Текст книги "Метель, соединившая нас (ЛП)"
Автор книги: Л. С. Чейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Он бросил телефон на стол – даже это было приятно – и его взгляд снова упал на письмо Тревора. Облегчение от наконец-то сброшенного с плеч груза, которым была его мать, рассеялось, поскольку глубокое чувство потери заменило его. Тревору только что сказали, что он не переживет один год, но ему удалось показать Марку, сколько можно испытать и сделать в жизни всего за несколько дней.
Расправив плечи назад, Марк выпрямил позвоночник и пошел к лестнице, ведущей в его художественную студию. Он замешкался на нижней ступеньке, рассматривая комнату. Она выглядела сейчас по-другому, как будто Тревор Моррисон оставил в ней небольшую часть себя. Взгляд Марка остановился на углу, где они сидели накануне, рисуя и смеясь. Все было просто идеально.
С новообретенной решимостью он прошел через комнату и открыл шкаф, чтобы вытащить складной столик. Он раздвинул ножки и поставил рядом с мольбертом, затем вернулся за красками, кистями и водой. Он хотел это сделать. Во всяком случае, ему казалось, это поможет каким-то странным образом приблизить его к Тревору.
Кисть в руке, желание в уме, огонь в сердце, и Марк сделал кистью первый мазок. Так начиналась его первая картина, когда ему было четырнадцать лет.
Глава 15
Каждый день давался Тревору с трудом. Два дня после Рождества, его утро началось с четырех часов обеспечения безопасности аэропорта, что почти привело к отмене его перебронированного рейса, и, прежде чем они были в воздухе, еще два часа ожидания, пока будет открыта единственная взлетно-посадочная полоса. Добавьте к этому стресс от того, что накануне пришлось сократить сеанс диализа, а затем провести еще одну ночь в отеле недалеко от аэропорта, размышляя о своем решении уйти от Марка. Ему потребовалось все, чтобы не вернуться, в надежде, что, может быть, на этот раз шансов будет больше, чем удар молнии, и их кровь и ткани совпадут. Он не мог отрицать, насколько сильно он чувствовал, что их с Марком души совпадали, но он слишком хорошо знал, насколько тонка эта надежда и насколько будет больно снова проиграть. Нет, уйти было правильным решением.
На самом ли деле это так?
Да. Да, это так.
Тогда почему ты продолжаешь сомневаться в себе?
Остановись!
Кто-нибудь воткните в него вилку. С ним все покончено.
Теплая рука на колене вернула его внимание к настоящему – обеду с семьей. Они уже отпраздновали Рождество с детьми, но запланировали для него второй праздник. Его племянницы и племянники даже перепаковали некоторые из своих подарков, чтобы они могли снова открыть их с дядей Тревором. Боже, он так любил свою семью.
– Ты в порядке, сынок?
Его горло сдавило, глаза щипало от вопроса и обеспокоенного выражения лица матери. Он положил руку на ее ладонь и сжал.
– Все хорошо. Просто устал. Это были долгие дни дороги домой, – он улыбнулся, надеясь, что это успокоит ее, что это было все, что на самом деле тревожило его. Она наблюдала за ним, хотя ее проницательный взгляд, вероятно, видел все, что он не хотел озвучивать. Пока. Затем кивнула и снова принялась за еду. Он пока не мог поднять эту тему. Не сегодня. Не тогда, когда все были в приподнятом настроении и наслаждались обществом друг друга.
Как только ужин закончился, Тревор извинился перед тем как уйти отдыхать. Хотя это заняло почти полчаса, чтобы обнять всех его братьев и сестер, племянниц и племянников. К тому времени, как он, наконец, добрался до своей спальни, у него едва хватило сил переодеться в пижаму.
Он просто заполз под одеяло, когда в его дверь постучали. Он знал, кому принадлежала эта тихая просьба о разрешении войти. Его мама никогда не врывалась в его спальню – или в комнаты его братьев и сестер – без предварительного разрешения. Это был один из многих небольших способов, которыми она научила их уважению и манерам собственным примером.
– Входи, мам, – сказал он, приподнимая подушки за спиной и садясь.
Дверь открылась, она заглянула в комнату и улыбнулась. Ее темные глаза мерцали беспокойством, когда она вошла и села рядом с ним на кровать.
