Текст книги "Дневник замужней женщины"
Автор книги: Лариса Шевченко
Жанры:
Прочая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)
– В масштабах нации подавление личности во имя ложно понятых ценностей может привести к вырождению, – задумчиво произнесла я.
– Ложно? Двое детей у меня тогда было. И самый трудный из них – муж. Напоследок он мне сказал:
– Сколько же в тебе жестокости!
– Не жестокости, а обиды, – поправила я его, чуть скривив уголки рта в саркастической усмешке. – И не надо свои качества мне приписывать. Слишком поверхностно считываешь характеры людей. А сколько во мне доброты и терпения так и не понял? Не знаешь? И больше не узнаешь. Не заслужил, – добавила я, как-то сразу успокоившись от мысли, что меня больше никто не будет тиранить. – Ты совсем не тот, кем себя считаешь. Ты не мужчина по натуре, самец. А по возможностям… как всегда торопишься усладить себя. Ты не добрый, нечуткий, слабохарактерный. Продолжить список твоих «достоинств»? Жестокий, беспринципный, бестактный, бесстыжий, неблагодарный, мстительный, жадный, наглый, неверный. Сам закончишь перечислять? У тебя единственный способ общения в семье – злая, изобретательная, отталкивающая ирония. Пойми, наконец, что жена и кухарка – не одно и то же.
– Куда мне тебя понять! У вас, у женщин, есть способ мышления, недоступный мужчинам, – заявил Миша.
– Вот и слушал бы меня. Умная и добрая женщина – залог успеха мужчины, вершительница его судьбы.
– Думаешь, впаду в грусть и сентиментальность? Не втравливай меня… Это не целесообразно.
– Умение навязывать свою волю – качество лидера. У меня нет гипнотической заразительности. Я могла только советовать.
– Любовь и привязанность делают меня слабее и уязвимее. Зачем они мне.
– Случались панические атаки?.. – усмехнулась я. – Ты так и не обнаружил в себе человеческое начало. Я ошиблась в тебе. И твоя мать любит только себя, а не тебя, что уж говорить об отношении к невестке. Ты как-то мне сказал, что надо занижать и обесценивать хорошие качества человека, чтобы утрата казалась менее значительной. Так запомни: я не выпячиваю и не преувеличиваю твои дурные качества, заложником которых ты являешься не от большого ума, потому что уже перекипела в тоске и обидах. Я забыла все, что было между нами. Помнить, значит продлевать свои страдания. Переживать, значит многократно проживать своё унижение. А оно мне надо?
А вот Миша заметно огорчился, оставшись без няни, и мать его тоже, лишившись объекта приложения своих отрицательных эмоций. И это при том, что она желала избавиться от соперницы. Не ожидали от меня такой решительности. Прореха у них образовалась с моим уходом. Я им все карты спутала. Миша тыркался, тыркался наугад, но так и не смог ее залатать. К пустому колодцу люди не ходят. А во мне все как-то быстро и гармонично срослось, успокоилось.
Конечно, поначалу после развода, одной трудно было с маленьким ребенком. Ничего, потихоньку втягивалась в новые условия жизни. Работала, много подрабатывала. Случалось, была шикарна и убедительна – о чем говорили мои редкие, но красивые наряды. Но мужчин к себе близко не подпускала. Настрадалась за пять лет замужества на всю оставшуюся жизнь. В прошлом неудачный мезальянс, – с короткой усмешкой заключила Маша.
– Ты еще чувство юмора не потеряла? – удивилась я. – И все же мне жаль, что твои прекрасные черные глаза больше никого не осчастливили. Несправедливость опять восторжествовала.
– Иронией спасаюсь, – грустно улыбнулась Маша, «не услышав» комплимент.
– Миша помогал сыну после развода?
– Вообще забыл о нашем существовании. Дистанцию держал. А я не хотела унижаться. Он так и живет с матерью, старость ее тешит. У него нет по этому поводу рефлексии. Говорят, кошек завел. Какой любви к ребенку можно ждать от такого человека? Его и отцом-то называть язык не поворачивается.
