Текст книги "Журнал «Если», 2001 № 08"

Автор книги: Ларри Нивен

Соавторы: Стивен М. Бакстер,Андрей Щербак-Жуков,Павел Вежинов,Евгений Харитонов,Владислав Гончаров,Том Пардом,Рэй Вукчевич,Николай Горнов,Сара Зеттел,Джон Хемри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

«ЕСЛИ», 2001 № 08

Павел Вежинов
КОГДА ТЫ В ЛОДКЕ…

1.

Уже второй день – по нашим земным часам – «Сириус» кружил вокруг этой проклятой луны, красной и гладкой, как огромный детский мяч. В сущности, мы называли ее луной только потому, что не знали, какое ей придумать название. Ее планета-мать представляла собой мертвое небесное тело, на котором, по мнению наших специалистов, никогда не было органической жизни. Где-то далеко в черном небе призрачно светило их зеленое солнце. И вообще, мы находились в одной из самых пустынных частей нашей галактики, где многое меня угнетало и внушало предчувствие беды. Я чувствовал, что и другие члены экипажа охвачены какой-то непонятной нервозностью, а это худшее, что может случиться на межпланетном корабле. Только наш командир был, как всегда, спокоен и уверен. В свои двести тринадцать биологических лет он выглядел все таким же неколебимым и мудрым – прямо как на плакате. Таких, как он, осталось не больше десятка – и, на мой взгляд, исключительно благодаря их чертовскому упорству. Большой совет по космическим исследованиям все еще посылал корабли для разведывательных полетов в различные части нашей галактики. Мы стоили человечеству невероятно дорого, почти каждый третий на Земле должен был трудиться во имя наших довольно бесплодных скитаний в пустоте. К тому же наш век все больше охватывал дух необъяснимого эпикурейства и равнодушия к науке. Наш командир относился к этому с молчаливым презрением, которое на борту корабля становилось не столь молчаливым…

Точно в пять часов на экране появилось его холодное худое лицо.

– В пять тридцать все ко мне! – приказал он.

– Слушаюсь, Пер…

Он видел и слышал всех сразу. Это право командира сохранилось теперь только на межпланетных кораблях. Но через секунду я услышал с экрана знакомый звук, похожий на удар гонга, и понял, что мы остались одни.

– Славин, почему ты улыбнулся? – спросил он.

В тоне его не чувствовалось ни строгости, ни любопытства.

– Не помню, Пер.

– Не хитри, Славин. Услышав приказ, ты улыбнулся.

Я набрался храбрости:

– Уважаемый Пер, клянусь, что я не улыбнулся. И все же вы имеете право так думать.

– По какой причине?

Я поколебался.

– Просто я удивляюсь, зачем вы собираете совет, когда и без того все решаете единолично.

– И это тебя раздражает?

– Нисколько… Вы же сами сказали, что я улыбнулся.

– Но на этот раз ты ошибаешься! – покачал головой командир. – На этот раз мы действительно примем общее решение.

– Я всегда в вашем распоряжении, Пер…

– Но интересно, что улыбнулся только ты один, Славин. Остальные восприняли приказ как нечто естественное.

– Боюсь, что вы наблюдали только за мной, – ответил я.

Командир словно бы не слышал, но не сводил с меня внимательного взгляда.

– Славин, ни в коем случае не воспринимай мои слова как замечание, – сказал он, и голос его зазвучал гораздо мягче. – Я всегда считал, что на корабле лучше всех понимаешь меня именно ты.

Не успел я ответить, как экран погас.

Признаюсь, я задумался. В сущности, он прав, я должен понимать его лучше всех. Прежде всего, я историк. Кроме того, в свои девяносто шесть я был вторым по возрасту среди экипажа. Того, что нас объединяло, было больше, чем того, что разъединяло. И все-таки я не понимал его – он представлялся мне героем, но странным и чуточку смешным, как какой-то древний идальго. А иногда немного печальным, как бывают печальны люди незадолго до смерти. Но я не верил, что он скоро умрет. Мне казалось даже, что он никогда не умрет – точно его смерть была противоестественной. Жизнь без него словно теряла смысл.

