355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лариса Васильева » С тобой...в темноте (СИ) » Текст книги (страница 1)
С тобой...в темноте (СИ)
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 21:31

Текст книги "С тобой...в темноте (СИ)"


Автор книги: Лариса Васильева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

ПРОЛОГ.

Жизнь не хуже обычной. Жизнь, в которой нас прощают, понимают, а возможно даже и любят…. Бескорыстно.

Господь сотворил нас по своему образу и подобию. Вылепил вслепую, как дети лепят безликие фигурки из пластилина. Заставил пройти по дороге перемен, на которой каждый из нас тот же творец. Творец своей судьбы.

Слёзы – не самое ужасное в жизни. И уж, конечно, не страшнее войн, голода, смерти. Когда-нибудь все мы умрём. Есть ли смысл бояться неизбежного? И как не бояться неизбежного, когда на карту поставлена жизнь дорогого человека. Когда от тебя самого не зависит ровным счетом ничего.

Всё в Руках Божьих!

Через несколько часов определится не только чья-то судьба, но и моя собственная. Пусть всё будет, как и должно быть. Я приму любое решение, потому что выбора у меня нет.

Глава I.

НОВЕНЬКИЙ.

«Нет ничего более обычного, как причинение страданий ради наслаждения, которое это доставляет». Мериме.

Чувствовать себя по-дурацки можно в любой неприятной обстановке, а если, верить собственным ощущениям, то даже и в приятной. Посреди комнаты, заполненной только любящими тебя людьми. Но самое отвратительное это когда на тебя пялятся одновременно несколько десятков пар посторонних глаз и ты чувствуешь себя так, словно под микроскопом.

Мелкой букашкой, которую стараются рассмотреть и изучить. Они не знают тебя, ты не знаешь их, есть только визуальный контакт и твоё добровольное согласие быть исследованным.

Это неудобно, это неприятно, это пугает. Хочется сбежать куда угодно, хоть на край света, только бы не позволять им вот так на тебя смотреть.

Я видел их лица все вместе, не выделяя какое-то определённое, они были обычной серой массой, пятном, которое с каждой минутой всё сильнее расплывалось перед глазами, а я был просто новеньким учеником в богом забытой школе.

Я знал, что они думают обо мне.

Лондонский денди, волею судьбы, оказавшийся на южной окраине Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии, со столичными замашками и запросами. Местные парни, скорее всего, усматривали во мне соперника, а девчонки прикидывали, как смогут заманить в свои сети. И те и другие одинаково ненавидели меня.

Пятнадцатое сентября, сорок восемь дней до Хэллоуина и сто четыре до Рождества, не самое подходящее время заводить новые знакомства.

День необычайно тёплый для этого времени года. В школьные окна светит яркое солнце, светлые тени проходят через весь класс, создавая обманчивую атмосферу радости, отражаются бликами на белой от мела доске и лежат радужными полосками на покрытом линолеумом полу.

Двадцать пять градусов на пятнадцатое сентября! Какая ирония. Хотя и понятно, островной климат более мягкий, чем на материке, но зато в Лондоне никогда не бывает таких сильных ветров как здесь. Интересно, какая тут зима? Такая же промозглая и сырая или наоборот, холодная и снежная?

Солнце слепило меня, заставляя смотреть в класс, а не в окно.

Кто они – мои новые одноклассники? Как они примут меня и примут ли вообще?

Ветер ворвался в приоткрытое окно и взъерошил мои волосы. Они у меня тёмные, отросшие, немного небрежно причёсаны. Глаза у меня карие, как у отца и брата, губы тонкие, рот немного великоват, а когда я улыбаюсь, улыбка получается несколько кривоватой.

Это наследственное.

Учитель математики неуклюжий толстячок мистер Стивенсон указал мне на несколько свободных стульев, избавив тем самым от нелепого представления перед всем классом. Признаюсь, это пугало меня больше всего. И когда вместо привычного «представьтесь, пожалуйста» он попросил меня выбрать любое понравившееся место, я вздохнул с облегчением.

Учитель медленно перемещался по классу, переваливаясь с ноги на ногу, и напоминал большого мышонка Рокфора из мультика. Я сдержался, чтобы не рассмеяться.

