Текст книги "Пророчица (СИ)"
Автор книги: Ксюша Ангел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Ксюша Ангел
Я – хищная. Пророчица
Пролог
«А море вспыхнуло в полмира,
Напившись солнца допьяна.
«Не сотвори себе кумира!», —
Твердит устойчиво волна»
В. Райберг
Я готовился убивать.
Место для передышки выбрал спокойное – пустырь, невысокая ограда и ни души в радиусе нескольких километров. Духота в машине стояла невыносимая, от нее кружилась голова и путались мысли. От нее и от осознания – я должен это сделать. Здесь и сейчас.
Металлический привкус страха возник во рту, сбил с толку. Давно я не ощущал такого ужаса, казалось, он может меня ослабить.
Вышел из машины, вдохнул холодный, пропитанный дождем воздух. Пальцы дернули молнию на куртке. Ладони легли на капот. Холод металла немного отрезвил, вернул в промозглую, расчетливую реальность. В голове всплыли слова, которые я давно себе сказал. В которые поверил.
Так нужно. Чертовски сложно. Опасно. Жестоко. Но другого выхода нет.
Глубокая чернота, казалось, застыла перед глазами, мешала сосредоточиться. Древняя, как боги, и такая же скучная. Темнота возникла вместе с ней. С той женщиной из снов. С бессмертным существом, от которого не спрячешься. Она пришла уходить не собиралась.
Все потому, что у меня есть то, что ей нужно. Такие, как она, всегда получают желаемое. А я… я не очень люблю, когда трогают тех, кто мне дорог.
Время ли сейчас размышлять, сомневаться? Заклинание выучено давно, у меня есть нож, бинты и план. Ставки сделаны, на кону жизнь семьи, моя собственная. А она…
Она выкарабкается – сильная. Иногда кажется, сильнее меня самого.
Перед глазами возникло ее лицо, искаженное страхом и отчаянием. А ведь я еще помню, как она умеет улыбаться. И смеяться – звонко, словно нет ничего в мире, кроме ее смеха и лучистых глаз. Если у меня и есть слабости, то это она.
Черт, ну почему так мерзко и неизбежно?! Непоправимо.
Я медленно сел в машину, скрупулезно проверил, все ли положил в сумку. Откинул голову на сиденье. Закрыл глаза.
Она дышит рядом: уязвимая, слабая, и от этого еще хуже.
Спи, спи, маленькая. Скоро все закончится.
Набрал номер на быстром наборе.
Короткая фраза – еще один ход конем. Шах. Тебе не кажется странным, что ты поставил его своему королю?
На лобовом стекле оставлял полупрозрачные точки мелкий, противный дождь. Даже здесь она. Словно уколы совести – эти липкие капли. Хорошо, что совесть – не одно из моих достоинств.
Сегодняшний день изменит многое. Но главное, он изменит меня.
Я всегда умел адаптироваться – привыкну. До желаемой цели каких‑то двести метров. Двести метров, и я получу желаемое. Двести метров – и потеряю единственное, что имеет значение в этой жизни.
Включил зажигание, надавал на педаль. Мотор тихо зарычал, и машина тронулась. А где‑то далеко завелся другой мотор – того, кто всегда спешит на помощь. Кто, как и я, никогда не пасует и не сдается. Он придет, я знал это точно. Только вот…
Успеет ли?
Глава 1. Радостные вести
В коридоре пахло спиртом и нашатырем. Несмотря на старательно создаваемый владельцами уют, ощущения комфорта не возникало – больница есть больница, и ассоциации с ней весьма определенные.
Я прислонилась к прохладной стене, постаралась успокоиться и унять дрожь в руках. Неужели, все правда, и это не сон?
Мимо ходили пациенты, доктора со стетоскопами, медсестры в белых халатах, а я замерла, пытаясь осознать. Принять новость.
Беременна.
Это меняло все: быт, дальнейшую жизнь, привычки. Придется научиться ответственности не только за себя. Открыть привычный мирок, впустить незнакомого, но близкого человечка. Расширить границы, так как места окажется мало для нас двоих… троих. Много работать над собой.
