Текст книги "Кино, масоны и любовь (СИ)"
Автор книги: Лариса Чайка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 1
– Приготовились! Мотор! Сцена восемь, дубль двенадцать. Начали. Камера.
Дьявол бы побрал этого Стефана! Что ему не понравилось в предыдущих сценах? Все актеры уже устали. Время близилось к полуночи, и придирки нашего «великого» режиссера вызывали глухое раздражение.
– Габи! Ты можешь сыграть все более сдержанно?
– Да куда уж сдержаннее, Стеф? Я и так шиплю гадюкой и моргаю через раз. Что не так? Ты можешь объяснить?
Но сегодня Стефан игнорировал меня. Он принялся распекать моего партнера Ливси.
– Ливси, я не намерен снимать твою задницу, а ты все время норовишь запихнуть ее в камеру. Тебе напомнить, что по роли ты любишь Габи? Любишь, понимаешь? И тебе нужно убедить ее к тебе вернуться.
– Стеф, ты сегодня невозможен, – обидчиво протянул Ливси, надув свои пухлые губы (это явно был ботокс, хотя кинозвезда вслух отказывался от этого). У нас уже есть вполне нормальные сцены. Зачем переснимать еще и еще?
– А потому, мой голубой друг, что здесь я решаю, что хорошо, а что нет. И мне не надо «нормально», мне надо «гениально». А с вами, я смотрю, далеко не уедешь. Бездари!
Я только философски пожала плечами, даже не собираясь спорить, а вот Ливси обиделся.
– Я из-за твоего шедевра, между прочим, отказался сниматься у Поллонски, – протянул он.
– Ну да, эта порнография как раз по тебе, а я не собираюсь, как он, целовать тебя в задницу и ублажать после съемок. У меня четыре высших награды Академии кино, и я буду не я, если за этот фильм не получу пятого Золотого грифона.
– Ах, так, – Ливси завелся не на шутку, – в таком случае я ухожу. Время отдыха еще никто не отменял. Я не намерен работать семь часов без перерыва. У меня в контракте обговорен этот пункт: не более четырех часов съемок в день. Я сегодня пропустил массаж и спа-процедуры по твоей милости. Кто мне возместит ухудшение моей внешности?
– Плевал я на твою внешность! – Стефан пыхтел все сильнее и сильнее. – Чтобы я еще раз взял «голубка» на главную роль! Ты же сам валялся у меня в ногах и соглашался на любые условия. Иди, иди, колокольчик, о награде можешь забыть. Я не дам тебе похоронить мою карьеру. Мы сняли много материала, но я пойду на крайние меры – заменю главного героя, черт возьми, но никому не позволю диктовать мне условия.
Ливси весь подобрался и зашипел:
– Давай, давай, великий Стефан Голден! Я тоже не лыком шит, и мои адвокаты тут же разденут тебя как липку. Ты же знаешь, что у меня лучшие адвокаты в столице?
Стефан, как будто наткнувшись на каменную стену, остановился, несколько раз громко вздохнул и сменил тон:
– Да уж, вы все в одном гейском клубе, – проворчал он про себя.
Потом еще попыхтел для приличия и уже более-менее миролюбиво обратился к Ливси:
– Рен, не кипятись, никто не спорит, ты хороший актер, посмотри на себя: ты в отличной форме – бицепсы, трицепсы и все дела. Неужели великий Ливси не сможет поработать десять часов? Подумай, дружище, у тебя будет целая статья для журналюг о том, как ты, преодолевая трудности, идешь к поставленной цели. Убеди их, что ты настоящий мужик. Я тоже дам пару комментов на этот счет.
Ливси попятился назад. Я кожей ощущала, как из него выходят пары, особенно при последней фразе нашего режиссера. Он задумался, поправил свою роскошную шевелюру, залез в штаны и поправил там тоже. А там то что, господи? Я хмыкнула.