– Ты что-то мне не договариваешь? – ее голос был мягким, но намек на испанский акцент оставался явным.
Тревор посмотрел ей в глаза, которые всегда были такими знающими, такими чуткими. Она была клеем, который связывал эту великолепную разношерстную семью. Семью, которую он никогда бы не променял на весь мир.
Вместо того, чтобы ответить ей вслух, он указал на дорожную сумку на полу.
– Там внутри есть карман на молнии.
Она подняла бровь, но ничего не сказала, затем встала, открыла карман и вытащила буклет, который доктор Уэйван дала ему перед Рождеством. Когда она прочитала название, ее плечи опустились, и она положила руку на грудь, как будто пыталась удержаться от обморока. Или чтобы ее сердце не выпрыгнуло наружу. Не глядя на него, она снова села на кровать и порыв воздуха, который, возможно, должен был быть словом, вырвался из ее легких.
Когда она, наконец, снова посмотрела на него, ее глаза были полны слез.
– Нет, мi cariño (прим. мой милый), – прошептала она.
– Я еще не принял решения. Доктор Уэйван сказала, что я могу еще подумать над этим, обсудить это с тобой, семьей, но у меня не так уж много времени. Функция почек снижается, и в скором времени даже диализ не поможет.
– О, Тревор, – она всхлипнула и бросилась к нему в объятия. – Я люблю тебя, мой милый.
Он крепко прижал ее к себе, ее маленькое, хрупкое, но очень сильное тело.
– Я тоже тебя люблю, мама.
– Мне так жаль, что я не могу спасти тебя от этого. Прости меня, сынок.
– Нет, мама. Нет… – он ослабил объятия, чтобы посмотреть ей в глаза, чтобы убедиться, что она слышит и понимает его. – Ничего подобного. Ты дала мне все. Лучшую жизнь, о которой я только мог мечтать.
Она провела рукой по его щеке и сквозь слезы улыбнулась.
– Ты такой хороший, сильный мальчик, – затем она посмотрела на буклет, скомканный в ее кулаке. Нахмурившись, она ослабила хватку и выпрямилась.
– Расскажешь мне об этом?
Следующие полчаса он рассказывал ей все, что говорила доктор Уэйван, что это только его выбор, и каким этот выбор ни будет, он требует уважения. Что он, скорее всего, проживет еще год без пересадки. Что вскоре бремя диализа станет слишком тяжелым, и одним из факторов станут осложнения, и если он прекратит лечение, то, скорее всего, проживет неделю, что вызвало у его мамы рыдания.
– Она сказала, что это на самом деле очень спокойная и безболезненная смерть, – сказал он, надеясь, что это может дать ей уверенность, если он решит прекратить диализ. – Я просто буду очень сонным, и… Разве мы все не хотим спокойно уснуть, зная, что прожили хорошую, полноценную жизнь? Я не хочу быть подключенным к машинам, пытающимся выжать еще один день, который только причинит боль.
Она кивнула.
– Но ты ведь еще так молод. Ты еще так много не сделал на этой земле.
– Мне почти сорок, – мягко сказал он, пытаясь выдавить улыбку, которая казалась немного кривой. – Ты подарила мне прекрасную жизнь, потрясающую семью, где меня все безоговорочно любили. У меня было больше достижений и успехов, чем я мог себе представить, и я даже вдохновил несколько душ на этот путь. Чего еще можно желать?
– Любовь, – сказала она, и ее сердце, сшитое из кусочков, снова угрожало разорваться на части.
– У меня есть любовь, которая мне нужна, – за исключением Марка. Тревору удалось удержать свой голос, но слова натирали его голосовые связки, как грубая наждачная бумага. Даже если Марк полюбит его, со стороны Тревора было бы эгоистично принять эту любовь, зная, что он сможет отвечать взаимностью только короткое время.
– Любовь мужчины, сынок. Человека твоего сердца.
Тревор покачал головой, пытаясь не думать о решении, которое он действительно не хотел использовать.
– Я не могу так с ним поступить.
Ее брови поднялись, и свет загорелся в ее темно-карих глазах.
– С ним?
Тревор вздохнул и провел рукой по волосам.
– Я кое-кого встретил.
Она повернулась, подтягивая одну ногу под себя, и села к нему лицом.
– Расскажи мне о нем.