В родительстве я мало понимала – помнила смутно в свете вечерней лампы улыбающееся мамино лицо с паутинкой неглубоких морщинок вокруг глаз. Она читала мне редко, больше отец, но когда садилась рядом, я замирала, стараясь впитать ее запах – немного сладковатый, ландышевый, навевающий добрые и сказочные мысли. Потом она закрывала книгу и, поцеловав меня в лоб, удалялась. Такой я и запомнила ее. Неизменно уходящей. В полупрозрачном шлейфе дремы.
Теперь мне самой предстояло стать мамой. Было страшно, но я верила, что все получится, ведь рядом Матвей – любящий и милый.
Милый…
Чего же мне не хватает? Почему мысли все чаще возвращаются в прошлое, давно забытое и похороненное? Я закрыла глаза и покачала головой. Гнать их прочь – эти мысли. Не для того я так долго боролась, чтобы сдаться у финиша. Вовсе не хотелось возвращаться назад – прошлое нужно хоронить, а не лелеять.
Эту частную клинику посоветовала Вика. «В таких вопросах важно доверять врачу, – сказала она. – Я хожу к Гуровой уже два года. Все ее хвалят. А деньги… За качество и оплата соответствующая».
Гурова, оказалась обходительной темноволосой женщиной лет тридцати пяти. Улыбнулась, подтверждая мои догадки, и почудилось, пыталась уловить на моем лице отголоски страха или отчаяния.
Наверняка, девятнадцатилетние девушки не всегда радостно воспринимают такие вести. Ребенок перечеркивает многие планы – студенческую жизнь, гулянки до утра с друзьями, мысли о возможной карьере.
Меня ничто из этого не волновало. Весь мой мир заключался в небольшом уютном кафе, где я работала официанткой, и Матвее.
Вернее, заключался с недавнего времени.
Раньше все было не так – я придумала себе бога, поверила в него и исправно молилась. Этот бог не имел ничего общего с мировыми религиями и состоял из плоти и крови. У идола было имя, квартира, работа и статус. А еще была я.
Назначив анализы и сделав пометки в медицинской карте, Гурова попрощалась.
Домой не хотелось. Матвей вернется только в восемь, а сидеть одной с такой вестью казалось кощунством. Подумала позвонить Вике, но не стала – что‑то удержало. Возможно, суеверия…
Пока шла по коридору к лестнице, уже обдумывала, как скажу Матвею. Представила карие глаза, полные удивления и радости.
Матвей любил детей. Такие мужчины обычно превращались в примерных мужей и замечательных отцов. Да, он непременно обрадуется. Не раз ведь намекал, что было бы хорошо завести ребенка… когда‑нибудь.
Улыбаясь, я толкнула дверь – тяжелую с массивным доводчиком – и вышла на улицу.
В лицо дохнул промозглым ветром февраль. Он в этом году выдался слякотным, полувесенним, и ложно намекал на раннее потепление.
Выходя утром из дома, я опрометчиво надела желтый фетровый пиджак вместо дутой черной куртки с резинкой на талии. Опомнилась уже на улице, но возвращаться не стала – плохая примета. Впрочем, от дома до клиники недалеко, всего несколько остановок.
Нет, все же домой. Приберусь, вещи постираю, заодно подумаю, как сказать Матвею. Я решительно направилась в сторону остановки, а потом увидела его. Близко. Слишком близко – на расстоянии метра. У самой двери. Пятиться было некуда.
Красочная будущность, нарисованная воображением, тут же померкла и сузилась до размеров мячика для гольфа. Как я могла помыслить о счастье, когда бог отверг меня?
Взгляд – всегда прямой и дерзкий – скользнул безразлично, словно его обладатель и не знал меня вовсе, а потом возвратился и остановился на моем лице. Я поежилась от ощущения беззащитности, но удивилась, насколько приятным оно было. Словно я вновь оказалась в коконе, который он сплел. Зависимая маленькая девочка.
– Полина? – удивился Влад, пропуская грузную женщину в каракулевой шубе. – Что ты здесь делаешь?
– Была у врача.
Я сказала это и выдохнула. Пульс отдавался в ушах противным стуком, легкие наполнились свинцом, звуки города стихли, уступая место давящей тишине. С Владом всегда так. Шест, пропасть, канат. И я в роли акробата.
– Заболела?