Экран загорелся, появилось бледное, несколько асимметричное лицо.

– Как поживаешь, Славин?

– Сам знаешь, чего спрашивать, – пробормотал я недовольно.

– Ты мне кажешься каким-то подавленным, – сказал он. – Ничего, это у тебя пройдет. И вообще, готовься в дорогу, мой мальчик!

Это меня удивило:

– Ты уверен, Герц?

– Ну, не вполне… В нашем деле всегда есть риск. У тебя появляется отличный шанс, мой мальчик, в этом полете мы долго скучали…

Что верно, то верно. Непонятный красный шар, вокруг которого мы сейчас кружили, был единственным достойным объектом за все время нашей экспедиции.

– Ты думаешь нас подстерегают неожиданности? – спросил я.

– И еще какие! – ответил Герц с удовлетворением. – Не считаешь же ты, что его создали просто так, без всякой цели?

Экран снова погас. Но точно в пять тридцать мы с Герцем, вдоволь наговорившись, вошли в большой зал. Все места, кроме наших, были заняты. Пер сидел на своем обычном месте, молчаливый и задумчивый, и сосредоточенно разглядывал свои руки. Седина шла ему. Она в последнее время вроде бы стала модной, особенно в колониях на Марсе, но я не думал, что он следит за модой. Просто он так привык.

– Ну что ж, начнем, – произнес он наконец. – Второй раз все данные были переданы анализатору. И он дал категорическое заключение – это искусственное небесное тело. По всей вероятности, речь идет о чем-то вроде ориентира, маяка или опознавательного знака. Не исключено, что это база снабжения не известной нам цивилизации. Или у артефакта какое-то другое предназначение, о котором мы даже не подозреваем. Ясно одно: нахождение здесь этого небесного тела имеет некий смысл. Наш долг постичь этот смысл, разгадать его тайну. Вы сами понимаете, как это важно. Впервые за время наших путешествий в космосе мы вступаем в контакт с цивилизацией, в техническом отношении более высокой, чем земная. Потому что, согласитесь, ничего подобного нам не построить и спустя тысячелетие. И если кто-то скажет, что все это сделано только для того, чтобы поразить нас, он ошибется.

Командир на секунду замолчал и машинально потянулся рукой к карману. Я знал, что он хотел достать сигареты, но, разумеется, удержался. Он курил, лишь оставаясь один, и притом в часы, отведенные для сна. Насколько мне помнится, сигареты якобы помогали мыслительному процессу, хотя это, по-моему, глупость. Их отвратительный дым вряд ли мог сравниться с нашими стимуляторами. Герц утверждал, что командир сам выращивал табак на своей даче в Кордильерах. И хотя Герц был психологом, ему не приходило в голову, что это странное занятие командира можно назвать пороком. Для него Пер был совершенством.

– Есть у кого-нибудь вопросы? – неожиданно спросил командир.

Зал молчал. И только Пер собрался продолжить, как Гавон произнес:

– Могут ли быть на луне живые существа? – спросил он.

– Анализатор не исключает такой возможности, – ответил Пер, – и в этом вся сложность нашего положения. Если они существуют, то, наверное, укрылись под видимой поверхностью луны. Но почему? В последние дни я ощущаю в вас какую-то скрытую тревогу. Герц называет это чувством опасности, которое порождается неизвестностью. Анализатор не испытывает никаких чувств, но и он предупреждает о возможной опасности. Представьте себе, что искусственная луна – гигантская мина, которая приходит в действие при определенных контактах. Правда, мы послали туда четыре зонда. И хотя им не удалось взять образцов грунта, никаких отрицательных результатов мы не получили… И все же на основании наших попыток нельзя сделать окончательного вывода. Именно поэтому я и собрал вас. Если мы примем решение послать на луну разведывательную шлюпку, то путем тайного голосования, как того требует наш устав. Если против будет больше восьми голосов, мы не станем рисковать и по возвращении на Землю обратимся за решением к Большому совету. Если хотите знать мое мнение, то я не верю в реальную опасность. Но все же советую, не забудьте о нем и голосуйте в соответствии со своим внутренним убеждением. Даю вам полчаса на размышление, после чего мы снова соберемся здесь.

