Текст книги "Шестерка Сердец (ЛП)"

Автор книги: Л. Косуэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 27

Папа собирается вызвать свидетеля, женщину по имени Эмма Филан, которая работает на Уну Харрис в качестве личного помощника. На самом деле, я потрясена, что они уговорили ее свидетельствовать. Честно говоря, не уверена, что Уна была в курсе, потому что стоило вызвать миссис Филан, и ее рот раскрылся от удивления.

Наблюдаю как ее шок переходит в бешенство, когда она поднимает эти кошачьи зеленые глаза на свою работницу. Или, правильней сказать – «бывшую сотрудницу»? Скорее всего, таковой она станет уже до конца сегодняшнего дня. Я наблюдаю, как женщина занимает место свидетеля, и секретарь берет с нее клятву. Проходит минута, прежде чем понимаю, что знаю эту женщину. Это львица, от которой нам с Джеем пришлось спасать Джесси, когда та пыталась заняться с ней групповухой вместе со своим мужем.

Что. За. Ешкин. Кот?

Украшения и развратный наряд, в котором она была в первую нашу встречу в казино, исчезли. Теперь ее волосы зализаны назад в аккуратный пучок, а на ней очень приличный брючный костюм. Моя голова сразу же поворачивается в сторону сидящей в зале Джесси. Она с озорством подмигивает мне, когда я губами произношу: какого черта?

Что-то прогнило в Датском королевстве, ведь правда, я нисколечко не поверю, что это простое совпадение. Пытаюсь перехватить внимание Джея, но он стоически смотрит вперед.

Папа встает для допроса свидетеля. Он держит голову высоко, несмотря на то, что его хромота заметна, а костюм недорогой и поношенный. На секунду забываю о своих подозрениях. В это мгновение я просто горжусь своим отцом, человеком, прошедшим через столько и проведшим так много времени, работая над паршивыми мелкими тяжбами, выступившим сейчас вперед, чтобы представлять интересы истца в одном из самых громких судебных исков этой страны за последние годы.

Я невероятно горжусь им.

– Где вы работаете, миссис Филан? – спрашивает папа.

– Я была личной помощницей Уны Харрис последние шесть лет, – отвечает Эмма, крепко держа руки на коленях.

– Вы можете назвать себя довольным работником?

Она хмурит брови.

– Простите?

– Вы счастливы на своей работе? – уточняет папа.

Эмма на долю секунды бросает взгляд на Уну.

– Я бы не сказала именно так.

Когда я смотрю на Уну, вижу, как ее рот сжимается в плотную линию. Кто-то явно недоволен.

– Вы несчастливы на своей работе?

– В некотором смысле – да.

– Почему вы несчастливы?

Эмма долго не отвечает. Она наклоняется к микрофону, слова будто вертятся у нее на языке, прежде чем она произносит:

– Из-за того как обращается со мной шеф.

Присяжные начинают переговариваться, а папа продолжает:

– Какого рода обращение вы имеете ввиду?

– Ну, порой она бывает грубой. Иногда угрожает и оскорбляет. Она также заставляет меня выполнять поручения, которые мне неприятны.

– Вы не могли бы пояснить, какого рода поручения и почему они вам неприятны?

– Она постоянно заставляет меня забирать ее лекарства. Мне неприятно, потому что это не входит в мои рабочие обязанности. Мои функции в основном заключаются в администрировании.

Со своего места в зале суда Уна громко фыркает от раздражения. Когда смотрю на Джея, его руки скрещены, а на лице едва заметная улыбка. Затем изучаю Эмму, и чего скрывать, она бы предпочла находиться где угодно, но только не тут в качестве свидетеля, независимо от того, насколько она несчастна на своей работе. Каким-то образом Джей принудил ее быть здесь. Точно вам говорю.

Папа подходит к столу, подбирает несколько листов бумаги и передает их Эмме.

– Вам знакомы эти документы, миссис Филан?