– С чего ты взял? – промямлила я, а потом поняла, насколько глупым был вопрос. – А, больница… Нет, не заболела. Приходила на консультацию. А ты тут по делам?
– Один хороший друг работает в клинике.
Влад оглядел меня с ног до головы и замер. Слегка нахмурился – показалось, удивленно – а через миг вновь стал обычным Владом. Приветливым и отстраненным. В голове возникла шальная мысль: он догадался. Понял. Глупо, конечно. Срок маленький, да и под верхней одеждой ничего не видно.
Но все же стало не по себе, захотелось убежать, укрыться. Спрятаться в двушке, что снимали с Матвеем. Сесть у подоконника возле лелеянных мной фиалок, обнять большого сизого совенка, выпить чаю. Унять дрожь. Сказать себе: «Видишь, и ничего. Ты жива. Все прошло».
Я поежилась: то ли от пронизывающего февральского ветра, то ли от волнения.
Влад посмотрел в глаза, слегка улыбнулся. Поправил рукой взъерошенные ветром светлые волосы. Привычный жест. Слишком привычный…
– Хорошо выглядишь. Работаешь?
– Официанткой в кафе. В следующем году собираюсь поступать в универ. Учиться никогда не поздно.
– Верно.
– А ты как? Как… личная жизнь?
Я тут же пожалела, что спросила. Иногда хотелось придушить себя за неумение думать перед тем, как сказать. Видно было, что Владу неприятен вопрос, но забрать слова обратно я уже не могла.
Неловкость усилилась, хотелось быстрее уйти, но все же часть меня жаждала остаться. Стоять и говорить ни о чем, смотреть на него, вспоминать. Прикосновения, ласки. Счастье…
– Думаю, нам не стоит обсуждать этот вопрос, – пробормотала я смущенно.
На самом деле наша история с Владом проста, как мир. Даже, можно сказать, банальна.
Он старше меня на восемь лет. Такие обычно нравятся женщинам. Уверенные в себе, обеспеченные, насмешливые и бесконечно загадочные. Бессовестно красивые…
В общем, я влюбилась.
Влад никогда не просил. Просто делал то, что ему хотелось, а я подстраивалась. Хотя я не жаловалась – именно эта способность принимать решения нравилась мне до безумия. Другие мужчины, в сравнении с ним казались блеклыми, лишенными индивидуальности и беспросветно скучными.
Когда Влад решил, что мы перешли черту платонических отношений, правила изменились. Он стал настойчивее. Яростнее. Впрочем, на тот момент я уже сама хотела этого.
И сдалась.
Женщина должна сдаваться мужчине – так я считала. Найти того, кто сможет ее покорить, и тут же капитулировать.
Отношения развивались с головокружительной скоростью. Через несколько месяцев я уже переехала в его просторную аристократически обставленную квартиру, не имеющую ничего общего с моим представлением об уюте. Высокие потолки, минимум мебели, максимум пространства. Квартира – пустыня с расставленными повсюду дорогими и бессмысленными безделушками доверия совершенно не внушала.
Но на собственные предпочтения я благополучно наплевала, так как рядом был Влад. К тому же, съехаться – совсем не то, что встречаться трижды в неделю. Съехаться – почти семья.
Я жила у Вики с шестнадцати лет – с тех самых пор, как покинула отчий дом.
Родители погибли, когда мне исполнилось пять, а с бабушкой по папиной линии отношения не заладились. Она получала на меня пособие – небольшое, но доход есть доход. Мной почти не занималась, а по вечерам частенько пропадала у соседки, откуда возвращалась навеселе.
С Викой мы сидели за одной партой с пятого класса, а к одиннадцатому настолько сдружились, что я считала ее сестрой. Подруга предложила пожить у нее. Викина мама укатила в Москву с ухажером и ежемесячно высылала небольшую сумму на проживание. Крохи, но подруга держалась. Отца Вика никогда не видела.
Недолго думая, я переехала. Мы благополучно дожили до окончания школы, получили аттестаты и даже мечтали о поступлении, но летом я встретила Влада, и он поглотил меня.
С ним ни о чем не приходилось думать. Я доверилась полностью, позволила опекать себя, подавить амбиции.
