Текст книги "Монстр из отеля №7 (ЛП)"
Автор книги: К.В. Роуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Глава 36
САЛЛЕН
На улице льет как из ведра.
Ветер хлещет дождем нам в лицо. В темноте города воют полицейские сирены, но разряды молнии резче, и я вздрагиваю. Мою спину пронзает страх, я тянусь свободной рукой к Карии, через другую перекинута прихваченная мною сумка. Мы смотрим на грязную улицу, я притягиваю Карию к себе, и она утыкается лицом мне в грудь.
Взглянув вниз, я вижу ее обращенные на меня голубые глаза и болтающуюся у нее в пальцах бутылку «Джеймсона».
Я не видел, как она ее взяла, но не задаю вопросов.
Она ходячая проблема. Для меня Кария всегда ею была.
– Что они с тобой сделали? – тихо спрашиваю я, мы идем по улице, держась поближе к неосвещенным магазинам.
Мои высокие кроссовки тонут в дождевых лужах, но я не перестаю смотреть на Карию. У меня в голове застрял ее крик, и хотя в эту октябрьскую грозу она здесь, в моих объятьях, ее загорелое лицо побледнело, и в оранжевом свете уличного фонаря я вижу, что сжимающие «Джеймсон» пальцы дрожат.
Я поднимаю взгляд и замечаю вспыхивающие впереди синие огни. Они, вероятно, еще недостаточно близко, чтобы нас заметили, но мы не можем рисковать. Я сворачиваю в следующий переулок, Кария идет за мной. Мы ступаем в кромешную тьму, куда не проникает свет уличных фонарей. Я улавливаю запах канализации и чего-то еще более мерзкого, похожего на запах смерти, и думаю о том, что сказала мне Мод. Что она мне открыла. Штейн никогда не рассказывал о своих убеждениях, о своем круге как в Райте, так и за его пределами. Но мои мысли возвращаются к готическому зданию первоначального отеля № 7, и я представляю себе кровь, залившую ковры коридоров.
Мод полагает, что он поддерживается средствами владельцев новых отелей. Это ничего не меняет, это не поможет мне бежать, и я не должен иметь с этим ничего общего. Но это напоминает мне о двух моих лабораториях, о безопасных пространствах дома и в новом отеле № 7.
Это может стать нашим укрытием. В конце концов, Мод помогла нам, несмотря на то, что Кария оказалась ужасной гостьей. Чудесно ревнивой, но, тем не менее, ужасной.
Когда она сидела у меня на коленях… Невозможно описать, что я тогда чувствовал. Как будто на меня обрушилось сразу все, что я когда-либо хотел, но не мог сформулировать.
– Со мной все в порядке, – выдавливает она сквозь шум дождя.
Сирены звучат так, будто приближаются, мы углубляемся в переулок, и я обхватываю ее сзади обеими руками, затем поворачиваюсь, становясь спиной к улице. Дождь здесь утих, но лужи у нас под ногами стали еще глубже. Сумка у меня на руке тяжелая и мокрая от воды, но пока это все, что у нас есть.
В переулке я притягиваю Карию к себе, прислонившись плечом к грубой кирпичной стене. Сирены внезапно стихают, и я думаю, что они свернули на другую улицу.
– Куда тебя ранили? – тихо спрашиваю я, приблизившись губами к ее уху.
– Я же сказала, что со мной все в порядке, – рычит Кария, и я слышу в ее голосе раздражение, но думаю, это только для того, чтобы скрыть боль. – Нам нужен план, Саллен. Скоро взойдет солнце. Город кишит охотящимися за нами ищейками.
– Это ненадолго, – шепчу я, касаясь губами ее уха.
– А что, если Мод нас сдаст? Или… Космо? – его имя она произносит тихо, и я знаю, что ей не хочется думать о том, что он снова ее предаст.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки и скольжу пальцами под футболкой Карии, впиваясь ей в ребра. Я помню его лицо, когда он задрал мою толстовку. Я даже не знаю, почему он это сделал.
Но тут мне в голову приходит мысль, и я вонзаю ногти в плоть Карии, единственное, что ее спасает – это кожа моих перчаток.
