Текст книги "Вторая война шиноби: Страна Рек (СИ)"

Автор книги: Лана Широкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

Глава 15 Цунаде

– Я тебе говорил уже много раз, – прозвучал голос Орочимару за спиной, на удивление еще более холодный и отстраненный, чем обычно. – Мы на войне, а войне многие умирают. Соберись и прекрати свое безумство…

– Отстань от нее, – бросил Джирайя.

– Она своим упрямством, делает только хуже себе, – ответил Орочимару. – Она уже давно лечит мертвое тело.

– Я сказал: – уже тверже произнес Джирайя, – отстань от неё.

Цунаде сидела на стуле, а напарники стояли сзади. Они втроем находились в большом шатре ирьенинов, где, кажется, совсем недавно она разговаривала с Бивако, и ждали разговора с Учителем. Он совсем недавно прибыл к пику Джан и должен был решить все важные вопросы после сражения.

Цунаде ерзала на стуле и смотрела на свои руки. Впервые она оставила Дана так надолго, тем более без присмотра Джирайя, который действительно ей очень помогал. Носил еду, внимательно следил за сменными ирьенинами и постоянно подбадривал. Но даже так ей не становилось легче, Дан все больше слабел, и сейчас ей хотелось поскорее вернуться к нему в палатку.

– Ну, здравствуйте, мои ученики, – наконец прозвучал голос Учителя. – Давненько я вас не видел…

Цунаде подняла голову. Перед ними стоял Хирузен Сарутоби, только не в белой мантии, как они привыкли его всегда видеть в своем кабинете, а в чёрных лёгких кожаных доспехах. Он был среднего роста и самого обычного телосложения – трудно представить, что этот человек – самый сильный шиноби Конохи, а может, и всего мира.

Ему было всего лишь тридцать шесть лет, но его густые короткие каштановые волосы уже тронула седина. На заостренном лице заметно выделялся крупный и прямой нос. В слегка раскосых черных глазах, как всегда, играл задорный огонек ребенка, и светилась мудрость тысячелетнего старца. Цунаде всегда поражало такое сочетание, и она никогда не могла понять, о чем Учитель думал или же о чем сожалел. Он ей всегда казался непоколебимой опорой и тем, кто спасет их из любой ситуации.

– Цунаде, – обратился он к ней. – Это правда, что на нашего самого ценного пленника напали и отравили?

Она кивнула. Хирузен тяжело вздохнул, достал из кармана длинную трубку и набил в нее табак. Громко щелкнул пальцами, появилась яркая искра, и совсем скоро из трубки повалил белый густой дым.

– Догадываюсь, что ты там делала, – вздохнул он, – но с этим мы разберемся позже. Лучше поделитесь со мной своими догадками, кто это мог сделать? – на этот раз он перевел взгляд на Джирайю, но тот ему ничего не ответил. Цунаде знала, что наверняка он покачал головой. Хирузен выдул большое облако дыма, и Орочимару сразу же закашлял. – А что по твоим наблюдениям, Орочимару?

– По моим наблюдениям, я знаю совсем немного. Думаю, вам наверняка уже известно намного больше, – осторожно ответил Орочимару. – Единственное, на что я прошу обратить внимание – это на необдуманные поступки, некоторых из ваших учеников.

– Да, не лезь ты ни в свое дело, – пробурчал Джирайя.

– Учитель, – продолжил Орочимару, – они опять вдвоем удумали…

– Ну-ну. – Хирузен поднял трубку, и Орочимару тут же осекся, даже бубнеж Джирайи резко прекратился. – Цунаде, мне рассказали про вашего капитана. И как ты отважно борешься за его жизнь. Это весьма достойный поступок, я бы сказал поступок настоящего ирьенина. Но даже им надо уметь вовремя остановиться.

Щеки от злости тут же вспыхнули – у Цунаде уже не осталось никаких сил выслушивать одно и то же. Она думала уже возразить, но Хирузен вдруг продолжил:

– Эти слова я скажу любому ирьенину, даже своей жене, – он опустился трубку и пронзительно посмотрел на нее, – но не тебе. Ты же Цунаде не любой ирьенин, не так ли?

– О чем вы говорите? – растерялась она.

Хирузен вместо ответа огляделся и трубкой показал на свободный стул в конце шатра. Джирайя тут же подсуетился и поставил его перед ним.

