Текст книги "Кино, масоны и любовь (СИ)"
Автор книги: Лариса Чайка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 6
Стефан после съемок пытался тащить меня куда – то веселиться, но мне было не до этого, поэтому я в довольно грубой форме отбрила его. Он трогательно надул губы и с укором мне попенял:
– Ну вот, теперь не говори, что я не зову тебя с собой. Не пойму я тебя, Габи. Молодая, красивая женщина, да еще и профессия обязывает веселиться и предаваться всем соблазнам этой жизни, а ты, как монашка, ей богу, вечно сидишь дома и читаешь свои бесконечные книжки.
– Каждому свое, – изрекла я философски.
– Вот только тогда не надо давить мне на мозги и читать свои нотации. Я – человек творческой профессии, и мне просто необходимо испытать все на себе, иначе я буду снимать пресно, скучно и незрелищно, как и большинство этой серой биомассы.
– Можно подумать, что упившись вусмерть и оттрахав всех девок, тебе подмигивающих, ты будешь создавать исключительно шедевры? – кисло возразила я.
– А вот тут ты неправа, Габи. Помнишь ту знаменитую сцену в борделе из «Призрака прошлого»? Мой опыт пригодился. Критики просто стонали от восторга.
– А то, как же! Ты же снял в ней всех своих знакомых шалав, а после этого ушел в такой загул, что я еле – еле привела тебя в чувство. Лечение в клинике встало тогда в копеечку.
– Габи, ты умница, я все помню. Зато у нас была бесплатная реклама. Все затраты окупились.
– Стефан, попробуй снять что – нибудь серьезное. Только так ты останешься в истории.
Он фыркнул:
– Серьезное? Научно – познавательные фильмы? Или документалистику? Этим сейчас никого не удивишь, и за эти «шедевры» Золотых грифонов не раздают. Не хочешь со мной – не надо, а я пойду, расслаблюсь где – нибудь.
На этой ноте мы с ним и расстались.
А дома, когда я уже была готова лечь спать, зазвонил мой телефон. Хельга! Я с нетерпением схватила трубку.
– Привет, солнышко, – раздалось с другой стороны. – Что случилось?
Голос у Хельги звучал как – то приглушенно. У меня мелькнула мысль: а если нас слушают? Поэтому, я собралась и как можно спокойнее спросила:
– Привет, родная. Как ты? Как у тебя дела?
– Нормально. У меня пять минут. Рассказывай.
Я сжато поведала наш разговор с Фридом. На том конце повисло молчание.
– Хельга, Хельга, ты где? Ты меня слышишь?
– Да, моя хорошая, я слышу тебя. Всего рассказать не могу, скажу только, что наш обман раскрыт. Это я виновата. Я допустила ошибку. Короче, Габи, если просьба у Фрида будет тебе по силам, лучше исполнить все, что они хотят.
– Что тебе грозит?
– Это пока только неофициальный наезд. Мне дали понять, что делу не дадут ход, если ты все сделаешь правильно. Мне не хочется напрягать тебя, Габи, и я не хочу, чтобы ты считала себя обязанной мне, но…
– Все понятно. Я сделаю все, что они хотят. Хельга, а может тебе скрыться, изменить внешность, сделать новые документы, как ты сделала мне? У меня много, много денег. Мы могли бы затеряться где – нибудь. Ты мне рассказывала о тайге и тундре. Мы могли бы рвануть туда. Там – то нас искать не будут?
С другой стороны послышался горький смех:
– Солнышко мое, я хочу, чтобы ты знала, что тот год, который ты провела здесь со мной, был одним из лучших в моей жизни.
– О, Хельга, – я заплакала, – я тоже вспоминаю то время с нежностью. Скажи мне честно – тебе угрожают? Что тебе светит в случае, если все откроется?
– Габи, у нас уже почти не осталось времени. Я постараюсь позвонить при любом удобном случае. А сейчас скажу только одно: если просьба Фрида не слишком тяжела для тебя, постарайся ее выполнить. Только тяни время, я тоже работаю над этим.
И она отключилась.