Сейчас не самое подходящее время для веселья. Я в дурацкой ситуации под пристальными взглядами каждого ученика, находящегося в этом классе. Мне крайне некомфортно в шкуре новенького и в то же время у меня нет выбора.

Как сказал когда-то Наполеон, кто стоит на виду, не должен позволять себе порывистых движений.

Я попытался сосредоточиться на чем-нибудь приятном, как учила меня миссис Грин. Обычно это помогало, но почему-то сейчас не сработало. Страх ноюще сосал под ложечкой, разливался болезненными импульсами по венам, блокируя нижнюю челюсть и сковывая движения. Если бы даже мне предложили представиться, я не произнес бы сейчас ни слова.

Тебе почти семнадцать. Напомнил я себе. Уже большой мальчик, способный управлять собственной жизнью и эмоциями.

Так почему ты стоишь как истукан, словно ноги приросли к полу и пустили корни? Давай, вперед! Ты должен!

Стараясь не смотреть на лица одноклассников и вжав голову в плечи, я прошел вдоль всего ряда и быстро занял место за последним столом. Что же теперь? Я чувствовал любопытные взгляды на моей персоне и не мог сконцентрироваться. Учитель объяснял возле доски новый материал, и я попытался сосредоточиться на его голосе.

Ценой титанических усилий и мысленным воспроизведением самого прекрасного и спокойного места на земле я добился своего. Дыхание постепенно выровнялось. Румянец прилил к щекам. Наконец я смог вздохнуть полной грудью и открыть на нужной странице методическое пособие, которое получил утром в библиотеке на первом этаже.

Объяснив материал, учитель предложил нам самостоятельно попробовать порешать примеры, и я, стараясь не привлекать к себе внимания, прилежно решал пример за примером пока чей-то голос не ворвался в моё сознание.

– У тебя ошибка во втором действии. Нужно писать единицу, а у тебя четвёрка.

Я немного приподнял голову и посмотрел на девочку сидящую рядом со мной. Странно, как я не заметил, что этот стол наполовину занят? Я посмотрел в ту часть в примере, на которую указывала соседка, действительно увидел ошибку и быстро всё исправил.

– Ребекка Дойл, – представилась она, и мне снова пришлось повернуть к ней голову. Она была достаточно симпатичная, темноволосая, с длинной косой за спиной. Одетая в самую что ни на есть обычную одежду – школьную юбку и свободную голубую блузку с вышивкой.

Непроизвольно я скосил глаза в глубокий вырез на груди и в ту же секунду одернул себя. Что я вытворяю? Вот балбес! Усилием воли я поднял глаза обратно на лицо девушки. Бекки настроена вроде как дружелюбно. Я решил, что она не доставит мне хлопот и успокоился.

– Джон Росс. – Представился я.

– Ты ведь из Лондона? – Спросила она, решив тем самым завязать разговор.

– Уже нет. – Уклончиво ответил я и снова погрузился в примеры. Разговаривать, а тем более отвечать на вопросы не хотелось. Но она, по-видимому, не собиралась отставать. И я её прекрасно понимал. Я новый человек в этой школе, в которой не так много учеников. Ей просто любопытно, что я за фрукт, и какие мысли бродят в моей голове.

– Ты давно приехал? – Это что, допрос? Если да, то к такому напору я еще не готов.

Я неловко растянул губы в самой добродушной улыбке, чтобы дать ей понять, насколько дружелюбно я настроен, и пробормотал.

– В прошлую субботу.

Бекки кивнула и улыбнулась мне.

Почему она смотрит на меня, а не в свою тетрадь? Зачем своим пристальным разглядыванием вгоняет в краску? Разве она не понимает, как тяжело выступать в роли заморской диковинки?

Все мои вопросы, конечно, остались без ответов, а Бекки с удвоенным энтузиазмом продолжила.

– И как тебе остров?

Я пожал плечами. Что я мог ей сказать? Что Уайт показался мне довольно унылым и примитивным местечком, а по сравнению с Лондоном, так просто дырой? Что кроме двух кафешек и одной приличной дискотеки в Ньюпорте и сходить-то некуда?

