Текст книги "Манкая (СИ)"
Автор книги: Лариса Шубникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Юлька поплелась в ванную комнату, а уже там соблазнилась предложением соседки, встала таки, под горячие водяные струи. Вода сняла усталость, боль в локте слегка унялась, а вот паскудность мыслей и чувств не прошла, а даже слегка усилилась. Юльку затрясло и она, сжавшись в комочек, опустилась на пол большой душевой кабины и заплакала. Ну, иногда это просто необходимо, а Юленьке уже давно нужно было порыдать, как следует.
Через половину часа, Юля, укутанная в белоснежный банный халат соседки, вышла в гостиную. Там уже ждала ее мазь и Ирина Леонидовна. Мити не было… Странно, что это показалось Юльке обидным, и она заплакала снова.
– Жуть какая, – Ирина слегка растерялась. – Юлюшка, что случилось? Так сильно болит? Ложись скорее.
Покорная Юлька улеглась на диван и позволила доброй соседке укрыть себя пледом. Так же безропотно снесла она утирания мокрых щек и глаз батистовым платочком с монограммой семьи Шульц.
– Достаточно, дорогая. Я уже поняла, что у тебя легкая истерика. Правда, не пойму, почему легкая? Я бы на твоем месте бесновалась. Ну, всё, всё! Перестань. Сейчас придет Митя и поколотит меня. Скажет, что я тебя расстроила
Юля расслышала, что «Митя придёт» и слёзы высохли моментально. Чудеса!
– Зачем придет?
– Не зачем, а с чем. Он пошел за повязкой, сказал, что у него есть. Когда-то получил растяжение. То ли в волейбол играл, то ли в футбол.
В этот момент в прихожей мадам Шульц раздались голоса.
– Митя, что у вас тут происходит? Мы с Фирой сидим у себя наверху, и никто ни о чем нам не рассказывает. Это подло! Информационный вакуум вреден!
– Дора Рауфовна, ничего не происходит.
– Правда? А тогда с чего Вы вечером лезете в квартиру Ирэн? – Фира и Дора не отступятся, это стало понятно и мадам Шульц и Юльке.
– Митя, да веди их уже сюда. Если не впустить, будут скулить под дверью, как пуделята.
Забавная троица показалась в дверях гостиной. Митя подотстал, глядя на Юльку, а бабушки Собакевич резво поскакали к дивану, закидали вопросами растерянную Юлю и закипающую Ирину Леонидовну. Когда тайное стало явным, бабушки принялись сожалеть и утешать раненую москвичку, а Митя…
Конечно, Юлька поглядывала на него, время от времени. Широков стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди, и реально умилялся бабульками.
– Юленька, хорошо бы капустный лист приложить. Так няня наша делала при ушибах. Помнишь, Фирочка, ты тогда еще напугалась увядшего листа, когда она компресс сняла.
– Дора, ты еще вспомни, как я на карусели каталась и носила две косички.
– Когда это у тебя косички были? Все время мох на голове. Мексиканский, – Ирине удалось поучаствовать в беседе.
– Правда? А кто жаловался мне, что волосы прямые у нее и кудри не получаются? Еще завидовала!
И понеслось! Нет, не ссоры и брань, а воспоминания. Такие давние, трогательные, что Юля и Митя заслушались. Правда, Юле не в диковинку вот такие беседы, а Митя слушал и улыбался. Засмеялся. А Юленька не смогла отвести глаз от симпатичного Широкова и прошляпила, прозевала момент, когда Митька заметил ее интерес. Горячего взгляда не отвел и даже больше. Ох, опасные гляделки!
– Мить, ты чего там застыл? Где повязка-то? – От слов Ирины Леонидовны Широков даже подскочил.
– Заслушался, – подошел было к дивану, но был остановлен непоседливой Фирой.
– Давай, Мить. Я намажу мазью и повязку повешу.
Он отдал и повязку и подал тубу с мазью Фире. Юлька выпростала руку из под пледа и Фирочка сноровисто, будто занималась этим с детства, наложила мазь и попыталась Юлькину руку запихать в повязку.
– Ушиб небольшой, гематомы нет, припухлости не наблюдается. Это легкий случай. Совсем необязательна повязка, – Юльке совсем не хотелось выглядеть раненой разведчицей.
– Не спорь, дорогая, – Фира повесила локоть соседки на тканевые качели и полюбовалась делом рук своих.
