Текст книги "С тобой...в темноте (СИ)"
Автор книги: Лариса Васильева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Любовь Селин всегда казалась мне невероятной. А то, что она не оттолкнула меня после того, как узнала всю правду, вообще не поддавалось никакой логике. Оказывается, логики никакой и не было. Был только расчет, который, между прочим, подарил мне два незабываемых месяца рядом с удивительной девушкой.
– Спасибо тебе. – Только и смог выдавить я.
– За правду? – Предположила Селин.
– Нет. За то, что позволила мне на два месяца стать самым счастливым человеком.
Я наклонился, чмокнул её в щеку холодными от волнения губами и медленно пошел прочь. Я был не нужен ей. С самого начала. Она просто испугалась смерти, испугалась, что не испытает первой любви, а я просто оказался рядом.
Она призналась, что я стал ей противен. Конечно. Моё тело, к нему прикасался этот извращенец. Я готов был сорвать собственную кожу, только если бы это помогло избавиться от гнетущих ощущений. Я сам был себе противен.
Я сидел на уроке географии и равнодушно слушал учителя. Мне было всё равно, что он говорит. Мои мысли были очень далеко. Рядом с девушкой, которую я любил больше жизни и которая, как выяснилось, никогда не любила меня. Подвернулся…как нельзя кстати…. Обрывки её фраз кружили надо мной как черные вороны.
Я расковырял ногтём засохшие раны на костяшках пальцев, и из них потекла кровь.
Заметив это, учитель отправил меня в туалет. Умывшись, я долго изучал себя в зеркале, а потом я вдруг увидел его. Моего отца. Он смотрел прямо из глубины зеркала и ухмылялся. Я, не задумываясь, ударил кулаком по стеклу.
Раздался оглушительный звон и осколки упали на пол и в раковину. Один из них разрезал мне тыл кисти, и вверх ударила фонтанчиком струйка крови.
Я стоял и наблюдал, как красные капли забрызгивают стену, на которой совсем недавно висело зеркало, окрашивают раковину, забрызгивают мою одежду.
Прозвенел звонок, а всё никак не мог оторваться от завораживающего зрелища, но вот кто-то вошел в мужской туалет и раздались вопли. На них сбежалась добрая половина школы. Кто-то пытался пережать мне порванную мелкую вену, кто-то побежал за врачом.
А никак не мог выкинуть из головы ухмыляющийся образ отца. Он словно знал, что так со мной и будет. Я буду противен окружающим.
– Нел, ты что творишь? – Рядом послышался голос Миллера, и я поднял на него глаза. Он смотрел на кровь, текущую с моей руки на пол и стонал. – Зажми её. Останови. – Он тряс меня за плечи.
Я перевёл взгляд на залитую кровью руку и красную лужицу на полу. Они были такие красивые. Почему я должен был останавливать это?
– Зачем? – Я снова взглянул на него, и тут только до него дошло, что я не в себе. Он сам обхватил рукой мою кисть и прижал пальцами кровоточащий сосуд, а затем потащил меня в кабинет медика.
– Что с ним? – К нам вроде подскочила Сара, а с ней Дженни и Селин.
– Разбил зеркало в мужском туалете, – быстро пояснил Томас, – а потом стоял и пялился на собственную кровь. Брр! – Он поморщился. – Там такая лужа – мама не горюй! Он сегодня вообще какой-то странный. – И зачем он рассказывает всё это? – Вначале расковырял свою руку. Я не знаю, что произошло, но у него была засохшая кровь на руке, будто он молотил кулаком по стене. Так он сидел и ковырял её, пока кровь не пошла. Его отправили его в туалет умыться. Мы слышали какой-то звон, но даже не подумали, что это от него. – Он кивнул головой в мою сторону. – А потом раздались вопли, я подошел и увидел Нела, с безумным видом разглядывающего, как из руки течет кровь.
– Хватит подробностей! – Дженни не выдержала и, зажав рот, помчалась в туалет. Сара поспешила помочь подруге.
Селин с Томасом затащили меня в кабинет врача и спустя сорок минут мне наложили семь швов, четыре из которых на вену, чтобы соединить концы.
Я сидел молча, равнодушно отмечая про себя каждый новый эпизод боли. Селин с Томасом ждали на кушетке возле входа.