Но я не хотел её обижать. Бекки, наверное, коренная островитянка и мои неосторожные высказывания могут оскорбить её.

– Еще не понял. – Пространно ответил я.

Бекки уверенным голосом заявила.

– Он тебе понравится. Скоро, как и все мы, ты влюбишься в него. Он прекрасен. Наша деревня просто шедевр. А ты видел Ньюпорт? Не зря к нам приплывают тысячи туристов. И жаль, что ты опоздал на ежегодную регату. Зрелище просто восхитительное.

Я был прав. Она боготворила этот остров, и я правильно сделал, что не открыл Бекки всей правды.

– Должно быть. – Вяло выдавил я. – У меня не было времени на….

– Не надо, не объясняй, я всё понимаю. – Бекки перебила меня. – На это нужно время.

Хм. На это действительно потребуется время. Много времени.

Я был англичанином до мозга костей. Родился и вырос в Лондоне и за всю жизнь не уезжал дальше пригорода. Мне нравились все типичные привычки англичан, распорядок дня англичан, даже их меню. Английская архитектура и искусство. Мне даже нравились сами англичане.

А здесь на Уайте население было смешанным. Англичане составляли лишь третью часть наравне с шотландцами и испанцами. Последние были более темпераментными, и значительно выделялись на фоне холодных англичан и грубоватых шотландцев. Ребекка как раз входила в число этих самых темпераментных потомков испанцев. Смуглая кожа, блеск в глазах и живость речи выдавали её с головой.

Я не привык к такой манере общения. В моей прежней школе в Лондоне я водил знакомство с несколькими ученикам, но наши разговоры сводились к простому обмену любезностями. Откровенничать с посторонними мне не приходилось.

Мистер Стивенсон проковылял мимо нашего стола, поэтому мы уткнулись каждый в свою тетрадь, но когда он отошел, Бекки повернулась ко мне и прошептала.

– Ты планируешь учиться с нами весь год?

– Да. – Также тихо ответил я.

Она кивнула и снова уткнулась в тетрадку. Я не знал хорошо это или плохо, а спрашивать не решался. А Бекки делала вид, что поглощена примерами, и совсем не обращала на меня внимания. Я сделал то же самое, но, поставив точку в последнем задании, заметил, что она осторожно наблюдает за мной. Она заметила, как я посмотрел на неё и зашептала.

– Ты ведь англичанин? – Она имела в виду мои национальные корни, а не место проживания.

– Это так заметно? – Удивился я.

– Я бы сказала «да» чем «нет». – Она вертела в пальцах ручку. Даже сейчас она не могла просто спокойно сидеть. Ей нужно было постоянно что-то делать. Мои руки лежали на крышке стола, и я почти не двигался, в то время как Бекки не могла спокойно усидеть на одном месте. Типичная егоза!

– Это плохо? – Растерялся я. Она покачала головой, заверив меня, что уважает англичан и это просто обычный вопрос. Из любопытства.

Раздав нам задания на дом, мистер Стивенсон ретировался из класса. Звонок прозвенел, едва за ним закрылась дверь.

Я быстро собрал свои вещи и попытался улизнуть, но Ребекка нагнала меня в коридоре. Она никак не понимала, что может я, хочу остаться один и не особенно нуждаюсь в разговорах.

– Девчонки только что поспорили, кто первая начнёт с тобой встречаться. – Она рассмеялась и легонько толкнула меня в бок. Какая бесцеремонность! – Но я не в счёт, – она подняла обе руки, словно хотела сдаться, – у меня есть парень, поэтому можно сказать, я спасла тебя от лишних домогательств с их стороны.

– Мне следует тебя поблагодарить? – Мои слова прозвучали слишком язвительно, и я решил, что она заметит сарказм, но Ребекка, казалось, не обратила на слова никакого внимания. Она болтала без умолку, в сокращенном варианте пересказывая историю школы.

Я вздохнул и попытался сосредоточиться на ее словах.

Школа была построена более сорока лет назад и выглядела как мрачное серое трёхэтажное здание с колоннами при входе. По размеру она, конечно, раза в три меньше той, в которой я учился в Лондоне, но до получения аттестата остался еще целый учебный год, а жить в столице больше не было возможности.