Потом обернулась к Мите.
– Мить, а где мастер класс? Вот все вы одинаковые! Наобещают с три короба, а потом в кусты!
Пламенная речь сестрички Собакевич была поддержана Дорой и Ириной! Мите ничего не осталось, кроме как сдаться, и назначить свидание всем троим завтра вечером в своей квартире.
– Юль, – когда три пожилые дамы занялись беседой и спорами на счет завтрашней встречи, Митя тихо шепнул молодой соседке, – спасай. Если ты завтра не придешь с ними, я либо усмеюсь до смерти, либо выйду в окно.
Юлька подумала, подумала и хихикнула. И ведь совсем ни с чего! Ей плохо и больно. С Кирой поссорилась, почти. Лежит в чужом доме с ушибом локтя. Устала. А ведь поди ж ты, хихикает! Прямо радости полные карманы!
– Я не знаю, что со мной будет завтра, Мить, – вот напрасно она так сказала, потому, что Митя заулыбался!
А она, Юленька, снова засмотрелась на соседа и впала в состояние очаровательной тупости.
– Что будет? Все хорошо будет, Юль. У тебя завтра дел много?
– Две группы, одна за другой. А потом ничего. Ну, в смысле, домой, – вот домой как раз таки было страшно.
Юлька задумалась, и поняла, что Кира даже не написал. Вероятно, занят был гостями. Как обычно, Юля оправдала мужа, взвалив вину за случившееся на себя. Ну, что ей стоило откинуть руку Широкова там, на лестничной площадке и пойти домой?! Пережила бы как-нибудь этот вечер, перетерпела. А теперь что? Кирочка будет сердиться…
– Вот по глазам вижу, что думаешь о плохом. Устрой себе каникулы. Давно у тебя отпуск был, а? Завтра пятница. Впереди два выходных. Приходи, говорю тебе! Будет весело. Вот честно, Юль, бабули и Ирина, это нечто! Я налеплю им творожников и научу соусы делать. Представь, Дора вся в сахарной пудре, Фира месит творог, я весь такой важный, поучаю их, а Ирина смотрит на все это свысока.
– А я там к чему? Митя, вы и без меня устанете хлопотать! – вот очень хотелось Юльке, чтобы ее Митя уговаривал.
С ужасом поняв, что кокетничает, она опустила глаза и замерла. Да, она была уверена, что именно так и кокетничают! Поразительная невинность, учитывая, что она глубоко замужем и за спиной двадцать шесть (почти семь) лет жизни.
– Как это зачем?! Если они насядут на меня со своим щебетом, сделаешь вид, что тебе больно и плохо и все станут скакать вокруг тебя. Я успею передохнуть. Ну, или выйти в окно. Имей совесть! Я тебе кран чинил! – Юлька снова захихикала, понимая, что шутит он.
Как же приятно! Уговаривает и всякое прочее. Жаль, что она не сможет пойти. Кира и так сердится, а если она уйдет вечером к Мите, будет совсем дурно. Нельзя, никак нельзя.
– Я приду, – ага, так и сказала!
Иногда слова наши опережают мысли. Странная, но интересная реакция организма. Вот, допустим, вы темноты боитесь, а когда идете в темную комнату, жадно разглядываете все вокруг. Это что? Мазохизм? Ведь можно глаза закрыть или вовсе не ходить, но, ведь идете же… Вот и Юлька, понимая, что «против» больше, чем «за», позволила своему организму дать согласие на приглашение соседа.
– Спасибо, Юль. Век помнить буду доброту твою. Ты по дороге домой купи кило творогу, ага? И приходи. Только, не больше килограмма.
Конечно, Юлька согласилась, тем самым лишив себя всякой возможности отказаться от суаре. Где-то в глубине ее черепной коробочки сверкнула мысль, что творог наверняка есть у самого Мити в ресторане, но она совсем не хотела думать эту мысль и просто расслабилась, слушая щебет старых дам и смех Широкова.
Юлькин телефон ожил и пискнул.
Кира:
«Не жди меня сегодня!»
Юля:
«Кирочка, я все объясню!»
Кира:
«Я не готов слушать тебя, Юль»
Юля:
«Где ты будешь?»
Кира:
«Я буду с теми, кому я дорог!»