Помнится, сыночку полтора годика было и я уже намучилась с ним, с его болезнями, без сна и отдыха, а всё будто бы доподлинно не осознавала, что он мой ребенок, моя кровинушка. Бывало, иной раз смотрю на него и думаю: неужели это я его родила? Смешно, правда? Не всем и не всегда хватает врожденного чувства материнства и отцовства. Любовь к ребенку надо выстрадать, тогда он дорог будет. А иногда врожденное отцовство вообще само не проявляется и его надо взращивать, воспитывать. А Миша ночей с сыном не проводил – мать ему не разрешала, – болезней его не знал. Только возмущался, если я, ухаживая за больным ребенком, не успевала к его приходу с работы приготовить ужин. А ты же знаешь, как у меня всегда все в руках горело. Тысячу дел успевала сделать за день. Бабушкина школа: умирать собирайся, а дело делай. Запомни, сгодится кому-нибудь передать. Меня ведь как бабушка учила: «Прежде всего, ты должна быть хорошей хозяйкой, иметь во всем хороший вкус, уважать старших, быть твердой духом, уверенной, и только потом выявлять какую профессию хочешь приобрести». Для правильной семьи она меня готовила. А для Миши важнее всего был его личный комфорт и покой его мамы. Только это он ревностно оберегал.
И вдруг Мария улыбнулась ласково и радостно:
– Старший внучок в армии служит. Все у него там хорошо. Жду-не дождусь его. Маленький на подходе. Море его привлекает. Что мне еще надо? Здоровья бы только побольше. Счастья в одни руки много сразу не дается, оно по крохам собирается нами.
Мне один человек сказал, что я настроена на неприятности и всегда предполагаю худшее и поэтому не знаю, что бываю моментами счастлива. А я ему объяснила свою позицию так: «Допустим, жду плохого результата и вдруг повезло, не случилось беды – и я безмерно счастлива! Если кто-то всегда надеется на лучшее, ждет, мечтает, а радости не случаются или происходят беды, то он постоянно разочаровывается и даже когда повезет, уже не так радуется, как я». Но мой знакомый ответил, что ожидание счастья, тоже счастье. «Наверное, вы оптимист, но я остаюсь при своем мнении», – ответила ему я. Мне кажется, в своем мнении я не одинока.
– Миша после вуза продолжал играть в преферанс?
– Конечно. Но от запойной игры его спасала постоянная компания в меру азартных игроков, знающих, когда надо остановиться. Риск-риском, а из бюджета не выходи! Вот и не прижился он там. Говорил, что мало эмоций, что скучно ему со стариками играть.
– А где теперь Саша, ну тот, который любил тебя в студенческие годы? Дышать при тебе боялся, пылинки с тебя сдувал. Какой был парень – высокий, красивый, деликатный, умница редкий! В любом деле докапывался до истины. Характер – золото. Внешне – не унывающий, всегда на позитиве, но внутренне углубленный, тонкий. Втайне писал задумчивые печальные философские стихи. Помню его ошеломляющее обаяние молодости, искрометность и при всем при том поразительную скромность. Он мог бы составить твое счастье. Почему ты променяла его на Мишу? Любовь? Весь курс был шокирован, когда ты замуж вышла. Мишка твой… нудный, сил нет.
– Усмешка судьбы… Что теперь жалеть? Студенткой я совершенно не понимала жизни за пределами дома и вуза, в голове были одни лекции. Может, потому что училась отлично. Негде и некогда было набираться жизненного опыта, а мама Мишу посоветовала, мол, мы с ним одной крови. Может, замуж надо выходить в более зрелом возрасте?
– Вряд ли это помогло бы. Я, считай, жизнь прожила, а до сих пор не поняла, почему мужчины так ценят случайные связи. Может, потому, что они овеяны романтикой? «У меня ее до фига и больше… Будто свежая кровь вливается. Старые меха лучше работают», – так шутил один мой сослуживец, объясняя свое непостоянство. Измены щекочут нервы мужчинам, подчеркивают их значимость или здесь что-то другое, недоступное женскому пониманию? Может, они не так как мы, расставляют приоритеты? Мы-то стремимся найти мир в семье. И в себе хотим достичь гармонии, обрести душевную целостность.