А Стеф тем временем принялся отрываться на мне:
– Габи, – орал он. – Ты его не любишь. Ты только думаешь – стоит или нет? Какого хрена ты так его оглаживаешь? Я должен видеть на твоем долбанном прекрасном лице борьбу мысли – влюбляться или нет? Габи, сучья ты звезда, ты совсем зазвездилась? Где твоя легендарная чуйка? Ты расползлась как амеба. Все твои поклонники проклянут тебя после такой лажи.
Я снисходительно хмыкнула. Спорить со Стефаном не входило в мои планы, я отлично понимала, что сегодня он вошел в раж, и все споры выйдут боком, прежде всего мне.
Достал уже меня и этот фильм, и Стефан с его перфекционизмом! Я устала, хотела быстрее закончить работу и съездить к Хельге. Наши сроки горели, Стефан лютовал, вдали махал крылышками его пятый Золотой грифон, а я была готова на все, лишь бы этот дурдом быстрее закончился.
Полгода наш грифононосный режиссер валял дурака: трахал все что шевелиться и отчаянно играл в казино (что поделать, это была его манера, и с ним мало кто спорил), а сейчас мы работали сутками напролет, чтобы успеть уложиться в сроки. Как же мне надоел этот Стефан, но, в силу определенных обстоятельств, нужно было терпеть, что я и делала, снисходительно относясь к его взбрыкам.
Я натянула на лицо вежливую маску, улыбнулась извиняюще (хрен бы его побрал), подняла брови и холодно сказала:
– Стефан, я ушла к себе в вагончик. Дай мне полчаса отдыха, и после этого я буду в твоем распоряжении.
Махнув полой пеньюара, я удалилась. Знаю по своему опыту, что сейчас никакие споры и протесты не помогут. Стефан должен остыть сам.
О, Хельга, Хельга, как же я хочу к тебе! Положить тебе голову на колени и рассказать все, что со мной происходит. Надоело! Моя звездность, эти нелепые эпизоды моей жизни, всё, всё надоело.
Хлопнула дверь вагончика. Это вошел Стефан.
– Пошли все вон, – распорядился он, величественным жестом обводя комнату.
Гримерша и костюмерша, собрав свои кофры, вылетели пулей. Я настороженно смотрела на нашего «гения». Ну да, разрядиться ему не дали, значит, придется принять эмоциональный удар на себя. Что он сегодня придумает?
Мягкой, крадущейся походкой Голден подошел ко мне сзади и холодными, трясущимися руками вцепился в мою шею. О, какие страсти! Я почувствовала себя Дездемоной, вот только Стеф на роль Отелло явно не подходил: ни манер, ни благородства, – говнюк просто искал разрядки, после того, как его отбрил Ливси.
К моей шее опустилось его лицо, и горячий шершавый язык мягкой дорожкой провел по ней вверх– вниз. Не сказать, что мне было приятно, но приходилось терпеть, я даже примерно знала, что последует дальше, мне это приносило мало удовольствия, но… чего не сделаешь во имя искусства (будь оно неладно.)
Я, стараясь максимально расслабиться, издала низкий протяжный стон и закрыла глаза, хотя внутренне напряглась, моля бога, чтобы сегодняшние игры нашего «великого» режиссера не закончились грандиозным скандалом.
Стефану нравился взрыв эмоций, накал страстей, всплеск низменных инстинктов на грани фола, и мне приходилось поддерживать его в такого рода забавах, скрывая при этом свое полное равнодушие к оным.
Я изобразила из себя застывшую куклу, проклиная всех и вся и мечтая, чтобы это быстрее закончилось. Наконец, почувствовала, как после небольшого шуршания, в мою шею уперся горячий и гладкий член нашего режиссера. Проведя по ней несколько раз, член уперся в мои губы, и я услышала возбужденный шепот Стефана:
– Давай, малышка, давай, возьми его. Черт возьми, мне надо успокоиться. Этот п**** ор Ливси расстроил меня.
