкнуть его, притворяясь, что манит. Рука его сильнее сжала шпагу.
– Разве вы мне еще не заплатили? – с издевкой спросил он. – Может, нам вести записи? Полкроны в день за уход во время болезни. Всего один ливр в неделю за хлеб и чесночную похлебку, раз она вам так не нравится. Десять гиней за спасение от развратника-аристократа. Так будет честно?
– Вполне, – сказала она, – Но вы знаете, что денег у меня нет.
– Денег мне не нужно. Прошлой ночью – там, в развалинах, – я совсем не этого хотел.
– Я знаю. Кажется, что вы хотите большего, чем я когда-либо могу вам дать, месье. Я надеюсь, вы это понимаете.
Это еще один брошенный ему вызов – как фехтование и верховая езда. Он утратил свое искусство в любви, нужно вновь обрести его. Шпага начинала повиноваться ему – сила стала возвращаться. Он сумеет заставить ее полюбить его, если будет действовать правильно, сумеет поставить ее на колени. Если не терять голову, то еще не все потеряно. Есть шанс отыграться и даже выиграть.
– Я позволяю вам воспользоваться моей кроватью сегодня, – сказал он учтиво, словно галантный кавалер в бальном зале. – Мы уходим на рассвете.