– Да.

– Где вы видели их прежде?

– Мисс Харрис регулярно посылала меня к своему доктору за этим рецептом, прежде чем отправить в аптеку за лекарством.

– Был ли обмен деньгами?

– Да.

– Сколько денег?

Эмма потерла руку, прежде чем ответить:

– Где-то между двустами и пятьюстами евро.

– Вам не казалось это странным?

– Да, но задавать вопросы не было моей работой. Я выполняла много заданий мисс Харрис. Она очень занятая женщина.

– Не сомневаюсь. Вы платили также аптекарю, который заполнял рецепт, то есть сверх обычной цены за лекарства?

– Да.

О, Боже. Несколько человек в зале ахнули от удивления. Вполне очевидно, куда клонит папа, даже если на первый взгляд эта тема может показаться не относящейся к делу.

– По вашему личному опыту это обычная практика при покупке лекарства?

– Нет. Я никогда не платила за лекарства для себя таким образом.

– По вашему опыту общения с мисс Харрис, вы знали о какой-либо ее продолжительной болезни, которая бы требовала того лекарства, за которым она вас оправляла?

– Я не в курсе такого.

– А по вашему личному мнению, вы бы сказали, что мисс Харрис посылала вас приобретать эти лекарства, потому что была зависима?

– Не знаю. Иногда она вела себя в офисе непривычно раздражительной или растерянной, но я относила это на счет стресса.

– Протестую, – прерывает Томас Дженкинс. – Нет доказательств, что моя клиентка не больна, а такая линия допроса может компрометировать свидетеля.

Папа снова берет выписанные рецепты и передает судье.

– Обращаю ваше внимание на количество, которое выписывалось каждый месяц. Даже если мисс Харрис была серьезно больна, ни один законопослушный доктор не прописал бы такое количество лекарства.

– Отклонено, – говорит судья.

Папа возвращает свое внимание к Эмме.

– Вы когда-нибудь пытались отказаться выполнять приказы мисс Харрис?

Эмма сглатывает.

– Да. Несколько раз я отказывалась, и она угрожала уволить меня с работы. Она также говорила, что позаботится, чтобы я не смогла найти другую.

– И что вы чувствовали?

– Я боялась за свое жизнеобеспечение.

– И последний вопрос. По вашему личному мнению, считаете ли вы что мисс Харрис можно доверить вести журналистское расследование должным образом будучи под влиянием лекарства, которое она принимала?

– Нет.

– Спасибо, миссис Филан.

Томас Дженкинс выступает с перекрестным допросом, и хотя он проделывает очень хорошую работу допрашивая Эмму и отчасти спасая репутацию Уны, папин посыл был ясен. Уна Харрис зависимая, непригодная для выполнения своей работы, и поэтому ничего из того, что она написала о Джее, не может считаться заслуживающим доверия. Папа даже вызывает медицинского специалиста для дачи показаний о том, что принимаемые Уной лекарства могли мешать ей физически и умственно.

Когда судья объявляет перерыв в судебном заседании, я целенаправленно встаю со своего места. Хочу поговорить с Джесси. Догоняю ее, когда она собирается выйти из зала, хватаю за руку и практически тащу ее за собой наружу.

– Эй, полегче, Матильда! – восклицает она. – Ты мне так руку оторвешь.

– Хочу поговорить с тобой наедине, – говорю ей, ведя к женскому туалету, подальше от зала заседаний. Мы заходим внутрь, и там, к счастью, пусто.

Я отпускаю ее и упираюсь руками себе в бока.

– Что здесь происходит?

– Что ты имеешь ввиду?

– Чертова львица – помощница Уны Харрис, Джесси! Вы с Джеем думали, что я не вспомню ее? Я не дура.

– Послушай... – начинает она, но прежде чем произносит что-то еще, дверь открывается и входит Джей.

– Оставь нас, Джесси, – говорит он командным тоном.