– Пошел ты к дьяволу, – я отклонилась. – Я не в настроении. Стефан, ты сегодня гонишь. Четвертый и пятый дубли были хороши, так какого дьявола ты придираешься к нам?
Стефан, продолжая размахивать своей дубиной, зашипел:
– Габи, я сделал из тебя звезду мирового масштаба. Я снимаю только тебя во всех главных ролях своих фильмов, и если ты, сука, сейчас не дашь мне разрядку, я вышвырну тебя к чертовой матери. Я хочу здесь и сейчас.
– Иди к бесу! – Зашипела я в ответ. – Если бы не я, твои гребаные фильмы не получили бы столько наград. Я ухожу от тебя. Мне надоело разруливать твои проблемы. Надоело улыбаться всем твоим жирным покровителям, надоело ужинать с ними и терпеть их потные руки на своей заднице. И ты мне надоел, озабоченный придурок. Все твои сексуальные всплески в самых неподобающих местах, все твои непотребные девки, все мои прилюдные унижения. Иди ты к такой-то матери!
– О, что я вижу? Ничтожество заговорило? Ты кто? А ты никто. И звать тебя никак. Ты не помнишь, как я вытащил тебя из грязи? Кем ты была? Третьим помощником заместителя режиссера. Таскала кофе всем, кто потребует. Небось, каждый день тебя раскладывал на складе всякий, кто захочет. Я, именно я тогда дал тебе главную роль, и после моего фильма ты проснулась звездой, сука грязная. Корчишь из себя леди, а на самом деле – девка подзаборная.
Я вскочила с кресла, подбежала к мерзавцу и закатила ему звонкую затрещину. В ответ получила пинок ногой в колено.
Ах, так!
– Да пошел ты! – Заорала я. – Отдам все свои деньги в качестве неустойки, но уйду от тебя, идиот. И смею тебя уверить, что я не пропаду, а вот с кем останешься ты? Я терпела достаточно, но ты меня достал!
Я угрожающе вскинула руку. Стефан засунул свой агрегат обратно в штаны, глубоко вздохнул, громко и весело рассмеялся.
– Я обожаю тебя, любимая! Да, согласен, я немного перегнул. Ну, не нравится мне эта сцена. Должна была быть самой сильной в фильме, а вы вдвоем с Ливси, как в штаны наделали. Зарекался брать заднеприводных на съемки. Бес попутал! А у этой гадины еще и лучшие адвокаты в столице. Габриэлла, душа моя, – как ни в чем не бывало, продолжил он, – мне нужен, просто необходим, этот чертов Золотой грифон. Если я его получаю, то Даджетт дает мне карт-бланш – снимаю что хочу и кого хочу. И неограниченный бюджет.
Стефан опустился на колени, обхватив мои ноги своими руками, и зарылся головой в мою юбку.
«Помогите мне, светлые боги!»
– Стеф! – Я наклонилась к его лицу. – Хватит, поднимайся, придурок. Скажи спасибо, что я знаю все твои игры, иначе, после сегодняшних оскорблений, я точно послала бы тебя к такой-то матери. Я на твоей стороне. Если надо работать сутки, я готова. Только подробно, хрен тебя дери, здесь и сейчас расскажи, чего ты от меня хочешь. Нюансы, нюансы… Меня интересует каждая мелочь. Я сделаю это в следующем же дубле.
– Я знаю, милая, – Стеф еще сильнее обхватил мои ноги, – ты никогда меня не подводила. Но сейчас я сам не знаю, что нужно. Смотрю со стороны и вижу – лажа. Извернись, детка! Как хочешь, извернись, но сделай мне из какашки конфетку.
– Хорошо. Дай мне полчаса отдохнуть. Я подумаю.
– Ты, правда, не хочешь? Мы могли бы снять напряжение, – протянул он.