Юля уже было собралась написать, как дорог ей Кирочка, но остановилась и призадумалась. Посмотрела на Митю и вздрогнула. Оказывается, сосед наблюдал за ней и весьма пристально. Юля занервничала, прикоснулась к волосам, проверяя, все ли в порядке. Да, какой там в порядке! Вышла из душа, причесалась наспех. Потом в слезах утопала и, наверняка, выглядит жалко и жутко.
Про телефон забыла! А там, между, прочим, любимый муж ответа ждал!
– Малина, – произнес Митя.
– Что? – Юля не поняла и брови ее поднялись изумленно.
– Сюрприз, Юль. Завтра узнаешь.
Москвичке стало любопытно, но вместе с тем, понятно, что ее просто заманивают.
– Это нечестно!
– А я не говорил, что честный, – и глаза его потемнели, мелькнула в них легкая молния, зарница.
Вспыхнула и погасла. А осадочек-то остался… Да еще какой. На Юльку давно никто так не смотрел. Или она не замечала?
Соседки, щебетавшие рядом с молодыми людьми, утомились обществом друг друга и напали с вопросами и разговорами на Широкова.
– О чем вы там шепчетесь, а?
– Все очень просто, Дора Рауфовна. Я заманиваю Юлю на мастер класс.
– Тебе, Мить, мало троих очаровашек? – Ирина изогнула идеальные брови в полупретензии.
– Скорее, много. Я попросил Юлю присутствовать, чтобы ненароком не выйти в окно от небывалого восторга. Ну, или не умереть от дикого смеха, глядя как вы, Ирина Леонидовна, лепите творожники. – Юльке понравилось, что Митя озвучил соседкам то, о чем говорил ей шёпотом о них же.
– Хам! – улыбнулась гранд дама, – С чего ты взял, что я буду выглядеть смешно?
– Все потому, что я еще при первой встрече понял, вы Ирина Леонидовна очень похожи на Жаклин Кеннеди. А я ну никак не могу представить, что жена американского президента лепит сырники на моей кухне. – Широков сформировал на лице загадочную улыбку, и мадам Шульц очаровалась нереально.
Много ли нужно женщине для счастья? Всего-то пара комплиментов от молодого красавца. Одна беда – молодые красавцы неохотно теперь сыпят комплиментами на женщин старше сорока лет. Все же, ошибается ПФР на счет возраста цветения. А уж если у них, у женщин, нет наклеенных ресничек, надутых губёшек и откляченной попки, то даже простым взглядом не удостоят.
– Ну, с Жаклин Кеннеди понятно, а Юляшу для чего заманиваешь? – Дора хитро прищурилась, намереваясь заставить Митю смущаться, ведь он нее не укрылись обнимашки молодых соседей вчерашним вечером.
– Юля врач, мадмуазель Дора. Если сердечный приступ меня настигнет, у меня будет шанс выжить!
«Мадмуазель», как и «Жаклин» минутой ранее, расплылась в улыбке.
– Ох, и хитрый ты, Митя, – Фира тоже хотела комплиментов!
– Очень может быть. Но стараюсь я только для вас, Фира Рауфовна. Хочу, чтобы завтра вам было весело в компании друзей. И чем больше их, тем лучше, – Митя изобразил полупоклон, а Фира приосанилась.
Ну, а что тут такого? Ради нее уже давно никто не старался!
– Дамский угодник. Даже не думала, что ты такой, – Ирина Леонидовна снова изогнула бровь, теперь уже ехидно.
– Джеки*, зато вы думали обо мне, а это самое главное в итоге.
От автора: «Джеки О» – такое прозвище дали папарацци Жаклин Онассис – Кеннеди.
Юленька сама пребывала в изумлении. Она, как и «Джеки», не видела еще Широкова таким. Каким? Ну, предположим, обольстительным. Понятно было всем и каждому в этой гостиной, что он всего лишь шутит, но делал он это так обворожительно, что дамы издали дружное, девчачье: «Оууу…» и тут же захихикали. И Юлька тоже! Во все глаза смотрела москвичка наша на соседа, улыбалась, и была совершенно счастлива.
Заметьте, Кирочке она так и не ответила. Забыла просто! Но телефон напомнил ей об обязанностях супруги тихим писком.
Кира:
«Я все понял. Тебе совершенно наплевать на меня!»
Юля:
«Кирочка, я тебя люблю! Зачем ты так говоришь? Возвращайся, пожалуйста!»