– Бивако не рассказывала тебе, какими потрясающими техниками ирьёниндзюцу обладал твой дед? – спросил Хирузен, присаживаясь напротив нее.

– Нет, – ответила она.

– Наверное, подумала, что тебе рано это знать, но раз такая ситуация. – Он сделал еще одну затяжку, выпустил дым и продолжил: – Ты бы могла попробовать. Клеточный контроль, кажется, эта техника так называлась…

– Простите, Учитель, но не думаю, что у меня что-то получится, – перебила Цунаде, – Быть может, она бы вышла у Наваки, это же ему передалось столько способностей нашего клана. А у меня есть только одна – крушить.

– Разве одна? – удивился Хирузен. – Разве не ты уже несколько суток почти без перерыва используешь ирьёниндзюцу?

– Это совсем другое, – замотала она головой.

– Нет, не другое. Даже моя дорогая жена Бивако не способна на такое, – он ненадолго замолчал, а затем резко спросил: – Где твой кулон?

Цунаде еще больше растерялась, и только когда Джирайя что-то пробурчал про карман жилета, наконец поняла, что хотел от нее Учитель. Она достала из кармана жилета фамильное ожерелье, и Хирузен, зажав трубку в губах, забрал его, положил на свои ладони и принялся задумчиво разглядывать изумрудный камень.

– Почему ты его не носишь? – спросил он.

– Я… – запнулась Цунаде. – Его же носил Наваки, я не могу…

– Тогда почему ты до сих пор лечишь капитана?

Цунаде вздохнула, опустила взгляд и задумалась. Она хотела всего лишь одного, чтобы Дан поскорее очнулся.

– Надень, – произнес Хирузен, она подняла взгляд и увидела, что он тянул к ней ожерелье. Цунаде наклонила голову, и изумрудный камень тяжелым грузом повис на ее шее.

– Что я должна сделать? – спросила она.

– Закрой глаза, – ответил он, пододвинулся поближе, взял ее за ладони и тихо продолжил: – и представь, что ты обычно видишь, когда используешь лечебную чакру. А затем попробуй идти дальше…

Цунаде прикрыла глаза, руки Хирузена приятно грели, и она с уже привычной легкостью зажгла зеленую чакру. Ей никогда не приходилось задумываться, как происходило само лечение, знала только одно – чакра помогает сращивать ткани. Их она сейчас и почувствовала, но дальше… Дальше она ничего не видела, кроме пустоты.

– Не получается, – вздохнула она и открыла глаза.

– Хочешь, я себе что-нибудь порежу? – раздался голос Джирайи из-за спины. – Может быть, тебе так легче будет? – уже более неловко добавил он.

– Цунаде, продолжай, – произнес Хирузен, бросив грозный взгляд на Джирайю.

Она вновь прикрыла глаза, но сколько бы ни пыталась увидеть что-то за пустотой – ничего не выходило. Представляла Дана и его бледное лицо. Думала, как сейчас ему нужна эта техника. Зажигала чакру вновь и вновь, но ничего не видела. От безысходности она уже хотела заплакать, но глаза не открывала…

– Думаю, пора прекращать, – наконец произнес Хирузен. – Мне очень жаль, Цунаде, но пришло время прекращать мучения вашего капитана.

Она не знала, что ответить, только почувствовала, как в груди все сдавило. Посмотрела на Джирайю, тот стоял мрачный и отводил от неё взгляд. Посмотрела на холодное лицо Орочимару и нахмуренного Учителя. Глубоко вздохнула, как учил её Дан, с усилием встала, вышла из шатра на ватных ногах и вернулась к нему в палатку. Сменила ирьенина, села на табуретку перед его постелью и зажгла зеленую чакру… Все были правы: она лечила уже мёртвое тело, и надо было это прекращать. Но она никак не могла отдернуть руку. Хотела, но не могла. Она погрузилась в тяжёлые мысли и потерялась во времени, как вдруг в палатку зашёл Учитель.

– Цунаде, ты как? – спросил он, в ответ она замотала головой, сдерживая слезы. Хирузен аккуратно придвинул к кровати еще одну табуретку, сел, коротко посмотрел Дана, а затем перевел взгляд на Цунаде. – Мне мальчики рассказали, что капитан для тебя стал очень дорогим человеком. Мне жаль, что ты оказалась в такой тяжелой ситуации.