– Ага, в вагончике, в двух шагах от группы? Ты их еще сюда всех пригласи и устроим небольшую оргию. Ты знаешь, что это не по моей части, катись отсюда. Через полчаса я буду готова. Иди к Ливси и целуй его в зад, но чтобы, когда я вернусь, это подобие мужчины был на площадке в хорошем настроении. Мы сделаем тебе эту сцену.
Стефан поднялся, оправил свой костюм, церемонно мне поклонился и надменно заявил:
– Как пожелаете, ваша вельможность. Не хочешь, так не хочешь, не зачем так кричать. Я пошел, у тебя полчаса…
Гордо печатая шаг, наш режиссер покинул мой вагончик, и я облегченно вздохнула.
ГЛАВА 2
Взяла пуховый платок, связанный Хельгой, завернулась в него, и легла на узкую лежанку.
Святые Светлые Боги! Как ты докатилась до жизни такой, Элла?
Да, Элла. Герцогиня Элла ванн Рей, если быть совсем точной. Габриэлла Вареску – это не мое имя, не моя судьба и даже не мой мир.
Странные метаморфозы предлагает нам Судьба. Никогда не зарекайтесь, изменения могут наступить так стремительно, что не успеешь взмахнуть ресницами. Я отчетливо помню тот последний счастливый день в моем мире. Я помню его и сейчас, правда, со временем четкость событий утрачивается, но чувства все равно остаются.
В тот месяц лила (весенний радостный месяц) меня, шестнадцатилетнюю герцогиню ванн Рей, должен был взять в жены герцог ванн Клеменс. Условности были соблюдены ранее. Мы познакомились с Роджером на королевском балу, и он просил руки у моего отца, отец ответил согласием.
Красивый, обаятельный, добрый Роджер был для меня полубогом. Я влюбилась в него сразу и бесповоротно. Пару– тройку поцелуев, которыми мы обменялись в тот солнечный день при прогулке в нашем родовом парке, я помню до сих пор. Роджер пах чем-то свежим, волнующим и невозможно прекрасным.
– Элла, я полюбил вас с первого взгляда, – говорил он мне в тот день. – Я мечтаю о нашем с вами браке и буду рад дюжине красивых ребятишек. Вы – мое счастье, вы – моя радость, вы – моя сбывшаяся мечта.
Я краснела и блаженно улыбалась. Я – невеста самого прекрасного герцога королевства, через неделю состоится наша свадьба, я буду герцогиней ванн Клеменс, а сегодня мы гуляем с женихом по саду и строим планы на будущее, счастливые планы, между прочим.
Но следующий день моей жизни поставил все с ног на голову, потому что на следующий день арестовали моего отца. Его увезли в столицу, ничего нам, домашним, не объяснив. Матушка посылала вслед гонцов с запросами, но они вернулись без ответов, с единственным приказом: «Ждать, никому не покидать особняка». Мы просто не знали, что думать.
Прошло три долгих дня, и снова к нам приехали военные. В этот раз арестовали маму, старшего брата и младшую сестренку. Мне несказанно повезло, меня в это время дома не было, я была в лесной сторожке у приболевшего егеря Ваймера. Старик был моим другом с самого детства, поэтому его просьбу о помощи проигнорировать я не смогла. Кто ж тогда знал, что эта отлучка и спасет мою жизнь?
В тот день я провозилась с больным стариком до самого вечера: он долго кашлял и жаловался на хворобу, на слабость и невозможность передвигаться. Я слушала его истории, заваривала ему чай из трав, кормила бульоном, и так как старик не вставал, все заботы о его хозяйстве я тоже взяла на себя.
Придя вечером домой и, обнаружив пустую усадьбу, долго не могла понять, где все. Слуги после визита военных, оказывается, разбежались, и я долго обходила каждую комнату нашего большого дома, чтобы хоть кого-нибудь найти. Когда уже совсем отчаялась, нашла в хлеву нянюшку Магду.
Она, вцепившись в меня мертвой хваткой, рассказала об аресте близких, чем испугала меня пуще прежнего. Что же такого сделал мой отец? За что арестовали маму, брата и сестру?