– О чем вы с ним шептались, Кария Вен? – спрашиваю я ее в темноте мокнущего под дождем города. – Над чем вы смеялись? Надо мной?
Кария не двигается, стоит совершенно неподвижно. Я прекрасно знаю, что у нее в руке бутылка алкоголя, и она без проблем воспользуется любым предметом в качестве оружия. Но я не чувствую страха. Вместо этого внутри меня зарождается ужасный, болезненный стыд от мысли о том, как Космо трахает ее, и они смеются над всем тем, что со мной не так.
– У меня сейчас нет времени на твои комплексы, Саллен. Почему ты думаешь, что утром Райт перестанет нас искать?
Она пытается вывернуться из моих объятий, но я крепко ее держу. Одной рукой схватив Карию за горло, я приподнимаю ее подбородок и смотрю на нее сверху вниз.
Даже здесь, в непроглядной тьме я вижу в ее радужках отблеск синевы.
– Так вот до чего докопался Космо? Комплексы? Когда ты выглядела так, будто вот-вот заплачешь, а потом чуть не позволила ему себя поцеловать?
Я промок под дождем, и мне хотелось бы сказать, что именно поэтому дрожу всем телом, но со мной часто случались вещи и похуже.
– Тебя это не волновало, – парирует Кария, повысив голос. – Тебе было все равно, потому что ты оставил меня с Космо и пошел к Мод. Ты смеялся с ней и флиртовал. Знаю, что ты хотел бы остаться там и…
Скользнув рукой по горлу Карии, я зажимаю ей рот.
– Я же сказал тебе не прикасаться к нему, – произношу я, крепче обнимая ее за талию.
– Но Мод же ты позволил прикоснуться к тебе – говорит она мне в ладонь, отчего ее слова едва слышны.
– Мне была ненавистна каждая секунда. Вот и все. Секунды, – я опускаю голову, скольжу носом по ее подбородку и говорю ей правду. – Мне хотелось перемахнуть через стол и прибить вас обоих за то, что вы насмехались надо мной. Когда ты села ко мне на колени…
Я замолкаю, вспоминая мольбы Карии поцеловать ее. Как же трудно сохранять самообладание, когда я с ней.
– Ты моя, Кария Вэн, А она для меня ничто.
– Ты не хотел заменить меня ею? Или, может, ими обеими? Чтобы они целовали тебя, трахали, встали перед тобой на колени…
Я отстраняюсь и снова хватаю ее лицо, касаясь скул кончиками пальцев.
– Не говори глупостей, – говорю я, прижавшись виском к ее виску. – Нет никого, кому я хотел бы причинить боль вместо тебя.
– Тогда почему ты ничего не сделал, когда в самом начале увидел, что Космо пытается меня поцеловать?
Потому что Мод разговаривала со мной о том, что я хотел понять всю свою жизнь. О Бербанке Гейтсе и о том, почему Штейн так меня ненавидит.
Но я ей этого не говорю. Я не могу этого сказать.
Вместо этого я шепчу ей на ухо:
– Я увезу тебя так далеко, что к тебе никто никогда больше не приблизится. Никто тебя не поцелует. Не тронет. Не услышит твоих криков.
Кария издает жалкий фыркающий звук.
– Я не собираюсь кричать. Я тебя не боюсь. А что, если правда гораздо проще всех твоих угроз? Что, если это ты… – она запрокидывает голову и ловит мой взгляд. – Боишься меня?
– Что он сказал? – не унимаюсь я, полностью игнорируя ее вопрос. – Что он тебе такого сказал, что ты чуть не расплакалась?
Возможно, я завидую, что это сделал он, а не я. Возможно, мне хочется знать, как ранить ее так глубоко.
Кария вырывается из моей хватки и прожигает меня взглядом. В общих чертах я замечаю, что гром стих, ветра нет. Сирен я тоже не слышу.
Райт не станет искать нас при свете дня, потому что это привлечет слишком много внимания. Они и так уже вызвали переполох. Чтобы объяснить их сегодняшнюю ночную облаву, придется составить ложный полицейский отчет. Очень много усилий, чтобы замять дело, и Райту весь день придется ходить на цыпочках.