В палатке стало тихо. Цунаде смотрела на свою ладонь, и только сейчас заметила, насколько она научилась хорошо контролировать чакру. Поток шел ровно и беспрерывно. Более того, она могла зажигать чакру только в одной руке, как делала это Бивако.

– Учитель, скажите, пожалуйста, почему вы именно Дана назначали в наш отряд капитаном?

– У меня, к сожалению, нет для тебя красивого ответа. Просто подумал, что молодой шиноби, сможет найти к вам подход. И, кажется, я не ошибся. Смотри: Джирайя победил в сражении, ты стала ирьенином, и даже Орочимару почти не жалуется. – Хирузен улыбнулся. – Так что ваш капитан сделал то, чего я не мог сделать долгие годы. Он заслужил всех почестей, и я бы очень хотел сам поговорить с его семьёй. Она же у него есть?

– Да, есть, – кивнула Цунаде, посмотрев на Дана, и с нежностью улыбнулась. – Он мне иногда про них рассказывал: мама и сестра, они живут в Конохе. Только я бы хотела сама им рассказать, что случилось. Вы можете не отправлять им пока никаких известий?

– Конечно, – согласился Хирузен.

– Но как же им больно будет это услышать. – Цунаде опустила голову и заплакала. Хирузен заботливо приобнял ее. Так она и лежала у него на груди, одной рукой продолжая вливать чакру в Дана. – Вы и вправду думаете, что я должна его отпустить?

– Да, – вздохнул он.

– Мне так жаль… Это же я во всем виновата, Учитель, – она горько заплакала, – и мне так жаль, что у меня ничего не получилось.

– Цунаде, это была всего лишь крошечная надежда. Никто бы не справился.

– Но я же не все, – она с досадой посмотрела на Хирузена, – я же Сенджу. И после смерти Наваки, последний…

– Ты сделала все, что могла, – ответил он, погладив ее по плечу. – К тому же, спасти тебя – это был его выбор. Уважай это решение, он очень смелый молодой человек.

Цунаде отвела от него взгляд и посмотрела на Дана.

– Когда я его отпущу, – с невыносим трудом произнесла она, – могу ли я вас кое о чем попросить?

– Все, что хочешь, – мягко ответил он.

– Я смогу сразу уехать домой? – Она ненадолго замолчала, а затем продолжила: – И я больше не смогу быть ирьенином.

– Понимаю.

– И Учитель… Я больше не хочу быть шиноби.

– Ты уверена? – тяжело вздохнул он.

– Да.

– Если тебе так будет лучше, хорошо, я возражать не стану. – Он медленно встал, отошел к выходу и напоследок произнес: – Я попрошу, чтобы тебе никто не мешал. Я тобой очень горжусь и знаю, что ты справишься.

Цунаде молча проводила Учителя взглядом, прилегла на железную койку и осторожно обняла Дана. Нежно погладила его по щеке и с горестью подумала, что он никогда не узнает, как сильно она его полюбила. Большое всего ей хотелось вернуться на Маяк, где он такой высокий и сильный, а она такая маленькая и слабая. Но то время навсегда ушло, сейчас ей надо было собраться с силами. Цунаде закрыла глаза и представила, что Дан просто спит, и ему снятся очень красивые сны.

– Прости, – тихо произнесла она и остановила поток чакры, затаив дыхание.

Сперва послышался глухой хрип. Она закусила губы, но продолжала неподвижно лежать. Дана тронула судорога. Ноги застучали по металлической кровати, плед съехал на пол, но она только сильнее прижала его к постели. Тело выгнуло в предсмертной судороге, и она с силой постаралась уложить его обратно. Он издал последний хрип и успокоился… Цунаде больше не слышала его сердце. Ей стало так его жалко, этого такого молодого, такого замечательного, ни в чем не виноватого капитана. Она сильнее зажмурилась и готова была уже закричать, зарычать, забиться в освобождающей истерике. Разнести здесь все к чертям! Сровнять с землей и полевой госпиталь, и пик Джан, и все холмы Священной долины. Чтобы само небо рухнуло от ее кулаков и больше никто не увидел дневного света… Но вдруг ожерелье на груди потяжелело, а затем и вовсе стало нагреваться. Сердце резко пронзило, и где-то глубоко в душе блеснул образ изумрудного камня, за ним появилось лицо брата, затем деда. И один за другим в памяти стали возникать суровые мужские лица.