– Ну, всё! Тебе повезло, парень, что я когда-то закончил ординатуру по хирургии. Иначе тебя пришлось бы везти в больницу.
Врач наложил мне повязку и дал охлаждающий пакет. Я взял его правой здоровой рукой и как всегда порванные сухожилия подвели меня. Я его уронил на пол, не сжав пальцами достаточно сильно. Он шмякнулся о кафель, и содержимое растеклось по плиткам. Я растерянно посмотрел на врача. Другой пакет он протянул Томасу и тот прижал его к моей кисти.
Они вывели меня из кабинета.
– Я домой пойду. – Я забрал у Миллера свою сумку и охлаждающий пакет. Чтобы не выпустить, я прижал его к животу.
– С тобой пойти? – Предложил он.
– Нет, – я посмотрел на него, – зачем ты мне. Я сам дорогу знаю.
Но Селин последовала за мной. Я чувствовал, что она сердится, но рука болела слишком сильно, чтобы думать о чём-то кроме дёрганья и нытья в разрезанной коже. Она помогла мне натянуть куртку и повесила сумку на плечо. Я придержал ей дверь, когда она выходила следом за мной.
На улице было довольно тепло, и я предложил пройтись пешком, вместо того, чтобы трястись в автобусе. Она согласилась.
По дороге я купил в аптеке тайленол и колу и выпил две таблетки, потом подумал и добавил еще одну. Рука дёргала всё сильнее, и я уже пожалел, что потащился пешком, вместо того, чтобы быстренько добраться на транспорте.
Мы молчали. Я не знал, что ей сказать, после всех ужасных слов, которые мы вчера наговорили друг другу и после всего сказанного сегодня.
Я понимал, что не хочу её терять, но знал, что это уже произошло. Моя надежда на счастливое будущее постепенно умирала, на смену ей пришла щемящая боль где-то внутри, слева, между третьим и пятым рёбрами.
Впервые в жизни я был не одинок. Но теперь всё разрушено. Она не простит мне того, что я наговорил в порыве гнева. Даже не стоит пытаться. А я не смогу забыть её сегодняшние слова. Ужасная гибель красивой любви.
– Ты прочитал письмо? – Поинтересовалась она, когда мы остановились у нашей калитки.
– Нет, – признался я, – я его как обычно порву и выкину.
– Зачем? – Мои слова её удивили.
– Чтобы не испытывать соблазна подойти к тебе снова. – Я хотел добавить еще что-нибудь, но не подобрал слов. – Пожалуйста, прости меня. – Прошептал я и заглянул в её шоколадные глаза.
– Ты повторяешься. – Её голос был чужим, и вообще вся она казалась чужой.
– Какая разница, – отмахнулся я, – если я вижу, что ты меня не простила.
– А какая разница, если я тебя прощу? – Возразила она. – Когда я умру, и прощенья просить не будет нужды.
Я застонал и закрыл лицо обеими руками. От повязки неприятно пахло мазью, я отнял ладони от носа и поморщился. Кровь просачивалась сквозь слои бинта и выступила несколькими красными точками на поверхности.
– Я сожалею, – я закрыл глаза и покачал головой.
– Что наговорил мне гадости? – Съехидничала Селин. Она умеет быть злой, когда сама этого хочет.
– Нет, что влез в твою жизнь и испортил её. Дай мне сказать, пожалуйста! – Попросил я, когда она собиралась что-то вставить. – Я ведь прекрасно знал, что после всего, что со мной случилось, не имею права не то, чтобы надеяться на взаимность, а даже мечтать о нормальных отношениях.
Я знал, что у меня никогда не будет подружки, но во всём виновато моё эго. Оно твердило мне, что стоит попытаться. И что из этого вышло? Ты ни в чем не виновата.
Это я. Задурил тебе голову своей любовью. Потом обидел, не смог нормально вести себя. В том, что у нас ничего не вышло, не ты виновата, а я. – Я ткнул пальцем себе в грудь. – И то, что ты чувствуешь ко мне только отвращение – это нормально. Я и сам себя ненавижу.
– Я не чувствую к тебе отвращение, – она не выдержала и всё же перебила меня.