***
Ночь, как и вчера, снова наградила меня кошмарами, только под утро я забылась коротким сном. Сегодня у меня свободный день.
Натянула старые штаны и футболку и отправилась в ближайший СПА – комплекс. Конечно, ни очки в пол – лица, ни мешковатая одежда мне не помогли. Девчонка – администратор пялилась на меня со щенячьим восторгом. Я потребовала себе водную дорожку на полтора часа, а потом массаж, маникюр и педикюр.
– У нас новая услуга – криокамера. Не хотите попробовать, мисс Вареску?
– А что это такое?
– Это комната с температурой минус шестьдесят градусов. Очень омолаживает организм и лечит от стрессов.
Да, подлечиться от всех стрессов последних дней было бы очень кстати.
– Шубу мне выдадут или съездить за своей? – я вяло пошутила.
– Нет, что вы, – девушка аж закашлялась. – Вам выдадут одноразовый купальник. Там раздетой нужно быть, – извиняющим тоном протянула она. – Зато, потом – отличная атласная кожа, хорошее настроение и омоложение организма, – скороговоркой был проговорен текст из рекламного проспекта.
Я махнула рукой – камера, так камера. Если все же придется убегать в тайгу или тундру, надо привыкать к холодам.
Меня проводили в отдельную комнату. Выдали одноразовый купальник, новые валенки и овчинные рукавица, как из исторических фильмов. Однако!
Переодевшись во все это, я почувствовала какой – то азарт и любопытство. Видочек еще тот! Представила себя в таком виде на нашем любимом со Стефаном Золотом пляже, среди всех этих киношных знаменитостей и прочих сливок общества, и расхохоталась. Криотерапия действует: еще не заходила в эту камеру, а у меня уже улучшилось настроение.
Милая сотрудница пригласила меня пройти внутрь какого – то космического с виду агрегата. Я вошла в небольшой отсек (мысленно окрестила его предбанником), дверь за мной закрылась, защелкали затворы, механизмы, крючки. Я оказалась отсечена от мира, и только окно, как в подводном батискафе, не давало мне поддаться приступу клаустрофобии. Холодновато, однако.
– Мисс Вареску, это переходная камера, Здесь минус тридцать градусов. Она служит для адаптации в низких температурах. Время пребывания полторы минуты. – Раздался откуда – то сверху приятный женский голос. – За вами наблюдает наша команда врачей. Не волнуйтесь. Расслабьтесь.
Я думаю! У них там, наверняка, мониторы, чтобы следить за происходящим внутри. Прикольно, наверное, наблюдать за раздетой звездой кино в такой шаговой доступности? Ладно, продемонстрируем себя. На фигуру мне, слава богу, обижаться грех. Мои тренировки и жесткое диетическое питание дают о себе знать – только мышцы, ни капли жира.
– Поверните хромированную ручку и переходите в другой отсек. Дверь захлопнется автоматически, – продолжил инструктировать голос, – здесь будет минус шестьдесят. Для первого раза вам достаточно пяти минут. Если будете чувствовать себя некомфортно, скажите мне, и я открою вам дверь в предбанник (я угадала – предбанник!).
Я вошла в очень темную комнату, совсем маленькую. Три шага в длину и столько же в ширину. Маленькое оконце, шириной в две моих ладони и здесь соединяло меня с внешним миром. Да! Вот тут было по – настоящему холодно!
Минус шестьдесят, говорите? Кожу стразу же защипало и стянуло. Я глубже натянула овчинные рукавицы и задвигалась в плавном ритме. Стоять без движения для меня было невозможно. Холодно, очень холодно. Все члены сразу попытались сжаться и перестать слушаться меня.
Пять минут, говорите? Тундра, тайга, говорите? А не пошло бы все это к такой – то матери? Я стала убыстрять темп движений, чтобы подтвердить, что я еще владею своим телом.
Вот, наверное, потешаются зрители снаружи! Черт меня дернул согласиться на эту авантюру. Но одно я знаю теперь точно – ни в какую тайгу и тундру я не поеду. Значит, будем выкручивать что – то здесь. Да и перспектива оказаться официальным перемещенцем меня прельщала. И с Хельги все обвинения снимут.