Ответы получила уже утром, когда из города вернулся наш конюх Джой. Это он увозил мою семью в столицу, прибывшие стражники даже экипажем для арестованных не озаботились. Он и передал мне услышанные от них разговоры.
А вести были нерадостные: мой отец, герцог ванн Рей, обвинялся в государственной измене и в покушении на жизнь нашего короля. Его вина была доказана, три необходимых свидетеля предоставлены, участь его была решена.
И знаете, кто был главным свидетелем обвинения?
Ха-ха-ха!
Мой несостоявшийся муж – герцог ванн Клеменс. Именно им были предъявлены письма, компрометирующие отца. А тут еще после обыска в лаборатории нашли смертельные яды, общим количеством четырнадцати штук, и хотя отец пытался доказать, что в мастерской алхимика всегда есть яды, которые нужны для экспериментов. Его никто слушать не стал.
– Вы это…, – Джой чесал в затылке, – схоронились бы, герцогиня. Они вас в покое не оставят. Я … эта… слышал.
Я знала, что по законам нашего королевства изменники короны подвергались казни, так же как и все члены их семьи, включая ближайших родственников. В участи мамы, брата и сестры я не сомневалась.
Первым порывом было ехать в столицу, испросить аудиенции у Его Величества и просить о помиловании родственников. Эту мысль я имела неосторожность высказать вслух.
Нянюшка Магда и егерь Ваймер скрутили меня общими усилиями и заперли на неделю в егерском подвале, причем лестницу убрали, а еду спускали вниз по веревке. Ну, и как мне было выбраться?
Я плакала и кричала, падала в обмороки и угрожала – бесполезно. Старики остались глухи к моим взбрыкам, чем и сохранили мне жизнь.
Через неделю, когда пришли слухи, что всех моих родных казнили, меня выпустили, а еще через три дня в нашу усадьбу приехал новый хозяин – герцог ванн Клеменс.
Меня снова посадили в подвал, потому что я рвалась встретиться с подлецом и надавать ему пощечин (о мир девичьих грез и обид). Потом, правда, это желание тоже сошло на нет. Я переплакала, перебесилась и поняла, что ничего не смогу изменить – родителей-то в живых уже нет.
А мои старики, после долгих переговоров между собой, решили мою судьбу своеобразным способом. У Ваймера в лесу был портал перехода в другой мир, мой старый друг оказался Хранителем Портала.
Спрятаться в родном мире мне было негде, рано или поздно меня все равно бы нашли, а значит, моя смерть была предопределена.
И Магда, и Ваймер в один голос уговаривали меня принять новую судьбу, новую жизнь в новом мире. Не скажу, что я долго сопротивлялась. В то время все мои чувства были притуплены, мне было решительно все равно, поэтому я согласилась.
Снарядив меня сотней советов, наш старый егерь достал из своего тайника амулет перехода, и, надев мне его на шею, снабдил инструкциями, как им пользоваться. Я выполнила все в точности и оказалась здесь, у Хельги.
С этого момента прошло уже шесть лет.
***
Подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение.
Милая блондинка с абсолютно черными глазами.
Сейчас черные? Значит, мне грустно. У меня самое обычное лицо, но все без исключения кинокритики называли его прекрасным, а дело было в изменяющемся цвете моих глаз.
Когда мне было хорошо и весело, они сияли голубизной. В минуты сексуальных утех мои глаза дарили свежую майскую зелень. Ну, а когда мне было грустно, или что-то меня не устраивало, они мгновенно чернели.
В наш век новейших технологий это, впрочем, никого не удивляло. «Линзы», – с апломбом знатоков говорили мои знакомые и приятели.
Только Стефан знал о моем маленьком секрете и нещадно использовал это в крупных планах. Впрочем, «наш звездный режиссер» этим интересным фактом моей внешности почему-то не заморачивался: есть и есть – главное, чтобы это было на пользу его «величайшим шедеврам».