– Ничего, – отвечает Кария, стиснув зубы и так окинув меня взглядом с ног до головы, что мне становится неловко. – Ничего, кроме правды.
Затем свободной рукой Кария начинает отвинчивать крышку «Джеймсона», но я вижу, как она морщится, поджимает губы, и снова вспоминаю ее крик в подвале.
Я прислоняюсь к кирпичной стене, довольный тем, что ей не выбежать из переулка, не обогнув меня.
– Что они с тобой сделали? – снова спрашиваю я тихим голосом.
Кария подносит бутылку ко рту и откручивает зубами крышку. Затем срывает ее пальцами и целых три секунды пьет прямо из бутылки.
И тогда я вижу это.
Кровь у нее на ладонях.
Она едва различима при слабом ночном освещении и затихающей грозе, но я ее вижу.
Стиснув зубы, я тянусь к руке, в которой Кария держит кепку, и дергаю ее к себе за запястье.
Она все пьет, глядя на меня, а я переворачиваю ее ладонь, нежно раскрывая пальцы. Я забираю у нее кепку и засовываю в карман толстовки, и тут вижу, что у нее в коже поблескивает стекло, маленький зазубренный осколок, из других неглубоких порезов сочится кровь.
Увидев, что у нее течет кровь из-за кого-то другого, я напрягаюсь всем телом, и Кария медленно опускает бутылку.
Одной рукой я обхватываю ее запястье, а другой раздвигаю пальцы, она смотрит на меня с душераздирающей открытостью, во всем своем саморазрушении, и сейчас я не имею в виду ее кровь. Кария чертовски непристойная. Совсем не такая холёная, какой я ее знал, и сильнее всего на свете мне хочется еще больше ее.
– Ты поэтому кричала? – тихо спрашиваю я, глядя на растекающуюся по линиям ее ладони кровь.
Возможно, она более хрупкая, чем я думал.
– Нет, – говорит Кария так, будто я ее обидел. – Он схватил меня за плечо и чуть его не вывернул.
Мне знакомо это чувство. В буквальном смысле слова. Представив, что она испытывает… у меня самого начинают дрожать руки.
Кария пожимает плечами.
– Но со мной все в порядке.
Затем делает еще глоток.
– Я так не думаю, – тихо говорю я. – Знай я это, то сломал бы нахер ему руку, а не просто ушатал.
– Думаешь, со мной что-то не так? – тихо спрашивает она, игнорируя все остальное сказанное мной. – Что ж, извини, но не все пристегивают женщин к стоматологическим креслам и тыкают иглами им в соски. Пожалуй, не каждому по силам такая степень вменяемости, Саллен.
Я хватаю ее за запястье и притягиваю к себе, Кария скользит ногами по мокрому асфальту. Затем я опускаю голову и провожу языком по ее окровавленной ладони, ощущая привкус железа, чтобы показать ей, насколько я, черт возьми, вменяем. Еще я чувствую укол осколка стекла. Я наклоняюсь и соскребаю его у нее с кожи своим неестественно острым клыком.
Кария так дрожит, что мне приходится впиться пальцами ей в запястье. Подняв на нее глаза, я провожу языком по краю зуба и чувствую на нем стекло. Не сводя глаз с Карии, я отправляю его в рот и проглатываю.
Она приоткрывает губы, все еще держа в руке бутылку.
– Пожалуй нет, – тихо говорю я, затем прижимаюсь губами к ладони Карии и вижу, как она дрожит в темноте.
Я медленно опускаю ее руку, ощущая на своем языке ее восхитительный вкус.
– Саллен, – шепчет она. – Это… опасно.
Я холодно улыбаюсь ей. Со мной случалось кое-что и похуже.
– Ты можешь сказать спасибо, Кария. Или «спасибо, Боже».
Знаю, она никогда меня так не назовет, но, возможно, мне и впрямь передалось что-то от мании величия Штейна.
Не отводя от меня взгляда, Кария делает еще один глоток, и на этот раз я выхватываю у нее из рук бутылку.
