Текст книги "Таинственная незнакомка"

Автор книги: Курт Циммерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

«Можно его рассматривать как маскировку?»

«Пожалуй».

Он чувствовал себя как ученик, успешно сдавший экзамен строгому учителю. Он присел с ней рядом:

«Прекрасно, тогда мы можем наконец серьезно поговорить. Фрейлейн Гёбель, через мои руки проходят все важные и секретные бумаги посольства».

Она сделала большие глаза:

«Да что вы говорите?»

Он чуть не клюнул на эту удочку, чуть не поверил в искренность ее удивления. Он нашел выход в иронии:

«Я осел! Я опять недооценил вас!»

Но она не остановилась на этом и деловито продолжила:

«Значит, я могу рассчитывать на вас?»

«Да, – ответил он, но ему тут же пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать следующий вопрос. Он был деловой, по скромный человек. – А на что я могу рассчитывать? – спросил он и, чтобы скрыть неловкость, опять взялся за монокль. – Я надеюсь на хорошие английские фунты».

Она не ответила прямо, а только осведомилась с усмешкой:

«Хотите погасить долги вашей семьи?».

Этими словами она снова сбила с него всю самоуверенность. Нет, ему далеко до нее. Откуда она может знать о долгах его семьи? «Наверное, она умеет читать мысли», – подумал он, когда она разъяснила ему, что всегда старается как можно больше узнать об окружающих ее людях.

«Об этой стороне нашей будущей совместной работы вы можете не беспокоиться, господин фон Левитцов. Все будет сделано в соответствии с вашими пожеланиями».

«Примите мои комплименты, дорогая, сэр Роберт вас отлично подготовил».

Ока продолжала дружелюбно смотреть на него, и в ее голосе не было и тени неодобрения или упрека.

«Господин фон Левитцов, нам нужна всякая информация, которая послужит тому, чтобы перечеркнуть планы Гитлера. Это наша общая цель. Поэтому будет лучше и для вашей, и для моей безопасности, если мы в наших разговорах не будем называть имен».

Он улыбнулся в надежде, что хоть в чем-то может одержать верх:

«Вы разрешите мне сделать одно отступление от ваших строгих правил?»

«Пожалуйста, если у вас есть что-то конкретное. Но только прошу избавить меня от обычной дипломатической болтовни».

«Ваше желание для меня закон. Запомните: Йохнер, полковник Вернер Йохнер. Это одаренный офицер штаба, ему подчинена дипломатическая миссия в Эстонии. Неофициально он является связным отдела абвера при эстонском генеральном штабе. Конечно, это направлено в первую очередь против большевиков, по все, что происходит в районе Балтийского моря, может представлять интерес и для заокеанского лорда».

«Вполне вероятно».

Итак, первый шаг был сделан. Понимал ли он тогда, на какой путь вступил? Он попытался скрыть волнение за напускной развязностью:

«Теперь я у вас в руках, Гёбель!»

«Нет, вы просто протянули мне руку, мне и тем, кто стоит за мной. Мы вместе взялись за нелегкое дело».

«Этот безумный мир! Мы должны расхлебывать кашу, заваренную безродным выскочкой и его сообщниками!»

Хильда дружелюбно кивнула:

«Надеюсь, мы справимся с этой кашей, прежде чем ее успеют предложить народу».

«Ах, оставьте эти социальные сентенции, Гёбель! Это не ваш стиль».

«Простите мне эту оплошность. В вопросах стиля я полностью полагаюсь на вашу компетентность, господин фон Левитцов». Но по ее глазам было видно, что она не принимает его всерьез.

Да, принимала ли она его вообще когда-нибудь всерьез? С тех пор они работают вместе в полном согласии. Но всегда, когда он о ней думает, ему многое в ней непонятно.

В эту ночь он спит мало. Ему не лежится одному на широкой удобной кровати гостиницы в Гревенитце. Удо думает о своей работе с Хильдой Гёбель и как бы подводит общий итог.

– Чего я ожидал? Чего ради я так хлопочу из-за этой женщины? Я добивался ее со встречи в маленьком кафе в Варшаве и до этой поездки в сельскую гостиницу.

