Текст книги "Дракон выбирает судьбу (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Глава 1
– Гил, это было потрясающе. Все, что я слышала о драконах… ох, это просто меркнет перед правдой.
Сибилла вытянулась среди сбитых простыней, закинув руки за голову и, должно быть, копируя известное полотно “Утро Ауроры” – богиня любви на нем возлежала так же, как и она сейчас, но чувственной неги у Ауроры было намного меньше.
– Только не вздумай спеть по этому поводу, – Гилберт выбросил окурок в окно и некоторое время смотрел, как крошечная звездочка летит с вершины драконьей башни на головы людям. Сибилла кокетливо надулась.
– Ну, какой ты! Тебе не нравится, как я пою?
Неделю назад Сибилла выступала в концертном зале одного из самых дорогих драконьих клубов и имела потрясающий успех. «Ярмарка тщеславия», один из популярных журналов издательского дома Гилберта, который обожали в высшем свете, поместила снимок девушки на обложке. Сибилла радовалась, как ребенок: это значило, что у нее будут новые концерты, записи альбомов, серьезные гонорары. Частное мероприятие для драконов – это особая честь и слава, это знали и начинающие звездочки, и оперные дивы.
Сибилла, разумеется, с энтузиазмом отработала эту возможность в постели Гилберта. Гибкая, энергичная, безотказная – Гилберт покосился в сторону девушки и подумал, не пойти ли на очередной заход. Она хотела выглядеть богиней, но напоминала русалку с распущенными золотыми волосами – призрачную деву, которая влечет свою добычу во мрак и тишину. Даже если захочешь, все равно не выберешься. Сибилла поймала его взгляд, правильно оценила и сменила позу – чуть раздвинула ноги, показывая мягкую тьму в своей глубине.
– Иди ко мне, – негромко позвала она. Гилберт усмехнулся и закрыл окно. До утра было еще далеко, а утром он подарит Сибилле бриллиантовую подвеску на тонкой цепочке и выбросит девушку из головы с той легкостью, с которой забывал всех своих любовниц. Сегодня одна, завтра другая – нет смысла запоминать тех, кто не может утолить его жажду.
У него и так было, на что потратить душевные силы.
Сибилла, конечно, думала иначе. Она позволяла ему все, отзываясь даже не на желание – на мысль о желании. Как и все девушки до нее, как все искры, которые Гилберт превратил в звезды, Сибилла Бувье, певичка, которая поднялась на вершины из ресторанчика на окраине, мечтала остаться в постели и жизни дракона, который владеет всей прессой королевства.
У Гилберта была настоящая власть – все, кто был с ним рядом, понимали это.
Он нырнул в женские объятия, словно в ледяную воду. Отозвалась драконья суть – по спине пробежала огненная волна, на пальцах проступили призрачные очертания чешуи, и Сибилла со стоном изогнулась под ним, мгновенно принимая чужой ритм, то пульсирующе ровный, то нервный и почти дикий. Пламя струилось по венам, переполняя Гилберта – в тот момент, когда он был готов задохнуться или обратиться, ему вдруг вспомнилось утро нового года, гостиная в отцовском доме и Джемма, драконья доля, воспитанница его отца. Она стояла у окна, смотрела на заснеженную улицу, и Гилберту хотелось прикоснуться к ней – просто чтобы убедиться, что она живая.
На миг ему показалось, что он падает – сложил крылья в драконьем обличье и рухнул с вершины башни. Город приближался, игрушечные дома, автомобили, люди вдруг сделались большими – тогда почти у самой земли Гилберт рванул вверх и выплеснул огонь в глубину такой послушной и податливой любовницы, такой, которая никогда не утолила бы его жажды.
Он хотел прозрачной ключевой воды – и был вынужден пить болотную жижу.
Гилберт со вздохом вытянулся на кровати, чувствуя опустошение и освобождение. Несколько мгновений в ушах стояла гулкая тишина, и весь мир сжался в огненную точку, которая дымилась где-то у виска. Сибилла прильнула к нему, поцеловала в мокрое от пота плечо и спросила:
– А кто такая Джемма?
Ей не следовало задавать подобные вопросы. Никто не имел права прикасаться к тому сокровенному несбывшемуся чуду, которое Гилберт хранил в себе с тем трепетом, с которым дракон сберегает сокровищницу. Он прищурился на люстру, усмехнулся, и Сибилла объяснила:
– Ты сейчас назвал меня этим именем.
Гилберту захотелось сказать что-нибудь язвительное. Что-то такое, что встряхнуло бы эту, бездарную, в общем-то, певичку и навсегда показало, где ее место.
– Бывают такие тайны, которые способны оторвать пальцы, если к ним прикоснешься, – ответил он, поцеловал кончики пальцев Сибиллы и добавил: – Давай побережем твои. Ты хорошо ими держишь не только микрофон.
Сибилла согласно мурлыкнула в ответ и закрыла глаза.
***
– Люди и драконы равны? Какие глупости.
Папаша Уинфред Эттиннер десять лет назад отошел от дел семьи, передав бразды правления в руки сына. С тех пор он сидел в малой гостиной клуба, листал газеты, курил самые дорогие сигары, и Гилберт, глядя на него, думал, что старик – настоящий музейный экспонат, осколок той величественной и прекрасной эпохи, что постепенно становится прошлым.
– Вы слышали об экспериментах с макромолекулой, в которой хранится наша генетическая информация? – спросил он. – Люди и драконы родственники, с этим ничего не поделаешь. Это прописано в нашем генетическом коде.
Уинфреда так просто не возьмешь, Гилберт давно это понял. Вот и сейчас старик лишь фыркнул.
– Конечно, я слышал об этих экспериментах, – ответил он. – Но вот когда человечишка воспарит в небо и зальет огнем землю… тогда я действительно скажу: да, мы равны. А пока все это наивные глупости, друг мой. Люди, конечно, полезны, и нам следует извлекать из них ту выгоду, которую они способны дать драконам. Но не приравнивать их к нам только из выгоды.
Старик сделал еще одну затяжку. Гилберт подумал, что Эттиннер давно должен был бы умереть от рака легких, при таком-то ежедневном количестве сигар. Но вот нет – старый дракон чувствовал себя лучше, чем молодые члены клуба.
– А что касается генетики, мой юный друг, – продолжал Уинфред с той лукавой улыбкой, с которой дедушки говорят с внуками, – то она уже объяснила различия в интеллекте, и они не в пользу людей. Так что пусть они метут асфальт возле наших башен и не лезут выше. Свинья не увидит неба, уж так устроена ее шея.
Гилберт пожал плечами.
– А песни Сивиллы Бувье вы все-таки слушаете, – заметил он. Старик и бровью не повел.
– Да, слушаю. Почему бы их не слушать, если она хорошо поет? Но мне и в голову не придет класть ее в постель или выдать замуж за моего внука. Я стар, но не безумен, – с ледяным достоинством парировал он.
Интересно, рассказала ли Сибилла подругам о бриллианте, который Гилберт подарил ей этим утром, перед тем, как выставить из своей башни? Наверняка рассказала. Наверняка скоро начнет осаду – или будет притворяться ленивой и отстраненной, незаинтересованной, чтобы дракон захотел завоевать ее?
Было бы, кого завоевывать. Кому интересна крепость, которая сдалась сразу же, как только дракон посмотрел в ее сторону?
– Иногда я думаю, что мы каменеем в своем тщеславии и алчности, – сказал Гилберт. – Сами подумайте. В парламенте уже много людей…
– …и сотня их голосов равна одному драконьему, – важно добавил Уинфред и наконец-то отложил сигару.
– Люди совершают важнейшие научные открытия…
– …а драконы воплощают их в жизнь. Оглянитесь, мой дорогой! Все, что мы видим, создано драконами, люди способны лишь мыть наши писсуары, – произнес Уинфред и рассмеялся. – Вы еще очень молоды, Гилберт. Вот поживете с мое и убедитесь: люди это пыль, которая останется там, где мы воздвигнем свои башни. Впрочем… – он помолчал и подчеркнуто уважительно произнес: – Вы лучше знаете людей, чем я. Ваш отец владел живой драконьей долей.
Гилберт кивнул. Он думал о Джемме – каждый день, минуту утром и три минуты вечером. Этого было достаточно, чтобы не свихнуться.
– Верно, мы прожили вместе два года, – ответил он. – Джемайма Эдисон, драконья доля, воспитанница моего отца. Взамен он помог ее родителям с открытием банка на Малом Западе.
Старинный обычай и право драконов: если человек хотел получать прибыль, то сначала ему следовало выделить драконью долю, чтоб добиться разрешения на открытие дела. Драконы брали либо золото, либо девушек. У семьи Джеммы не было золота, зато было пятеро детей. Родители сбросили лишний рот на драконов и вычеркнули старшую дочь из жизни.
– «Банк Эдисон», я помню, – кивнул старик. – С ними можно вести работу, они знают свое дело… Вы подружились, да?
Гилберт пожал плечами. Что сказать? Что он так и не привык жить без нее? Что каждый день надеялся увидеть ее?
Нет, это будет глупо. Сентиментальность, недостойная дракона.
Слабость.
Гилберт прекрасно знал, что показать слабость – значит, умереть. Неважно, дракон ты или человек: слаб – сдохни. Таков единственный закон мира.
– В определенном смысле, – ответил он. – Сперва она дичилась и все время плакала. Боялась и отца, и меня, хотя мы не делали ей ничего дурного. Потом вроде бы пообвыклась, и до ее совершеннолетия все было спокойно. Потом отец выдал ее замуж за кого-то из своих партнеров.
Он не видел Джемму семь лет, с того тоскливого дня, когда черный жук такси отвез ее на вокзал от дома Сомерсетов. Потом Гилберт писал ей письма, но не получил ответа ни на одно и перестал. Джемма осталась лишь акварельным наброском в его памяти: каштановые волосы с легкой волной, карие глаза с прозеленью, губы, которые он так и не поцеловал.
Он иногда спрашивал себя, кого любит, реальную Джемму или свои воспоминания о ней – и не находил ответа. Минута утром и три минуты вечером на мысли о ней: поводок и ошейник, которые Гилберт надел на себя, чтобы не спятить.
Драконы выбирают пару на всю жизнь. Он сделал свой выбор и не хотел его отменять.
Джемма так и не узнала о его чувствах. Со временем Гилберт сумел себя обуздать, спрятал воспоминания о горькой сладости первой любви и рухнул в ту жизнь, которую и положено вести взрослому дракону. Но потом, лениво выпроводив очередную певичку или актриску из своей постели, он вспоминал: летнее утро, Джемма оборачивается к нему, и в очертаниях ее профиля Гилберту видится мраморный ангел великого Сфоретти…
– Брак с драконьей долей это великий почет для человека, – сказал Уинфред. – Ваш отец оказал большую честь своему партнеру.
Гилберт пожал плечами. Меньше всего ему хотелось рассказывать о том, как однажды он улетел в горы и рухнул огненной глыбой в озеро – хотел утонуть, разбиться о камни, умереть, лишь бы не думать о том, что какой-то старик, которого драконы выделили за заслуги и наградили юной женой, кладет Джемму в постель. Джемму, которая никогда не принадлежала ему, Гилберту. Его Джемму.
Тогда он выплыл и, сидя на холодных камнях, дал себе обещание никого и никогда не любить. Юношеское, глупое, нелепое обещание – но жизнь помогла его исполнить. У Гилберта были женщины, были необременительные отношения и легкие романы, но того мучительного жгучего чувства, которое охватывало его при виде Джеммы, у него больше не появлялось.
Он действительно больше никого не любил.
– Когда же вы начнете отбор невест? – полюбопытствовал Уинфред. – Семейство Сомерсетов не должно угаснуть, вы же понимаете. Да и я хочу побывать на вашей свадьбе.
Гилберт снова пожал плечами.
– Я не собираюсь жениться, – ответил он. – По крайней мере, в ближайшее время. Слишком много работы.
Он не соврал и не слукавил, работы и правда было много. Еженедельный визит в клуб, который посещали восемь поколений Сомерсетов, был единственным развлечением Гилберта. На большее не хватало ни времени, ни желания.
Через четверть часа Гилберт вышел в просторный холл, слуга подал ему тонкий плащ, и, глядя на себя в старинное зеркало, которое делало всех, отражавшихся в нем, похожими на людей с античных полотен, Гилберт подумал: «Мне двадцать восемь лет, я владею одним из крупнейших состояний страны, я глава драконьей семьи, и моя жизнь бессмысленна и пуста». Человек в зеркале, высокий, темноволосый, с резкими чертами лица и бледно-голубыми глазами, казался незнакомцем. Гилберт понятия не имел, кто этот холеный тип в дорогой одежде.
– Фро Сомерсет, – администратор держал в руках серебряный поднос с бледно-желтым конвертом. – Вам телеграмма.
Гилберт кивнул, взял конверт и вышел на улицу. Некоторое время он стоял на ступеньках клуба, глядя, как по Малому проспекту ползут машины. Недавно прошел дождь, и неоновый свет рекламных вывесок растекался по асфальту. С огромной растяжки на здании концертного зала на противоположной стороне проспекта ослепительно улыбалась Сибилла Бувье, звездочка, которая стала настоящей звездой, выпрыгнув из кровати фро Сомерсета. Гилберт разорвал конверт, вынул хрупкий листок телеграммы и прочел:
«Здравствуй Гилберт буду проездом в Марнабере из Пинсбурга если хочешь можем повидаться Джемма».
Гилберт рассмеялся. Нет, это было совершенно невозможно! Он перечитал телеграмму, потом еще раз и еще.
Джемма в столице! Ему казалось, что он спит. Спит и видит удивительно реалистичный сон.
– Ха! – воскликнул Гилберт и нервным движением запустил руку в волосы. Джемма ехала из Пинсбурга, из этого вонючего захолустья, куда ее выбросил папаша Сомерсет, решивший щедро одарить своего партнера-человека!
Мраморный ангел Сфоретти раскрывал над ним крылья, наливался живым теплом, обретал душу и плоть.
В следующее мгновение Гилберт уже с грохотом и ревом взлетал в небо. Клерк-человек, который спешил домой из своей конторы, остановился, запрокинув голову и придерживая шляпу.
– Дракон! – зачарованно проговорил он. – Ну ничего ж себе!
***
– А кто это у нас тут такой грустный? А может, повеселим друг друга?
Вагон третьего класса был настоящим испытанием для нервов. Все сидячие места были заняты. Даже с полок для багажа свешивались чьи-то босые ноги, которые давно забыли о том, что такое мыло. По вагону бегали чумазые дети, ползли запахи жареной курицы, табака, дешевого пива и чего-то еще, не имевшего названия, настоящей бомбы для обоняния. Откуда-то летела почти мелодичная матерная ругань и звон гитары. На другом конце вагона шла вялая драка – видно, оттуда и пришел этот молодчик в расстегнутом пиджаке и кепке набок. Почесал о кого-то кулаки и решил продолжить веселье.
Джемма смотрела в окно, на бескрайние летние луга и малахитовые гребни леса, и думала, что ей все равно. Та грязь, которую она повидала в доме своего покойного мужа, ни в какое сравнение не шла с вагонной. Та грязь жила среди роскошных интерьеров, наборного паркета, потолочных фресок и позолоты, купалась в мраморных ваннах и одевалась в лучшие ткани. Когда Джемма вышла из особняка практически в чем была, с маленьким чемоданом, то почувствовала себя почти непорочной.
Все кончилось. Семь лет мучительного брака, в котором она была игрушкой Игоря Хольца, остались позади. Старший сын Хольца примчался из-за границы сражаться за наследство, вполне предсказуемо победил и очень удивился тому, что вдова его папаши не стала с ним воевать. У Джеммы был небольшой счет, который она аккуратно пополняла все эти годы, денег должно было хватить на полгода, а там будет видно.
Потом она узнала, что счет заблокирован наследником Хольца, и поняла, что у нее нет сил даже на то, чтоб заплакать.
Случайно оставшихся в кошельке купюр хватило на билет в столицу в вагоне третьего класса и телеграмму с вокзала. Вряд ли Гилберт обрадуется такому привету из прошлого, но вдруг? Когда-то они почти подружились – конечно, если дракон может подружиться с человеком. Джемма решила просто попытаться с ним встретиться, и не знала, что будет делать, если Гилберт откажется.
Жизнь, которую она вела в доме опекуна, была уравновешенной и спокойной. И в ней – вот ведь удивительно! – нашлось место тому чувству, которое Джемма старательно отгоняла от себя – просто потому, что оно не имело смысла. Они с Гилбертом могли переглядываться, могли разговаривать друг с другом о пустяках, но она никогда не открылась бы ему. Никогда не рассказала бы, как сердце пропускает удар, когда он входит в гостиную, как она делается неловкой и немой, когда сын ее опекуна рассказывает о своих занятиях живописью или верховой ездой, как ей мечтается, что однажды, в какой-нибудь другой, идеальной жизни, они смогут позволить себе не просто вежливые улыбки и редкие прикосновения.
Джемма была человеком, а никакой дракон, никогда, ни при каких обстоятельствах не разделит человеческие чувства. И Гилберт остался лишь светлым воспоминанием – мечтой о счастье, сном, который закончился и больше не вернется.
Она оставила его в прошлом. И теперь позволила себе рискнуть – отправить телеграмму и попробовать хотя бы взглянуть на юношу, который однажды принес ей спелые яблоки из заброшенного сада, куда летал в драконьем облике.
– Я с тобой разговариваю, цыпка, ты не делай вид, что с детства глухая. Губки бантиком, жопка домиком, может, скоротаем время-то?
“Не оборачиваться”, – сказала себе Джемма. Надо было по-прежнему смотреть в окно и делать вид, что это говорят не ей, а кому-то другому. Она сама себе казалась заледеневшим камнем: ее здесь нет, здесь никого нет. Она видела и не такую грязь, да и не будут же ее на самом деле насиловать вот так, в вагоне, у всех на виду? Впрочем, может, и будут – дорожная полиция сюда явно не заглянет, а проводник не станет вмешиваться.
Джемма заметила, как к ней протянулась рука, и молодчик вдруг заскулил и как-то уменьшился ростом. Повернув голову, Джемма увидела, что он стоит на коленях, а протянутую руку заломили ему за спину.
– Что надо сказать? – сухо осведомился спаситель Джеммы. Вагонный хам всхлипнул от боли и, стремительно бледнея, пролепетал:
– Простите, барышня… обознался. Был неправ.
Получив напутственного пинка, он уковылял прочь, надеясь, что легко отделался. Троица смуглых парней со Среднего Востока, которая сидела напротив Джеммы, тотчас же последовала его примеру: то ли решила не нарываться на приключения, то ли отправилась как раз на их поиски. Незнакомец в светлом дорожном костюме забросил сумку под нижнюю полку, устало опустился рядом с Джеммой и спросил:
– Все в порядке?
Его белозубая улыбка была широкой и доброжелательной, а сам он показался Джемме красивым и решительным. Таким человеком, которому не место в вагоне третьего класса. Ей сразу же стало спокойно, словно кто-то вдруг протянул руку и выключил все опасности и страхи мира.
Примерно так же Джемма себя чувствовала в юности, когда Гилберт был рядом.
– Да… спасибо вам, – улыбнулась Джемма. Голубые глаза с мягким прищуром, аккуратные брови, светлые, почти белые волосы с легкой волной, чистая кожа и острые скулы – ее сосед был явным северянином. – Вы меня выручили.
– Хотите кофе? – поинтересовался мужчина. – Я пойду к проводнику, могу и вам захватить стаканчик.
– О, было бы здорово! – ответила Джемма и тут же осеклась, вспомнив о том, что денег у нее впритык. Она посмотрела на соседа и с искренним сожалением вздохнула: – Хотя… Нет. Простите, но… нет.
Тот лишь рукой махнул.
– Я вас угощу, не волнуйтесь.
Джемма привыкла настороженно относиться к окружающим и не думала, что от незнакомцев можно увидеть добро. Ее улыбка стала натянутой – Джемма почувствовала всю ее фальшь и сказала:
– Спасибо, но не стоит.
– Да будет вам, это всего лишь кофе, – ответил мужчина, поднялся и пошел в сторону отнорка проводника. Вскоре он вернулся, протянул Джемме стакан кофе в металлическом подстаканнике и маленькую пачку печенья и произнес:
– Там больше ничего не было. Угощайтесь, а то дорога длинная, а вы без еды.
Он был прав, и Джемме сразу же стало стыдно и за свой голод, и за запах дешевого кофе, который сейчас казался таким ароматным, и за саму себя. Сосед снова занял свое место и сказал:
– Меня зовут Андреа. Андреа Сальцхофф, к вашим услугам.
– Джемайма Эдисон, – представилась Джемма, решив, что пришло время вернуть себе девичью фамилию. Пожалуй, лучший способ начать все сначала. – Можно просто Джемма. Простите, а вы… вы тот Сальцхофф, который Северный Ястреб?
Теперь она поняла, почему лицо соседа показалось ей смутно знакомым. Джемма видела его на скверной фотографии в газете, прямо под заголовком «Северный Ястреб организует поход против транспортных монополистов». Андреа снова улыбнулся и кивнул.
– Он самый. Не думаю, что мне идет эта кличка, но пусть остается.
– Надо же! – удивилась Джемма. – Не думала, что политики ездят в вагонах третьего класса.
Ее новый знакомый действительно был политиком. Тогда газета назвала его молодым, амбициозным и наглым. Драконы в очередной раз подняли цену проезда в общественном транспорте, и Сальцхофф тотчас же выступил, призвав людей ходить пешком. Протест оказался мирным, он молниеносно охватил весь север и часть Западных земель, и вскоре драконы взвыли – в автобусах и трамваях ездили только люди, которые теперь предпочитали выйти из дома на час раньше, чем дать монетку кондуктору.
Ну не заталкивать же людей в автобусы прикладами в спину! Цены на билеты снизили, а Сальцхофф оседлал волну своей популярности и вошел в парламент.
Помнится, он понравился Джемме, когда она читала ту статью.
– Пешком до столицы – это далеко, – улыбнулся Андреа и отпил из стакана. Задумчиво провел пальцем по впадинке у рта, куда утекла улыбка. – А вы почему здесь? Такие вагоны не место для юных леди.
Джемма вздохнула. Да, он был прав, конечно. Молодая женщина – легкая добыча.
– Я не юная и не леди, – сказала она и показала свое правое запястье. – Я драконья доля.
Когда-то папаша Сомерсет царапнул ее налитым огнем когтем по руке, оставив шрам – как печать того, кем стала Джемма, переступив порог его дома. Боль была такой, что Джемма едва не потеряла сознание – старый дракон понимающе качнул головой и с искренним сочувствием сказал: «Это пройдет, дитя, пройдет. Не плачь, я о тебе позабочусь».
Он действительно оказался хорошим опекуном и относился к ней как к родной дочери. Если Джемма и вспоминала его, то делала это с неизменным теплом.
Лицо Андреа дрогнуло так, словно он увидел что-то непередаваемо мучительное.
– Отвратительный обычай, – сказал он и добавил с искренним сочувствием: – Знаете, Джемма, за что я сражаюсь? За то, чтоб больше ни один человек не испытал ваших мучений.
Конечно, это прозвучало пафосно, но Джемма видела, что Андреа вполне искренен.
– Не любите драконов, – заметила Джемма. Северный Ястреб скривил губы в презрительной улыбке.
– Они держат нас в клетках. Они считают нас рабами и вещами. Странно было бы любить их, – произнес он и с ледяным спокойствием добавил: – Если бы я мог истребить их всех, то сделал бы это.
Это было сказано так, что Джемма поняла: если ее новому знакомому дать в руки меч, то он будет рубить головы. Он говорил об истреблении драконов откровенно и не красуясь.
В конце вагона заорали, кого-то приложили головой об стену. Джемма поежилась и невольно обрадовалась тому, что Андреа сидит с ней рядом.
– А женщины? – спросила она. – Дети?
Андреа оценивающе посмотрел на Джемму, снова сделал глоток из стакана и ответил:
– Лучше я промолчу. Иначе вы станете считать меня чудовищем.
– Получается, вы уже ответили на мой вопрос, – нахмурилась Джемма. Если поначалу Сальцхофф ей понравился, то теперь к ней вернулась былая настороженность. Она успела узнать драконов настолько, чтоб сделать железный вывод: мерзавцы есть и среди людей, и среди драконов. Так же, как и святые. Не стоит грести всех под одну гребенку.
– Я хочу, чтоб вы шли по улице спокойно, дорогая Джемма, – искренне произнес Андреа. – Не боялись, что какой-нибудь юный дракон испепелит вас просто смеха ради. Хочу, чтоб больше ни один человек не стал драконьей долей. Хочу, чтоб люди не вставали на колени, когда дракон едет по городу, – он улыбнулся, махнул рукой. – Впрочем, ладно. Пожалуй, я напрасно вообще об этом заговорил.
Они допили кофе в молчании. За окнами постепенно замелькали убогие домишки, склады и ангары столичных окраин. Когда поезд пересек мост через реку, то Андреа поинтересовался:
– Едете к родным?
– В каком-то смысле, – ответила Джемма. Сейчас она сама не могла понять, что чувствует. Андреа понимающе кивнул и, вынув из кармана пиджака ручку и листок бумаги, написал телефонный номер.
– Возьмите на всякий случай, – сказал он и вложил бумажку в ладонь Джеммы. – Буду рад еще раз с вами повидаться… ну и если что-то потребуется, помощь или вроде того, то просто позвоните.
– Хорошо, – улыбнулась Джемма. Она решила, что будет строить новую жизнь так, чтоб по возможности ни с кем не ссориться, попытаться найти друзей и ни в коем случае не пропасть в одиночку. – Рада была с вами познакомиться.
– И я тоже рад, – у Андреа была очень обаятельная улыбка и какое-то беспечное, светлое выражение лица. Глядя на него, Джемма и представить бы не могла, что человек с таким лицом готов убивать, пусть даже ради самой великой цели. – Понимаю, иногда я бываю невыносим. Простите, если чем-то вас задел.
– Не задели, – сказала Джемма. – Вы меня спасли. И спасибо за кофе, он пришелся кстати.
Когда поезд подъезжал к зданию вокзала, то Джемма увидела, как темную синеву вечернего неба расчертила огненная звезда, рухнувшая куда-то на перрон. Дракон прилетел лично встречать кого-то, едущего в вагоне первого класса. Конечно, это был не Гилберт – Джемма взяла сумку из-под скамьи и подумала, что сейчас надо будет спуститься в метро, проехать в центр и постучать в двери дома, в котором все наверняка забыли о ней.
Почему Гилберт вообще должен о ней помнить? Тогда они были юными и беспечными, тогда они оба рухнули в то запретное чувство, которое так и не открыли друг другу – но с тех пор прошло много лет, и Гилберт Сомерсет давным-давно ведет свою жизнь, в которой нет места бывшей драконьей доле. Наверняка у него есть жена и дети, и Джемма станет лишь неуместным напоминанием о прошлом.
Но она не могла не попробовать.
На перроне толпились встречающие, и Джемма очень удачно смогла затеряться среди людей и оторваться от Андреа – несмотря на то, что общее впечатление от знакомства осталось неплохим, ей почему-то не хотелось вместе с ним идти к метро или автобусной остановке. Впрочем, далеко уйти не удалось – почти сразу же Джемму подхватил под локоть сотрудник вокзала в темно-синей форме.
– Эй! – воскликнула Джемма, дернула рукой, пытаясь освободиться. – Что вы себе позволяете?!
– Шагай-ка молча, девочка, – посоветовал мужчина. – И не дергайся.
Джемма не успела возмутиться – через несколько мгновений ее заключили в такие крепкие объятия, что выбивало дух. От человека пахло элитными духами, дорогими сигарами, драконьей башней, силой и властью. Конечно, он не стал бы стоять в толпе обычных людей… Джемма, прижатая к тонкой ткани светлого плаща, слышала, как нервно и гулко бьется его сердце.
– Извольте, фро, – елейным подобострастным голоском пропел служащий. – Вот и она.
– Пошел вон, – слова упали тяжело, словно булыжники, а потом знакомый голос произнес намного мягче, с неподдельным теплом и любовью, выдохнув куда-то в ее волосы: – Джемма, Джемма…
– Гил, – прошептала Джемма, понимая, что впервые за долгое время готова разрыдаться. Он встретил, он не забыл, она теперь не одна. Джемме казалось, что у нее вот-вот разорвется сердце. Она словно одновременно была сейчас, на вокзале, и в прошлом, где с ней еще не случилось ничего плохого.
Там, где еще жили ее мечты и надежды на счастье.
И здесь – где они могли вернуться.
Гилберт на мгновение отстранил ее, заглянул в лицо и обнял снова, так, будто не хотел выпускать.
– Ты совсем не изменилась, – услышала Джемма. – Ты такая же.
Она повела плечами, сумев-таки освободиться, и посмотрела на Гилберта – юноша, которого когда-то знала Джемма, стал мужчиной: сильным, холеным, властным. Чужим – но сквозь его властную чуждость проявлялся облик молодого дракона, который однажды взял ее за руку и тотчас же выпустил, словно сделал что-то очень неправильное и важное.
Светский красавец, хозяин крупнейшего издательского дома страны, владелец единственного телеканала, имеющий в жизни все, что только можно вообразить, сейчас он казался растерянным и очень счастливым, словно Джемма была не просто драконьей долей в доме его отца, а кем-то намного важнее. Словно мечты о счастье не приснились ей, когда она проваливалась в сон, в очередной раз избитая мужем.
– Гил, – негромко сказала она. – Привет, Гил.
Гилберт улыбнулся и протянул ей руку. Джемма вложила в нее ладонь и почувствовала, как пальцы дракона растут, покрываются чешуей и наполняются огнем.
«Летим!» – услышала Джемма, и в следующий миг огненный поток повлек ее к звездам.
***
Дом Сомерсетов нисколько не изменился за минувшие годы. Когда дракон осторожно опустил Джемму возле парадного входа, то на какое-то мгновение ей показалось, что она провалилась в прошлое. Вот-вот откроются эти высокие двери из темно-красного дерева, и по ступеням сбежит та юная легкая девушка, которой когда-то была Джемма. Гилберт, принявший человеческий облик, с какой-то опасливой осторожностью опустил ладони на ее плечи и спросил:
– Все в порядке?
Какое-то время Джемма не могла говорить – те чувства, которые сейчас наполнили ее душу, просто выплеснули прочь все слова. Потом она все-таки смогла улыбнуться, кивнуть и ответить:
– Да, просто полет… Это было потрясающе, Гил!
Гилберт улыбнулся и мягким дружеским жестом взял ее за руку и повлек к дверям – так могли бы идти старые товарищи, которые встретились после долгой разлуки.
– Я так рад, что ты приехала, – искренне произнес Гилберт. Двери открылись, Джемма увидела привратника-человека, нового, не того, что был здесь раньше. – Ох, Джемма… Ты надолго в столицу?
Джемма снова попробовала улыбнуться, но теперь улыбка вышла горькой и тоскливой.
– Хочу навсегда, – призналась она, передавая сумку привратнику. – Буду искать работу, что-нибудь, связанное с журналистикой.
Гилберт выразительно закатил глаза к потолку. Они прошли в просторную гостиную: светлая дорогая мебель, картины, которые стоили целое состояние, пышные розовые букеты в изящных восточных вазах – все было так, как сохранилось в воспоминаниях Джеммы. Она села в знакомое кресло – словно нырнула в родные объятия, и Гилберт, устроившись на диване, весело сказал:
– Ну что за глупости? Ни одна женщина в драконьей семье не работает. Меня неправильно поймут, если я тебе это разрешу.
Джемма пристально посмотрела на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Должно быть, он по старой памяти считал драконью долю частью своей семьи – вот только Джемма так не думала. Ей нужно было что-то свое, что-то, что больше никогда и ни к кому ее не привяжет.
Когда она купила билет в Марнабер, то дала себе слово, что никто и никогда не присвоит ее. Она больше не будет ничьей вещью.