В зале началось легкое движение, все молча направились к выходам. Остались только мы с Герцем и командир.

– А вы? – он вопросительно посмотрел на нас.

– Я давно все обдумал, Пер! – ответил Герц.

– Каков, по-твоему, будет результат голосования?

Я заметил в его голосе едва уловимое любопытство. Прежде никогда такого не случалось.

– Пять голосов против, Пер, – уверенно ответил Герц.

– Правда? – Он слегка улыбнулся. – Хорошо, не будем спрашивать, кто именно.

– Вы и без того знаете, Пер.

– Интересно, а я, по-твоему, буду за или против? – спросил я шутливо.

– Час назад я думал, что ты станешь шестым.

– И потому поговорил со мной?

– Может быть! – Герц ухмыльнулся, как мальчишка. Мне сделалось не по себе.

– Признаюсь, этот объект не представляет для меня интереса, – ответил я. – Это не мое дело.

– А я думаю наоборот, – сказал командир. – И потому именно ты возглавишь высадку на луну.

* * *

Герц угадал – всего пятью голосами «против» было принято решение послать на луну небольшую четырехместную шлюпку. Приказ о моем назначении руководителем стал маленькой сенсацией, поскольку все, и я в том числе, считали, что исследования будут носить преимущественно технический характер. И действительно, два других члена экипажа были инженеры Лусин и Лоу, высококлассные специалисты по космическим проблемам. Пилотом был Гавон, лучший из пилотов в экипаже «Сириуса». В этой крепкой опытной команде я был «самым слабым звеном». Да и вообще, я никогда никем не руководил.

Шлюпка взлетела ровно в двенадцать. Через четыре часа мы оказались вблизи луны – в нескольких километрах над ее яркой ровной поверхностью. Задача была простая – следовать на небольшой высоте, облететь ее несколько раз, выбрать подходящую местность, сесть и взять образцы грунта. Мы увидели лишь бесконечную красную пустыню. Пересекли ее сначала по экватору. Летели на самой маленькой скорости, не сводя глаз с экрана. Телескопическое устройство позволяло нам разглядеть даже сравнительно небольшие предметы и сфокусироваться на них при необходимости, однако пока мы ничего не обнаружили. Наконец после целого часа молчания Гавон произнес:

– Я словно вижу сон. Невероятно, но ни одной неровности, ни одного обломка метеорита… Похоже, этот проклятый шар старательно подмели, чтобы подразнить нас…

Я не ответил. Почему-то в этот момент меня стало немного подташнивать.

– Держу пари, что это не построено! – пробормотал Лусин. – А будто отлито в огромной форме…

– У меня такое чувство, что если мы ступим на эту поверхность, то утонем, как в воде, – заговорил Лоу.

– Не сон, а просто кошмар! – простонал Гавон.

Пер, наверное, внушил бы им спокойствие двумя словами. Но эти слова не приходили мне в голову. Выполняя инструкцию, мы еще раз облетели шар по экватору, хотя это казалось абсолютно бессмысленным.

– Курс на северный полюс! – приказал наконец я. – Высота и скорость те же.

Гавон должен был повторить приказ, но не сделал этого, только молча сменил курс. Изображение на экране оставалось все таким же, будто мы не двигались, а застыли на месте. Мы уже ничего не ждали, просто летели, словно выполняя неприятную обязанность.

– Через две минуты мы на полюсе! – наконец сказал Гавон. – Если хотите, спущусь еще ниже.

– Нет необходимости, – сказал я. – Выполняй приказ.

– Слушаюсь, командир, – с иронией ответил Гавон.

Никогда я не видел его таким нервным, таким беспокойным, и странно, что Герц этого не заметил. Уж если Гавон не смог сохранить самоббладание, что говорить о других. Я рассеянно взглянул на часы над головой Гавона, потом снова перевел взгляд на экран.

– Полюс, – сказал Гавон.

И в это самое мгновение на экране промелькнула белая звезда. Я замер от удивления.