– У нас тут разговор. И если ты не заметил, это женский туалет. Тебе сюда нельзя, – огрызаюсь я.

Джей даже не смотрит на меня.

– Джесси. Иди.

Без единого слова она спешит из туалетной комнаты, оставив нас с Джеем наедине. Ни с того ни с сего я чувствую, что задыхаюсь. Одно его присутствие высасывает весь воздух, как в хорошем, так и плохом смысле. Мгновение мы стоим в молчании, прежде чем он поворачивается и отходит закрыть дверь на замок. Когда Джей смотрит на меня, его глаза темны от гнева.

– Тебе нужно к черту успокоиться, Ватсон.

– С чего бы? Сперва я услышала вчера ночью, как вы с папой ссоритесь, а теперь львица из казино – помощница Уны Харрис? Мало того, она еще становится свидетелем. Я знаю, что обещала не задавать вопросов, но все становится просто смехотворным. Ты не можешь продолжать и дальше держать меня в неведении.

Что-то меняется в выражении лица Джея.

– Ты вчера слышала нас с твоим отцом?

– Да, – отвечаю я раздражено. – Хотя особо ничего не поняла.

Джей приближается ко мне, припирая меня к стенке. Его рука поднимается к моей щеке, проводит по ней и опускается на шею.

– Я думал, ты спишь, родная.

Мурашки пробегают там, где он касается меня, и я сглатываю.

– Ага, как видишь, ты не единственный кто может притворяться.

Он смотрит мне прямо в глаза с грозным выражением лица.

– Я никогда не притворяюсь. Не с тобой. Хочешь, чтобы я сказал тебе правду? Ладно, вот тебе правда. Мы с Джесси давно наметили Эмму Филан. Джесси начала с ней флиртовать, сделала пару компрометирующих снимков и записала то, что произошло ночью, когда та с мужем пригласили ее на групповуху. Затем, Джесси разъяснила Эмме, что если она не станет свидетелем в судебном процессе, то эти снимки и запись могут попасть не в те руки. Вот и все.

– Это шантаж. И незаконно. Думаю там, откуда ты, это называют «плодом ядовитого дерева»³³.

– Мы не используем шантаж как улику. Мы используем шантаж, чтобы она дала честное свидетельство. Доказательства того, что Уна использует наркотики – легальные. Вообще-то миссис Филан передала их совершенно добровольно. Использованный метод убеждения – это неизбежное зло.

Я безрадостно смеюсь.

– Метод убеждения? Ладно, раз ты хочешь так это называть. Так сколько же в общей сложности ты совершил этого «неизбежного зла», Джей?

– Немного.

– Черт.

Он улыбается.

– Мне нравится, когда ты ругаешься. Так, к сведению, это чертовски заводит.

– У тебя сейчас язык развязался? Серьезно? – Толкаю его в грудь, но Джей не шелохнулся.

Он берет мою руку и потирает большим пальцем в центре ладони.

– Не начинай меня ненавидеть. Дай мне еще пару дней. Несколько дней и обещаю, больше никаких секретов, ладно?

– Как ты можешь это оправдать? Эта бедная женщина, возможно, теперь потеряет работу. Тебя это вообще волнует?

На мгновенье у него появляется странное выражение лица. Джей не обращает внимания на мой вопрос, а просто отвечает:

– Просто подожди, Матильда. Дождись общей картины.

Я долго смотрю на Джея, но в его глазах одна лишь искренность. Глубоко вздыхаю. Большой палец Джея на моей ладони, заставляет меня дрожать. Он давно не подходил ко мне так близко, а я чувствую каждую клеточку его крупного твердого тела, прижимающего меня к стене.

– Хорошо, я подожду. Но клянусь, это должно быть что-то стоящее.

Теперь он водит ладонями верх-вниз по моим руками.

– Обещаю, так и будет. – Джей слегка выдыхает, его глаза бегают между моими. – Я очень хочу поцеловать тебя.