Он улыбнулся, совершенно не в силах сдержаться, думая о прекрасном человеке, которого он случайно встретил, но от которого он был без ума, о его росте, темных волосах, невероятных зеленых глазах и самой заразительной улыбке, которую когда-либо видел.
– Он адвокат, но мне кажется, что он предпочел бы быть художником. Думаю, его семья была слишком строга с ним. У него не было той любви и поддержки, что есть у меня. И он остался один, мама. Он так одинок.
– Тогда ты должен дать ему дом. Мы дадим ему семью, – она кивнула, вопрос решился и зацепился в ее голове.
Тревор протянул ей руку.
– Он бы тебе понравился.
Марк был из тех людей, которых она брала под свое крыло и выполняла миссию, заставляя сиять, показывая ему, насколько он важен. Она была одним из тех людей, которые заставляли каждого человека, с которым она сталкивалась, чувствовать себя особенным, и он так хотел привести Марка к себе в дом, чтобы познакомить его с ней.
Если бы только моя жизнь не заканчивалась.
Он горько засмеялся.
– Парадокс, не правда ли? Что я в конечном итоге встречу кого-то, с кем я мог бы разделить будущее, именно в тот же день, когда мне говорят, как мало времени у меня на самом деле осталось.
– Может быть, у тебя больше времени, чем ты думаешь? Может, доктор ошибается.
– Мама…
– Неправильно родителям хоронить своего ребенка, – сказала она, ее голос звучал надтреснуто, как будто слова, которые она говорила, требовали больших усилий. – Но… Я не могу указывать тебе, что делать, сынок. Решение должно быть за тобой. Что бы это ни было, мы будем поддерживать каждый твой шаг. Прежде всего, я хочу, чтобы ты был здоров и счастлив. Если ты останешься только для того, чтобы сделать свою маму счастливой, это разобьет мое сердце, видеть, как ты страдаешь.
Она замолчала, выпустив свои слова, но они продолжали преследовать друг друга по кругу. Он наклонился, чтобы взять свой альбом из ящика прикроватной тумбы, и пролистал страницы. Он остановился на своем последнем наброске и повернул альбом к ней.
– Это он?
Он кивнул, его горло сжалось.
Она потянулась, позволив кончику пальца парить прямо над поверхностью листа.
– Он красивый мужчина, – она встретилась с Тревором взглядом, и он улыбнулся, со слезами в глазах, готовых в любую секунду выплеснуться. – Ты его рисовал?
Кивнув, он повернул альбом к себе, чтобы посмотреть на набросок. Перед тем, как уйти от Марка утром, он стоял и смотрел, как тот спит, запоминая каждый мускул, угол наклона каждой части тела, гладкую поверхность кожи, которая так приятно скользила под его руками. Он брал все это, все, что Марк давал ему почувствовать, и все, что он чувствовал к Марку, и воплотил это в жизнь на бумаге. Вытирая скатившуюся слезу со щеки, он закрыл альбом, пряча набросок, и вернул его в тумбу.
– Мама? – он набрался смелости задать ей вопрос, который мучил его с тех пор, как он впервые прочитал буклет, который дала ему доктор Уэйван. – Как ты думаешь, прекращение диализа… – самоубийство?
– О, дорогой, – она обняла его, сильнее, чем могло ее хрупкое телосложение, и он прижался к ней, сворачиваясь калачиком. – Нет, остановка диализа – естественная смерть. Некоторые могут так думать, но твоя жизнь не принадлежит им.
Он кивнул, закрывая глаза.
– Я не хочу, чтобы ты думала, что я сдаюсь. Нет. Это просто… – он сглотнул мяч для гольфа, внезапно застрявшего в его горле. – Через несколько месяцев я больше не смогу претендовать на пересадку. Я не хочу прожить дни на аппаратах, накачанный наркотиками, чтобы притупить боль. Я не могу заставить тебя, папу и всех остальных пройти через это.
– Я знаю, cariño. Я знаю, – она убрала длинную челку с его глаз и прижала его голову к груди. – У нас будут лучшие в истории праздники. Мы будем любить, радоваться и смеяться, и, сколько останется, жить.
Глава 16
– Ты брал больничный. Все дни на прошлой неделе, – Кейт проследовала за ним в его кабинет, обвинительный тон в ее голосе заставил Марка стиснуть зубы.