– Не все, – прошептала Цунаде, – но я же не все… – чуть громче повторила она. – Я же Сенджу, – распахнула глаза. – Я же, черт возьми, Сенджу! – Она оторвала голову от груди Дана, вскочила на ноги и поднесла руки к его груди. – Последний на этой проклятой земле!

И все, что в ней когда-то было. Все, что когда-то зарождалось внутри и гибло. Всю свою жизнь и все жизни предыдущих поколений. От первых шиноби клана до родного деда и брата. Весь свой яростный пожар и неудержимую страсть, всю свою любовь и нежность, всю свою боль она вложила в ладони. И в этот короткий миг они вдруг ярко засветились белым светом. Цунаде посмотрела на Дана, его глаза уже закрылись пеленой смерти, но она не думала его отпускать.

– Дыши… – прошептала она сквозь слезы. – Дыши, – не унималась она. – Дыши! – закричала она, сильнее надавила на его грудь, и поток чакры ворвался в его сердце.

Ее руки задрожали, но не от страха, не от сомнений, а от прямого и твердого света, от которого даже ветер подул. Теплый. Легкий. Как бриз. Она закрыла глаза, и в темноте пошла за этой новой силой: кожа, органы, сосуды, ткань, кровь, тельца крови, частицы…

И тут как взрыв. Она все видит. Буквально все. Само естество человека. Сама его суть – клетки. Но мир Дана уже успел стать серым. Его клетки медленно двигались, останавливались и умирали. Цунаде приложила еще больше усилий и стала думать только о яде. И в этой бездне, неподвластной никому из ныне живущих, она заметила черные прожорливые капли.

– Я нашла яд! Дан, я нашла его, – рассмеялась Цунаде через слезы. – Дан, неужели у меня получилось? – Она попыталась набрать воздуха в легкие, но нос так сильно заложило, что пришлось дышать через рот. Лицо было мокрым от слез. Все плыло в этой угрюмой палатке, а когда она закрывала глаза, то видела все так отчетливо, так точно и ясно, что дух захватывало!

Глава 16

Глава 16 Дан 

Дану снился сон – очень долгий сон. Мелькало прошлое. Мешалось настоящее. Ему не было больно, ему было хорошо. Он сидит ребёнком за большим столом, во главе – его отец, а две сестренки и мама накрывают обед. В распахнутые окна задувает свежий ветер, доносится шум деревьев Конохи, и ему так тепло и спокойно. Сон уносился дальше. Он стоит во дворе академии шиноби, держит налобную повязку и испытывает неподдельную радость. Образы менялись один за другим. Солнце играет за облаками, отбрасывая длинные тени, и он прощается с родными возле ворот деревни перед отправкой на восстание. Мама и сестра плачут, а он смеется, подбадривает их и наказывает хорошо следить друг за другом… Шумный кабинет капитанов, запах табака и повышение, а в следующий день приходит назначение от Хокаге – он вверяет ему своих учеников.

Просторные пейзажи рисовых полей. И она. Хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, насколько она красива. Хватило всего лишь одного раза с ней поговорить, чтобы захотеть узнать поближе. И хватило всего лишь однажды увидеть, как она плачет, чтобы внутри зародилась трепетное чувство…

Тусклый свет масляной лампы в маленьком кабинете Маяка. И снова она. Глаз не оторвать от этой юной красоты. От этих золотых волос, от этой хрупкой фигуры и милого личика. И когда она учит эти учебники, с каждым разом ему все труднее себя сдерживать. Он наклоняется к ней, смотрит, как ее щеки краснеют, как грудь начинает чаще вздыматься, а сам уже сходит с ума от запаха духов, от смущенного взгляда из-под опущенных ресниц и розовых, таких невинных губ. Его невероятно к ней тянет. Он хочет выкинуть все эти учебники, скорее запереться, взять Цунаде в охапку и зацеловать ее везде, где только сможет дотянуться.

Но Дан не хочет мешать ей. Только не в то время, когда она только-только заинтересовалась ирьёниндзюцу. И он решает подождать. Но на собрании перед сражением впервые понимает, что может не вернуться. И в тот поздний вечер понимает, что не может больше терпеть, и нежно ее целует. А она такая неопытная, такая живая. Угловато прижимается к нему, неуверенно трогает, а он готов отдать все на свете, чтобы этот миг никогда не кончался.

И так по кругу, один сон за другим, кажется, целую вечность… Но вдруг мечты сменились размытым светом, в груди потяжелело, веки неохотно открылись, и он увидел над собой холщовую ткань палатки.