Кира:
«Я подумаю»
Юленька снова впала в отчаяние и начала подниматься с дивана.
– Ты куда? – Широков, заметивший, вероятно, смену ее настроения, насупил брови.
– Мне нужно домой, Митя.
– Зачем? Тарелки мыть? Бутылки выкидывать? – спокойная Дора сейчас выглядела воинственно, не смотря на умильные седые кудряшки. – Твой муж, Юленька, уехал с толпой гостей. Мы их видели, когда сюда спускались.
Юленька промолчала, однако, продолжила подъем свой с удобного дивана. Соседки, зная Юлино упрямство в вопросе Кирочки, молчали. Митя же, молчать не стал:
– Юль, ушиб локтя, помнишь? Тебе покой нужен. Кстати, если не веришь мне, то вот тебе инструкция по применению мази. После наложения необходимы час или полтора покоя. Полного. Так что лежи и наслаждайся чужими воспоминаниями, – Митю дружным писком поддержали «Мадмуазель», «Джеки» и Фирочка.
Юле пришлось лечь обратно, а Митя, вышел из гостиной.
Глава 9
– Татьяна, вечер добрый. Прошу прощения за поздний звонок, но мне нужна помощь, – Митя говорил по телефону из холла Ирины со своей домработницей, попутно шаря рукой в кармане Юлиной куртки!
Разумеется, искал он там не деньги, а ключи от ее квартиры. И ведь нашел!
– Серьезно? Десять минут? Тут нужно прибраться в квартире моей…моих соседей. Да. Ага. Все верно, Юлия. Сколько? Час? Ясно. Двойная оплата, идет? Что? Ага. Жду, – спрятал связку ключей в карман брюк и как ни в чем ни бывало вернулся в гостиную, где дамы устроили гадания.
Митя прекрасно устроился в углу, пока за столом, рядом с диваном, где отдыхала Юля, шло раскидывание карт и пророческое завывание Доры. Сам Широков смотрел на Юлю, стараясь не попасться на этом приятном, но не очень приличном занятии.
Широков знал, что Юлька плакала сегодня. Он видел покрасневшие ее глаза, опущенные плечи и спутанные волосы. Слышал ее печальный, тихий голос. Руки его буквально чесались от желания влупить Кирочке! Ну и обнять Юльку…
Писк телефона
Татьяна:
«На месте»
Митька:
«Иду»
На лестничной площадке Митя передал ключи домработнице и сразу всунул в ее руку купюры. Татьяна кивнула, и без вопросов (что обрадовало Митьку несказанно) отправилась наводить порядок в Юлькиной квартире. Все, что оставалось Мите, это не выпускать маленькую москвичку из дома Ирины еще час. Правда, это не Митя «не выпускал» Юльку, а она его.
Манкая. Даже вот в этом белом, большом халате прекрасна. Сложно представить, какой станет она, если жизнь ее поменяется к лучшему. Когда перестанет она сгибаться под грузом вечной виноватости и долгов, которые вешают на нее все, кому не лень.
Широков, сидя в удобнейшем кресле гостиной гранд дамы, ощущал себя клиническим идиотом, но очень счастливым идиотом, надо отметить. Юлька улыбалась, и он вслед за ней. А еще он приметил, что когда Юльке что-то непонятно, она забавно округляет глаза и вытягивает шею навстречу источнику непонятной информации. И слушает. Все время слушает. Редко говорит сама. Почему? Митьке нравится слушать ее, Юльку. И голос у нее приятный, и речь красивая. Все это завораживает! И Митьке это известно, как никому другому.
Вот и час пролетел, а Широков все идиотничал и смотрел на чужую жену.
Татьяна:
«Все готово, шеф!»
Митя:
«Иду»
Тихонько выскользнул к домработнице, забрал ключи и заложил туда, где они и были.
– Куда ты все время бегаешь, Митя? – Ирина Леонидовна, как и обещала, следила за Широковым.
– Я? Ну, выхожу в холл и там смеюсь. Истерически.
– Я догадываюсь, что смеешься над нами, но не понимаю, почему? – Ирина уже приготовилась к обороне, Фира к шутке, а Дора к отпору.
– Лучше я промолчу.
Юля в это время занялась телефоном и Митька понял, что Кира пишет ей.