– Элементарная распущенность и вседозволенность. Разве Миша был темпераментней меня? Это далеко не так. Подыгрывала я ему. Меня постоянно преследовали эротические сны, в которых любимый мужчина овладевал мною, и пережитые во сне ощущения во много раз превосходили реальные. Эти сны – верный признак физической неудовлетворенности. Но я же не мчалась на сторону искать другого мужчину. Я понимала, что этим оскорблю мужа, и, прежде всего, себя унижу до уровня тех, кого презираю. А Миша, чувствуя свою слабость, унижая меня изменой, стремился залечить уязвленную гордость и тем самым доставить себе удовольствие?
Мне кажется, если мужчина по натуре кобель, ему хоть золотую женщину дай, он все равно побежит на сторону. Иногда я сомневаюсь, умеют ли мужчины любить кого-то, кроме себя и ставить свои личные интересы ниже интересов семьи. Может, это дано только женщинам? Тогда это трагедия.
– К чему такая категоричность? Женщины любят сильнее, а мужчины расчетливее. Женщина должна разборчиво искать более умного и здорового партнера. А ты нарушила Закон естественного отбора, полюбив слабого и не очень умного, за то и наказана. Ты позволяла себя уничтожать и растаптывать. Не любовь у тебя к Мише была, а жалость, – сказала я.
– Получается, что умные женщины менее жалостливые?
– Жалость после ума, на втором месте должна стоять.
– Знаешь, последние месяцы перед разводом даже само присутствие Миши доставляло мне физическое страдание. Помню его жалобы: «Когда любишь, становишься уязвимым, веришь сплетням, мозги отключаются, все на острие чувств…» А я ответила: «Такое бывает, когда только себя любишь». А он мне заявил: «Я не могу принадлежать кому-то».
«Конечно, ты не принадлежишь даже себе, ты в полной собственности у своей матери», – объяснила я ему.
Разорвав путы, я смелее стала и в словах, и в делах. В душе наступило умиротворение, какого давно не ощущала. А при воспоминании об его матери меня до сих пор трясет. Она из меня всю душу вынула. Из-за нее я утратила волю к жизни. Она, как вампир, высасывала из меня все силы. Получалось так, что спорь не спорь, она заранее во всем права. Я ничего не могла ей доказать своей четкой железной логикой. Поневоле вспомнишь великого мыслителя Сократа, которого сварливая жена считала никчемным.
Я становилась с его мамашей бессловесной, у меня не получалось донести до нее свое понимание их жизни. Делая и говоря гадости, она, как змея, нагло глядя мне в глаза, изучала мою реакцию, будто желая удостовериться в достигнутом эффекте. Она меня просто гипнотизировала своим пренебрежением к моей личности, грубостью. И молчанием, подавляла меня, лишала индивидуальности. Ни с кем больше я не ощущала себя такой беззащитной, даже в какой-то степени… бестолковой. На дух не переношу ее. Даже не здороваюсь при случайной встрече. Если бы я могла ее понять, может, и простила. Она же не только мне, но и сыну своему жизнь испортила.
Мой развод был осознанным решением. Я не знала бы покоя, пока она вхожа в мой дом. С нею мой мозг постоянно работал бы в аварийном режиме. Я вырвалась на свободу из мира ее представлений и понятий. Теперь она не имеет надо мной власти, и я живу простой, открытой жизнью, – на ноте сдержанно-радостного оптимизма закончила Мария свою грустную историю. – Личность священна. Если бы это понимали все люди… За годы замужества ничего позитивного в себе я не растеряла, хамелеоном не стала. И это уже хорошо.
– О величие трагического конца! Ты не пыталась еще раз выйти замуж, потому что никто приличный на заметку не попал? А вдруг настигла бы тебя поздняя счастливая любовь?