– А вот и наш капитан очнулся, – прозвучал низкий и раскатистый знакомый голос.

Дан с трудом повернул голову: Джирайя стоял рядом, оперевшись о тумбочку, сложив руки на груди, и широко улыбался. Дан попытался привстать, но тело не слушалось. Попытался что-то сказать, но ничего кроме слабого хрипа не вышло. Джирайя помог приподнять ему голову и дал отпить воды из стальной чашки. Дан сделал несколько глотков и с дикой усталостью упал обратно на подушку.

– Что случилось? – спросил он ослабевшим голосом.

– Спасла тебя наша Цунаде, – ответил он. – С того света спасла.

Джирайя пододвинул табурет к его койке, сел и стал пересказывать все, что случилось за последнее время.

– Ну а потом, когда она эту технику в себе-то открыла, яд из тебя и вытащила. Вот, все по очереди и ждали, когда же ты очнешься, – закончил Джирайя. – Слушай, хотел я тебя за одно дело поблагодарить…

Но не успел он закончить, как ткань у входа приподнялась и в палатку зашла Цунаде в накинутом поверх формы белом халате с повязкой ирьенина на плече и с аккуратно убранными наверх волосами. Дан так разволновался, что даже нашел силы присесть на подушках, чтобы получше ее разглядеть.

– Ну как он, Джирайя? – спросила она, не поднимая взгляда от бумаг.

– Сама посмотри, – ответил Джирайя.

Цунаде подняла голову, на миг застыла, а затем прикрыла губы ладонью и тихо заплакала. Дан виновато улыбнулся. Но в ответ она замотала головой, кинулась на кровать, упала на его ноги и громко зарыдала.

– Ты живой, – повторяла она через слезы, – ты живой…

– Ну, наверное, я пойду, – неловко произнес Джирайя и, хлопнув по коленям, встал с табуретки, остановился в проходе, хотел что-то еще сказать, но махнул рукой и молча вышел.

Дан с трудом оторвался от подушек, аккуратно взял ее за плечи, приподнял со своих ног и посмотрел на нее. Цунаде выглядела такой же, как и всегда – прекрасной, но нельзя было не заметить, насколько сильно изменился ее взгляд, стал намного тверже.

– Мне Джирайя все рассказал, произнес он, – ты такая молодец.

Цунаде в ответ громко всхлипнула и утерла нос, словно ребёнок. Он ласково ее приобнял и ослабевшей рукой стал гладить ее по волосам.

– Все прошло, – нежно повторял он. – Я с тобой…

Цунаде плакала и прижималась к нему. Только он так сильно ослаб, что уже еле держался, ему хотелось одного – поскорее лечь обратно на подушки. Но, оглядев палатку, он представил, через какой ужас она прошла, чтобы спасти его. И Дан нашел в себе силы продолжить сидеть, только немного отклонился назад и еще раз на нее взглянул. Но Цунаде вдруг со всей силы вцепилась в него.

– Куда же я теперь от тебя денусь? – рассмеялся он. – Если ты меня даже у смерти отняла?

– Не говори о ней, – помрачнела она. – Ни слова больше ни о смерти, ни о ядах, ни о чем.

– Конечно, – улыбнулся он, обнял её покрепче и прикрыл глаза.

В палатке было тихо, лишь с улицы доносились отдаленные голоса шиноби. Немного погодя им принесли горячий обед. Аромат лукового супа был настолько вкусным, что его живот громко заурчал. Цунаде оторвалась из объятий и широко улыбнулась.

– Подай мне, пожалуйста, тарелку, – с неловкостью произнес он.

– Ты еще слишком слаб, чтобы держать ложку, – строго ответила Цунаде, встала с кровати, помогла поудобнее сесть в подушках, а затем взяла в руки тарелку, пододвинула табурет к нему поближе и, присев, стала дуть на ложку.

– Повезло же мне в тебя влюбиться. Такая сильная и смелая, такая красивая и талантливая, так еще и такая заботливая.

Цунаде смущенно отвела взгляд, а у него внутри вдруг разлилось очень теплое и трепетное чувство. Без каких-либо сомнений – это была настоящая любовь. От еды у него появились силы, и когда она отложила пустую тарелку, он притянул ее к себе и вместе с ней упал на подушки. Цунаде легла под боком, положила ему голову на грудь и с радостью на него посмотрела. Дан прекрасно понял намек и, наклонив голову, нежно ее поцеловал.