Она этим вечером временами переписывалась с мужем и в эти моменты, лицо ее становилось виноватым, обреченным, а это больно жалило его, Широкова. И снова чесались руки отбуцкать Киру, и утешить Юльку. А хуже всего то, что Широков сам спровоцировал вот эту ссору между супругами. Был рад этому, но и несчастен в целом. Пара часов в гостиной гранд дамы и Юлька снова уйдет туда, где этот паскудный Кирочка. А Митьке уже не хотелось, не моглось, отдать Юльку другому. Хотя, по трезвому размышлению, другим был именно он сам, Широков.
– Я пойду. Можно? – и опасливый взгляд в сторону Митьки, – Полтора часа прошло!
– Можно, но аккуратно. Ага?
– Ага, – Юлька, вероятно, не хотела повторять любимое междометие ярославского кавалергарда, но само собой выпрыгнуло и обрадовало Митьку.
Пока маленькая ходила переодеться, дамы засобирались. Еще раз подтвердили свои планы на вечер пятницы у Митьки и потянулись к выходу. Собакевичи первыми, за ними Ирина, а следом Юля, которая натянула снова свой необъятный наряд: то ли платье, то ли мешок. Митька замыкал шествие кудрявых и гладкопричасанных.
– До завтра! – Фира и Дора ушли к себе наверх, удовлетворив информационный голод этим вечером.
Ирина осмотрела Юлю и Митю, попрощалась и втянулась в свою квартиру.
– Спасибо, Ириночка Леонидовна! – Юлька опомнилась и крикнула уже в закрывающуюся дверь, – Простите за хлопоты!
– Никаких хлопот! Приятной ночи, дорогая. И тебе, дамский угодник, не хворать!
– Благодарю покорно, Джеки!
И остались вдвоем на лестнице. Чужая жена и напасть ярославская.
– Митя, спасибо. Наверно уже в сотый раз. Знаете, локоть почти прошел, – Юленька улыбнулась. – Мне пора.
Широкову совсем не хотелось отпускать Юльку, но выбора у него не было совершенно!
– Выспись как следует, ага? И завтра вечером жду у себя. С творогом, Юль, – улыбнулся, поймал улыбку соседки и продолжал улыбаться, пока Юлька топала к своей двери, возилась с замком.
Потом Митька заметил, как тяжело она вздохнула, прежде чем открыть дверь.
– Спокойной ночи, Митя!
– Ага. И тебе.
Митя постоял еще немного, а потом тряхнул головой, отгоняя непрошенную печаль, оттого что Юлька ушла, и злость, оттого, что не может он пойти за ней, и отправился домой.
* * *
Юлька прикрыла за собой дверь и сдулась. Как? А вот так! Киры дома нет, а она, нахалка, провела приятный вечер в обществе соседей. Смеялась и… кокетничала с Митей.
Обругала себя трижды, достала телефон и набрала номер мужа. Долгие гудки, а потом сброс. Обиделся, не ответил. Тяжелый вздох и снова набирает ему, а он снова сбрасывает.
Юля:
«Кирочка, прости меня. Где ты?»
Кира:
«Я не могу говорить сейчас. Не хочу. Приеду утром. Не звони! Мне нужно подумать!»
Заплакать? Слез нет. Загрустить? Сил нет. Сняла с себя куртку слонярскую и зажгла свет, ожидая увидеть разгром, а его и не было вовсе!
Кира убрался? Нет, такого быть не может. Даже если и унесли собой мусор гости, то уж точно не стали бы пол мыть после себя. Бред какой-то! И пыли нет?! И продукты, купленные ею, аккуратно разложены на полках холодильника! В ванной комнате даже зеркало блестит. Что за чудеса-то такие? Впрочем, Юля уже начала догадываться, кто тот волшебник.
Пометалась по свежеубранной квартире, поудивлялась, и не поняла, злиться или радоваться? Все же, рассердилась и побежала к двери! Что? Чему вы так улыбаетесь? Она просто обязана была выяснить все у ярославской напасти и …
А что «И», Юля не придумала. На полном ходу притормозила у зеркала и начала причесываться. Сама она еще не понимала до конца, что это в ней загуляло– забурлило, но уже ощутила легкость, свободу и адреналин.