– Шутишь? Не для того разводилась, чтобы снова на себя хомут надевать. Шило на мыло менять, только зря время терять. Я больше не верю мужчинам. Ничем меня не усахарить. Я теперь кошка, гуляющая сама по себе. Ко мне так просто не подступиться. Еще раз пройти этот путь? Нет! – горячо возразила Мария. И добавила с усмешкой:
– Чужие подштанники стирать?
– Но они могут стать своими, если полюбишь.
– Родными они никогда не станут.
– Помнишь слова режиссера Леонида Филатова? «Женщины шутят всерьез». Принимая во внимание, что судьба изменчива, может, не стоило отвергать другие варианты? А вдруг начался бы новый счастливый виток твоей жизни? Больная душа не молчит, кричит внутри себя. Ее любовью лечить надо.
– Будет тебе. Нажилась с Мишей под завязку, многое постигла. Свысока на мужчин гляжу. Поверь, я не рисуюсь.
– Он все сделал, чтобы ты превратилась в феминистку?
– Не стала я ею. Один раз, вытащив из колоды, как шулер из рукава, карту, меченную бедой, больше не рисковала. Лучше быть одной, чем с кем попало.
– Ты думаешь, твоя жизнь была заранее запрограммирована?
– Я верю, что предстоящие события на самом деле часто отбрасывают из будущего свои тени и посылают сигналы, которые воспринимаются не всеми, а особо чувствительными людьми. За свою жизнь я многократно имела возможность в этом убедиться. Например, я видела во сне своего будущего мужа примерно за год до нашего знакомства, но потом совсем забыла об этом факте. Будто кто-то стер его из моей памяти. Я понимаю, что сны – не телеграммы с того света, а наши собственные внутренние переживания. И все же судьба указывает нам направления на главные события жизни, подбрасывает варианты, а уж как человек ими распорядится, как поведет в той или иной ситуации, зависит только от него. Сумела бы я повлиять на поведение мужа, не плакалась бы теперь тебе в жилетку и не утверждала, что моя судьба – расколотый… гнилой внутри орех, – усмехнулась Мария. – Единственно, чему я до сих пор по-настоящему, но по-доброму слегка завидую, так это счастливым семьям, где царит любовь, уважение и еще нежность, потому что она особая ипостась доброты. Наверное, истинно счастливыми жизненный путь суждено пройти лишь избранным. Может быть, эти семьи отмечены божественной благодатью. Идут, бывало, такие люди навстречу мне и просто так улыбаются, буквально светятся счастьем…
Моя душа закалилась в десятках жизненных потрясений, и я считаю себя способной сделать все, чтобы семья моего сына была такой. Прежде всего, не лезу в их дела. Сразу попросила жить отдельно и строить свой уклад. С внуками, конечно, нянчусь. Они утоляют мои прежние печали. Живу – лучше не бывает: скромно и счастливо. Но семена вечных сомнений и тревог всегда присутствуют в моей душе. Такой мой характер. С высоты своих прожитых лет, могу утверждать только одно: «Мне следует возблагодарить Всевышнего за то, что он продляет мою жизнь, дает мне здоровье и позволяет радоваться жизни».
Столько прожито, сколько пережито… Велик багаж моего жизненного опыта. Уже ничему не удивляюсь, никому сильно не завидую… «И, надышавшись небесами», – помечтав, возвращаюсь на грешную землю, чтобы, пока есть силы, продолжать делать что-то полезное для своей семьи и окружающих меня людей.
Поговорила с тобой и будто боль с души сняла. Если бы раньше позволяла себе открываться, мне, наверное, было бы легче, я бы не болела так часто. Представляешь, тридцать пять лет всё в себе держала, тебе вот только выложила.
– Вот и умница, что расслабилась.
– Ой, – вдруг опомнилась Мария, – светает уже! А столько еще не обговорено, вместе не обдумано! Хватит посиделки разводить. Давай скорее ложиться спать, хоть пару часиков вздремнем. Разболталась же я! И отчего это ночь и тишина возбуждают желание предаваться воспоминаниям? А они как фантомные боли…
– Не кори себя. Высплюсь дома. Я так рада тебя видеть и слышать! Давай переписываться, звонить и в гости друг к другу ездить? Теперь, когда дети выросли, мы можем позволить себе общение. С внуками приезжай. Ладно? – с надеждой в голосе прошептала я.