Первый этаж занимал огромный вестибюль, библиотека и кабинки для одежды. По лестнице вниз находился спортзал. Слева – дверь в столовую, прямо – кабинет черчения, направо – дверь в кабинет директрисы. На верхних этажах располагались учебные классы, учительская, музей и актовый зал на третьем этаже.

Скорее всего, школа за всё это время ни разу не ремонтировалась. В линолеуме кое-где зияли дыры, обнажая коричневый деревянный пол, а паркет в коридорах стёрся до такой степени, что находился на грани смерти.

Окна – обычные деревянные, но они пребывали в состоянии гниения, отчего подоконники, да и рамы тоже, были покрыты черными пятнами. Только стёкла сияли патологической чистотой.

Сбоку от основного здания школы раскинулся дивный, с ее слов, садовый участок. Георгины, флоксы и гладиолусы пышно цвели на клумбах между плодовыми деревьями. Возле небольшого пруда в центре сада находились вкопанные в землю кованые скамейки. Такая же кованая ограда окружала всю территорию школы.

Под несмолкаемую трескотню Бекки мы поднялись по каменной лестнице на второй этаж и остановились возле кабинета физики.

– Ты ведь еще никого здесь не знаешь? – Скорее утвердила, нежели полюбопытствовала Бекки. Я отрицательно покачал головой. – Ничего, через пару недель адаптируешься, и всё будет нормально. У нас хорошие ребята. – Словно в подтверждении своих слов она задорно улыбнулась.

Бекки была из разряда вечных оптимистов. Которым, даже если все плохо, то это не самое страшное. Бывает и хуже. Я был скорее реалистом, поэтому не разделил её восторгов и лишь сдержанно поджал губы.

Внезапно Бекки посмотрела куда-то в сторону, и я неосознанно проследил за её взглядом. Там в ореоле солнечного света, льющегося из окон, стояла самая прекрасная особа из виденных мной ранее.

Глава II.

ПРЕКРАСНАЯ.

«Успокоить сердце труднее, чем его взволновать» Шатобриан.

Трудно описать, что со мной произошло в тот момент. Я на миг даже перестал дышать. Сердце забилось быстро-быстро, готовое выпрыгнуть из грудной клетки. И кровь. Я даже чувствовал её горячие толчки по моим сосудам. В одну секунду весь мир перестал для меня существовать. Бекки осталась где-то далеко внизу, а я, озаренный светлым видением прекрасной девушки, воспарил к небесам.

Сон или явь? Если сон, то очень жестокий, потому что, увидев такое хоть раз, я уже не смогу забыть. А если явь – еще хуже. Прекрасная девушка слишком хороша, чтобы быть моей.

– Джон, – Бекки вырвала меня из «прекрасного далеко» и вернула на грешную землю, – это моя сестра. Она сейчас подойдёт. И, она немного…стеснительная, ты уж её не обижай!

До меня с трудом доходил смысл её слов. Прекрасная девушка оказалась вовсе не призрачным видением, как я вначале предположил, а сестрой Бекки. Той самой Бекки, с которой я сидел на математике за одним столом, и весь урок «наслаждался» её болтовней.

И эта девушка медленно приближалась к нам. С каждым её шагом мне стало казаться, что я её где-то уже видел. Скорее всего, это были сны, хотя…. Девушка слишком знакомая.

Шаг. Еще шаг.

Это, это…. Конечно! Это была она. Прекрасная незнакомка оказалась вовсе не незнакомкой, хотя я всё еще не знал её имени, а вполне земной девушкой, с которой я довольно мило болтал не позднее чем в прошлую субботу. А сегодня она поразила моё воображение до глубины души, буквально сшибла с ног лучезарным светом, озарявшим в тот момент её силуэт.

Это что, особый вид испытания для меня? Как будто мало мне всего досталось. Теперь вот еще проверка красотой. Судьба насмехалась надо мной, предлагая то, что, в сущности, взять я не мог. Будь эта девушка трижды прекраснее (хотя, прекраснее, по-моему, невозможно) я все равно бы не посмел к ней приблизиться.