– Очень проницательно, – огрызнулся он и сразу же пожалел об этом. Не только потому, что Тревор ушел на следующий день после Рождества – десять дней назад, не то чтобы он считал – сообщение об уходе дорогого Джона, внезапно заставившего Марка чувствовать себя неуправляемым (прим. отсылка к книге и фильму «Дорогой Джон»), не означало, что Кейт заслужила, чтобы на ней срывались. Злясь на себя, он сел за свой стол и развязал галстук.
– Не будь таким засранцем, – Кейт посмотрела на него, положив руки на бедра. – Мыслями сегодня ты можешь даже не быть здесь. Но теперь ты проигрываешь дело?
– Это ничего не значит.
– Бред.
Хотел бы он ей рассказать? Да, это так. Кейт была единственным человеком в его жизни, кому он мог рассказать. Единственный, кому он мог позвонить как другу, несмотря на то, что они никогда не дружили дольше чем с девяти до пяти с понедельника по пятницу. Но кто в этом виноват?
Он.
– Пора положить этому конец, – сказала Кейт, воспринимая его молчание как отказ ввести ее в курс дела. – Что с тобой происходит? Сначала ты берешь отгулы, потом возвращаешься рассеянным и отстраненным, а теперь ты ведешь себя как капризный ребенок. И в зале суда сегодня днем… Я не знаю, кто был в твоем костюме, но это точно не Маркус Робертс, которого я знала все эти годы, – она наклонила голову, задумчивое выражение смягчило ее черты. – Если бы я не знала тебя лучше, я бы сказала, что у тебя разбито сердце.
Марк открыл рот от удивления, что ее догадка была частью того, чем он хотел с ней поделиться. Затем он быстро закрыл его. С чего бы начать? Он откинулся на спинку стула и уставился в потолок, потирая ладонью затылок.
– Я не смог слепить снеговика.
– Что?
– Ты оказалась права, – он посмотрел на нее, пытаясь улыбнуться, но усилия были тщетны. – В жизни есть нечто большее, чем работа и восхождение по карьерной лестнице, моменты, которые имеют большее значение, чем твое имя на табличке.
Кейт приподняла брови.
– У тебя разбито сердце, – она села в кресло по другую сторону его стола и наклонилась вперед. – Расскажи мне, что случилось.
Сначала он колебался, но быстро обнаружил, что слова вылетают из его рта быстрее, чем он этого хотел. Он рассказал ей о том, как застрял на трассе, встретился с Тревором в отеле и провел с ним ночь. О совместном проведении Рождества – «охоте» на елку, украшении, ужине. Он даже рассказал ей об удалении номера телефона своей матери раз и навсегда.
Чем больше он говорил, тем больше ему хотелось говорить, и он продолжал и продолжал, вплоть до того, как в понедельник нашел открытую после Рождества медицинскую лабораторию. Он вспомнил, как сильно надеялся, когда ехал в клинику. Он думал, что сможет что-то изменить, уже мечтая о том, что скажет, когда будет делиться с Тревором хорошими новостями. Только новости были не так хороши, как он ожидал.
– Я был таким дураком, – сказал он и посмотрел на свой стол, наблюдая за своим пальцем, который взад-вперед скользил по поверхности листа бумаги. Чувство неудачи не позволяло ему смотреть в глаза Кейт. – Я был настолько уверен, что буду соответствовать.
Прошла целая неделя с тех пор, как у него был результат анализа крови, но даже сейчас вес этого разочарования как пресс давил на него – замкнутый круг – будто он все еще был там, в офисе лаборанта, слыша результаты. Когда медсестра сказала ему, что у него вторая положительная, которая часто встречается, она коснулась его груди и вырвала его сердце голыми руками. Он не мог вспомнить, как в тот день ехал домой, или сколько часов он сидел в своем кресле в гостиной, глядя на фронтальный вид на горы и ничего не видя. Он подвел Тревора, и теперь человек, в котором он как никогда нуждался, навсегда исчезнет из его жизни.
– Но первая отрицательная вообще очень редкая группа, – напомнила ему Кейт, вытаскивая его из своих мыслей своим мягким, понимающим голосом. – Ваши шансы были слишком минимальными.
– Я знаю, но я все равно думал…
Что? Что его жизнь будет похожа на какой-то роман, и он волшебным образом станет «тем самым»? Конечно, он так думал.
Безумец.