– Не надо, Селин, не жалей меня. Ты сегодня сказала совершенную правду. Я тебе не подхожу. Я – ничтожество, я…, – я усмехнулся, – я трахался с собственным отцом. Всё это верно. – Я опустил глаза в землю. – Прости, что сел на тот лайнер, прости, что смотрел на тебя, когда не должен был позволять себе этого делать, прости, что сказал, что люблю тебя. Я не должен был приближаться к тебе. Прости, что не смог держаться на расстоянии. – Я шмыгнул носом и поднял голову. – Ты хорошая девушка и я никогда не буду достоин тебя. Прости, что позволил себе мечтать об этом.
Я махнул рукой, просто так в никуда и побрёл к дому.
– Нельсон! – Она окликнула меня.
Я обернулся. Сегодня она была моей девушкой последний день.
– Ты еще встретишь нужного парня, – пообещал я.
– А как же ты сам?
Я пожал плечами.
– Как обычно. – И добавил. – Как раньше.
И ушел.
Я стёр номер Селин из мобильника, даже не стараясь запомнить его. На всякий случай. Чтобы не было соблазна позвонить. Я переживал из-за неё, я плакал, господи, чего я только не делал!
Фейт отреагировала на случившееся в школе слишком бурно. Я понимал, что она испугалась за меня, но зачем же голосить на весь дом. Эйден ничего не сказал, просто в упор посмотрел на меня и снова уткнулся в телевизор.
Но зато вечером, когда я уже лёг в кровать, он неожиданно заглянул в мою комнату и, спросив разрешения войти, присел на кровать.
– Ты злишься на весь мир, брат, я понимаю тебя, но злость не самое верное чувство.
– Ты снова пришел читать мне мораль? – Я не настроен был на разговор. Рука дёргала ужасно. Я выпил уже упаковку тайленола, но ничего не помогало. Я поморщился от боли.
– Нет, – Эйден отрицательно покачал головой, – я пришел к тебе, чтобы поговорить об отце. Откровенно. Мы никогда с тобой об этом не говорили.
Я пожал плечами и сел в кровати.
– Говори. – Равнодушно разрешил я.
Я никогда не видел Эйдена таким. За один миг он, казалось, постарел не на один десяток лет. Мне стало интересно, что нового он мог мне сказать о нашем отце.
– Ты злишься на Карлоса, потому что он делал с тобой ужасные вещи, – нерешительно начал он. Странно, брат обычно такой уверенный в себе, а тут вдруг начал запинаться. – Я знаю, что злишься. Он снится тебе почти каждую ночь. Тебе сложно начать жить с чистого листа, будто ничего не произошло.
Он в точности описал мои ощущения.
– Тебе надо постараться смирится с тем, что прошлого не изменить. А будущее ты еще в силах поменять по своему усмотрению. Ты должен жить дальше, идти вперёд.
– Зачем ты мне все это говоришь? – Разозлился я. – Как ты можешь понять, что со мной происходит?
Эйден опустил глаза и глухо произнёс.
– Я могу это понять.
– Да ну? – Не поверил я.
Голос брата был не похож сам на себя.
– Могу…. Потому что, пока ты мелкий мирно спал в кроватке, Карлос…приходил в комнату ко мне. – Я удивлённо вскинул брови, а Эйден вдруг поднял глаза и посмотрел на меня. И я понял, что он говорит правду. – Ты удивлён? – Он мягко улыбнулся. – Наша мать еще жила с нами. Она ждала его в их комнате, а он в это время приставал ко мне, зажимал рот и шептал, чтобы я молчал, иначе он убьет всех нас. А однажды она вошла как раз в тот момент, когда Карлос…. В общем, разразился жуткий скандал. После этого несколько лет он не лез ко мне, а потом всё началось сначала.
– Почему она ушла? – Мой голос перешел в хрип. Я имел в виду нашу мать.
Эйден пожал плечами.
– Этого я не знаю. И думал, что не узнаю никогда. А потом вдруг она начала писать тебе. Не знаю, как она отыскала твой адрес, но почерк на конвертах её.
Я старался осознать новую для меня информацию. Так, значит отец приставал не только ко мне. Брат не избежал той же участи. Странно, как это раньше не приходило мне в голову?
Ведь это же очевидно, если Карлос приставал ко мне, почему ему не проделывать то же самое ранее с моим братом? Одно только я не мог понять, почему Эйден не предупредил меня о неизбежном, почему не забрал к себе.