Через несколько секунд к нам подошла невысокая худощавая девушка с тёмными волосами, затянутыми на затылке в конский хвост. Одетая в синюю школьную юбку и такого же цвета обтягивающую блузку. На ногах… – кроссовки? Не совсем типичная английская школьница.

Почему же она показалась мне такой…прекрасной? Почему заставила сердце стучать с немыслимой скоростью? Сотни «почему» пролетали в моей голове не находя ответов. Я ничего не понимал, а просто смотрел и не верил своим глазам. Такого просто не могло случиться, ну, по крайней мере, не со мной. Первый день в школе и…она.

Я уставился на неё, позабыв про всех и всё. Весь мир сузился до размеров этого прекрасного существа. Я смотрел на неё столь пристально, что запросто мог напугать. Куда делась моя хваленая английская сдержанность? Сейчас моим разумом руководил тестостерон и андрогены. Я мог бы попытаться бороться с внешним врагом, но я не мог победить себя. Где-то я читал, что самый опасный враг для себя это ты сам. Непреложная истина!

Девушка тоже была удивлена. Нет, скорее поражена. И она, так же как и я, изучала моё лицо тёмным, почти шоколадным взглядом, а потом, вдруг смутившись, быстро переключила своё внимание на сестру.

– Бекки, отец звонил. – Её голос. Музыкальные нотки. Испанский акцент. У меня закружилась голова. – Сегодня помощь в магазине не потребуется. Он справится сам.

– Отлично! – Ребекка улыбнулась и воспроизвела жест рукой в мою сторону. – Это Джон, – представила она меня, – а это моя сестра Селин.

Имя столь прекрасно, как и сама девушка. Селин…. Как Селин Дион, только она… я лихорадочно отыскивал в памяти фамилию Ребекки, Дойл, как Артур Конан Дойл. Боже! Столько сравнений за считанные секунды. Но именно так должны звать мою музу.

Девушка не твоя и никогда не будет твоей, – напомнил внутренний голос, но я приказал ему заткнуться.

Селин снова посмотрела на меня, задержав взгляд на лице дольше чем того предусматривали приличия, а потом тихо произнесла.

– Джон? А я думала, тебя Нельсон зовут.

В этот миг я чувствовал себя полным кретином.

– Нельсон? – Удивилась Ребекка, а потом повернулась ко мне. – Я что-то не так поняла?

Нельсон.

Меня уже давно так не называли. Слишком давно. Это имя умерло вместе с тем другим Нельсоном Джоном Россом два года назад. Я думал, что оно раз и навсегда стёрлось из моей памяти. Оно должно было стереться во имя всего святого. Но именно этим именем я представился девушке на лайнере, которая сейчас стояла передо мной рядом со своей старшей сестрой.

Признаюсь, было странно после стольких лет вновь начинать жить с братом, особенно если учесть, что у него уже давно своя семья, и я являюсь скорее помехой, чем долгожданным родственником. Но Эйден (Эйден Алекс Росс) решительно был против моего отправления в приют для подростков, да и я не особенно противился его решению.

Тётя Грейс, родная сестра отца, умерла в первых числах сентября. Больше родственников, желающих меня приютить, кроме брата, не оказалось, поэтому переезд из Лондона на остров Уайт (Айл-оф-Уайт) был скорее спонтанным, нежели запланированным.

Тётя Грейс. О ней у меня самые теплые воспоминания. Она меня любила, по-своему конечно, но всегда стремилась дать мне всё самое лучшее. Оплачивала мои расходы на одежду и обучение. Практически не контролировала меня.

Я знал, она чувствовала вину за своего брата. На протяжении года, что я у неё жил, тётя ни разу о нём не вспомнила, но взгляды были красноречивее слов. Она винила себя, но она как раз меньше всех была виновата. А когда её вдруг хватил удар, я был в школе. У меня даже не было возможности поблагодарить её за всё, что она сделала для меня.

Мне сообщили о случившемся прямо посреди урока и только благодаря выдержке, вырабатываемой годами, я не закричал от боли, пронзившей меня в тот момент. Какими жестокими людьми надо быть, чтобы о смерти любимого человека вот так, перед толпой…. Домой я добирался как в тумане. На улице возле дома суетились незнакомые люди. Отъехала машина скорой помощи.