– Ты думал, что ты рыцарь в сияющих доспехах и прискачешь верхом на своем большом белом коне, чтобы спасти его?
Именно.
Марк сглотнул.
– Что-то вроде того.
– Тебе не обязательно быть рыцарем, Марк.
– Отлично. Потому, что очевидно, что я ничего не могу сделать, – пробормотал он. Он не мог вспомнить, что когда-либо чувствовал себя настолько беспомощным. Даже когда ему пришлось уйти из дома и самому заботиться о себе, у него было твердое намерение доказать свою ценность. Но сейчас… никакая решимость в мире не изменит того факта, что его кровь не подходит. Все – успех, престиж и все богатство в мире ничего не значили, если он не мог их использовать, чтобы спасти жизнь Тревора.
– Я ничего не могу сделать, – отрезал он, – и я ненавижу себя за это.
Кейт нахмурилась, но он увидел, как колесики вращаются у нее в голове. Без сомнения, она под любым углом искала то, что он мог упустить, но это было совсем другое дело, для которого она никогда не найдет проклятую часть доказательств за тринадцать часов.
Наверняка, придя к какому-то решению, она встала.
– Собирайся, – она подошла к вешалке и взяла свою куртку и перчатки. – Я угощу тебя выпивкой.
– В алкоголе тоже нет ответов, – сказал он, но все же вышел из-за своего стола и встретился с ней у двери своего офиса. Он не хотел возвращаться домой в пустой дом, в каждой комнате вспоминая присутствие Тревора, и совершенно точно, не сможет сосредоточиться на работе.
– Нет, – она протянула ему пальто. – Но именно там мы объединим усилия и придумаем план.
***
Десять минут спустя Кейт привела его в паб, располагающийся в нескольких кварталах от их офиса. Он никогда раньше за всю свою карьеру не был в этом заведении, отклоняя каждое предложение своих коллег выпить после работы. Теперь он не мог понять, почему. Неужели, час или два, разделяя выпивку и разговоры с людьми, помешали бы его шансу стать партнером в их фирме?
Интерьер паба был гостеприимным своим теплым освещением, удобно выглядящими креслами и стенами из обработанного дерева. Тихое пение Джека Джонсона плыло из динамиков, небольшие группы занимали столики и кабинки – рукава рубашек закатаны, галстуки ослаблены, волосы распущены. Большая часть людей была из корпоративного сектора района. Он узнал несколько человек из спортзала в своем офисном здании, но когда он последовал за Кейт к задней части помещения, он заметил одно единственное сходство между всеми людьми – каждый человек здесь явно расслаблялся в процессе общения, люди смеялись и выпивали. Теперь он понимал, как такая среда может помочь расслабиться после напряженного рабочего дня. Может теперь он будет соглашаться на приглашение Кейт. Возможно, он бы даже сделал ставку на то, что сам предложит это.
Она привела его к креслам, стоящим полукругом вокруг стола в современном кантри-стиле, где уже сидели несколько его коллег, общались и смеялись, попивая свои напитки. Все они за эти годы несколько раз приглашали его, и удивление отразилось на их лицах, когда они его увидели. Честно говоря, если бы все так не поменялось, он бы тоже был шокирован, увидев себя там.
– Погоди, – сказал помощник юриста Брайан, залезая в карман и вытаскивая очки. Он надел их и откинулся назад в удивлении, его глаза загорелись от радости. – Действительно ли это ты?
Джиллиан, адвокат, улыбнулась.
– У кого-нибудь есть переносной календарь? – спросила она. – Мы должны отметить этот день.
Другой адвокат за столом, Патрик, ничего не сказал, просто встал, дал Кейт пять и демонстративно вытащил кресло из-за соседнего стола, чтобы Марк мог присоединиться к ним.
Все засмеялись, и тепло распространилось по щекам Марка. Но такое приветствие согрело его так, как он себе даже не мог представить. Часть его хотела погрязнуть во всем том, что он потерял, но он не позволил этому взять верх. У него никогда не было ничего лучшего, чем знакомство с Тревором, память о прекрасном Рождестве, которое они разделили в следствии случайных обстоятельств, и этого должно быть достаточно. Тревор сказал ему жить, чтобы найти время для того, что действительно важно. Может быть, это было его новым началом.
