Текст книги "Мой ледяной принц (СИ)"
Автор книги: Лана Ирис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
Глава 20
Буря
Марк
– Марк, Ма-аарк, – не сразу осознаю, что это не сон. – Я не могу открыть двери, Марк…
Ее голос такой приятный, мелодичный.
И испуганный… Почему?
– Давай еще немного поспим, – с трудом ворочая языком, сгребаю хрупкую талию, носом утыкаюсь в мягкие ароматные волосы. Веду ладонь вниз, задирая край ее свитера. Подушечки пальцев ласкают нежную шелковистую кожу живота.
Вспыхиваю, словно спичка.
Но дикий вопль не дает насладиться бурными ночными фантазиями. Рука замирает, и только непослушные мысли продолжают нагнетать полет возбуждения.
– Марк! Маа-а-арк! Это же я… Синицына!
– Ага. Синичка моя, – хриплю полусонно. – Ты так вкусно пахнешь… идеально…
– Спасибо, конечно, – гневно шепчет плод моих несбыточных желаний. В голосе явно ощущается тревога, но вырывающиеся искры восторга ей не скрыть. – Мне очень лестно.
– Ммм… клубничкой со сливками… – продолжаю мычать, заводясь не на шутку. – Хочу тебя. Одуреть как хочу.
Сон чересчур реалистичен. Раз уж на то пошло, воспользуюсь ситуацией.
Веду руку выше, обвожу маленький пупок по кругу. Шелк покрывается вихрем мурашек.
– Аррр… – рык и волшебный шлепок по руке.
Довольно-таки болезненный.
– Ты даже во сне сопротивляешься, – озвучиваю не менее болезненную истину. – Расслабься…
– Марк, прекращай меня лапать! – выдает с истерикой, отпинывая мое податливое, почти безжизненное тело. – И просыпайся уже! Сколько ты еще планируешь валяться в отключке?! Нам нужно выбираться!
– Не понял, – пытаясь разлепить веки, натыкаюсь лишь на безграничную, полную ужасающих завываний темноту.
Бошка трещит, разобрать ничего не могу. Рядом кто-то явно копошиться.
Что за фигня? Я должен быть один.
Следующий увесистый толчок приходится в бок живота. Дыхание резко сковывает.
– Аучччч… – шипит.
Разве в данном случае не мне полагается шипеть?
– Не понял… – как дурак повторяю.
– У тебя на боку стальные мышцы? Как такое возможно? Ты что-то подложил под футболку? Из-за тебя я кажется ногу сломала. Ааа… больно… пфффффф… подуй, а?
– Чего?
– Подуй на ногу! Мне больно!
– Что за чертовщина?
Произношу еще пару фраз, выражающих мое искренне удивление. Но уже более бесконтрольных, брошенных от всего сердца, так сказать.
– Тьфу! Не матерись! У-у-ужас! Сквернослов…
– Синичкина? – тянусь в пустоту, пытаясь снова ее нащупать. На этот раз не облапать, хотя хочется. Но я реально ничего не понимаю. – Ты откуда здесь?
– Оттуда! – наши руки соприкасаются. Пальцы переплетаются, ударяя током.
Из меня вырывается рваный выдох. Затем – замираю. Она тоже.
– Вжжжж-жжж-жжжж – ветер все еще нещадно завывает. Стены старой ветхой будки, обитой аллюминием трагично подрагивают. – Вжжжжжж-ссс-зззз…
– Здесь… страшно, – шепчет отрывисто. – Почему не ночевал с нами в коттедже?
– Не хотел, – отвечаю честно, взъерошивая волосы и разминая шею.
– Понятно…
Какое-то время сидим в тишине на расстеленном на полу ночлеге. В помещении стало прохладно, электрический камин по-видимому уже давно не работает. Я пытаюсь осознать происходящее.