Ни у одной знаменитой актрисы нашего времени не было столько крупных планов. Кинокритики писали по этому поводу огромные талмуды, зрителям нравилось, и наград у меня было не меньше, чем у нашего амбициозного режиссера.
Своими наградами я не хвасталась, пиара у меня и без этого было завались, а что толку? Снималась я исключительно в фильмах Стефана Голдена. А ему было решительно наплевать на мои награды, общался он со мной на том же уровне, что и в первом нашем фильме.
Любые попытки нанять меня сторонними режиссерами Стеф решительно пресекал, караулил меня как цепной пес, курировал все мои открытые выступления перед публикой. Угрожал, ныл, просил, шантажировал…
Короче – работодатель, любовник и цепной пес в одном лице.
Перебирая в уме реплики моей героини, я думала, чем же мне удивить наше «светило»? На ум, впрочем, ничего не шло. Я зверски устала, была голодна и раздражена, поэтому, так и не придумав ничего подходящего, сняла шаль, позвала Нику, моего гримера и попросила ее поправить грим.
Люблю эту веселую девчушку. Я сама ее нашла в одном из периферийных театров, упросила Стефана взять ее в группу и ни капли об этом не жалею.
У Ники на иждивении большая семья – мать-инвалид и две несовершеннолетних сестренки. Девчушка большую часть своего гонорара отсылает им на жизнь, оставляя себе только необходимый минимум. Я потихоньку подкидываю ей «премиальные» и подарки, частенько зову с собой ужинать, и за последнее время, она хотя бы перестала выглядеть вечно голодным воробушком, что радует меня безмерно.
Быстро приведя свое лицо в порядок, я вернулась на съемочную площадку.
ГЛАВА 3
А на площадке уже царила идиллия. Стефан благодушно переговаривался с оператором Алеком, осветители выставляли свет с другой стороны, наша голубая звезда Ливси, спокойненько сидя в шезлонге, попивал кофе, кофеек, кофеюшечку…
И только я была не при делах.
– Ты решил изменить направление света? – Обратилась я к режиссеру.
– Да, мы с Алеком посовещались и решили снять эту сцену чуть сверху. Габи, любовь моя, – пропел паршивец, – почаще поднимай свои хорошенькие глазки наверх. Ливси, – он подбежал к Рену, – мы сейчас будем снимать сверху, будешь откидывать волосы своим коронным жестом, ты знаешь как. У тебя шикарные волосы, малыш, так и сверкают на свету. Я думаю, что все девчонки будут визжать от восторга на премьере.
Ливси польщено зарделся и продемонстрировал всем свой коронный жест.
Все в киношном мире знали эту его маленькую слабость. Он выкидывал сотни тысяч на дорогущие шампуни, маски, притирки, уколы красоты и средства по уходу за волосами, и его старания стоили всех баснословных трат.
Волосы у звезды были натурально – пепельными, блестящими и искрящимися. Они лежали на плечах непередаваемой волной. Стоило актеру тряхнуть ими, и создавался волнующий всполох, который не успокаивался сразу, а продолжал колыхаться еще несколько минут.
«Давно бы так, идиот, – прошептала я про себя. – Мои глаза и волосы Ливси – уже половина успеха. Еще бы слова не забыть из этого сентиментального бреда. Помоги нам, светлый господи, снять все с одного дубля!».
– Давайте начинать, – Ливси деловито закивал головой. – Раньше начнем – раньше закончим.
– Кто бы против, только не я, – вторила я своему партнеру.
– Ну, с богом, ребята, – вступил в трио наш «гений».
Миленько! Все спустили пары и были настроены на самый благодушный лад.
Мы с партнером заняли свои места. Я чуть распахнула пеньюар, скрестив ноги на короткой кушетке, Ливси опустился передо мной на одно колено и взял мои руки в свои.
– Приготовились! Мотор! Сцена восемь, дубль тринадцать. Начали. Камера.
– О, Эстель, вы все, что есть у меня в этой жизни, – начал с придыханием Ливси. – Я отвергнут всеми из-за моей любви к вам. Но мне не нужен никто в этом мире. Только вы, моя звезда, моя любовь, моя судьба. Мне хорошо только рядом с вами. В ваших объятиях я хочу провести всю свою оставшуюся жизнь.
Кто писал этот текст? Какое убожество! Странно, что наш «гений» пропустил эту бредятину.
Вот, что играть приходится. Да тут нужно хорошенько извернуться, чтобы сцена выглядела хотя бы не пошло и вульгарно.
Я чуть-чуть приподняла голову, неотрывно смотря в приподнятую камеру. Передо мною встала Хельга, ее добрые глаза, ее мягкие руки и такая надежная грудь. Я вздохнула с тоской, представила себе наши долгие прогулки по берегу моря, наши посиделки за чашкой ароматного чая с вишневым вареньем, долгие душевные разговоры. Хорошо-то как!
– Эдвард, – тихо, с тоской по моим видениям, проговорила я. – Я хочу вас полюбить, хочу, но….
Я замолчала.
Новые картинки поплыли по волнам моей памяти: перед моим мысленным взором встал тот день, который разделил мою жизнь на «до» и «после». Непроизвольно вздохнув, я высвободила свои руки из захвата, и запустила пальцы в роскошные волосы моего партнера. Оттянула их назад, его голова запрокинулась.
Я опять подняла свое лицо к высокой камере, мои глаза увлажнились, руки перебирали богатство Ливси, я закрыла глаза на несколько мгновений, глубоко вздохнула и, наклонившись к герою, запечатлела легкий и невесомый поцелуй у него на виске.
– Я не могу вас обречь на одиночество. Вы прекрасный и самоотверженный человек. Но, ради всего святого, помиритесь со своими родными, оставьте меня, забудьте. Так будет лучше для нас обоих.
Я отпустила пепельное сокровище Ливси и принялась раскачиваться из стороны в сторону, поднося руки к вискам. Мой партнер, наконец, продемонстрировал свой коронный жест с потряхиванием головы.
Один раз, другой.
Его волосы устроили какую-то вакханалию. Он схватил меня за плечи, с силой встряхнул, не забывая дергать своей гривой.
– Нет, дорогая. Мне никто, кроме вас не нужен.
А, вот оно! Есть! Я почувствовала ее– мою долгожданную слезу!
И уже спокойно и безмятежно подняв голову к камере, я позволила ей скатиться из моих глаз.
– Снято, – закричал Стефан. – Ну, вот, давно бы так. Габи – ты необыкновенная актриса. Умница, детка!
– А я, а я, Стефан? – засуетился Ливси.
– А ты, мой дорогой голубой друг, уверен, получишь за эту роль высшую награду. Все видели? – развернулся Стефан к съемочной группе. – Здесь и сейчас родился шедевр.
Все дружно зааплодировали.
***
Пятнадцать минут первого. Уже переодевшись, я сидела в своем любимом кресле и ждала Стефана, чтобы поехать домой. Меня смаривала дремота, но я держалась, мужественно подавляя зевки.
«Где он там ходит? – раздраженно думала я. – Право слово, надо было вызвать такси и ехать самой, уже спала бы в своей мягкой постельке. Надо будет съездить в свою квартиру, давно там не была. В миссис Торси я, конечно, уверена, но все равно, наведаться не помешает. После окончания съемок, нужно будет договориться со Стефаном и снова переселиться к себе».
Начиная с нашего второго фильма, у нас образовалась такая привычка – съезжаться на время съемок.
Наш первый фильм получил Золотого грифона весьма неожиданно для нас, и именно тогда, когда я на волне своих первых чувств стала оставаться ночевать у Стефана. Он посчитал это знаком судьбы, и когда снимал свой второй фильм, постарался воссоздать все детали и обстоятельства счастливой для него работы.