Я поднялся по ступенькам внутрь и, опустившись на первый попавшийся стул, впал в какой-то ступор. Несколько часов сидел вообще без движения, чем напугал наших соседей. Потом будто очнувшись на негнущихся ногах, подошел к телефону и набрал номер единственного родного мне человека – брата. В последнее время мы мало общались и обычно по телефону, но в тот день он оказался дома. Ответил. Я в нескольких словах объяснил ситуацию.

Эйден все решил за несколько секунд.

– Приедешь ко мне, – быстро произнес он. Я пробовал было возразить, но он настоял на своём. А у меня, в сущности, и выбора-то не было.

На кладбище с тётей пришли попрощаться много незнакомых мне людей. Священник прочитал молитву. Мы опустили урну с прахом под землю и уложили могильную плиту. Вот и все, что осталось от некогда молодой и интересной женщины, так и не ставшей матерью и женой. Одна из многих, чью жизнь разрушил мой отец.

У Карлоса был особый дар, уничтожать всё вокруг себя. Он разрушил жизнь тёти, запретив ей выходить замуж за любимого человека и заставив сделать аборт, после чего она никогда уже не могла иметь детей. Он разрушил и мою жизнь, в одночасье, выкинув ребенка в мир взрослых страстей. Не удивлюсь, если тётя Грейс умерла с проклятиями на губах в адрес отца.

Оставаться в Лондоне больше не имело смысла. Ничто меня не держало ни в доме, с которым было связано много неприятных воспоминаний, ни тем более в городе.

Все вещи на остров на адрес брата я отправил еще в начале прошлой недели, а сам несколько дней пожил в гостинице. Дом я запер и оставил на сигнализации. С собой взял только самое необходимое. Билет на лайнер до острова я купил на субботу, на три часа дня. Эйден должен был меня встречать на пристани в восемнадцать тридцать.

Я благополучно добрался до порта на такси и без проблем прошел регистрацию. Поездка обещала быть не утомительной, но меня всегда мутило в Лондонском метро, так что вероятность морской болезни волновала меня в тот момент больше всего.

Я не люблю море. Конечно, плавать я умею, хотя и не очень хорошо. Но в море есть что-то пугающее, бесконечное, загадочное. А я не люблю загадки. Дул слабый ветер, но посреди моря он усилится, поэтому, скорее всего, поднимутся волны. А это плохо, очень плохо.

Еще на пристани я проглотил три таблетки «Авиаморя», но едва лайнер отчалил, почувствовал лёгкое головокружение. Через несколько минут мои ноги стали ватными, совсем как в подземке, и перед глазами появилась пелена тумана. Стало тяжело дышать, и я расстегнул пуговицы пиджака.

Места внизу были подороже и предназначались для пассажиров первого класса, но, к сожалению, отсутствовал приток свежего воздуха, в котором я так нуждался. Я решил пожертвовать престижными местами и с трудом поднялся на верхнюю палубу. Там места были намного дешевле, но зато полный простор, никаких стёкол, дверей, только ветер, бьющий в лицо.

Я прислонился к парапету, стараясь справиться с приступами тошноты. Это было даже хуже чем в метро. И зачем я только выпил газировки перед посадкой! Я старался смотреть на тёмно-синие волны, на дельфинов, прыгающих над водой только лишь бы отвлечься от подступившей дурноты, но всё было напрасно. Глаза затянула тёмная пелена, и я почувствовал, что еще минута и упаду на палубу.

Выглядел я, наверное, паршиво, потому что совершенно из «ниоткуда» появились руки, которые буквально оторвали меня от парапета и потащили в неизвестном направлении. Я не сопротивлялся. Пелена перед глазами стала просто непроницаемой, поэтому если бы не эти руки, я просто не знал бы куда идти.

Я почувствовал, как мы остановились, и руки стали подталкивать меня вниз. Ноги меня давно уже не держали, поэтому с величайшим наслаждением я рухнул на пол, ощутив при этом резкую боль в коленях.

