Текст книги "Неожиданно мать! (СИ)"
Автор книги: Ксюша Левина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Мда… и как же тут соответствовать…
Вздохнула Мотя и поставила на полку детскую пенку для купания. Под углом. Из вредности.
– Что там? Готово? – спросил из-за двери Роман, а Мотя вздохнула.
Она страшно боялась момента, когда придется купать Серегу. Это было волнующе и будто не предвещало ничего хорошего и простого.
– М… да, – кивнула она и потрогала воду.
Вроде все как положено.
Статья из интернета о том, как купать детей открыта.
Опустили в воду. Помыли. Ополоснули.
Мотя набрала ковш воды, чтобы потом облить Серегу. На секунду задумалась, не остынет ли он, но решила, что если будет сейчас обо всем переживать, то запаникует.
– Неси пациента! – объявила Мотя. – Ой! Стой! Полотенце! Где?
– В шкафу, – Роман кивнул на пенал в углу ванны. Он нес на руках голого и очень важного Сергея.
Уже без опаски, будто за ночь, что они провели рядом, Роман набрался опыта и уверенности.
– Опускаю? – он вытянул руки и занес ребенка на ванночкой, готовый в любой момент окунуть его в воду.
– А… пишут… сначала ноги полить, – Мотя взяла приготовленную заранее кружку и набрала воды.
Полила Сергею ноги, руки.
И… никто не понял в чем суть. Ни Серж, ни Мотя, ни Роман. Ну да, намочила конечности.
Серега вздохнул и из его приоткрытого рта выпала слюна, капнула на руки Романа.
– Блин, я опускаю.
– Он же испугается…
– Он? Да этот ребенок пугает нас больше, чем мы его!
Роман просто сделал это и мир не рухнул.
– Вот. Че как, пацан? Доволен?
Брови Сереги грозно сдвинулись. Он вообще не понимал, что происходит, и с такой силой бил ногами по воде, что она выплескивалась из ванночки.
– Кажется, его не впечатляет…. – вздохнула Мотя.
Она ожидала, что тут будет смеющийся малыш в пене, радостные визги, хорошая тренировка для мышц, а потом счастливый сон. А еще двое взрослых, которые просто в восторге от этого мероприятия, и вечером довольные сядут и поговорят.
Мотя хотела уже улучить момент и обсудить с Романом его впечатления и мысли о будущем. Ну… видимо сам бог от этого опрометчивого шага решил отвести.
Роман держал дергающегося и натужно кряхтящего ребенка и сам чуть не рычал.
– Так! Быстро моем его и на выход! – велел он, а Мотя, потеряв управление жизнью ребенка, тут же подключилась на правах «второго пилота».
Она стала мылить человечка, он же изо всех сил пытался хлебнуть воды. Стоило только зазеваться, как Серега выгибался, выворачивал голову и открывал рот, чтобы хапнуть хоть немного.
– Ну она же, блин, мыльная! – прорычала Мотя.
– Давай доставать! – Роман стал перехватывать Серегу поудобнее, тот в очередной раз открыл рот и сделал хороший глоток, от которого так закашлялся, что перепугался.
Глаза покраснели, раздался душераздирающий рев.
– Твою ж…
– …мать, – дружно выдохнули Мотя и Роман.
* * *
Пациент был скорее чист, чем не чист. И к полуночи вполне реалистично изображал спящего, лежа в кроватке, которую подняли наверх.
Мотя качала ее и монотонно шипела. В горле и во рту пересохло, рука устала. Но то и дело Серега открывал один глаз, вздыхал и закрывал его обратно.
– Ну что? – прошипел Роман.
– Не знаю. Два раза отходила… ш-ш-ш-ш… просыпался… ш-ш-ш…
Она чувствовала себя никудышной матерью, которая ни с чем толком справиться не может. И это при том, что у Романа откуда-то находились и силы, и мудрость подключаться и разруливать все.
Он замер ненадолго, глядя на Мотю, и улыбнулся. Ему в свою очередь казалось, что она страшно потешная в своем стремлении сделать все правильно. В своем старании и неудачах.
Он ничего не знал о детях, но был уверен, что любая мама выглядит примерно так. Смешно, нелепо и мило. А если нет, то ему бы не хотелось знать, какие еще бывают варианты.