«Ну, что ж, мистер Фрид, – думала я, с остервенением вышагивая по этой комнатушке. Три шага влево, три шага вправо, поворот и разворот. – Посмотрим, что вы мне хотите предложить. И, если не надо будет никого убивать, я, скорее всего, соглашусь на ваше предложение. Я – актриса, по их понятиям, существо распущенное и развращенное. Наверняка, предложат с кем – нибудь переспать. Переспим, даже если это будет преотвратнейшая рожа. Этот мир научил меня не цепляться за девичью честь».
Я стала ритмично размахивать руками и притопывать ногами, вспоминая мою аэробную разминку. Наверняка, потусторонние зрители снимают все на телефоны. Кусочек пиара? Так сделаем все красиво!
Я уже не чувствовала такой скованности. Изо рта шел пар, а мое тело медленно разогревалось. Было ощущение того, что сверху меня покрыла корка, как наст на снегу. А под ней – мягкое, рыхлое естество, которое не задушишь, не убьешь. И настроение, действительно, поднимается.
– Госпожа Вареску, – послышался все тот же девичий голос, – пять минут прошло. Вы останетесь еще?
– Достаточно, – рявкнула я. – Открывайте.
Дверь в соседний отсек с температурой минус тридцать мгновенно открылась. Я, вываливая клубы пара, переместилась в предбанник. Минус тридцать? Забавно! А мне тепло. Я стала нагреваться. Еще полминуты и мне открыли главную дверь. С достоинством я вышла из нее и, как и ожидала, увидела целую толпу людей в форменной одежде. Все тянули ко мне руки с листочками и ручками, просили автограф.
Тело мое стали пронизывать иголочки, а настроение стремительно поднималось вверх. Мое благодушие било через край.
Я что – то вспомнила из прочитанных мною книжек: после низких температур, при вхождении в высокие, улучшаются обменные процессы, кровь с большей скоростью начинает циркулировать, и в организме образуются бесценные эндорфины. Приход без наркоты. А эти хитрюги, набившиеся сюда, знали об этом, специально поджидая моего выхода. Я хмыкнула и подняла руку:
– Господа, – обратилась я к ним. – Я благодарю вас за доставленное удовольствие. Все свои листочки оставьте на ресепшене, я подпишу их после. И хочу вам напомнить, что если хоть одна запись с ваших гаджетов попадет в общий просмотр, я вам не завидую. У меня лучшие адвокаты в столице, – я вспомнила судорожные причитания Стефана об адвокатах Ливси (как пригодилось – то). – Я оставлю смельчака без трусов и возможности устроиться хоть на какое – нибудь тепленькое местечко. Я ясно излагаю?
Послышался разочарованный гул. Лица сразу поскучнели.
– А теперь разрешите мне пройти в мой отдельный кабинет.
И актриса Габриэлла Вареску с надменно поднятой головой, в одном раздельном купальнике и в валенках, гордо удалилась в комнату для переодеваний.
ГЛАВА 7
Эндорфины действовали долго. Я вернулась домой в прекрасном настроении, с аппетитом поела, выслушала восторги и благодарности Милены по поводу вчерашнего дня и принялась одеваться на встречу с Фридом. Стефана не было, и я возблагодарила всех святых за его отсутствие. Зачем мы живем с ним вместе? Ведь у каждого из нас своя жизнь. Но так было не всегда. Сразу вспомнила, как я впервые попала на съемочную площадку.
Переехав от Хельги в столицу, я устроилась в миленькой квартирке, недалеко от центра и целую неделю маялась ерундой. Ходила по городу, узнавала новое и неизведанное для себя, смотрела, запоминала. Наконец, проснувшись однажды утром, сказала себе: «Стоп, хватит. Пора устраиваться на работу». Вытащив рекомендательное письмо от Хельги, я отправилась на фабрику грез.
На удивление, место мне нашлось очень быстро. Подающий надежды молодой режиссер Стефан Голден, как раз снимал в павильоне свою первую картину. Меня определили в его съемочную группу ассистентом второго режиссера, а проще говоря – «девочкой на побегушках». Я выполняла сто пятьдесят дел одновременно и, когда вечером падала на кровать, мгновенно засыпала.