Влад привык жить на широкую ногу, и это стесняло меня неимоверно. Непривычная, пропитанная роскошью жизнь удручала и никак не хотела впускать обычную девчонку. Все же разница социальных положений – огромное препятствие для любви.
Определялось все стоимостью вещей, которые он покупал. Мне, например, казалось дикостью потратить триста долларов на пепельницу, но Влад лишь улыбался и смотрел снисходительно.
– Это мелочи, – говорил. – Не думай.
Я не могла не думать. Примерно такую сумму мы с Викой тратили в месяц, и эти расходы включали оплату коммунальных услуг, питание и даже шмотки.
Влад о подобных мелочах размышлять не привык – он каждый день имел дело с банковскими переводами, чековыми книжками и пластиковыми картами. В общем, чем‑то далеким и совершенно непонятным.
Но я настолько влюбилась, что попросту не обращала внимания на несовместимость – взглядов, привычек, принципов. А спустя год невообразимого счастья, все же упала с небес на землю, когда он бросил меня. Сухо, брутально, совершенно чужим голосом. На вопрос почему, ответил: так бывает.
Бывает…
Что ж, согласна. У кого‑то это просто один день в жизни, а кому‑то приходится собирать себя по кусочкам. Прости, так вышло – банальная фраза.
Впрочем, Влад не извинялся. Молча смотрел, как я собираю вещи, вся в слезах, из‑за которых чувствовала себя еще хуже. Внезапно превратился в безразличного и чужого человека. Стоял в проеме двери, скрестив руки, а его тень длинным бесформенным пятном стелилась по паркету.
Словно раковая опухоль, во мне нарастало чувство вины и собственной ничтожности. Я не дала богу то, чего он хотел. Оказалась недостойной.
С каждым днем глядя в зеркало, множила отвращение к себе и менялась под его гнетом. Сломалась. Под завязку заполненная комплексами отметала даже мысль о новых отношениях.
Во – первых, после Влада все мужчины казались недостаточно сильными, волевыми. Сливались в безликую толпу и раздражали.
Во – вторых, я верила в собственную несостоятельность как женщины.
Пока не появился Матвей.
Нет, он не возник случайно. Несколько раз в неделю заходил пообедать в кафе «Восточная сладость», где я работала официанткой. Всегда оставлял хорошие чаевые, а однажды просто написал номер телефона на салфетке и приписал: «Позвони». Три дня я не решалась, но Вика все же убедила набрать номер.
Мы встретились, погуляли в парке, затем пришли в «Сладость», и я смущалась, когда нас обслуживали коллеги. Тамара – сменщица – подмигнула, как бы одобряя выбор.
После кафе Матвей проводил меня домой и целомудренно поцеловал в щеку.
Мы встретились еще пару раз, и ни разу он не позволил себе лишнего. Словно увидел у меня на лбу предупреждение «Не подходить ближе, чем на три метра» и решил не рисковать.
Незаметно он начал нравится мне. Матвей никогда ни о чем не спрашивал – просто оставался рядом. Не давил, подкупая медленно заботой и вниманием, и, в конце концов, я сдалась.
Мы начали встречаться, спустя полгода сняли квартиру, и я ощутила некое подобие счастливого быта. Защищенности.
Матвей знал о Владе из кратких язвительных реплик Вики, которая, как истинная подруга, воспылала к обидчику лютой ненавистью. Но все реже и не так яростно отстаивая мою честь, Вика вскоре выкинула Влада из головы.
Прошлое потускнело, затерлось настоящим, отступая в сторону.
И вот теперь, спустя полгода мнимого покоя, я снова встретилась с ним.
Тут же вернулось противное чувство потерянности, неуверенности в себе. До жутких мурашек. Я стояла, переминаясь с ноги на ногу, и не знала, что сказать.
− Выпьем кофе? – внезапно предложил он, и в голосе звучала все та же властность. Но потом, словно стараясь подчеркнуть, что у него больше нет на меня прав спросил: – У тебя есть время?
− Нет, извини… Мне пора! – выпалила я, подавляя дикое желание согласиться.
– Ничего. – Влад слегка улыбнулся и погладил меня по плечу. – Был рад тебя видеть.
Я не могла прийти в себя до вечера. Повторяла, что все кончено, ничего не вернешь, и нечего строить напрасные иллюзии, но сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Ну, почему именно сегодня? Когда я начала строить планы на будущее, окончательно забывая детали прошлогоднего позора.
– Ты в порядке? – Матвей выдернул из суетливых мыслей, и я вздрогнула. Удивительно, ведь даже не заметила, как он вернулся.
– Все нормально.
– Выглядишь взволнованной.
– Да, просто… забудь.
– Расскажи.
Впервые Матвей настаивал на разговоре. Будто знал. Будто чувствовал.
– Ерунда. Иногда прошлое ставит нас в тупик. – Я сжала его руку. Он не улыбнулся – напротив, стал серьезным, напрягся и спросил:
– Ты видела его?
Черт, у меня что, на лице написано? Врать я не хотела, потому кивнула. А затем вспомнила о главном событии сегодняшнего дня.
– Я должна тебе кое‑что сказать.
– Постой. – Он высвободил ладонь и отвернулся. – Мне кажется, я знаю, о чем пойдет речь.
– Вот как?
– Только говори по существу. Если рвешь все, то делай это быстро.
– Рву… что? – опешила я.
– Ты ведь бросаешь меня.
Я посмотрела на Матвея, а увидела… себя. Ту себя, которая уходила из привычного и любимого мирка, рвала связи, прощалась с прошлым. Он словно готовился к тому же.
– Что ты говоришь такое? – Провела ладонью по гладко выбритой щеке, и испуг в карих глазах сменился надеждой. – Конечно, нет!
– Нет?
Я глубоко вздохнула.
– Я беременна.
Он нахмурился, словно не мог осознать смысла услышанного, а затем тихо спросил:
– Ты… что?!
Показалось, его голос дрогнул. Я застыла, ожидая других слов – сидела, не зная, что будет дальше. Вдруг Матвей еще не готов? Не превратится ли ребенок в обузу для него?
Он громко выдохнул, а затем улыбнулся. Как‑то растерянно, по – мальчишески посмотрел на меня.
– Не врешь?
Я покачала головой.
– Полина! – Сгреб меня в охапку, и я задохнулась в сильных объятиях. – Я так счастлив!
Я прижалась к широкой мужской груди. Вот она – надежность. Не зыбкое счастье, сжигающая страсть и дневные терзания, а тихая уверенность.
Матвей только мой. А навязчивый образ Влада я прогоню. Не буду больше сомневаться. Мое будущее рядом с Матвеем. Навсегда.
Но сердце продолжало колотиться в груди, словно предчувствуя беду. Словно зная, как все будет.
Глава 2. Предательство
А потом начались эти сны. Однообразные, туманные и пропитанные эротизмом. Яркие, насыщенные, безумные.
Со снами приходил Влад. Улыбаясь недобро, приближался, околдовывал.
В этих снах не было расставания. Только желание – безудержное, резкое. Растворится в нем, любить, любить… Чувствовать. Прикасаться.
Мы целовались до исступления, избавляясь от одежды, руки сжимали, царапали кожу, дыхание обжигало, шепот вгонял в транс.
Казалось, ко мне вернулось что‑то, что было важным, существенным.
Я хватала губами воздух, повторяя:
− Люблю тебя, люблю…
Он молчал, все больше улыбался, но как‑то хитро, словно знал что‑то, чего не знала я. А затем все менялось.
Влад исчезал, оставляя меня одну, и я снова наполнялась тоской.
Хотелось кусать локти. Ненужная, брошенная… Так мне и надо! Я ведь предала – предала Матвея…
Воспоминания о нем врывались в сознание чувством вины. Сожаление охватывало быстро, душа, царапая сердце изнутри.
Я просыпалась растерянная, совершенно разбитая. Обнимала Матвея и старалась отдышаться. Пыталась прогнать мысли о Владе, но они настойчиво возвращались пряными сценами, о которых мне было стыдно признаться самой себе.
Постоянно казалось, что он зовет меня. Было ли это правдой, или я просто нашла повод думать о нем снова? Заболеть им.
Сны сводили с ума. Повторялись, и с каждым днем становились все безумнее. Выматывали. Я просыпалась совершенно не отдохнувшей, разбитой, и иногда не могла заставить себя встать с постели.
Матвей не понимал, что со мной творится, и, наверное, у него не хватало духа настоять, чтобы я рассказала. Я же закрылась ото всех, испугавшись собственного разума.
Так продолжалось три недели, и к концу третьей я превратилась в дерганую истеричку. Взяла больничный – на работу не хотелось, да и сил не было.
Матвей списывал все на гормоны беременных, но я видела проблему глубже. Пугающее, но логичное объяснение.
Болезнь?
Я боялась этого слова. Ведь не могла же сойти с ума от безумного влечения к человеку, давно покинувшему меня? Рациональное зерно во мне было всегда, но эти сны… Они пугали до чертиков.
Говорят, чтобы избавиться от страха, нужно посмотреть ему в лицо.
Существует ли магия? Можно ли оправдать ею те или иные действия, лишенные воли? Можно ли сказать, что нас заставляют поступать определенным образом, или все же нужно отдавать себе отчет: мы сами виновны во всем, что происходит с нами?
Впервые с того дня, как покинула квартиру Влада, я сознательно направилась туда. Бездумно. Импульсивно.
Погода испортилась, начался снег с дождем, но это удивительным образом успокаивало. Мне всегда нравился дождь, еще с детства. Я могла часами сидеть и смотреть на разбивающиеся о подоконник капли, а если промокала, попадая под ливень, чувствовала себя по – детски счастливой.
На автобусе я добралась до центра и пошла в сторону улицы, где находился дом Влада. Юркнула в подъезд вместе с каким‑то жильцом, поднялась на лифте на седьмой этаж.
Даже воздух здесь имел знакомый запах. Черно – белая плитка на полу отзывалась на мои шаги глухим звуком. Лестничная площадка встретила уныло, словно ворча: «Тебя выгнали давно. Чего пришла?»
Я закрыла глаза, пытаясь привести в порядок мысли, повторяя заученную до дыр речь, которую готовила целых два дня.
Выдохнула. Нажала на кнопку звонка.
Может, его и дома‑то нет. Все же человек занятой…
Замок звонко щелкнул, и дверь открылась.
Влад выглядел немного взъерошенным, словно только что проснулся, но это странным образом придавало ему шарма. Невольно всплыли образы из сновидений, и я поморщилась, стараясь прогнать их, очиститься.
– Нужно поговорить, – сказала я тихо, без приветствий. В глаза старалась не смотреть.
– Конечно. Что‑нибудь случилось?
– В двух словах не объяснишь. Пригласи меня пообедать.
Он помолчал несколько секунд, затем кивнул.
– Подожди внизу, хорошо?
Я спустилась, вышла на улицу. Облокотилась о кованые перила на крыльце.
Что я делаю? Безумие какое‑то…
Но в то же время почему‑то знала, что должна быть здесь. Нет, была уверена в этом.
Дождь прекратился, и я отстраненно наблюдала, как два воробья резвились около массивной лавочки с витиеватыми узорами на подлокотниках. Ощущение безысходности не покидало – душило, давило на сердце, отдавалось гулким стуком в висках.
Влад появился через пять минут. Жестом велел следовать за ним, открыл дверь автомобиля, и я села на переднее сиденье.
Отвернулась и смотрела в окно на мелькающие улицы, изредка украдкой поглядывая на Влада. Он казался расслабленным, непринужденным, но со мной не заговаривал, словно отложил все слова на то время, когда мы окажемся в более подходящей обстановке. А может, у него и не было для меня слов…
Мы остановились у небольшого ресторанчика на окраине. Обстановка была знакомой, раньше мы часто тут обедали.
Улыбающаяся официантка в зеленом переднике встретила у двери и проводила к столику у окна.
– Это странно, не находишь? – озвучила я свои мысли, смущенно взглянув на Влада. Казалось, данная ситуация нисколько не удивляла его. Наоборот, он словно ждал, когда я, наконец, заговорю.
– Что именно?
– Мы… то есть, я хочу сказать…
– Я знаю, зачем ты здесь, Полина.
Я опешила. Так и осталась сидеть, распахнув глаза и открыв рот от удивления. Придумываемая часами речь тут же забылась. Как это – он знает? Откуда?
– Вопрос в том, готова ли ты узнать. – Влад откинулся на спинку стула, не сводя с меня пристального взгляда.
Мне стало не по себе, и я машинально глотнула воды из стакана.
Когда нам принесли воду?
– Я совсем запуталась, – пробормотала, отгоняя мысли о собственной рассеянности. – Что именно ты имеешь в виду?
– Давай начнем с того, что ты скажешь мне, зачем пришла. Это ведь ты пришла ко мне.
Я почувствовала себя глупо. Что я могла сказать? «Влад, меня мучают кошмары, и, кажется, ты в этом виноват»? Нелепая ситуация, и я в ней еще нелепее. И как дома моя речь казался логичной, правильной? Сейчас она представлялась смешной.
– Я… просто… – Опустила глаза и, к своему стыду, ощутила, как краска заливает лицо. – Мне снятся сны. Сны о тебе.
Влад ничего не сказал – продолжал молча разглядывать меня, и это напрягало.
– Не знаю, зачем пришла! – раздраженно пробормотала я, глубоко вздохнула и отпила еще глоток. Посмотрела на него исподлобья. Как ни странно, но Влад улыбнулся.
– Давай сначала поедим, – предложил он, – а затем продолжим разговор.
Мы заказали обед, и, несмотря на отсутствие аппетита, я прилежно доела салат из овощей – самое большее, что позволял проявившийся недавно токсикоз.
Тут же возникла тошнота, а еще голова закружилась. Позывов к рвоте не было, и то хорошо. Не хватало еще, чтобы стошнило перед Владом. Тогда точно сгорю со стыда.
Я потерла виски.
– Что‑то мне нехорошо, – пробормотала, вставая. – И разговор этот глупый. Извини, что отвлекла.
Он тут же оказался рядом, поддерживая под локоть. Близкий, знакомый. Даже одеколон не сменил – мускат с примесью кедра и жасмина. Мой любимый.
– Спасибо. – Я смутилась. Облокотилась на него, и сразу стало легче. Спокойнее как‑то.
– Отвезти тебя домой? – спросил он, и я кивнула.
Влад свободной рукой достал кошелек и расплатился по счету. Мы вышли на улицу. Морозный воздух немного отрезвил, и тошнота уменьшилась, но голова все еще кружилась, и я уже почти висела на руке у Влада.
– Может, в больницу? – спросил он.
Я замоталa головой.
– Домой.
Мы сели в машину, я назвала адрес, и Влад тронулся с места.
В тонированном стекле мелькали улицы, деревья, люди, огни магазинов, яркие, привлекающие внимание. Внезапно навалилась усталость и сонливость. Веки непослушно опускались, и в итоге я перестала бороться с организмом. Я ж не где‑то на лавочке усну, Влад разбудит… потом…
…Когда открыла глаза, вокруг было темно. Подо мной явно угадывалась мягкая кровать, но вспомнить, как тут очутилась, не получилось. Голова все еще кружилась, но себя я ощущала ясно.
Подумала, что Матвей, должно быть, волнуется, а я тут лежу. Попыталась встать, но живот скрутило болью, и я застонала, вновь упав на кровать. Ледяной ужас прокатился по позвоночнику, отрезвляя окончательно. Я поняла, что это может значить.
Пересилив боль, села, а затем попыталась встать. Не вышло. Штормило жутко, а ноги не хотели повиноваться импульсам мозга. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела очертания прикроватной тумбочки и пошарила там в надежде нащупать телефон. Ничего.
От бессилия и страха заплакала, но заставила себя успокоиться. Надо взять себя в руки. Где я вообще? Как тут оказалась?
К огромной радости через несколько секунд дверь открылась, и на пороге возник мужчина.
Я не испугалась. Было больно настолько, что это затмило страх.
– Вызовите скорую. Живот болит. Очень…
Мужчина закрыл дверь, подошел. Протянул руку, включил небольшое бра на стене. Я поморщилась от яркого света, а когда открыла глаза, замерла:
– Влад, – прошептала, пытаясь придумать хоть какое‑то объяснение нашему местонахождению здесь вдвоем.
Точно, я уснула у него в машине! Он что же, меня уложил?
– Что происходит?
– Тише.