Она здесь. Зачем пришла? На вечеринке толком не смотрела на меня, нос задирала. Отворачивалась, потом вообще спать убежала, оставив меня с Катькой забываться. А тут…
Явилась сама. Еще и ночью. Неужели, чтобы…? Нет, она точно не такая. Не такая, как другие. Она выше всего этого.
Да и ненавидит меня после всего…
Так что мне остается только мечтать.
– Лиззи?
– Ау?
– Ты зачем пришла?
– А… аааа… – спохватившись, словно вспомнив, вновь начинает паниковать и сумбурно объясняться. – Марк, надо выбираться! Я пришла разбудить тебя, но нас закрыли… еще и буря началась… а мама же говорила! Предупреждала нас! Правда потом все равно заставила ехать, чтобы Аленка попыталась… потому что это ее шанс… не важно… Что делать? Пилот экстренно всех забрал, они, наверное, уже дома, а мы тут… ааа… боже… это все Кудрявцев… и Катька… у нее был план, но Степка ее любит… это же любому ясно… нас даже не схватятся, боже…боже… Почему ты так крепко спал? Боже… Марк, ты понял?
– Нет.
– Буря началась, о которой мама говорила!
– Каждый год одно и тоже, – со смешком произношу. – Ну пометет пару часов, к утру стихнет. Не паникуй, птичка моя. Навряд ли бы они в такую погоду улетели. В любом случае, вертолет я вызову, у меня все схвачено.
– Не знаю, – шепчет взволнованно. – Электричество отключилось.
– Не бойся. К утру все устаканится, – добираюсь до ее лица. Пальцами веду по нежным губам. Она вздрагивает. – Я же рядом…
Наклоняюсь, чтобы снова втянуть ее потрясающий запах. Приобнимаю за плечи. Носом веду по углубленной ямочке на шее.
Теплая. Нежная. И не брыкается. Замерла и ждет.
– Ты пришла предупредить о буре? Волновалась за меня? Не боись, Синичкина, будка стойкая, все выдержит.
О стойкости немного приукрашаю.
– Нет… я про Васнецову…
– Что?
– Она хотела к тебе придти, а Степка должен был вас закрыть, и тогда… она бы… Боже, я этого не хотела… Все вышло не так.
– Ты боялась, что мы с ней останемся здесь вдвоем?
– Я… да, я просто за нее боялась! Жалко мне Катьку! Не хочу, чтобы она стала одной из твоих… остальных… на одну ночь использованных… и брошенных потом! Это мерзко!
– Какая ты добрая, – смеюсь я. – Не знал, что вы дружите.
– Она же лучшая подруга мое сестры! Естественно, я за нее волнуюсь!
– И только поэтому?
– Конечно! А что еще по-твоему?
– По-моему, ты сильно ревнуешь, но не можешь признаться.
– Ясно, – бормочет, отстраняясь. – Тешь себя и дальше иллюзиями, Маркушенька.
– Так нас закрыли на замок?
– Да… этот Степка… ай… долго рассказывать… ох… мы же ему потом покажем, покажем ууу, Кузькину мать! Правда? Ты же в этот раз не останешься в стороне?! Поставишь этого придурка на место!
– Конечно, – отзываюсь вяло, больше не допытывая.
Остаться запертым с Синичкиной – лучшее, что мог вытворить Кудрявцев. Надо будет его потом отблагодарить.
– Ладно, – зеваю я, крутя в руках свой сдохший гаджет. – Давай свой телефон, потому что мой разряжен, я попробую дозвониться пилоту прямо сейчас, как только буря закончится, он вернется за нами.
Шуршит в рюкзаке, затем сует мне в ладонь.
– Марк, заряда мало, а электричества нет. Позвони, и сразу выключай. Экономь… мало ли что.
– Ага, – поднимаюсь, наощупь добираюсь до стены, где вывешены основные номера на случай экстренных ситуаций.
– Черт, черт, черт, – паникует. – Ужасно получилось.