– Что это было? – воскликнул я.

Но все видели не больше моего. В тесном помещении шлюпки наступило оживление, люди радостно переглянулись.

– Вернуться? – спросил Гавон.

Я задумался лишь на секунду.

– Вернись и сядь в непосредственной близости от объекта! – приказал я.

Гавон описал элегантный круг и снова направил шлюпку к полюсу. Тормозные дюзы работали отлично, шлюпка медленно снижала скорость. Вскоре Лусин снова отыскал то, что мелькнуло на экране, и умело задержал его в фокусе. Предмет был виден пока не очень отчетливо, однако через несколько минут мы уже смогли его довольно хорошо разглядеть. Я представил себе озадаченные лица экипажа «Сириуса», которые видели то же, что и мы. Я с трудом верил своим глазам. На самой вершине полюса стояло что-то вроде пьедестала розового цвета, метров десять высотой, в виде усеченной пирамиды. Пирамиду венчала белая звезда или что-то в этом роде – она и мелькнула на экране. Как мы ни старались удержать ее в фокусе, не могли получить четкого изображения. Но наконец нам это удалось…

– Командир на связи! – взволнованно произнес Лусин.

Через секунду мы услышали голос – как мне показалось, веселый и возбужденный.

– Славин, я вам искренне завидую! До сих пор ни одному космическому путешественнику не удавалось увидеть то, на что смотрите вы.

– Не слишком ли вы торопитесь, Пер?

– Нисколько, глаза у меня хорошие, – продолжал командир все так же весело. – И не беспокойтесь, опасности нет. Ясно, что это построено для того, чтобы вы это увидели.

– Вы хотите сказать, что нас ждали, Пер?

– Похоже на то…

Изображение исчезло с экрана, поскольку при посадке возникали помехи. Гавон посадил шлюпку так мягко и осторожно, что мы даже не заметили, когда она коснулась поверхности. По инструкции первым должен был выйти Лоу. У инженера была прекрасная атлетическая фигура, удобный скафандр не стеснял его движений, сидел на нем, как обычный костюм. Мы выдвинули трап, и Лоу ловко сошел по нему. Осторожно потоптавшись на красном грунте, он поднял ко мне озадаченное лицо.

– Похоже на прорезиненное покрытие! – сказал он. – Как на беговой дорожке…

Потом повернулся к пирамиде и изумленно воскликнул:

– Боже мой, да это человек! – И застыл на месте.

Вторым спустился я. У меня просто перехватило дух, когда я взглянул на пирамиду, Я ждал чего угодно, только не этого. Передо мной действительно был человек, вернее, статуя, изображавшая человека, сидящего на каменном троне. Он был одет в старинную тунику, его сильное мужественное лицо было обращено куда-то поверх наших голов, в бесконечность. Я прекрасно знал, что это за статуя, и именно поэтому не мог поверить своим глазам.

Остальные тоже вышли из шлюпки. К пирамиде вели ступени, которые соответствовали человеческому шагу. Лусин долго всматривался в розовый материал, из которого она была построена.

– Не нужно никаких образцов! – сказал он тихо. – Это мрамор. Строители называют его итальянским мрамором, хотя в Италии его давно не осталось.

Мы медленно поднимались на вершину пирамиды, не сводя глаз с белой статуи, сиявшей на фоне черного неба. Ее величие все больше покоряло нас, она словно росла на наших глазах, потрясая своей мощью. Наконец мы приблизились к ней и остановились.

– И все-таки это человек! – снова заговорил Лоу. – Хотя сейчас мужчины не отпускают такой бороды…

Лоу даже не подозревал, до какой степени он раздражает меня.

– Больше того, Лоу! – сказал я сдержанно. – Это не просто человек, это Моисей.

– Какой Моисей? – удивился Лоу.

– Неужели это имя тебе ничего не говорит? – спросил я.

– Абсолютно ничего! – обиженно ответил Лоу.

Чего еще можно было ждать от такого узкого специалиста, как Лоу, но и другие тоже не знали.