Стефан сначала вообще не обращал на меня внимание. Оно было приковано к главной героине нашего будущего проекта – Монике Бонатти. Знойная кареокая красотка уже тогда имела успех у зрителей, а с нашим режиссером у нее был роман, поэтому выбором главной героини никто даже не задавался.
Я безропотно носила актерам кофе, обзванивала их и предупреждала о времени съемок, ругалась с осветителями и костюмерами, помогала нашему пьянице декоратору Максу собирать воедино все его чертежи от выстроенных конструкций, и всегда, при любом раскладе, находила время присутствовать на съемочной площадке.
Мне так нравился этот волшебно – безумный мир! Это было настолько ново и интересно для меня, что я влюбилась. Я любила звук щелкающей хлопушки, одевания – переодевания актеров, их страсти на площадке, очень любила вечерне – ночные съемки, когда существующая реальность полностью размывалась, и я ощущала себя по – новому в этой заново созданной действительности. Я любила всех этих чудесных людей, беззаветно отдававшихся своему делу. И, естественно, я почти сразу влюбилась в режиссера.
Наивная семнадцатилетняя девушка с обожанием смотрела на кудесника Стефана, произносящего перед группой пламенные речи о великом искусстве кино.
Потом, между любовниками – Моникой и Стефаном, произошел грандиозный скандал. Кинозвезде поступило предложение от более именитого режиссера, она ответила согласием, что сразу же закрепила сексом с ним, а ее адвокаты нашли лазейку в контракте, позволяющую ей вообще отказаться от съемок у Стефана Голдена.
Наш режиссер неделю бесновался, съемки срывались, он много пил и, практически не осознавал себя в тот день, когда предложил мне, подошедшей к нему с чашкой кофе, покидать реплики главному герою. Я их и покидала.
Что он там во мне увидел? Не знаю. Но, мне предложили сделать кинопробы, а уже через день утвердили на главную роль. Стремительная карьера, да? Только я одна знала, что все это не просто так.
Я – эмпат и телепат, как это называют здесь, в этом мире: умею ловить чужие чувства и внушать свои. В нашем мире это называется Дар. Я получила его от мамы. Папа был известным алхимиком – зельеваром. Мамины способности у меня проявлялись еще в детстве, отцовские пока молчали. Я осталась последней носительницей Дара ванн Рей.
Когда уходила из своего мира, Дар мой был еще слишком слаб и неразвит, я не могла его контролировать, так как полностью проявляется и подчиняется он своему владельцу с двадцати одного года, с момента совершеннолетия после определенного ритуала. В этом не магическом мире я не знала, будет ли он развиваться вообще, но все – таки свою стремительно развивающуюся карьеру, я связывала именно с ним.
Моя влюбленность в кино в общем, и в Стефана, в частности, скорее всего, сделала свое дело. Ведь мой Дар – это эмоции, а эмоции тогда били у меня через край. Пробы прошли успешно. Мои чувства были услышаны, Стефан нашел меня неотразимой. А еще мне повезло, что события фильма разворачивались в шестнадцатом веке. Потом, уже после премьеры, все критики в один голос твердили – «очень органичный образ», «незабываемое лицо данной эпохи» и прочую лабудень.
Тогда, во время съемок, я познала, что такое физическая любовь. Стефан стал моим первым мужчиной. Я любила его со всем пылом первой страсти, я заглядывала ему в рот и не видела больше никого вокруг.
Наш первый фильм очень хвалили: Стефан Голден получил Золотого грифона за режиссуру, а я – за лучшее исполнение главной женской роли.
Не откладывая в долгий ящик, Стефан взялся за второй проект, а я переехала к нему в пентхауз в качестве официальной возлюбленной. Казалось бы – живи и радуйся? Но, что – то стало не так.
Стефан стал много пить, поздно являлся домой, срывал на мне свое плохое настроение. Я для себя объясняла эти вспышки профессиональными метаниями. Второй фильм шел туго. Сценарий был недоработан, плохая погода срывала съемки на натуре, не хватало денег на производство, и мы на всем экономили. А потом настал ТОТ день.