– Дан, – на удивление очень серьезно произнесла она, когда он отстранился и вновь лег на подушки. – Я тебя очень прошу, больше никогда меня не закрывай собой. Я лучше сама умру, чем еще раз переживу такое. А что, если в следующий раз моя техника не поможет?

Дан лишь тяжело вздохнул, прижал ее к себе и прикрыл глаза.

Они провели целый день вместе. Цунаде рассказывала, насколько удивительный мир в клетках, как теперь легко у нее выходит контролировать лечебную чакру, и что теперь она навсегда останется ирьенином. Так и не заметили, как наступил вечер, и ему вдруг захотелось встать на ноги.

– Поможешь мне выйти на улицу? – спросил он.

– Выйти? – удивилась она. – Ты еще слишком слаб для таких приключений. Ты же только очнулся…

– Со мной все в порядке, – улыбнулся он. – Тем более мне бы не помешал свежий воздух, здесь так душно.

– Если только ненадолго, – с неуверенностью согласилась она. – Знаешь, мне эта палатка тоже уже надоела.

Цунаде помогла ему надеть жилет и выйти на улицу, где он полной грудью смог вдохнуть теплый летний воздух. Над полупустым полевым госпиталем разгорался закат: раненых уже почти всех вывезли, а поле боя расчистили.

– Похоже, и вправду победа, – произнес Дан, облокотившись о ее плечо.

Идти было тяжело, каждый шаг давался с невероятным усилием. Его ноги так сильно ослабели, что он боялся упасть на Цунаде. Впереди показался большой костер, но народу вокруг него было совсем немного: Джирайя с Икки сидели на земле, а рядом – Орочимару на большом бревне. Именно к нему они и решили подсесть.

Закат медленно тускнел, и над ними загорелись первые звезды. Дану было так хорошо и так спокойно, как в его снах. Но вдруг он вспомнил ту палатку с повстанцев и тот миг, когда в него воткнулись иглы, и его передернуло.

– Тебе холодно? – забеспокоилась Цунаде.

– Нет, все хорошо, – ответил он, приобняв ее за талию, Цунаде сильнее прижалась к нему, а Джирайя продолжил рассказывать свои удивительные истории.

– Как вы думаете, мы скоро вернемся в Коноху? – спросил Джирайя.

– Скорее всего, нас вернут на Маяк, – ответил Дан. – Все же сворачивание штаба – дело небыстрое.

– Ну да, – протянул Джирайи и обратился к Цунаде. – Помню, ты раньше хотела путешествовать, что сейчас об этом думаешь?

– Хотела, – она посмотрела на Дана, – но сейчас совсем не хочу. Мне кажется, я всего этого, – она махнула в сторону Священной долины, – на долгие годы насмотрелась.

– Я тоже пока с путешествия решил повременить, – ответил Джирайя, приобняв Икки, и обратился к Дану: – Мы тут задумались и поняли, что ничего о тебе не знаем. Было бы интересно послушать, что ты за человек.

– Боюсь, что после твоих интересных историй, моя покажется довольно скучной, – ответил Дан и подумал, что этого хватит, но, заметив, что все ждали от него ответа, продолжил: – Мой отец был самым простым шиноби, и с мамой они жили очень счастливо. Сначала у них родился я, затем уже и мои сестры. Но, к сожалению, когда я уже почти закончил академию, отец умер, и мне пришлось взять на себя заботу о семье. Я учился, подрабатывал где только мог, и когда получил повязку шиноби, жить стало немного легче. Просто брал на себя очень много дежурств на воротах Конохи. И знаете, была у нас одна поговорка, – Дан усмехнулся, – выходят из деревни ученики Хокаге – жди беды. Возвращаются – жди беды еще больше.

– Так ты нас знал? – удивилась Цунаде.

– Скорее был очень хорошо наслышан, – улыбнулся он.

В ответ все рассмеялась, а затем повисло приятное молчание, и каждый стал думать о своём под ярким звездным небом. Совсем скоро они покинули Священные земли и, как он предполагал, вернулись на Маяк.