– Да не волнуйся ты, – смеюсь на ее испуганное пыхтение, повторяя который раз: – Обещаю, все утихнет к утру.
Глава 21
Игра
– Холодно, – шепчу, направляя фонарик на Марка.
Ярким синеватым светом освещаю его расслабленную позу. Он сидит напротив, облокотившись спиной к стене. Откинув голову, устало трет переносицу, а затем, растирает рукой лицо. Одну ногу вытянул, а вторую согнул в колене. Рожицу злую корчит.
– Не надо, – отворачивается от направления луча и зажмуривается, выставляя ладонь вперед. – Не свети прямо в глаза, Синичкина.
Хоть что-то, а то уже два часа со мной не разговаривает. До пилота Марк так и не дозвонился, связь пропала. «Похоже, из-за вьюги оборвались провода на вышке» обрадовал он. Потом мы сильно повздорили. Кажется, в порыве гнева я швырнула в его вредную физиономию бигуди. А теперь этот бесчувственный чурбан не обращает на меня внимания. Такое дело мне не по душе.
Выключаю и снова включаю свет, чтобы посильнее бесился.
В ответ прилетает отклик в виде такого же жгучего блеска фонаря, от чего глаза начинают щипать и слезиться. Вот чертенок.
– Разожги огонь, я замерзла.
Кошусь на старый заржавелый камин, рядом с которой стоит новенький электрический.
– Не думаю, что получится, – устало отзывается Марк.
– Почему? Слабо, а? Не умеешь? Ха…ха-ха. Прынц боится замарать ручки.
– Ха-ха. Смешно. Чем топить будем? Дров то нет. Может, мне сгонять нарубить? – злобно парирует говнюк. – Откроешь дверь?
– Вот сгонял бы и нарубил, – бубню понуро. – Ничего у вас здесь не продумано.
– Не дуйся, Синичкина, как только буря закончится, нас заберут.
Где-то я уже это слышала.
Сильнее кутаюсь в единственное одеяло, поверх накинутого пуховика, обиженно отвернувшись к холодной стене.
Вжжззззз, – все еще завывает неуемная вьюга.
Уууужзззззз….
– Давай перекусим? – предлагаю я, не выдержав этих отчаянных, высасывающих душу звуков. – Я голодная.
– И что мы будем есть? Ты же уже все печенье схомячила на нервяке.
– У меня где-то была шоколадка, – роюсь в рюкзаке.
Марк снова включает фонарик, направляя на меня. Насмешливо следит за тем, как я достаю остатки бигудей, плойку, флюиды и лак для волос, расческу, дневник, пару ручек и наконец, на самом дне нахожу шоколадку.
– Не густо, – ухмыляется он. – Интересный выбор для поездки в горы.
– Это… эээ… Да, пофиг! Еще отчитываться перед тобой…
Раздается смешок.
– Можно почитать твой дневник? – спрашивает Марк, проворно словив брошенную ему половину шоколадки.
– Читал уже! Не наглей.
– Зачем с собой притащила?
– Чтобы делиться с ним своими мыслями… в дневнике можно писать правду. И никто об этом никогда не узнает…
Ага. Или узнают все, кому не лень.
– Поделись со мной, – просит Марк.
Я не отвечаю. Блик фонаря касается моего лица. Выставляю вперед ладонь, загораживая яркий отсвет. А затем и вовсе накрываю лицо томиком дневника, запрокинув голову.
– Пожалуйста…
– Маркушенка, мы не друзья с тобой, чтобы рассказывать о личном.
Вжззззз…. Вжжжжж….
– Давай поиграем в игру, – вдруг предлагает Марк.
– Какую?
– Напишем то, что не можем сказать друг другу, а потом каждый прочитает.
– И зачем это?
– В темноте не видно реакции. Можно выяснить все, что на душе. Не бояться оголить потаенные чувства. А когда электричество врубится, сделаем вид, что ничего не было. Как тебе идея?