– Если быть совсем точным, это копия статуи Моисея, созданная Микеланджело в XVI веке… Или и кто такой Микеланджело вы тоже не знаете?

Знал один Гавон.

– Эта статуя, – продолжал я, – таинственным образом исчезла в начале XXI века из Рима. Остались только репродукции. И надо сказать, что, если судить по ним, эта копия совершенно точно передает оригинал. А если учесть, что сделана она из итальянского мрамора…

Гавон посмотрел на меня безумным взглядом.

– Да ты соображаешь, что говоришь? – нервно закричал он. – Кто мог доставить сюда статую Моисея? Это абсурд!

– Но почему, дорогой Гавон?

– Да что они, кретины? – рассердился вдруг Гавон. – Известно же, что в этот квадрат галактики не долетал еще ни один космический корабль… Мы первые люди, которые добрались сюда, неужели ты не понимаешь?

– Прекрасно понимаю, – сказал я. – Но факт остается фактом: это статуя Моисея.

– Чепуха, – зло сказал Гавон. – Ко всему прочему ты хочешь свести меня с ума…

– Слушайте меня все! – раздался в моем шлеме голос командира.

– Теоретически совсем не исключено, что сюда прилетали люди, хотя и из более поздней эпохи. Ты слышишь меня, Гавон?

– Да, Пер…

– Они могут вылететь с Земли и на тысячу лет позднее нас, – продолжал командир. – И если они движутся в обычных временно-пространственных измерениях, то прибудут сюда раньше нас. Из любого века они могут предпринять комбинированное передвижение, пройдя часть пути субпространственно, как и мы. Не очень сложные вычисления показывают, что они могли бы прилететь сюда и одновременно с «Сириусом».

– Это абсурд, – сказал Гавон мрачно.

– Но почему, Гавон?

– Потому, Пер, что это опровергает классическую теорию о причинно-следственных связях. Представьте себе, что в анналах космических исследований записаны точные даты вылета и возвращения «Сириуса». А по-вашему выходит, что они могли бы задним числом изменить этот факт.

– Факт нельзя изменить, Гавон.

– Но если они прилетели сюда одновременно с нами, то какая сила могла бы помешать им уничтожить нас, если они этого захотят. Тогда факт, что «Сириус» прибыл с Земли, будет опровергнут.

– Ты спрашиваешь, какая сила, Гавон?.. Сила в том факте, что они этого не сделали.

– Это софистика, Пер! – ответил нетерпеливо Гавон. – Я не спрашиваю вас, что они сделали. Я вас спрашиваю, могут ли они изменить факты истории?

– Конечно, не могут, – сказал командир. – Что произошло, то произошло. Ты ошибаешься, когда думаешь, что причинно-следственная связь протянута в одном направлении. Она вообще никуда не протянута, она существует в целостном взаимодействии.

Гавон посмотрел на черное небо, точно искал там «Сириус», и я увидел, что лицо его вдруг смягчилось:

– Прости, Пер, но раз они могут находиться тут одновременно с нами, то что мешает им вернуться вместе с нами на Землю?

– В принципе – ничего.

– Тогда почему они этого не делают?

– Ты прекрасно знаешь, Гавон, что если мы замедлим свое передвижение, то и сами можем оказаться в каком-нибудь из будущих веков… Тогда почему мы этого не делаем?

Гавон растерянно молчал.

– Очевидно, потому, что для нас это не имеет смысла.

– В чем же тогда смысл? – спросил Гавон, и в голосе его прозвучало отчаяние.

– Не знаю, Гавон, может быть, надо спросить каменного Моисея, – ответил шутливо командир. – Если спросить меня, то я не верю, что эта статуя поставлена здесь какими-то людьми из будущего. Это тоже не имело бы смысла. А что ты думаешь по этому вопросу?

Я вздрогнул. Все происходящее казалось мне странным, как сон.

– Не знаю, Пер, – ответил я уныло. – Я не могу соображать так быстро…

– Не скромничай, Славин… Ты обязан высказать нам свои предположения.