– Удо, ты получил полный отказ, тебя просто водили за нос. У тебя есть все основания считать себя оскорбленным! Этого нельзя больше терпеть! Она всегда была к тебе безразлична. Но, правда, она никогда ничего тебе не обещала.

– Отказ всегда отказ, в какой бы форме его ни преподнесли. Но мог бы я представить свою жизнь без этого партнерства?

– Удо, не становись сентиментальным. Сознайся, ты сам дал себя провести.

– Нет, не то! Правильней сказать, меня провела женщина, которую я хотел соблазнить.

– Ты понял это только теперь?

– Я знал это давно. Почему мужчина не может признать превосходства умной женщины?

– Я должен попросить вас, господин фон Левитцов, не обольщайтесь!

– Но как это сделать? Она никогда не вводила меня в заблуждение. Почему я не могу перенять у нее это и не вводить в заблуждение самого себя?

– Что касается меня, я был бы не прочь получить еще один хороший урок. В конце концов, человек учится всю жизнь.

– С каких это пор ты стал довольствоваться такими прописными истинами?

– Я тоже спрашиваю себя, действительно ли она никогда не обманывала меня? Будучи женщиной, она была столь же искренна, сколь привлекательна.

Будучи женщиной. Имел ли ты дело только с женщиной? Впрочем, она никогда не утверждала, что действует от имени сэра Роберта, она только не разубеждала тебя в этом.

– Но она действовала. Она знает, чего хочет.

– А чего хочешь ты?

– Чего я хочу? Женщину? Денег в фунтах стерлингов? Бороться против Гитлера?

За окном забрезжил рассвет. Удо фон Левитцов не может найти ответа на свои вопросы; он не может найти покоя и сна.

Хильда Гёбель завтракает одна. Ее спутник появляется только к обеду. Он собирается извиниться за свое опоздание, но она не дает ему и рта раскрыть:

– Я надеюсь, вы хорошо отдохнули. Если вы хотите загладить свою вину, пригласите меня на бутылку вина.

Советник кивает в знак согласия и подзывает хозяйку:

– Уважаемая фрау Тетцлафф, если вы хотите послужить отечеству, принесите-ка нам одну из тех бутылок с золотистой влагой, которые вы прячете в глубине вашего погреба.

Хозяйка улыбается, вопросительно смотрит на Хильду и, когда та кивает, заявляет:

– Ну что ж, постараюсь угодить высокочтимым господам по мере моих скромных возможностей.

Один из клиентов, стоявших у стойки, кричит:

– Фрау хозяйка, еще раз то же самое!

Хильда бросает взгляд в его сторону – это молодой человек в серой форме вермахта.

– Идите, фрау Тетцлафф, – обращается Хильда к женщине, – мы подождем.

– Это отпускник. Он вернулся с Восточного фронта.

Видимо, молодой человек слышит ее слова, потому что начинает петь на мотив музыки популярного шлягера:

– Для чего нам отпуск? Он для развлечений!

Фрау Тетцлафф хочет пройти мимо него к стойке, но он преграждает ей дорогу и, вытянувшись, как перед командиром, говорит:

– Позвольте доложить, фрау хозяйка, крепость будет сегодня взята!

– Разумеется, мой мальчик. А если ты принесешь букет красивых цветов, то девушка капитулирует добровольно.

– Благодарю, фрау хозяйка. Не подскажете ли еще, где мне найти такую покладистую девушку? Тоска моя так велика, а отпуск так короток!

Фрау Тетцлафф наливает ему еще стаканчик и смотрит на него сочувственно:

– Так ты нездешний?

– Нет, я живу в Рурской области. То есть я жил там, в Оберхаузен-Штеркраде, на Гинденбургштрассе. Теперь на месте нашего дома осталась только воронка от бомбы. Там погибла вся моя семья – родители, сестра.

– И поэтому тебе дали отпуск, мой мальчик?

Солдат кивает:

– Внеочередной отпуск для урегулирования семейных дел. Да какие могут быть семейные дела теперь, когда вся семья погибла? Вот я и приехал в Гревенитц. Сюда занесло одного из братьев моей матери, моего, так сказать, дядюшку. Правда, мы мало знакомы с ним.