Люди, с которыми он работал годами, были больше, чем просто коллеги. Они всегда были – друзья, доверенные лица, люди, которые хотели его компании, потому что он им нравился таким, каким он был, – но он был настолько зашоренным, чтобы видеть это. Ему не нужно было быть самым успешным; ему не нужно было быть самым молодым партнером. Ему нужно было быть, всего лишь, самим собой.
Столько лет он потратил впустую.
Его захлестнула волна печали – холодной, гнетущей и угрожающей затянуть его под землю.
– Что сегодня пьешь, Марк? – спросил Патрик, возвращая Марка в настоящее.
Марк сел и потянулся за кошельком.
– Э… бренди.
– О нет! Предоставь это мне, – Патрик поднял руки, его улыбка достигла голубых глаз, которые напомнили Марку о Треворе. Еще один приступ тоски и боли ударил его настолько сильно, что мог сбить его с ног, если бы он все еще стоял.
– Спасибо, – сказал он.
– Я буду как обычно, – добавила Кейт, и, кивнув головой, Патрик отправился заказывать им напитки. Марк глянул через стол, чтобы увидеть две пары любопытных глаз, и его накрыла паника. Это было большой ошибкой.
Кейт положила руку ему на предплечье, и его сердце вновь забилось. Он встретил ее голубые глаза, не такие блестящие, как у Тревора. Он еле сдерживал стон. Почему вдруг ему показалось, что у всех, кого он знал, были голубые глаза, и как долго они неосознанно будут заставлять его думать о Треворе?
– Ты в порядке? – спросила она, достаточно тихо, чтобы ее не услышали люди за столом.
Пока нет.
– Все хорошо, – он заставил себя улыбнуться, но по морщинке на лбу Кейт он понял, что она не купилась.
– Я должна узнать, – начала Джиллиан, и, Господи, у нее тоже были голубые глаза. – Как Кейт удалось затащить тебя сюда, когда мы в течение стольких лет пытались, и нам это так и не удалось?
Он взглянул на Кейт и пожал плечами.
– Решил, что пришло время выпить.
– Ой, да ладно, – сказал Брайан с красивыми карими глазами. – Должно быть что-то большее, чем это.
К счастью, Патрик вернулся с напитками, прежде чем Марку пришлось бы ответить. Он оглядел всех сидящих за столом и поставил бренди перед собой и Марком, а перед Кейт – что-то похожее на ром с колой.
– Я что-то пропустил?
– Мы пытаемся выяснить, что есть у Кейт на Марка, что она доставила его сюда, – сказала Джиллиан, с ожиданием новых офисных сплетен в голосе.
Марк взглянул на Кейт, которая смотрела на него с вопросом в глазах. Она подняла бровь, и он кивнул головой в ответ. Она поблагодарила его теплой улыбкой, прежде чем обратиться к своим коллегам.
– Марк встретил кое-кого в ночь, когда была метель, – начала она, и Марк, сделав глоток бренди отключился, его глаза остановились на основании пустого стакана посередине стола. Он не хотел видеть чье-либо выражение лица, когда Кейт рассказывала его историю. Он не мог повторить это снова, и никто из них не мог ничего с этим поделать. Тем не менее, часть его испытывала странное облегчение от понимания, что теперь они знают, что происходит.
– Поэтому нам нужно решить, что мы можем сделать, чтобы помочь, – сказала Кейт, слух Марка оживился.
– Если вы не можете волшебным образом изменить свою группу крови, мы ничего не можем сделать, – сказал он.
Стол погрузился в тихие коллективные размышления, голоса звучали чуть тише хриплого, проникновенного голоса Рэя Ламонтейна, который пел о «лучшем». Если бы кто-то мог найти хоть какой-то выход из этой ситуации, это была бы команда блестящих умов, но Марк уже пытался. Неоднократно.
Брайан щелкнул пальцами.
– Я придумал! – он наклонился вперед, и все последовали его примеру. – Мы организуем кампанию регистрации доноров. Мы с женой организовывали много подобных кампаний, а также у нас есть обязательства по сбору средств на различные пожертвования. Почему бы не сделать нечто подобное?
– Это отличная идея, – сказала Джиллиан. Патрик и Кейт кивнули в знак согласия.
Марк тоже должен был признать, что это хорошая идея, даже когда на него обрушилась новая волна вины. Он был так зациклен на своей неспособности помочь Тревору, но мысль активно искать кого-то, кто мог бы соответствовать, не посещала его.