После каждой грандиозной премьеры я уезжала к себе в квартиру, жила там в свое удовольствие и своей жизнью, и даже наши сексуальные встречи со Стефаном замирали где-то на полувздохе.
А потом он находил новый сценарий, собирал команду, мы начинали снимать новый фильм, и я снова, неожиданно для себя, переселялась к нему.
А, когда пару раз, после громких ссор, я уезжала к себе домой, то всегда среди ночи приезжал Стефан.
Он устраивал страшный скандал и дебош с выламыванием дверей и полицейской сиреной, оба раза полуголую и сопротивляющуюся меня тащили к себе в пентхауз, читали долгую и нудную лекцию о разбитом сердце, и мне приходилось уступать и оставаться жить у него.
В такие минуты Стефан ничего не хотел слушать. На мои аргументы он только упрямо кивал головой и тянул одну песню:
– Га-а-аби, любовь моя, зачем тебе ездочиться взад-вперед? Здесь же удобнее. Мы вместе уходим, вместе приходим, вместе обсуждаем. Я уже так привык. Если хочешь, ты – мой талисман. Солнышко мое, что тебе подарить? Я готов на все. Брильянты? Меха? Не хочешь сменить машину?
– Стеф, ты дурак, – отвечала ему я. – У меня у самой этих денег…. Я сама куплю себе и бриллианты, и машину.
– Птичка моя, как мне с тобой повезло! Любая вертихвостка на твоем месте уже давно раздела бы меня до нитки. А ты так благорозумна! Габи, ты же меня знаешь. Я суеверен, да! Все великие такие. Как только мы с тобой начали жить, я получил свой первый Золотой грифон. Скажу честно, я тогда не очень обратил на это внимание. Когда же, во время второго фильма мы съехались – помнишь? – и я снова получил грифон, я все понял. Ты – моя удача, и я тебя никому не отдам.
Мне приходилось только грустно улыбаться в такие минуты:
– Ты нравишься мне, Стеф, своей честностью. Хорошо хоть не говоришь, что любишь меня без памяти.
– А я люблю тебя, Габи. Я никогда не встречал таких женщин, как ты. В тебе есть шик, детка, стержень. Ты шикарная женщина, уж я-то в этом толк знаю. Когда на всех этих торжественных приемах и церемониях ты стоишь вместе со мной, я спокоен, и ты меня еще никогда не подводила. Ты всегда знаешь, что сказать, как себя вести, ты придаешь мне вес и статус.
Потом следовало признание в любви, потом мы занимались сексом, и на этой ноте наши объяснения с ним всегда заканчивались. Я просто принимала все это как вынужденную меру.
Потом я привыкла жить именно так, мне лень было что-то менять, и даже, когда Стефан стал ходить по подружкам, я все равно сидела в его роскошном пентхаузе, считая его своим домом, и занималась своими делами.
После всех своих загулов Стефан Голден приползал ко мне с горой разных подарков, униженно извинялся, получал пару раз по роже, если сильно доставал, и счастливый шел с одеялом в свой кабинет.
***
Где же ходит его гениальность? Я зевнула, сил моих ждать больше не было, поэтому схватив сумку, я стала натягивать шубу. Завязав пояс, машинально опустила руки в карманы. Какой-то смятый конверт. Вытащила его. Как ко мне это попало?
Конверт был без подписи и запечатан. Это мне? Или какая-то ошибка? Решительно разорвав конверт, я вытащила вложенный в него листок, спешно пробежала его глазами, потом еще раз.
Не поняла! Где-то внутри меня разорвалась струна, в висках застучало, ноги подкосились. Я беспомощно опустилась на грязный пол. Письмо гласило:
«Элла! Я знаю, кто вы и откуда. Нам нужно поговорить. Это в ваших интересах. В 19–00 в «Монмаранси». Завтра».