– Я пока надолго не могу отрываться от дома, старики на мне. Они как малые дети. Только дети не осознают своей зависимости, а старые люди очень даже это понимают. Одни жалеют своих взрослых детей, а другие, видно уже в маразме, измываются над ними. Мол, вы нас мучили в детстве, теперь мы вас будем донимать.
Маша соскочила с кушетки и подала мне общую тетрадь в потертой кожаной обложке.
– Будет у тебя повод приехать ко мне, вернуть дневник, – сказала она. – Я иногда, когда бывало совсем уж невмоготу, иногда записывала свои стоны.
– Обязательно, – закрывая глаза, пообещала я.
– Подожди, возьми еще и Зоин. Дневник тоже помогал ей снимать напряжение. Там столько пережитых ею горьких моментов! Такая работа души! Почитай, сравни с собственной жизнью, может, что полезное для себя извлечешь, а потом Лене отдашь. Я обещала ей выслать, но через тебя передать надежней будет.
– «Бу сде!» Помнишь, как мы любили сокращать слова?
– Еще бы!
Усталость взяла свое. Через несколько минут дом Марии представлял собой тихое сонное царство.
А я лежала и думала: «Почему говорят, что чем больше воспоминаний, тем меньше места в душе для мечты и фантазии? По крайней мере, вместе с воспоминаниями из нее уходят обиды и тоска. А уж чем она заполняется…»
Дневник замужней женщины
1
Слава давно спит сном праведника, а Кира все еще ворочается, вздыхает. Теперь она уже мысленно листает дневник Зои. Иногда ее память задерживается на отдельных страницах, и она, лежа с закрытыми глазами, будто заново их перечитывает.
Мы шли по проспекту. Митя смотрел на меня с ревнивым беспокойством, одолевавшим его все чаще и чаще. А я, понимая его взгляды, радовалась, немного гордилась и от этого чувствовала себя уверенней, распрямлялась, приподнимала свой курносый носик и смело шла навстречу потоку людей, слегка восхищаясь собой, своей любовью к нему, счастливая, девятнадцатилетняя. Весь мир был мне близок и понятен, люди доброжелательны, а будущее – светло, удивительно и прекрасно! Мне казалось, что в Мите есть то, что я ценю в мужчине: порядочность, достоинство, интеллигентность, качества, которые рифмовались с моими, и что и он нашел их во мне.
Потом Митя стоял передо мной на коленях и говорил, говорил… О милый бред! Твои святые заверенья – как я любила их! Ах юность, ах милая искренняя вера в счастье!
Прошел год. Митя плакал от бессилия, кидался на меня с кулаками по-детски бестолково, отчаянно и горько. Я удивленно отводила его нервные руки, жалея его ревнивую глупость. Мальчишеский, искривленный обидой рот... суетливые, неловкие движения пальцев, утиравших слезы, вытекающие из-под огромных смешных очков, делавших ситуацию немного комичной, ослабляющих накал страстей. Он требовал объяснения моего отсутствия ночью в общежитии. А я, сама еще не разобравшаяся в своих чувствах к Георгию, немного злилась на Митю за покушение на мою свободу, за его претензии. Я сама еще не успела четко оценить ситуацию, не знала, что ответить и это раздражало.
Мне было понятно Митино, хоть и неправильное по моему мнению, но проявление любви. И все же варварская форма выражения чувств, поток незаслуженных обвинений, в горячке брошенные грубые слова шокировали меня, вызывали гнев и желание избавиться от раннего незваного гостя. Мне, не в пример некоторым девчонкам, заглядывавшим в приоткрытую дверь моей комнаты, не нравилось, что этот интимный разговор происходит при свидетелях. (Мои подруги тактично вышли). Я понимала, что по всему коридору общежития бегут шепотки, ведется анализ происходящего, с предположениями, фантазиями, может быть даже с оговорами недобросовестных завистниц, а может и с сожалениями, конечно, в адрес Мити.