Роману нравилось то, как Мотя на Серегу смотрит. С нежностью и трепетом, как на родного ребенка. Как она терпит его слезы и не бьется из-за них в истерике. При этом паникует от сущих мелочей и может носиться в поисках мусорки с грязным подгузником в руке, потому что боится что за это время ребенок навернется с пеленального столика.
Мотя была смешной.
И все еще пыталась не мытьем, так катаньем убедить Романа, что этот ребенок – чудо чудесное и его нужно «оставить себе».
И мило краснела при любом упоминании «влюбленности».
Роман не верил, что это правда и считал откровенной манипуляцией, но иногда задумывался о том, что бы испытал, окажись все действительно так.
– Ты молодец, – сказал он.
Мотя обернулась, на ее лице появилась такая печальная улыбка, словно она уже сожалела о скором прощании.
– Это всего второй день, но ты… справляешься. И мама не подозревает, что что-то не так.
– Где она вообще?
– О… по магазинам с утра шарится, – кивнул Роман. – Шлет мне фото детских вещей.
– Она закупит все, а кому это потом… если…
– Благотворительность, – пожал плечами Роман. – Отдам какому-нибудь фонду.
Мотя кивнула.
Она уже не дралась и не царапалась – уже хорошо.
– Он спит. Пошли поужинаем. Так и быть, заслужила.
Ужин? Звучало отлично!
Двадцать девятая. Про турпоходы
– Вы можете съехать? – прямо спросила Мотя, глядя в глаза Валерии Сергеевне.
– Нет, – упрямо и вежливо ответила Валерия Сергеевна и хищно улыбнулась.
Так отказывают матерые бюджетницы. Со вкусом, прочувствовав каждую букву своего коронного «нет». С таким выразительным взглядом тебя отошьет женщина из регистратуры, паспортистка или сотрудница ЖЭКа.
– Я не могу спать в одной комнате с вашим сыном. Вы же знаете, что он делает это только из-за вас.
– Ой, выдумала, будто что-то неприличное тебя просят делать!
– А что приличного??
– Милая, мы в турпоходах в одном спальнике с ребятами спали и ничего!
– Да что вы, – фыркнула Мотя. – Не знаю я про турпоходы, но постель…
– Не мои проблемы, – Валерия Сергеевна сложила руки на коленях, а потом пожала плечами. – Иначе он ничего не поймет.
– Что не поймет?
– Как прекрасно стать семейным человеком, – снова пожала плечами.
Это напоминало хорошую мину при плохой игре. Валерия Сергеевна прекрасно понимала, что весь план основан на весьма сомнительных этапах и приведет к провалу с вероятностью в девяносто восемь процентов.
– Валерия Сергеевна, пожалуйста! Ну зачем вы меня в это впутали?
– Ты сама себя впутала, девочка, – лицо Валерии Сергеевны изменилось, она понизила голос до угрожающего шепота и сощурилась. – Это ты заварила кашу, а я просто тебе помогаю. Или что? Говорим всю правду и Сережку в детский дом?
– Но ваш сын меня не интересует!
– Ну мне-то не рассказывай, – самоуверенно выдохнула она.
Мотя вскипела и фыркнула.
– Да я серьезно!
– Ну так уж и поверила!
– Да я вообще не знала, что он «отец» Сереги!
– Ну так уж и не знала, – она махнула рукой.
И это при том, что историю появления Моти в жизни семьи Ленских, Валерия Сергеевна уже слышала. Просто была у некоторых женщин, в определенном возрасте, абсолютная уверенность в собственной правоте и хоть ты тресни, но ей виднее. А может и не в годах дело? Но только поселилась в голове матушки Романа святая уверенность, что быть ему прекрасным мужем для Моти, а сама Мотя должна быть этому рада. Еще Валерия Сергеевна была убеждена, что для своего счастья (счастье=Роман) Мотя делает катастрофически мало! А потому, нужно неразумным детям помогать.
– Мы не породистые собаки на случке, – грозно заявила Мотя.
– Ну это ты за себя говори… породистые не породистые, – подмигнула зараза Валерия Сергеевна.
Они сидели за кухонным столом, Серега тут же спал в коляске, а Роман уехал ненадолго по делам.
Мотя была уверена, что это ее шанс хоть как-то исправить ситуацию, но увы.
Прошло две ночи в компании Романа. Первую он провел с Серегой, вторую Мотя провела на софе, скорчившись и провалявшись из-за неудобного матраса, без сна.