Нам дали часовой отдых, ждали, когда солнце сместится. Я ушла к себе в вагончик, но подремать не смогла, вышла в близлежащий лесок прогуляться и наткнулась на чудесную сцену: Стефан, сверкая голой задницей, вколачивал в дерево Джессику, молодую актрису, играющую эпизодическую роль. Он рычал, как раненый зверь с каждым толчком – яростно, гортанно, исступленно, а эта девочка смотрела на меня расширившимися глазами и победно ухмылялась.
Меня затошнило, и я, не разбирая дороги, ломанулась сквозь лес, не обращая внимания на колючие кусты терна, на крики позади себя. Я прибежала в вагончик и рухнула на кровать. Напрасно Стефан орал и бегал вокруг, дверь ему я так и не открыла.
Ощущение влюбленности ушло в одночасье, и я стала видеть реальность происходящего. Очень жаль, что после этого случая, я разлюбила и кино. Вокруг были обычные люди, со своими проблемами, достоинствами – недостатками, и, как оказалось, недостатков было больше.
Разорвать контракт я не смогла. Стефан, наученный горьким опытом с Моникой, усовершенствовал все контракты, и моим адвокатам не удалось найти ни единой зацепки. Я вернулась на площадку, а потом, после дикого нападения придурка на мою квартиру, его недельных унижений и самобичеваний, и в его пентхауз.
Стефан буквально осыпал меня цветами, комплиментами и украшениями. Но, не они сделали свое дело, а его искреннее раскаяние. Уж можете мне поверить как эмпату, раскаяние, действительно, было искренним. Я простила.
Влюбленность в Стефана ушла, но осталась привязанность, и уважение к его чувствам. Хельги поблизости не было, а Стефан был рядом, единственный из близких мне людей.
Третий фильм стал для меня еще большим кошмаром, чередой постоянных скандалов и сплетен. Стефан, уже дважды грифононосец, сорвался с катушек. Ему открылись ранее запертые двери, и он оттягивался по полной. Он грешил и каялся, грешил и каялся. В то время, кроме игры на площадке, я еще играла роль его личного духовника, исповедующего и отпускающего грехи.
Сначала я чувствовала себя виноватой, думала, что это мой Дар заставил Стефана полюбить меня, сделать из меня звезду, а теперь эти чувства пришли в диссонанс с его внутренними ощущениями. И лишь позже поняла, что дело было совсем в другом.
Наш режиссер оказался очень суеверен. Стефан Голден так поверил в меня, как в свой талисман, что скорее бы дал отрубить себе руку, чем отпустить меня от себя. Я много раз просила его, чтобы он оставил меня в покое, я серьезно задумывалась уйти из кино. Но надо было знать Стефана.
Он вцепился в меня мертвой хваткой. Он устраивал мне фееричные праздники, признания в любви, и здесь же, не отходя от кассы, грандиозные скандалы и отвратительные сцены. Когда я выражала неверие истинности его чувств, наш грифононосный режиссер устраивал шикарные по силе сцены самоубийств, и его прощальные монологи были так хороши, что можно было только воскликнуть со слезами на глазах: «Верю! Верю!» Да что там люди? Любой детектор лжи не уличил бы его в обмане.
Я смирилась. Жизнь текла по накатанной. Все равно достойного кандидата у меня не было, я была свободна от любви, поэтому измены «милого друга» уже не причиняли мне боли. Не знаю, сколько бы еще тянулась такая жизнь, не случись моей встречи с Фридом.
ГЛАВА 8
«Монмаранси»– это модный фешенебельный ресторан, где собирались только сливки общества. Все места здесь были забронированы на много месяцев вперед. И, если Фрид пригласил меня именно сюда, то вес в обществе у него явно имелся.
Я оделась сегодня очень тщательно, никаких намеков на сексуальность и доступность. Лавандовый брючный костюм от известного дизайнера, черная широкополая шляпа, сумочка, туфли и перчатки к ней. Подумала и надела очки с затемненными стеклами – так легче будет скрывать эмоции. В том, что разговор будет неожиданным для меня, я не сомневалась.