Он не смотрел в глаза. Не знаю, почему, но именно это насторожило меня. Даже напугало.
Влад обхватил мое предплечье и ловким движением обвязал руку жгутом.
– Что ты делаешь? – возмутилась я, пытаясь выдернуть руку. – Ты не слышал? Я беременна. Мне нужен врач!
Он глубоко вздохнул, а затем посмотрел прямо в глаза. Его взгляд был пустым и резким, совершенно незнакомым мне взглядом чужого человека.
Повеяло неотвратимостью. Бедой.
– Все, что тебе нужно – отдых и покой.
– Но ребенок…
– Нет никакого ребенка, Полина! – прервал он меня. – Забудь.
– То есть как… нет?! – Я оцепенела. Было ощущение, будто меня ударили чем‑то тяжелым по голове: затылок налился свинцом, в ушах зашумело.
Воспользовавшись моим замешательством, Влад ввел иглу мне в вену, и через несколько секунд я почувствовала, что боль начала утихать.
Он сложил инструменты и встал, чтобы уйти, но я решительно схватила его за руку.
– Отвечай! – выкрикнула, пытаясь затолкать глубже понимание того, что мне уже не нужно слышать ответ: я все поняла сама.
– Этот ребенок не должен был родиться, – сказал он тихо.
– Что ты сделал?!
Хотелось кричать, драться, плакать и метаться по комнате, но меня охватила невероятная слабость и безразличие – наверное, подействовал препарат.
Влад помог мне лечь, предварительно взбив подушку. Я почувствовала, как слеза скатилась по щеке, и он заботливо вытер ее.
Заботливо? Разве можно было сказать так после того, что он сделал?
– Отдохни. – Он провел рукой по моим волосам, а через миг я провалилась в сон.
Проснулась оттого, что солнце светило в лицо. От вчерашних туч на небе не осталось и следа, словно погода хотела затереть последствия моей трагедии.
Я осмотрелась. В свете дня стало ясно, что нахожусь я в гостевой комнате квартиры Влада. Немного поменялась обстановка, но в целом тут все осталось так же, как и когда я тут жила.
Слабость была непреодолимой – скорее всего, вызванная лекарством, но я приказала себе не поддаваться ей. Медленно, превозмогая дрожь и головокружение, села.
Живот все еще болел, но уже меньше, и я смогла встать. Ноги никак не хотели слушаться, поэтому я облокотилась сначала на тумбочку, затем на комод, стоящий неподалеку, а после опиралась о стену, пробираясь к двери.
Несколько раз останавливалась, чтобы передохнуть. Никогда еще два метра не казались мне длиной такого масштаба. Единственное, чего хотелось – выбраться из этой квартиры и бежать без оглядки домой. Туда, где меня ждал Матвей. Спрятаться в его объятиях от боли и отчаяния, от нереальности событий. Позволить ему решить, что делать дальше.
Я нажала на ручку двери и потянула на себя. Старалась действовать как можно тише, так как понимала: если Влад дома, я не выйду из квартиры.
Влад…
Еще совсем недавно я думала о нем как о несбывшемся сладостном прошлом, а теперь… Что у меня было теперь? Он сделал ужасную вещь, и нужно было это признать, но мое больное сознание все время твердило: ты спишь, это очередной кошмар.
Я была одета в некое подобие ночной рубашки, ситцевой, доходящей до колен. Нижнее белье нащупала, но боялась даже предположить, что со мной творилось, и кто меня переодевал.
Выбралась из комнаты и оказалась в коридоре, который вел в огромную кухню – студию, смежную с гостиной, а с другой стороны – к выходу. Мне не нужно было искать его – я очень хорошо знала квартиру.
От усилий я вся покрылась потом, но старалась не обращать внимания на слабость. Нужно уйти, иначе сойду с ума.
Как это все? Зачем? Почему?
Наконец, добрела до входной двери и остановилась, тяжело дыша. Перед глазами плыло то ли от действия лекарств, то ли от потери крови, то ли от голода – ведь со вчерашнего дня я ничего не ела. Из последних сил держась на ногах, вытерла предательские слезы.
Не раскисать! Только не здесь, не в его доме.
Повернула защелку замка и открыла дверь.