– Ладно, к чёрту мать, скажи мне лучше, почему ты не забрал меня, ведь ты знал о том, какой подонок наш отец? Почему ты позволил ему делать это со мной. Ты ведь просто вручил меня ему и всё. Ты ведь мог забрать меня.
– Мог, – признался Эйден и вздохнул, – но не сделал этого.
– Почему? – Невольно вырвалось у меня.
– Я ненавидел тебя, – признался Эйден, и лицо его исказила мука. – Ты любил его, боготворил, не позволял сказать про него дурного слова. А я. Что оставалось мне? Ночью он мучил меня, а когда днём я взрывался, ты тут же приходил ему на защиту. Как верный пёс. Ты твердил, что я плохой, а Карлос хороший. – Он спрятал лицо в ладонях. – Если бы ты знал, как я желал, чтобы он хоть раз проделал это с тобой, чтобы ты узнал, что такое быть его игрушкой. Я так виноват перед тобой!
– Так ты специально оставил меня с ним, чтобы он начал приставать ко мне? – Моё дыхание сбилось. Он кивнул. – Ты хотел, чтобы я возненавидел его так же сильно, как и сам его ненавидел? – Я словно прозрел.
– Я был уверен, что ты его любимчик и над тобой он не станет издеваться. Я был слеп! Ненависть закрыла мне глаза на правду!– Воскликнул он и продолжил уже тише. – А когда мне позвонили и сообщили, что ты в тюрьме и что ты застрелил отца, я понял всё. Ты выглядел таким беззащитным, таким сломленным. Ты его любил, а он пользовался этим. Мне стало жаль тебя. Я тысячу раз пожалел, что позволил ему издеваться над тобой. Ты был моим братом, а я предал тебя. Ответь, почему ты мне ни разу не рассказал, что он делал с тобой? Почему не поделился?
– Я думал, тебе плевать на меня. – Прошептал я и на глаза навернулись предательские слёзы.
– Никогда! – Не согласился он и обнял меня за плечи и прижал к своей груди.
Это был, пожалуй, первый раз на моей памяти, когда брат терял самообладание. Я не смог сдержать рвущееся из груди рыдание. Я почувствовал, что грудь Эйдена тоже вздрагивает. Заглянул ему в лицо. Его глаза были полны слёз. Он плакал.
Я никогда не видел, чтобы Эйден плакал, разве, что в далеком детстве. Я прижимался к его широкой груди и твердил, что не сержусь на него, что всем сердцем люблю его. А он продолжал плакать.
Мы долго разговаривали, делясь друг с другом личными переживаниями. Два урода среди других уродов. В ту ночь я осознал, насколько близки мы стали и теперь нас уже ничто не могло разлучить.
– Расскажи мне, – потребовал я, – как ты смог переступить через себя и жениться на Фейт? Завести детей? Как ты это преодолел?
Эйден пожал плечами.
– Наверное, заставил себя. – Предположил он. – Я слишком боялся остаться один, а встретив Фейт, окончательно убедился, что не хочу быть один.
– А как она отнеслась к твоему тёмному прошлому?
– Никак. – Брат нахмурился. – Я не говорил.
– Что, серьёзно? – У меня не укладывалось в голове, как можно жить с женщиной семь лет и не поделиться самой ужасной своей тайной. – Ты должен ей сказать! – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал убедительно.
Эйден рассмеялся.
– И как ты себе это представляешь? Дорогая, я семь лет скрывал от тебя, что меня трахал собственный отец. По-моему, я буду выглядеть глупо!
Я покачал головой.
– А, по-моему, это единственное верное решение. Она имеет право это знать!
– Ой, только не лечи меня! – Он оттолкнул меня и, отвернувшись, вздохнул. – Сам как будто болтаешь об этом на каждом углу? О том, что с нами произошло, не распространяются. Сам, небось, этой своей новой подружке Дойл ничего не рассказал!
Нет, братик ты не прав! Мне было чем гордиться.
– Рассказал!
Эйден даже повернулся, чтобы заглянуть в мои честные глаза.
– Что, правда? – Он неопределённо хмыкнул. – Ну и как она отреагировала?
– Вполне адекватно. А мне, вот просто поверь, стало легче. Значительно легче. Правда, теперь это не имеет значения. Мы расстались. Похоже навсегда.
Брат вздохнул и потёр переносицу совсем как я.