Меня смущало, что разговор шел не на равных. Я, по причине неожиданности Митиного прихода, не сообразила встать с постели и принимала горячие упреки лежа. А он, сидя на стуле рядом с моей койкой, не догадывался освободить меня из плена. До этого ли ему было? И все же я выскочила из комнаты, обернутая простыней, вся раскрасневшаяся, взлохмаченная, со следами слез на припухшем после сна лице. Я не считала себя виноватой и оставляла за собой право разрешать сложившуюся ситуацию не торопясь, осмысленно, прочувствованно, не давая скоропалительного ответа нервному, возбужденному, всклокоченному обидой и недоверием молодому человеку.
Почему он диктует, почему требует ответа, на каком основании командует? И это при том, что сам перед этим без всяких объяснений исчез на целых десять месяцев?! Да, я избегаю его вот уже неделю. Мне замыкаться на пустых мечтах о нем? Явился, не объяснил где и почему пропадал, не извинился, да еще предъявляет претензии! Мое право убедиться в своих чувствах к нему и к тому, другому, неожиданно возникшему на моем горизонте. Мне было очень интересно в компании доцентов и профессоров. Меня привлекало все новое в каждом из них. Я вгрызалась, въедалась, пыталась изучить, понять их, найти особенное или опасное для себя, чтобы не подпасть под чье-то случайное влияние и обаяние. Я хотела осознать: мне хорошо было в новой компании, потому что среди них был Георгий, или просто приятно щекотало нервы внимание к моей персоне всех членов его кафедры? А такое сразу не оценишь, тут время нужно. Технарь, а не понимает, что все познается в сравнении, и требует анализа. Приревновал к Георгию! Он с пяти утра ждал меня у преподавательского общежития! Блузка, видите ли, у меня была помята. Душераздирающая драма! Малахольный! Это же означает, что я спала одетая.
Как я заговорила! Сухо, зло, без ярких эмоций. Будто не о человеке речь идет, не о его чувствах, а об обычном научном эксперименте. Может, я разлюбила Митю и поэтому увлеклась Георгием? Как же! Преподаватель, свободный. Это не флирт с женатиком с целью обворожить и заполучить хотя бы на время, как это было у Зинки, или с дальним прицелом, как у Захаровой из соседней комнаты. Здесь возможно что-то настоящее, серьезное. С его стороны явная влюбленность: бегает за мной по парку как мальчишка, пытается поцеловать и боится! Мне знакомо это трепетное чувство! Какая осторожность, даже боязнь в его-то двадцать семь! Захотел свежих чувств? А я? Они сами нахлынули и поглотили меня до дрожи во всем теле. Может, тоже влюбилась? Больше похоже на любопытство?
Да, мне приятно знать, что он преподаватель. «Бьет клинья» тут к одной нашей красавице преподаватель: красивый, больной и вечно пьяный по причине – с его слов, – ее отказа. И моя однокурсница жестко, хитро, целенаправленно отбивает женатого с ребенком. Ловушки ему устраивает. И ведь добьется, дрянь! Нет, подобное я презираю. И хахаля однокурсницы ненавижу за то, что тот, слюнтяй, позарился на девицу.
У меня по-другому. Все по-честному. А если это блажь? Почему я не хочу отвечать Мите? Потому что не уверена в его и своих чувствах. Говорят, любовь проверяется именно такими ситуациями. Станет ли Митя ждать, пока я удостоверюсь в надежности нашей с ним любви? Как он поведет себя? А сам примчался ко мне только после того, как узнал о Георгии! А где и с кем до этого пропадал? Пусть уезжает на каникулы без окончательного ответа. Это единственный выход. Нам троим надо врозь помучиться лето и сделать правильные выводы. О ком буду скучать, тот и станет моим избранником.
Рядом на странице дневника вклейка и приписка чернилами другого цвета. Видно, что сделана была много позже.