Когда я озвучила у входа имя приглашающей стороны, метрдотель поклонился и повел меня в отдельный кабинет. Ого! Даже так? Да, разговор будет серьезным.
Сэм Фрид уже ждал меня, лениво попивая охлажденное белое вино. При моем появлении он встал, галантно склонив голову. Я поздоровалась и присела за столик.
– Давайте поужинаем, Элла, – предложил мой собеседник. – Вы что предпочитаете – мясо или рыбу?
– Я предпочитаю полное душевное спокойствие и романтическое уединение. Воспитание, знаете ли…
Сэм тонко улыбнулся.
– Мне импонирует ваше чувство юмора, но разговор у нас будет обстоятельный, поэтому давайте в процессе его еще и насладимся здешней великолепной кухней. Предлагаю форель под белым соусом, а к ней возьмем бутылочку хорошего белого вина. «Romanee – Conti Montrachet» вас устроит? Или закажем что – нибудь подороже.?
– Дешевле, дороже – это не показатель вкуса. Я предпочитаю «Batard Montrachet Grand Cru», если вы не против.
– Ну, что ж, прекрасный выбор.
Фрид сделал заказ официанту, который нас вскоре покинул. Громадное панорамное окно открывало чудесный вид на вечерний город. Я мечтательно уставилась на открывавшуюся передо мной картину. Завораживающее зрелище – огни большого города! Плохо, что я не художник, это можно рисовать бесконечно.
– Вам нравится вид отсюда?
– Да, очень, – я озвучила Фриду свои мысли.
– Разительно отличается от нашего мира, да? – подхватил он. – Я долго не мог привыкнуть к этой суматохе, а вот теперь просто не знаю, как возвращаться обратно. В этом мире столько энергии и жизни. Это подкупает. Да и возможностей тут несоизмеримо больше. Но мы должны быть патриотами.
Я фыркнула.
– Не надо душеспасительных речей, нас же никто не слышит, можете не выпендриваться передо мной. Или слышит?
– Нет, – он вертел в руках тонкую ножку бокала, – прослушки здесь нет. Проверено. Это оговорено в межмировых соглашениях. «Монмаранси» считается свободной зоной. Здесь часто встречаются представители различных миров, договариваются, подписывают документы. Мы здесь в безопасности.
– Судя по вашим высказываниям, вы должны будете вернуться в наш мир?
– Да. Я здесь на службе. По окончанию срока контракта, я вернусь домой.
– И много тут таких, как вы?
Аристократичное лицо моего собеседника осветила тонкая улыбка.
– Вы перехватываете инициативу? Похвально, я не ошибся в вас. Но неужели вы думаете, что я расскажу вам что – то такое, что вам знать не положено? Расслабьтесь, Элла, и смиритесь с тем, что инициатива сегодня будет исходить исключительно от меня.
– Мне не нравится, что вы вслух прилюдно называете меня Эллой.
– А что вас не устраивает? Габриэлла – Габи, Элла, Рил, вот составляющие вашего полного имени. Одна из них повторяет ваше родовое. Или вам не нравится ваше имя?
– Мне хотелось бы забыть все, что произошло там. Или Его Величество пощадил моих родственников? – Я с надеждой уставилась на собеседника.
– Увы, – он с сожалением покачал головой. – Вы же знаете наши законы.
– Но этого просто не может быть. Отец никогда бы не посмел…
– Элла, его вина была полностью доказана. Как и положено, три свидетеля подтвердили его вину.
– И один из них был герцог ванн Клеменс?
– Откуда вы знаете?
– Я еще была там, когда он приехал хозяином в наше родовое поместье.
Фрид сочувствующе покачал головой.
– Элла, не терзайте себя, уже все свершилось. Его Величество лично рассматривал этот вопрос, и, если вы вновь захотите поднять его, боюсь, что и вас уже спасти будет нельзя. Скажу вам честно, это я предложил вашу кандидатуру для этого весьма щекотливого дела. Я хочу дать вам шанс сохранить себе жизнь. Вы выкажите лояльность нашему королю, и получите для себя массу преференций.