– Я так не смогу, – он качался всем корпусом из стороны в сторону, – конечно, ты всегда был смелее меня. Когда Карлос тебя допёк, ты просто схватил пистолет и убил его. Я бы так не смог. Я даже не смог довериться своей жене, а ты все рассказал любимой подружке. Ну, разве я не трус! Я даже не захотел тебя защитить. Я жалок! – На его глазах вновь показались слёзы. – Я пришел сюда, чтобы поддержать тебя, а вместо этого сам облажался.
Он хмыкнул и, пожелав мне спокойной ночи, ушел, а я еще долго не мог заснуть.
«Мне показалось, что я услышал чей-то плач, разбудивший меня, и возникло чувство, что сердце разрывается на части.
Опять тот же сон! Что за бред!
Звук казалось, проникал сквозь мою кожу, заставляя чувствовать нереальную боль. Я слишком резко сел на кровати и как был в пижамных брюках, выскользнул в окно.
Опять тоже самое, те же ощущения. Я словно переживал сон заново.
Я коснулся ногами холодной шершавой земли и только тогда понял, что забыл обуться. Мои ноги и полуобнаженное тело буквально заледенели на холодном октябрьском ветру. Как неосмотрительно! Я пожалел, что пренебрёг тёплой пижамной курткой и тапочками, но возвращаться было, пожалуй, поздно. Откуда-то впереди снова послышался плач. Поколебавшись, я сделал один шаг. Мокрая полусгнившая листва облепила мои ступни, и я едва не упал, но удержался на ногах, ухватившись за прислоненную к стене дома лестницу. Рыхлая чёрная земля с чавкающим звуком засасывала в свои недра мои босые ноги, но я быстро добрался до начала дороги. Сотни мелких камешков тотчас впились в подошвы и я не привыкший к подобной манере перемещения едва не застонал от боли.
Впереди снова раздались рыдающие звуки и я, собрав оставшуюся волю в кулак, медленно пошел по мокрой шершавой дороге. Порывы ледяного ветра заставили руки и спину покрыться мелкими пупырышками гусиной кожи, изо рта вырвалось облако пара.
Я пересекал одну улицу за другой, но не стал ближе, наоборот, звук словно удалялся. От холода зубы отбивали бешеный такт, а тело дрожало мелкой дрожью. Нужно было возвращаться обратно, но как я мог уйти, не узнав, кто так жалобно плакал? Но голос словно играл со мной. Пропетляв по пустынным улицам, я снова вернулся к месту, по которому уже проходил.
Я не почувствовал как стал обеими ногами в лужу на асфальте и лишь когда опустил взгляд на землю понял, что по щиколотку нахожусь в воде. Я застонал и выбрался из лужи, но холод сделал своё дело. Теперь дрожал уже каждый сантиметр кожи. Замёрзшие ноги отказывались слушаться и идти вперёд. Я сошел с дороги с целью напрямик добраться до своего дома и снова ноги потонули в чёрной липкой жиже. Не сделав и пары шагов, я поскользнулся и неловко шлёпнулся на бок. Ладони с хлюпаньем увязли в тёмных недрах земли.
Идиотизм! Я осознал всю нелепость своего положения. Грязный, полуголый, да еще и босиком. Кроме того мне слышатся голоса в ночи. Чем не диагноз? Психушка по мне уже плачет. Опираясь на руку, я неловко встал на одно колено, а затем выпрямился. Пижамные брюки превратились в черную мокрую тряпку, а руки и тело заляпаны грязью. Я в сердцах взъершил волосы и только потом понял, что руки у меня в земле. Теперь я был по уши в грязи.
Я облизал пересохшие губы и ощутил во рту металлический вкус песка. Плечом я отер губы от грязи и повернулся, чтобы вернуться домой. Плач раздался совсем близко, Я вздрогнул и немного поразмыслив, двинулся на голос. Я ожидал, что звук вскоре прекратится или начнёт доноситься в другой стороне, но словно кому-то наскучило со мной играть. С каждым шагом я приближался всё ближе и ближе к источнику рыданий.
Вот кажется и всё. Сердце бешено застучало в груди. Я завернул за угол и остановился в недоумении. Место, с которого доносились рыдающие звуки, было пустырём, тёмным, страшным, но совершенно пустынным. Я повертел головой в разные стороны, но ничего не увидел. Плач прекратился.