Оказывается, фрау Тетцлафф лучше информирована о родственных отношениях молодого солдата, чем он сам. Она знает и его дядюшку.

– У нас только один имел родственников в Рурской области – Пауль Кранбюлер.

Ее осведомленность явно производит на солдата впечатление, и он хочет до конца использовать это.

– Раз вы все знаете, фрау хозяйка, то подскажите, где мне найти девушку в Гревенитце, пока мой букет совсем не увял?

Молодому человеку определенно везет.

– Сегодня в Фельдкирхене будет танцевальный вечер. Можешь выбрать себе девушку там.

– В Фельдкирхене?

– Это не больше четырех километров отсюда.

– Нет, фрау хозяйка, хоть я и пехотинец, но топать пешком в собственный отпуск мне неохота. Я разыщу себе велосипед. Там, на фронте, у нас это называлось «организовать», и до сих пор не было еще ничего такого, чего бы мы не могли «организовать». – Голос молодого отпускника звучит непривычно громко.

«А ведь он почти ничего не пил», – отмечает про себя фрау Тетцлафф. Она успокаивает его:

– У Пауля Кранбюлера, насколько я знаю, как раз стоит в сарае подходящая старая развалина.

Хильда с интересом прислушивается к их беседе.

– Кранбюлер? – переспрашивает она хозяйку. – Это не его ли самый красивый дом с резными ставнями?

– Так точно, госпожа. – Солдат делает несколько шагов к их столику. – Я тоже узнал дом и разыскал своего дядюшку по этим резным ставням.

Но хозяйка незаметно, с чисто женской ловкостью снова возвращает его к стойке:

– Принести тебе что-нибудь поесть, мой мальчик?

– А почему бы и нет? Только сначала плесните мне еще в стакан. Сегодня у меня есть повод выпить. Раз уж мне удалось разыскать дядюшку, то удастся найти и подходящую девчонку.

Сидя за столом, советник следит за Хильдой, которая не спускает глаз с отпускника.

– Он, безусловно, мог бы рассказать много интересного, – тихо шепчет она.

– Он насторожится, если мы начнем его выспрашивать, – бормочет в ответ Удо фон Левитцов.

– Почему такой мрачный тон, Удо?

– Потому что мне кажется, что вас интересуют не его впечатления от Восточного фронта, а дом с резными ставнями или сам этот кавалер с букетом лютиков.

– Так вы еще и ревнивы, господин фон Левитцов? Или причиной вашего скверного настроения являются голод и жажда, которые вы еще не утолили?

Тут, как по мановению волшебной палочки, появляется фрау Тетцлафф. В корзине, которую она несет очень бережно, покоится бутылка. Фрау указывает на этикетку.

– Черт возьми! «Нирштейнер бургвег»! Прекрасно, хозяйка, это великолепный рейнвейн!

– А что есть к этому благородному вину? – вмешивается Хильда. – Дорогая фрау Тетцлафф, мне и моей матери вы подавали в прошлый раз отличную свежую форель. Не откажите в любезности поджарить ее и сегодня, пожалуйста!

Хозяйка колеблется, но потом решается:

– С удовольствием, но только вечером.

– Вечером мы уже возвращаемся обратно в Берлин.

– Но сейчас у меня нет форелей. Они перепадают мне время от времени от местного рыбака. Он тоже любит иногда пропустить стаканчик.

– Далеко он живет?

– Нет, фрейлейн Гёбель, но к обеду мне уже все равно не успеть.

– А я так мечтала поесть форелей! – Хильда смотрит на хозяйку глазами обиженного ребенка, но в них отражается не только разочарование.

Хозяйка понимает ее:

– Если бы на машине, то можно было бы и успеть.

– Удо, это идея! – в восторге восклицает Хильда.

– Да так ли уж нужны эти форели? – спрашивает советник, но, будучи кавалером старой школы, он встает, не дожидаясь ответа, чтобы исполнить желание дамы. – Вы тоже едете, фрау хозяйка?

– К сожалению, я не могу оставить стойку и кухню без присмотра! – Она дает галантному кавалеру указания, бутылку для рыбака и провожает его к машине.