Если покопаться в памяти, то можно выудить такие вот моменты. В жизни любой девушки они случались! Это когда собираешься на свидание и, заметьте, с человеком, который очень интересует, волнует. И подгоняешь себя, торопишься, а все дела какие-то находятся. Вот чёлку надо уложить иначе. А что это на щеке? Уж не прыщик ли? И в зеркало себя надо рассмотреть повнимательнее. К лицу ли кофточка? Не помялась ли юбочка? А пока ты крутишься и бегаешь, внутри нарастает и требует выхода изумительная волна энергии. И когда, наконец, ты готова к выходу, несешься по лестнице (тротуару, метро, полю), абсолютное ощущение полёта. И все это только потому, что в конце твоего безумного забега, тебя ждет ОН.
Выскочила Юлька из квартиры, подбежала к двери Мити и, уже нажимая на пуговку звонка, осознала, что она делает. Боже мой! Кира, кольцо на пальце, ночь, она к соседу! Гадость какая, пакость… Отдернула руку от звонка (вышло короткое «Зу») и хотела уже было бежать обратно домой, но ей не повезло. В то же мгновение дверь ярославского кавалергарда распахнулась. На пороге он, напасть. И самое невероятное, что Юлька поняла, никакого удивления на его лице, а только горячий взгляд и …что? Радость? Вот не поняла сейчас она…
* * *
Судорожный звонок в дверь. Именно таким его услышал Широков, мотаясь бесцельно по новому своему пристанищу. Он догадывался, кто там, за дверью. Очень надеялся на это и был рад. Бежал, теряя тапки, и торопился, дергая задвижку замка. Сказать честно, его «чистый подарок» для Юли, был продиктован не только желанием помочь ей, но и вот такой вот надеждой. Митька прекрасно понимал, что она обо всем догадается и станет требовать ответов, но никак не рассчитывал, что сию минуту! Всего лишь надеялся, что утром она будет ждать его на лестничной площадке или у машины на парковке. Да не благодарности ждал наш кавалергард, а беседы с любимой женщиной.
Распахнул дверь и понял, что Юлька готова дать дёру. Ну, в смысле, сбежать. Она уже повернулась в сторону своей квартиры и даже ножку подняла, отчего ее необъятное платье в унылую, серую клеточку, надулось фонариком. А волосы (причесанные и блестящие) собрались взметнуться флагом в прощальном, волнистом «пока».
Нужно было срочно придумать, что сказать. И не простое, а такое, что заставит ее побыть с ним хотя бы минуту и не испытывать при этом стыда и покусываний совести.
– Горчичники есть?! – рявкнул Митька, так и не придумав ничего путного.
Юлька подпрыгнула, застыла, пытаясь принять и осознать странный вопрос, а потом широко распахнула изумительной серости глаза и замотала головой отрицательно.
– Чёрт, я так и знал, – и сделал шаг вглубь холла, выйдя из поля зрения нашей москвички.
Ведь прекрасно знал, паразит, что Юлька сейчас потянется за ним и станет задавать вопросы и волноваться о его здоровье. Выждал несколько секунд, которые понадобились Юльке, чтобы понять, что к чему и обрадовался, когда ее пушисто-волнистая головка показалась в проеме двери. Войти не вошла, но стояла на пороге, не уходила!
– А зачем? – и голос такой, взволнованный и любопытствующий одновременно.
Широков внутренне пропел «Йуху!» и принялся врать.
– Надо, очень.
– Хотите, я в аптеку сбегаю?
И ведь побежит, подумал Митька, а вслух сказал:
– Юль, зайди. Сейчас на шум сбегутся бабушки, Ирина и Гойцманы. А там, глядишь, и Заварзины подтянуться, – пугал Широков, глядя как Юлька застывает на пороге. – Но тогда придется объяснять, зачем горчичники, а я не хотел бы.
И морду лица сделал серьезную и печальную. Юлька от сочувствия даже ручки сжала в кулачки и сложила на груди.
– Митя, что случилось?! – громким шепотом и все так же, с порога.
– Зайди, говорю тебе. Вот что за человек такой, а?! – терпение и все такое прочее, слетело с Широкова, он подскочил к Юльке, приподнял ее обеими руками за талию и аккуратно переставил с порога в свой холл.
Да, природа силушкой не обделила, да и смекалкой тоже. Правда, Юлька стояла испуганная, все так же прижимая кулачки к груди и глядя да Митьку очень даже вопросительно. Широков захлопнул дверь, от этого Юлька слегка вздрогнула и отступила к стене.
Вот этого испуга и шараханий Митька допустить никак не мог, и начал шоу. С улыбки, между прочим.