Я судорожно сглотнул и сам едва не разревелся от досады, но вовремя взял себя в руки.
Опять тишина. Я от досады выругался про себя. Невероятно, я опять веду себя странно. Я в ужасе схватился за голову, забывая, что ладони всё еще измазаны грязью. Я вздохнул, и руки безвольно упали вдоль тела. Едва передвигая замёрзшими ногами, я сделал несколько шагов к выходу, где мягким светом горели ночные фонари. Я не нашел то что искал, но по крайней мере пытался. За спиной я услышал неясный шум и повернулся.
Я оказался в своей прежней комнате в Лондоне, когда мы еще жили одной большой семьёй. Странно. Я осмотрелся по сторонам и понял, что опять слышу плач, только он доносится из другой комнаты. Я встал. Что такое? Мои ножки были коротенькими, и я с трудом выбрался из кроватки.
Я сплю в детской кроватке с бортиками?
Я отворил дверь и вышел в коридор. Босые ноги прилипали к недавно начищенному паркету. Плач доносился из комнаты брата. Вдруг я услышал, что замок в двери повернулся и вжался в стену, спрятавшись за тумбу с вазой. Из комнаты вышел Карлос. Моё сердце заколотилось. Он был настолько реален, что у меня подкосились ноги, и я упал на пол.
Карлос быстро прошел мимо, даже не обернувшись в мою сторону, а я, собравшись с силами, вошел в комнату, из которой он только что вышел. Это была комната Эйдена. Как я мог это забыть!
Я подбежал к кровати брата и забрался на неё. Эйден лежал, укутавшись в одеяло, и рыдал. Именно его плач разбудил меня в ту ночь. Именно его. Я обнял брата, прижавшись к нему, и долго-долго целовал ему лицо. Вроде бы до тех пор, пока не уснул».
В следующие выходные Фейт попросила меня присмотреть за племянниками. В магазин должны были привезти новый товар, и они с Эйденом хотели поработать. Майкл и Дэвид могли им мешать. День выдался довольно тёплый, на термометре не смотря на начало декабря, было почти пять градусов выше нуля, и я согласился.
Я довольно долго принимал душ, а потом причёсывался. У меня такие же волосы как у матери и похож я на неё. Я посмотрел на свои тёмные короткие волосы и карие глаза. Я точно не помнил, какого цвета глаза у матери и вдруг мне нестерпимо захотелось это узнать. Злополучное письмо лежало в верхнем ящике стола, но я не решился его распечатать.
Селин сказала, что я могу поговорить с неё, если прочитаю это письмо, но я не должен был этого делать. Теперь, когда она поставила такое условие.
И вообще, зачем я ей? Она смотрит на меня и вероятно испытывает тошноту, ровно как и я, когда вспоминаю отца. Напрасно я надеялся, что мы всегда будем вместе.
В школе я изредка поглядывал на неё, но не навязчиво, чтобы не разозлить. И она тоже смотрела на меня. Особенно мучительно было наблюдать за ней в столовой, когда она сидела напротив меня, уткнувшись по обыкновению в книгу.
А еще нестерпимо хотелось прижаться к ней как раньше, но теперь я не имел на это права. Она сама призналась, что не любила меня. А раз так, зачем навязываться?
Но боль в сердце не желала затихать. Внутри словно поселилась нестерпимая тоска, хоть волком вой. И ничего не помогло мне помочь. Как бы я не хотел вычеркнуть Селин из своего сердца, я не мог этого сделать.
Около девяти утра мы с племянниками сели на автобус, следующий вдоль южного побережья острова. Там находился детский парк Блэкгагн-Чайн. Я ни разу там не был, но Фейт подробно мне объяснила, как туда добраться, поэтому с этим проблем не возникло.
В одиннадцать мы уже разгуливали по парку. Мой карман полегчал на пятнадцать евро. В руках у мальчишек было по воздушному шару и по пакетику воздушной кукурузы. Фейт строго-настрого запретила покупать им мороженое.
Они болтали не переставая. Майкла, что странно для его юного возраста, интересовали разные истории про принцев и принцесс, волшебниц и злых фей. Я пересказал уже им Золушку и теперь заканчивал первую часть волшебницы из страны ОЗ.
Кататься на аттракционах Фейт им тоже запретила, поэтому мы покатались в карете по парку, отчего карман полегчал еще на двадцать евро.