При любой попытке прокрасться вниз, Валерия Сергеевна, как чувствовала, являлась в коридор со словами:
– Ой, Мотечка, ты водички попить? – да еще глазами так «зыркала».
– Вы – тиран! – шикнула уже под утро Мотя и ушла на свою ужасную софу.
А Валерия Сергеевна сдала пост и отправилась спать на комфортную кровать, и вот, к обеду, продрала очи, чтобы продолжить воспитание неразумной будущей невестки.
– Не смешно!
– А мне – очень, – улыбнулась она. – Кира была не вариантом с самого начала, – вдруг поделилась Валерия Сергеевна. – Нет, девочка она красивая и может даже хорошая, но дорожки их с Ромочкой очень уж быстро разошлись. Ну куда с добром? Ей путешествия подавай. И где только деньги брала? Нет, ну работать же надо. Гнездо надо. Вот Ромочке эти скитания надоели! Ему теперь нужно осесть.
– А он сам-то об этом знает?
– Ну-ну… вы дети глупые. Счастья своего не видите, – и Валерия Сергеевна перевела влюбленный взгляд на спящего Серегу.
Тот лежал, разложив все свои подбородки на всеобщее обозрение, облитый уже высохшим молоком, и громко сопел.
Ни идеального младенца из рекламы, ни милого принца-наследника корпорации «умных домов» он никак не напоминал, но бабуле было все до фени двери.
– И все-таки, зачем вам чужой внук?
– Ну где чужой там и родной, – как дурачке, чуть ли не по слогам, заявила Валерия. – А я против усыновления никогда ничего не имела. Моя б воля, я бы десять штук усыновила, да Юрочка не дал.
– А Юр… ваш муж знает, что вы тут судьбу сына решаете?
– А мы ему потом внука покажем и он растает!
– Да что ж у вас все так… Сын, муж… вы всегда за них решали?
– Милочка моя…
Раздался щелчок и входная дверь открылась.
– …так рада была поболтать! Как мне все-таки с невестушкой повезло! – закончила она, продолжив свою игру для одного зрителя.
Мотя закатила глаза, но комментировать никак не стала.
А Роман вошел, ненадолго замер в дверном проеме и окинул картину подозрительным взглядом.
– Сереженька спит. А мы тут ужин готовим! – пропела мама.
– Вы? Или ты?
– Ну Мотечка на подхвате. Такая способная девочка.
– Да уж. На что она только не способна… – вздохнул Роман и покинул кухню, а Мотя снова вспыхнула, как сухая спичка.
– Плохо стараешься, – прошипела Валерия Сергеевна.
– Да не стараюсь я, что вы выдумываете!? – прорычала в ответ Мотя, а в ответ получила:
– Вот именно! Уж подумай хорошенько… ты мне помогаешь, а я тебе…
* * *
Мотя вышла из ванной и поняла, что повода задерживаться у кроватки нет. Серега крепко и беспробудно спал, а Роман напротив – нет. Он смотрел в монитор ноутбука, сидя на кровати, и его лицо было очень серьезным и сосредоточенным.
Софа или кровать?
Вопрос на миллион.
Мотя надеялась, что, когда заглянет в спальню, Роман уже уляжется и тогда будет в сущности не важно, где она уснула. Неловко было снова лечь рядом, потому что после единственного совместного сна, Роман заставил ее краснеть и оправдываться.
В итоге, она стояла перед кроваткой и делала вид, что наблюдает за Серегой.
– Не спит?
– А? – слишком громко переспросила она.
Серега завозился, но не проснулся.
– Иди уже ложись, – вздохнул Роман.
– Куда? – она сглотнула.
Внутри все похолодело и будто даже волосы зашевелились.
Мотя стала думать о глупостях, вроде того, приятно ли от нее пахнет, и нет ли где-то на коже микроскопического прыщика, видного вблизи, или коварной черной точки. Или пушка над губой.
Никогда она так жутко не волновалась и не думала о собственной внешности.
– Что? Софа понравилась?
– Если честно, нет. Там очень неудобно. Но и с вами… спать… я не уверена, что хочу. А по коридорам вчера всю ночь мама ходила. Говорила, что ей не спится и все такое.