– Юль, я понимаю, я страшненький, но я не кусаюсь. Честно! В жизни не ел человечины и не собираюсь начинать.
Москвичка слегка опешила, но перестала пятиться от Широкова. Уже неплохо.
– Я не совсем понимаю…
Митька и сам мало что понимал из речи своей ненормальной и хаотической, но уверенно продолжил:
– Окей. Поясняю. Я тебя не съем и не обижу. Зайди, а? Тоскливо… – и снова печальный вид напустил.
– В смысле? Вам плохо? Что болит? Зачем горчичники? Дышать тяжело?
– Мне плохо. Дышать легко, как ни странно. Ничего не болит, – теперь он сдерживал смех, глядя на растерянное лицо Юльки.
Та поморгала, задумалась и начала кое-что понимать. А когда ее осенило, она прямо посмотрела Широкову в глаза и выдала.
– Вы врете мне, да?
– Ага,
Честного признания Юлька не ожидала, потому снова задумалась.
– Митя, а горчичники почему?
– Ну, просто интересно было, пользуется ли кто-то еще этими штуками. Лично я не видел их уже лет двадцать. – Юлька покладисто кивнула, подтвердив его высказывание, соглашаясь.
– А плохо вам почему?
– Чаю не с кем выпить. Или кофе, – посмотрел, как глаза Юлькины подернулись печалью и виноватостью, заговорил, – Юль, не знаю, о чем ты думаешь, но не делай катастрофы из всего этого, ага? Полчаса жалко на меня потратить? Так и скажи, – снова печальные глаза, еще и голову опустил, разве вот только ножкой не шаркнул обиженно.
Ну, Юлька посмотрела на все это, подумала и улыбнулась.
– Вы, Митя, не повар. Вы шантажист. Давайте выпьем кофе. Где у вас кухня? Я сварю, – и Юля уверенно шагнула навстречу кавалергарду.
А теперь задумался Митька и припомнил слова Ирины о якобы ее, Юлькином, интересе к его персоне. О ее вот этом согласии выпить кофе с ним. Может права Джеки и Широков не совсем безразличен этому чуду в клетчатом платье, а? Вот напасть московская…всю душу перевернула и смотрит ясными серыми глазами. До того чистыми, что кажется, девочка перед ним. Даже белый, пышный бант померещился ему в волнистых волосах цвета спелой пшеницы.
– Не. На кухню не пущу. В конце концов, я тебя сюда заманил, мне и кофе варить. Проходи, располагайся.
Юлька несмело потянулась за Митей в гостиную.
Вот не зря старался новичок-дизайнер! Кухня в светлых тонах, прекрасно вписалась, перетекла в гостиную. Остров с варочной панелью условно делил два пространства: диванное и кухонное.
Пока Митька варил кофе и разливал по чашкам, Юля бродила по гостиной и разглядывала книги, картины и фотографию…одну. Митиной мамы. Правда, Юля не знала кто это, но, пожалуй, догадалась. Митька на мать походил и глазами и цветом волос.
– Садись. Туда, где тебе удобно.
Юлька сразу пошла к креслу, тому, которое очень нравилось и самому Митьке: кожаное, с широкой спинкой и узкими подлокотниками.
– Можно сюда? Такое кресло было у моего отца. Он никого в него не пускал. А я … – она оборвала речь свою и смутилась.
– Конечно, можно. – Ну, они и уселись чинно, благородно, на расстоянии вытянутой руки.
Юлька в заветное кресло, а Митя расположился рядом, в другом кресле, специально повернулся так, чтобы видеть Юльку.
– Фотография мамы?
Митька кивнул и … Вот кто его знает, что нашло, накатило на парня? Слова посыпались, что горох. И сам того не ожидая, начал он говорить Юльке о маме, об их жизни, тяжелой, но интересной. О своем детстве, хулиганствах и прочем всяком. А она слушала, да так, словно ничего более интересного и не слышала никогда. И чувствовал Митька, что интерес ее вовсе не тот, профессионально-психологический, а самый что ни на есть душевный. Широков говорил, Юлька улыбалась или печалилась, следуя его воспоминаниям. Он и не заметил, как все вывалил на москвичку, обладательницу непонятного сияния и еще чего-то ангельского.
– Мне потому и дом этот понравился, что напомнил о Ярославле. Мы с матерью в таком же жили. И соседи хорошие. Дружили семьями. Как и вы. И бабульки у нас были! Только не сестры, а подруги. Но, знаешь, к старости стали похожи друг на друга.