– Да, Пер! – Я секунду помолчал. – В принципе, я согласен, что вряд ли это поставлено людьми, если только они не хотели сыграть с нами шутку. Остается вторая возможность. Статуя водружена здесь какой-то другой цивилизацией. Несомненно, эта цивилизация изучила нас досконально, знает нас лучше, чем Лоу, к примеру, который не знает, кто такой Моисей, и не слыхал имени Микеланджело. Если все это верно, то напрашивается еще один вывод. Они верили, что когда-нибудь мы прилетим сюда. И специально поставили эту статую, чтобы мы ее увидели. Потому что для всех, кроме нас, она лишена какого бы то ни было значения.

– Но это просто невозможно! – проговорил Лоу обиженно. – Ты считаешь: кто-то построил это немыслимо дорогостоящее сооружение ради того, чтобы показать нам дурацкую статую?

– Во-первых, статуя совсем не дурацкая, – ответил я. – И, во-вторых, у искусственной луны может быть и другое предназначение., Но сейчас нас интересует прежде всего сама статуя. Зачем ее поставили? Какой в этом смысл? Вероятнее всего, она – некий документ, некий знак, памятник, содержащий знания. Чем-то подобным была, например, знаменитая пирамида Хеопса, тайну которой разгадали лишь в XXII веке.

– А может, здесь разгадка проще, Славин, – сказал командир.

– Вряд ли, Пер! – вздохнул я огорченно. – Простые загадки загадывают только детям. Прежде всего надо понять, кроется ли загадка в личности Моисея, или в личности Микеланджело… или в самой статуе. Я думаю, что мы решим эту проблему, когда внимательно изучим все данные. А это мы сможем сделать, только вернувшись на Землю.

– Верно, Славин, но что если в загадке содержится предупреждение? – предположил командир. – И коли мы его не узнаем, то, может, не сумеем вернуться…

– Да, Пер, это действительно будет хуже всего.

– В таком случае не плохо было бы нам немножко напрячь свои мозги… Расскажи нам, что ты знаешь о Моисее…

– К сожалению, слишком мало, Пер… Он был полулегендарной, полуисторической личностью. То, что он существовал реально, сейчас не оспаривается. Насколько я помню, он жил примерно за тысячу лет до нашей эры и был, несомненно, образованным человеком, а также опытным полководцем. И еще интересно то, что он вывел народ Израиля из Египта в Землю Обетованную. Их странствие было долгим и трудным, и сам Моисей умер, не дойдя до цели. И еще: Моисею приписываются различные чудеса.

– Какие чудеса? – спросил командир.

– Например, одним мановением руки он разделил надвое Красное море, чтобы его племя прошло по дну. И что-то еще, я подзабыл. Что-то про манну небесную и воду в пустыне. Ах да, его племя осталось без воды… тогда Моисей ударил жезлом о скалу, и из нее потекла вода…

– Что такое «жезл»? – спросил Гавон. – Что-то вроде меча?

– Представь себе палку, сделанную из благородных металлов и украшенную драгоценными камнями… Кроме того, я забыл вам сказать, что Моисей – автор свода законов, одного из самых древних в истории человечества, так называемых десяти заповедей. В свое время они играли огромную роль в этическом воспитании народов…

Я замолчал, ничего больше не припоминая.

– А известно ли, что побудило Микеланджело изваять именно его статую? – спросил командир.

– В «Энциклопедии древних искусств», которая находится в моей картотеке, есть подробная справка о статуе, – ответил я. – Может, вам стоит ее почитать, Пер, сейчас мне трудно вспомнить все подробности. Но я знаю, что многие века статуя Моисея была символом величия и силы человеческого духа…

– Это уже кое-что! – пробормотал заинтригованный Гавон.

– По преданию, сам Микеланджело остался очень доволен своим произведением. Когда статуя была готова, он ударил ее резцом по колену и произнес фразу: «Говори, Моисей!»

Я замолчал, пораженный внезапной мыслью. Остальные переглянулись. Мысль казалась нелепой, но что из происходящего представлялось естественным и реальным?

– Попробуй, Славин, что тебе стоит? – раздался в шлеме голос командира.

– Отчего же не попробовать, – пробормотал я.