– А ты пыталась?.. – начал Роман. Мотя не дала договорить:
– Ну я думала, может есть еще какая гостевая, или диван…
– Не шарься больше по дому! – строго велел он. – Ложись. Я уж точно не собираюсь к тебе приставать.
Мотя кивнула и опасливо покосилась на свободную половину кровати. Приблизилась и разгладила складки на простыни. Потом взбила подушку. Потом..
– Да ложись уже! – строго велел Роман, Мотя кивнула и юркнула под одеяло, натянув его до самого носа.
– Детский сад, – закатил он глаза, убрал ноутбук и хмуро посмотрел на Мотю. – Если утром окажешься хоть на десять сантиметров правее – принесу спальник и будет тут турпоход.
Мотя побледнела и перевернулась на бок.
«Он что… все слышал?»
Тридцатая. Ночи в огромной кровати
Тело затекло, потому что Мотя боялась пошевелиться. И она уже молилась, чтобы Серега проснулся и получилось сбежать из постели, в которой и рады не были, и вроде бы отпускать не собирались.
Роман, лежащий рядом, медленно и мерно дышал. Он казался таким беззащитным, можно было прямо сейчас набраться храбрости и рассмотреть его поближе, но, увы. Мотя только крепче цеплялась за свое одеяло.
– Ты расслабишься или нет, – пробормотал Роман сквозь сон. Мотя испуганно дернулась и поперек ее живота тут же легла тяжелая рука.
– Что ты… ты же сказал…
– Я тебе запретил приближаться. Ты же мне ничего не запрещала. Может хоть так прекратишь тут дрожать, как заяц, – вздохнул он.
От его дыхания в районе шеи копошились мурашки, и ощущение было препротивное. Ну может не настолько все плохо, конечно… Необычное как минимум. Ну почти приятно.
Мотя не то чтобы в жизни не приближалась к мужчинам, но весь ее опыт ни в какое сравнение не шел с тем, что происходило сейчас.
В этой огромной-огромной кровати, которая казалась теперь неприлично тесной. В этой огромной-огромной комнате, в которой теперь стало неприлично душно. Мотю обнимал огромный-огромный мужчина, которому плевать на то, что она чувствует. И все сводилось к выбору: или удирать, или погибать.
Чтобы удрать у Моти пороху не хватало. Она решила, что будет погибать. И расслабляться.
Секунды бежали, тепло от руки медленно накаляло ее кожу, становилось все жарче, и хотелось скинуть одеяло. Борьба со сном стала невыносимо сложной. Усталость накатывала все сильнее, и уже даже не казалось, что лежать неудобно. Вполне прилично. Уже не так страшно.
«Сережа… будь хорошим мальчиком… проснись! Я выбираю софу!»
Но нет, в спальне было тихо. Лежать было удобно. Роман отключился окончательно. Сон навис над Мотей и поглотил ее несчастную тушку.
«Это ужасно…» – подумала напоследок она и сдалась.
* * *
Ни одно, даже самое доброе утро, не бывает вовремя. Ты либо просыпаешься за минуту до будильника. Либо ненавидишь будильник. Либо просыпаешь его. Одно из трех! Именно об этом думала Мотя, когда проснулась не от криков Сереги и не от привычного звука будильника.
Вставала она с чугунной головой, явно проспав больше положенного. В тишине, на удобной кровати.
Она лежала на боку, а со спины ее кто-то обнимал. Кто-то, кто еще не собирался просыпаться.
Тишина.
Тишина.
Но так же не бывает!
Ребенок так долго спать не может!
– Серега! Он не просыпается! Он умер! – завопила она. Вскочила с кровати так быстро, что пнула Романа прямо в коленку и тот мигом проснулся, а сама кинулась к кроватке.
– Его нет! – прошептала Мотя. – Его нету…
– Видимо ушел, – сонно предположил Роман, все еще потирая коленку. – Ты неадекватная. Либо ляг и спи дальше, либо молча иди ищи, куда ушел твой Серега. Я в кои-то веки выспаться хочу…
– Учти! Ты ко мне приставал! И я к этому вопросу вернусь! – строго заявила Мотя. Стоило взойти солнцу, как все страхи показались глупыми. Она набралась храбрости и тут же решила, что нужно пресечь новые попытки ее компрометировать.
«И чего я ночью так не сказала? Неужели, как героиня романчика, потеряла волю, трусы и все такое?»