Меня уложили как тяжелобольного, но одновременно с этим туман начал понемногу рассеиваться, хотя тошнота не прошла, и я увидел прямо над собой склонившегося человека. Девчонку. Её лицо было закрыто пеленой тёмных волос, но то, что она внимательно изучала меня, сомнений не было.

– Ты как? Лучше? – Говорила она тихо, но я расслышал. Голос у неё был приятный, музыкальный. С глубокими нотками и акцентом. Скорее всего, испанским.

– На, выпей!

Она протянула мне стакан с мутной белой жидкостью и подняла на меня глаза. Сказать, что в тот момент я ничего не почувствовал, значит солгать.

Её лицо было совершенно. Прекрасные темные глаза, прямой нос, пухлые очерченные губы. Может, не хватало румянца на щеках и блеска в глазах? Но кому нужен этот блеск! А когда она протянула мне стакан…. В тот момент девушка напоминала Еву, протягивающую запретный плод Адаму.

Интересно, насколько глупо я выглядел в тот момент? Парень, сраженный наповал первыми ощущениями по отношению к понравившейся девушке. Одновременно с этим возникло другое чувство. Я передернулся и постарался сосредоточиться на мутной жидкости в стакане.

В ответ на мой немой вопрос девушка пояснила.

– Это адсорбент. Помогает от тошноты.

Она вложила стакан мне в руку и помогла поднести ко рту. А я и не замечал, что моя рука так дрожит! Я сделал несколько глотков, но она настояла, чтобы я выпил всё.

Облегчение наступило почти сразу. Тошнота уменьшилась вполовину и к лицу, наконец, прилила кровь. Я осмотрелся и понял, что лежу на койке в какой-то каюте. Довольно примитивно, но чисто. Старая добрая английская традиция! Чистота и простота!

– Еще два с половиной часа в пути, – она взглянула на массивные часы на правой руке, – можешь полежать здесь, если боишься, что снова станет плохо. – Она встала, с намерением выйти наружу.

Я снова посмотрел на девушку. Уже тогда я понял, что проваливаюсь в яму столь глубокую, что дна не видно. Fall in love, как сказал бы поэт и не ошибся. Незнакомка была самым совершенным существом на планете и самым опасным в отношении меня. Уже тогда я должен был испугаться и отступить, но я сделал все наоборот. Я с ней заговорил.

– А ты уходишь? – Я произнес фразу слишком поспешно. Как бы она не подумала, что меня это волнует.

– Я думала, тебе будет лучше одному? – Удивилась она и приподняла правую бровь.

Конечно, она решила поступить так, как того подразумевают наши чертовы приличия. Разумнее всего оставить меня в каюте одного, чем остаться и наблюдать, как я корчусь от морской болезни. Не самое приятное занятие, хочу заметить. Но наше до отвращения приличное общество иногда закрывает глаза на ужасные вещи, поэтому не будет большой беды, если я проведу эти несколько часов в обществе милой девушки, которая к тому же оказалась снисходительной к моей слабости.

Милой? Постойте, это я сейчас только что подумал? Я сам себя загнал в западню и захлопнул дверцу. И при этом радовался как ребенок.

– Ну, это вряд ли. – Пробормотав это, я сел на койке и к величайшему облегчению тошнота не усилилась.

Теперь я боялся посмотреть ей в глаза. Чего доброго она засмеёт меня, упрекнет в несдержанности и навязчивости. Поэтому я выжидал. Но она не смеялась, и я решился поднять голову.

Девушка стояла возле двери, но не сделала ни одной попытки покинуть каюту. Ей темные, словно растопленный горький шоколад, глаза внимательно изучали меня, пытаясь разобраться, что я за человек. Я боялся, что она примет меня за обычного нахала, пытающегося привлечь внимание девушки только для того, чтобы потом затащить её в постель.

Я был не таким.

Уже не таким. Но конечно думал о постели. И о многом таком, о чем ей лучше не знать.

– Ты едешь до конечной станции? – С осторожностью спросила она.

Я кивнул.

– Может я ошибаюсь, но ты ведь не хочешь скорее попасть на Уайт? – Уже более уверенно задала она очередной вопрос. Девушка осторожно села на койку рядом со мной.