Сердце екает. Это то, чего мне всегда хотелось. Чтобы он узнал… но мне страшно. Я себе даже не признаюсь, а тут ему. Да и в голове ледяного мальчишки интересно было бы покопаться. Там явно скопились залежи вредности.
– Бредовая идея, – вру я. – Я всегда говорю честно все, что о тебе думаю.
– Ты же знаешь, что это неправда.
И отключает фонарик. Помещение погружается во мрак и безмолвие. Лишь вьюга за маленьким заледеневшим окошечком не дает полностью расслабиться. Тормошит будку, все больше нагнетая и без того напряженную обстановку.
Вжжжжж…
– Ладно, давай, – не выдерживаю я. – Только пишем в темноте, наощупь.
Вырываю из дневника несколько страниц, часть отдаю Марку. И ручку.
– Ты первый. Удиви меня, бесенок.
Марк что-то записывает, а я молча жду.
– Готово, включай.
Со вздохом направляю свет на вытянутый листок, чтобы прочесть корявую надпись:
Я ревную тебя
Вдох-выдох.
Вдох… выдох.
Нажимаю OFF, погружаясь в сумрак. Сердце отчаянно стучит. Беру ручку и пишу. Выставляю листок, так чтобы загородить собственное вспыхнувшее алым цветом лицо от яркого направляемого на меня света.
Я тоже ревную тебя
И вновь тьма. Марк поскрипывает ручкой. Живот скручивает от предвкушения.
После непродолжительной паузы нажимаю ON на тубе фонарика. Замираю, переставая дышать. Каждую мышцу парализует.
Жалею о том, что сделал в тот день
В тот день…
Свет выключается. Темнота как лекарство. Хочу сказать, что я не особо умею плакать, но от этой фразы что-то колыхнуло внутри, выжигая практически до слез. Но все же сдерживаюсь. Молчание длится долго, я не решаюсь написать ответ.
– Зачем же ты это сделал?
– Не нарушай правила, Синичкина. Мы делимся только сокровенным, тем, что невозможно держать внутри. Отвечать на твой вопрос я не стану.
Разозлившись, пишу ответ.
Ох, это действительно то, что невозможно держать внутри!
Козел
Направляю свет, после шелеста листа и скрипа ручки.
Меее
Сидим в тишине непродолжительное время.
– Пропускаешь ход?
– Твое последнее откровение меня добило.
– Я действительно жалею.
– Я имела в виду твое козлиное блеяние.
– Пиши, Синичка, – просит глухо. – Мне хочется знать правду.
Продолжать тяжело. Вытаскивать наружу, то, что сам от себя скрывал долгие годы. Но все же, я решаюсь:
Я тебя НЕ Ненавижу
С глухими толчками сердца жду ответ:
Взаимно, Лиззи
– Мне больше нечего сказать, – шепчу, облизывая пересохшие губы.
– Уверена?
Нет. Я много чем хочу поделиться с тобой…
– Да. Я пропускаю свой ход.
– Тогда пусть будет мой.
Марк пишет, я склоняюсь к стене, затягивая одеяло до самого носа. Шумно втягиваю кислород. Долгие минуты не решаюсь включить фонарик. Он терпеливо ждет, не произнося ни слова, не торопит.
Нажимаю на кнопку дрожащими пальцами. Онемевшими губами беззвучно зачитываю его сокровенное:
Я от тебя без ума, Синичкина
Глава 22
Гостинцы
– Явилась, не запылилась, – бурчит мамань, неодобрительно покачивая головой, когда я влетаю домой успокаивать свою дражайшую семейку.
Дочка не вернулась домой в сильнейшую бурю, в моих фантазиях семья тут уже утопилась в слезах, но вместо этого у них все как по маслу. Они тут пироги с картошкой надумали лепить. Мать во всю разминает тесто, разложив заготовки на столе. А я даже пуховик не сняла, забежала в обуви, оставляя на полу мокрые следы от подтаявших ошметков налипшего к ботинкам снега.
– Со мной все в порядке, если что, – утешаю Аленушку, которая шмыгает порозовевшим носом и глядит на меня покрасневшими слезливыми глазами. – Жива, здорова.
– Как будто мне есть дело, – огрызается сестрица, старательно нарезая лук полукольцами. – Хорошо отдохнула? Активно добиваешься своего, как я погляжу?
– Я же у нас еще та лиса, – нахожу в себе силы, чтобы огрызнуться в ответ. Прихватываю с плиты горячую картофелину прямо из кипящей воды в кастрюле, быстро дую на нее и закидываю в рот.
Мамань цокает, глядя на мои обутые ноги.
– Сейчас же разденься и полы протри, – ворчит, отодвигая меня к раковине. – И руки помой, прежде чем соваться к еде. Чай не в семье свиней воспитываешься!
– Мам, я голодная! Мы больше двух суток просидели с Марком в холодном помещении, там кроме ледяной воды из-под крана в уборной ничего не было. И связи никакой, и света… только он и я. И темнота.
– Нашла чем хвастаться, – мать снова покачивает головой, недобро сжимая губы. – Не слушаешь мать, все лезешь туда, куда тебе ход закрыт.
Мою руки и обдумываю ее слова. Желудок урчит на всю кухню. Когда выбрались Марк уговаривал меня перекусить в коттедже, но я, глупышка, так переживала за родных, что потребовала немедленно ехать домой. В вертолете нас напоили чаем из термоса и угостили несколькими сушками, но на этом все.
– Да о щем, ты вообшэ? Аааа… – запихиваю еще одну обжигающую картофелину за щеку, силясь ворочать одуревшим от вкуса языком. – Клянусь, у меня живот к спине прилип.
– Тебе давно пора привести фигуру в норму. Димка тоже не дурак, увидит твои огромные жирные складки на животе, испугается и замуж не возьмет.
– Ма, ты шутишь? Какие еще жирные складки? – напрягаюсь я. – У меня все там нормально.
Отчего-то вспоминаю как Марк нежно водил пальцами вокруг моего пупка. По спине тут же ползут приятные мурашки.
– Себя обмануть можно, а мать, как и зеркало, не обманешь, – разминая картошку щурится. – Подай-ка мне сливочное масло.
Обиженно надувшись, лезу в холодильник за масленицей и с грохотом ставлю на столешницу. После иду снимать пуховик и ботинки, словив вслед гневные фырканья сестрицы. Она уже строчит сообщения, уткнувшись в телефон. Наверное, оповещает Катьку о моем прибытии. Пока раздеваюсь, домой входит папа, и тут же кидается меня обнять. А я радостно вздыхаю, обнимая в ответ, хоть кто-то мне рад.
– Доченька, ну что ты удумала, – щипает меня за щечки и улыбается, а я удивленно вглядываюсь в его смеющиеся глаза, в уголках которых собрались хитрые морщинки. – Таким ужасным способом парня себе решила у сестры отбить? Раньше ты была другой, а теперь действуешь некрасивыми методами матушки? Эх-х, гены не спрячешь. От осинки не родятся апельсинки.
– Па-аа-ап! – возмущаюсь я, не веря собственным вспыхнувшим от стыда ушам. – Во-первых, я не такая! Во-вторых, Марк – не Аленкин парень. Боже… почему я оправдываюсь? Я была в замкнутом пространстве без еды и нормального питья аж два дня, но в этой семье всем на меня плевать… а если бы я умерла от голода или холода?
– Мне на тебя не плевать, – папа целует меня в макушку. – Давай любимая дочка, не нагнетай. Я так устал после работы, сейчас еще матушка твоя накинется, ты же знаешь ее. Как только Ирка переехала к Олегу, все сливки ее плохого настроения достаются мне.
– Знаю, – вздыхаю, приложив руку к урчащему животу. – Извини, па.
Плетусь мимо кухни в комнату, в надежде зарядить телефон и немного полежать.
– А полы кто мыть будет? Натоптала значит и ушла… – летит гневное от матушки. – Два дня отдыхала, учебу прогуливала, еще и на дом решила забить?
– Аррр…
Закрываюсь в комнате на несколько засовов, падаю на кровать и остервенело утыкаюсь лицом в подушку.
– Лиза, напиши Димочке, – шепчет мамань, притаившаяся за дверью. – Он к нам за эти два дня аж три раза забегал. В бурю приезжал, чуть не плакал, что не уберег тебя! Мне его так жалко, аж сердце мое материнское разрывается! Я ему конечно, не сказала, что это все твой хитро-необдуманный план, я ж родня твоя, не стану подставлять, все понимаю, захотелось тебе сладенькой жизни. Но дочка, помни, за двумя зайцами погонишься…
– Мам, я сплю!
– Напиши, – бьёт кулаком в дверь. – Не тяни!
– Ауууфф, – подключаю телефон к зарядке и включаю. От Димы аж двадцать три пропущенных и около десятка сообщений. Все в одном стиле: «Лизонька, девочка моя, я так облажался», «Как ты там?», «Переживаю», «Мне так плохо», «Я устал», «Без тебя скучаю»…
Внутри неприятно скручивает. Разве мы настолько сблизились?
Не дочитывая остальное, без энтузиазма набираю и отправляю ответ: «Дима, со мной все хорошо. Уже поздно, отдыхаю, завтра позвоню и мы поговорим. Спасибо тебе за заботу»
Все решено. Завтра я сообщу Диме, что не могу с ним встречаться. Не тянуть же вечно. На этот раз моя попытка будет успешной. Я просто поставлю жирную точку и все.
Следующее сообщение читаю от Марка:
«Хочешь пиццу?»
Тут же отвечаю:
«Очень, но мне надо в душ»
Открываю еще одно сообщение и вот тут сердце екает:
«Заберу тебя прямо сейчас, помоешься у меня. Мы можем посмотреть еще один дурацкий фильм»
С дрожью в пальцах пишу:
«Еще один дурацкий фильм и пицца – это лучшее предложение в моей жизни!»
Мгновенный ответ:
«Выезжаю Подготовил гостевую комнату. Не забудь взять вещи для учебы»
Следом:
«И, конечно-же, бигуди»
Со смехом откидываюсь на кровати, дрыгаю ножками в воздухе, закрывая полыхающее лицо ладошками.
Я от тебя без ума… без ума… без ума…
Без умааа…
Боже, он действительно раскрыл это… И как забыть? Нереально. Я смогу притворяться, что не знаю об этом? Нет, точно нет. Но я попытаюсь, потому что мы договорись. А это отчаявшееся сердце нужно как-то успокоить, оно мне всю грудную клетку вспороло.
Почему он позвал меня? Мы не друзья, и не встречаемся. Почему я согласилась? Ох, мне не хочется анализировать данную ситуацию прямо сейчас.
Беру рюкзак и пакет, и торопливо складываю чистое белье, носки, пижаму, книги и тетради для лекций, зубную щетку и еще несколько нужных гигиенических прибамбасов. Бегу надевать пуховик, мне невтерпеж.
– Куда собралась на ночь глядя? – мать кладет руки по бокам. Аленушка заслышав выбегает и с перекошенным лицом наблюдает, как я одеваюсь.
– У Марка переночую, – сглупив, вываливаю всю правду. Ведь могла же сказать, что к Женечке иду, но…
Матушка хватается за сердце, сестрица начинает шипеть, словно змея. Наверное, от Катьки набралась.
– Совсем из ума выжила! Никуда ты не пойдешь, не вздумай! Стыд и срам!
– Кому стыд и срам? – смеюсь. – Я же в гостевой комнате буду спать. У нас проект задан по…эээ – сочиняю на ходу. – Экономике.