– Тебе никто не поверит, – пожал он плечами, подмигнул ей и свалился спать дальше, перевернувшись на живот, и зарывшись в подушки.
А следом у него брякнул телефон, заставив снова оторваться от блаженного сна. Лениво подняв голову, Роман вздохнул.
– Жив здоров твой Серега. Гуляет с мамой.
– С мамой? Она… тут была?
– Ну да. А что?
«Твою мать… она же решит…»
Хотя так ли важно, что она решит? Она и так все «знает» и «понимает».
– Ничего. Это все… мне не нравится! А можно она в гостиницу. Я не хочу больше… так!
Страх за Серегу отпустил, зато накатил новый. За собственную поруганную честь.
Как на утро после вечеринки, когда вдруг вспоминаешь что и кому наговорила, а вот до этого все казалось очень даже уместным.
– А что тебе не нравится?
– Все.
– И я?
– И ты! Не нравишься мне! Совсем. Я обманщица, я тебя обманула, не нравишься, – зачастила она, заливаясь краской, а у Романа во взгляде появился нехороший азарт.
Он был взъерошенный, помятый, как настоящий демон. Такой весь без футболки и с гаденькой улыбкой. Моте хотелось уйти, спрятаться или сбежать, но до того интересно было, что он сделает дальше, что аж коленки дрожали и внутри будто щекотно лопались пузырьки шампанского.
– Н-не подходи ко мне! – велела она, пятясь.
Роман же встал с кровати.
– Я предупреждаю!
– А то что?
– Ты что… нападешь? – возмутилась она.
– И что?
– Я… кричать буду!
– А дома никого.
– Я в полицию подам…
– За что?
– За совращение меня! – пискнула она и ринулась бежать, только оказалось некуда.
Погоня была недолгой. Мотя вправо – Роман вправо. Она на софу – он к софе, она на кровать – а он ее поймал, чуть ли не в прыжке, и повалил на смятую постель.
– Не надо! – взвизгнула она.
Но было поздно. Это конец всему приличному, за гранью всего морального.
Роман Мотю щекотал. Так, что обязательно должны остаться синяки от его пальцев на боках. Она билась, кусалась и визжала, но не могла не признать, что это было неожиданно и чертовски весело. Зашкаливал адреналин и бил в голову, как крепкий алкоголь.
– Ты что, развратница, решила, что я насильник? – запыхавшись спросил Роман, завалившись рядом с Мотей на кровать.
Он оперся на руку, нависнув над ней, раскрасневшейся и тяжело дышащей. Мотя смотрела в потолок и не отвечала.
А потом тихо шепнула:
– Я всегда, когда боюсь, думаю о худшем. Я ужасная трусиха.
– Что-то я не заметил, – покачал головой Роман. – Мне показалось, что ты самый смелый человек каких я видел.
– А вы добрый, – призналась она, глядя ему в глаза, и у Романа дух захватило от этого пронзительного взгляда. – Очень.
– Неправда. Ты должна понять, что я выставлю тебя за дверь. Что бы тут, в этой спальне, не произошло. И что бы не случилось между мной и этим твоим Серегой. Даже если тебе покажется, что я к нему проникся и он мне нравится, – Роман потянулся и убрал прядь волос с лица Моти. – Я все равно останусь тут один. Поняла?
Тридцать первая… провокационная…
Он все равно останется один…
Мотя лежала, смотрела в потолок и думала над этими словами Романа. В них сквозила какая-то боль, что ли? Так и подмывало взять, да расковырять эту проблему, как муравейник, посмотреть, что там скрывается, но неясно было, как подступиться.
«Вот оно… что-то есть в нем такое, что нужно просто сломать! И добить…»
Мотя даже не сомневалась, что Роман – это ее личное спецзадание, квест! Разгадать пару загадок и все дела. Победа в кармане. А что дальше – не важно. Скорее всего дальше жили они долго и счастливо. Они. Серега и Роман. Себя Мотя тоже видела, и даже тоже с Серегой. Как делить ребенка пока было не ясно.
Роман все еще лежал, подперев голову кулаком, и смотрел на Мотино напряженное от раздумий лицо. Ему было даже интересно, что там за такие серьезные мыслительные процессы происходят в ее голове.
– Ты что там опять задумала?
Мотя посмотрела на Романа в ответ и не ответила. Не получалось никак придумать грамотный вопрос.
Тишина затянулась надолго, и кто-то уже должен был что-то сказать. Моте страшно хотелось, чтобы Роман тут разоткровенничался. Чтобы наговорил чего-то личного. Она стала задумываться, что же Роман Ленский из себя представляет?
Особенно теперь, когда лежит рядом и очень, очень внимательно смотрит ей в глаза и чего-то ждет.
– Я задумала… нужно в душ мне… Пойду я.
Растерялась она, решив отложить разговор до тех пор, когда появится осмысленная тема.
– Иди, иди. Я тогда пойду поем. В тишине. Давно мечтал, – он говорил это с таким странным видом, будто остался немного разочарован тем, что диалога не случилось.
Оба встали с кровати, дошли каждый до своей двери, но если Мотина открылась, то Роман встретил неожиданное препятствие.
– Ты выходила ночью?
– Нет… Ты же мне не давал даже пошевелиться, – фыркнула она.
– Что-то это не очень хорошо выглядит… – пробормотал Роман, строго посмотрел на Мотю, будто она во всем виновата, вздохнул и потянулся к карману на поиски телефона.
– Да что такое?
– Дверь заперта. Снаружи.
– Как?
– Так. С чего это маме понадобилось нас запирать?
– Маме? Ты уверен, что это она?.. – Мотя тоже подошла и подергала ручку.
– А кто еще? Сергей? Ну так что… есть идеи, зачем маме этот цирк? Или ты проболталась?
Роман нашел телефон, написал сообщение и сунул гаджет обратно в карман. Тот почти сразу брякнул ответным сообщением, но это оказалось уже не интересно. Роман наступал на Мотю, как хищник, и она все сильнее вжималась в дверь за своей спиной.
– Я… ничего такого… – пробормотала она.
– А зачем тогда маме это устраивать?
«Он все знает! Он точно знает! Турпоход… это… Я пропала!» – пищала про себя Мотя.
Она выглядела такой перепуганной, что Роман не сомневался: проболталась.
Он же, в свою очередь, выглядел таким уверенным в себе, что Мотя не сомневалась: раскусил обман.
В итоге, оба таращились друг на друга, но никто не признавался.
– А что сразу я? Может это ты! А? – крикнула Мотя, вспомнив, что лучшая защита – нападение. – Что? Устранил проблемы проблемы с папочкой-шалуном и решил, что маму пора сливать? Проболта-ался ей! Вот она и устроила…
– Это нелогично! – перебил Роман.
– Да уж, а то что я что-то кому-то сказала, это логично? Может просто решишь проблему и откроешь эту дверь?
– Я не могу открыть, пока этого не сделает мама. Тут стоит усиленный замок, не вскроешь. Все продумано.
– Вот нафига? – вспылила Мотя. – Неужели боишься, что кто-то придет и посягнет на твою честь!?
– Не поверишь… но, кажется, даже бронированная дверь не спасла от одной неразумной особы!
– Такая неразумная, что победила твой умный дом и бронированную дверь! Ха!
Мотя фыркнула, демонстративно взяла полотенце и скрылась в ванной.
«Индюк! Даром мне этот Роман не нужен!» – бормотала она, раздеваясь.
На всякий случай проверила телефон, и к своему удивлению обнаружила там сообщение от Валерии Сергеевны: «Дерзай, деточка! За Серегой я пригляжу! Чтобы вышла оттуда в белом платье!»
– Твою мать! Валерия Сергеевна, ну вы ваще! – прошипела Мотя в телефон и отправила голосовое сообщение.
– Ты мне еще спасибо скажешь! – пропела Валерия Сергеевна в ответ.
Мотя посмотрела на свое отражение в зеркале и взвыла.
Все утро Роман лицезрел самый что ни на есть домашний видок Моти… никакого изящества. Никакого лоска.
Она вздохнула и полезла в душ.
* * *
Спустя пятнадцать минут Роман начал колотить в дверь, призывая освободить помещение, а Мотя только крикнула: «Занято!»
– Что там можно делать полтора часа!?
– Прямо-таки и полтора! – ответила она, и продолжила мазать ноги пеной для бритья Романа.
– Я бы за это время три раза помылся.
– Сочувствую, – ответила она и гаденько захихикала.
– Что. Ты. Там. Делаешь?
– Если тебе нужно пять минут, это не значит, что всем нужно столько! По себе людей не судят!