Медленно поднявшись еще на две ступени, я остановился у подножия величественной статуи. Помню, какая-то смутная тревога охватила меня… Я улыбнулся, немного через силу, и, подняв обтянутый скафандром кулак, ударил по мраморному колену: «Говори, Моисей!»

В тот же миг опора выскользнула у меня из-под ног. Я чувствовал только, что с головокружительной быстротой лечу в бездну. И потерял сознание.

2.

Я лежал на спине на узкой жесткой кровати, освещенный ослепительным светом. Ничего не помнил, ничего не сознавал и лишь ощущал, что я не один, но свет мешал разглядеть тех, кто меня окружал. Я был не в силах пошевелиться, словно оцепенев, только слышал легкий шум вокруг и тихие, неясные голоса людей.

Я не испытывал ни тревоги, ни страха. Просто лежал, словно оглушенный или парализованный, мучимый ярким светом. Наконец из слабого шума выделился громкий отчетливый голос:

– Приступим, коллеги.

Это было сказано на каком-то странном языке, но еще более странным было то, что я его понимал. Шум постепенно стих, и голос продолжал:

– Дорогие коллеги, то, что вы видите перед собой, – прекрасный экземпляр человекообразной обезьяны. Десять дней назад мы поймали ее в умеренном поясе этой любопытной планеты. По мнению наших зоологов Сваска и Фертекса, эти обезьяны уже вступили на путь превращения в человека. Они обитают в сравнительно голых скалистых горных массивах, что заставляет их перейти к ходьбе на задних конечностях. О передних конечностях мы уже с уверенностью можем говорить как о руках: пальцы хорошо развиты, обезьяны могут в некоторых случаях пользоваться ими даже лучше, чем мы. Более того – человекообразные охотятся не только в одиночку, но и коллективно. А главное, они используют камни как оружие самозащиты и нападения. Так, к примеру, этот экземпляр попал Сваску точно по шлему скафандра с расстояния, в тридцать раз превышающего его собственный рост.

Наступило короткое молчание, наверное, все разглядывали камень.

– Вот это булыжник! – произнес кто-то шутливо. – Если бы Сваек не был в шлеме, то сейчас мы рассматривали бы его мозг.

– Если у него он есть, – добавил другой. – Иначе чем объяснить то, что Сваек позволил, чтобы в него бросили камень.

– Как ты его поймал, Сваек?

– Ответил на комплимент комплиментом, – заговорил добродушный голос. – И попал ему туда же ампулой с безвредным усыпляющим веществом…

– Но продолжим! – сказал тот, что заговорил первым. – Как считают Сваек и особенно Фертекс, эволюция человекообразных будет исключительно медленной. Развитие планеты вступило в весьма стабильную геологическую эру со слабой радиацией, что, как известно, не благоприятствует возникновению мутаций. Это еще в большей степени относится к теплокровным млекопитающим, которые преобладают среди животных планеты. Несчастный гигант, которого вы видите перед собой, довольно непонятное создание. Хотя в смысле пищи он принадлежит, скорее, к хищникам, у него нет никаких органов для нападения, кроме рук. Его физическая сила ничтожно мала по сравнению с другими хищниками. Ему трудно находить себе пищу и защищаться от других зверей. Наши зоологи считают, что, вероятно, он исчезнет как вид еще до того, как вступит на путь превращения в человека. Вот почему мы решили проделать один эксперимент, который в случае успеха будет иметь серьезные последствия для этой планеты. Но по данному вопросу с докладом выступит старший биолог уважаемый Уртекс. Если можно, коллега, покороче.

– Очень коротко! – проговорил кто-то довольно быстро. – Мы поставили опыт на пяти экземплярах этих человекообразных. Они не совсем одинаковы, между ними имеются некоторые различия, в основном в умственных способностях. Этот, как вы могли заметить, сравнительно хорошо развит. Я долго наблюдал за тем, как он ловит рыбу, – он делал это довольно умело. Заметив меня, он явно забеспокоился, но не сбежал. Он глазел на меня с таким любопытством, словно понимал, что мы прилетели из космоса. И я уверен, что он бросил камень мне в голову больше из «исследовательского интереса», поскольку они не едят себе подобных…

– Мы же договорились коротко, Уртекс! – сказал снова тот, кто вел совещание.