«Такова предыстория. Не могла я тогда предположить, что это невинное празднование окончания учебного года в компании преподавателей, окажется «пунктиком» в нашей дальнейшей семейной жизни и всю жизнь гвоздем будет сидеть в мозгу моего мужа. А всему виной был юношеский комплекс, миф о его будто бы мужской несостоятельности, сформированный матерью, с детства ежедневно толкующей о его слабом здоровье, и ее утверждение себя как главного и единственно верного друга в жизни сына.
Митя рассказал матери о нашей ссоре, не упомянув о своем десятимесячном отсутствии в моей жизни, о том, что без моего контроля забросил занятия и чуть не вылетел из вуза. Он будто вычеркнул из памяти то, что послужило причиной моего знакомства с Георгием. И мать в дальнейшем постоянно напоминала сыну, о факте моей «неверности». А мы с Георгием даже ни разу не поцеловались. Не знаю, это ли было причиной ненависти ко мне его матери или ее ревность? Собственно, матерям всегда кажется, что ее ребенок достоин лучшего. Но не в такой же гипертрофированной форме!
Не смог Митя простить мне одного дня мнимой «измены». А свои месяцы забыл? Не хотел понять, что для проверки моих чувств этот случай был решающим, определяющим. Именно он привел меня к мысли, что наша встреча на туристическом слете не случайное переплетение маловероятных обстоятельств, а судьба. Именно встреча с Георгием заставила меня всерьез задуматься о будущем, прояснить для себя самые важные аспекты дальнейшей жизни, понять, что не положение Георгия в обществе, ни деньги, а его, Митина любовь и забота мне нужны. А что ему рисовала его заниженная самооценка?
Да, мне было интересно в компании Георгия. Засиделась я. В свое общежитие идти было поздно, там в двенадцать вахтеры запирали двери. Коллеги Георгия нашли пустую комнату, матрас и подушку. Легла я в одежде, но долго не могла заснуть. Георгий зашел через полчаса и устроился в другой части комнаты. Объяснил приход тем, что заведующий кафедрой погнал его охранять меня, потому что дверь была без замка. Приставать не пытался. А через год при случайной встрече на проспекте объяснил: «Считал, что девушка должна сама проявить инициативу». Еще отшутился: «Меня сторожила моя бывшая зазноба. Я при всем желании не рискнул бы к тебе приблизиться».
Еще одна приписка: «Оказывается, патологически ревнивая мать внушила Мите (с его подачи!), что я лгунья, и он ей безоговорочно поверил, как всегда верил всему, что она говорила. Они сделали меня без вины виноватой. Как Митя в этом похож на моего отчима! Тот тоже свалил на мою мать весь груз вины за несчастье, произошедшее с нею, и всю жизнь позволял себе все, что хотел. Ему так было выгодно. И это при том, что у самого произошла более прозаическая история с одной девушкой, результатом которой было рождение внебрачного ребенка. Но себе он быстро простил это «недоразумение».
Боже мой, в суете студенческой жизни, в борьбе за кусок хлеба мы не находили времени поразмыслить. А может, еще и не умели. Были самоуверенны, самонадеянны, считали, что все будет так, как захотим. Мы не учитывали влияния родственников, а свое преувеличивали. Ах, милое, доброе, наивное, счастливое время! Мечты, надежды! Суеверия. Судьба, свыше данная… Какая глупость! Была ли в этих мечтах реальная составляющая? На что мы в них опирались?
Опять Кире описанное в дневнике студенчество Зои вспомнилось.
«Еще один слет туристов. Поход, палатки, огромный костер, песни под гитару. Мы юные и счастливые. Медовый месяц. Ночь. Любимая песня из приемника в исполнении Адамо. Она такая нежная, искренняя! И вдруг мое сердце пронзила странная острая боль. Раньше я ничего подобного не чувствовала. «Буду ли я счастлива с Митей?» Адамо пел, а я плакала, словно прощалась с чем-то очень хорошим и важным. «Что это? Предчувствие? Почему так стонет мое сердце? Еще минуту назад я чувствовала себя счастливой. Почему именно на эту знакомую прекрасную песню мое сердце впервые отозвалось нестерпимой пронзительной болью, и я ощутила себя беззащитной? Разве можно что-то предчувствовать? Это страх неизвестности, как тогда в лесу… в детдомовском детстве? Поверить в предчувствие, значит поверить в заранее запрограммированную жизнь. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!»
