Текст книги "Метель, соединившая нас (ЛП)"

Автор книги: Л. С. Чейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Марк слегка наклонил голову, и Тревор увидел, как в его мозгах вращаются колесики. Он приготовился к вопросам, на которые не хотел отвечать.

– Мы на одной волне, – наконец сказал Марк, не отпуская петлю ремня Тревора.

– Хорошо, – и это было хорошо, так почему же его облегчение было окрашено разочарованием?

Марк притянул Тревора ближе, пока их тела не соприкоснулись.

– Но это не значит, что мы не можем воспользоваться этим моментом, – сказал он. Его твердое тело прижалось к телу Тревора, и на этот раз Тревор инициировал следующий шаг.

Поцелуй был медленным, чувственным, и он приоткрыл рот, чтобы встретить язык Марка. Тревор наклонил голову, чтобы углубить поцелуй, и Марк ответил с такой интенсивностью, что сбил бы ботинки Тревора, если бы он все еще был в них. Его пожирали, и он любил каждую секунду, хотел большего, всегда хотел. И сейчас ему было все равно, что это значит. Он просто хотел чувствовать.

Но Марк прервал поцелуй, гася огонь между ними, и отступил назад. Тревора обдало холодом из-за резкого прерывания горячего поцелуя, и он споткнулся, делая шаг вперед. Его грудь часто поднималась и опускалась, воздух небольшими порывами вырывался из легких, и его разум мчался, чтобы догнать то, что только что произошло.

Ухмылка растянула губы Марка.

– Сначала мы копаем, потом играем, – суховато сказал он. Марк подошел к комоду и вытащил футболку и спортивные штаны, поворачивая голову в сторону Тревора, прежде чем бросить вещи.

Тревор замешкался, но каким-то образом сумел поймать одежду на груди.

– Грубо… Неудивительно, что у адвокатов такая плохая репутация.

*** 

После расчистки сугробов у въезда при помощи квадрацикла и лопат, Марк смог отогнать автомобиль с дороги. Обратно к дому Тревор поехал на квадрацикле, а Марк вел машину. Когда он заехал в гараж и заглушил двигатель, ему пришло в голову, что накануне сказала Кейт.

– Ты когда-нибудь лепил снеговика? – спросил Марк, когда выходил из машины.

Тревор посмотрел на него и улыбнулся.

– Каждый год.

– До сих пор? – он достал лопаты из задней части квадрацикла.

– До сих пор, – Тревор взял одну из лопат и последовал за ним, возвращая их на место в гараже. – Между моими братьями и сестрами, а теперь племянницами и племянниками соревнование, мы делимся на две команды, а потом пытаемся переплюнуть друг друга, у кого лучший снеговик. Мама с папой в роли судей, но почему-то это всегда заканчивается ничьей, – он подмигнул.

Непонятная боль проникла в грудь Марка. Это была ревность? Скорбь о потере чего-то, чего у него никогда не было?

– Звучит очень весело, – сказал он, стараясь сохранить ровный голос.

Однако он, должно быть, не очень преуспел в этом, потому что Тревор, прежде чем заговорить, секунду изучал его.

– Ты никогда не лепил снеговика?

Марк покачал головой.

– Я вырос в Аризоне, недалеко от Феникса. У нас там не так много снега.

– Жаль, что здесь снег слишком сухой, чтобы из него можно было лепить. Если мы добавим воду и лед…? – Тревор приподнял бровь.

– Нет-нет, – засмеялся Марк. – Мне не нужно делать что-то подобное.

Тревор ничего не сказал, просто стоял и смотрел на него, как будто пытался его разгадать. Синева его глаз была такой же глубокой и бесконечной, как зимнее небо над ними, но только от них исходило тепло, обволакивая тело Марка, просачиваясь внутрь, заполняя все пустые углы. Это была случайная встреча, которая должна была пережить лишь короткий момент времени, но то, что этот человек делал с ним…

– На самом деле, – сказал Марк, подойдя достаточно близко, чтобы вдохнуть возбуждающий аромат Тревора – свежий и бодрящий, как будто он каким-то образом разливал в бутылки солнце и горы – который направил тепло в пах Марка. – У меня есть идея получше, которая не связана со льдом и снегом и замораживанием наших задниц.

Они достаточно вспотели, пока расчищали снег у въезда на ранчо, чтобы оправдать желание раздеться и принять вместе душ, второй раз за этот день. Он потянулся к руке Тревора, и в его глазах промелькнули сомнения.

Тревор продолжал изучать его, и на секунду Марк подумал, что он не примет его предложение, но затем он сунул руку Марку. Кожа была прохладной, несмотря на то, что они были в огромных перчатках во время работы лопатой.

– Ты окончательно меня заездишь, – предупредил Тревор, но в его голосе была нотка предвкушения.

– Только самым лучшим образом, – выдохнул Марк, продолжая держать Тревора за руку, провел его внутрь, не останавливаясь, пока они не достигли ванной комнаты. Он наклонился, целуя и покусывая полные губы, к которым он уже так привык, и когда он приоткрыл рот, Тревор, не колеблясь, принял приглашение. Вкус Марка наполнял его желанием и мечтами. Мечтами, которые он откладывал, на которые у него не было времени.

Тревор откинулся назад, просовывая руки под футболку Марка и скользя по его телу, поднимая руки, чтобы снять мешающий кусок одежды, но, вдруг, ставшие такими горячими, ласкающие руки замерли на его коже.

– Я не могу поверить, как легко ты меня возбуждаешь, – сказал Тревор хриплым голосом, который дрожью прошелся вверх и вниз по спине Марка. – Такого никогда не было.

– Это чувство взаимно, – прошептал Марк, быстро помогая Тревору снять одежду, в то время как Тревор стягивал спортивные штаны Марка на пол. Затем рот Тревора снова обрушился на него. Поцелуи, покусывания, прикосновения зубов, скольжение языка внутри – горячий, страстный и требовательный – и не разрывая поцелуя, Марк подтолкнул Тревора в душ.

Наклонившись, чтобы включить воду, он целовал подбородок Тревора, верхнюю часть шеи, ключицу, поверх твердой грудной клетки. Они оба подпрыгнули от холодной воды из душа над ними, и, смеясь, Марк вытащил Тревора из-под льющегося на них потока, пока вода не прогрелась.

Марк скользил ладонями по плечам Тревора, по его крепким рукам, но два комочка под кожей его левого бицепса, который был обернут повязкой, привлекли внимание Марка. Его кожа вокруг комочков была окружена чем-то похожим на следы от уколов.

– Что это такое?

Тревор напрягся, убирая руку назад, но Марк держал его, позволяя своим рукам скользить по рукам Тревора с такой нежностью, которую, надеялся, тот почувствует. Что бы это ни было, это не уменьшило того, как сильно он хотел этого человека.

– Прости, я не хотел вмешиваться. Просто любопытно, – Марк подошел ближе, переплетая их пальцы вместе, и нежно поцеловал Тревора.

– Нет, все в порядке. Это просто… – Тревор опустил глаза и пожал плечами, прежде чем снова встретиться с ним взглядом, выражение лица было нечитаемым. – Не о чем беспокоиться.

Марк кивнул. Это могло быть его собственное восприятие, окрашивающее ситуацию, но, если он не ошибся, он увидел вспышку страха в этих ярко-синих глазах. Что бы ни вызвало эти отметины, Тревор сказал бы ему, если бы захотел. Марк не давил, но какая-то часть его хотела, чтобы Тревор доверял ему настолько, чтобы захотел поговорить об этом.

– Вода теплая, – сказал Тревор, его голос дрожал. Он прошел мимо Марка, чтобы встать под душ и взять мыло.

Марк обнял Тревора за талию, притягивая к себе вплотную, прижимаясь грудью к спине, и поцеловал его в затылок. Тревор застонал и откинул голову на плечо Марка.

– Такое приятное ощущение.

– Правда?

– Ты знаешь это.

Марк двигал бедрами, пока его член удобно не разместился между ягодицами Тревора. Тревор откинулся назад, одной рукой придерживая ягодицу Марка и притягивая его ближе, второй рукой направляя руку Марка вниз по животу к паху. Это было руководство, которое Марк с радостью принял. Правой рукой Марк обхватил яички Тревора, а левой начал ласкать его наливающийся член. Тревор пошевелился, меняя угол, чтобы сжать ноги вместе, и жесткий, ноющий член Марка оказался полностью в ловушке между ними, в идеальном, гладком захвате.

– Боже. Серьезно, – Марк застонал, сладкое давление, влажное и горячее трение его члена, с трудом заставляли его связно мыслить. – Почему мы раньше не встречались?

Почему мы не принимали душ как сейчас, в течение многих лет?

Тревор ответил, повернув голову назад, чтобы захватить рот Марка в безумном поцелуе, и все, что Марк мог сделать, – крепко держаться. Ноги подкашивались, тело дрожало, кровь пела, пока они вместе в унисон качались. Синхронное движение и прерывистое дыхание увеличивались до тех пор, пока их переплетенные тела и голоса не достигли крещендо, соперничая с шумом горячей воды, бьющей по их еще более горячей коже.

Марк оставил след из поцелуев на плече Тревора, на шее, а затем втянул мочку уха к себе в рот.

– Самое лучшее Рождество на свете.

Тревор усмехнулся низко и глубоко, и это был один из самых эротических звуков, которые Марк когда-либо слышал. Он крепко обнял Тревора, притягивая как можно ближе, и положил подбородок на его плечо. Они стояли так на мгновение, прижатые телами друг к другу, и никто и никогда для Марка не чувствовался таким более подходящим.

Но он не был готов к такой «правде» в своей жизни.

– Давай, – Марк отпустил Тревора и, отступив, шаловливо шлепнул Тревора по заднице. – Думаю, мы достаточно чистые для ужина.

Но после того, как они вытерлись и оделись, Тревор сел на край кровати, выглядя измученным. Марк был так взволнован идеей провести как можно больше времени с Тревором, что не хотел осознавать, как мало они спали прошлой ночью, и не заметил темных кругов под этими яркими глазами, которые теперь стали тусклыми и далекими.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он.

Тревор дернулся назад, где бы он сейчас ни был, свет вернулся, но улыбка на его лице не совсем соответствовала его глазам.

– Да, – слишком быстро ответил он и покачал головой. Он издал вздох, который, казалось, был задержан слишком долго. – Честно говоря, я чувствую себя немного усталым.

– Почему бы тебе не вздремнуть, а я пока приготовлю для нас ужин? – Марк шагнул вперед и положил руку Тревору на плечо.

Тревор с сомнением посмотрел на него.

– Я думал, ты не готовишь?

– То, что я не готовлю, не значит, что я не могу, – подмигнул Марк. Он потянулся, чтобы приласкать щеку Тревора, даже не задумываясь об этом. Он убрал назад свою руку. – Кроме того, ты завтра ответственный за Рождественский ужин.

– Окей, – Тревор улыбнулся. – Спасибо. Я собирался сделать курицу с клюквой, белым рисом и зеленой фасолью, но ты можешь приготовить еще что-нибудь, если хочешь.

– Нет, это звучит идеально.

Кивнув и улыбнувшись, Марк повернулся, чтобы собрать их мокрые полотенца и бросить в корзину в ванной. Когда он вернулся в спальню, Тревор уже заполз под одеяло и свернулся калачиком. Должно быть, он сильно устал, раз так быстро отключился. Марк подошел и приподнял одеяло еще немного, чувствуя необходимость поправить его под подбородком Тревора, а затем отступил. Он выглядел естественно в постели Марка. В доме Марка. Как будто он принадлежал этому месту. Все в Треворе казалось правильным.

Марк убрал прядь волос со лба Тревора и оставил его дремать. Ему пришлось встряхнуть все свои заржавевшие кулинарные навыки и посмотреть, сможет ли он приготовить еду, которой намеревался накормить Тревора, и не заставить человека бежать в горы.

Он не будет анализировать, почему это имеет для него такое значение.

Глава 11

Настойчивый утренний солнечный свет дразнил закрытые глаза Тревора, и за этим тут же последовала дезориентация. Вместо густого соснового леса, который обычно встречал его через окно спальни, его видение было наполнено величественным видом на белоснежные сельскохозяйственные угодья и бесконечное голубое небо. Он сел и оглядел большую комнату, от пола до потолка, и вспомнил, где он был. Вопреки здравому смыслу, он поехал домой к человеку, которого встретил, застряв в отеле во время метели.

И он проспал ужин, который этот мужчина готовил для него. Черт.

Он опустил ноги с кровати и оглянулся через плечо. Простыни на другой стороне были смяты. Мало того, что он проспал ужин и всю ночь, но Марк, видимо, спал рядом с ним, и он даже не пошевелился.

Со вздохом он приложил ухо к левому бицепсу, слушая волнение крови, когда она текла через точку доступа диализа фистулы в его руке. Все звучало в пределах нормы, что было хорошо, учитывая, что он напрочь забыл проверить вчера. Последнее, что ему сейчас было нужно, чтобы образовался тромб.

Поднявшись, чтобы взять свою сумку – где были десять различных лекарств, связующих веществ и витаминов – он заметил на прикроватной тумбочке тарелку с клубникой и сыром, украшенную веточкой свежей мяты. Его желудок урчал. Рядом с утренним перекусом стоял стакан воды, а также стакан апельсинового сока.

Проклятие. Почему Марк должен быть таким внимательным?

Снова сев на кровать, он взял апельсиновый сок, выбрав его вместо воды, и проглотил таблетки – калий, который он принимал всегда, пытаясь оставаться уравновешенным, был им отброшен. Потом он посмотрел на сыр. Как бы он не избегал этого, но он слишком любил сыр. Кроме того, почечный диетолог сказал, что его «следует» избегать, но не «всегда». Осталось всего пару маленьких кубиков. Небольшое отклонение не убьет его. По крайней мере, пока нет. И если, в конце концов, он решит прекратить диализ, он съест все и сразу, чего не мог себе позволить последние семь лет.

Когда он покончил с сырно-ягодной тарелкой, он натянул джинсы и футболку. Он собрал посуду и направился на кухню, и с каждым шагом его охватывало чувство предвкушения, которое начинало его раздражать. Ему не следовало приезжать сюда. Он был слишком увлечен Марком с самого начала, слишком наслаждался его компанией и вчерашним душем… Часть его понимала, что он был опасно близок к игнорированию своего положения и наслаждению тем, что Марк мог предложить. Он не мог этого допустить. То, что он должен делать, это схватить свою сумку и вернуться в отель, пока он не сможет вылететь или отправиться домой, если дорога вверх по каньону стала доступна.

Он завернул за угол и увидел Марка, сидящего за обеденным столом перед ноутбуком, папки с файлами и документами, были разложены рядом. Он поднял глаза, и улыбка, украшенная посланной волной тепла, хлынула по его венам и заструилась по коже Тревора. За которым тут же последовала холодная боль потери и невозможности желаний. Каким же жестоким может быть Бог, чтобы привести такого мужчину, как Марк, в его жизнь, когда она подходит к концу?

– Ну наконец-то, – сказал Марк, вставая из-за стола и проходя через комнату. – Я хотел тебе дать еще полчаса, прежде чем пойти и удостовериться, что ты все еще жив.

– По крайней мере, сейчас я точно жив. Мне так жаль, что я вот так вырубился.

Марк отмахнулся.

– Не беспокойся об этом. Очевидно, тебе это было нужно.

– Да, – сказал Тревор, поворачиваясь, чтобы поставить тарелку и стакан сока на столешницу. Сильные руки обвились вокруг его тела. Он знал, что не должен этого делать, но он не мог выйти из объятий Марка. Просто объятие. Простое человеческое прикосновение. Вот и все. Не должно было быть ничего большего. Он неохотно позволил Марку повернуть его, пока они не соприкоснулись.

– Марк… – он хотел напомнить ему, что это все лишнее, хотел отступить и оставить между ними безопасное пространство, но только тихий вздох пронесся мимо его губ, а затем рот Марка накрыл их. Он дышал этим человеком, все больше погружаясь в чувственный поцелуй, пытаясь остановиться, но в то же время жалея, что он не мог дать ему большего.

– Черт, ты такой вкусный, – прошептал Марк серьезным голосом, когда они разорвали поцелуй.

– Ягода. Даже зимой… – сказал Тревор, пытаясь не показать, насколько он был выбит из равновесия. – Кстати, спасибо за утренний перекус.

– Пожалуйста, – сказал Марк, еще сильнее прижимая к себе Тревора. Похоже, он не хотел его отпускать, и Тревор обнаружил, что он не в состоянии отстраниться, поскольку его эмоции взяли бразды правления над его мозгом. Он позволил своим рукам бродить по спине Марка, опускаясь вниз к изгибам его твердых ягодиц, чувствуя даже через ткань плотной рубашки его горячую кожу. Тревор не знал, кто из них начал первым, но они стали медленно раскачиваться там, где стояли – не совсем танец, но это было так приятно.

– Как насчет того, что я заставлю нас прерваться…

– Может, я приготовлю нам завтрак, – перебил Тревор и смущенно улыбнулся. – Так как я отключился и проспал ужин и всю ночь. А после мы будем развлекать себя, делая что-то с серьезной нехваткой праздничного настроения в этом доме, – всем, что могло бы занять их и не завести в спальню или душ.

Марк улыбнулся и снова поцеловал его.

– Звучит отлично.

Он сидел на другой стороне кухонного островка, поставив локти на столешницу и сложив руки под подбородком, пока Тревор собирал ингредиенты для омлета с овощами. Он отчаянно нуждался в отвлечении от представлений о том, чего не мог иметь, но, в любом случае, очень хотел.

Тревор наклонил голову к брошенному на столе ноутбуку, вытащил нож из стойки на столе и начал нарезать грибы.

– Пожалуйста, не говори мне, что ты работал в праздник?

Марк поднял руки, сдаваясь.

– Виноват, но теперь, когда ты проснулся, больше нет, – румянец окрасил его щеки. – И по правде говоря, я… эээ… Я пытался погуглить тебя, пока ты спал.

– Неудивительно, что я чувствую себя таким грязным, – сказал Тревор, стараясь, чтобы интонации голоса звучали легко и дразняще, когда сквозь него прошлась нежелательная волна восторга.

– Тьфу, – Марк опустил голову. – Прости. Это, наверно, прозвучало жутко.

– Нет! Нисколько, – засмеялся Тревор, отодвинул нарезанные грибы в сторону и взял зеленый перец. – Ну, немного. Но на самом деле я польщен.

Марк поднял голову. Когда их взгляды встретились, Тревор мог поклясться, что между ними вспыхнули искры.

– Я хотел увидеть твои работы.

– И ты нашел меня?

– В художественной галерее Боулдера есть только один художник по имени Тревор. Тревор Моррисон. Это же ты, да?

Тревор кивнул.

– Значит, да, – сказал он с улыбкой. – Твои работы удивительны.

Теперь Тревору настала очередь краснеть. Он повернулся, чтобы бросить грибы и перец в сковороду и принялся за брокколи.

– Спасибо.

– Мне нравится, как ты используешь мастихин [11]11
  мастихин – специальный инструмент, использующийся в масляной живописи для смешивания красок или нанесения густой краски на холст


[Закрыть]  вместо кистей, и твой выбор ярких цветов завораживает. О, и настроение, которое вызвала у меня картина «Час одиночества»…

Тревор оглянулся, когда Марк замолчал. Он смотрел в окно, его взгляд снова был отдаленным, потерявшимся в каких-то своих мыслях, которые картина растревожила в нем. Тревор надеялся, что это хорошие мысли.

– Пустая скамейка на этой картине – это тихое место, чтобы сидеть и размышлять, искать ответы, приветствовать что-то новое в жизни, – сказал Тревор, вспоминая, каким молодым он был, когда он писал эту картину, как он чувствовал, что весь мир его ждет. Менее чем через год его почки начали отказывать. – Я сам сидел на той самой скамейке. Это прямо у входа в парк в Париже.

Марк встретил его взгляд, улыбнулся, но Тревор мог видеть, как колесики вращаются за этими глазами, растапливающими его сердце. Внезапно почувствовав себя на своем месте, Тревор вернулся к приготовлению завтрака, разбив яйца на сковороде и смешивая их с овощами. Он вздрогнул, когда руки обхватили его талию сзади, но затем, не задумываясь, прижался к теплому телу за спиной. Влажное дыхание на коже и поцелуи мягких губ щекотали затылок и шею.

– Ты прекрасный человек, – голос Марка был хриплым, едва слышимым, и в то же время кричал с такой явной тоской, что Тревор вынужден был схватиться за край стола, чтобы удержать себя в вертикальном положении. – Я рад, что встретил тебя, и для меня большая честь, что ты принял решение провести этот день со мной. Я знаю, мы договорились, что все будет так, как есть, но скажи, что у нас может быть больше, чем это.

Тревор закрыл глаза, крепко сжал их и сглотнул, пытаясь избавиться от кома, который образовался у него в горле. Часть его так сильно хотела сказать да – да, Господи, это он – но он никак не мог этого сделать.

– Я не могу… – его голос дрогнул. – Большего у нас быть не может. Прости.

Марк был неподвижен в течение долгого времени, его руки свободно обвились вокруг талии Тревора, а затем он кивнул.

– Я понимаю, – эти мягкие губы снова слегка прижались к шее Тревора, а затем Марк отпустил его и отступил назад. Тревор боролся с дрожью, которая от потери объятий Марка пробегала по его коже. Он поступал правильно и знал это, так почему же ему так плохо?

Глава 12

Марк ничего не замечая вокруг себя, пробирался сквозь глубокий, порошкообразный снег. Тревор шел рядом с ним. Их общение за завтраком все еще прокручивалось в голове Марка. Он не собирался просить большего, даже сам пока не понимая, чего хочет, но сейчас он жалел об этом. Да, он сказал Тревору, что он с ним на одной волне, что это было всего лишь на одну ночь, хотя, по веской причине, и продлено до нескольких дней. В противном случае, Тревор сидел бы один в вестибюле отеля или на переполненных этажах аэропорта.

Он ничего не искал и ничего не хотел, но в течение двух дней его мир перевернулся. Он вдруг понял, что имела в виду Кейт, когда утверждала, что в жизни есть нечто большее, чем работа.

И Марк был абсолютно уверен, что и для Тревора все изменилось. Он сказал, что не может позволить этому перерасти во что-то большее, но это не значит, что он этого не хотел. Все проявления были в языке его тела, в свете его глаз, в интонациях его голоса. Любой достойный адвоката мог это увидеть. Так что же удерживало Тревора? Что заставило его сказать, что большего и быть не может? Разве Тревор не говорил, что ты должен уделять время важным вещам?

– Вот! Она самая!

Вскрик вырвал Марка из размышлений, он оглянулся и увидел Тревора, указывающего на маленькую пондерозу (прим. – желтая Орегонская сосна). Крошечное дерево было не намного выше Чарли Брауна[12]12
  герой ежедневного американского комикса «Мелочь пузатая»


[Закрыть] , может быть, сантиметров девяносто высотой, с истонченными ветвями, но заразительный восторг Тревора сделал его самым красивым деревом, которое когда-либо видел Марк. Он не собирался рисковать приглушить его искорки, не соглашаясь с этим.

– Значит это, – сказал Марк, смеясь, пока Тревор тащился впереди него по снегу.

Марк догнал его и остановился рядом с Тревором, его дыхание вылетало облачками пара. Тревор встретил его глаза, улыбка растянулась от уха до уха, и он постучал лопатой пушистый снег и твердую землю.

Марк нахмурился.

– Скажи мне еще раз, почему мы просто не можем срубить его?

– Поймал и выпустил, – сказал Тревор серьезным голосом.

– Что? – засмеялся Марк. – Это тебе не рыба!

– Нет, но оно живое. Зачем убивать его ради удовольствия на несколько дней, когда можно пересадить и наслаждаться им всю оставшуюся жизнь? Через двадцать лет эта худенькая малышка будет ростом около десяти метров.

– Думаю, в этом есть смысл, – сказал Марк, загоняя лопату в землю с другой стороны.

– Что?

– Представляю, как художник обнимается с деревом, – дразнил Марк, не в силах удержать улыбку на лице.

Тревор, смеясь, швырнул в него полную лопату снега.

– Приступай к работе.

Марк отряхнулся, и они оба начали выкапывать дерево, как будто искали золото.

Освободив дерево от замерзшей земли, они положили его на огромную мешковину, которую Тревор нашел в гараже Марка, и потащили обратно в дом. Марк улыбался всю дорогу, и впервые за много лет, радость и удивление, чувства, которые, как он думал, потерял навсегда, пузырились внутри него. Он посмотрел на Тревора, который повернулся к нему с широкой улыбкой, и мир осветил еще одну грань. Он ничего не сказал и Тревор тоже. Момент не нуждался в словах, потому что эта грань была прямо там, в голубых глазах, как небо над головой.

Марк все еще улыбался, когда они притащили дерево в дом и посадили его в вазон возле камина в большой комнате с фронтальным видом на горы. Он разогнул спину и положил руки на бедра.

– Есть только одна проблема.

Стоя рядом с ним, Тревор отразил его позу.

– Что такое?

Марк посмотрел на своего гостя.

– У меня нет ничего, чтобы украсить ее.

Тревор толкнул плечом Марка.

– У тебя есть краска внизу. И у тебя есть попкорн и нитки, не так ли?

– Конечно.

– Тогда это именно то, с чего мы начнем, – Тревор поцеловал его в щеку, а затем игриво толкнул на кухню. – Ты включаешь музыку и запускаешь попкорн. Я подготовлю индейку и поставлю ее в духовку, а потом мы вместе украсим елку.

*** 

Это то, что он мог сделать для Марка. Это было не так много, и он, возможно, даже не догадается о мотивах Тревора, но это может быть та самая маленькая искорка, которая необходима Марку, чтобы он заново открыл свою страсть к творчеству.

Убедившись, что маленькая индейка будет готова к обеду через несколько часов, он отправился за своим блокнотом, графитом и цветными карандашами. Было бы легко сделать украшения из его припасов. Марк, вернувшись на кухню, набросал попкорн в миску, а рядом на стол положил маленький клубок из трехцветных ниток. Он отвел взгляд от своей работы и улыбнулся.

– Хочешь сделать это внизу? – спросил Тревор, и улыбка Марка сползла. – Твоя студия идеальная. Не нужно рисовать краской здесь на хорошей мебели, рискуя ее испачкать.

Марк не выглядел решительным. На самом деле, он выглядел совершенно растерянным.

– Что именно мы делаем?

– Украшаем твою елку.

– Елка находится здесь.

– Просто доверься мне, – усмехнулся Тревор и, кивнув головой, показал на лестницу. – Хватай попкорн и поехали.

Марк вздохнул, но не стал спорить. Принимая предложение, хотя ему явно не понравилась эта идея, он последовал за Тревором в заброшенную художественную студию. Беспокойство исходило от мужчины густыми волнами, и злость поднялась в груди Тревора, поражая его тем, как быстро и как сильно она вышла на поверхность. Он никогда не был тем, у кого был взрывной характер, но беспомощность в его собственной ситуации была сейчас проигнорирована, и, возможно, у него была причина для этого, которая не включала в себя вопросы «должен ли я прекратить диализ и когда?». В этот момент он направил всю свою бессильную ярость на мать Марка. Какой родитель вот так мог разрушить мечты родного сына, его душу? Или отвергнуть какую-то его часть по какой-то причине и заставить его чувствовать себя таким незначительным? У него в голове не укладывалось, как вообще человек может сделать что-то подобное.

Если бы мама Тревора могла усыновить Марка, она бы это сделала в одно мгновение. Она бы любила его, поощряла, следовала за каждой его мечтой и была бы рядом с ним всю дорогу. Непреодолимое желание забрать Марка домой, чтобы встретиться с мамой охватило его. Он попытался это свернуть.

Если бы только у него было время.

Но Марк никогда не встретится с его мамой. И он никогда не будет с ним больше, чем эти пару дней. Хуже того, теперь, когда он встретил этого мужчину, провел с ним время – он всегда будет знать, чего эти чертовы почки и его чертова группа крови стоили ему.

Тревор указал на кресла и стол в конце комнаты.

– Давай устроимся там, – сказал он, нуждаясь в том, чтобы уйти от темного пути, по которому шли его мысли, и сосредоточиться на том, чтобы вернуть Марка к радостям творчества. Даже если это было только для того, чтобы сделать рождественские украшения.

Марк оставался спокойным, пока Тревор раскладывал свои художественные принадлежности и собирал акварели и акриловые краски с полок. За день до этого он не заметил, что за стеллажом была небольшая комната, оборудованная средствами для чистки краски, контейнерами для воды и различными палитрами. Он покачал головой, снова удивляясь, как он мог создать такую идеальную художественную студию, и никогда не входить в нее и не пользоваться ею.

Убедившись, что у них есть все необходимое, Тревор сел напротив Марка.

– Готов?

Но Марк явно не был готов. Он сидел и смотрел на Тревора, выражение его лица было таким ранимым, таким потерянным, что потребность наполнить все его пустые пространства светом, счастьем и причастностью стянула грудь Тревора.

– С чего бы ты хотел начать? – прошептал Тревор. Ему, определенно, нужен был выбор Марка, чтобы выманить душу художника из темницы, в которой он ее запер.

Марк посмотрел на стол, нахмурившись и скривив рот. Он протянул руку и провел дрожащим пальцем по ручке кисти, затем по графитовому карандашу, а затем по набору цветных карандашей, кончиками пальцев касаясь каждого цвета, как будто они держали секретные сообщения. Он вернулся к кистям для рисования и потрогал наконечник филберта (прим. укороченная синтетическая кисть для рисования гуашью, акрилом), держа ее в руке, как будто он только что обнаружил потерянное сокровище. Что, по мнению Тревора, он и сделал.

Тревор улыбнулся, когда их взгляды встретились.

– Давай рисовать. А потом мы будем нанизывать попкорн.

Марк кивнул, и они в дружеской тишине вместе начали рисовать праздничные узоры на бумаге из альбома Тревора. Первая попытка Марка была… абстракция. Мазки и брызги зеленого, красного, синего и умбры – это получилось красиво. Казалось, очень медленно, но все же настроение Марка поднималось. Он уже не хмурился, и на лице появился намек на улыбку. Он жевал нижнюю губу, когда сосредотачивался, и абстрактные рисунки превращались в крошечные зимние сцены. Последним был смеющийся снеговик – темно-синее небо и кружащийся снег вокруг пухлого снеговика с длинным морковным носом и шляпой, сдвинутой на бок и маргариткой в ленте. Марк откинулся на спину и засмеялся.

– Вот. Кейт будет в восторге, когда я скажу ей, что на самом деле сделал снеговика.

– Кто такая Кейт?

– Наш помощник юриста, – сказал Марк, не поднимая головы, полностью сосредоточившись на своем художественном проекте. Он добавил. – Друг с работы.

– О? – Тревор мягко подталкивал к большему, но, когда понял, что не получит историю в красках, он сказал. – Хорошо.

Но в тот момент это не имело значения. Марк выглядел так, будто нашел свой рай, его настроение теперь было веселым, что было именно тем, на что надеялся Тревор. Может быть, после того, как он уедет, Марк спустится сюда один и нанесет что-то на этот большой чистый холст, стоящий там, как слон посреди комнаты.

– Давай нанижем попкорн, пока все это сохнет, а затем сложим рисунки бантиками, – предложил Тревор. Он схватил клубок и разделил нитку на три части, отрезая и протягивая один конец Марку. Они продели нитку в две иголки, и у них получилось нанизывать попкорн от середины к концам нитки.

– Конечно, – сказал Марк, но его взгляд все еще был на снеговике. Тревор не мог понять, о чем думал Марк, но у него сложилось впечатление, что Марк захочет продолжать рисовать. Если он был прав, дверь была взломана, и Марк захочет открыть ее полностью. Отлично.

– Как ты развлекаешься? – спросил Тревор, хватая горсть попкорна.