Нам принесли ужин. Движением руки Фрид отослал официанта, сам налил мне вино, мы чокнулись и выпили.
– Сначала давайте поедим, а потом поговорим о делах? – предложил он мне.
– Нет. Начинайте сейчас, я уже долго ждала и волновалась. Боюсь, что не смогу поддержать светскую беседу и насладиться вкусом этой чудесной рыбы, не зная, что меня ждет впереди.
– Хорошо, как вам угодно.
Фрид задумался, откинулся на спинку кресла, сцепил руки перед собой в замок.
– Как вы знаете, Элла, мир у нас небольшой. После последней магической войны, выживших осталось очень мало. И, хотя война была два столетия назад, мы только– только залатали наши раны, а развитие вперед продвигается очень медленно. Это обусловлено нехваткой населения. Наш король даже пошел на непопулярные меры – разрешил многоженство для увеличения числа жителей нашего королевства.
Я хмыкнула:
– У моего отца была одна жена. Родители жили дружно и всю жизнь любили друг друга.
– Да, знаю. Наш мир разделился на сторонников и противников этого закона. Подумайте рационально: мужчин осталось мало – война унесла большую половину мужского населения всех трех королевств. Надо же как – то возрождать наш мир? Я понимаю, что как дочь вы защищаете своих отца и мать, и их убеждения. Все знают, что герцоги ванн Рей выбирают себе одного спутника и на всю жизнь. Но зачем же других агитировать?
– А, по – вашему, нормально разводить гаремы и унижать высокородных женщин?
– Да кто их унижает? У каждой женщины с этим законом появляется муж, а так маялись бы, как говорят здесь, «синими чулками» и разведенками. Мы эту мысль о многоженстве, кстати, вынесли из этого мира. На Востоке институт гарема существует давным – давно. Там никто из женщин не жалуется.
– Вы сравнили! Здесь в гаремах находятся в основном не совсем образованные и не совсем уверенные в себе женщины. А современные и образованные особы тоже желают моногамии.
– У нас другая ситуации – стране нужно как можно быстрее увеличить численность населения. Вы знаете, что девяносто процентов нашей земли свободно? Три королевства, семнадцать герцогств, сто тридцать девять городов, около трех миллионов жителей на весь наш мир. Причем, носителей магии в тысячу раз меньше, ведь магия передается только по наследству и только среди аристократии. Один маг на тысячу человек черни. Один плебей – на пятьдесят квадратных километров. Ни тех, ни других не хватает для улучшения благосостояния нашего мира.
– Я так поняла, что вы к чему – то ведете? Давайте без прелюдий. Прелюдии для меня хороши только в одном случае.
– Я понял ваш намек, и позже мы обязательно поговорим на эту тему, – Фрид выразительно поднял брови, – у меня даже есть к вам ряд предложений по этому поводу. – И предотвратив мое возмущенное «фи», поспешил продолжить. – Впрочем, в этом вопросе, я настаивать не буду. Я не насильник и предпочитаю в сексе только добрую волю.
– Вы меня успокоили, – фыркнула я, – я тоже предпочитаю с маньяками дела не иметь.
Сэм озорно улыбнулся, что очень не шло к его холодному и аристократическому лицу:
– Ну вот, в одном вопросе мы уже с вами пришли к взаимопониманию.
Обстановка немного разрядилась.
– Наше правительство разработало, на мой взгляд, очень перспективный план – открыть на какое – то время межмировой портал и привлечь в наш мир часть людей из этого мира.
– Что вы имеете в виду? Позволить переходить туда – сюда всем, кто захочет? А как же мировая тайна, которую вы защищали с пеной у рта?
– Вот в этом и загвоздка. Верховные представители этого мира категорически против подобных разоблачений. Вы же в курсе, что этим миром правят теневые кукловоды?
– Вы о чем? Имеете в виду так называемых масонов?