– Дядя, расскажи еще сказку! – Попросил Майкл. – Пожалуйста! – Он сделал хитрые глазки.
– Потом. Обещаю. Просто я устал говорить. – Взмолился я. – Давай попозже. – Майкл милостиво согласился. Я отер невидимый пот со лба.
Мы вылезли из кареты около небольшого кафетерия, и племянники захотели есть. Я не мог им отказать. Мы расположились возле вешалок, и пока я заказывал еду, они нашли себе подружку. По возрасту, она была не на много старше Майкла, но выше и крупнее.
– А это кто у нас? – Я расставил перед ребятами по тарелке спагетти, а свою порцию предложил их новой подружке. Она села на стул и взяла вилку.
– Мишель, – представилась девочка. – А вы?
– Нельсон, – представился я, – а это мои племянники Майкл и Дэвид. Ты одна здесь?
– С сестрой. Она сейчас подойдёт. В туалет пошла. – Прошептала она, словно произнося страшную тайну. – Она сказала, чтобы я ждала её здесь.
Она посмотрела на шляпу Майкла.
– О, ковбой! – Рассмеялась она.
– Принцесса, – пошутил в ответ мой племянник. Мы рассмеялись. – Дядя Нельсон рассказывает нам сказки, – с гордостью произнёс он. – Хочешь, оставайся, он и тебе расскажет.
Глаза девочки заблестели.
– Очень хочу. Расскажите что-нибудь жалостливое. Я недавно смотрела по телевизору фильм, как убили собачку. Я так плакала.
Я прикинул в уме все возможные сказки, которые плохо заканчивались.
– Пойдёт про девочку, которая умерла? – Спросил я. Это была мрачная история, но малышня сама напросилась. Они радостно закивали головами. – Тогда берите вилки и лопайте спагетти. И чтобы тарелки были пустые!
– Мишель, вот ты где!
Этот голос ворвался в моё сознание и сердце дважды подпрыгнуло. Я резко поднял голову. Селин Дойл собственной персоной стояла возле нашего столика. Заметив меня, она почему-то смутилась.
Она была красива как никогда. Короткая юбка удивительно ей шла, и я почувствовал желание поцеловать её, но, конечно же, не посмел.
– Что ты здесь делаешь? – Спросила она у сестры, не отводя взгляда от меня.
– Их дядя рассказывает сказки, – та кивнула на моих племяшей, – Нельсон обещал мне тоже рассказать, если я слопаю тарелку спагетти.
Селин недовольно посмотрела на тарелку с едой возле своей сестры.
– Очень интересно. – Проворчала она. – Значит, кормите мою сестру? А тебе, Мишель, должно быть стыдно. Ты подсела к незнакомым людям, и ведешь себя как попрошайка.
– И вовсе я не попрошайка, – насупилась девочка, – а если тебе не нравится их общество, можешь подождать за соседним столиком.
Селин фыркнула и отошла. Малышня о чем-то болтала, а я не мог забыть тот взгляд, которым наградила меня Селин. Ей было противно сидеть со мной за одним столом? Мои слова, они были отвратительны, но забрать их назад я не мог.
– Держи! – Я увидел перед собой тарелку спагетти. Селин поставила её передо мной. Другую тарелку она поставила рядом и села. Наши локти соприкоснулись, и моё сердце едва не выскочил из груди.
– Сказочку, ты обещал нам сказочку! – Заныл Майкл и потянул меня за рукав рубашки. Я отвел взгляд от девушки и посмотрел на племянника.
– Какую сказочку? – в обществе Селин Дойл я забывал обо всём.
– Про девочку, которая умерла, – напомнила Мишель. Я виновато посмотрел на Селин.
– Девочка со спичками, – вспомнил я. Селин смотрела недоверчиво. – Ганс Христиан Андерсен. – Уточнил я для достоверности. – Но смотрите, это очень грустная история, – предупредил я малышню.
Они закивали и приготовились слушать.
– Так вот, – начал я, – жила-была девочка. Мамы у неё не было, и она жила с мачехой и её дочками, которые нашу девочку не любили. Они заставляли её много работать и не давали отдыхать. Однажды, под рождество, они разозлились на неё и прогнали из дома. А был настоящий мороз. Выл ветер, падал снег. Люди торопились домой, и только девочке некуда было пойти.