– Эй!
Кария бросается на меня, но я отступаю.
– Я его украла. Он, сука, мой. Отдай! – дрожащим голосом говорит она и тянется, чтобы забрать у меня бутылку «Джеймсона», но я хватаю ее свободной рукой за запястье.
Какое-то мгновение мы оба не двигаемся, уставившись в переулок, и я понимаю, что гроза полностью утихла, оставив после себя только сырой, промозглый осенний воздух.
– Верни бутылку.
– Даже если ты считаешь меня моральным уродом, – осторожно говорю я, не отводя от нее взгляда. – Это не значит, что я позволю тому же случиться с тобой.
– Думаю, Саллен, тебе сперва следует побеспокоиться о своих проблемах с отцом, а потом уже решать мои.
От этих слов я вздрагиваю, но Кария не останавливается.
– То ты угрожаешь убить меня, то уже хочешь спасти мою душу, проглотив осколки. Я тебе уже сказала. Я тебя не боюсь, и не принадлежу тебе, и у меня действительно болит плечо, – тут ее голос немного срывается. – И я не знаю, что, черт возьми, нам делать. Мне хочется защитить тебя, но я даже не знаю, нравлюсь ли тебе, и…
Кария замолкает и, вырвав руку из моей хватки, вытирает кулаком глаза.
«Конечно, ты мне нравишься. Я тобой одержим. Я не глотаю чертовы стекла из-за кого попало».
Но я этого не говорю. Я молчу.
Она опускает руку и, подняв подбородок, смотрит на меня, делая глубокий вдох.
– Ты хочешь поехать в изначальный отель, – уверенно говорит Кария, настолько резко сменив тему и тон, что у меня на мгновение идет кругом голова, будто это я хлебнул вискаря из бутылки «Джеймсона». – Я поняла. Вот почему ты притворялся, что заинтересован Мод. Ты такой же, как и все остальные, это почти смешно. Ты хочешь туда пойти, и я не знаю зачем, и что мы там найдем, но мы туда пойдем. Может, они сохранят наш секрет, и Райт не догадается туда нагрянуть, особенно если Штейн никогда тебе о нем не рассказывал. Если там есть камеры…
– Их может и не быть. Если этот отель все еще используется, то для чего-то незаконного. Даже Штейн не развешивал повсюду камеры, чтобы скрыть свои злодеяния.
И засечь чужие. Включая шашни Карии, Космо и Вона.
– Итак, мы отправимся туда и найдем то, что ты ищешь, и, возможно, по пути я тоже что-нибудь найду. Что-нибудь, благодаря чему стану не такой жалкой, – говорит она, обхватив себя руками.
Она пьяна, воинственна и по-прежнему прекрасна.
– Жалкой? – тихо спрашиваю я, думая о том, как это слово отзывается у меня в груди. – Кто назвал тебя жалкой?
Но уверен, что уже знаю.
– Ой, отвали. Ты говорил то же самое, помнишь?
Кария резко указывает на зажатую в моей руке бутылку.
– Закрой крышку, – резко говорит она. – А то прольешь.
Мне хочется рассмеяться, но я завинчиваю крышку и беру бутылку за горлышко. Другой рукой я поправляю висящую у меня на плече сумку с нашей одеждой. Кария замечает это и, прежде чем я успеваю среагировать, выхватывает у меня «Джеймсон».
– Это чтобы облегчить твою ношу, – сухо говорит она. – Теперь нам нужно как-то сесть в чертово такси и надеяться, что мы сможем найти адрес этого отеля.
Кария проходит мимо меня к выходу из переулка.
Повернувшись, я провожаю взглядом принцессу Райта и представляю, как запускаю пальцы в растрепанный пучок светлых волос и рывком разворачиваю ее к себе. Но потом вспоминаю о том, как мы с Космо де Актисом назвали ее жалкой, и почему она вообще поверила, что это правда.