– Нет. – Ответил я и только потом до меня дошел смысл её вопроса.

– А твои родители? – Нерешительно задала она новый вопрос. – Ты едешь к ним или от них?

Я пожал плечами. Она заходила на опасную территорию, и я знал, что не смогу быть с ней откровенным до конца. Точнее будет сказать, что я никогда и ни с кем не был откровенен. Эта девушка тоже не должна знать всю правду. Если я и способен удержать кого-то рядом, то узнав всю правду обо мне, этот кто-то возненавидит и тотчас покинет меня.

Возникла мысль, что ненависть этой девушки я бы не пережил.

– Их нет. – Она продолжала пронзать меня коричнево-шоколадным взглядом, и я решился на часть правды. Возможно, эта часть отпугнет ее, и она не станет соваться. – Мать ушла, когда мне было пять, а отец умер два года назад.

– Она что, бросила вас? – Не поняла она.

Нелегко осознавать себя брошенным. Когда тебя покидают друзья или кто-то из дальней родни – это одно, но когда это происходит с твоей собственной матерью, чувствуешь себя поразительно беспомощным.

Я словно окунулся в тот день, когда застал её за упаковыванием чемодана. В первый момент я решил, что мы уйдём вдвоём, но она дала мне понять, что мне нет места рядом с ней. Я поморщился. Боль утраты даже сейчас причиняла мне страдание.

– Нам не было места в её новом мире. – Мой голос прозвучал слишком невесело для человека, пережившего всё это одиннадцать лет назад. – Если вы держите слона за заднюю ногу, и он вырывается, самое лучшее – отпустить его. – Пошутил я, чтобы как-то разрядить мрачную обстановку.

Девушка рассмеялась, заметив, что Линкольн здесь оказался как никогда прав. В глубине души я поразился, что ей знаком автор этого малоизвестного выражения.

– Ты тоскуешь по ней. – Утвердительно произнесла девушка, и я понял, что она права. Что бы я ни говорил, как бы ни убеждал всех, что мне наплевать…. Мне не наплевать. Далеко не наплевать.

– Раньше тосковал, – согласился я, – а теперь просто. Иногда царапает.

– И много таких царапин?

Я пожал плечами. Ну что тут скажешь.

– Достаточно, – сдержанно ответил я. Мы помолчали.

И мне вдруг впервые в жизни захотелось всё о себе рассказать. Незнакомке с лайнера. Девочке с шоколадными глазами. Рассказать, чтобы облегчить свою душу. Сбросить тяжкое бремя, прижимающее меня к земле.

Но разве мог я вывалить все это дерьмо на совершенно не готового человека? Она из тех, кто живет в добром хорошем мире и ей незачем погружаться в мою черноту. Незнакомка именно та, чью душу нужно беречь, а мою беречь уже поздно. Поэтому, как сказал один мудрый философ: молчание – золото.

– К кому ты плывёшь на остров? Ты не похож на обычного туриста и сейчас месяц не тот.

Она таки догадалась сменить тему.

– К старшему брату.

В её шоколадных глазах заплясали весёлые искорки.

– У него уже, скорее всего своя семья и там тебе тоже не будет места.

Я невольно рассмеялся над её словами, но она была права. У Эйдена, которому в прошлом месяце исполнилось двадцать семь, было два сына, младшему едва исполнилось три года. Я и сам сомневался, что это была хорошая идея поселиться у него.

– Да, – согласился я с улыбкой, – мне нигде нет места.

Она посерьёзнела. На её лице промелькнуло странное выражение лица. Неужели она переживает за меня? Не надо. Мне забота не нужна, а жалость тем более.

– Ты найдёшь своё место, просто еще слишком молод. – И добавила. – Сколько тебе?

– Шестнадцать, ну почти семнадцать. – Поправился я. Вернее семнадцать мне будет в начале января, но об этом я, конечно же, не упомянул. – И ты меня еще называешь молодым? – Я заглянул в её полудетские наивные глаза. И кому я несколько минут назад собрался всё о себе рассказывать? Ребенок. Сущий ребенок! – Сама, небось, не старше. – Рассмеялся я. Она призналась, что ей едва исполнилось шестнадцать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю