Текст книги "Фея с улицы Иркутской дивизии"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Не удастся, – усмехнулся Михаил, наблюдая за ней. – Я заблокировал дверцу. Думаешь, ты одна такая умная? А попробуешь крикнуть, так получишь по морде – никакая пластика тебе не поможет.
Господи, да он просто монстр какой-то! Сима никогда не думала, что такое бывает. То есть она, конечно, читала детективы, смотрела документальные фильмы про маньяков, но что они могут быть такими… привычными, такими обыденными, что ли, у нее в голове не укладывалось.
Но он ее плохо знал. Сима никогда не сдавалась. Он думал, что запугал ее. Как свою бывшую жену. Она, видимо, постаралась поскорее выйти за другого, чтобы и в самом деле иметь защитника. А новый муж, естественно, помог ей принять меры, чтобы бывший ей не докучал. Что-то Гвоздев говорил про решение суда, но Михаил вряд ли стал бы его придерживаться, если бы не знал, что ему дадут отпор…
Если бы жена оказалась такой же злопамятной, как бывший муженек, сейчас этот экстравагантный – кто его таким сделал? – такой на вид обольстительный мужчина видел бы небо в крупную клетку!
Какой же он самодовольный – в предвкушении, как он теперь сможет Симе отомстить! На полную катушку! Она подозревала, что и за того парня, то есть за бывшую жену, Симе достанется.
– Вот мы и приехали, – усмехнулся ей в лицо Михаил, щелкая кнопкой открытия дверцы. – Если ты будешь умницей, я не стану тебя долго мучить. Подумай, от тебя так немного требуется – всего лишь послушание. Выходи. Но убегать не вздумай. Все равно догоню, а тогда точно мало не покажется.
Сима нашарила в сумке баллончик с дезодорантом. Недорогой, но на спирту. Очень хорошо дезинфицирует порезы и ссадины. Вот его она выхватила и брызнула ему прямо в глаза, выскакивая из машины. И побежала прочь.
Он завез ее в какой-то проулок с покосившимися домишками – Сима даже не знала, что в городе есть такие дебри, – здесь был тупик, потому она побежала обратно, против их движения.
Проулок был странно безлюден, а ведь было всего лишь шесть часов вечера. Тем более надо отсюда убегать. И хорошо, что на ней балетки – купленные на распродаже туфли из натуральной кожи на низком каблуке. Бегать в них одно удовольствие.
– Ты куда бежишь? – гаркнул кто-то ей прямо в ухо – она слишком приблизилась к забору, и какой-то шутник подал голос из-за калитки.
Сима метнулась к дороге, а он довольно расхохотался.
Она выскочила на оживленную магистраль и отчаянно замахала руками первой попавшейся машине. Это оказался какой-то крутой, навороченный джип. В нормальном состоянии она никогда бы такой не остановила. Но, как говорится, не до жиру.
– Пожалуйста, отвезите куда-нибудь! – задыхаясь, бросилась она в любезно приоткрытую дверцу. И боковым зрением увидела, как из проулка на скорости выезжает машина ее преследователя.
– Бежим? – поинтересовался водитель, захлопывая дверцу.
– Это так заметно? – переведя дух, сказала Сима.
– Конечно, заметно, – рассмеялся водитель. – А то, думаешь, я сам не бегал?
Он взглянул в боковое зеркальце.
– Кого ты так зацепила? Ага, вижу. Посмотри, какой настырный. То ли ему здорово насолили, то ли безумная любовь.
– Откуда там любовь! – фыркнула Сима. – Он и слова-то такого не знает.
– Ну, слово, положим, знает, а вот применительно к себе им не пользуется. Считает, наверное, что женщины, подходящей ему по достоинствам, на свете нет… Как говорят следаки, висит на хвосте. Крутой мачо, да? А мы ведь можем хвостом и махнуть…
И тут только Сима спохватилась, взглянув на водителя. Чего это она распелась? Еще неизвестно, куда сама попала. А вдруг из огня да в полымя?
– Да ладно тебе шугаться! – усмехнулся водитель. – Теперь ты решила, что я тоже опасный? У меня одна курочка была, которая говорила, что на джипах только бандюки ездят. Так вот я, между прочим, всего лишь отделочник…
– Отделочник? – не поняла Сима.
– Маляр, штукатур, плиточник – все отделочные работы. А также, при случае, могу установить сантехнику и даже электропроводку. Такой вот универсал… Что, разочаровалась?
– Нет, посожалела, что у меня сейчас денег на ремонт нет. Хороших специалистов еще поискать надо.
– Сегодня нет, завтра появятся. – Он вложил ей в руку визитку, на которой было написано: Бакалдин Владимир Антонович и коротко – мастер.
Кажется, этот человек знает себе цену. И она ничуть не усомнилась, что в своем деле он действительно мастер.
А он как ни в чем не бывало выворачивал руль, объезжая не слишком расторопных водителей и посматривал в зеркальце.
– Висит как приклеенный!.. Кстати, у тебя дети есть?
Это было не совсем кстати, но она не обратила внимания. Сказала гордо:
– Трое.
– А на вид не скажешь. Молодо выглядишь. Тогда тебе скидка причитается: двадцать процентов.
– Ого! – От неожиданности она даже присвистнула. – У вас муниципальное предприятие?
– Нет, у меня частная фирма. Ты удивляешься насчет скидки? Так я, между прочим, гораздо больше государства забочусь о будущем поколении. Один детский дом курирую, покупаю им все, в чем администрация от бедности отказывает. Поэту одному помогаю. Между прочим, отличный поэт.
– Детский? – поинтересовалась Сима, вспомнив рассказ Гвоздева.
– Почему детский? Он для взрослых пишет. Но стихи, что ты, класс! Вот послушай:
Язык твой – друг твой,
Если не болтать,
А, затаив дыханье, жадно слушать,
Как яблони в саду твоем и груши
Пытаются агукать, лопотать.
Чтоб вдруг заговорить —
На внятном, русском,
Загадочном и чистом языке…
И плавают туманы по реке,
И так светла слеза реки в руке,
И светляки сигналят вдалеке,
И понимать их – радостно и грустно.
И до рассвета длиться и страдать
Свирельной той, хрустальной русской речи,
Где тень и свет,
И светотень Предтечи,
И ожиданье неизбежной встречи…
И нет нужды фальшивить или лгать[1].
В очередной раз резко крутнув руль, он внезапно замолчал и взглянул на нее с ожиданием, так что Сима поторопилась сказать:
– Думаю, вы правы, такому поэту стоит помогать.
– Правда? Если честно, я думал, что… Ну, не понимаю ведь ничего в поэзии. Да и парни стали надо мной смеяться. Пишет, мол, всякую фигню, а я купился. Говорят, в Союзе писателей люди поумнее его, и раз до сих пор его не заметили, значит, того не стоит… Потому я и прочел тебе, как человеку постороннему. Ты ведь не станешь говорить комплименты человеку, которого не знаешь. В конце концов, это же не он тебя подвозит…
– Вот именно, в будущем мы можем и не встретиться, так что какой мне смысл говорить неправду? Отличные стихи!
Ни за что бы не подумала, что такой мужчина… с грубым, будто вытесанным лицом, и обритый наголо, на джипе, явно не бедный, и вдруг – болеет душой за какого-то там поэта!
Нет, положительно, Серафима – раба стереотипов. Будто те, кто ездит на джипе, непременно имеют не больше одной извилины.
Вот и Гвоздев помогает семье поэта, но его можно понять, там родная сестра…
Она еще раз оглядела своего спасителя. Никак нельзя было заподозрить в нем романтика. А он стихи читает. Ведь нарочно же выучил. Нет, не пропала еще Россия, если такие мужчины читают посторонним людям стихи знакомых поэтов. И смотрят с надеждой, и ждут одобрения, будто сами их написали.
И она в который раз поняла, что никого не следует подгонять под одну гребенку. И бесцеремонно пытаться кроить человеческий характер под какие-то свои представления. Все люди разные! Даже Золушки. Что одной хорошо, то другой не подходит.
Однако и в самом деле судьба преподнесла Серафиме неожиданный подарок. Сесть в машину к первому встречному, ехать и бояться, ожидать чего-то опасного, а вместо этого слушать стихи… Она не заметила, что улыбается.
Водитель, приободренный ее похвалой, проговорил:
– На самом деле рука дающего не оскудеет. Я тебя решил подвезти, а ты за это меня поддержала. А то в последнее время я как-то разуверился в людях, что ли. Одной девчонке помог… – Он запнулся, но потом решительно продолжил: – Дал денег – ей нечем было заплатить за семестр учебы в институте. Она разжалобила: мол, живет на квартире, платит бешеные деньги какой-то жадной старухе, оставил ее у себя дома… Ну, чтобы пожила немного, пока деньги не заработает, а она меня обокрала и сбежала.
Сима ахнула:
– Не может быть!
– Может… Оказывается, ни в каком институте она не училась. Я ходил, узнавал, как дурак… Думаю, может, и поэт на жалость давит, а сам… мало ли, у кого-нибудь эти стихи списал или еще чего… Что-то я, как баба старая, кости парню перетираю, слезы лью. Кто виноват, что другой уши развешивает и позволяет себя дурить? – Он подождал, не скажет ли Сима еще чего, и сам спросил: – Ты от этого мужика насовсем убежала или так, прикалываешься? Мол, пусть побегает.
– Насовсем. – Сима споткнулась о слово, которое сама не употребляла. Они незаметно перешли на ты, так что она сказала: – Ты не мог бы отвезти меня в центр, там я на маршрутку пересяду.
– Давай тогда от этого клопа оторвемся, а то, видишь, он никак отстать не хочет. Высажу тебя, а он опять схватит.
Водитель хохотнул и резко прибавил скорость.
– Терпеть не могу, когда женщин принуждают. Сам всегда только по взаимному согласию, а по принуждению – какой кайф?
Сима украдкой принялась его разглядывать. Бритая голова, но не потому, что лысеет, а потому, что так ему нравится. Глаза небольшие, но не глубоко сидящие, а слегка раскосые, что ему очень идет. Такой разрез глаз при голубом их цвете выглядит привлекательно. Экзотически, что ли? Она считала, что раскосые глаза непременно карие.
Между тем водитель подрезал впереди идущую «тойоту», пробормотав:
– Прости, брат!
Тот возмущенно гуднул вслед.
Потом совершил тройной обгон, что-то сообщая водителям, которые будто могли его услышать.
– А твой знакомый рисковать не любит. Это нам на руку. Тогда мы его на раз сделаем.
– Не любит рисковать, – повторила Сима. – Это точно. Он всегда действует наверняка. А сейчас он не знает, кто в джипе сидит. Может, связываться себе дороже. Лучше выждать, пока я останусь одна.
– Тогда я лучше тебя домой отвезу. Там есть кому защитить?
– Есть, – с запинкой отозвалась Сима, – у меня кавказская овчарка по двору бегает.
Но с некоторым холодком в груди она подумала, что, не дай Бог, Михаил вздумает ей мстить. А у нее сразу три уязвимых момента – ее дети. Но тут она сказала себе, что он же не преступник и вряд ли пойдет на прямое нарушение закона.
Сима прикинула, сколько они встречались: чуть больше месяца. И ведь не просто встречались, делили ложе, как написали бы в старых романах. А она, выходит, своего любовника так толком и не узнала. То есть пока не получила по физиономии, не стала об этом думать.
– Лучше все-таки кому-то из друзей-мужчин позвонить, – посоветовал водитель.
И Сима решилась.
– Наверное, ты прав.
Она достала из сумочки мобильный телефон, куда буквально сегодня забила телефон главного инженера, и набрала его номер.
– Что-то случилось, Серафима Евгеньевна? – озабоченно спросил он.
– Вы не могли бы подъехать к универмагу «Краснодар»? – Она прикинула, что минут через пять как раз к нему они будут подъезжать.
– Подъеду, – сказал он, – через три минуты.
Даже не спросил, почему и зачем. Уверен, что Сима просто так его не побеспокоит?
– Теперь я за тебя спокоен, – одобрительно кивнул водитель джипа. – Честное слово, я бы и сам разрулил твою ситуацию, но у меня важная встреча. Можно сказать, судьбоносная.
– Сколько с меня? – спросила она, когда джип остановился.
– Поцелуй. В щечку, – улыбнулся водитель, и Сима с удовольствием его поцеловала.
– Спасибо, ты меня так выручил! – с чувством сказала она.
– Что ж, не всегда же мне делать добрые дела для недостойных людей, – пробормотал водитель, имени которого в запале она даже не спросила. – Есть же на свете и достойные.
Сима взглянула на запруженное машинами шоссе. Авто Михаила она не увидела и немного успокоилась.
Главный инженер – теперь вне работы можно было бы по имени-отчеству – уже ждал ее в своей машине, приткнувшись у бордюра.
– Скорее садитесь, – поторопил он, – здесь стоянка запрещена.
– Довезите меня до дома, – попросила она Гвоздева.
– А тот, в джипе, не мог? – ревниво поинтересовался он.
– У него свои дела, – сказала она, нервно оглядываясь на дорогу. – Это случайный человек, который спас меня от… того, кто разбил вам голову… Вы взяли документы для расчета сметы или сегодня мы не будем работать?
– Погодите с документами, – обеспокоился Иван Матвеевич. – Я совершенно случайно оказался в этом районе. А если бы я не смог так быстро подъехать, что бы вы стали делать?
– Забежала в универмаг и попросила бы девушек, чтобы разрешили выйти со служебного выхода на другую улицу. Чтобы запутать следы. А там такси бы вызвала… А почему вы меня об этом спрашиваете?
– Потому что эти предосторожности оказались бы ничуть не лишними… Значит, вы догадались, кто ваш… любовник?
Сима покраснела. В его устах это прозвучало так, как будто она изменила лично Гвоздеву. А между прочим, она свободная женщина и может встречаться с кем захочет. У него самого неужели нет какой-нибудь женщины?
– Что значит догадалась? – сказала она сердито. – О чем таком я должна была догадываться? Просто у него неустойчивая психика, он не умеет вести себя с женщинами. А откуда вообще вы его знаете? И каким образом вы столкнулись так, что получили даже травму. Я не помню, чтобы просила вас об этом.
Теперь настал черед смущаться ему.
– Так получилось, что я вначале увидел вас вместе на спектакле Кировского театра оперы и балета. Вы смотрели балет «Щелкунчик», помните?
Конечно, она помнила. Тогда в ее отношениях с Михаилом было все так благостно. Они сидели и ворковали, как голубки. Но и в этом случае на лице Михаила не было написано, какая у него фамилия и кто он такой… Кстати, Гвоздева она почему-то не видела. Или не замечала в тот момент ничего вокруг?
– Я запомнил номер машины и через своих друзей навел справки…
– Какое вы имели право? – закричала Сима. – Кто вас просил следить за мной? Вы, что же, проверяете таким образом всех своих коллег по работе?!
Она ничего не понимала, и от этого злилась еще больше. Ей казалось, что Гвоздев перешел все границы, что он шпионит за ней, хотя Сима Назарова всего лишь его сослуживица… Слово какое-то корявое: просто работает на одном предприятии…
Но Гвоздев в момент замкнулся и посмотрел на нее чуть ли не с презрением.
– Конечно же, не всех, – проговорил он глухо. – Скажу больше: мне впервые захотелось навести справки, потому что мне не понравилось лицо этого человека.
– Лицо? – Она почти задохнулась. – А что в нем такого, в его лице?
– Немотивированная злоба, вот что!
– Как можно таким образом определять злобу: мотивированная, немотивированная… Тем более у человека, который не имеет к вам никакого отношения.
– Зато он имел отношение к женщине, которую я… в общем, которая была мне небезразлична.
Это уже признание. А Серафима думала, будто его поцелуй был случайным. Ну, решил таким образом успокоить взвинченную женщину.
Что, в самом деле, она злится? Человек беспокоился о ней, причем, как выясняется, не зря… Понятно, почему злится. Предстала в таком жалком виде перед тем, перед кем не хотела бы такой представать.
Признание Ивана Матвеевича обдало ее теплой волной, и стало легко на душе и отрадно. И чуточку тревожно: а вдруг он в ней разочаруется?
Еще между ними ничего не было, а связь уже установилась. На самом деле она вовсе не злилась от того, что Гвоздев о ней беспокоится. По большому счету она на себя злилась.
– И что же вы узнали? – спросила она уже тоном ниже.
– Что он три года назад стрелял в свою жену из ружья и только чудом не убил. Ранил в плечо. Она лежала в больнице, а он каждый день торчал в ее палате, вымаливая прощение. Главным образом для того, чтобы она не возбуждала против него дело. Откупился от жены всем, что у него было. И принял ее условие ни в коем случае не пытаться видеться с дочерью. Теперь она вышла замуж за нормального человека. А этот ваш Михаил просто потенциально опасен. Когда я увидел синяки на вашей шее, то понял, что вы тоже в опасности… Подошел к нему, когда он ждал вас в своей машине у ворот, и предупредил, что, если он не оставит вас в покое, я сообщу в милицию об очередной его попытке убийства. Показалось, он все понял, но едва я повернулся к нему спиной, как он ударил меня по голове… кажется, монтировкой, и удрал.
– Простите меня! – вырвалось у Симы. – Это я во всем виновата.
– С одним условием, – сказал он, останавливая машину у обочины. – Вы меня поцелуете.
Что у нее за день сегодня: все требуют одного и того же! Может, Всемирный день поцелуя?
Глава 24
Вместо одного поцелуя получилось… Сима сбилась со счета. Они целовались и целовались, пока он не прошептал:
– Давай ко мне поедем, что ли!
– Я думала, что тебе не нравлюсь, – сказала она невпопад.
– Ты – мне – не нравишься? – удивился он, ворочая слова, как глыбы, потому что она заставляла его выныривать из этого омута, в который он с таким удовольствием погружался.
И тогда он продекламировал, считая, что она выдумывает неизвестно что:
Чаще наша жизнь – ненастья.
Очень редко – сладкий зной.
…Попадется омут счастья —
Сразу прыгай. С головой![2]
– Нет, ты подожди, – настаивала она, – не отвертишься. При чем здесь стихи? Когда это я тебе понравилась? Уж во всяком случае, не с первого взгляда. С первого взгляда ты почувствовал ко мне неприязнь.
– Не придумывай, – отмахнулся он, развязывая шарф на ее шее.
– Иван, прекрати! – Она отчего-то стала злиться. Ей казалось, что он не воспринимает всерьез ни ее саму, ни желания, которые она высказывает. А просто тащит ее по тропе собственных желаний. Приспичило ему, вот и все, а вовсе не потому, что он так уж в нее влюблен. – Иначе я рассержусь.
– И что ты мне сделаешь? – Теперь он запустил руки под ее водолазку.
– Дам тебе пощечину, – произнесла Сима ледяным тоном.
И тогда он опомнился. Значит, она не шутит? Но ведь только что все было хорошо, она отвечала на его поцелуи и была в его руках такая ласковая, такая нежная…
Он со стоном отодвинулся.
– Ну чем я опять провинился?
– Ты меня не слушаешь!
– А зачем ты в такие минуты говоришь? Неужели всякие там разговоры не могут подождать?
– Потому что я хочу понять!
– Что? – Теперь уже и он построжел, разозлился на нее.
Но у нее вдруг кончились слова. И пришло чувство, что вот сейчас, в эту минуту из их отношений уходит что-то важное, настоящее, а она со своей дотошностью чего-то там выясняет. Бывают минуты, когда слова лишние. И оказывается, именно женщины все портят, продолжая прямо-таки с маниакальной настойчивостью выяснять отношения.
– Понравилась – неточное слово, – после некоторого молчания заговорил он. – Понравиться может картина, рубашка, костюм, а женщина… Просто в один момент вдруг поймешь, что это она, та, которую так долго ждал…
– …что не обязательно ей об этом и говорить, – насмешливо закончила за него Сима.
– До чего же ты язва, Серафима, – вздохнул он и спросил: – Куда тебя везти-то? Адрес свой скажи.
– Странно, а разве ты не знаешь? – съехидничала она, уже не в силах остановиться. – Мне показалось, ты вызнал обо мне все, что мог.
– Вызнал! Вот ведь и слово какое подобрала. Злое. – Он тронул машину с места и только спросил: – Как ехать, прямо?
– Через два поворота свернешь налево, – сказала она.
– А почему ты меня все-таки оттолкнула? – опять стал допытываться он. – Знаешь, как говорят на Востоке: уходит – не задерживай, приходит – не отталкивай.
– А ты уже пришел? – лукаво спросила она по принципу: и хочется, и колется, и мама не велит. Теперь уже и ее кокетство выглядело наигранным.
– Я бы давно пришел, если бы ты остановилась и подождала меня.
Опять намек! На то, что она торопится со своими мужчинами и связывается не с теми, с кем нужно?
– Ты мне ничего не сказал насчет документов: ты взял их с собой?
Ей ничего не оставалось, как перевести разговор на другую тему, чтобы не выглядеть совсем уж глупой.
– Да взял я, взял!
– Вот как раз сейчас и поработаем.
– Опять ты все испортила. – Он нарочито тяжело вздохнул. И поинтересовался: – Что, совсем плохо?
– Ты о чем? – не поняла Сима.
– О деньгах.
Как раз машина подъехала к ее дому. Сима оказалась права: номер ее дома Гвоздев знал. Он приткнул свой автомобиль почти у самого ее забора и включил габаритные огни. Уже было довольно темно, сумерки сгущались с каждой минутой.
И тут произошло неожиданное: какая-то машина, стоявшая поодаль, у соседнего дома, стала набирать скорость и вдруг понеслась прямо на Гвоздева с Симой.
Она ничего предпринять не успела. Просто обомлела и стояла столбом, представляя собой отличную мишень. Зато Гвоздев среагировал достаточно быстро. Он схватил Симу в охапку и прыгнул вместе с ней вдоль забора, под защиту своей машины.
А потом и вовсе она перестала что-либо понимать, потому что прогремел выстрел, пуля взвизгнула, ударившись о металл, и нападавшая на них машина, вильнув в сторону огнями, помчалась вперед, чтобы вскоре скрыться за углом.
– Что это было? – задыхаясь, спросила Сима, поднимаясь с земли.
Она упала и ушиблась, так что теперь ее колени горели, и на левой ноге даже без ощупи чувствовалась громадная дырка на колготках.
– Подозреваю, что все тот же твой знакомый. Надеюсь, бывший бойфренд.
Подколол! Все никак успокоиться не может.
– Откуда у тебя пистолет?
– Да это так, пугач. Ничего, кроме шума.
Ничего себе, пугач! Звук пули, ударившейся о металл, она точно слышала.
– А тот, который скрылся, он хотел нас задавить?
– Ну, если и не нас, то тебя уж точно.
– Думаешь, это Михаил?
– А кому еще ты могла досадить настолько, что он захотел бы тебя убить?
– Досадить! – с обидой выдохнула Сима. – Получается, это он так ответил мне на добро? Я же его, считай, преобразила!
Что она говорит! В такую минуту не может не сморозить глупость.
Гвоздев, пропуская ее в калитку, которую Сима перед тем успела открыть, в удивлении даже придержал ее за локоть.
– Преобразила, значит, поучаствовала в судьбе, на манер той же Веры Корецкой?
Сима кивнула.
– Вы, мадам Назарова, совсем не делаете выводов из своих ошибок, – сказал он тоном строгого учителя. – Преобразила. Что это у тебя за мания: вмешиваться в жизнь людей! И в самом деле возомнила себя феей?
– Иван, мы сейчас с тобой поссоримся, – закипая, сказала она. Но через мгновение – они некоторое время шли по двору к дому молча, каждый переваривая сказанное, – она спросила жалобно: – Зачем ты меня обижаешь?
– Злюсь, – признался он. – Что ты, в самом деле, как маленькая?
Сима открыла дверь коридора, и он тоже вступил вместе с ней в огромную прихожую, которую Сима всегда щедро освещала, несмотря на прочую экономию средств.
Он помог ей раздеться, повесил на вешалку ее пальто и свою куртку и, не скрываясь, огляделся.
– Не по средствам живете, Серафима Евгеньевна!
– На заводе подворовываю, – фыркнула она.
– Мама, ты пришла? Наконец-то! – раздался детский голос.
У края лестницы возникла вихрастая голова ее младшенького.
– Что значит «наконец-то»? – строго спросила Сима. – С каких это пор вы разучились без меня обходиться?
– С таких самых, как Лешке в школе пробили голову…
Он осекся, заметив, что мать покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Гвоздев ее не подхватил.
– Парень, ты бы поосторожнее сообщал плохие новости! – заметил он мальчишке.
– А что же, никого нет, я один с ним вожусь. Может, ему «скорую» вызвать? Еще и Лерка где-то шастает, хоть бы она его перевязала.
Гвоздев, приловчившись, подхватил Симу на руки и понес по лестнице. Поднявшись, он положил свою ношу на диванчик в столовой, быстро осмотревшись, налил в стакан воды и, похлопав женщину по щекам, заставил ее выпить.
– Пришли в себя? Полежите немножко, а я пойду взгляну, что там с вашим Лешкой.
Он опять стал звать ее на вы, наверное, чтобы не раскрываться перед детьми.
Кирилл терпеливо ждал его, ничуть не удивляясь, что в доме появился незнакомый мужчина. Но спросил:
– Как вас зовут?
– Хочешь, зови дядя Иван или Иван Матвеевич.
– «Дядя Иван» лучше, – сказал мальчик, увлекая Гвоздева за собой.
В комнате, куда его привели – о принадлежности ее определенному хозяину говорили стоявшие на полках модели самолетов, тут и там валявшиеся к ним запчасти и книги типа «Российская авиация. Начало», – он увидел лежащего на кровати подростка, одетого, с мокрым полотенцем на голове.
– Где тут раненый? – бодро спросил Иван Матвеевич.
– А вы кто, врач? – Взгляд Алексея испуганно заметался по лицу, отыскивая подтверждение своему вопросу.
– Не врач, но первую помощь оказать сумею, – проговорил он и обратился к Кириллу: – Аптечка в доме есть?
– Есть. Я уже принес. Только перевязывать не умею. Лерка палец перевязывала, я смотрел. Запоминал. А как голову перевязывать, не могу сообразить: она же большая.
Рана оказалась неглубокой. Что-то – скорее всего камень – прошлось по касательной, сорвав лоскуток кожи: на месте удара наливалась шишка.
– Голова кружится?
Лешка повертел головой и проговорил неуверенно:
– Кажется, нет.
– «Кажется»… Где это тебя угораздило?
– Игорь Малышев. Камнем, – мрачно сообщил Лешка. – Ну ничего, я ему припомню!
– Тоже его камнем отоваришь?
– Этот Малышев – такая гнида, – вмешался Кирилл. – В спину камнями бросает.
– В спину? И правда, гнида, – сказал Гвоздев, открывая пузырек с йодом.
– Не хочу йодом! – захныкал Лешка. – Щипать будет.
– А я тебе на рану подую, и пощиплет совсем немного. Терпеть можно… Или ты не мужик?
– Мужик!
– То-то же, терпи!
И тут в комнату ворвалась Сима:
– Лешенька, что с тобой?
– Сейчас начнется, – шепнул Кирилл, но мать услышала.
– Я тебе дам «начнется»! – Она привычно отвесила младшему подзатыльник. И попыталась оттолкнуть Гвоздева. – Дай я посмотрю!
– Сима, ты бы пошла на кухню, разогрела чего-нибудь, – предложил Гвоздев, накладывая на рану марлевую повязку.
– На кухню? – удивилась она. В своем доме ей не дают делать то, что она хочет, и всем командует посторонний мужчина. Отправляет ее на кухню, как будто только там ей и место.
– А правда, мама, мы проголодались, – поддержал его Кирилл, что тоже ее удивило. Откуда эта сплоченность? – И Лешка тоже поест. Скажи, братан. А то мама думает, если человека по башке ударили, он сразу и есть не захочет!
Сима покачала головой, скосила глаз на травмированную голову сына, ничего страшного не увидела и покорно отправилась на кухню.
Алексей в запале и не почувствовал, как незнакомый ему мужчина наложил марлевую повязку на голову и закрепил ее медицинским пластырем, сказав при этом:
– Все, до свадьбы доживет.
– А вы кто? – поинтересовался мальчик.
– Дядя Иван, – просветил его Кирилл. – С мамой пришел.
– Вы к нам насовсем? – спросил старший из братьев.
Гвоздев смутился.
– Вообще-то я в гости пришел.
– А в гости можно и надолго, – заметил младший. – Вон к нам тетя из Новгорода приезжала. Целый месяц у нас жила.
– Кирка! – одернул его Алексей. – Чего ты к человеку пристал? – И, будто прислушавшись к чему-то, добавил: – А у меня, кажется, голова не болит.
– Чего бы ей болеть? – отозвался Гвоздев. – У меня, между прочим, по медицине пятерка была.
– Значит, вы все-таки врач?
– Нет. Просто у нас в институте была такая дисциплина: «гражданская оборона». Нас основам медицины как раз и обучали. Чтобы мы могли первую помощь оказать…
– В случае войны? – жадно поинтересовался Лешка.
– В случае если кое-кто, например, травму головы получит… Пойду я, пожалуй, вашей маме помогу. Что ж она там одна?
– А она привыкла, – солидно проговорил младший.
– Вот и плохо, что привыкла. Могли бы матери и помочь. Что же она, и на работе трудится, и дома у плиты?
– Это еще и не так, как раньше женщины трудились, – глубокомысленно изрек Алексей. – Раньше вообще говорили: бабья дорога от печи до порога.
– И у женщин ни машины стиральной не было, ни посудомоечной, – поддержал его брат.
– Ну, вы, ребята, смотрю, и грамотеи. Все знаете, а вот то, что женщины гораздо слабее мужчин, не думали? Посмотрите, какие они хрупкие. И от перенапряжения вполне могут заболеть…
– Вы думаете, до смерти? – испугался Кирилл.
– В самом деле, что это я глупость всякую говорю? – спохватился Гвоздев и отправился в сторону кухни, краем глаза отмечая, что мальчишки потянулись за ним следом.
– Народное ополчение спешит на помощь, – пошутил Иван Матвеевич, входя в большую кухню-столовую.
Ему нравился дом Симы. Вроде и не очень большой, но производящий впечатление удачным расположением всех помещений. Вот и столовая была странным образом полностью открыта с одной стороны – не имела четвертой стены. Частично ее заменяла кованая узорная решетка, по которой из красивого керамического кашпо вилась лиана с узорными бордовыми с белым листьями. Отсюда же вела лестница на первый этаж. Выложенная плиткой под мрамор, она создавала впечатление изящного, почти дворцового интерьера. В общей же сложности площадь дома на первый взгляд не превышала ста шестидесяти метров, что для дома в двух уровнях было вовсе не много.
Гвоздев поймал себя на том, что ему тоже хотелось бы жить в таком доме, где каждый уголок устроен с любовью и вкусом.
Сима удивленно обернулась на его слова:
– Ты привел мне помощников. И какими словами уговорил?
Она посмеивалась, раскрасневшаяся, увлеченная приготовлением ужина – на плите были задействованы две кастрюли и сковородка – и просто до неприличия красивая.
– Совсем не уговаривал, сами пришли, – немного слукавил Иван Матвеевич.
Мальчишки благодарно взглянули на него и наперебой принялись предлагать:
– Мама, давай я картошку почищу! А я могу и лук порезать!
– Что ты с моими лентяями сделал? – удивилась Сима.
– Не такие уж мы и лентяи, – заметил Алексей.
– Просто заняты очень, – добавил Кирилл.
И тут уж Сима расхохоталась:
– Занятые вы мои! А я уж было печалиться стала: трое детей, а помочь некому.
– Мама, мы же тебе часто помогаем, – не выдержал обвинений Кирилл. – Дядя Иван может подумать, что ты совсем одна по дому работаешь.
– Стесняетесь дяди Ивана? Что ж, тогда не буду на вас напраслину возводить. Конечно же, вы мне помогаете! Покажем Ивану Матвеевичу, как наша семейная команда может трудиться. Берите ножи, и за работу.
– А я? – подал голос Гвоздев.
– А ты… Не мог бы ты починить кран в ванной? А то уже два дня, как течь начал.
– Инструменты есть?
– Алексей, покажи!
Оставшись вдвоем с Кириллом, Сима спросила:
– Говоришь, понравился вам Иван Матвеевич?
– Если хочешь знать, мама, – обстоятельно заговорил мальчик, – по-моему, он лучше всех. Ну, тех, что раньше были… Видела, как он Лешке перевязку сделал?
– Только из-за этого?
– Не только. Он с нами насчет тебя поговорил. Чтобы мы тебя берегли…
– Будет вас гонять в хвост и гриву.
– Ну и пусть гоняет, зато мужчина в доме.