Оба посмеялись, вспоминая Дору и Фиру.
– Вам они нравятся. И Джеки тоже. Вот честно, замечательное прозвище и подходит Ирине Леонидовне как нельзя лучше. Вы, Митя, такой молодец! Подбодрили нас всех. А меня, вообще, спасли. Правда! Кран тот бесючий, все время подтекал. А Гасилов, сосед снизу, очень серьезный мужчина. Вот затопили бы мы его с Кирой, он был ругался. Да и неприлично, – потом Юлька опомнилась и продолжила, – Кирочка починил бы, но все время очень занят. Сами понимаете, работа и давление в офисе такое, что он иной раз заснуть не может.
Ох, как же хотелось Широкову дать залп по ее ненаглядному Кирочке, но он запретил себе делать Юльку несчастной, потому, просто кивнул и промолчал. Желваками поиграл да и сдержался.
– А твое детство? Расскажешь?
Тут случилась заминка, и Широков понял, что не ту тему он затронул, что могла бы поддержать тепло их беседы.
– Ну, рассказывать особенно нечего. Ничего такого сверхъестественного. Совсем не так, как у вас. Никаких побегов из дома ради спасения индейского племени. И никаких путешествий на соседнюю стройку с последующим переломом руки. Если честно, я в школе была …ну…
– Ботан? И почему я не удивлен? – потешался Широков.
– Почему сразу ботан? Я просто хорошо училась и читала много. Собственно, книги и составили мой интерес по жизни. Вот в них я путешествовала на стройки и спасала индейцев, – улыбка такая, что Митька слегка дернулся к Юльке, но приостановил себя, памятуя о ее натуре честной и верной, блин.
Хотя, почему «блин»? Разве не эта вот ее внутренняя чистота и порядочность привлекли его? Разве не этим вот сияла Юлька? Да, Митька мужчина, и помыслы его совершенно нормальны и инстинкты тоже, нормальны. Но куда им, инстинктам, против ангельского проявления и влюбленности? Снова сдержался Широков, мысленно повесил себе медаль на грудь. За Отвагу и Воздержание! Потом припомнил, из-за кого он сдерживается и чуть не психанул.
Кира, да почему ж ты не попался Широкову где-нибудь в темном переулке, а? И какого черта он, Митька, так долго «ехал» в Москву? Поторопился бы и Юлька могла бы быть свободной. А коли так случилось бы, знайте, Широков ни за что не отдал бы ее никому. Себе бы забрал, причем сразу и без всяких раздумий.
И опять вопрос: «Что делать?» ткнулся острым гвоздем в его голову. Ирине он сказал, что будет любить. Верно, будет. Но…
Митька откинул назойливые, неприятные мысли и снова окунулся в тепло Юлькиного присутствия и голоса, сияния ее глаз и волос. Это было круто! Вот потому, наверно, и заболтались они, забыли о времени. Но, всему приходит конец.
– Митя! Уже пять утра! Вот опять у вас из – за меня проблемы. Вы не спали совсем, а скоро на работу. Простите, пожалуйста.
Сколько раз Митя замечал, что Юлька моментально берет всю вину на себя, принимает тяжелую ношу и несет, волоча ноги.
– Класс! Юль, это я тебя сюда притащил и очень этому рад. Это мне нужно просить прощения, что заболтал тебя до полусмерти.
– А вот и нет. Мне было очень хорошо и интересно. И уже давно так не было.
Ну, Митька постарался не раздуваться от гордости до состояния колобка.
Ей хорошо с ним. И давно так хорошо не было. А что это значит? А это значит, что ее Кирочка, не такой уж и ненаглядный, как могло бы показаться.
Девушка нахмурилась, запечалилась и поднялась.
– Мне пора. Спасибо большое и за кофе и за компанию, – и пошагала к выходу.
– Юль, стой! – вот кто его знает, чего ждал Митька, но кинулся вслед за ней, – Ты ведь придешь вечером?
Она стояла у двери и молчала. Голову опустила. Волосы пышной завесой грустно опустились на ее лицо, и вся она смотрелась чистым раскаянием.
– Ага. Понял. Снова все это лишнее и неправильное, – ну въелись слова ее в Митькину память и жалили больно своей правдивостью и справедливым упреком были для обоих.