Хильда недолго остается одна. Молодой отпускник просит разрешения подсесть к ее столику. Он продолжает изображать этакого весельчака, ищущего знакомства. Он громко балагурит, шутит, но между словами тихо, так что слышит его только Хильда, произносит:

– Я Томас. Я уже боялся, что мне придется рассказывать свою историю до самого вечера.

– Как только я услышала про резные ставни, тут же поняла, что ты человек, которого я жду.

– Значит, ты «Альфа».

Тут Хильда замечает, что к ним подходит любопытная хозяйка.

– Принесите, пожалуйста, еще один стакан, фрау Тетцлафф. Молодой человек любезно согласился развлечь меня, пока вернется господин фон Левитцов с форелями.

Хозяйка усмехается: кажется, она все поняла и героически решилась сдержать свое любопытство. Для Хильды Гёбель она готова даже на это.

– Твой спутник в курсе? – тихо спрашивает молодой человек.

– Нет.

– Так вот почему тебе так захотелось форелей? А я-то удивился, «Альфа», о которой мне говорил «Омега», не просто взыскательная дама.

– Томас, у нас мало времени. Я очень рада, что до сих пор у тебя все шло успешно.

– После того как «Омега» получил твое последнее донесение, что в Гревенитце действительно есть этот дядюшка с его примечательными ставнями, я успел свыкнуться со своей новой биографией.

– А дядюшка? Он тебя признал?

– Пауль Кранбюлер видел в последний раз своего племянника, когда тот еще под стол пешком ходил. Кроме того, я подробно расспросил обо всем солдата, который дал мне свои документы.

– Многие ли военнопленные согласились сотрудничать?

– Нет. Ослабить воздействие геббельсовской пропаганды не так-то просто. Несколькими докладами и беседами не вытеснишь из головы идей, вдалбливавшихся годами. Многие солдаты еще продолжают верить в окончательную победу Гитлера.

– Тебя сбросили с парашютом?

– Нет, линия фронта постоянно менялась, и Центр решился на второй вариант: через фронт меня переправили партизаны.

– А проверки в тылу?

– «Омега» и его люди все предусмотрели. У меня настоящая солдатская книжка, настоящее отпускное свидетельство, срок действия которого истекает ровно через одиннадцать дней.

– А где передатчик?

– В надежном укрытии.

– Хорошо, ты можешь принести его позднее. На первое время я дам тебе один адрес в Берлине. Ты будешь легально жить у моей старой квартирной хозяйки. Если ты уйдешь в подполье, у тебя не будет такой свободы действий. Фрау Йёкель, моя хозяйка, была для меня когда-то второй матерью. Она плохо разбирается в политике. Она никогда не понимала, что происходит вокруг нее. В первую мировую войну она потеряла мужа, в прошлом году – единственного сына. Теперь она упрекает себя, что не удержала сына, когда он приезжал в свой последний отпуск. Она поможет каждому, кто больше не хочет возвращаться на фронт.

– Я должен остаться у нее?

– Нет, Томас. Ты получишь там гражданскую одежду и новые документы.

– От твоей квартирной хозяйки?

– Костюм – да. Документы тебе принесут.

– Не навлеку ли я опасность на фрау Йёкель?

– Ты пробудешь у нее буквально пару дней. Для соседей ты будешь товарищем сына. Я устрою тебя работать шофером на один из берлинских военных заводов. Надеюсь, мне удастся раздобыть тебе надежную броню.

– А где я буду жить?

– Ты получишь справку, что твой дом разбомбили, и переедешь в загородный поселок. Так ты сможешь собрать передатчик. На связь мы выходим каждую неделю, но в разное время. Ты как можно чаще будешь ездить на своей машине заправляться на Хеерштрассе. К тебе подойдет один из людей, ожидающих заправки. Он назовет тебе время встречи, если оно изменится.

– Ты будешь приходить?

– Нет, Томас. Приходить будет один и тот же человек, мы будем поддерживать контакт только через него. Если все удастся, то сколько тебе потребуется времени, чтобы собрать передатчик? Ты же знаешь, после нападения Гитлера на Советский Союз все связи сразу оборвались. Мне удалось обходными путями информировать «Омегу» и устроить в Гревенитце встречу с тобой. Томас, Центр ждет собранной нами информации!