– Их называют по – разному, масоны – это одно из определений. Не в названии дело, а в том, что именно эти люди решают пути развития данного мира. Именно они входят в межмировой Совет, допущены ко всем тайнам развития Вселенной, своего и других ее миров. Они далеко не дураки и понимают, что наш мир будет предпочтительнее при выборе, и стоит людям, живущим здесь, узнать, что можно уйти в наш мир, полный магии и определенных привилегий, ситуация перевернется на сто восемьдесят градусов. Этот мир опустеет. И кем тогда им повелевать?
– Да, ситуация неоднозначная. От власти еще никто не отказывался. Кроме того, уход большого числа людей отсюда, откинет этот мир назад в своем развитии.
– Мы просчитали риски. Будут, конечно, ухудшения, но незначительные. Мы готовы предоставить свою помощь в решении многих вопросов.
– Сэм, а что вы прицепились к этому миру? Вы же сами сказали, что вокруг полно других миров. Не хотите открыть портал для оборотней и вампиров? Они тоже с охотой шагнут в наш мир, – ехидно спросила я.
Сэм смотрел на меня глазами, полными вселенской грусти и качал головой:
– Элла, Элла, вы же дитя нашего мира. Неужели у вас не осталось хоть капелька патриотизма и любви к своим согражданам? Какие оборотни? Какие вампиры? Вы хотите, чтобы мы еще и боролись против всякой нечисти?
– Сэм, Сэм, – покачала я головой в ответ. – А в вашем мире меня казнили, меня уже там нет. Этот мир мне тоже домом пока не успел стать, но многие его явления я успела полюбить. А у нас ванн Реев принцип: «Не предавай».
– Так почему ваш отец не следовал этому девизу? – язвительно осведомился Фрид.
– Наоборот, мой отец именно этому девизу и следовал. Он и не собирался предавать обычаи и традиции нашего рода и нашего народа. Один муж – одна жена. Скажите честно, ванн Клеменс соблазнился именно многоженством? Ему одной меня было мало? Сколько живу, столько убеждаюсь, у вас мужчин не голова, а головка думает.
– Ванн Клеменс расширил сейчас свои владения за счет ваших, если это вас интересует. У него сейчас самые большие владения по эту сторону гор. И да – у него самый большой гарем в королевстве – двадцать шесть жен.
Я присвистнула.
– Так судьба меня чуть не свела с мужчиной – гигантом, с мужчиной – осеменителем? А сколько у него родилось детей за эти пять лет?
– Семеро.
– И сколько мальчиков?
– Ни одного. Но у него не сразу появилось столько жен. Последних пятнадцать он взял буквально за текущий год.
– И хоть одна из них понесла?
– Нет, ни одна. – Сэм внезапно подался всем телом вперед и звонко, от души расхохотался. – До этого разговора мне в голову не приходили эти факты. Вы что – то сделали с ним?
Я покачала головой:
– Вряд ли. Моя магия нестабильна. Я не могу вызвать ее по желанию. Она приходит сама и приходит спонтанно. Может быть, что – то и сработало, когда я увидела его, хозяином расхаживающим по нашему поместью, но, уверяю вас, это был стихийный всплеск.
– А сколько вам лет сейчас?
– Не буду жеманиться, мне двадцать два. А тогда, при тех событиях, было всего шестнадцать.
– Да, в шестнадцать мог быть только спонтанный выброс. А здесь и сейчас вы ничего не чувствуете?
Я покачала головой:
– Нет.
– Хорошо, поговорим об этом позже. Сейчас о деле: у нашего правительства есть интерес к этому миру. Нам нужно продавить наше предложение, уже озвученное мной. Нам нужны здоровые, сильные мужчины. Их соединят с девушками – аристократками, и от таких браков должно родиться очень сильное потомство с носителем Дара матери. Как вы знаете, это наиболее талантливые дети.
– Да, знаю. Я так поняла, что вся закавыка в том, чтобы договорится со здешними масонами приватно, не оповещая межмировое правительство? Вы же не хотите, чтобы за этот факт ухватились нежелательные миры?
– Да, мы тогда от них не отобьемся. И ведь все преподнесут в виде дружеской помощи. Испоганим наш мир.
– Хорошо, что вы хотите от меня?
Фрид сразу стал серьезным:
