Текст книги "Перекрестки судеб. Стася и Тим (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 17 Игнат.
Десять лет спустя.
…Ася пропала ночью.
Игнат не знал, почему проснулся. Словно кто-то пнул в бок. Он распахнул глаза и первое, что обнаружил – пустоту рядом. Ася ушла. Опять бессонница? Она часто не спала ночами, уходила на кухню, забиралась на подоконник и пила кофе. Игнат поначалу опасался, что она сиганет вниз. Уже снимал ее с подоконника темной ночью и находил в парке недалеко от дома. Даже таблетки, прописанные психиатром, не помогали. Поэтому он обезопасился сам. Окна в квартире открывались лишь, чтобы можно было проветривать. А дверь он запирал каждый вечер и ключи прятал. Сегодня забыл. И Ася ушла. Босая. В пижаме и тоненькой куртке. А на улице – зима и дождь уже вторые сутки.
Игнат умел собираться очень быстро. Туфли, джинсы, пальто, ключи от машины. И плевать, что под пальто – ничего, а туфли обуты на босу ногу. Плевать, что квартира осталась не заперта, а мобильник – брошен на кухне в бессмысленных попытках дозвониться. И дороги не видно за пеленой дождя. Важно одно – найти Асю живой.
И на ум приходило только одно место. Старый пешеходный мост почти не освещался и всегда манил Асю. Желтоглазые фонари мигали, норовя вот-вот погаснуть. Над темными водами реки стелился туман. Некогда белые арки моста размывал дождь. А свет фар выхватил маленькую фигурку на самом краю.
Дыхание перехватило. Игнат ударил по тормозам и вылетел из машины. Он бежал, перепрыгивая скользкие ступени, не сводя глаз с хрупкой фигурки.
– Ася! Не смей! – орал он во все горло. Но крик тонул в ночной тишине. А девушка на краю даже не обратила внимания. Он не видел лица, только белую куртку, но чувствовал – там, над пропастью его сердце.
Она обернулась, когда Игнату оставалось всего пару шагов. Темные волосы разметались, ударили ее по щекам. Теперь Игнат видел ее измученное лицо и сумасшедшую улыбку на губах. Удар сердца, короткий рывок – Игнат почти поймал ее, но она разжала пальцы и шагнула вниз.
– Нет!..
…Игнат резко садится и осматривается: один в собственной спальне. Растирает ладонью влажное от пота лицо. Выдыхает. Сон. Это всего лишь сон. Один из многих, навещающих его по ночам. В те минуты, когда ему удавалось уснуть.
Встает, разминая неожиданно затекшие мышцы. Спускается на кухню, тянется к выключателю.
– Не включай, – тихо просит Ася.
Игнат вздыхает: опять не спит.
– Чего не спишь? – спрашивает, хоть и сам знает причину. Стоит недолго в пороге, пока глаза привыкают к полумраку, наощупь находит турку, кофейные зерна, варит кофе, уже не ожидая ответа Аси. – Кофе будешь? – предлагает, подхватив турку и наливая ароматный напиток в чашку.
– Он вернулся, Игнат, – вздыхает Ася и только теперь Крушинин замечает, что она сидит на подоконнике с черной розой в руке.
– Он просто любит тебя, – пожимает плечом Игнат и устраивается напротив Аси.
Она снова не отвечает, смотрит в окно, где желтым бельмом висит полная луна. Игнат отпивает обжигающе горячий кофе и жмурится от удовольствия.
Его никогда не напрягало молчание, даже, наоборот, рядом с ней Крушинину легче думалось, и все кошмары становились совсем не страшными. И сегодня ему как никогда нужно быть рядом с Асей, потому что, похоже, этой ночью ему не отделаться от прошлого, так бесцеремонно влезшего в душу.
…Вода была не просто холодной – обжигающей, неспокойной. Водовороты то и дело затягивали на дно. И девушки нигде не было. Лишь на короткий миг мелькнула ее головка и исчезла в черной воде. Игнат нырял. Легкие жгло от нехватки воздуха, глаза болели. Но темнота под водой давила и не давала шанса на спасение. Паника потихоньку прокрадывалась в мозг, усталость сковывала. И шансы таяли, как туман, оседающий на травянистых берегах. Но Игнат упорно нырял. Почему-то было важно спасти эту ненормальную. И он достал. Схватил за капюшон куртки, когда очередной водоворот утащил его на дно. Вытянул на берег. Бледная, неживая, облепленная тиной, она была такая маленькая, словно кукла. И совсем молоденькая, лет шестнадцать, не больше. Игнат перекинул ее через колено, надавил на живот, ударил по спине. Снова и снова. Пытаясь выбить воду из легких. Заставляя дышать. И он сумел. Вода лилась из горла и носа толчками, с кашлем и судорогами. А он гладил ее по волосам, что-то шептал.
– С днем рождения, – дрожащими губами улыбнулся Игнат, глядя в широко распахнутые глаза незнакомки.
Она тяжело дышала, ее била крупная дрожь. В глазах – паника пополам с неверием. Игнат подхватил ее на руки, она не сопротивлялась, уложил на заднее сидение в машину. Хотел вызвать скорую и позвонить Семену, своему напарнику, но мобильника не оказалось. Ругаясь и сильно нервничая, довез девицу до ближайшей больницы, сдал врачам и уехал, наплевав на то, что ему нужно остаться до приезда милиции. Оставил координаты и рванул в ускользающую ночь.
Ему казалось, что он проколесил весь город, всматриваясь в фигуры редких прохожих, расспрашивая об Асе. Из таксофона набрал Семена, дежурившего этой ночью. Тот прошерстил сводки – никаких пострадавших, схожих с Асей. Никаких происшествий, где она могла бы пострадать. Никаких неопознанных женских трупов или странностей. Ася жива. Но где она? Проезжая мимо своего дома, заглянул в квартиру в надежде, что Ася вернулась. Дверь распахнута, в квартире никого.
На телефоне с десяток пропущенных вызовов – большинство от Крутова. И смс: «Ася у меня». Игнат устало опустился на стул, набрал номер…
…Тимур приехал утром. Рассказал, что встретил Асю случайно. Привязались на улице уроды какие-то, а она и не защищалась. Не кричала. Тимур бы мимо проехал, не один был, но девушка была босая и полуголая. В таком виде не гуляют по ночам под дождем. Он вмешался. А потом узнал Асю. Он звонил Игнату, но тот забыл телефон дома. Спасал незнакомую идиотку, в то время как с Асей едва беда не случилась. Искал по всему городу и даже не догадался позвонить другу. Они проговорили несколько часов, выпили не одну чашку кофе. А потом Тимур предложил открыть Асе свой тату-салон.
– Ее нужно отвлечь, – он взъерошил волосы, стянул перчатки, почесал ладони. – Иначе она сойдет с ума, понимаешь?
Игнат понимал, как и то, что в эту ночь они могли потерять ее. И от этого понимания становилось тошно.
– Или с моста сиганет, – добавил Тимур мрачно. – И мы с тобой не поможем.
Не помогут, хоть Игнат и пытался. Психиатр, таблетки, путешествия, – ничего не помогало, даже рисование. Она ломала кисти, резала холсты. Пока Игнат не попрятал все колюще-режущие предметы в доме. Странно, что проделанное Игнатом не дало никаких результатов, а Сварог вытащил Асю в считанные часы и теми же средствами. Почему?
– Где она сейчас?
– У меня. С ней Кирилл и психиатр. Алекс посоветовал – мировой мужик. Когда я уезжал – она рисовала.
…Это было спустя три месяца после того, как Ася потеряла ребенка и едва не умерла сама. Игнат ставит чашку на подоконник. Ася вздрагивает и смотрит на него.
– Снова прошлое? – и не вопрос даже, констатация факта.
Игнат кивает, а Ася протягивает ему сигареты и зажигалку.
Закуривает…
…Со временем Ася ожила, стала снова улыбаться. И рисовать. Желающих разукрасить свое тело оказалось не так уж и мало. Но это потом, а сперва она боялась. Отказывалась рисовать что-то на людях. И чтобы побороть ее страх, Игнат стал ее первым клиентом.
– Ты серьезно? – улыбалась Ася, когда он разделся и заявил, что она может использовать любую часть его тела. Игнат кивнул.
– И ты не боишься? – не унималась Ася, рассматривая его, словно видела впервые. – Татуировка – это же навсегда. Или тебе сделать временную? Кажется, такие тоже есть… – она призадумалась, закусив кончик карандаша.
– Делай, какую хочешь, – улыбался Игнат тому, как она разглядывала его, будто диковинную зверушку.
– А рисунок?
– Целиком и полностью отдаюсь твоей фантазии, – он развел руками.
– И где хочу? – она лукаво сощурилась, скользнув взглядом по его бедрам и ниже.
Игнат усмехнулся, расстегнул ремень.
А Ася хохотала так счастливо и заливисто, что не удержаться.
Их поцелуй был со вкусом акварели и смеха. Нежный, долгий и непозволительно искренний. Единственный, который так и не перерос в нечто большее…
…Игнат выдыхает облако дыма. Смотрит в ночное небо, где висит бесстыжая луна. В ту ночь тоже было полнолуние. И Ася сделала-таки ему татуировку.
«Only God can judge me» у самого сердца.
– Если ты не веришь в Бога, – сказала она в ту ночь, растирая пальчиками заживляющий крем по витиеватым буквам на его груди, – Он будет верить в тебя.
И Он верил, раз Игнат, чье тело трижды пробито пулями, до сих пор топчет эту землю.
– Ася… – сглатывает колючий комок, внезапно забивший глотку.
– У него семья, Игнат, – перебивает Ася с печальной улыбкой. И у Крушинина, повидавшего на своем веку столько дерьма, что хватит на десяток жизней, в груди болезненно сжимается.
– У него дочь, Ася. Всего лишь ребенок…
– Всего лишь ребенок, – эхом откликается Ася. И он слышит боль в каждом ее вдохе и выдохе, в каждом слове, произнесенном вслух и невысказанном. – Его дочь.
И тут же вздыхает, кладет розу на подоконник рядом с чашкой Игната.
– Зачем он вернулся, Игнат? – и смотрит так, что кишки наружу выворачивает. Он пожимает плечами, уходя от ответа. – Ты же его лучший друг! – она впервые за десять лет повышает голос. Сжимает кулаки, яростью нокаутируя его. – Ты не можешь не знать!
– Мы не виделись десять лет, Ася, – спокойно парирует Игнат, на этот раз отделываясь полуправдой.
– Врешь.
– А если скажу, что он прилетел за тобой?
Она широко распахивает глаза, в которых черными точками проступает боль. И не верит, а ведь он не лжет. Тимур действительно вернулся за Асей, а еще, чтобы, наконец, поставить в их прошлом жирную точку.
– Спустя десять лет? – смеется, уткнувшись лбом в стекло. – С чего бы?
– Потому что любит, – в который раз за этот вечер повторяет Игнат. – И потому что его любишь ты. Это же так просто. А еще потому, что мне надоело играть в этот долбанный, никому не нужный спектакль. Надоело изображать счастливого мужа. И по шлюхам бегать надоело.
Кулаком по подоконнику и спрыгивает с него. В несколько шагов добирается до раковины, наливает в стакан ледяной воды, выпивает залпом. Чувствует на себе пристальный взгляд изумленных рыжих глаз.
Бедром опирается о раковину, избегая смотреть на Асю, вздыхает, пятерней прочесав отросшие волосы.
– Я уже не мальчик, Ася. Я семью хочу, детей. И тебе семья нужна, понимаешь? Нормальная семья, а не эта жалкая пародия. Даже этот дом…его Руслан не нам подарил, а тебе и Тимуру. И все это…
– Крушинин, ты что, влюбился?
– Влюбился? – переспрашивает, ошарашенный ее проницательностью. Впрочем, они никогда и ничего не скрывали друг от друга, когда-то давно здраво рассудив, что в этом мире им больше некому доверять. И давно научились понимать друг друга с полувзгляда. – Нет, Ася, я не влюбился, – потому что то, что он чувствует, не укладывается даже в банальное слово «любовь». Это что-то гораздо большее. Настолько, что не умещалось в нем. А без нее вообще не имело смысла. Острая потребность быть рядом, просыпаться с ней в одной постели, и быть только ее. – Это нечто большее, Аська. Нечто большее…
И память снова бьет под дых воспоминаниями…
…Он не успел на похороны. Степан Прохоров, с которым Игнат прошел огонь и воду, погиб, спасая его, Крушинина. Закрыл собой, приняв в свое тело львиную долю пуль, предназначавшихся Игнату. Того тоже зацепило и он провалялся в госпитале больше месяца, ни на минуту не забывая последнюю просьбу напарника присмотреть за его дочуркой. И фотографию ее в васильковом платье и с белыми лентами в темных волосах берег как зеницу ока. А еще он точно помнил, что уже где-то видел эти большие синие глаза и шальную улыбку. Вспомнил не сразу, а когда вспомнил чокнутую самоубийцу с моста, которую он вытащил в ночь, когда искал Асю, – решил, что непременно познакомится с ней.
Выписавшись, он долго не решался идти к ней. Все-таки дочка его друга. Но что-то необъяснимое тянуло его к этой девушке. И с букетом ромашек он позвонил в дверь ее однушки с старом районе едва ли не на окраине города.
Он уже знал, что ее зовут Даша, ей двадцать шесть, и она работает хирургом в детской городской больнице. Миниатюрная, живущая на грани, как ее маленькие пациенты. Но нереально сильная – профессия определяет многое, если не все.
Даша открыла не сразу. Игнат уже почти ушел. Но когда увидел ее – бледную, измученную, с траурной лентой в темных волосах – понял, что уже никогда не бросит.
В тот день она поделилась, что потеряла не только отца, но и мать, которая повесилась через неделю после смерти Степана. Она много говорила о родителях, которые разошлись, когда Даше стукнуло шестнадцать. Об отце, который всегда был женат на работе, как говорила ее мать. И о матери, которая слишком сильно любила отца. Она говорила, а у самой в глазах стояла стылая осень, блестящая невыплаканными слезами.
Тогда он видел только один способ вытащить Дашку из того болота, в котором она увязла – подарить ей улыбку. Они проводили вместе все свободное время. Гуляли по вечерним улочкам города, катались на лошадях и пропадали в парке аттракционов. Ели пиццу и сладкую вату, пили коктейли в кафе и заедали мороженым, и просто болтали. И сердце в груди Игната стучало сильнее, когда он видел Дашкину улыбку. Искреннюю, открытую, в которой он, сам того не подозревая, тонул сильнее с каждым днем…
– Тогда у нас только один выход, Крушинин, – улыбается Ася, оказавшись всего в шаге от него. Он и не заметил, как она подошла так близко. Проводит ладонью по его плечу, а потом обнимает порывисто. И смеется тихо и радостно. – Ты не представляешь, как я рада, что ты нашел свою единственную, – отстраняется, заглядывая в его глаза. И Игнат сам заражается ее улыбкой. Но у них есть незаконченный разговор.
– Тебе нужно встретиться с Тимуром, Ася. Вам давно пора поговорить.
– Не увиливай от темы, Крушинин, – шутливо толкает его в плечо. – Как ее зовут? Чем занимается? Я хочу все-все знать.
Усаживается на край стола напротив Игната, всей собой говоря, что она готова слушать.
– Это ты увиливаешь от темы, Крутова, – намеренно делая акцент на ее фамилии, которую она так и не сменила после развода. Видит, как она морщится. Но Игнат не собирается извиняться. Она – женщина его лучшего друга, хоть сейчас и законная жена Игната. Ему изначально не нравилась эта бредовая идея со свадьбой. Но когда Тимур подписал документы о разводе, а Ася вдруг потерялась в собственной боли – он и ввязался в эту игру, которая затянулась на десять лет. – Мы с тобой как договаривались?
Она изгибает бровь в немом вопросе.
– Если я встречу ту самую, ты…
– Вернусь к Тимуру, – перебивает Ася, хмыкнув.
Игнат качает головой. Какая же глупая и злая, как сто чертей.
– Нет, Ася. Мы договаривались, что ты поговоришь с ним обо всем и вы решите, что делать со всем этим вместе. Вы вдвоем, Ася. Не втягивая никого больше.
– Он уже втянул. Жену и свою дочь, – шепчет так тихо, что Игнат скорее догадывается, чем слышит ее слова.
– Как ты меня десять лет назад, – теперь злится он. – Твою мать, Ася! Вы взрослые люди! Заканчивайте этот цирк. И не надо делать такое удивленное лицо. Ты лучше меня знаешь, что Славка умерла при родах, и почему Тимур на ней женился.
Раскрытой ладонью по столешнице, заставив Асю вздрогнуть.
– И он не виноват в том, что произошло десять лет назад. Никто не виноват, Ася.
И уходит, оставив ее наедине с их общим прошлым. Пусть сама разбирается со своими тараканами, а он устал до чертиков.
Падает на кровать, но знает – ему не уснуть. И, кажется, не только ему, потому что рядом на тумбочке оживает его мобильный.
– Привет, Сварог, – отвечает, точно зная, кто звонит.
– У Алекса проблемы, – вместо приветствия отчеканивает друг. – Приезжай. Адрес эсэмэской скинул.
– Уже еду, – отвечает и разъединяется.
В сообщении читает адрес, быстро одевается, сбегает вниз.
Ася по-прежнему сидит на кухне. Игнат подходит к ней. Она поднимает голову, по щекам размазаны слезы. Крушинин целует ее в макушку, прижимает к себе, слушая ее тихие всхлипы.
– Ась, мне нужно уехать.
– Что случилось? – встрепенулась, готовая ехать вместе с ним.
– У Алекса какие-то проблемы, нужно быть, – обнимает ее лицо, гладит волосы, успокаивая.
– Что-то серьезное?
– Понятия не имею, но подозреваю, что наш друг ввязался в опасную игру, – и, похоже, это связано с его молодой женой, но Асе знать о его подозрениях вовсе не обязательно. Ни к чему ей лишние переживания, тем более что она поладила с Айей. – Ты как? Справишься?
Она улыбается грустно, хоть и пытается храбриться.
– Все нормально, Игнат. Переживу. А ты езжай. Только позвони обязательно, ладно?
Он кивает. Конечно, он позвонит, потому что слишком тесно связаны их жизни. И потому что он знает – Ася будет волноваться. За него и за того, ради кого бьется ее израненное сердце.
Глава 18 Тим.
Лето в этом году выдалось на редкость не жарким. И Тимур, давно привыкший к палящему солнцу и выплавляющей мозги жаре, невольно ежится под прохладным ветром, стонущим в зеленой листве деревьев, свистящим в ушах, вплетающимся в тишину. Мертвую, оглушающую тишину утраты.
Привалившись бедрами к еще теплому капоту, скуривает до фильтра уже пятую сигарету, неотрывно смотря на укрытое молочными сумерками кладбище. Он не был здесь девять лет. С того самого дня, как похоронил Славку и увез из этого города дочку. Девять лет, а он так и не смирился с тем, что не уберег единственную сестру близкого друга. Не смог, как не смог спасти свою семью.
Выбросив окурок, Тимур запирает машину и, взяв букет черных роз с капота, идет в сторону кладбища. Мимо центральных ворот, вдоль серого бетонного забора по едва различимой тропке к неприметной калитке. Этим входом пользовались в основном местные. Всякий со своим горем. А Тимур с многотонным прошлым и глухой тоской.
У калитки останавливается, удобнее перехватывает букет, одним движением снимает навесной замок, который никогда не запирался, и ступает на поросшую травой тропу. Он был атеистом до мозга костей и байки про души и загробный мир считал бредом чистой монеты. Но уже девять лет каждый день убеждался, что у него тоже имеется душа, сотканная из задорного смеха и бесчисленных «почему?», дающая силы жить. Не взирая на чувство вины, надламывающее каждый день.
Тимур хорошо помнит тот день, когда он стал на ша ближе к самой большой потере в жизни. Слова врача, что плод не удалось сохранить: слишком маленький срок, чтобы бороться. Они боролись за Асю. Помнил, как Игнат убеждал его, что самое главное – Ася жива и ему нужно быть сильным, чтобы она захотела жить дальше. Что когда-нибудь они смогут иметь детей. Когда-нибудь, которое никогда не настанет, потому что он сам отдал ее лучшему другу.
Пальцы до онемения сжимают стебли – несколько цветов ломается, но он не замечает. Сердце замирает, а ноги становятся чугунными. Из-за невысокой кованой ограды с черного мраморного памятника на него смотрят сияющие глаза той, что подарила ему дочь. Словно живая. Такой он запомнит ее навсегда. Молодой, красивой и отчаянно несчастливой.
Пальцы обхватывают холодный металл, но так и не открывают калитку.
– Здравствуй… – шепчет, положив на сырую землю цветы.
Ветер тормошит огромный букет, подталкивает ближе к ней, к ее глянцевому отражению.
– У нас все хорошо, – улыбается, склонив голову на бок. – Юлька влюбилась в одноклассника, представляешь? А он ее не замечает, – вздыхает. – Там трагедия целая. Ох уж эти детки, – тихо смеется, вспоминая, как директор школы отчитывал его за то, что Юлька оттягала за волосы одноклассницу и поставила фингал тому самому мальчишке, в которого была влюблена. Помнил, как метала молнии злющая Юлька, пока они ехали домой, будучи уверенная, что он ее накажет. А он привез ее домой и даже не наругал и ему было абсолютно плевать, что это неправильно. Вместо этого они смотрели мультики, хохотали и лопали ее любимое фисташковое мороженое. На следующий день катались на аттракционах, ели сладкую вату и просто веселились. А вечером она спросила: «Пап, почему ты меня не ругал?» Тимур обнял ее, целуя в макушку и просто ответил, что очень сильно ее любит и что она всегда должна бороться за свое, что бы ни случилось. Всегда. И любыми способами. Его девятилетняя дочь обняла его в ответ и снова задала вопрос, который уложил его на лопатки: «Так почему ты не борешься?» И Тимур впервые не нашелся с ответом. – А еще она начала рисовать. Знаешь, у нее здорово получается.
Ветер толкает в спину, а с неба срываются редкие капли.
– Да, я помню, что ты не хотела ее. Я помню, Славка. Но ты была не права. Она – замечательная. И я точно знаю, что ты обязательно полюбила бы ее. А еще она очень на тебя похожа…
Тимур не говорит, что Юлька, его маленькая юла, которую Славка считала плодом насилия, на самом деле дочь того, кого она любила всю жизнь и кого защищала до последнего вздоха.
Как и Ася.
Хватило одного анализа ДНК.
Его чуткая и не по возрасту смышленая Юлька была Гуриной по крови, но навсегда останется его самой родной и любимой дочуркой.
– Ты хотел меня видеть, – простуженный мужской голос выдергивает из собственных мыслей.
Тимур растирает шею и смотрит на мужчину, замершего по правую руку.
– С возвращением, Рус.
– Твоими молитвами, – не остается в долгу Руслан.
Тимур цепким взглядом отмечает все перемены, произошедшие в друге за последние десять лет: в черных волосах серебро, на руках новые рисунки тату, которые не скрывают белесые нити шрамов, зато мышц стало еще больше, как будто он все эти годы провел не в мягких стенах психушки, а в качалке. Но в глаза Русу лучше не смотреть: там нихрена нет, даже огня мести, которым он жил эти годы. Словно в психушке из него вымыли все эмоции.
Впрочем, Тимур знает, как вернуть в его взгляд жизнь.
– У меня есть для тебя кое-что.
Рус не отвечает, только изгибает бровь, а Тимур достает из кармана флешку и протягивает другу.
Рус переводит взгляд на флешку в пальцах Тима, а спустя удар сердца берет ее так, словно бомба, а не простой носитель информации. Вертит в длинных пальцах, перевитых нитями шрамов, но по-прежнему не задает ни единого вопроса.
– И даже не спросишь, что там?
Рус дергает плечом.
– Сам расскажешь, – только и всего.
– Расскажу. На флешке имена всех, кто… – сглатывает, смотрит на цветное фото Славки: улыбается, волосы завиты крупными локонами, а в огромных синих глазах светится счастье. – Всех, кто… – твою мать, что ж так сложно?
– Насиловал, Сварог, – холодно перебивает Рус. – Здесь все, кто насиловал мою сестру.
– Да, Рус. Здесь все имена.
– Все?
Тимур качает головой под пристальным взглядом друга. На дне его зрачков беснуется буря. Вот, теперь он похож на человека.
– Все имена?! – не повышая голос, но очень зло переспрашивает Руслан. Тимур видит, как он весь подобрался, как готовый к прыжку хищник.
– Нет только одного.
– Кто?
– Рус, я не знаю, имеет ли он отношение к трагедии со Славкой…
– Кто?! – рыкнул, в два широких шага оказавшись рядом с Тимуром. Злой, и бешенство клокочет в каждой мускуле его мощного тела.
– Я не знаю, имеет ли он отношение к тому, что произошло со Славкой, – терпеливо повторяет Тимур, с не меньшей яростью встречая натиск друга. Рус, конечно, силен, но и Крутов не лыком шит. – Но есть доказательства его причастности к убийству Славкиной подружки, Инги, а также к похищению моей жены.
– Настену похитили? – в прищуренном взгляде вспыхивает тревога.
– Нет, Рус, нет, – Тимур растирает лицо, только сейчас замечая, что идет дождь. – Это было десять лет назад.
И видит, как облегчение вымывает из взгляда Руслана страх.
– Ты многое пропустил, Руслан. Идем, – он прячет руки в карманах брюк, – я тебе все расскажу. И кое с кем познакомлю.
Тимур разворачивается и медленно уходит с кладбища, точно зная, что Руслан придет. Позже, когда попрощается с сестрой.
Возвращается к машине, снимает сигнализацию и заглядывает в салон, где на заднем сидении спит его персональное маленькое чудо. Улыбается, любуясь ее безмятежным личиком и теплой улыбкой. Но спустя удар сердца стискивает зубы, задыхаясь от боли, когда прошлое скручивает в жгут его внутренности.