***

Дан в одиночестве сидел за столом в своем кабинете и заполнял очередные отчеты. В открытое окно задувал уже прохладный ветер, напоминающий о скорой осени. Слабость от отравления давно прошла, и он чувствовал себя, как никогда замечательно. Он был влюблен, его лично наградил Хокаге. Джирайя с ним больше не спорил, Орочимару все чаще находился в хорошем расположении духа, а Цунаде, как и раньше, зачитывалась учебниками по ирьёниндзюцу, а по вечерам вместо повторения глав, они целовались на диване. Но несмотря на такое спокойное время, внутри все сильнее нарастала тревога. И дело было совсем не в том, что так и не удалось узнать, кто стоял за началом восстания. Его беспокоили совсем другие мысли.

Дан отодвинул ящик стола и достал копию отчета о ходе сражения. Развернул свиток и вновь вспомнил то мгновение, когда уже потрепанные шиноби Конохи стояли у высоких ворот, и вдруг все увидели, на что на самом деле был способен один из учеников Хокаге.

– Неужели, он уже сейчас настолько силен? – вздохнул Дан, потирая глаза, как вдруг в дверь громко постучали. – Заходите!

– Вы просили меня зайти. – Двери открылись, и в кабинет сунулся Джирайя.

– Да, садись, – ответил Дан, показав на деревянный стул напротив своего стола.

Джирайя, как всегда, вальяжно сел, но в его глазах больше не было никакой наглости, наоборот, после того как они покинули пик Джан, Дан больше не слышал от него никаких наглых слов и без каких-либо вопросов выполнял все приказы.

– Я хотел у тебя спросить, – осторожно начал Дан, – что тебя заставило показать такую силу у ворот?

– Да, так, ерунда, – отмахнулся Джирайя. – Просто, знаете, разозлился на повстанцев и решил своим товарищам помочь.

– Что ж, – задумчиво вздохнул Дан, – это было действительно впечатляющие.

Джирайя поджал губы, и в кабинете повисла долгая тишина. Из открытого окна доносились голоса шиноби, шум Великих рек и шелест листьев.

– Знаешь, – прервал молчание Джирайя, – мы же можем на ты? – Дан в ответ кивнул. – Ты и вправду любишь Цунаде?

– Правда.

– У тебя на нее серьезные планы?

– Серьезные.

– Это хорошо. – Джирайя откинулся на спинку стула, вздохнул, а затем небрежно продолжил: – Прости, если что-то не так, но я должен был проверить. Цунаде для меня очень близкий человек, так что никому не дам ее в обиду.

– Понимаю, – ответил Дан.

– Скажу честно, ты мне сначала не очень понравился, но твой поступок в той палатке изменил мнение о тебе. Это же и моя вина, мне не надо было оставлять того негодяя в живых… – Джирайя ненадолго замолчал, а затем так резко встал, громко отодвинув стул, и протянул ему руку. – В общем, спасибо, что спас Цунаде. Спасибо, что закрыл собой.

– Не сомневайся, если понадобится, я поступлю точно так же. – Дан тоже поднялся со стула и крепко пожал руку Джирайи. Тот в ответ еще сильнее сжал его руку. Так сильно, что кости затрещали. Но Дан не подал виду, что ему было больно, наоборот, со спокойным лицом еще крепче перехватил его ладонь. Но узнать, чья хватка оказалась крепче не удалось – дверь скрипнула, и в кабинет заглянула Цунаде.

– Ой, – удивилась она.

– Проходи, – улыбнулся Дан, отпуская руку Джирайя, – присоединяйся к разговору.

– Ой, нет-нет, – категорично замахал Джирайя, – у меня очень много дел, тем более вам лучше остаться вдвоём. – Он подмигнул Цунаде, вышел в коридор, и раздалось его громкое: – Где моя Икки? Я так соскучился по тебе…

– Кто бы мог подумать, что у всех все сложится так хорошо, – произнесла Цунаде.

Дан вернулся за стол, широко расставил ноги и стал с удовольствием наблюдать, как Цунаде, улыбнувшись, медленно подошла к нему и кокетливо посмотрела из-под опущенных ресниц. Он посадил ее к себе на колени и приобнял одной рукой за талию.

– Ты, как всегда, чудесно выглядишь, – произнес он, нежно погладив ее по груди.

– Капитан Дан Като, – игриво возмутилась она, – что вы себе позволяете?

– Ирьенин Цунаде Сенджу, – ответил он, широко улыбнувшись, – слушайтесь приказов: идите скорее сюда. – Он притянул ее к себе, запустил ладонь в густые золотые волосы и со всей страстью поцеловал ее нежные розовые губы.