– Я же слышу, что вода уже не льется. Открывай!
– А вот и льется, – и Мотя включила воду в душе.
Кабины в комнате не было, просто часть помещения отгороженная стеклянной перегородкой, потому Мотя просто отошла в другой угол, села там на небольшую и крайне удобную лавочку и продолжила мазать ноги пеной, пока вода утекала впустую.
– Какое расточительство, – пропела про себя Мотя и вытянула ноги, оглядывая их со всех сторон.
Она решила, что теперь точно не сдастся, и просидит в ванной еще столько же. Нельзя так бесцеремонно отвлекать человека от водных процедур.
– Ну если ты там, значит раковина тебе не нужна… – услышала Мотя сквозь шум воды и напрягла слух.
Она не поняла, что произошло, не успела сориентироваться, и в следующую секунду двери ванны открылась.
Сквозь запотевшее стекло силуэт Романа вырисовывался нечетко, но вполне явно.
– Что ты делаешь!? – взвизгнула Мотя и стала искать, чем прикрыться.
Силуэт просто прошел к раковине и включил воду.
– Ты что!? Как?
– Ну замок в личной ванной комнате мне не нужен. Так что прости, но твой лимит вышел, бестактное ты создание.
– Я бестактная!? Это ты ворвался сюда и…
– Та-ак… – протянул Роман. Мотя вжала голову в плечи. – Я не вижу своей пены для бритья. Но чувствую ее запах.
Мотя покраснела, как никогда.
«Опять! Да что такое, когда я уже хоть чему-то научусь!» – прошипела про себя она.
– Нет… мне просто интересно… ты почему такая бестолочь? Ты всегда такая? Всегда творишь черти что?
Еще две минуты назад вся затея с пеной казалась забавной шалостью, а теперь выглядела просто ужасно. И самое страшное, что отступать уже точно некуда.
– Соберись, Мотя! – велела она себе, вскинула голову и невозмутимо взяла с полки станок, который, к счастью, не забыла захватить из дома.
– Мотя!
– Что?
– Я с тобой разговариваю!
– А я не разговариваю с грубиянами!
– Мотя!
– Что?
– Я сейчас просто войду и заберу свое!
– Я сейчас просто войду и заберу свое, – передразнила Мотя.
Она быстро-быстро убирала станком пену, чтобы в случае чего не остаться с одной побритой ногой.
– Мотя! Ты – наглое существо!
– Да что ты?
– И тебя пора… проучить!
– Как интересно!
– Ты же сама потом слезы лить будешь!
– Ой, неужели!
– Я…
– Ай! – взвизгнула она, да так страшно, что Роман, ни секунды не думая, рванул к душевой, схватил полотенце и открыл дверцу.
Мотя сидела на лавочке, с чистыми ногами, бритвой в руке, голая и с окровавленной пяткой.
Тридцать вторая. Треш и садомия
Эта сумасшедшая не выходила у Романа из головы, как не выходит заевшая песня. Ты напеваешь прилипчивую строчку, иногда даже не до конца помнишь текст, но ничего поделать с собой не можешь. Несколько дней прокручиваешь в голове, и не решаешься послушать целиком трек, а потом срываешься и ставишь на репит, до тошноты, пока не перегоришь.
Роман был уверен, что однажды, он так пресытится этой Матрешкой, что просто не захочет в ее сторону больше смотреть.
Он надеялся, что изгонит ее, как дурного призрака из своей квартиры. Что она выйдет из его мыслей, собрав чемоданы, а он от души хлопнет дверью.
Но Матрешка сидела там прочно и пока никуда не собиралась, а Роман убеждал себя, что все что ему нужно – это зайти чуть дальше и все пройдет. Она просто смазливая девчонка с ужасным характером, которой с ним явно не по пути.
Минувшей ночью он впервые к Моте прикоснулся чуть более интимно, чем позволяли приличия. Для мужчины, которому девушка не интересна, он поступил просто глупо. Для любого здорового мужика, спящего в постели с молодой, красивой блондинкой – поступок был уже просто героическим, потому что не зашел дальше границы приличий.
Утром он узнал, что с Мотей ему нужно будет остаться наедине. Ну вот и шанс насмотреться на нее вдоволь и понять, что это просто наглая, эгоистичная дурочка, которая все никак не повзрослеет.