– Проект у нее, – ворчит мамань. – Не придумывай! Лапшу мне на уши не вешай! Думаешь, залетишь и все, так нет уж, милая моя! Это тебе не Димочка! Тут ранг повыше будет. Останешься одна пузатая, у разбитого корыта рыдать. А кто тебе с лялькой помогать будет? Я? И не надейся.
– Боже, что ты несешь, – краснею, вытаскивая из обувницы свои удобные валенки. – Мама… не все в жизни сводится к этому.
– Все сводится именно к этому! – не унимается та. – Муженёк! Ну ка, иди сюда! Ты посмотри, что твоя дочурка удумала! Я ей тут корзину собрала, – и реально ведь выносит с кухни корзинку с бутылкой шипучего напитка и пирожками, – чтобы Димочке завтра утром в университет отнесла, а она глупостями решила заниматься. Взрослой себя возомнила.
Я неверяще моргаю, склонившись в позе изогнутого жирафа, рассматриваю корзину с гостинцами, завернутыми в расписную салфетку с вышитыми инициалами Димки по краюшку.
– Мам, я не красная шапочка, я не понесу это никому, – натягиваю второй валенок на ногу и принимаюсь заворачиваться в шарф Марка, с приятным запахом хвои. – И тем более Димке…
– Ишь! Еще возражает мне… – опять за сердце хватается. – Славка, скажи ей!
– Она уже и правда взрослая, пусть сама решает, – папа боязливо косится на мать. – Не ругай ее. Понравился ей этот парень, что уж теперь.
– Не ругай ее?! Я все еще ее мать, – кричит на меня, багровея. – И я не разрешаю. Пока ты живешь в этом доме, ты будешь слушаться меня! Быстро раздевайся и шуруй спать!
– Мам, – выдыхаю.
– Сейчас же!
Прикрыв глаза, понуро раздеваюсь. Ссориться с мамой последнее дело. Мать еще немного качает головой и бубнит, но завидев мое послушание возвращается на кухню и выключает свет, направляясь в спальню. Отец тоже молча уходит, и только Аленушка сложив руки на груди шипит мне тихое вслед: Шшш-шлю…шшшш…
– Что ты сказала? – разворачиваюсь и впиваюсь в сестрицу пораженным взглядом.
Та лишь усмехается, высокомерно глядя на меня.
– Правда глаза заколола? У самой парень есть, а ночевать опять едешь к Маркуше. Не ожидала от тебя…
Промолчав, иду к себе в комнату, не видя ничего перед собой. Неужели со стороны я выгляжу такой бесстыдной? Мама, сестра и даже папа… Они все думают обо мне плохо. Понимаю, я сама виновата, закрутила завертела… Закрываюсь и сажусь на краешек кровати. Буквально несколько минут назад я была самой счастливой на свете, а теперь…
– Иди сюда, я поделюсь одеялом, – шепчу в лютой темноте, отодвинув фонарик подальше.
– Уверена?
– Да…
Марк садится около меня, властными движениями обнимает за талию. Мы накрываемся, рядом с ним становится теплее… Он утыкается холодным носом мне в шею, дышит шумно, дрожит и опаляет жарким дыханием. Щекочущие мурашки кокетливо сбегают по коже, разнося приятное томление по телу, я не понимаю, что со мной происходит, почему я так смущаюсь, но не могу отвернуться, поворачиваю к нему полыхающее лицо. Его горячие губы так близко…
В темноте можно все, реакции не видно…
Только ощущения не скрыть…
Как они не понимают, не нужен мне никакой Димка! Теперь уже точно не смогу быть с ним, после игры с Марком, которая раскрыла все карты. Ведь сердцу не прикажешь… чувства не спрячешь. Они все равно выйдут, вырвутся на свободу, как бы не врал сам себе.
Но приходится все же отправить сообщение Марку:
«Извини, я не могу»