– Не слышала раньше такой сказки? – Недоверчиво пробормотала Селин.
– Тише, не мешай! – Шикнули на неё дети, и я продолжил.
– И тут она вспомнила, что у неё в кармане лежал коробок со спичками. Она достала его замёрзшими пальцами и принялась зажигать спички одну за другой. От огня ей становилось теплее, но лишь на несколько секунд.
Она сидела на ступеньках какого-то богатого дома. Внутри праздновали рождество, смеялись родители, играли дети. А девочка пыталась согреться с помощью пламени спички.
Ночью ударил сильный мороз. Он нарисовал на стекле узоры и раскрасил деревья в серебро.
А утром, на пороге богатого дома, дворник нашел замерзшую девочку. В заледенелых руках она держала пустой коробок от спичек.
Я добился своего. Майкл и Мишель разрыдались, и только Дэвид по причине своего возраста не понял всю трагичность истории. Даже Селин всхлипнула.
– Какая грустная история. – Мишель вытерла слёзы и принялась кушать спагетти. Майкл сделал то же самое. – А вы еще что-нибудь знаете? – Поинтересовалась Мишель.
– Ну, русалочку, но она еще печальнее, Маркеса и Вольтера вы не поймёте. – Малышня смотрела на меня с интересом. Подобные сказочки им, вероятно, никто не рассказывал. – У Маркеса есть роман «Сто лет одиночества». Там одна из героинь когда ей было плохо ела землю.
– Зачем? – Удивилась Селин. Я посмотрел на глаза цвета шоколада.
– Она травилась от этого, у неё несколько дней болел живот и её тошнило. Таким способом она пыталась себя заставить не думать о плохом.
Селин пожала плечами. Мы доели, и я купил всем по молочному коктейлю. Наши локти снова соприкоснулись. Моя рука задрожала.
– А у вас есть невеста? – Вдруг спросила Мишель. Я едва коктейлем не подавился.
– Нет, – ответил я, не решаясь поднять глаза на её сестру.
– Почему? – Не отставала она.
– Не знаю. – Я пожал плечами.
– А была?
Ох, и достали меня её настырные вопросы!
– Не знаю. – Признался я. – Невеста. Слишком, по-моему, серьёзно.
– Но ведь в сказке всегда прекрасный принц женится на принцессе.
Я рассмеялся.
– Вот оно что! Всё дело в женитьбе на принцессе.
Мишель насупилась.
– Не только, но и это важно. Так у вас не было принцессы? – Потребовала она немедленный ответ.
– Была, но теперь нет. – Уточнил я.
– Тогда пусть моя сестра станет вашей принцессой! – Она кивнула на Селин. Та закашлялась, подавившись коктейлем. – Она вам нравится?
Я посмотрел на Селин. Глупый вопрос. Я был без ума от неё. А она?
– Я ей не нравлюсь. – Улыбнулся я, обернувшись к малышне. – Ну, всё, вы допили, пора уходить.
Мы с племянниками проводили Селин с сестрой до автобусной остановки. Нам было на разные номера, я должен был завезти племянников в магазин к брату, а сам…. Больше всего мне, конечно, хотелось пообщаться с Селин, но я не был уверен, что она захочет даже говорить со мной.
Я смотрел на малышню. Мои племянники и Мишель играли в догонялки, а я не мог отвести взгляд от другой Дойл.
– Не хочешь сегодня погулять, – я придвинулся ближе и зашептал ей на ухо, – со мной, – помолчав, добавил я. Она удивлённо посмотрела на меня, но тут же её лицо приняло шутливое выражение. Её глаза заискрились и в них застыло лукавство.
– Что? Это так глупо? – Возмутился я.
– Ну. В свете последних событий…. Мы вроде как расстались. – Заметила Селин.
Я пожал плечами.
– Но от этого моё желание видеть тебя не уменьшилось.
– Ты же сказал, что будешь держаться от меня подальше. – Напомнила мне девушка.
Я обреченно вздохнул.
– Ну да, сказал. Я вообще-то много чего говорю. Ты еще не заметила? – Я провёл забинтованной ладонью по лицу. Рука почти не болела, ведь прошло немногим больше недели. – Много чего такого, о чём впоследствии могу пожалеть. И именно сейчас я очень сожалею, что обидел тебя.