Глава 37
КАРИЯ
Мы сидим на заднем сиденье такси, и я отодвигаюсь от Саллена. Пить «Джеймсон» неразбавленным было не самой лучшей идеей, но знаю, что будь я трезвой, чувствовала бы себя еще хуже. У меня болит плечо, покалывает ладонь, пульсирует в висках, мне нужно поесть, и на счет Саллена у меня ни одного ответа, одни вопросы.
Таксист поднимает на меня глаза, и наши взгляды встречаются. Он проезжает через центр Александрии, а над городом начинает свой янтарный восход солнце.
Саллен был прав. Копы скрылись из виду, и, насколько я вижу, никто не мешает всеобщей утренней поездке на работу.
И все же, под пристальным взглядом голубых глаз водителя, я слегка поеживаюсь на потрескавшихся сиденьях такси, несмотря на то, что окна затонированы.
У меня между бедер зажата бутылка «Джеймсона», собранную мною сумку Саллен поставил на пол между нами. Из-за своего крупного телосложения он занимает здесь так много места, что ему приходится наклонять голову, чтобы не касаться крыши автомобиля. Я прекрасно осознаю его присутствие, но веду себя так, словно это не так.
Я прислоняюсь головой к двери, каждые несколько футов меня подбрасывает от выбоин, по которым мы проезжаем, но я просто закрываю глаза и смиряюсь с этим.
Саллен нашел место рядом с тем отелем, из которого мы потом пойдем пешком, так что водитель не знает точного пункта назначения на случай, если его потом будут допрашивать. Саллен вызвал такси с телефона Космо, который я на всякий случай прихватила с собой, а затем выбросила где-то в переулке, услышав, как он ударился о кирпичи, а затем упал на тротуар.
Я не чувствую угрызений совести. Космо тоже меня выбесил. Понимаю, что у него было право злиться на меня за мое предательство, но сейчас мне не до объективных оценок всего этого. Думаю, нашей дружбе пришел конец.
– Долго ещё? – спрашивает Саллен, и его надтреснутый голос грубо раздается в тишине машины.
Резко открыв глаза, я вижу, как таксист переводит взгляд с меня на Саллена, а затем быстро возвращает его на дорогу, будто он напуган. В этот момент мы останавливаемся на красный свет, и водитель постукивает по рулю пальцами, как мне кажется, от нервов.
– Навигатор показывает, что осталось полчаса. На окраине города, – говорит таксист, после чего с трудом сглатывает.
Кажется, Саллен Рул всех немного пугает. Меня нет. Полагаю, он внушает страх. Но для меня он – предмет всех моих желаний, обмотанный колючей проволокой.
Я бросаю на него взгляд.
– Что? У тебя не хватает денег? – шучу я, зная, что собственноручно сунула толстую пачку украденных им наличных в свой носок, на дно нашей зеленой сумки.
Он смотрит мне в глаза, слегка повернув голову, на нем по-прежнему капюшон, ткань его толстовки промокла от дождя и липнет к телу, так же как и моя футболка. Саллен опускает на нее взгляд, и я осознаю, что у меня затвердели соски. Я вспоминаю, как Космо пренебрежительно назвал меня не более чем игрушкой для траха.
Я скрещиваю руки на груди и Саллен снова поднимает глаза на меня.
– Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о моих деньгах, Кария. Тебе стоит спрятаться, пока еще можешь, – мягко говорит он, снова бросив взгляд на мою грудь. – Там тебя никто не спасет.
– Ты этого не знаешь, – понизив голос, возражаю я. – И мы уже несколько дней спасаем друг другу жизнь. Кончай играть в монстра. Я не боюсь.
Затем, в порыве отваги, подкрепленной текущим по моим венам «Джеймсоном», я осторожно ставлю бутылку на пол, засовываю ее между основанием среднего сиденья и нашей сумкой и придвигаюсь поближе к Саллену. Я никогда не пристегиваюсь, и это облегчает маневрирование. Подтянув колени к груди, я наклоняюсь к нему и обхватываю его руку. Затем улыбаюсь Саллену, глядя, как он хмурится.
– Скажи, почему ты мне угрожаешь, – шепчу я, понизив голос. – Скажи, что ты не хочешь мне показывать.