Молодой отпускник, назвавший себя Томасом, беззаботно улыбается:

– Не беспокойся! Мы неделями тренировались. Собрать передатчик я смогу в считанные минуты. Разобрать еще быстрее.

– Хорошо. Тебе, вероятно, придется часто менять место. – Хильда озабоченно поднимает глаза и видит, что Томас снова беспечно улыбается. Она смотрит на него очень серьезно: – Ты недостаточно осторожен. Даже если сейчас нам не грозит непосредственная опасность, нельзя забывать об обычных ежедневных проверках. Никто не должен даже догадываться о нашей работе.

Через час возвращается Удо фон Левитцов с форелями. Хильда, как и прежде, сидит за столом одна. Томас уже на пути в Берлин. Предварительно он подробно расспросил хозяйку, как попасть, в Фельдкирхен. Хильда размышляет о молодом товарище, своем радисте, который должен восстановить прерванную связь с Центром. Время сомнений, нелегких вопросов о том, есть ли смысл собирать информацию, если ее все равно нельзя передать, – это время теперь позади. Тогда она пыталась подавить мучительную неуверенность повышенной активностью. Теперь все изменилось. Хильда чувствует себя, как потерпевший кораблекрушение, который после многих безнадежных часов увидел перед глазами землю. Она снова может передавать данные, ее подпольная кличка «Альфа» опять обрела смысл, прямая связь с «Омегой» будет восстановлена.

Советник смотрит на нее с нескрываемым удивлением. Явное улучшение настроения – и это из-за нескольких форелей? Такого он не ожидал. «Это что-то новое в ней, – думает он. – Перспектива изысканного обеда словно выводит ее из равновесия».

– Вы даже не представляете, как я рада, Удо!

– Я теперь знаком с поставщиком форелей. Если хотите, следующий уик-энд мы опять проведем здесь.

Она смеется в ответ:

– Нет, мой дорогой, на следующие недели у нас есть кое-что получше.

«Так она еще привлекательней, – думает он. – А форелей можно раздобыть и в Берлине». Он старается разделить ее воодушевление:

– Мы протрубим сигнал к атаке и скоро будем знать больше, чем знал когда-либо сам господин Канарис.

Она смотрит на него так, что он весь сжимается. Он смущенно оглядывается. В зале, кроме них, никого нет.

– Простите, коллега. Нас тут никто не слышит.

Хильда Гёбель не отвечает. Она только смотрит на него. Улыбки на ее лице как не бывало.

Советник фон Левитцов рассержен.

– Я знаю, что вы мне хотите сказать. Но больше со мной такого не случится, обещаю вам. Можете не беспокоиться.

ТЕО

Хильда идет в парк Гумбольдта, предвкушая радость встречи с Тео. В маленьком кафе почти все столики заняты. Тео сидит один, он погружен в чтение газеты «Фелькишер беобахтер» и не видит подошедшей Хильды.

– У вас не занято?

Неразборчивое ворчание и утвердительный кивок означают, что место не занято, но говорить здесь нельзя.

Хильда садится и подзывает официантку. Она заказывает чашку кофе. Мужчина использует возможность расплатиться за свой заказ. Он встает, тщательно складывает газету, что-то ворчит на прощание и уходит. Газета остается на столе.

Хильда, скучая, принимается листать газету. Как и большинство женщин, в первую очередь она интересуется объявлениями. Чьи-то родственники с глубоким прискорбием сообщают, что их отец, муж, сын пал смертью героя за фюрера и великую Германию. В некоторых объявлениях уведомляют о панихиде. Одна из них состоится в Элизабеткирхе. Это название подчеркнуто карандашом, рядом нарисована стрелочка, а возле стрелочки обозначено время – шестнадцать часов. Хильда смотрит на свои часики. «Времени у меня достаточно, – думает она. – И церковь должна быть открыта». Она спокойно допивает кофе, расплачивается и уходит. Газету она забирает с собой.

До Элизабеткирхе, которая расположена возле Брунненштрассе, идти недалеко. На фоне высоких сумрачных церковных окон она видит мужчину, одиноко сидящего в стороне от верующих. Она присаживается рядом с ним.

Тео шепчет вполголоса, со стороны можно подумать, что он молится. Он приветствует ее и задает свои вопросы:

– За тобой никто не шел? Никто не следил? Подозрительного ничего не заметила?

Хильда тоже отвечает едва слышно:

– Нет, ничего подозрительного. Нас никто не разыскивает.

Голос Тео становится еще тише:

– Они разыскивают нас всегда. Они нас не знают, но хотят выследить.

Хильде известна эта его особенность: на каждом шагу напоминать об осторожности и бдительности. Она сама так же поступает с новыми, еще неопытными соратниками. За эти годы она привыкла придерживаться правил, которым ее обучили. Предостережения Тео она не воспринимает как упрек. Наоборот, его постоянное внимание и забота радуют ее.

– Томас возобновил радиосвязь, – шепчет она. – Я так рада.

Тео незаметно передает ей конверт и говорит тихо:

– Будь вы в другом месте, вы бы так не радовались.

В штабе верховного командования вермахта идет служебное совещание. Полковник генерального штаба Вильгельм Герике зло смотрит на сидящих перед ним офицеров:

– Чем вы объясните, господа, тот факт, что реакция противника на некоторые наши мероприятия позволяет сделать вывод, что он информирован о наших намерениях? И это уже не первый раз! Что я должен ответить в ставке, если меня спросят, не в нашем ли учреждении происходит утечка информации? Дело может дойти до того, что каждого из нас станут допрашивать! Представляете ли вы себе такой допрос, если его будут проводить не у нас, на Бендлерштрассе, а на Принц-Альбрехт-штрассе? – Полковник Герике делает паузу, дожидаясь, пока присутствующие осознают нависшую угрозу, и ищет что-то в своих бумагах. Он находит нужный документ с обозначенным на нем сроком доклада командованию и продолжает лающим голосом:

– Мы найдем этого мерзавца или мерзавцев, не прибегая к помощи рейхсфюрера. На нашем следующем совещании через два дня я жду от вас, во-первых, список лиц, которые, по-вашему, могут сотрудничать с врагом; во-вторых, подробных предложений о том, как выявить и обезвредить лиц, находившихся до сих пор вне подозрений, а таким лицом может быть любой из наших сотрудников; в-третьих, краткого доклада об ответственности каждого с конкретными предложениями по ликвидации утечки информации. Сейчас вы можете ознакомиться с моими документами, содержащими важные и, естественно, секретные сведения; не исключено, что противник уже знает о них. Записывать ничего нельзя. Напрягите хоть раз в порядке исключения свои умственные способности.

Офицеры углубляются в бумаги, на многих из которых стоит гриф «Совершенно секретно» или «Государственной важности».

Полковник разглядывает своих сотрудников. «Кто? – думает он. – Как его найти? Я должен найти его, пока этим не занялся рейхсфюрер».

Бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг ожидает на Принц-Альбрехт-штрассе, 8, своего старого товарища. Он сидит в одном из обитых кожей кресел, внимательно изучая этикетку на бутылке французского коньяка, потом наливает почти до краев две рюмки. Он радуется предстоящей игре в кошки-мышки, он давно готовился к ней. Ему доставляет удовольствие время от времени нагонять страх на советника уголовной полиции Пауля Пихотку. Спец по уликам, как его прозвали коллеги, был одаренным сыщиком. Он раскрыл уже немало запутанных дел и с помощью улик выявил преступника или целую шайку преступников. Но в его прошлом было и несколько темных пятен, В сейфе бригаде-фюрера хранилось довольно пухлое досье, с помощью которого он и держал Пауля Пихотку в руках. В зависимости от настроения он иронически называл его то старым товарищем, то ищейкой для особых поручений, то ублюдком, рожденным из огня и дерьма, или, в минуты раздражения, временно отпущенным узником концлагеря, подчеркивая слово «временно». Бутылка коньяка указывала на то, что сейчас советник уголовной полиции входил в разряд старых товарищей. Если он не сможет выполнить данное ему поручение в установленный срок, ему, конечно, предложат не коньяк, а что-то другое. Бригадефюрер установил, что движет Пихоткой в его удивительном рвении: страх. Страх, владеющий им, заставляет его быть грубым с дичью, на которую он должен охотиться. Страх, столь искусно растравляемый Шелленбергом, рождает у Пихотки способности, создавшие ему славу прекрасного специалиста.

Пауль Пихотка не доверял никому, даже самому себе. Он на собственном опыте знал, на какие поступки, превращения, предательство и низость способен человек, живущий под постоянным гнетом страха. То небольшое чувство самоуважения, которое у него еще оставалось, позволяло ему считать себя не хуже других. От каждого человека он мог ожидать любого поступка.

В уголовной полиции он служил еще со времен Веймарской республики. Тогда он был членом СДПГ. Все руководство Пруссии, министр внутренних дел, шеф полиции были в то время социал-демократами. Идеология и программа партии его не интересовали. Когда времена изменились, ему удалось своевременно ретироваться. Он хотел было еще уничтожить некоторые документы, доказывавшие его участие в одной афере, связанной с подкупом и получением значительной суммы денег. В этом деле были замешаны и руководящие лица его тогдашней партии. Обвинительные материалы по этому делу так и не попали в руки адвокатов. Зато он получил повышение по службе и значительно увеличил свой счет в банке. И вот эти-то документы много лет лежат недосягаемые для Пихотки, в сейфе бригадефюрера.

Переменить фронт как раз перед тем, как нацисты вытеснили социал-демократов, удалось, но его репутация недолго оставалась незапятнанной. Пихотка вступил в штурмовые отряды. Он узнал о запланированной кровавой расправе над начальником штаба Ремом и информировал об этом некоторых лиц из числа руководства штурмовиков и из его окружения. Предупрежденным им лицам это не помогло, они, как и предусматривалось, были убиты. Пауль Пихотка отделался страхом. Этот страх в виде письменного свидетельства также находился в вышеупомянутом сейфе.

– Хайль Гитлер, бригадефюрер! По вашему приказанию прибыл. – Краем глаза советник уголовной полиции видит бутылку и две наполненные рюмки. Внутреннее напряжение спадает. Он понимает, что сегодня ему не угрожает опасность.

Бригадефюрер смотрит на него, отмечает едва заметное изменение выражения лица своего гостя и ухмыляется.

– Садись, Пихотка. Я пью за твое здоровье, старый друг. – Игра в кошки-мышки началась. – Рад был бы видеть тебя старшим советником, – говорит хозяин, сразу устремляясь к своей цели. – Для этого нужно только выполнить небольшое задание. Если это не удастся, о чем я буду глубоко сожалеть, то вряд ли я смогу еще раз увидеться с тобой. Я занятой человек, Пихотка, и при всем моем желании едва ли смогу выбрать время навестить тебя в концлагере. А если уж ты туда попадешь… выпустят тебя только в виде праха. Твое здоровье! Я пью за твое здоровье. Тебе не нравится мой коньяк?

Пихотка выпивает, стараясь подавить охвативший его страх.

Шелленберг с удовлетворением разглядывает жемчужные капли пота, внезапно выступившие на лбу его гостя.

– Тебе жарко, дорогой мой? Я разрешаю тебе снять мундир. – И вдруг добавляет резким командирским голосом: – Советую вам также засучить рукава, господин советник уголовной полиции! От вас потребуется быстрая и качественная работа!

Чувство беспомощности, которое сейчас терзает Пихотку, зависимость, которую он ощущает, он потом с лихвой выместит на своих жертвах. А сейчас советник сидит, сжавшись в неловкой позе, и ожидает указаний.

– Вот и прекрасно, моя ищейка. Я уже слышу рычание. Ты еще не разучился выслеживать и хватать? Но хочу предупредить тебя. Я твои штучки знаю. Ты, конечно, притащишь мне жертву, даже две, три или сколько я потребую. Ты всегда работал под девизом: «Лучше один, пусть даже невинный, чем совсем никого». Но теперь я хочу получить действительных виновников. Подозреваются многие, почти все.

«Наконец-то он перешел к делу», – думает Пауль Пихотка, не отваживаясь, однако, задать ни одного вопроса.

Бригадефюрер опять ухмыляется:

– Не торопись. Сначала мы насладимся еще раз незабываемым букетом этого «Эннесси». – Он поднимает свою рюмку, с наслаждением смакует коньяк, проглатывает и без всякого перехода, совсем другим тоном продолжает: – Где-то в столице рейха обосновались смертельные враги фюрера. Они выведывают важные секретные военные и политические сведения и передают их большевикам. Где находятся эти преступники, мы не знаем, пока не знаем. Может быть, в штабе верховного командования вермахта, в генеральном штабе, в министерстве экономики, на военных заводах, среди дипломатов Риббентропа, в организации Тодта, среди чванливой клики летчиков Геринга – они могут быть везде, даже в ставке фюрера. Как я уже сказал, мы этого еще не знаем. Офицеры штаба с Бендлерштрассе, это высокомерное отродье, уже подняли переполох. Они хотят загнать зверя без нас. Но моя ищейка не допустит этого, не так ли? Я этого не желаю! Я хочу видеть преступников здесь, в моем кабинете, причем скоро, Пихотка!

Шелленберг чуть приподнимается из своего кресла, и Пихотка вскакивает, вытягивает руки по швам. Им владеет не только страх, но и желание продвинуться, его подстегивает жажда охоты на людей.

– Бумаги возьмите с собой, господин советник уголовной полиции. Вы отвечаете за них головой. Я жду вашего скорейшего доклада о выполнении задания, тогда мы и выпьем за старшего советника. Встретимся ли мы еще раз добрыми друзьями, зависит только от вас.

Шелленберг садится за свой письменный стол и тут же забывает о присутствии Пихотки, который прячет бумаги в портфель, отдает по всем правилам честь и выходит из комнаты.

В своем бюро в главном полицейском управлении на Александерплац Пихотка сразу развивает бурную деятельность. Он звонит по телефону, отдает приказы и указания, разбрасывая свою гигантскую сеть, мобилизует целую армию ловких шпиков, пускает в ход бесчисленных доносчиков и устанавливает строжайший контроль во всех учреждениях и предприятиях. Чтобы спасти свою шкуру, он готов положить под нож гильотины всякого, на кого падет тень хоть малейшего подозрения.

В ресторане отеля «Адлон» Хильда Гёбель просит официантку Соню Кляйн принести бефстроганов. Расплачиваясь, она вместе с бумажными деньгами незаметно передает Соне билет в кино.

Хильда уже сидит на своем месте в ложе, когда в темном зале кинотеатра появляется Соня. Идет киножурнал. Два оставшихся в ложе места Хильда тоже купила. Сегодня демонстрируется новый фильм-ревю с участием Марики Рокк. И пока кинозвезда танцует, распевая свои песенки на экране, молодые женщины могут поговорить, не рискуя быть услышанными.

– Хильда, я обслуживала прощальный вечер. Его давал капитан Трендельштайн, он отправляется секретарем посольства в Иран, в Тегеран. Ты его не знаешь. Он не из министерства иностранных дел, а из ведомства Канариса. С ним были только офицеры. Из твоего учреждения никого не было. Этот Трендельштайн должен сколотить в Иране и Афганистане диверсионно-саботажную группу из бывших белогвардейских офицеров, их будут использовать на русском фронте. В Тегеране Трендельштайн будет работать не под своей фамилией, а как Фолькер Гунтерманн.

– Он что, заявил об этом во всеуслышание прямо в «Адлоне»? – В голосе Хильды легкий упрек.

– Конечно нет. Я даже уверена, что эту кличку не знал никто из присутствовавших. Мне только бросилось в глаза, что, когда швейцар позвал к телефону господина Фолькера Гунтерманна, никто не отозвался, а Трендельштайн заметно встревожился. Через несколько минут он извинился, вышел из-за стола и незаметно направился к телефонной будке в холле. Я сделала вид, что мне тоже нужно выйти, и, навострив уши, пошла следом за ним. Он набрал номер и назвался Гунтерманном. Больше я ничего не слышала.