– Хорошо, – недовольно продолжал Уртекс. – Опыт состоит в следующем. Мы вызовем у человекообразных следующего поколения искусственно направленные мутации. Их потомки будут отличаться от своих родителей. Они окажутся менее волосатыми, и тенденция будет идти к постепенному исчезновению волос. Это заставит их одеваться, чтобы прикрыть наготу. Они будут ходить на задних конечностях. Впервые руки послужат им не только для того, чтобы бросать камни, но и для того, чтобы создавать примитивные орудия защиты и нападения. Мозг значительно увеличится. Первые же их потомки будут иметь склонность к некоторым примитивным видам искусства… Труднее привить им наклонности, связанные с социальной жизнью, например, взаимопомощь, милосердие, привязанность к себе подобным…

– А какая гарантия, что в результате мутации они окажутся жизнеспособными? – спросил кто-то.

– Закономерный вопрос, – ответил биолог. – Первое поколение действительно окажется не очень жизнеспособным, особенно в юные годы. Оно будет рассчитывать на защиту родителей. Но к наступлению зрелости они станут достаточно умными, хитрыми, даже жестокими и в то же время способными на самопожертвование ради детей. Они уверенно будут пользоваться огнем. Эти уже по-настоящему разумные существа сумеют даже в неблагоприятных условиях сохранить свое потомство – главное в нашем эксперименте.

Наступило короткое молчание.

– У кого есть опросы? – спросил руководитель.

– У меня есть вопрос! – сказал кто-то. – Не приведет ли внедрение человеческого сознания в человекообразных к тому, что они не смогут ориентироваться в новых для них условиях? Не создаст ли у них глубоких внутренних противоречий?

– Подобная опасность, несомненно, существует, – неохотно ответил биолог. – Прямое воздействие на мозг человекообразных было оперативным и диффузионным. Мы не знаем точно, каково влияние этой диффузии, поскольку использовали наши человеческие экстракты. И, конечно, исключительно трудно найти точную дозировку. Так, например, мы резко усилили половое влечение у человекообразных и их потомства. Этот господин, которого вы видите перед собой, склонен к полигамии. Мы это делаем для обеспечения многочисленного потомства, хотя это может привести к конфликтам с другими самцами.

– Раз так, – сказал кто-то, – то достаточно ли пяти опытов?

– Можно провести и больше, – ответил биолог. – Но мы потеряем время.

– Что значит время? – ответил другой недовольно. – Если мы закладываем основы новой человеческой цивилизации, то надо делать это основательно. Любая поспешность представляется мне безответственной и непозволительной…

– У меня есть вопрос… Заложена ли в новом виде возможность второй мутации через какое-то число поколений?

– Нет, это не предусмотрено! – ответил биолог. – Если новая мутация возникнет при неблагоприятных обстоятельствах, которые мы не можем предвидеть, ее последствия могут быть фатальными. Но зато мы ввели в подопытных ампулы, содержащие знания, которые проявятся через тысячелетия. А также сложные для них истины в доступной форме, которые долгое время останутся непонятными…

– Например? – спросил кто-то с любопытством.

– Например, такая сентенция! – неохотно пробормотал биолог. – «Чем меньше яйцо, тем больше птица, которая из него вылетит»…

– Ну и пошлость! – сказал кто-то.

– Это не я сочинил! – ответил биолог обиженно. – Это Хук сочинил…

– Чего еще ждать от сумасбродного поэта…

– Почему? – вмешался Хук. – Ведь «не вылупится», а «вылетит»!

– Что еще?

– «Когда ты на берегу, движется лодка. Когда ты в лодке, двигаются берега!» – продолжал Хук.

Опять воцарилось молчание.

– Это лучше! – сказал кто-то неуверенно. – Но я сомневаюсь, что, когда ампулы лопнут, кто-то проявит интерес к таким сомнительного свойства сентенциям.