Безмолвно объясняю ему, что целоваться прямо сейчас неразумно. Он отвечает так же, что принимает вызов.

– К черту, – ругается он. – Я поцелую тебя.

Не успеваю отстраниться, как губы Джея уже на моих, а язык проникает в мой рот. Из меня вырывается глубокий стон, и Джей обхватывает мое лицо ладонями. У меня так долго этого не было, чувствую его поцелуй повсюду – между бедер, в своих затвердевших сосках, на кончиках своих жаждущих пальцев, когда они крепко сжимаются на лацканах его костюма.

Руки сами по себе начинают расстегивать его рубашку, залезая под нее, чтобы почувствовать кожу этого мужчины. Обычно я так легко не поддаюсь, но мне это нужно. Я не могла коснуться его так долго. Мы сблизились и, все же между нами была стена. Джей стонет, когда касаюсь его, глажу ладонями его грудь. Рука Джея перемещается между моими ногами, приподнимая юбку и хватая меня прямо там. Я громко стону.

Ручка двери дергается, кто-то с другой стороны пытается войти, и мы отстраняемся с затрудненным дыханием. Отпускаю его и пробегаю рукой по волосам.

– Нам лучше пойти перекусить, прежде чем вернемся в зал.

Потемневший и разгоряченный взгляд, которым Джей меня награждает, дает понять, что это наипоследнейшее, чего бы ему хотелось. Но мы оба знаем, что тут последнее место, где мы должны этим заниматься, поэтому он, наконец, отвечает:

– Ага, тогда давай так и сделаем.

Говорю ему, что догоню, и он уходит, успев прошептать мне на ухо:

– Я чертовски люблю твой вкус.

Дрожу от его слов и горячего дыханья на моей коже. Затем запираю дверь, быстро иду в туалет и привожу в порядок свой внешний вид. Возвращаясь, поворачиваю за угол и чуть ли не наталкиваюсь на Уну Харрис. Ее обычно уложенные волосы слегка растрепаны и, похоже, она так сильно кусала губу, что та стала кровоточить. К тому же, ее зрачки сильно расширены.

– Смотрит на меня, словно думает, что лучше, – бормочет она, запах алкоголя бьет мне в нос. Если мои предположения верны, то она под чем-то и пила. Иисусе, она выбрала худшее место, чтобы показать себя.

– Я бы предпочла вовсе не смотреть на тебя, Уна, – говорю, вскидывая подбородок.

Она размазывает кровь по рту и машет в мою сторону пальцем.

– Так ты не испугалась той ночью? А должна бы. С твоей стороны было бы разумно бояться. – Она протягивает руку и проводит ей по моему шраму. – Напомни, как ты его получила?

Я сразу отстраняюсь от ее прикосновения.

– Не помню, чтобы говорила тебе. А теперь, пожалуйста, уйди с моей дороги.

– Уна, достаточно, – слышится твердый голос Брайана Скотта. Он подходит к ней и обхватывает рукой за талию.

Возле меня появляется Джесси и спрашивает:

– Ты в порядке, Матильда? – она бросает пронзительный взгляд в сторону Уны.

– Да, все хорошо.

– Ты кто вообще, черт тебя возьми? —спрашивает Уна, вновь невнятно произнося слова.

– Не твое чертово дело, – отвечает Джесси, складывая руки и поднимая глаза на Брайана. – Тебе бы лучше привести ее в порядок. Сейчас она в жутком состоянии.

– Да, – говорит Брайан стальным голосом. – Так и собираюсь сделать. До свиданья, дамы.

Он уводит Уну, а та чертыхается напропалую.

– Отвали от меня, Брайан. Я прекрасно могу идти сама.

– У этой стервы больше проблем, чем у Vogue, – бормочет Джесси себе под нос и я смеюсь.