А теперь он понял, что под одеждой у «дурочки» есть тело. Что она может своей наглостью доводить до исступления, но при этом ее образ, обнаженной и с влажными волосами, теперь засел похлеще предыдущего.
Роман накинул на Мотю полотенце. Прямо на голову. Как на попугая. Видимо, в планах было «прикрыть срам», но, почему-то, проще было не видеть ее лица и покрасневших щек.
Смущение только добавляло очарования, а это очень дурной знак. Это красная тряпка для разъяренного быка.
Она стала отбиваться, и суетливо натягивать на себя полотенце, потом откинула мокрые волосы и посмотрела Роману прямо в глаза, будто умоляя не комментировать произошедшее.
Ее щеки пылали, ресницы слиплись от воды и стали казаться более темными. Она тяжело дышала, словно запыхалась, а по лицу стекали струйки воды. По носу, губам, щекам. Шее.
Роман залез под воду, чтобы перекрыть ее. Теперь оба были мокрыми, словно герои романтического фильма в финальной сцене под дождем.
В слив стекала кровь, да столько, будто Мотя себе отрезала палец, как минимум.
Роман встал на колени и взял ее за ногу, чтобы посмотреть поближе. Мотя дрожала, кажется, от холода, но это не точно. Она уже не пищала от боли, хоть рана и была приличной. В спешке бедолага сняла верхний слой кожи с приличного участка над пяткой.
– Нужен пластырь, – сказал Роман, глядя не на Мотю, а на ее коленку и его голос был предательски глух.
От этого незнакомого тона, Мотя еще сильнее задрожала, и поджала пальцы на ногах, а Роман перевел на них взгляд.
– Я принесу аптечку.
Он встал и задержался на секунду, глядя на Мотю, которая в свою очередь запрокинула голову и смотрела на него в ответ. Все казалось таким тягучим и медленным, будто в бесконечном слоу-мо идиотского поп-клипа.
Этот взгляд длился секунды, две-три или двадцать.
И быть может все и закончилось бы иначе, но с пятки все еще капала кровь, и никто не мог это игнорировать.
Роман вышел, а Мотя выдохнула и всхлипнула.
Спрятала пылающие щеки в ладонях и шепнула:
– Мамочки…
А Роман вернулся меньше, чем через минуту, протянул Моте перекись, ватный диск и пластырь.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Я крови б-боюсь, – шепнула она и отвернулась. – Мне нехорошо.
Она думала, что он оправдает этим ее растерянный и убитый вид, а Роман вместо этого снова сел рядом, снова взял ее за ногу и стал обрабатывать перекисью рану. Он ей не верил, потому что не был склонен себя обманывать. Она не верила в то, что происходит, потому что была склонна считать это страшно романтичным событием.
Она боялась увидеть в этом слишком много смысла.
Он понимал, что его тут слишком много.
Но все равно. Обрабатывал. Чертову. Рану.
И его пальцы слишком сильно сжимали ступню, так что было почти больно. А глаза неотрывно следили за тем, как снова и снова стекает по пятке очередная алая капля, и как то и дело сжимаются пальцы ног.
– Наверное, должно остановиться само.
– Хорошо…
– Я подожду в комнате. Потом заклеим, когда кожа высохнет.
– Хорошо…
Он встал и вышел, оставив Моте ватный диск и перекись, а она опустила голову, уткнувшись в свои колени и прохныкала:
– Мамочки-и…
Мотя бы осталась тут навечно. Сидела бы и ждала, когда мир рухнет и не придется снова смотреть Роману в глаза. Он увидел ее в таком виде. Он увидел ее после такого ужасно глупого события, как… воровство пены для бритья! Он смотрел так странно, что можно выдумать что угодно. Может это была ярость? А может что-то… романтическое, вроде невероятной страсти охватившей человека мужского пола при виде обнаженной девицы. Только разве так бывает с такими чурбанами?
Не бывает.
– И таких феерических дур как ты, Мотя, не бывает! Влюбился, как же. Ну с чего бы баня-то упала?[1]
Мотя тут же вспомнила свою бабулю, которая бы сейчас непременно, как-то едко пошутила, и стала набираться храбрости. Привычно задрала нос, выдохнула и принялась себя убеждать, что страшное позади и все будет хорошо. Главное больше инцидент не вспоминать. И хотя бы до конца дня не позориться.