– Такие мероприятия требуют большой подготовки и беготни, хотя, как я понимаю, осталось не так много времени, – сказал Патрик, глядя на Марка для подтверждения.
Марк откашлялся.
– Нет. Тревор сказал, что ему понадобится пересадка в течение нескольких месяцев, – он может позволить себе надеяться, что это сработает? Боже, как он этого хотел.
– Это означает, что нам нужно что-то такое, что может охватить много людей за короткий промежуток времени. Своего рода благотворительная акция, – заключил Патрик.
– Давайте организуем бесплатный концерт! – Кейт села прямо, игриво танцуя глазами. – Если я не найду более известного имени, моя группа сможет стать хэдлайнером (прим. «гвоздь программы», наиболее ожидаемый участник представления, концерта). Посмотрим, может у меня получится собрать еще несколько групп. Люди могут прийти послушать музыку, потанцевать, хорошо провести время, позволить проткнуть им палец и записаться в доноры, – она повернулась к Марку, ее улыбка была широкой и заразительной, и Марк почувствовал шевеление в груди, и темная завеса поднялась с его разума. – Если повезет, мы найдем донора для твоего мужчины.
Впервые с Рождества улыбка Марка была искренней. Был реальный шанс, что они смогут найти Тревору новую почку. Они должны это сделать.
– Спасибо, – сказал Марк, сглатывая ком в горле и устанавливая зрительный контакт с каждым из своих коллег по отдельности.
Кейт коснулась его руки и сжала ее.
– Мы найдем донора, – сказала она, и он искренне поверил ей.
Но…
Марк нахмурился.
– Подожди. Ты играешь в музыкальной группе?
Кейт посмотрела на него.
– Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, Марк? Если бы ты когда-нибудь покидал свой офис или говорил о чем-то, кроме работы, ты бы это знал. Ты был бы в курсе, что Патрик имеет диплом мастера спорта по бейсболу.
Марк посмотрел на Патрика и поднял брови.
– Ты правда собирался стать профессионалом?
– Правда, – подхватил Патрик разговор. – Стать адвокатом было моим запасным вариантом после участия в Главной лиге бейсбола, но я повредил плечо, прежде чем это произошло. Теперь я тренирую женский софтбол (прим. командная спортивная игра с мячом, разновидность бейсбола на площадке меньших размеров).
– А Брайан – хардкорный спортсмен (прим. человек-кремень, который имеет прочный внутренний стержень), который участвовал в триатлоне Айронмен со своей женой (прим. триатлон Айронмен – серия соревнований по триатлону на длинную дистанцию, проводимая Всемирной корпорацией триатлона), – продолжала Кейт. – И они оба победили! Ты бы знал, что Джиллиан – актриса театра и играет в арт-клубе Денвера. Она получила множество наград.
– Ты все пропустил, чувак, – сказал Брайан, качая головой, но одновременно улыбаясь. – Кейт – офигенная певица, и ее группа устраивает убийственное шоу. Мы все были на нем, чтобы увидеть их.
– И ты бы все это знал, если бы не был полностью увлечен работой, – с уверенностью сказала Кейт.
Марк прикусил губу, жар поднялся к щекам. Таким образом, он был наказан и не мог придумать, что на это ответить. Но что он мог сказать? Кейт была права. Все были правы.
– Чем ты занимаешься, кроме работы в офисе? – спросил Брайан. – Например, по выходным?
– Я, эмм… – пытаясь справиться с эмоциями, Марк на мгновение замолчал, но затем продолжил. – Хожу в спортзал.
Его ответ был встречен четырьмя парами поднятых бровей.
– А потом? – нажимал Брайан.
Марк откашлялся.
– Работаю над своими делами.
Кейт откинулась на спинку стула в классической позе «я-умываю-руки».
– Угу.
– Хорошо, хорошо. Я понял, – сказал Марк, поднимая руки, сдаваясь. – Я, действительно, позволил жизни пройти мимо себя.
– И что ты собираешься с этим делать? – спросила Кейт.
Он посмотрел на всех людей, сидящих за столом, его коллег, друзей, но, к сожалению, для того, чтобы понять то, что они все это время были рядом с ним, он был слишком занят. Все с ожиданием смотрели на него.
– Я думаю, организуем концерт, – сказал Марк.