Водитель, должно быть, не слишком стремится расслышать мои слова, потому что, когда светофор переключается на зеленый, он включает музыку, «Slow Down» в исполнении Chase Atlantic, и она звучит на такой громкости, что ему явно не услышать, что происходит на заднем сиденье.
Я кладу голову на руку Саллена и тут же чувствую, как он напрягается, словно я вызываю у него отвращение. Он даже ерзает на сиденье и слегка поворачивается, чтобы выглянуть в тонированное окно.
– В магазине ты так себя не вел. Я почувствовала, как ты возбудился, – шепчу я, уткнувшись в мягкую ткань его толстовки.
– Кария, – цедит сквозь зубы Саллен.
– Тогда ты меня лапал. Ты лапал меня и когда я была пристегнута к креслу. Почему сейчас ты ведешь себя так, будто я тебе противна?
На мгновение он замолкает, кажется, у него напряжены все мышцы. Затем, по-прежнему не глядя на меня, Саллен впервые выдает мне правду о себе. Не о своем отце, не о Райте, а о себе.
– Я не привык, чтобы ко мне прикасались, когда мне этого хочется. Конечно же, я хочу тебя, – усмехается он так, будто что-то меньшее не обсуждается, и по-прежнему не смотрит на меня. – Но я не знаю, каково это, когда это желание взаимно.
Саллен говорит это спокойно, без тени жалости к себе. Затем он медленно поворачивается и смотрит на меня сверху вниз.
– Я не знаю, как вести себя с тобой, когда ты такая.
«Это какая? В смысле, домогаюсь его?»
– Мне показалось, что в магазине ты прекрасно с этим справился.
– Да, – говорит он, опустив взгляд к моим губам. – Потому что им всем нужно было знать правду. Ты, черт возьми, моя.
Я смотрю ему в глаза и чувствую, как от этих слов у меня вспыхивают щеки. Боль в ладони, в плече, все это исчезает.
– Ответь, почему ты у всех на глазах сказал, что убьешь меня.
Мои мысли возвращаются к облепившим Саллена Мод и Аливии, и я чувствую, как в животе разливается странное тепло.
«Ты тоже мой, щепетильный засранец».
Но до этого единственного момента истины, что произошел несколько мгновений назад, он не говорил ни о чем, кроме того, что сделал с ним Штейн, и только тогда, когда я не могла убежать. Когда он оказывал на меня физическое или медикаментозное воздействие. И на этот раз он мне тоже не ответил, снова закрывшись.
– Да, – с горечью отвечаю я, слегка икнув и не обратив внимания на то, как Саллен заглядывает мне в глаза и приподнимает брови, словно призывая меня высказаться на этот счет. – Ты сейчас закрываешься, да? Ты вообще не можешь со мной разговаривать без своих устройств и применения силы. Тебе меня не напугать, мальчик-монстр.
Я все равно крепче сжимаю его руку, и растягиваю губы в показной улыбке.
– И удачи тебе в следующий раз, когда пристегнешь меня ремнями к столу или креслу. Я больше не буду облегчать тебе задачу.
Я начинаю отодвигаться от него, высвободив свою руку, но Саллен притягивает меня к себе, впившись пальцами мне в плечо.
Я полусижу у него на коленях, мои бедра на его бедре, он с силой прижимает меня к себе, его хватка болезненна, крепка и безжалостна.
Саллен смотрит на меня прищурив глаза, нахмурив брови и сжав припухшие губы, и я не пытаюсь вырваться.
Мгновение он просто буравит меня взглядом.
А потом просто говорит:
– Думаю, если это будет нелегко, мне понравится еще больше, Солнышко.
Я вырываюсь из его хватки, и он реально смеется, издавая низкий, хриплый звук, от которого внизу моего живота разливается тепло. Он надо мной насмехается, но я от него не отстраняюсь. Я просто протягиваю руку, беру «Джеймсон» и, не раздумывая и не глядя на таксиста, отвинчиваю крышку и делаю еще глоток, обжигая горло.
Проблемы есть не только у Саллена, даже если большинство моих проблем это полностью моя заслуга.
Я пью и отмечаю тот факт, что мы выехали из центра Александрии и теперь мчимся по извилистой дороге, обсаженной по обе стороны деревьями с оранжево-желтой листвой. От осеннего пейзажа я чувствую себя живой.
Или, может, это все «Джеймсон».
В любом случае, я делаю еще глоток, но Саллен грубо выхватывает у меня из рук бутылку и пробку, расплескав на нас алкоголь, и по машине разносится резкий запах.
Таксист ничего не говорит, а я поворачиваюсь к Саллену и вижу, как он, не сводя с меня глаз, завинчивает красную крышку.
– Какого хрена ты творишь? – шиплю я, сжимая пальцы в кулаки.
У меня болят ногти, я даже не хочу смотреть, насколько испорчен мой маникюр, а еще дико ноет плечо.
– Ты уже второй раз отнимаешь у меня бутылку, и это уже слишком.
– Тебе хватит.
В голосе Саллена слышится что-то грубое, он отворачивается и смотрит в окно, обхватив ручку зажатой в пальцах бутылки.
– Мне хватит, когда я говорю, что мне хватит, – я тянусь за бутылкой, но не могу вырвать ее у него из рук. – Отдай.
Срывающееся с моих губ рычание не притворное. Если он не отпустит бутылку, я дам ему по лицу. Я борюсь даже не за алкоголь. Он мне не нужен, но думаю, я его заслужила, и в любом случае, Саллен не должен что-то у меня отбирать. Может, я это говорю по пьяни, может, я бы не возражала, если бы он сорвал с меня что-нибудь другое, но не это.
Я пытаюсь прокрутить бутылку у него в руке, тяну за нее и дергаю, но он не смотрит в мою сторону и, похоже, не испытывает никакого напряжения, с легкостью удерживая у себя «Джеймсон».
– Отпусти.
Я хватаюсь за бандану Саллена и, смяв в кулаке белую ткань, поворачиваю его голову к себе, заставляя взглянуть на меня.
Саллен прищуривается и опускает взгляд на мою руку.
– Я стояла перед тобой голая, а ты кусал меня, втыкал в меня иглы и слизывал с моего лица кровь. Ты проглотил выдернутые из моей кожи осколки стекла. Но, находясь рядом со мной, ты даже не можешь снять это. Ты не привык к тому, что твое желание может быть взаимно? Ну, вот она я. Привыкай, черт возьми.
Я дергаю его за мягкую ткань банданы. Во мне нарастает воинственное чувство безысходности, и я не хочу с этим смиряться.
Он разговаривает со мной какими-то урывками. Он не откроется, пока я перед ним не распластаюсь. Он не хочет общаться, и мы просто без конца убегаем. Даже если мы доберемся до этого отеля, что тогда? Рано или поздно нас начнут искать, если уже там не поджидают. И с Мод нам повезло; она, должно быть, хороший человек, по мнению Космо и Саллена. Но я не такая, и мое везение очень скоро закончится.
Я провожу пальцами по треугольному краю белой банданы. Потяни я вот так, то могла бы совсем ее развязать.
У Саллена раздуваются ноздри.
– Отдай мне бутылку, или я сорву вот это.
– Зачем? – тихо спрашивает он.
– Что значит зачем? – практически кричу я, и мне все равно, кто меня сейчас услышит. – Затем, что я хочу тебя видеть. Я. Хочу. Тебя, Саллен. Не Космо. Не Флита.
Когда я произношу его имя, Саллен вздрагивает, а затем морщит нос.
– Не Вона. Тебя.
Он внимательно вглядывается мне в лицо. Затем говорит:
– Стоило только подумать, что ты умнее, чем мне казалось.
Я поднимаю средний палец. Мне плевать, что это по-детски. Да пошел он на хер.
Саллен бросает взгляд на мою руку, и, прежде чем ее опустить, клянусь, я вижу, как он едва сдерживает улыбку.
– Это несправедливо. Ты несправедлив. Я годами была влюблена в тебя, и теперь, наконец, ты здесь, со мной, но такой же замкнутый, каким был всегда. Твоего отца здесь нет, он не накажет тебя за то, что ты со мной заговорил…
– Он мне не отец, – холодно произносит Саллен, не сводя с меня глаз.
– И все же ты по-прежнему молчишь. Ты угрожаешь мне, причиняешь боль и дерешься из-за меня, но ты не хочешь со мной разговаривать, и если ты собираешься продолжать в том же духе, я уравняю шансы.
Я сжимаю ткань между пальцами, чтобы показать, что не шучу, и буравлю Сллена глазами, давая ему последний шанс.
– Осторожно, Кария, – тихо говорит он, не отводя от меня взгляда. – Есть вещи, которые ты потом не сможешь развидеть.
– Я уже видела твое горло! – взрываюсь я и полностью поворачиваюсь к нему, упираясь коленом в его бедро.
Я знаю, что я пьяная, эксцентричная и поехавшая, но я серьезно отношусь к каждому сказанному слову.
– Я видела эти слова на твоей коже и шрамы у тебя на животе, и я хочу увидеть тебя всего. Я хочу увидеть больше. Хочу тебя без всего этого разделяющего нас дерьма, и хочу…
– Мне похер, чего ты хочешь, Кария.
Затем Саллен поворачивается ко мне, хватает за запястье и, выкрутив его, одергивает мои пальцы от своей банданы.
– Это все твои мечты. Приятный мини-отпуск от обычной жизни. Для тебя это не слишком рискованно. Тебе не приходилось жить с этим двадцать три года. Я заинтересовал тебя, потому что был странным. Потому что реально тебя пугал, – его голос звучит тише, чем обычно.
Саллен притягивает к себе мою руку, и я невольно наклоняюсь к нему на сиденье.
Он снова опускает глаза на мои ногти, и я следую за его взглядом.
На внешней стороне одного из ногтей запеклась кровь, другой сломан напополам, и по нему проходит линия, оставшаяся от того, как я хваталась за стену в универмаге. Еще у двух неровные края, обломанные в результате борьбы. У меня, наверное, никогда в жизни не было таких жутких ногтей, большая часть лака облупилась.
У Саллена вздымается грудь, но он не поднимает на меня взгляд, его густые темные ресницы почти касаются скул.
– Не совершай ошибку, думая, что это реально, Кария, – говорит он, по-прежнему не отрывая взгляда от ногтей и крепко сжав мою ладонь. – Скоро ты возжелаешь своей прежней жизни. Но когда это произойдет, не упрекай в этом меня. Все также, как ты сказала раньше. Мне нечего было выбирать. Я всегда последую за тобой.
Подняв на меня взгляд, Саллен проводит языком по запекшейся крови на моем безымянном пальце, и от его тепла меня бросает в дрожь.
– Но моя единственная возможность тебя удержать – это твоя смерть, – он царапает зубами мой палец и, не отводя глаз, проводит клыком по моему среднему суставу. – И, возможно, угрозы кажутся мне любовью. Может, поэтому я тебя ими осыпаю. Я знаю, что в конце концов ты начнешь сопротивляться, тебе не понравится то, что скрывается подо всем, что ты хочешь снять.
Он кусает меня за палец, и я напрягаюсь, не желая издавать ни звука. Его зубы впиваются глубже, клыки вонзаются в кость, но я все равно не сдаюсь.
Я справлюсь.
Я могу вытерпеть и похуже.
Саллен улыбается, но не доброй улыбкой. И когда он отстраняется, издав тихий смешок, она не касается его темных глаз. На моей коже остаются следы от его зубов, глубокие и красные.
– Узнав все, ты захочешь убежать. Но помнишь, что я сказал? – он отбрасывает мою руку и отводит взгляд к окну, глядя на бесконечный лес. – Мне похер, чего ты хочешь.
Я смотрю на его отражение в окне, на зрачки, деформированные тонированным стеклом. Они кажутся нечеловечески большими, черный цвет практически полностью вытесняет коричневый. Я мысленно возвращаюсь на два года назад. Та октябрьская ночь в отеле, как раз перед исчезновением Саллена Рула. Глаз под дверью. И как я бежала.