Оставшаяся часть дня тянется довольно медленно, больше никаких крупных разоблачений не происходит. Я покидаю здание суда вместе с папой и Джеем, пресса накидывается на нас с вопросами, на что они получают четкий ответ «без комментариев». Мы быстро находим машину Джея, и он довозит нас до дому. В отличие от вчерашнего дня, он не остается на ужин, а наоборот – сразу же уезжает, как только высаживает меня и папу.

На следующий день заседание проходит таким образом: второй помощник Уны (да, у этой женщины два личных помощника) занимает место свидетеля. Это парень и он говорит все практически противоположное сказанному Эммой Филан днем ранее, разрисовывая Уну как идеального, самого щедрого шефа, которого только можно пожелать. Затем папа вызывает Уну для дачи показаний, и вот тогда-то все становится намного интересней.

– Мисс Харрис, в две тысячи четвертом году вы написали разоблачающую статью о личной жизни члена парламента – Виктора Нугента?

Глаза Уны, устремленные на папу, превращаются в щелочки.

– Да, в то время я писала о политике и обнаружила, что мистер Нугент пользовался услугами проституток.

– И как вам досталась эта информация?

– У меня есть осведомители, – резко отвечает Уна. – У всех журналистов есть.

– Вы прослушивали его телефон или взломали компьютер, как у моего клиента?

– Какое это имеет отношение? – протестует Томас Дженкинс. – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать прошлые статьи. Мы здесь говорим о статьях, написанных мисс Харрис о мистере Филдсе.

– Заверяю вас, моя линия допроса весьма относится к делу, Ваша честь, – говорит папа судье.

– Продолжайте, – говорит судья, привычно махнув рукой.

– Вы можете ответить на мой вопрос, мисс Харрис, – произносит папа,вновь поворачиваясь к Уне.

Ее односложный ответ звучит напряженно:

– Нет.

– Мистер Нугент покончил с собой через несколько месяцев после того, как вы раскрыли эту историю. Вы знаете об этом?

– Конечно, да.

– Вы считаете себя ответственной?

Ее глаза превращаются в щели.

– Нет.

– Как вы считаете, если бы вы не написали той статьи, мистер Нугент был бы до сих пор жив и здоров?

– Я не могу этого знать. Но скажу, что Виктор Нугент должен был быть добропорядочным членом общества, а то, что он делал, нужно было разоблачить.

Серьезно, ирония здесь просто смехотворна. Уна Харрис осуждает чью-то личную жизнь после всего, что выяснилось о ней самой. Видимо, каждый герой своей собственной истории.

– И вы приложили огромные усилия, чтобы разоблачить его, мисс Харрис?

– Я не понимаю, что вы подразумеваете под «огромными усилиями», – заявляет Уна твердым голосом.

– Вы взламывали его личную электронную почту?

– Нет.

– Спасибо. На этом все, мисс Харрис.

Уна покидает трибуну и возвращается на свое место, в то время как папа берет папку и передает судье.

– Я представляю записи того, что в две тысячи четвертом году был произведен вход в личный почтовый ящик Виктора Нугента с домашнего компьютера Уны Харрис. Электронные письма также включены вместе с копией статьи мисс Харрис, которую она опубликовала в Дейли Пост несколькими днями позднее. Как вы видите, в статье была использована информация из этих писем, почти дословно.

У меня, правда, нет слов. Хотелось бы работать с папой над этим делом, а не с Уиллом, как я работала в последние несколько месяцев, потому что честно, не думаю, что выдержу еще сюрпризов.

Следующие несколько дней полное безумие. По всей стране люди в гневе на Дейли Пост и каждый телевизионный канал, радиостанция и газета взывают, чтобы издательство закрыли. Уну прозвали дьяволом, а Брайана – тем, кто дал ей базу для работы.

Однако самый большой сюрприз еще впереди. И хотя магии в этом никакой нет, мне нравится думать об этом как о престиже Джея. Его большой финиш и бесспорно последний гвоздь в двойном гробу Уны Харрис и Брайана Скотта.

ГЛАВА 28

Это предпоследний день судебного процесса. Завтра присяжные вынесут решение. Я вполне уверена, что Джей получит довольно значительную компенсацию, но всегда есть шанс, что все может измениться. Несмотря на все улики, выставленные против них, команда юристов Брайана и Уны все же смогла спасти часть дела.

Папа собирается вызвать еще одного свидетеля. Этим утром репортеры показались у нашего дома в поисках заявлений от папы, поэтому мы все на нервах стараемся добраться до зала суда вовремя. Зато, Джей спокойный, как огурец. На нем его любимый костюм, тот, что светло-серый, и выглядит он так же прекрасно, как и всегда.

В Джее есть какое-то умиротворение, словно суматоха в голове устаканивается.

Я так занята восхищенным разглядыванием его великолепного профиля, что не слышу, как папа вызывает последнего свидетеля. От присутствующих в зале и присяжных раздаются потрясенные охи. Брайан встает со своего места, пробегая рукой по седеющим волосам и выглядя совершенно сбитым с толку, в то время как Уна с обезумевшим выражением лица бледнеет, словно привидение.

– Что, черт побери, происходит? – спрашиваю сидящего рядом со мной Уилла.

– Ты, что, не слушала? – шепчет он оживленно. – Дэвид Мерфи выступает свидетелем.

– А?

– Дэвид Мерфи. Волонтер Джея. Тот, о ком Уна написала, что он умер от сердечного приступа.

Клянусь Богом, наверное, сейчас еще слишком раннее утро, потому что мой мозг отказывается воспринимать сказанные им слова.

– Не понимаю.

– Боже, Матильда. Разве Хью тебе не сказал?

– Нет. Они с Джеем держали рот на замке относительно деталей дела, – отвечаю я, чуть дрожа. – Так, Дэвид Мерфи жив?

– Да! – восклицает Уилл.

Не понимаю, как это возможно. То есть, Уна, возможно, и коварная, но не думала, что она может быть настолько тупа. Ведь у нее должно же было быть какое-то доказательство смерти человека, прежде чем она решила опубликовать статью? А Джей! Боже. Все это время он водил всех за нос, ни разу никого не поправив, когда упоминали о сердечном приступе Дэвида.

Что за фигня. Это же... замечательно.

Не могу поверить, что хитрый, умный обманщик и мерзавец сумел такое проделать.

А сейчас у меня нет слов.

В итоге мне удается взять себя в руки достаточно, чтобы осознать – сейчас разверзнется ад. Уна вскакивает и кричит на Джея, который спокойно сидит на своем стуле, с иронично вздернутой бровью и призрачной улыбкой удовлетворения на губах.

– Это возмутительно. Человек, сидящий в качестве свидетеля, не может быть Дэвидом Мерфи. Я в собственных руках держала его свидетельство о смерти! – ее до этого бледное лицо превращается в красное от гнева, когда Уна тычет пальцем в Джея.

Судья громко бьет молотком, призывая Уну держать себя в руках.

– Ты в этом уверена, Уна? – небрежно спрашивает Джей, вращая монету между пальцами с экспертной точностью. – Дэвид Мерфи – довольно распространенное имя в стране. Возможно, ты перепутала его с кем-то другим.

– Не перепутала. Я видела! Ты это сделал. Ты с самого начала знал, что он не был мертв.

– Мисс Харрис, – говорит судья. – Пожалуйста, сядьте.

Уходит еще несколько минут на восстановление порядка, и папа начинает допрос.

– Приятно с вами познакомиться. Полагаю, я должен начать с просьбы уточнить – кто вы?

Дэвид улыбается. На самом деле, он вполне симпатичный, ему, возможно, за тридцать, с копной густых каштановых волос.

– Я Дэвид Мерфи.

– Тот самый Дэвид Мерфи, который принял участие в телевизионном шоу мистера Филдса в качестве волонтера?

– Все верно.

– И вы живы?

Усмехается.

– Надеюсь на это.

Папа берет паспорт, свидетельство о рождении и водительские права, и передает их Дэвиду.

– Это ваши документы?

– Так точно.

Судья просит показать идентификационные документы Дэвида, прежде чем папа мог бы продолжить опрос.

– Вы имеете какое-нибудь представление, как мисс Харрис могла прийти к заключению, что вы мертвы?

– Нет. Сразу после того, как я закончил съемки с Джеем, эмигрировал по работе в Австралию, но недавно вернулся домой. Меня не было здесь, но я точно не был мертв.

– Спасибо, мистер Мерфи. Это все, что я хотел спросить.

Адвокат Брайана и Уны, Томас Дженскинс, сразу же встает со своего места, явно желая закидать Дэвида вопросами.

– Мистер Мерфи, прежде чем моя клиентка опубликовала статью, она собрала несколько документов свидетельствовавших, что вы умерли от сердечного приступа. Эти документы впоследствии пропали из охраняемого места, где они хранились. Даже копии и оригиналы государственных и больничных записей пропали без следа. Вы что-нибудь об этом знаете?

Дэвид склоняется к микрофону.

– Нет, не знаю.

Хм, даже если он не знает, то Джей наверняка в курсе. Поглядываю на него краешком глаза, мой взгляд сужается от настороженности и легкого трепета.

– Мистер Филдс нанял вас, чтобы вы инсценировали свою смерть?

Теперь Дэвид громко смеется.

– Нет, конечно, нет. Это не кино, мистер Дженкинс. – Я замечаю, что несколько членов присяжной комиссии пытаются подавить улыбки.

Рот Томаса Дженкинса превращается в недовольную тонкую линию.

– Мою клиентку, мисс Харрис, заставили поверить, что мистер Филдс заплатил большую сумму денег вашей матери на расходы на организацию похорон. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Да, знаю. Джей дал моей маме деньги, но не для похорон. Это был займ для ремонта дома, который теперь полностью оплачен. Я не совсем понимаю, с чего ваша клиентка решила, что они на похороны.

Папа выходит вперед и обеспечивает суд необходимыми доказательствами займа. Адвокат Брайана и Уны кидает еще парочку умных вопросов Дэвиду, но у того безупречные ответы на каждый из них, даже с легким намеком, что, прежде всего, у Уны никогда не было документов, о которых она заявила.

После перерыва на обед, Томас Дженкинс вызывает свидетеля, парня по имени Блейк, который, видимо, работал оператором на шоу Джея и который, по заявлению Уны, был ее осведомителем последние два года. Она также заявляет, что это Блейк изначально проинформировал ее о смерти Дэвида.

Они все кажутся уверенными, что Блейк докажет, что что-то было неладное и Уну одурачили, заставив поверить, что Дэвид был мертв. Тем не менее, когда Блейк занимает место свидетеля, он отрицает любую связь с Уной и утверждает, что никогда не говорил ей, будто Дэвид Мерфи умер. Уна заявляет, что все ее дела с Блейком происходили с глазу на глаз, поэтому у нее попросту нет доказательств, что такие встречи имели место быть.

И снова все это попахивает трюкачеством Джея. Мне становится чуть ли не жаль Уну. Я даже начинаю задумываться, не спланировал ли Джей все, еще до того как она написала хоть одно слово о нем.

Что только приводит к целому вороху других вопросов.

Судья просит присяжных отправиться в совещательную комнату и обсудить все, для вынесения вердикта. Я даже не сомневаюсь, что решение будет в пользу Джея. На самом деле, это кажется единственным заключением. Мое сердце колотится от страха не в ожидании вердикта. Если к этому времени я и узнала что-то о Джее, так это то, что на все его действия есть своя причина, и больше всего мне хочется знать – зачем он все это организовал.

Почему он хотел уничтожить Уну Харрис и Брайана Скотта?