Кира улыбнулась. Свои студенческие годы замелькало перед закрытыми глазами...
Вдруг почему-то в ее воспоминания вклинился случайно услышанный в автобусе разговор двух женщин.
– Твой муж щедрый, внимательный?
– Нет. Раньше денег не имели – была причина быть прижимистым, а теперь нет оправдания его жадности. Скряга. Даже продукты сам покупает.
– И никогда с шиком ничего не дарил? Если человек жаден ежедневно, то у него иногда возникает желание сделать широкий жест.
– И этого не случается, потому что такие жесты не бывают дешевыми.
– Тяжелый случай. Генетическая скупость – страшная вещь. Нищее детство? Но я же помню, как на восьмое марта он преподнес твоей соседке шикарные розы, да еще с какой помпой!
– А мне ветку перезревшей растрепанной мимозы. Перед чужими людьми ему всегда хочется показаться изысканным, обаятельным, чтобы все им восхищались. Создать о себе надолго хорошее мнение на стороне можно отдельным штришком, а для своей семьи надо каждый день стараться. «Много ей чести, обойдется», – считает он. Своя семья обязана принимать его таким, какой он есть на самом деле. Жадный человек жаден не только в деньгах. Он и душу не хочет тратить на близких. Я где-то читала о биохимической природе этого явления...»
Кира сердито встряхнула головой, отгоняя ненужную, чужую, «приблудную» информацию.
2
Кира снова перебирает в памяти отдельные, особенно запомнившиеся ей отрывки из Зоиного дневника. Они складываются в некоторую достаточно понятную картину ее трудной, во многом неудачной жизни.
Приехала к мужу в гости. Поразила убогость жилья, скученность людей на маленькой площади. Две малюсенькие проходные комнатушки в доме дореволюционной постройки – «апартаменты», видно, полученные его отцом сразу после войны. Квартира барачного типа, без каких бы то ни было удобств, без батарей отопления. «Рациональный аскетизм, без излишеств». Не похоже, что здесь обитает семья начальника крупного производства. Виду не подала, что шокирована. Успокоила себя: «Я тоже нищая, не пропадем. Сейчас многие так живут. Мне еще год учиться. К тому времени, когда я окончу университет, Митя квартиру получит. Так ему обещали, когда на работу брали».
Ехала к Мите. В вагоне нас было двое. Пожилой попутчик рассказывал, что он врач. Я с интересом его слушала. Вдруг он накрыл своей ладонью мою руку и спросил: «Вы чувствуете мои биотоки?» Я раздраженно отдернула руку и заявила, что ощущаю биотоки только своего любимого мужа. И добавила: «А мужчины чувствуют всех женщин подряд? Тогда это ужасно!»
Попутчик извинился и стал рассказывать, что он вместе с грузинским врачом изобрел для женщин новый метод предохранения – спирали, что эта идея пришла к нему, когда он увидел зонтик, вывернутый «наизнанку» сольным порывом ветра. Я слушала с недоверием. Тогда он объяснил, что едет на конференцию и принялся выкладывать на столик документы, подтверждающие его принадлежность к касте ученых. Я немного успокоилась.
И вдруг пассажир поставил портфель себе на колени и начал странно ерзать. Глаза его остекленели… Я в брезгливом ужасе бросилась в соседнее купе. А он жалобным голосом просил не уходить, иначе у него ничего не получится. Меня била дрожь, а попутчик извиняющемся тоном рассказывал, что еще будучи студентом мединститута, впервые увидев прекрасное женское тело, и не сдержал… И с тех пор, на любой операции, если у женщины там, внутри, все устроено красиво, он не может… А теперь, даже просто глядя на обворожительную женщину, он представляет… «Не бойтесь меня, я безвредный. Простите…» – слышала я из-за перегородки его смущенный голос.